Текст книги ""Фантастика 2024-150". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Юрий Погуляй

Наверное, это была моя удача, хотя какая разница, от чьих рук принимать смерть? Гоблины тоже хотят меня убить.

Тем не менее количество врагов на моем пути грозило превысить все разумные пределы.

Враги… призраки моего бедового прошлого.

Аерамин А. О. Фаерано забрался в седло. Оглянулся. Теперь на его косоглазой роже играла легкая ухмылка. Он злорадствовал, едкий! Уж не потому ли, что гоблины вознамерились сварить Фатика М. Джарси в кипятке?

Блики на оконце фургона дрогнули. Караван тронулся с места, и царапающий взгляд исчез.

Солдаты по команде генерала затолкали меня в дверь. Маленький предбанник, и вот я на пороге комнаты, из глубины которой на меня уставилась оскаленная звериная маска гоблинского шамана.

– Чего встал, епрста? Заходи! – почти на чистом Общем сказал он.

6

В мою сторону устремилась татуированная красноватая лапа с аккуратно подрезанными когтями.

– Ну, Фатик, – сказал шаман знакомым голосом. – Опять проворачиваешь свои делишки?

Я недоуменно уставился на маску, но дверь захлопнули, наподдав мне в спину. Пришлось подойти к широкой подкове стола, возле которого стояло несколько табуретов. Шаман сидел по тут сторону столешницы у окна, в кресле с высокой резной спинкой. Я с удивлением заметил, что на гоблине строгий серый кафтан, который бы пошел, скорее, человеку. Полированная столешница была густо закапана свечным воском. На ней лежали исписанные листы бумаги и заточенные для письма гусиные перья. В пепельнице из черепашьего панциря дымилась курительная трубка.

Я подтянул ближайший табурет, увенчанный кругляшом дубового спила, и водрузил на него ногу в аккуратно зашнурованном ботинке. Пальцы Виджи сделали двойной узел…

– Ну, – хмыкнул шаман, – неужели надо повторять?

– Черт бы тебя… Закипающий Чайник, ты?

Гоблин со смехом стянул шаманскую маску и щелкнул золотыми клыками.

– Узнал, епрста, приятеля! Сколько лет прошло! – Он выпятил челюсть и расхохотался, собрав коричнево-красное рыло в мелкие складки.

Таки узнал. Даргрур Кылдхыуз, он же Закипающий Чайник на Общем, широко известный среди криминальных кругов Фрайтора как (опущу неприличную кличку), а также (тут будет обширное отточие), и еще (тут представьте отточие, пунцовое от стыда), сидел вместе со мной и Олником в тюрьме Сэлиджии, столице Фрайтора, мы были корешами.

Тогда он не был таким медно-красным, его кожа напоминала оттенком высветленный на солнце плод каштана. Значит… Погодите, я вам все поясню.

Вот что я знаю об изменении гоблинской расцветки: коричневокожий гоблин краснеет лишь в одном случае – когда становится начальником. Большим начальником.

Изучению этого феномена посвящали свое время академики Фаленора, маги Талестры и некоторые ученые Харашты. Иных из этой муторной братии я водил в гоблинские становища, чтобы они своими руками (после подношения богатых даров) могли пощупать толстую шкуру вождей и шаманов, и убедиться, что она не подкрашена, что это не особая татуировка. Одни долбоклюи твердили, что, став Бугром, гоблин начинает употреблять в пищу большое количество лесной моркови, которая может окрасить и кожу человека, другие настаивали, что всему виной особое устройство разума гоблинов, мол, от начальствования их мозги начинают посылать к коже особые сигналы, и она вырабатывает красящий пигмент нужного цвета; третьи утверждали, что причина покраснения – магический обряд ритуальной эритемы.

Понятия не имею, как оно обстоит на самом деле. Мне достаточно знать, что красный гоблин – это шаман или вождь, а коричневый гоблин – это рядовой гоблин.

(Замечу в скобках, что коричневый гоблин может также посинеть, если долго пролежит мертвым. Сперва посинеет, а потом начнет вонять. В синюшности и вони как раз нет никакого феномена.)

Я взглянул на бывшего кореша и вздохнул.

Начальник.

Вот оно что! Вот значит как!

Еще один призрак прошлого…

Он соскочил с кресла (вроде это была епископская кафедра), оказавшись ростом мне по грудь (я бы сильно удивился, если бы за пять прошедших лет он вдруг малость подрос), и водрузил маску на железную вешалку в углу комнаты. Там же висел соломенный убор шамана, на первый взгляд неотличимый от переносного шалаша. В другом углу я увидел жезл вождя всех племен, похожий на… похожий на… Ну, в общем, он был похож на одну штуковину, о которой не стоит говорить подробно, поскольку вы и так все поняли. Дикие племена – они такие… дикие.

Впрочем, не такие уж и дикие, как я смог сегодня убедиться. Да и жезл соседствовал со шкафом, забитым книгами в добротных кожаных переплетах.

Закипающий Чайник вразвалку подошел ко мне, тряхнул серьгами-полумесяцами в оттопыренных собачьих ушах и дружелюбно оскалился. По стенам разбежались солнечные зайчики – все сорок четыре зуба Кылдхыуза были одеты в золотые, начищенные до нестерпимого блеска фиксы.

Мы пожали руки-лапы.

– Епрста, пить будешь, на? – Чайник хлопнул меня по плечу.

Я покачал головой.

– Не уважаешь?

– У меня поход.

– Приход?

– Я говорю: завязал на время похода.

– Вона как! Угум, угум… – Он взглянул на меня с уважением. – Голова. Я-то не пью, держу для людей. Но шамать-то хоцца? – Он похлопал себя по плотному животу. – Есть шокерные блинчики со свининой, ну и всякое такое. Я-то сам на диете…

– Позже. Что тут у вас делается? Где Симка? Где вождь всех племен?

Закипающий Чайник с очевидным удовольствием постучал пальцем по своей груди.

– Ты с ним говоришь. Я, когда откинулся, на, решил податься в политику, и женился, епрста, на старшей дочке Трея Волнительного. Приданое-то у меня богатое, умею с его помощью произвести впечатление! – Он поскреб по клыкам, которые выступали из нижней челюсти, как позолоченные мясные крюки. – Стал ему названым сыном. А на третий день после свадьбы Трея случайно насмерть осиной привалило. Драма на охоте. Все женщины наших племен в знак скорби выбрили себе ноги! Все вожди Амброт-Занг собрались в Большой Разговорной Пещере, большой костер зажгли, большие трубки закурили… Но духи прогневались, и все вожди угорели. Двадцать трупов! Шаман Симка – я раньше у него в помощниках ходил – сказал: это Знак! И еще он сказал: названый сын бутгурт моара жив! Это Знак! – Закипающий Чайник скромно потупился. – Я бутгурт моар уже четыре года.

Я перевел дух. Благодарение Небу – одним врагом теперь меньше.

– А шаман?

– Угум? – Тут Чайник прибавил ласковое выражение, которое я не решусь озвучить. – Шаман Симка – я раньше у него в помощниках ходил – через полгода случайно утоп в котле для пиршеств, его подмастерья с горя в Козьем ручье утопились. Там воды тебе по колено, как утопились – уму непостижимо. Шаманы всех племен Амброт-Занг приехали на сход в Большую Разговорную Пещеру…

– Позволь, угадаю с трех раз – угорели?

Он печально покачал головой, действительно похожей на пузатый чайник:

– Обвал. Двадцать трупов. Все наши женщины выбрили ноги. Я сказал – это Знак! Провел религиозную реформу. Теперь я главный шаман, угум! Духи через меня говорят, я же раньше у Симки-то в помощниках ходил, все мало-мало знаю, шаманить могу, дождик с градом мне накликать – как два пальца того, этого… – Бутгурт рассмеялся. – Все помощники шаманов моих племен теперь шаманами стали, и меня слушают, а если не слушают, духи гневаются сильно, и шаманов губят. Я теперь совмещаю должности, на. Так спокойнее. Хотя тяжело. Весь день на работе. И по ночам. А еще жена. И дети. Близнецы. Одного звать Олник, другого – Фатик, в честь моих корешей.

Я открыл рот в немом изумлении, а он отечески хлопнул меня по плечу и вернулся к креслу, где выбил трубку и заново принялся насыщать ее табаком. Потом глянул на меня с хитрым прищуром:

– Ты садись, садись, в ногах, епрста, нет правды.

– Спасибо, в заднице ее тоже, кстати, нет. Я, видишь ли, несколько суток отдыхал в пещере…

– Угум, угум. Мои дозорные вас сразу засекли, и тебя узнали, тебя-то все наши знают, после твоих, на, похождений. Узнали, но я велел не тревожить. Мои сказали: ты вроде как при смерти, весь кровавыми тряпками замотан. Мы решили ждать. А ты вона что… Оклыгал, и рана затянулась неведомо как. Я-то твой шрам видел…

– Меня спасла… эльфийская магия. Может быть, это Знак?

Он серьезно кивнул:

– Епрста, конечное дело! Да и вообще, ты тут появился не случайно. Мои дела – твои дела, Фатик.

Я насторожился:

– Какие дела, Чайник?

Бутгурт моар не ответил, раскуривая трубку подобранным в пепельнице угольком.

– Я, пока в холодной сидел, все думал – отчего люди с равнин нас, епрста, не любят и за дурачков считают. – Он посмотрел на меня, в глубине жабьих глаз плескались холодные горные озера.

– Я не держал тебя за дурака, Чайник.

– Помню, угум-угум. Ну, ты на особом счету вместе со своим гномом. Ты меня грамоте обучил, про свой кодекс Джарси рассказывал интересно. Я его, епрста, если помнишь, на память выучил, на. А потом вот у себя внедрил. Изменил, конечно, кое-что…

Я чуть не схватился за голову. Вот откуда эти надписи на позорном столбе! Гоблины, чтящие Этический кодекс варваров Джарси!

Правда, были отличия: кодекс Джарси не запрещал потреблять алкоголь. Он, скорее, поощрял. В разумных, конечно, пределах. «Пей. Но пей в меру. И тогда тебе откроется счастье жизни», – так было сказано в кодексе.

– Вас выпустили, а я еще сидел, много думал, угум… Сколько мы, гоблины, должны прозябать в нищете и дикости? Пф-ф-ф-ф… Быть шестерками у людей, на подхвате? Задрало, понимаешь, что нас держат за полудурков. – Он выдохнул новый клуб дыма. – Угнетение! В городе только поднеси-подай, кирпичи таскай, стой на стреме, тьфу! Крестьяне нас ненавидят, мы их женщин похищаем для церемоний… Ладно, это я пресек. Но в остальном – чем мы хуже? Люди, они, епрста, почти все такие же болваны. Читать умеет десятая часть. Пьют самопляс жадно до потери облика… Мысли – чего бы пожрать, сходить налево, ближнего наколоть, епрста! Бабы у вас тягловой скот… Жрецов своих слушаетесь так же слепо, а у них один бог – деньги! Эх, людишки… Но – один черт, мы для вас – лесные варвары-придурки. Я решил – буду ломать архетип, епрста. И начал ломать…

– Я заметил. У тебя это неплохо получается, Чайник.

Он кивнул, словно не ожидал от меня иного ответа, кивнул и выпустил густой клуб дыма.

– Угум, я знал, ты оценишь, через весь поселок тебя провел… Работаю, на, но работы еще край непочатый. И друзей мало, на, соратников. Десяток шаманских подмастерьев и новых вождей, товарищей детства, на, да их товарищей, и товарищей их товарищей… Трудно мне, епрста. Я, видишь ли, затеял объединить все гоблинские кланы на склонах Галидорских гор. Создаю свою империю.

– А Фрайтор возражать не станет?

– Хе, – бутгурт моар хитро ощерился, – время терпит. Я им пока полезен. Своих от крестьян отвадил, сижу тут весь наружу, тише воды ниже травы, дурью, хе-хе, маюсь. Домики строю, генералов потешных развел. Генералы у меня тупые, на Общем не разумеют, гы-гы! Раньше-то мы были «дикие и опасные», а теперь с нами слад. Столицу сооружаю «как у людей», стационарную, приходи и бери голыми руками…

Я изогнул брови:

– Мне казалось…

Он заухал, как филин:

– Вот, оно всем кажется! Имей в виду, главное у меня тут – людские учителя! Мои у них знания берут и несут в другие поселки, куда людям хода нет. Грамота, кузнечное дело, епрста, военное искусство, обычное искусство! Запасы руды у нас хорошие, мои уже разведали… Рыцарям Храма мнится, что у меня тут кучка одних и тех же гоблинов учебной дурью мается беспросветно, гы-гы! Мы ж для вас на одно лицо… А мы сменяемся! Но оно и к лучшему, на. Мне меньше тревоги. Когда попалят и проснутся – поздновато будет. Создам империю, прижму оба перевала к ногтю, налоги с купцов буду брать. Сунется Фрайтор ко мне в леса – получит по шапке.

Я ошеломленно молчал.

– Фаерано держит меня за шута-жадюгу… Презентами подкармливает. Во, – Чайник порылся под столом и показал мне маленький ксилофон на красивой серебряной подставке, – сегодня презентовал. За дурачка меня держит. Я «обрадовался», на. Палочками постучал, сказал – музыка, радость, еще хочу такую цацу. Так ты поверь – он привезет!

– А самопляс?

Бутгурт рассмеялся.

– Ну, мало-мало деньгу зашибаю. Золото, оно не лишнее, когда с людьми связан. Подкупы, то да се. У вас же все продаются…

– Не все и не всегда.

– Брось, ты и твои Джарси – исключение, а во Фрайторе продаются все. А храмовники мне учителей поставляют…

– Пьяниц?

– Угум. – Тут его голос стал исключительно жестким: – Пропойцы… работают за жратву и самопляс. Им другого не надо… Людишки… Не мне тебе говорить – где сухой закон, там пьяниц больше всего, все фрайторские тюрьмы ими забиты… Я ж знаю, что говорю, у меня хорошее тюремное образование!

– Гритт!

– Денег я им, понятно, не плачу. Мы их не бьем и не трогаем, только пить не даем, на, если работать не хотят, епрста. Они еще играют роль, когда нажираются, как свиньи…

– Это как?

– Доказывают мой лозунг, которым я воспитываю свой народ: ты лучше людишек.

Вот оно что! На примере опустившихся людей вождь племен Амброт-Занг взращивал в своем народе не глупенькую примитивную ненависть к человечеству, а куда более умную штуку – чувство тотального превосходства!

Тут у меня задрожали ноги, и я сел. Чайник крикнул принести еды, и я, размышляя о незавидной доле фрайторцев, уплел блины, жареную кабанятину, пирожки с ливером и две сдобные медовые булочки.

– Еда для моих приближенных! – похвастался бутгурт моар. – Научил своих готовить с помощью людских поваров… Вина тебе все-таки налить?

– Воды. – Я выхлебал кружку. – Бутгурт, у меня к тебе вопрос. Со мной были эльфы…

– Угум. Твои целители.

– Целители. Ты их забрал.

– Угум. И их, и оружие их, и накидки – чтобы Олник до смерти не расчихался.

– Забрал, я надеюсь, не для жертвоприношений?

– Епрста, не.

– Ну, так где они?

– Угум, угум, взял я их в охапку вместе с накидками да ихними мечами, и продал.

Великая Торба!

– Ч-что?..

– Что-что, на? Я их загнал Фаерано. Эльфийку он возьмет в гарем, а эльфа – черт его знает. Вялый он какой-то, не знаю, на кой ему нужен…

Эльфы! Принц!

Боги мои, так вот кто хотел сожрать меня взглядом из окошка фургона!

7

Я опомнился на опрокинутом кресле, сидя верхом на бутгурт моаре, с руками, вцепившимися в его глотку. Он хрипел, вывалив глаза, я ревел, как бык, которого ведут холостить, за моей спиной квохтала набежавшая стража. Меня стукнули по спине, не очень больно и вскользь, потом огрели по затылку, тоже не очень больно.

Наконец я различил, что Чайник, извиваясь подо мною, орет на гоблинском:

– Не убивать! Не убивать! Не убивать!

Тут я опомнился и разжал руки. Слава богам, меня все-таки не накрыл амок, а шея бутгурта была свита из толстых жил и упругого мяса.

– Бол-л-лванище! – прохрипел тот, пытаясь продышаться. – Чуть не раздавил мне кадык. Грам-то кре! Вон отсюда! – приказал он страже.

– Сам ты…

– Я-то сам, я-то всегда сам! Мог бы сразу сказать, что у тебя на этих эльфов виды… – Он подвигал кадык туда-сюда, лязгнул клыками, сглотнул. – Было бы на что дивиться. Кожа да кости. Ну, волосы для тотема… Угум, угум. – Он бросил на меня прищуренный взгляд. – Та-а-к… Человек и эльфка…

– Заткнись.

– Я-то заткнусь, я-то заткнусь, угум… Что, совсем крышу снесло? Да-а-а… Ты, дурень, не сечешь, что я их спас, на. У нас тут, епрста, еще не до конца изжито… Котел там, жертвы… Внутренняя оппозиция! – Он с хрустом сжал татуированные ругательствами кулаки. – Ох, доберусь я до нее, все у меня угорят! Пока ты в пещере отлеживался, я от тебя и твоих тощеньких трижды беду отводил. Из других союзов наведывались, прослышали про свежачок для идолов, хотели перекупить… А как не вышло, так лазутчиков подсылать стали – эльфов втихую удавить да бошки им отрезать. Светлые волосы, на! Все горы волнуются. Эльфы для приношений – особая редкость! Еще мало-мало, и быть нашему союзу в войне с другими племенами: себе не беру, другим не отдаю, собака на сене, епрста! Так вот я эльфов и спровадил от греха подальше.

– В гарем спровадил?

– Радуйся, что не в котел. Рыцари Храма их вниз сведут, рыцарей никто не тронет. Знал бы я, что она и ты… Да кто ж знал? – Он хитро прищурился. – Не, я знал, что она за тобой присматривала, пока ты хворал, велел нашим ждать… Думал: если помрешь, тогда уж… А если не помрешь… Но вот что она и ты… – Он пошлепал ладонью о ладонь, будто плющил между ними комок теста, – того…

– Яханный фонарь!

– Твою шкуру я, епрста, тоже спас.

– Фаерано? – Я тяжело дышал, с трудом приходя в себя. За окном была видна часть улицы, которую старательно мел гоблин-уборщик.

– Угум, косоглазенький… Не пялься в стекло, он уже укатил…

Виджи. Моя Виджи!

Спокойно, Фатик, наберись терпения, жди.

– Узнал меня.

– А то! Рассказывал тут, выдувая из носа пузырики… Ты, говорит, когда вышел из тюрячки, его подстерег и его же башкой выбивал кирпичи из стены его же особняка, а гном тебе помогал снизу. Отбил ему все что можно, на! Ладно, оно, снизу, зажило, но глаза у него теперь так и косят, епрста. Он твою голову умолял-просил, но я ему сказал – туши фитиль, нишкни под панцирь, ты мой личный враг по тюряге. Сам тебя убивать, на, буду: повешу на крюк, говорю, и кожу буду сдирать то-о-оненькими полосками, а потом солью присыплю…

Он мог это сделать – запросто. Правда, не со мной. Корешей, не запятнанных в предательстве, он бы ни за что не предал таким лютым пыткам.

Чайник примолк, поднял кресло и сел, подтянув правое колено под подбородок. Обут он был в удобные кожаные сандалеты, в которых когтистые пальцы ног смотрелись вполне импозантно.

Я ждал.

– Короче, на, дело у меня есть, без которого тебя отпустить не могу.

Я опустился на табурет и свел перед собой руки.

– Валяй, рассказывай.

Он подумал, заново насыпая в трубку табак.

– Тут, епрста, штука в следующем… Если выгорит, я всех твоих отпущу, а тебе золота дам, найдешь в Сэлиджии налетчиков, ну ты их знаешь по тюряге, они для тебя из гарема любую бабу умыкнут на выбор…

Пожалуй, бутгурт моар говорил разумно. Я слегка успокоился.

– Дело?

– Тут, короче, ты виноват, епрста…

– Я?

– Угум. Ты и тот хмырь, с которым вы уволокли из запретной земли… Симка – я у него раньше в помощниках ходил – говорил, та штуковина на стене, она выглядела, как…

– Маска, – договорил я, покрывшись холодным потом.

Пик, похожий на вязальный крючок… Зев пещеры у его подножия… Внутри – сонм запутанных переходов, в глубине покрытых сияющим льдом… Вход в ледяные покои… Впаянная в стену льда золотая маска… Прекрасное лицо, похожее на человеческое лишь отдаленно, было искажено болью и яростью…

Мы выбили ее из стены. Я выбил, точнее. Маска смотрела на нас пустыми глазницами. Я подумал, что она похожа на слепок с лица мертвого бога, и что если приложить ее к собственному лицу… Проклятие, я не знаю, почему мне вдруг захотелось приложить эту маску к лицу! Я не сделал этого. Я сунул ее в торбу, и мы ретировались. А ночью мой наниматель Кварус Фальтедро…

– Семь лет назад…

– Угум, – кивнул Чайник. – Сначала было ничего так, а потом мы услышали зов.

– Яханный фонарь!

– Полный фонарь. Случилось это аккурат как я Бугром стал. Караулы вокруг горы после твоего, на, грабежа мы все равно держали, так вот ближайший как-то ушел в пещеру и не вернулся. Пропали, епрста… Я услал на поиски отряд – отряд сгинул, епрста. Угум, епрста! – Бутгурт выпятил челюсть. – Симка – я у него раньше в помощниках ходил – сказал: пробудилось древнее зло. Караулы отодвинули, да без толку: зов, знаешь, с каждым годом все ширится потихоньку… Скоро уже сюда достанет: сколько от моей столицы до горы – полдня пути, меньше… Куда бежать? Еще хорошо, что не каждый день его слышно… Оно, то, что внутри, проснулось, зовет, только когда жрать захочет. Если кто рядышком – все, хана. Звери и птицы там еще вокруг горы дохнут, пройти невозможно…

– Гритт… Надо было завалить вход в пещеру камнями!

– Да пытались мы, епрста.

– Успешно?

– Угум… Оно, внутри, все видит и слышит… Сразу волю отобрало, наши камни побросали и в пещеру. Только один назад вернулся, епрста… И вот что мы узнали. Там, слушай, сидит великанская тварь, демон, четыре руки с когтями, морда с пламенной пастью, на морде – сотня светящихся глаз… А туловище вроде ободрано, лохмы мяса свисают, а между гнилыми ребрами бьется огненное сердце!

– Вели принести еще блинчиков, – сказал я.

Дело принимало дурной оборот. Заедать проблему, это, конечно, не выход, но вот наесться перед смертью, гм, гм…

– Значит, мне нужно его прихлопнуть, – уточнил я, когда блинчики принесли.

– Угум.

– Ладно. Мне бы перемолвиться с тем свидетелем…

– Епрста… Он сошел с ума и умер.

– Жаль. Я хотел уточнить размеры демона.

– Ну… большой, – развел лапами бутгурт. – Четыре руки, сотня глаз на морде…

– Это я уже слышал, спасибо.

– Епрста, я выписал из Сэлиджии ведуна-человека, который истребляет нечисть, крутых бойцов, экзорциста и целую кучу мистиков! Ведун туда зашел – назад весь седой вышел, с тех пор не разговаривает, только мычит страшно; он у нас на отшибе поселился – кормим его из сердобольности. Крутые там все сгинули… Экзорцист из пещеры выбежал, сразу сыпанул по кустам, только его и видели. Мистики – их двое из трех спаслось, третий там от страха помер – сказали, что та маска была вроде как печатью, вы ее сняли, и теперь внутри пробудилось древнее зло… Скоро оно насытится, силенок подкопит, и наружу выйдет, и тогда никому, на, мало не покажется! Ну а первой на его пути будет моя столица, епрста! И все из-за тебя, Фатик, из-за тебя! Кыргак мро артарат каршут!

– Остынь, Чайник. Моя вина – мне и расхлебывать.

Он довольно ухнул, тут же перейдя от возбуждения (липового) к спокойному довольству. Лукавый сукин сын.

– Вот, хорошо, что ты понимаешь!

– Да, мне не отвертеться. – Хитрый прощелыга! Он знал: чтобы добавить мне особенной резвости, ему нужно применить тонкий ход, и придумал его – продав часть моего отряда Фаерано! Теперь я просто обязан победить демона и остаться в живых. Ну а то, что Виджи и я… скажем так: Чайник зорко наблюдал за пещерой и сделал нужные выводы. Заодно и свои дела обстряпал, устранив притязания прочих племенных союзов на эльфов. Хитрец, подлец, политик! – Я так понял, что на людей зов действует слабее, чем на гоблинов, верно?

Бутгурт подумал.

– Не скажу точно. Экзорцист, на, бежал так, что пятки сверкали. То ли превозмог он зов… Мистики выбрались тоже… Ведун точно зашел сам, я видел с горушки, сам же и вышел… Это уже потом мы его связанного несли, буйствовал… Бойцы – а я их и по одному, и бандами нанимал – все там передохли. Мы, сам понимаешь, туда сейчас близко не подходим…

Я отпил воды.

– Свидетель не упоминал, рогов во лбу демона не было?

Он осклабился:

– А я всегда думал, что Чоз – это сказка для выбивания денег из легковерных людишек!

– Аналогично. Это просто версия. Некоторые человеческие боги рождаются в аду.

– Нет, про рога он, епрста, ничего не сказал. Сотня глаз, пламенное сердце… Придется тебе им заняться, Фатик. – Он сделал паузу и со значением взглянул на меня. Сказал едва слышно, почти моляще: – Если ты не приберешь демона, епрста, меня, чую, епрстнет оппозиция. А если приберешь…

– Посмотрим.

– Есть мнение, что варваров Джарси мне надо было пригласить с самого начала… Вы это сделали, авось, да и назад откатите…

Я кивнул:

– Посмотрим. Но если я уничтожу демона, ты дашь мне золота столько, чтобы хватило набрать команду налетчиков для…

Чайник шлепнул по столу когтистой лапой.

– Само собой! Дам две торбы в руки, одну на плечи и еще кошель в зубы. Мало – добавлю. Если догоню, конечно. Епрста, ты же меня знаешь, на. Я свое слово держу!

Я знал, что слово его твердо. Это только людишки с возрастом меняются в худшую сторону: в двадцать мы хотим изменить мир, мир, разумеется, остается неизменным, и в неполные сорок мы прогибаемся под него и превращаемся в дерьмо.

Впрочем, не все, не все…

А еще я знал, что демон ждет в пещере именно меня. Знал и все тут.