Текст книги "Каирская трилогия (ЛП)"
Автор книги: Нагиб Махфуз
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 94 (всего у книги 99 страниц)
43
Здесь, в чайном садике, крышу которого образовывали сучьи и сочные зелёные ветки, а зрение ласкал вид уток, купавшихся в изумрудном пруду, позади которого располагался грот, проводили свой выходной сотрудники журнала «Новый человек». Сусан Хаммад выглядела очаровательно в своём лёгком голубом платье, открывавшем её смуглые руки. Она слегка и осторожно накрасилась. С момента её совместной работы с Ахмадом прошёл целый год, и они сидели сегодня вместе напротив друг друга с улыбкой взаимопонимания. Их разделял стол, на котором стоял графин с водой и две вазочки с мороженым, от которого остался только молочный осадок розового цвета с клубникой.
«Она самое дорогое для меня существо в этом мире. Я обязан ей всей своей радостью и счастьем, она – все мои надежды. Мы преданные и искренние коллеги. Разговор о любви между нами не ведётся, но у меня нет сомнений, что мы любим друг друга. Мы сотрудничаем самым гармоничным образом. Начали как товарищи в борьбе за свободу, и работали рука об руку. Мы оба кандидаты на то, чтобы нас посадили за решётку. Всякий раз, как я хвалил её красоту, она протестующе глядела на меня, хмурилась и окрикивала, словно любовь – нечто неподобающее для нас. Тогда я улыбался и вновь возвращался к работе. Однажды я сказал ей: „Я люблю вас… люблю…, и делайте с этим всё, что хотите“. Она заявила мне в ответ: „Наша жизнь весьма серьёзная штука, а вы забавляетесь“. Я заметил: „Как и вы, я считаю, что капитализм находится в предсмертной агонии. Он исчерпал все свои цели, и рабочий класс должен осуществить свою волю, чтобы запустить механизм развития, поскольку плоды не падают сами по себе. Мы должны создать новое сознание, но или до того, или после того я люблю вас“. Она напустила на себя хмурый вид и сказала: „Вы продолжаете говорить о том, что мне не нравится“. Мне придало смелости то, что в секретарской никого не было, и внезапно наклонившись к её лицу, я поцеловал её в щёку. Она сурово поглядела на меня и уткнулась в перевод оставшейся восьмой главы книги „Структура семьи в Советском Союзе“, которую мы переводили вместе».
– Если в июне стоит такая жара, то что же будет в июле и августе, дорогая моя?
– Кажется, что Александрия не создана для таких, как мы!..
Ахмад засмеялся:
– Александрия больше не летний курорт. То было ещё до войны. Сегодня же слухи о возможном вторжении привели туда разорение…
– Мастер Адли Карим говорит, что большинство жителей покинуло её, и улицы города заполнились бродячими кошками!
– Есть и такое. И ещё скоро туда войдёт Роммель со своей армией…
После короткой паузы он продолжал:
– В Суэце к ней присоединится японская армия, что ползёт через всю Азию, и наступит век фашизма, как было в каменном веке!
Сусан встревоженно ответила:
– Россию им никогда не победить. Надежды всего человечества надёжно охраняются за Уралом…
– Да, но немцы уже у ворот Александрии!
Глубоко вздохнув, она спросила:
– Почему египтяне так любят немцев?
– Из ненависти к англичанам. Но вскоре они возненавидят и их. Сегодня король выглядит пленником англичан в собственной стране, но он выйдет из своего заточения, чтобы встретить Роммеля, а затем они вместе поднимут тост за погребение молодой демократии Египта. Самое смешное в том, что крестьяне полагают, что Роммель раздаст им землю!
– У нас много врагов: немцы за пределами страны, а в стране – «Братья-мусульмане» и реакционеры, но и те, и другие – одно и то же…
– Если бы мой брат Абдуль Муним только слышал тебя, он бы возмутился твоими словами. Он считает «Братьев» прогрессивно мыслящими, и порицает материалистический социализм…
– В исламе может быть социализм, но это утопический социализм, подобный тому, о котором возвещал Томас Мор, Луи Блан и Сен Симон. Религия ищет лекарства от социальной несправедливости, обращаясь к совести человека, тогда как решение заключено в прогрессе самого общества с вниманием не к социальным классам, а к отдельным личностям. В этом, естественно, нет никакого понятия о научном социализме, и помимо всего прочего, исламское учение основано на мифической метафизике, где ангелам отводится важная роль. Мы не должны искать решение проблем сегодняшнего дня в далёком прошлом. Скажи это своему брату…
Ахмад с явным восторгом засмеялся и сказал:
– Мой брат образованный человек и смышлёный адвокат. Но я дивлюсь, как «Братья» воодушевляют подобных ему!
Она с презрением сказала:
– «Братья» проделали огромную работу по дезинформации: с образованными людьми они рядят ислам в современное одеяние, а с простыми – рассуждают о рае и аде, расширяя свои ряды и во имя социализма, и во имя национализма, и во имя демократии.
«Моя любимая не устаёт говорить о своих принципах и убеждениях. Я сказал „моя любимая“? Да, ведь с того времени, когда я украдкой сорвал поцелуй, я усердно продолжаю звать её своей любимой; она же протестует как словами, так и жестами. Затем она начала делать вид, что не замечает этого, будто отчаялась исправить меня, а когда я сказал ей, что горю от нетерпения услышать слова любви из её ротика, занятого рассуждениями о социализме, она упрекнула меня: „Это устаревший буржуазный взгляд на женщину…“ „Да?!“ Я с опаской ответил ей: „Моё уважение к тебе выше всяких слов, и я признаю, что я твой ученик в самых благородных достижениях своей жизни, но я при этом ещё и люблю тебя, и в этом нет ничего плохого“. Я почувствовал, что гнев её испарился, хотя насколько мог заметить, проявления его остались. Когда я приблизился к ней, намереваясь поцеловать, то уж не знаю как, но она догадалась о моём замысле и толкнула меня в грудь, но несмотря на это, я поцеловал её в щёчку. Таким образом, случилось то, чего она остерегалась, хотя она могла серьёзно противостоять этому, и я счёл, что она была согласна. Она невероятная личность, обладающая прекрасным умом и телом, несмотря на озабоченность политикой. Когда я пригласил её прогуляться по саду, она заявила: „С условием, что мы возьмём с собой книгу для продолжения перевода“. Я сказал ей: „Нет, только прогулка ради удовольствия и приятной беседы, а иначе я откажусь от всей идеи социализма!“ Наверное, в самом себе меня больше всего беспокоит то, что я насквозь пропитан духом Суккарийи, так как я всё ещё смотрю время от времени на женщину с традиционной буржуазной точки зрения. Иногда во время отступления назад и упадка духа мне кажется, что социализм для прогрессивной женщины это своего рода очаровательная черта сродни игре на фортепьяно или дани моде. Но вполне допустимо и то, что за тот год, что я и Сусан стали коллегами, она меня сильно изменила, очистив от буржуазности, засевшей глубоко внутри, что весьма похвально!»
– К сожалению, наших товарищей заключают за решётку в массовом порядке!..
– Да, моя дорогая, тюремное заключение становится модой и в военное время, и во время террора, хотя закон не видит ничего плохого в том, чтобы отстаивать свои принципы, если они не сочетаются с призывами к насилию…
Ахмад засмеялся и продолжал:
– Нас посадят за решётку всё равно, рано или поздно, если только не…
Она вопросительно посмотрела на него, и он добавил:
– Если только нас не исправит брак!
Она презрительно пожала плечами и сказала:
– Что заставило тебя думать, что я согласна выйти замуж за такого мошенника, как ты?
– Мошенника?!
Она немного задумалась, затем серьёзно ответила:
– Ты не из рабочего класса, как я! Мы оба боремся с одним и тем же врагом, однако ты не испытывал это на себе, в отличие от меня. Я долго переносила нищету, и её ненавистные последствия затронули мою семью. Моя сестра пыталась этому сопротивляться, но потерпела поражение и умерла. Ты же не… Не из рабочего класса!
Он спокойно ответил:
– Энгельс тоже не был выходцем из рабочего класса…
Она коротко засмеялась, в чём проявилась её женственность, и сказала:
– Как мне называть тебя? Принцем Ахмадовым?! Не отрицаю твоей преданности принципам и делу, но в тебе сохранились могучие пережитки буржуазии. Мне иногда кажется, что ты даже рад тому, что происходишь из семейства Шаукат!
Тоном, в котором проскальзывали резкие нотки, он заявил:
– Ты заблуждаешься, и к тому же ты несправедлива! Я не виноват в том, что унаследовал богатство, так же как и ты – бедность. Я имею в виду тот небольшой доход, за счёт которого наша семья ведёт праздную жизнь. Никто не виноват в том, что он родился в буржуазном окружении. Человека можно винить только в закостенелости и отставании от духа времени…
Она улыбнулась:
– Не сердись. Мы оба с тобой научные феномены. Нас не спросят о том, откуда мы начинали. Мы отвечаем за свои убеждения и действия. Я прошу у тебя прощения, Энгельс, но скажи-ка мне, готов ли ты продолжать читать лекции среди рабочих, несмотря на последствия?
Он горделиво ответил:
– До вчерашнего дня я дал уже пять лекций, подготовил проекты двух важных манифестов и распространил десятки листовок. Правительство должно заключить меня года на два в тюрьму!
– А меня намного дольше!
Он легонько протянул руку и ласково положил на её смуглую ручку с нежной кожей. Да, он любил её, но работе он отдавался отнюдь не во имя любви. Разве не казалось иногда, что она сомневается в нём? Или она дразнит его, или испытывает опасения из-за его буржуазности, которая, по её мнению, укоренена в нём?.. Он верен своим принципам, так же как и любви к ней. И то, и другое было необходимо ему.
«Разве не счастье встретить на своём пути человека, который так хорошо тебя понимает, и которого ты так хорошо понимаешь? И между нами нет никаких уловок. Я преклоняюсь перед ней, когда она говорит: „Я долго переносила нищету“. Эти откровенные слова возвысили её над всеми остальными девушками и сделали частью меня самого. Но мы испытываем любовь, игнорируя тюрьму, которая нас обоих подстерегает. Мы можем пожениться и избежать всех этих тягот, довольствуясь зажиточной жизнью в своё удовольствие. Но это будет бездушная жизнь. Иногда мне кажется, что эти принципы лежат на нас как своего рода проклятие, постигшее нас по непреложному приговору судьбы. Это моя плоть и мой дух, словно только я ответственен за всё человечество разом…»
– Я люблю тебя…
– В связи с чем это?
– В связи со всем и ни с чем…
– Ты говоришь о борьбе, но твоё сердце поёт от удовольствия!
– Разделять обе эти вещи так же глупо, как нас с тобой!
– А разве любовь не означает удовольствие, стабильность и ненависть к тюрьме?
– А ты не слышала о пророке, который сражался и днём, и ночью, что, однако, не помешало ему девять раз жениться?!
Тут она щёлкнула пальцами и воскликнула:
– Это твой брат одолжил тебе свой язык. Какой такой пророк?
Ахмад засмеялся:
– Пророк мусульман!
– Дай-ка я расскажу тебе о Карле Марксе, который корпел над «Капиталом», пока его жена и дети голодали и унижались!
– В любом случае, у него была жена!
«Вода пруда похожа на жидкие изумруды, и этот нежный бриз веет украдкой над нами без спроса у июньской жары. Утки плещутся, вытягивая клюв, чтобы подобрать кусочки хлеба. Ты так счастлив, а мучающая тебя любимая слаще всего в мире. Мне кажется, лицо её покрылось румянцем. Кажется, она заставила себя на время забыть о политике и стала думать о…»
– Я надеялся, моя дорогая коллега, что в этом саду нам выпадет шанс поговорить о чем-то приятном!
– Более приятном, чем то, о чём мы уже беседовали?
– Я имею в виду нашу любовь!..
– Нашу любовь?..
– Да, и тебе это известно!
Ненадолго воцарилось молчание, затем она опустила глаза и спросила:
– Чего ты хочешь?
– Скажи, что мы хотим одного и того же!
Как будто только из желания слушаться его, она сказала:
– Да. Но всё же?
– Давай без увёрток!
Она как будто задумалась, и его очень огорчило то, что ожидание его было недолгим, так как она спросила:
– Раз всё ясно, зачем ты меня мучаешь?
Он выдохнул с глубоким облегчением:
– Как замечательна моя любовь!
Снова наступила пауза, похожая на интерлюдию между двумя песнями. Затем она произнесла:
– Меня беспокоит одна вещь…
– Да?
– Моя честь!
Он встревоженно сказал:
– Твоя честь и моя – одно и то же!
Она обиженно заметила:
– Тебе лучше известны традиции твоего круга! Тебе многое предстоит услышать о происхождении и семье…
– Это пустая болтовня. Ты считаешь меня ребёнком?
Она немного поколебалась и сказала:
– Нам угрожает только одно: «буржуазное мировоззрение»!
Он произнёс со страстью, что делало его похожим в этот момент на своего брата Абдуль Мунима:
– У меня нет ничего общего с этим!
– Ты осознаёшь, насколько серьёзны твои слова?… Я имела в виду всё то, что связывает мужчину и женщину в личном и общественном смысле…
– Я всё понимаю…
– Тебе тогда потребуется новый словарь для таких терминов, как любовь, брак, ревность, верность, прошлое…
– Да!..
Либо это могло что-то означать, либо не значило ничего. Сколько раз ему на ум приходили такие мысли, однако ситуация требовала от него исключительной мужественности. Это было только испытанием как врождённого, так и приобретённого мировоззрения, что весьма пугало его. Ему показалось, что он понимает, что она имеет в виду, хотя, возможно, было и то, что она просто проверяет его. Но даже поняв это, он не отступит. Боль охватила его, и в душу медленно закралась ревность. Но всё равно он не отступит…
– Я согласен с тем, что ты предлагаешь. Но позволь сказать тебе откровенно, что я надеялся получить девушку, имеющую чувства, а не просто аналитический склад ума!
Следя глазами за плавающей в пруду уткой, она спросила:
– Чтобы она сказала тебе, что любит тебя и выйдет за тебя замуж?!
– Да!
Она засмеялась:
– И ты считаешь, что я пустилась бы в обсуждение деталей, не будучи согласна в принципе?!
Он нежно сжал её ладонь, и она сказала:
– Ты всё и так знаешь, но несмотря на это, желаешь услышать?
– Мне не надоест это слышать!..
44
– Это касается репутации всей нашей семьи. В любом случае, это твой сын, потому ты волен в своём мнении!
Хадиджа говорила быстро, в тревоге переводя взгляд с одного лица на другое: с мужа Ибрахима, который сидел справа от неё, на сына Ахмада, расположившегося в противоположном углу гостиной, по ходу минуя Ясина, Камаля и Абдуль Мунима…
Подражая её тону, Ахмад шутливо сказал:
– Слушайте внимательно все: это касается репутации всей нашей семьи. В любом случае, я ваш сын!
Тоном горького упрёка она произнесла:
– Что за бедствие такое, сынок? Ты не согласен прислушаться ни к кому, даже к собственному отцу, отвергаешь все советы, даже если это для твоего же блага. Всегда прав один ты, а все остальные люди ошибаются. Ты забросил молитву, и тогда мы сказали: «Может быть, Господь наш выведет его на истинный путь». Ты отказался поступать на юридический факультет, как и твой брат, и мы сказали: «Его будущее в руках Аллаха». Ты заявил нам, что будешь журналистом, и мы ответили: «Будь хоть кучером!..»
Ахмад улыбнулся:
– А теперь я хочу жениться!
– Женись. Все мы будем только рады этому. Но для брака есть ряд условий…
– И кто устанавливает эти условия?
– Здравый смысл…
– Здравый смысл у меня есть…
– Разве время не доказало тебе ещё, что не следует полагаться только на свой собственный ум?!
– Вовсе нет. Советоваться можно во всём, кроме брака, который равнозначен еде!
– Еде!.. Ты ведь женишься не просто на девушке, ты жениться на всей её семье, и мы – твои родные – женимся вслед за тобой…
Ахмад громко рассмеялся и сказал:
– Вы все!.. Это уж слишком! Мой дядя Камаль не хочет жениться, а дядя Ясин хотел бы сам на ней жениться…
Все, кроме Хадиджи, рассмеялись. И до того, как улыбка спала с его лица, Ясин сказал:
– Если бы это разрешило проблему, то я вполне готов принести эту жертву.
Хадиджа воскликнула:
– Смейтесь, смейтесь. Ваш смех его только ещё больше воодушевит. Лучше выскажите своё мнение. Что вы думаете о том, кто хочет жениться на дочери типографского рабочего, который работает в том же журнале, что и она? Нам и так тяжело выносить то, что он работает журналистом, а теперь ещё и собирается породниться с людьми из этой среды! У тебя разве нет мнения на этот счёт, господин Ибрахим?
Ибрахим Шаукат только вскинул брови, будто хотел что-то сказать, но промолчал. Хадиджа продолжала:
– Если произойдёт такое несчастье, то в вечер свадьбы твой дом наполнится типографскими и складскими рабочими, сапожниками и Бог знает кем ещё!
Ахмад разгорячённо сказал:
– Не говорите так о моей семье!
– О Господь небесный! Разве ты станешь отрицать, что это всё её родственники?
– Я женюсь только на ней одной, а не на всей её родне…
Ибрахим Шаукат с раздражением заметил:
– Не женишься ты только на ней одной. Да доставит тебе Господь столько же проблем, сколько ты доставляешь нам!
Хадиджа, воодушевившись протестом мужа, добавила:
– Я решила посетить их дом и отправилась туда, как того требует обычай, сказав, что хочу видеть невесту сына. Я обнаружила, что они живут в подвале дома на улице, населённой со всех сторон евреями. Её мать по внешнему виду не отличается от горничной, а самой невесте не меньше тридцати лет. Клянусь Господом, если бы она была хоть малость красива, я бы ещё простила это. Почему он хочет на ней жениться? Он околдован. Она заворожила его своими уловками, работает вместе с ним в этом злосчастном журнале. Видимо, выждала удобный момент, пока он не видел, и подсыпала ему чего-то в кофе или в воду. Теперь вот идите, посмотрите и судите сами. Я же разбита: вернулась домой, еле-еле разбирая дорогу из-за грусти и сожаления…
– Ты меня разгневала. Я тебе никогда не прощу таких слов…
– Извини, извини, морячок…, – процитировала она слова известной песенки… – Я сама виновата: всю свою жизнь искала недостатки в других людях, и Господь наш наказал меня тем, что все эти недостатки собраны в моих детях. Да простит меня Всемогущий Господь.
– Что бы ты о них ни говорила, ни один из них не выдвигает ложных обвинений в отношении других людей…, как делаешь ты!
– Завтра, после того, как ты всё выслушаешь и узнаешь, будет уже поздно. Да простит тебя Господь за то, что ты так оскорбил меня.
– Это ты уже достаточно оскорбила меня!
– Ей нужны твои деньги. И если бы не твои неудачи, то максимум, на что она могла бы рассчитывать – это на продавца газет…
– Она сама редактор журнала с жалованьем в два раза больше, чем у меня…
– И та тоже журналистка!.. Машалла. Работают лишь старые девы, уродины да мужеподобные девицы!
– Да простит вас Аллах…
– И да простит Он тебя за те страдания, которым ты подвергаешь нас!
Тут Ясин, который следил за их разговором, закручивая рукой усы, сказал:
– Послушай, сестра. Нет причин для ссоры. Мы откровенно поговорим с Ахмадом о том, о чём следует, но только ссора тут не поможет…
Ахмад поднялся с сердитым видом и произнёс:
– С вашего позволения, я оденусь и пойду на работу…
Когда он ушёл, Ясин подсел к сестре, склонился к ней и сказал:
– Ссора тебе ничем не поможет. Мы не можем судить своих детей. Они считают себя лучше нас и умнее. Если ему нужно жениться, пусть женится. Если он будет счастлив – хорошо, а нет – то сам будет виноват. Я успокоился только тогда, когда женился на Занубе, как ты знаешь!. Может быть, в его выборе и будет для него благо. Ум приходит к нам не со словами, а с опытом.
Засмеявшись, он пояснил:
– А меня вразумили, наверное, и не слова и не опыт!
Камаль прокомментировал слова Ясина:
– Мой брат прав…
Хадиджа с укором посмотрела на него и сказала:
– И это всё, что ты можешь сказать, Камаль? Он же любит тебя, и если бы только ты поговорил с ним наедине…
Камаль ответил:
– Я выйду и поговорю с ним. Но только хватит уже ссор. Он свободный человек, и имеет право жениться на ком захочет… Ты можешь помешать ему? Или ты намерена разорвать с ним отношения?
Ясин улыбнулся:
– Всё просто, сестра. Он сегодня женится, а завтра разведётся. Мы же мусульмане, а не католики…
Хадиджа прищурила свои маленькие глазки и процедила сквозь зубы:
– Конечно. Кто ещё, кроме тебя, будет его защищать? Прав был тот, кто сказал, что ребёнок похож на брата матери!
Ясин громко захохотал и произнёс:
– Да простит тебя Аллах. Если бы все женщины были оставлены на покровительство других женщин, то ни одна бы вообще не вышла замуж!..
Хадиджа указала на своего мужа и сказала:
– Его мать вот, да упокой Господь её душу, сама выбрала меня для него!
Ибрахим, вздохнув, улыбнулся и ответил ей:
– И сама же заплатила за это. Да простит и помилует её Аллах!
Хадиджа не обратила внимания на его замечание и продолжила с горечью в голосе:
– Если бы она хотя бы была красивой!.. Он слепой просто!
Ибрахим засмеялся:
– Как и его отец!
Она сердито повернулась к нему и сказала:
– Ты неблагодарный, как и всё мужское племя!
Мужчина спокойно ответил:
– Однако мы терпеливы, и рай принадлежим нам…
Она закричала на него:
– Если ты и войдёшь в него, то только благодаря мне… Это я научила тебя твоей религии!
* * *
Камаль и Ахмад вместе покинули Суккарийю. С самого начала всей этой истории с женитьбой Камаль испытывал сомнения и колебался. Он не мог винить себя за приверженность несуразным традициям или безразличие к принципам равенства и гуманизма, но вместе с тем отвратительные социальные реалии не позволяли человеку игнорировать их. Когда-то давно он был увлечён Камар, дочерью Абу Сари, владельца лавки с жареными закусками, и она, – несмотря на всю свою привлекательность – чуть не стала проблемой для него из-за ужасного запаха её тела. Но вместе с тем он восхищался этим юношей, беззлобно завидуя его мужеству и силе воли, как и другим его достоинствам, которыми он сам был обделён, прежде всего убеждённости, трудолюбию и воле для женитьбы. Ахмад словно появился в семье в качестве искупления за косность и негативизм Камаля. Почему для него самого брак был так важен, тогда как в глазах других он был такой же частью жизни, как приветствие и ответ на него?!
– Куда ты идёшь, мой мальчик?
– В редакцию своего журнала, дядя, а вы?
– В редакцию «Аль-Фикр» для встречи с Риядом Калдасом. Ты не подумаешь немного, прежде чем сделать такой шаг?
– Какой шаг, дядя?! Я ведь уже женился!
– Правда?!
– Правда. И буду жить на первом этаже нашего дома ввиду жилищного кризиса…
– Какой неприкрытый вызов!
– Да. Но она будет дома только тогда, когда моя мать заснёт…
Придя в себя от такой новости, Камаль с улыбкой спросил его:
– И ты женился по закону Аллаха и Его посланника?
Ахмад засмеялся и ответил:
– Конечно. Брак и погребение – согласно нашей прежней религии, а вот жизнь – по закону Маркса!
И уже прощаясь, он сказал:
– Дядя, она очень понравится вам. Вы сами увидите её и рассудите. Она замечательный человек во всех смыслах этого слова…
