Текст книги "Каирская трилогия (ЛП)"
Автор книги: Нагиб Махфуз
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 92 (всего у книги 99 страниц)
39
– Я положусь на Аллаха и посватаюсь к своей кузине Кариме…
Ибрахим Шаукат с изумлением поднял глаза на сына, Абдуль Мунима. Ахмад опустил голову и улыбнулся, что свидетельствовало о том, что новость не была для него сюрпризом. Хадиджа отложила в сторону шаль, которую вышивала, и посмотрела на него странным пристальным взглядом, в котором сквозило недоверие. Затем она поглядела на мужа и спросила:
– Что он сказал?
Абдуль Муним повторил:
– Я положусь на Аллаха и посватаюсь к своей кузине Кариме…
Хадиджа в замешательстве развела руки и сказала:
– Неужели хороший вкус в мире больше не в моде? Разве сейчас подходящее время для разговоров о помолвке, несмотря на то, кто избранница?!
Абдуль Муним улыбнулся:
– Для помолвки подходит любое время…
Она в изумлении покачала головой и сказала:
– А как же твой дед?!.. – затем она перевела взгляд на мужа и Ахмад… – Вы слышали когда-нибудь нечто подобное?
Абдуль Муним в несколько резком тоне парировал:
– Помолвка же не заключение брака, и не свадьба. Со смерти деда прошло уже четыре полных месяца…
Зажигая сигарету, Ибрахим Шаукат сказал:
– Карима ещё слишком мала, хотя и выглядит старше своих лет, насколько я полагаю…
Абдуль Муним ответил на это:
– Ей пятнадцать. И потом, брачный контракт будет подписан только через год…
Хадиджа с язвительной горечью сказала:
– А госпожа Зануба показывала тебе её свидетельство о рождении?
Ибрахим Шаукат и Ахмад засмеялись, но Абдуль Муним на полном серьёзе сказал:
– До истечения года ничего не произойдёт. По прошествии этого времени будет примерно полтора года с момента смерти дедушки, а Карима будет совершеннолетней и на ней можно будет жениться…
– Но зачем ты портишь нам нервы сейчас?
– Потому что нет ничего плохого в объявлении о помолвке в настоящее время.
Хадиджа саркастически спросила:
– А если помолвку отсрочить на год, она что, прокиснет, словно молоко?
– Прошу вас… прошу вас, хватит уже шутить…
Хадиджа закричала:
– Если это произойдёт, то выйдет скандал.
Настолько спокойно, насколько мог, Абдуль Муним сказал:
– Предоставьте бабушку мне. Она меня лучше поймёт, чем вы. Она одинаково и моя бабушка, и бабушка Каримы.
Хадиджа грубо отрезала:
– Она не бабушка Каримы…
Абдуль Муним замолчал, и лицо его приняло угрюмый вид. Отец поспешил заявить:
– Это вопрос хорошего тона. Было бы неплохо тебе немного подождать…
Хадиджа в гневе закричала:
– То есть у тебя нет иных возражений, кроме как из-за времени?
Абдуль Муним сделал вид, что не понимает, о чём она, и спросил:
– А есть ещё какие-то возражения?
Хадиджа не ответила и вернулась к своему вышиванию. Тогда Абдуль Муним снова заговорил:
– Карима – дочь Ясина, твоего брата. Не так ли?
Хадиджа отложила в сторону шаль и с горечью сказала:
– Она и впрямь дочь моего брата, но следует также помнить и о том, кто её мать!
Мужчины обменялись настороженными взглядами, затем Абдуль Муним резко повёл наступление:
– Её мать также является женой твоего брата!
Хадиджа повысила голос:
– Я это знаю, к сожалению!
– Её прошлое забыто! Кто о нём теперь вспомнит?! Она теперь такая же уважаемая женщина, что и ты!
Она грубо сказала:
– Она не такая же как я, и никогда не будет такой же!
– А чем она хуже?! Мы узнали её ещё в детстве, и она была дамой, уважаемой во всех смыслах этого слова. Если человек покаялся и ведёт себя правильно, то грехи его прошлого стираются. И единственный, кто напоминает ему об этом потом, это…
Он замолчал. Мать, с сожалением покачав головой, сказала:
– Да? Расскажи, какая я! Оскорби свою мать из уважения к этой женщине, которая с таким успехом смогла выесть твои мозги. А я-то всё задавалась вопросом, что стоит за этими частыми приглашениями на ужин в Каср аш-Шаук, и вот ты сам вывалил на нас эту новость, как ушат с холодной водой!
Абдуль Муним в гневе перевёл взгляд на отца и брата и спросил:
– Разве такие слова достойны нас? Что вы думаете об этом?!
Зевнув, Ибрахим Шаукат ответил:
– Нет необходимости во всех этих прениях. Абдуль Муним всё равно женится – не сегодня, так завтра, и тебе самой этого захочется. Карима прекрасная и милая девушка, и незачем устраивать всю эту шумиху…
Ахмад сказал:
– Мама, ты первая, кто захочет порадовать дядю Ясина!
Хадиджа разгорячилась:
– Все вы против меня, как всегда. Ваш единственный аргумент – это дядя Ясин. Мой брат Ясин. Его первой ошибкой было то, что он не мог найти себе нормальную жену, и его племянник унаследовал от него этот странный темперамент!
Абдуль Муним удивлённо спросил:
– Разве жена дяди не твоя подруга?! Если кто увидит, как вы беседуете по душам, то сразу подумает, что вы родные сёстры!
– А что я могу сделать с женщиной, которая не уступит самому Алленби по части дипломатии? Но если бы это зависело от меня, и не будь я озабочена Ясином, то не позволила бы ей войти в наш дом. И какой результат?.. Зваными обедами она поглотила твой ум ради собственных корыстных целей. И что взамен?
Тут Ахмад обратился к брату:
– Проси её руки, когда пожелаешь. У нашей мамы острый язык, зато сердце мягкое…
Хадиджа нервно засмеялась и сказала:
– Браво, сын!.. Вы полностью отличаетесь друг от друга… И в религии, и в убеждениях, и в политике, однако вы едины в одном – то, что вы оба настроены против меня!
Ахмад ликующим тоном возразил:
– Дядя Ясин самый дорогой человек для тебя. И ты окажешь Кариме самый тёплый приём. Всё дело в том, что ты бы хотела иметь чужую невестку – и всё ради того, чтобы как её свекровь ты могла бы притеснять её. Ну что ж, я выполню твою мечту – приведу тебе невесту из чужой семьи, чтобы ты потешила своё самолюбие!
– Меня не удивит, если завтра ты приведёшь в наш дом танцовщицу! Над чем вы смеётесь?! Мусульманский шейх породнится с певицей. Чего же мне тогда ожидать от тебя, если твоя вера, упаси Боже, вообще сомнительна?!
– Нам и впрямь нужна танцовщица!
Тут Хадиджа вспомнила одну важную вещь:
– Боже мой, а что скажет о нас Аиша?!
Абдуль Муним заявил в знак протеста:
– А что она скажет? Моя жена скончалась четыре года назад. Ей хотелось бы, чтобы я оставался до конца жизни холостым?
Ибрахим Шаукат раздражённо произнёс:
– Не делайте из мухи слона. Всё намного проще. Карима – дочь Ясина, Ясин – брат Хадиджи и Аиши. И с нас этого довольно. Ох. Всё у вас превращается в спор, даже свадьба!
Ахмад украдкой бросил на мать весёлый взгляд, и проводил её глазами, когда она поднялась, словно в бешенстве и вышла из гостиной. Он сказал себе: «Весь этот буржуазный класс не что иное, как связка комплексов. Ему потребуется искусный психоаналитик, чтобы вылечить его от всех этих комплексов. Причём это должен быть такой же искусный аналитик, как сама история! Если бы фортуна была на моей стороне, я бы опередил брата и женился бы. Но ещё одна представительница буржуазии поставила условием своему супругу иметь жалованье не меньше пятидесяти фунтов. Так наносятся раны сердцам из-за каких-то вещей, вовсе не имеющих к ним отношения. Интересно, а что бы подумала об этом Сусан Хаммад, если бы узнала о моих неудачных похождениях?!»
40
Погода была ужасно холодной. Сырой квартал Хан аль-Халили производил не лучшее впечатление зимой, однако сам Рияд Калдас предложил тем вечером отправиться в кофейню Хан аль-Халили, которая была возведена над прежней кофейней Ахмада Абдо. Или, как он сказал: «В конце концов, Камаль научил меня ценить диковинки».
Помещение кофейни было маленьким, двери его выходили на квартал Хусейна. Столики были расставлены по обеим сторонам длинного коридора, который заканчивался деревянным балконом, что выходил на новый квартал Хан аль-Халили.
Друзья сели в правом углу балкона, попивая чай и куря кальян по кругу. Исмаил Латиф сказал:
– Мне дали время всё подготовить, после чего я уезжаю…
Камаль с сожалением спросил его:
– Тебя не будет с нами три года?
– Да, эта авантюра необходима. Огромное жалованье, которое я не могу и представить себе получить когда-нибудь здесь. Да и к тому же, Ирак – арабская страна, не очень-то отличающаяся от Египта…
«После него я останусь один. Он не был мне духовным другом, но был другом на всю жизнь».
Рияд Калдас засмеялся и спросил:
– Ираку не нужны переводчики?
Камаль спросил его:
– А ты бы уехал, если бы тебе тоже представился случай, как и Исмаилу?
– Если бы это случилось в прошлом, то да, однако уж точно не сегодня…
– А в чём разница между тогда и сейчас?
Рияд Калдас засмеялся:
– Для тебя ни в чём, а для меня – это всё. По-видимому, вскоре я присоединюсь к кругу женатых!
Камаль удивился этой новости, упавшей на него, как снег на голову без всякого вступления. Его объяла непостижимая тревога:
– Правда?! Ты раньше не говорил об этом!
– Да, верно. Это случилось внезапно. На последней нашей встрече это даже не приходило мне в голову!
Исмаил Латиф торжествующе засмеялся. Камаль же, пытаясь изобразить улыбку, спросил:
– Как так?
– Как?! Как случается почти каждый день. Одна учительница пришла навестить своего брата в бюро переводов и понравилась мне. Я же прозондировал почву и обнаружил, что ко мне относятся благосклонно…
Беря из рук Камаля кальянную трубку, Исмаил со смехом сказал:
– Интересно, а когда этот вот, – он указал на Камаля, – прозондирует почву?
Исмаил никогда не упускал свой шанс, чтобы поднять эту устаревшую тему. Но было тут и нечто более важное. Все его женатые друзья говорили, что брак это «клетка». Весьма вероятно, что Рияда, – если тот женится, конечно, – он будет видеть очень и очень редко, и тот может измениться и стать своего рода другом по переписке. Он был утончённым и кротким, а как легко обидеть такого! Но как же теперь он сможет жить без него? Если брак сделает из него нового человека, такого, как Исмаил, то прощай тогда многие удовольствия! Он спросил его:
– Когда ты женишься?
– Скорее всего, следующей зимой.
Казалось, что Камалю просто суждено постоянно терять друзей по духу:
– Тогда ты станешь уже другим Риядом Калдасом!
– Почему?!.. Ты слишком фантазируешь…
Пряча своё волнение за маской улыбки, он сказал:
– Фантазирую?! Сегодня Рияд – это человек, дух которого не насытишь ничем, при том, что карман его рад даже пустоте, но после брака его карман будет голодным всегда, и у него не найдётся возможности удовлетворить ещё и дух…
– Что за едкая нападка на брак! Я не согласен с этим…
– Как и Исмаил, что вынужден перебраться в Ирак. Я не высмеиваю это решение, оно вполне естественное, даже более того – героическое. Но в то же время оно отвратительно. Представь себе, что ты до самых кончиков ушей погрузишься в бытовые хлопоты, и будешь думать только о хлебе насущном и считать своё время в пиастрах и миллимах. Поэтика жизни превратится в пустую потерю времени!
Рияд индифферентно заметил:
– Фантазии вызывают страх!
Исмаил Латиф сказал:
– О, если бы ты только знал, что такое быть мужем и отцом! Даже сегодня ты так и не познал всей правды жизни…
Мнение его было недалеко от истины. И если это так и есть на самом деле, то жизнь его была глупой трагедией. Но что такое счастье? И чего конкретно он желает? Тем не менее, сейчас его по-настоящему огорчало только одно – что ему вновь угрожает страшное одиночество, как и тогда, когда Хусейн Шаддад исчез из его жизни. Если бы только можно было отыскать себе жену с таким же телом, как у Атийи и духом, как у Рияда! Вот чего он хотел на самом деле. Тело Атийи и дух Рияда, заключённые в одном человеке, на котором он женится и ему больше не будет грозить чувство одиночества до самой смерти. В том-то и проблема.
Тут Рияд досадливо заявил:
– Давайте больше не будем говорить о браке. Я своё решение уже принял, и теперь очередь за Камалем. Есть и другие важные политические темы, которые требуют нашего внимания сегодня.
Камаль разделял его чувства, однако не мог избавиться от своего удивления, и потому воспринял предложение друга с видимым равнодушием, не произнеся ни слова. Тогда Исмаил Латиф весело заявил:
– Ан-Наххас знал, как отомстить за свою отставку в декабре 1937 года: он взял штурмом дворец Абедин с помощью британских танков!
Рияд немного помедлил, чтобы дать Камалю возможность отреагировать, однако тот не заговорил, и потому Рияд мрачно спросил:
– Отомстить?! В воображении твоём всё слишком далеко от истинной реальности…
– А в чём же истина?
Рияд бросил взгляд на Камаля, словно призывая его заговорить, но когда тот не откликнулся, продолжил:
– Ан-Наххас не из тех людей, что вступают в сговор с англичанами, только чтобы вернуться к власти. А Ахмад Махир безумец, ибо он предал народ и присоединился к королю. Затем ему захотелось скрыть свою слабость глупым заявлением, которое он сделал перед журналистами!
Он поглядел на Камаля, спрашивая его мнение: наконец-то разговор о политике привлёк его интерес, хотя он и испытывал желание высказать несогласие с Риядом, пусть даже по мелочам. Он сказал:
– Ан-Наххас, несомненно, спас положение. Я полностью уверен в его патриотизме: в таком возрасте человек не может стать предателем, чтобы вновь занять тот же пост, который он занимал уже пять-шесть раз. Но вопрос в том, было ли его поведение идеальным?
– Ты скептик, и нет конца и края твоим сомнениям. Что такое вообще это идеальное поведение?
– Ему следовало упорно продолжать отказываться от поста премьер-министра, чтобы не покоряться британскому ультиматуму, и пусть будет что будет.
– Даже если бы король оказался низложен, а британское военное командование взяло бразды правления страной в свои руки?
– Даже если и так!
Рияд Калдас яростно фыркнул и сказал:
– Мы развлекаемся приятным разговором за кальяном, но на настоящем политике лежит серьёзная ответственность. В нынешних военных условиях как мог Ан-Наххас согласиться на низложение короля и переход власти к британским военным? Если союзники победят, – а мы и этого не должны исключать, – то мы будем в рядах поверженных врагов. Политика это отнюдь не поэтический идеализм, это реалистичная мудрость…
– Я по-прежнему верю в Ан-Наххаса, но он, вероятно, ошибся. Не говорю, что он заговорщик или предатель…
– Ответственность ложится на тех нарушителей общественного спокойствия, которые помогали фашистам за спиной у англичан, надеясь, будто фашисты станут уважать наш суверенитет. Разве у нас с англичанами нет соглашения? Разве не вопрос чести заставляет нас соблюдать слово, данное англичанам? И потом, разве мы не демократы, заботящиеся о победе демократии над нацизмом, который ставит нас на низший уровень среди рас и наций и разжигает расизм и межрелигиозную рознь?!
– Я полностью согласен с тобой в этом. Но уступка британскому ультиматуму свела нашу независимость к фикции!
– Он протестовал против ультиматума, и британцы уступили ему…
Исмаил громко засмеялся и сказал:
– Какой замечательный англо-египетский протест!..
Но тут же серьёзно сказал:
– Я согласен с тем, что он сделал, и будь я на его месте, то сделал бы то же самое. Его отстранили от власти и унизили, несмотря на то, что большинство было за него, но он знает, как отомстить за себя. На самом деле нет никакой независимости: всё это пустая болтовня. Ради чего низлагать короля и устанавливать над нами военное английское правление?!
Лицо Рияда ещё более помрачнело, зато Камаль как-то странно улыбнулся и сказал:
– Это другие совершили ошибку, а Ан-Наххас расплачивается за них, неся на себе всё бремя последствий. Но он, без сомнения, спас положение, трон и всю страну. Но хорошо то, что хорошо кончается. Если англичане вспомнят о том, что он сделал после войны, то об ультиматуме четвёртого февраля никто и не вспомнит!
Исмаил усмехнулся и хлопнул в ладоши, чтобы принесли ещё угля для кальяна:
– Если англичане вспомнят о том, что он сделал! Так я прямо сейчас тебе готов сказать, что они ещё раньше отправят его в отставку!
Рияд убеждённо сказал:
– Этот человек выступил вперёд, чтобы взять на себя самую большую ответственность в тяжелейших обстоятельствах…
Камаль улыбнулся:
– Как выступишь и ты, чтобы взять на себя самую большую ответственность в твоей жизни!..
Рияд засмеялся, затем встал и извинился: «С вашего позволения», и направился в уборную. В этот момент Исмаил наклонился к Камалю и, улыбаясь, сказал:
– На прошлой неделе моя матушка посетила одну «группу», и я не сомневаюсь, что ты их помнишь!
Камаль удивлённо поглядел на него и спросил:
– Кого же?
Его друг, всё так же многозначительно улыбаясь, сказал:
– Аиду!
Это имя произвело на Камаля странное действие, вызывав все эмоции, которое только могло вызвать. Казалось, это имя исходило из недр его собственной души, а не сорвалось только что с языка друга. Он мог ожидать чего угодно, но только не этого. Прошло несколько мгновений, но Камаль не выразил никакой реакции на это имя. Кто такая Аида? Какая Аида? То была далёкая история! Сколько лет прошло с тех пор, как он слышал это имя? В 1926 или 1927 году? Целых шестнадцать лет, то есть достаточное время для юноши, чтобы достичь расцвета молодости, а может быть, также влюбиться и даже потерпеть неудачу в любви! Он и правда достиг немалого возраста. Аида?! Интересно, какое впечатление произведёт на него это воспоминание? Никакого! Разве что сентиментальный интерес, смешанный с некоторыми переживаниями, наподобие руки, что прикасается к тому месту, где делали операцию, которое уже давно зажило, и вспоминает то давно прошедшее критическое состояние. Он пробормотал:
– Аида?!
– Да. Аида Шаддад. Ты разве её не помнишь? Сестра Хусейна Шаддада!
Камаль почувствовал неловкость под пристальным взглядом Исмаила, и уклончиво ответил:
– Хусейн! Интересно, что о нём слышно?
– Кто знает?
Он почувствовал, какой нелепой и смешной была его уклончивость, но что он мог поделать, ощутив, как всё лицо его горит, несмотря на сильную февральскую стужу? Любовь вызывала у него несколько странную ассоциацию с… едой!
«Ты хорошо ощущаешь её присутствие, когда она перед тобой на столе, а вслед за тем оказывается у тебя в желудке, и переваривается уже в кишечнике. И наконец она поступает в твою кровь и превращается в клетки, которые со временем обновляются, и никакого следа от неё уже не остаётся, кроме, разве что, отголоска в глубине души – то, что мы зовём забвением. И тут вдруг неожиданно человек может столкнуться с тем самым „голосом“ из прошлого, что выталкивает забвение ближе, на уровень сознания, и он уже слышит этот отголосок». Если это не так, то откуда у него всё это волнение? Или это тоска по Аиде, но не потому, что она – та, которую он когда-то любил, и чувства к которой исчезли безвозвратно, а из-за того, что она являла собой символ любви, из-за отсутствия которой он ощущал себя одиноким на протяжении стольких лет. Она была для него всего-навсего символом, вроде покинутых всеми руин, вызывающих воспоминания о славной истории.
Тут Исмаил снова заговорил:
– Мы долго разговаривали: я, моя мать, Аида, моя жена. И Аида рассказала нам, как они с мужем и другими дипломатами бежали от немецких войск, пока не нашли убежища в Испании, и в конце концов перебрались в Ирак. Затем мы вернулись к событиям далёкого прошло и много смеялись…
Какова бы ни была любовь, что умерла в нём, сердце его ожило в томительном упоении. Глубинные, давно разорванные струны его души зазвучали тихим грустным аккордом. Он спросил:
– Какая она теперь?
– Наверное, ей лет сорок. Нет, я старше её на два года. Аиде тридцать семь. Она стала немного полнее, чем раньше, хотя по-прежнему сохраняет стройность. Лицо такое же, за исключением взгляда, что теперь намного серьёзнее и невозмутимее. Она сказала, что у неё есть сын четырнадцати лет и дочь десяти.
Значит, это Аида. Она не была ни его мечтой, ни частью его прошлого. Были такие моменты, когда это прошлое, казалось, и вовсе не существовало. Она жена и мать, вспоминает то, что было, и много смеётся. Но как выглядит она теперь на самом деле? И что осталось от этого образа в памяти? Впечатления сильно изменились, пока хранились в памяти. Ему бы хотелось хорошенько рассмотреть это человеческое существо – может быть, тогда он сможет раскрыть секрет того огромного влияния, что она произвела на него.
Тут Рияд вернулся на своё место, и Камаль испугался, что Исмаил прервёт свой рассказ, однако тот продолжал:
– И они ещё спрашивали о тебе!
Рияд посмотрел на обоих друзей, и понял, что у них личный разговор, и перевёл внимание на кальян. Камаль же понял, что фраза «они спрашивали о тебе» способна нанести по его иммунитету такой же разрушительный удар, как вирус. Приложив все силы, которые только имелись у него, чтобы выглядеть естественно, он спросил:
– Почему?
– Они спрашивали то об одном старинном знакомом, то о другом, и наконец о тебе. Я ответил, что ты работаешь учителем в начальной школе Силахдар и ещё ты великий философ, публикующий статьи, которые я не понимаю, в журнале «Аль-Фикр», который я даже не раскрываю. Тогда они засмеялись и спросили: «Он женился?» И я сказал, что нет…
Камаль обнаружил, что сам спрашивает его:
– И что они ответили:
– Я не помню, что именно, но что-то, что перевело нас на другую тему.
Сидящий глубоко внутри него недуг грозил прорваться наружу. Тот, кто долгое время болел туберкулёзом, должен остерегаться холода. А фраза «они спрашивали о тебе» напоминала ему детскую песенку, имевшую самый простой смысл, но в то же время сильно проникавшую в душу. Могли вновь появиться угасшие обстоятельства, при которых душа снова проходила через все прошлые эмоциональные потрясения, а потом исчезнуть, словно дождь, пошедший не во-время. Таким образом, он почувствовал в этот краткий миг, что превратился в прежнего влюблённого юношу, страдающего от любви и переживающего все её радостные и грустные моменты. Но ему не грозила серьёзная опасность, ведь он был сейчас словно спящий, что сокрушается во сне, но чувствует успокоение от того, что всё, что он видит – всего лишь сон, но не явь. В этот момент ему так хотелось, чтобы небеса сотворили чудо, и он встретил её хотя бы на несколько минут, и тогда она бы призналась ему, что питала взаимные чувства к нему хотя бы один день или даже того меньше, но разница в возрасте или что-то иное разлучило их! Если бы это чудо свершилось, то утолило бы все его прошлые и нынешние муки, и он мог бы считать себя счастливейшим из людей, а свою жизнь – прошедшей не зря. Но это всё ложное представление, как представление о смерти. Лучше ему довольствоваться забвением – в том и будет его победа, пусть даже она и таит в себе поражение. И пусть утешением ему служит то, что он не один в этом мире, кто познал неудачу в жизни. Он спросил:
– Когда они уезжают в Ирак?
– Они должны были уехать вчера, так, по крайней мере, она сказала мне во время нашего визита…
– А как она восприняла трагедию её семьи?
– Она, естественно, избегала говорить об этом, и не упоминала о ней!
Тут Рияд Калдас, указав прямо перед собой, воскликнул: «Смотрите!», и они поглядели в левую сторону балкона, где увидели странную женщину. Ей было лет семьдесят: худая, босая, в длинном джильбабе из тех, что носят мужчины, а на голове у неё была шапочка-тюбетейка, из-под которой не виден был ни один волос – она была либо лысой, либо больной. Лицо же её казалось необычным из-за толстого слоя косметики, что делало его смешным и отвратительным одновременно. У неё не было ни одного переднего зуба, но глаза её с ласковой и заискивающей улыбкой глядели во все стороны. Рияд с интересом спросил:
– Нищенка?
Исмаил сказал:
– Скорее всего, помешанная!
Она принялась высматривать свободное место в левом углу, затем выбрала одно и уселась. Заметив, что они во все глаза смотрят на неё, широко улыбнулась и сказала:
– Добрый вечер, мужчины!
Рияд тепло ответил на её приветствие:
– Добрый вечер, паломница!
Она засмеялась, и смех её напомнил Исмаилу – как он сам выражался – квартал развлечений Узбакийю в её расцвете!.. Она сказала:
– Паломница! Да, я такая, если имеете в виду мечеть «запретов»[90]90
Мечеть «запретов» – игра слов. Обращение к Зубайде как к паломнице имеет в виду не настоящее паломничество к Запретной мечети («Мечеть Аль-Харам») в Мекке, а к месту «запрета» («харам» по-арабски означает не только запрет, но и любое греховное и потому запретное деяние), то есть намекает на ту распутную жизнь, которую вела Зубайда.
[Закрыть]!
Все трое засмеялись. Женщина осмелела и завлекающим тоном произнесла:
– Если закажете для меня чай и кальян, то вас ждёт награда у Аллаха…
Рияд воодушевлённо хлопнул в ладоши, зовя официанта, чтобы заказать для неё то, что она хотела, и склонившись к уху Камаля, прошептал: «Так начинаются некоторые истории». Старуха же весело засмеялась и сказала:
– Это щедрость прошлых времён!.. Вы богачи военного времени, дети мои?
Камаль сказал со смехом:
– Мы бедняки военного времени, то есть государственные служащие, госпожа паломница…
Рияд спросил её:
– А как ваше благородное имя?
Она с нелепой горделивостью подняла голову и ответила:
– Султанша Зубайда личной персоной!
– Султанша?!
– Да… – тут она засмеялась… – Но мои подданные умерли!
– Да помилует их Аллах!
– Да помилует Аллах живых. А мёртвым достаточно и того, что они и так находятся подле Аллаха… Расскажите мне, кто вы.
Официант с улыбкой принёс им кальян и чай. Подойдя к компании друзей, он спросил их:
– Вы её знаете? Кто она?
– Певица Зубайда, самая известная исполнительница своего времени. Возраст и кокаин превратили её в то, что вы видите сейчас!
Камалю показалось, что он уже не впервые слышит это имя. Интерес же Рияда Калдаса достиг апогея, и он призвал друзей представиться ей лично, как она и просила, чтобы разговорить её. Исмаил представился:
– Исмаил Латиф.
Попивая чай маленькими глотками, прежде чем он остынет, она засмеялась и сказала:
– Живые имена, пусть даже и бессмысленные…
Они засмеялись, но одновременно с тем Исмаил беззвучно отругал её. Рияд Калдас сказал:
– Рияд Калдас.
– Неверный?! Один такой был моим любовником: он был торговцем на улице Муски, и звали его Юсуф Гаттас. Я привязывала его к кровати и распинала как крест до рассвета!..
Она смеялась над своими словами вместе с ними, и в глазах её сверкал восторг. Затем взгляд её обратился к Камалю, и он сказал:
– Камаль ибн Ахмад Абд Аль-Джавад.
Она уже собиралась поднести стакан с чаем ко рту, как рука её остановилась, словно пережив осознанный миг. Внимательно посмотрев на него, она спросила:
– Что вы сказали?
Вместо него ответил Рияд Калдас:
– Камаль ибн Ахмад Абд Аль-Джавад.
Она затянулась кальяном, и будто обращаясь к себе, сказала:
– Ахмад Абд Аль-Джавад! Таких имён много! Как и пиастров в былые времена…, – и снова обратилась к Камалю… – Ваш отец торговец в Ан-Нахасин?
Камаль поразился и ответил:
– Да.
Тогда она встала со своего места и подошла к ним, и очутившись перед ними, разразилась хохотом, что был даже мощнее собственного её тела, и воскликнула:
– Вы сын Абд Аль-Джавада! Сын моего дорогого друга! Но вы на него не похожи! Нос – и впрямь его, однако он напоминал полную луну в ночном небе. Просто упомяните ему о госпоже Зубайде, и он много чего расскажет вам обо мне!
Рияд и Исмаил покатывались со смеху, тогда как Камаль лишь улыбнулся, пытаясь справиться с навалившимся на него смущением. В этот момент он вспомнил, что ему рассказывал Ясин в прежние времена об их отце и певице Зубайде. Она снова спросила:
– Как поживает господин? Я уже давно оторвана от вашего квартала, который отверг меня. Сейчас я одна из тех, кто принадлежит Имаму Аш-Шафии. Но тоскую по кварталу Хусейна и время от времени посещаю его. Я долго болела, пока соседям это не надоело, и если бы они не боялись порицания, то бросили бы меня в могилу живьём. Так как поживает господин?
Камаль угрюмо сказал:
– Он скончался четыре месяца назад…
Она слегка нахмурилась и произнесла:
– Да будет над ним милость Божья. Какая потеря. Он был хоть куда, не таким как все остальные мужчины…
Затем она вернулась на своё место и внезапно громко засмеялась. Но в этот момент на балконе появился хозяин кофейни и предупреждающе заметил:
– Хватит смеяться. Мы молчали поначалу. Этих господ следует поблагодарить за их щедрость к тебе. Но если ты снова начнёшь шуметь, то дверь – вон там…
Она замолчала, пока он не ушёл, затем с улыбкой посмотрела на них и спросила Камаля:
– А вы такой же, как ваш отец или нет?..
Она показал неприличный жест, и друзья рассмеялись, затем Исмаил сказал:
– Он ещё не женат!..
Шутливо подтрунивая, она заметила:
– По-видимому, ты просто сосунок!..
Они засмеялись, затем Рияд встал, подошёл к ней и присел рядом:
– Нам выпала честь, султанша, и я бы хотел услышать о временах вашего царствования!
