Текст книги "Каирская трилогия (ЛП)"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 99 страниц)

23

Амина была занята сервировкой стола для кофе, чтобы по традиции посидеть за ним после обеда, когда к ней прибежала Умм Ханафи с радостным блеском в глазах и прекрасными новостями, и тоном откровения поведала:

– Хозяйка, какие-то три незнакомые женщины хотят прийти к тебе с визитом…

Амина освободила руки и быстро выпрямилась, что указывало на то, что новость произвела на неё эффект, пристально и внимательно посмотрев на служанку, словно эти посетительницы пришли к ней из царского дворца или даже спустились с небес, и произнесла недоверчиво:

– Незнакомые?!

Тоном, не лишённым радости победительницы, Умм Ханафи сказала:

– Да, госпожа моя. Они постучали в дверь, я открыла, и они сказали: «Это случайно не дом господина Ахмада Абд Аль-Джавада?» И я ответила им: «Ну да, он самый». Они спросили: «Женщины наверху?». И я ответила: «Да». Тогда они сказали: «Мы хотели бы нанести визит». Я спросила: «Мне сказать, кто визитёры?». Одна из них засмеялась и сказала: «Оставь это нам, на посланнике лежит лишь передача сообщения». И вот я прилетела сюда, к тебе, моя госпожа, и себе самой говорю при этом: «Господь наш, да сбудутся наши мечты!»

Глаза хозяйки не оставляло беспокойство, и она поспешно сказала:

– Зови их в гостиную…Поспеши…

Она застыла на несколько секунд без движения, погрузившись в новые размышления и счастливые грёзы, открывшие внезапно перед ней свой богатый мир, хотя они и казались главной её заботой на протяжении последних лет. Затем она пришла в себя и позвала нетерпящим отлагательств тоном Хадиджу, и та сразу же пришла. И едва взгляды их встретились, как на губах её заиграла улыбка и, не сдерживая себя от радости, она сказала:

– Три незнакомые женщины у нас в гостиной… Надень своё самое лучшее платье… и подготовься…

Когда лицо девушки покрылось румянцем, то и лицо матери тоже стало пунцовым, будто и ей передалась эта инфекция под названием смущение. Она покинула залу и направилась в собственную комнату на верхнем этаже, чтобы в свою очередь также подготовиться к приёму гостей. Хадиджа отсутствующим взглядом посмотрела на дверь, за которой скрылась мать – сердце её колотилось так, что было больно – и спросила сама себя: «Что же кроется за этим визитом?» Затем она отстранилась от этих мыслей, и её деятельный ум быстро восстановил свои обороты: она позвала Камаля, который прибежал из комнаты Фахми, и, не дав ему и слова сказать, произнесла:

– Пойди-ка к сестрице Мариам, и скажи ей: «Хадиджа приветствует тебя и просит передать ей коробочку пудры, сурьмы и румян…»

Мальчик мгновенно запомнил приказание, выбегая на улицу, а сама Хадиджа поспешила к себе и сняла джильбаб. Обращаясь к Аише, которая на вопросительно неё уставилась, сказала:

– Выбери-ка мне самое красивое платье… Самое красивое, без исключений…

Аиша спросила:

– К чему такой интерес к этому?… У нас гостья?… Кто?!

Хадиджа тихо произнесла:

– Сразу три гостьи…

Потом подчеркнула:

– Неизвестные…

Аиша удивлённо откинула голову, и её прекрасные глаза наполнились радостью, и она воскликнула:

– Ой!.. Неужели это означает, что… Ну и новость!..

– Не спеши делать выводы… Кто знает, что там такое…

Аиша подошла к платяному шкафу, чтобы выбрать подходящее платье, и рассмеявшись, сказала:

– Что-то такое носится в воздухе… Радость можно почувствовать, словно аромат без всякий примесей…

Хадиджа засмеялась, чтобы скрыть своё волнение, подошла к зеркалу и внимательно взглянула на своё лицо, закрыла нос ладонью, и саркастически заметила:

– А вот теперь ничего плохого в моём лице нет, вполне приемлемо.

Затем она отняла ладонь, и сказала:

– В этом же случае спасения нужно искать лишь у одного Господа нашего!..

Аиша, помогавшая ей в то же время одеть белое платье с вышитыми на нём фиолетовыми розами, засмеялась и сказала:

– Не пренебрегай собой… Разве может хоть что-то уцелеть от твоего языка?… Невесте нужен не только нос, но и ещё глаза, длинные волосы и миловидность!

Хадиджа, словно её подстрекали, обернулась к ней со словами:

– Люди видят только одни недостатки…

– Верно, но лишь по сравнению с такими, как ты. Не все же люди такие, как ты, слава Аллаху…

– Я тебе отвечу, когда освобожусь от тебя..!

Та погладила себя по талии, подравнивая платье, и промолвила:

– И не забывай ещё об этом полном теле с нежной кожей… О, какое тело!..

И Хадиджа весело расхохоталась и заметила:

– Если жених будет слепой, то я ни о чём не беспокоюсь… и буду довольна им, а если он будет одним из шейхов Аль-Азхара…

– А что такого плохого в шейхах из Аль-Азхара?!.. У некоторых из них денег – море!..

Когда они закончили возиться с платьем, Аиша фыркнула от недовольства, и Хадиджа спросила её:

– Что с тобой?

Та посетовала:

– Во всём нашем доме нет ни пудры, ни сурьмы, ни даже румян, будто в нём и женщин-то нет!..

– Уж лучше ты поведай об этом нашей матушке…

– А разве мама не женщина, не вправе она накраситься?..

– Но она и так красива, без всякой косметики!

– А ты сама? Неужели ты вот так будешь встречать гостей?

Хадиджа засмеялась и сказала:

– Я послала Камаля к Мариам, чтобы он вернулся с пудрой, сурьмой и румянами. Разве я буду встречать свах вот с таким лицом, совсем не накрашенной?!

Время больше не позволяло им тратить понапрасну ни минуты, и Хадиджа скинула с головы платок и стала распускать свои густые длинные косы, а Аиша принесла расчёску и начала расчёсывать её распущенные волосы, приговаривая:

– Какие гладкие длинные волосы у тебя… ну, что ты думаешь?…заплету-ка я их в одну косу. Так будет ещё красивее.

– Нет, лучше в две косы… Но скажи-ка мне, остаться ли мне в носках, или выйти к ним с босыми ногами?

– Но сейчас же зима, и нужно надевать тёплые носки, хотя я боюсь, что если ты так и останешься в носках, то они подумают, что у тебя есть какой-то изъян на ногах, и ты намеренно их не показываешь…!

– Ты права. Если меня и осудят, то это всё равно будет милосерднее, чем то, что меня ожидает в той комнате сейчас…

– Крепись, да поможет тебе Господь наш…

И в этот момент в комнату в спешке влетел Камаль, с трудом переводя дыхание, и протянул сестре косметические принадлежности со словами:

– Я бежал по дороге и по лестнице…

Хадиджа с улыбкой ответила ему:

– Молодец… молодец… А что тебе сказала Мариам?

– Она спросила меня о том, гости ли у нас… и кто… и я ей ответил, что не знаю…

В глазах Хадиджи промелькнул интерес, и она спросила:

– И её удовлетворил такой ответ?

– Она закляла меня Хусейном[35]35
  Клятва Хусейном (Третьим Имамом мусульман и внуком Пророка Мухаммада) приносится в качестве дани уважения и глубокого почтения Хусейна ибн Али у мусульман. В Каире, по некоторым убеждениям, захоронена его голова, отделённая от тела его врагами в Кербеле. По другим данным, его голова и тело покоятся в городе Кербела, в священном мавзолее для верующих мусульман (шиитов), куда организуются паломничества. Хусейн, однако, не считается у мусульман-суннитов Имамом, хотя почитается, и его именем также приносятся клятвы.


[Закрыть], чтобы я откровенно рассказал ей, что у нас на самом деле творится дома, и я поклялся, что у нас нет ничего, кроме того, что я уже сказал…

Аиша засмеялась, не отрываясь от своего занятия:

– Она будет строить догадки, что же там такое…

Хадиджа, посыпая лицо пудрой, сказала:

– Она ведь любопытна, и вряд ли от неё что-нибудь ускользнёт. Бьюсь об заклад, что завтра она заглянет к нам, по крайней мере, чтобы всё подробно выяснить…

Камалю вовсе не хотелось выходить из комнаты, как они и ожидали, может быть потому, что, видимо, он просто не мог покинуть её из-за представшим перед его глазами зрелищем – он видел такое впервые в жизни, ибо никогда раньше не приходилось ему видеть лицо сестры столь сильно преобразившимся. Оно её стало совершенно иным – кожа побелела, щеки расцвели румянцем, а глаза были изящно подведены чёрными стрелками, придававшими её зрачкам ещё больше яркого блеска. То было новое лицо, понравившееся ему, и потому он радостно воскликнул:

– Сестрица, ты сейчас совсем как кукла, что папа купил нам на Моулуд[36]36
  Моулуд – день рождения Пророка Мухаммада, празднуется в мусульманском мире как праздник.


[Закрыть]…

Обе девушки засмеялись, и Хадиджа спросила брата:

– А теперь я тебе нравлюсь?

Он быстро приблизился к ней и коснулся рукой кончика её носа:

– Вот если бы этого не было!

Она увернулась от его руки и сказала, обращаясь к сестре:

– Выведи-ка отсюда этого доносчика.

Аиша схватила Камаля за руку и потащила его прочь из комнаты, несмотря на его отчаянное сопротивление, пока не закрыла, наконец, за ним дверь. Затем она вернулась к сестре и возобновила своё милое занятие. Они продолжили свои дела молча и серьёзно. В их семье было заведено, что встречей свах довольствовалась одна лишь Хадиджа. Она хитро сказала Аише:

– Тебе тоже следует подготовиться к встрече посетительниц.

Аиша с той же хитринкой, что и сестра, ответила ей:

– Это произойдёт только после того, как тебя отведут к жениху!

Затем она добавила, не давая сказать Хадидже:

– А сейчас как же быть звёздам, если взошла луна?!

Хадиджа бросила на сестру скептический взгляд и спросила:

– И кто же луна?

Аиша, смеясь, ответила:

– Ну конечно же, я…!

Тут сестра толкнула её локтем, и глубоко вздохнув, сказала:

– Вот если бы ты одолжила мне свой нос, как Мариам одолжила свою коробку с пудрой!

– Да забудь ты про свой нос хотя бы на один вечер, ведь нос – как и прыщ – только увеличится, если о нём всё время думать!..

Они обе почти уже закончили заниматься прихорашиванием, и внимание Хадиджи переключилось на осматривание самой себя и на предстоящий ей экзамен. Она почувствовала страх, подобного которому никогда раньше в своей жизни не испытывала, и причём не только из-за его серьёзности, но и, прежде всего, опасности возможных последствий. Она посетовала:

– Что же за собрание такое выпало на мою долю!.. Только представь себя на моём месте – среди незнакомых женщин, и ты не знаешь, ни какой нрав у них, ни какого они происхождения, ни с каким намерением пришли: искренним или только ради забавы и развлечения! И что мне делать, если они станут браниться и выискивать недостатки? – сказав это, она ненадолго засмеялась. – У такой как у меня, к примеру?… И всё, что я могу сделать, это только вежливо и учтиво сидеть рядом с ними, перекидываться взглядами налево-направо и взад-вперёд, и без малейшего колебания подчиняться их приказаниям – если они потребуют, чтобы я встала, я встану; чтобы прошлась – я пройдусь, чтобы заговорила – заговорю, дабы от них не укрылось ничего – ни как я сижу, ни как стою, ни как молчу, ни как говорю, моё телосложение и черты лица. И после всего этого «унижения» мы ещё должны с ними любезничать и превозносить их доброту и великодушие, даже не зная потом, удостоились мы их довольства или, наоборот, гнева. Ох… ох…. Проклят будет тот, кто их послал на нашу голову!

Аиша опередила её и многозначительно добавила:

– И поболее того!

Хадиджа, рассмеявшись, сказала:

– Не призывай к этому, пока мы не убедимся, что такова наша доля… Ох, Господи Боже мой, как же стучит у меня сердце!..

Аиша отступила на несколько шагов, чтобы увернуться от её локтя, и произнесла:

– Потерпи… у тебя ещё будет в будущем много шансов, чтобы отомстить за сегодняшнее ужасное собрание. Скольких ты ещё прожжёшь своим огненным языком, когда сама станешь хозяйкой дома?… А может быть, они даже вспомнят этот сегодняшний экзамен и скажут себе: «Ох, хоть бы не было всего того, что тогда произошло..!»

Хадиджа довольствовалась улыбкой. Время не позволяло ответить на этот выпад сестры, да и не находила она в том никакой целительной радости для себя, что была обычной в таких случаях – непередаваемое удовольствие преодолеть собственный ужас и смущение. Когда они закончили свои дела, Хадиджа встала перед зеркалом, чтобы полностью оглядеть своё лицо, а Аиша отошла на пару шагов назад, и оглядела её лицо и фигуру. Хадиджа пробормотала:

– Молодец, золотые у тебя руки… Прекрасно, не так ли?… Это и впрямь Хадиджа… И теперь у меня неплохой нос… Велика мудрость Твоя, о Господь мой. При небольшом усилии всё стало вполне возможно. – Тут она добавила. – Прошу прощения у Великого Аллаха… Твоя мудрость есть во всём…

Она отошла на несколько шагов, заботливо рассматривая своё лицо, а затем прочла суру «Аль-Фатиха» про себя, и обернулась к Аише со словами:

– Помолись за меня, сестра…

И покинула комнату…

24

С наступлением зимы на кофейных посиделках появилась новая деталь – большая печка, которую поставили в центре зала, и вся семья собиралась вокруг неё: мужчины – в пальто, а женщины – завернувшись в химар. Такие посиделки зимой дарили им удовольствие вдвойне – и наслаждение напитком и приятное времяпрепровождение в тепле. Фахми в последние дни, хотя он долго грустил и молчал, казалось, готовился сообщить что-то важное своей семье, а его колебания и долгое размышление лишь указывали на серьёзность и важность его новости. Он закончил размышлять и колебаться, и принял, наконец, решение сообщить о ней, возложив всё тяжкое бремя на отца и на судьбу. Поэтому он и сказал:

– У меня есть для вас важное известие, выслушайте…

Все заинтересованные взгляды направились в его сторону, и никто не сводил с него глаз, ибо общеизвестная уравновешенность юноши и впрямь заставила их всех ожидать, что он сейчас скажет им нечто важное. Фахми же продолжал:

– Новость состоит в том, что Хасан-эфенди Ибрахим, офицер полиции из Гамалийи – один мой знакомый – как вам известно, встретился со мной и попросил передать моему отцу о том, что он желает посвататься к Аише..!

Эта новость произвела – как понял Фахми, ещё до того, как он долго колебался и размышлял – резко отличный эффект: мать с большим интересом посмотрела на него; Ясин же присвистнул, пристально поглядев на Аишу шутливым взором, и потряс головой. Младшая же сестра опустила от стыда голову, чтобы спрятать лицо от их глаз, которые рассматривали каждую чёрточку на нём, и не показывать им волнения в её трепетавшем от счастья сердце. Хадиджа встретила эту новость поначалу с изумлением, превратившимся по непонятной для неё самой причине в страх и пессимизм. Она была похожа на школьницу, что ожидает с минуты на минуту результатов экзамена, и тут до неё доходит весть о том, что её одноклассница сдала экзамен успешно, и потому это имело для неё особый характер. Мать в смущении, которое было совсем не к месту, ведь в таком положении нужно было радоваться, спросила:

– И это всё, что он сказал?

Фахми, остерегавшийся бросить взгляд на Хадиджу, ответил:

– Мне показалось, что он ещё сказал, что хотел бы удостоиться чести попросить руки моей младшей сестры.

– И что ты ему ответил?

– Естественно, я поблагодарил его за его доверие…

Мать не задала ему ещё один напрашивающийся вопрос, который ей подсказывало любопытство: о том, что ей так хотелось узнать. Однако сделала она это с тем, чтобы замаскировать своё смущение и дать себе отсрочку на размышление. Затем она принялась спрашивать, не с этой ли просьбой связано появление тех трёх посетительниц, что приходили к ним в дом несколько дней назад?! Тут она вспомнила, как одна из них в ходе беседы о семье господина Ахмада сказала – до прихода Хадиджи – что они слышали, что у него есть две дочери; вот тогда она и поняла, что пришли они за тем, чтобы взглянуть на обеих девушек, но осталась глуха к их намёку. Посетительницы принадлежали к семейству торговца из квартала Ад-Дарб Аль-Ахмар[37]37
  Ад-Дарб Аль-Ахмар (Красные ворота) – старинный район в центре Каира, что расположен к югу от престижного мусульманского университета Аль-Азхар и популярного торгового квартала Хан аль-Халили. Район красив тем, что полон узких улочек и домов, сложенных из глиняных кирпичей.


[Закрыть]. Отец того офицера, о котором как-то говорил Фахми, служил в Министерстве труда и занятости. Но это ещё не опровергало решительно всякую связь между двумя семьями, так как обычно одно семейство засылало свах из числа дальних родственниц из осторожности. Как же ей хотелось спросить Фахми именно об этом, и как же она боялась, что ответ его станет подтверждением её опасений, и обречёт на новое разочарование все надежды старшей дочери. Однако Хадиджа случайно сама, вместо матери, задала вопрос, что рвался из её груди наружу, при этом невольно сев и вяло засмеявшись:

– Может быть, это и привело тех трёх посетительниц к нам домой пару дней назад?

Но Фахми перебил её и сказал:

– Да нет. Он сказал мне, что пошлёт к нам свою мать в случае согласия на его просьбу…

Однако, несмотря на тон, который внушал им, что он говорит правду, он не был искренним в своих словах: из рассказа офицера он понял, что те дамы, что посетили его мать, – родственницы молодого человека. Но он боялся, как бы его слова не причинили боль старшей сестре, к которой, несмотря на всю его любовь к Аише и убеждённость в том, что его друг-офицер достоин её, питал нежные братские чувства, и испытывал величайшее страдание из-за её невезения. Возможно, именно её неудачи и невезение и оказали на его чувства к ней такое сильное воздействие, достигшее высшего предела.

Ясин громко засмеялся, и с юношеским ликованием сказал:

– Кажется, скоро мы соберёмся сразу на двух свадьбах…

Мать с неподдельной радостью воскликнула:

– Да услышит тебя Господь…

– А ты поговоришь с отцом и от моего имени тоже?…

Этот вопрос вырвался из его уст, пока он занимался вопросами чужого сватовства вместо своего собственного, однако после того, как он заикнулся об этом, наступила странная пауза, словно внушившая ему воспоминания. Но вопрос этот сорвался не с языка его, как если бы он их слышал, но слова входили в одно ухо и вылетали из другого, не задержавшись там и погрузившись в глубины сознания. Те воспоминания плавали и цеплялись за него, и случайно на ум ему пришёл аналогичный вопрос, который он и задал матери при похожих обстоятельствах. Сердце его сжалось от боли, и он вновь почувствовал несправедливость, похоронившую его надежду заживо.

Он снова сказал себе, как уже делал не раз за последние дни: как он был бы счастлив и доволен всей своей жизнью, как радовался бы завтрашнему дню, не будь жестокой воли отца. Эти воспоминания отвлекли его внимание от других дел, и он поддался грусти, точивший его сердце. Мать же долго думала, а затем спросила:

– А не лучше ли нам будет подумать о том, что мне ответить твоему отцу, если он спросит меня, что же по сути подтолкнуло этого офицера попросить руки Аиши, и почему он не просит руки Хадиджи, ведь он пока что не видел ни той, ни другой..?

Обе девушки внимательно посмотрели на мать, однако вспомнили, как тогда они одновременно стояли у окна, хотя сейчас Хадиджа воспринимала это с большим возмущением, чем прежде. Её сердце бунтовало против слепого рока, который во что бы то ни стало хотел вознаградить благом легкомыслие и безрассудство. А потоку радости Аиши преградило путь замечание, брошенное матерью – помеха эта была словно острая кость, застрявшая в горле того, кто наслаждался проглоченным аппетитным куском, и вскоре страх поглотил всю радость, сотрясавшую её душу.

Один Фахми разволновался из-за слов матери, и не в защиту Аиши, как могло показаться. Он не допускал возможности защищать Аишу в присутствии Хадиджи в такой деликатной ситуации. Нет, он злился, подавляя свою грусть, что не позволяла ему в открытую защищать себя перед отцом. Разгорячившись от гнева, он обратился к отцу, на самом деле адресуя свои слова матери:

– Это же произвол, которому нет оправдания ни с точки зрения здравого смысла, ни с точки зрения мудрости. Неужели ещё есть такие мужчины, что не знают многих вещей о достойных женщинах, которых держат дома взаперти, вдали от их родных, с которыми те хотят пообщаться, и то лишь в рамках дозволенного?

Но мать и не думала возражать ему, она лишь пыталась скрыться за спиной их отца, пока не отыщет выхода из тупика между Аишей и Хадиджей, в котором оказалась. А когда Фахми откровенно заговорил с ней о своей потребности, он посчитала необходимым сказать ему также откровенно:

– А не лучше ли будет тебе подождать, пока к нам не придёт весть от этих посетительниц?!

Хадиджа не могла больше хранить молчание, и подталкиваемая собственной гордостью, которая непременно хотела показать всем насколько ей безразлична вся эта тема, несмотря на внутреннее волнение и пессимизм, сказала:

– Это одно, а то – совсем другое, а потому нет никакой необходимости откладывать одно из-за другого…

Мать тихо, но твёрдо произнесла:

– Мы все согласны отложить замужество Аиши до тех пор, пока Хадиджа не выйдет замуж.

Аиша только и могла, что мягко и примирительно сказать:

– Это уже давно решённое дело…

Грудь Хадиджи наполнилась злобой, как только она услышала в голосе сестры эти мягкие нотки, но свойственная ей самой мягкость, возможно, ещё больше злила её. Может быть, это было оттого, что сестра внушала симпатию, которую Хадиджа изо всех сил отвергала, или из-за того, что ей хотелось, чтобы сестра откровенно выразила свой протест. Тем самым она дала бы ей шанс накинуться на неё и успокоить свой гнев, раз уж эта ложная и ненавистная ей симпатия была бронёй Аиши, которой та прикрывалась от неприятностей, и удваивала гнев Хадиджи, что всегда был начеку. И в конце концов, горячым тоном она смогла произнести:

– Я не согласна с тем, что это уже давно решённое дело, ведь несправедливо, когда злой рок принуждает вас упускать свой шанс!..

Фахми обратил внимание, что в словах Хадиджи таилась некая мрачная грусть, несмотря на то, что внешне она, казалось, находилась во власти альтруизма. Он высвободился из-под гнёта своих личных печалей, и теперь испытывал раскаяние из-за того, что вырвалось у него в порыве, и заставило Хадиджу считать его откровенно расположением к Аише. Обращаясь к Хадидже, он сказал:

– Начинать разговор с отцом о просьбе Хасана Эфенди не означает, что нужно согласиться на свадьбу Аиши прежде твоей свадьбы. Для нас уже хорошо будет получить его согласие на сватовство, о котором мы объявим в подходящее на то время!

Ясина не убедила обоснованность мнения о том, что следует устроить одну свадьбу раньше другой, однако он не нашёл в себе достаточно смелости, чтобы высказать свою точку зрения. Он лишь ограничился словами, из которых было ясно, что он хочет сказать:

– Женитьба – это тот путь, который не минует никого, и тот, кто не женится сегодня, женится завтра.

И тут раздался звонкий голос Камаля, который с интересом следил за их разговором – он неожиданно спросил:

– Мама…, а почему женитьба – это тот путь, который не минует никого?

Однако она не стала обращать внимания на него, так как его вопрос не возымел на неё никакого действия, в отличие от Ясина, который разразился зычным смехом, не сказав ни слова. Мать же промолвила:

– Я знаю, что любая девушка выйдет замуж – не сегодня – так завтра, однако тут есть такие моменты, которыми не стоит пренебрегать…

Камаль снова задал вопрос:

– А ты, мама, тоже выйдешь ещё раз замуж?

Все громко засмеялись, и смех несколько разбавил напряжённость. Ясин воспользовался этой благоприятной возможностью и приободрившись, сказал:

– Я расскажу об этом отцу, и в любом случае, последнее слово за ним…

Хадиджа со странной настойчивостью произнесла:

– Непременно… непременно… так и должно быть…

Этим она имела в виду то, что с одной стороны, знала о невозможности скрыть подобную вещь от отца, а с другой, была уверена, что отец не согласится выдать Аишу замуж раньше неё, и при всём том продолжала упорно делать вид, что ей полностью безразлично. И хотя ей было неизвестно, что же связывало офицера полиции с теми посетительницами, волнение и пессимистический настрой её, которые она испытывала с самого начала, не покидали её ни на мгновение…