Текст книги "Каирская трилогия (ЛП)"
Автор книги: Нагиб Махфуз
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 62 (всего у книги 99 страниц)
25
Годы шли, а его любовь к этой улице не ослабевала. Он сказал себе, глядя вокруг себя тоскливым взглядом: «Если бы моя любовь к женщине была постоянной, как и любовь к этой улице, то принесла бы мне избавление от многих проблем». Улица была удивительной: словно лабиринт, не успеешь пройти и нескольких метров, как она сворачивает направо или налево. Неважно, где ты находишься, ты сталкиваешься с кривой, что заворачивает в неизвестный для тебя мир. Узкая улица с обеих сторон казалась скромной, знакомой, словно домашняя скотина. Сидящий по правую сторону в своей лавке торговец мог поздороваться с тем, что сидел слева, пожав ему руку. Навесы из мешковины тянулись сверху над лавками, защищая их от лучей палящего солнца, и влажность вкупе с рассеянным светом создавала мечтательную атмосферу. На скамьях и полках были тесно прижаты друг к другу мешки, до краёв наполненные зелёной хной, красным и чёрным перцем, флаконами с розовой водой, духами, цветной бумагой и маленькими весами. Сверху висели свечи самых множественных форм и цветов, подобные разнообразным украшениям. Воздух, наполненный благовониями и духами, блуждал, подобно аромату старинного сна, который даже не помнишь, когда видел. «Покрывала, чёрные вуали, насурьмлённые глаза и тяжёлые бёдра – от всего этого я взываю о помощи Дарителя благодати. Мечтательно бродить между этих прекрасных образов – моё любимое времяпрепровождение, но хочу признать, это вредно и для глаз моих, и для сердца. Если начнёте считать здесь женщин, то конца и края им не будет. Этот благословенное место, что собирает их всех воедино, и тебе нет иного выхода, как воскликнуть в глубине души: Ох Ясин, разрушитель семей!.. Внутренний голос подсказывает мне, что я должен открыть лавку в Ат-Тарбийе и осесть здесь. Твой отец ведь торговец… Сам себе хозяин… Он тратит на свои развлечения намного, намного больше, чем ты зарабатываешь. Открой лавку и положись на Бога, даже если придётся продать для этого дом в Аль-Гурийе и лавку Аль-Хамзави. По утрам ты будешь приходить сюда, как султан, без всякого графика и без всяких контролёров. Сядешь около весов и со всех концов к тебе будут приходить женщины: „Доброе утро, господин Ясин“, „Будьте здоровы, господин Ясин“. Я буду винить только себя, если порядочная женщина пройдёт мимо меня, а я не поприветствую её, а развратной – не назначу свидания! До чего приятны фантазии, и до чего жестоки, если кто-то так и останется до конца жизни инспектором в военной школе в Ан-Нахасин. Любовь – это недуг, чьи симптомы – постоянный голод и непостоянное сердце. Помилуй Господь того, кто создан с аппетитом халифа или султана, но при этом вынужден работать школьным инспектором. Надежды разрушены, и нет никакого толка врать себе: на следующий день после того, как ты привёл её в дом в Каср аш-Шаук, ты надеялся на спокойную стабильную жизнь. Да поразит Аллах скуку! Она пронизывает душу точь-в-точь как горечь болезни проникает в слюну во рту! Я бегал за ней целый год, и за несколько недель она мне надоела. Что же такое несчастье, если не это? Твой дом стал первым, который наполнился жалобами ещё во время медового месяца. Спроси своё сердце, где же в нём место Мариам?!.. Где та прелесть, что сводила тебя с ума?.. Пусть она ответит тебе со смехом, похожим на стон: „Мы ели, когда были сыты, а затем нам стало тошно даже от запаха пищи“. Она хитра. Ею приятно наслаждаться, но от неё ничего не может ускользнуть. Шлюха и дочь шлюхи. Вспомни достоинства ушедших членов твоей семьи. Была ли твоя мать лучше её матери?! Но самое важное в том, что Мариам не такая же, как Зейнаб, которую было легко обмануть. Гнев её тяжелее выносить, если она злится. Она не из тех, кто закрывает глаза, а ты не из тех, кого легко удовлетворить. Едва ли когда-нибудь твой жгучий аппетит насытится одной женщиной, а сердце узнает, что такое постоянство. И всё же ты предполагал, что достигнешь счастливой супружеской жизни! До чего великолепен твой отец, и до чего презренен ты! Ты не смог быть таким же, как он, и последовать его примеру!
Боже мой, что это я вижу?! Это на самом деле женщина?! Интересно, сколько же она весит?! Бог ты мой, я никогда раньше не видел такого высоко роста и таких объёмов. Как можно овладеть таким имением?! Клянусь, если бы мне попалась женщина таких габаритов, я бы уложил её голой посреди комнаты и обошёл вокруг неё семь раз как вокруг Каабы, а потом вставил бы ей…»
– Это ты…?!
Откуда-то сзади до него донёсся голос, от чего сердце его затрепетало. Он тут же отвёл глаза от тучной женщины и увидел молодую даму в белом пальто, и не удержавшись, воскликнул:
– Зануба!..
Они тепло пожали друг другу руки, и она рассмеялась, а он предложил ускорить шаг, чтобы не привлекать к себе внимания. Они пошли бок о бок, проделывая себе путь сквозь толпу. Так произошла их встреча после долгой разлуки. Он лишь изредка думал о ней, после того, как различные мысли отвлекли его от неё, однако на этот раз она показалась ему такой же прекрасной, как и в тот день, когда он покинул её, и даже ещё прекраснее. Что это за новый фасон одежды она носит, сменив на неё свою чёрную накидку?! Бодрящая волна восторга и радости распространилась в нём. Она спросила:
– Как твои дела?
– Отлично, а у тебя?
– Как видишь…
– Великолепно, хвала Аллаху. Ты сменила гардероб. Я даже не узнал тебя с первого взгляда. Я по-прежнему помню, какой была твоя походка в том чёрном покрывале…
– А ты не изменился, не постарел. Только в весе прибавил, только и всего…
– А ты совсем другая теперь! Дочь Европы!.. – он смущённо улыбнулся… – Вот только бёдра из Аль-Гурийи!
– Попридержи язык!
– Ты меня пугаешь! Как будто ты покаялась или вышла замуж..!
– Для Аллаха нет ничего невозможного…
– Ну, что до покаяния, то это белое пальто противоречит ему. А что касается брака, то не так далёк тот день, когда твой скудный ум однажды подведёт тебя к этому!
– Берегись! Я почти что замужем…!
Ясин засмеялся, – в этот момент они как раз подходили к улице Муски, – и сказал:
– Ну прям как и я…
– Да, но ведь ты женат на самом деле, не так ли?
– Как ты об этом узнала? – он задумался и продолжил… – Ох, как это я забыл, что все наши секреты в конце концов доходят и до вас!
Он снова многозначительно засмеялся. Она таинственно улыбнулась и сказала:
– Ты имеешь в виду дом мадам?
– Или дом моего отца. Их любовь ещё продолжается?
– Почти!..
– Всё у тебя сейчас только почти! Я тоже почти женат. Я имею в виду, что женат и ищу себе подругу…
Она отогнала с лица муху, и золотые браслеты, опоясывающие её руку, издали лёгкий звон:
– Я подруга и ищу себе мужа..!
– Подруга?! И чей же сын сей счастливец…?
Она оборвала его предостерегающим жестом:
– Не оскорбляй. Он почтенный человек…
Насмешливо поглядев на неё, он произнёс:
– Почтенный?! Ха-ха, Зануба!.. Хотел бы я забодать тебя…
– Ты помнишь, когда мы встречались в последний раз?
– Ох. Моему сыну Ридвану шесть лет сейчас. Значит, мы виделись семь лет назад… Почти!
– Жизнь длинная…
– Но пока человек жив, ему не стоит отчаиваться во встрече в этом мире…
– Или в разлуке…
– Ты, по-видимому, сняла с себя верность как чёрное покрывало!
Она нахмурилась и пристально поглядела на него:
– И этот бык ещё рассуждает о верности!
Его обрадовало, что напряжённость между ними так легко была устранена, ибо это поощряло его интерес:
– Одному Аллаху известно, насколько я был рад встретить тебя. Я много о тебе думал, но таков мир!
– Мир женщин, да?
Сделав расстроенный вид, он сказал:
– Мир смерти, мир трудностей…
– По тебе не скажешь, что ты не можешь сносить трудности. Мулы могут позавидовать твоему здоровью…
– Не завидуют разве что красивые глаза…
– И ты ещё боишься сглаза?! Ты словно Абдульхалим Аль-Масри в ширь и в рост…
Он самодовольно засмеялся и молчал некоторое время, а затем сказал, на этот раз серьёзным тоном:
– Куда ты шла?
– За чем ещё может идти женщина в Ат-Тарбийю? Или ты полагал, что все люди похожи на тебя, и их интересуют только связи с женщинами?
– Я несправедливо обвинён, ей-Богу…
– Несправедливо обвинён?! Когда ты попался мне на глаза, я увидела, что ты весь отдался разглядыванию той женщины размером с ворота…
– Нет же, я задумался о своём и даже не осознавал, куда гляжу…
– Ты! Мой совет любому, кто хочет тебя отыскать – пройтись по улице Ат-Тарбийя в поисках самой пышной женщины, и я гарантирую, что он найдёт тебя прилипшего к ней, как клещ к собаке…
– Твой язык, женщина, с каждым днём всё длиннее…
– Святое имя Господа да защитит и твой язык тоже…
– Да что мы всё об этом. Давай же перейдём к главному. Куда ты сейчас направляешься?
– Я сделаю немного покупок, а затем вернусь домой!..
Он замолчал на мгновение, как будто бы колебался, а потом сказал:
– А что ты думаешь о том, чтобы провести вместе некоторое время?
Она посмотрела на него своими игривыми чёрными глазами и ответила:
– За мной стоит один ревнивый мужчина!..
Словно не слыша её возражений, он промолвил:
– В каком-нибудь милом местечке, где мы бы выпили по паре рюмочек!..
Она снова повторила свои слова, но уже громче:
– Я же сказала тебе, что за мной стоит один ревнивый мужчина…
Он продолжал, не обращая внимания:
– «Тут Фа Бьян». Что ты об этом думаешь? Есть одно милое и респектабельное местечко. Я вызову такси…
Она пыталась было запротестовать, затем спросила неодобрительным тоном, не сочетавшимся с выражением её лица:
– Насильно?!
Затем поглядела на часы, что носила на запястье – этот новый жест почти рассмешил его – и сказала так, как будто ставила ему условие:
– Только чтобы я не опоздала. Сейчас шесть часов, а я должна быть дома до восьми…
Когда такси повезло их, Ясин спросил себя, не заметил ли их посторонний глаз между улицами Ат-Тарбийя и Муски? Но потом пренебрежительно пожал плечами и оттолкнул назад феску, что нависала над правой бровью, венчиком с ручкой из слоновой кости. Что его сейчас могло заботить?! Мариам одна, и за ней не стоит дикий опекун, вроде Мухаммада Иффата, что разрушил первый брак своей дочери. А что до его отца, то он тактичный человек, знавший, что Ясин больше не неопытное дитя, которого он строго наказывал во дворе их старого дома.
Они уселись за столом в саду кафе «Тут Фа Бьян» друг напротив друга. В баре было полно мужчин и женщин, а механическое пианино наигрывало однообразные мелодии. Ветер доносил аромат жаркого вместе с вечерним бризом, льющимся из дальнего угла. По её смущению Ясин понял, что она сидит в подобном общественном месте впервые, и его объяла острая радость. В следующий миг он почувствовал уверенность, что им владеет настоящая тоска, а не мимолётная прихоть, и минувшие дни, проведённые с ней, показались ему самыми счастливыми днями в его жизни. Он заказал бутылку коньяка и жаркое. На щеках его заиграл жизненный румянец, и он снял феску, так что его чёрные волосы с пробором посередине напомнили причёску отца. Как только Зануба заметила это, на губах её появилась лёгкая улыбка, но он, естественно, не понимал, почему она улыбнулась. Он впервые сидел с женщиной в кабаке, что был за пределами весёлого квартала Ваджх Аль-Бирка, и это было его первое приключение после второй женитьбы, за исключением одной встречи в переулке Абдульхалик. И возможно, впервые он пил марочный коньяк вне стен дома. Он употреблял лучшие напитки – лишь из тех, что покупал домой для использования, по его собственному выражению, «в легальных целях». Он наполнил обе рюмки с гордостью и облегчением, затем поднял свою рюмку и произнёс:
– За здоровье Занубы «Мартелл»!
Она мягким тоном ответила:
– Я пью с беком «Диварис»…
Он с отвращением сказал:
– Да ну его. Да будет ему суждено уйти в прошлое…
– Ни за что!..
– Посмотрим. Все мы пили по рюмочке, что раскрывала перед нами врата и развязывала узы…
Оба они почувствовали, что времени, отведённого им, мало, и потому стали выпивать быстрее. Ещё две рюмки были наполнены и тут же осушены. Таким образом, коньяк своим огненным языком издавал пронзительные трели в их желудках, а ртутный столбик на термометре опьянения вырос. Зелёные листья растений, наблюдавших за ними из горшков за деревянным забором сада, являли им свои блестящие улыбки. Наконец и звуки пианино нашли для себя более снисходительные уши. А мечтательные разгулявшиеся лица обменивались дружескими общительными взглядами. Вечерний воздух растекался вокруг них музыкальными беззвучными волнами. Всё казалось приятным и прекрасным.
– А знаешь, что крутилось у меня на языке, когда я сегодня увидела тебя, когда ты как безумный уставился на ту женщину?
– Хм?… Но сначала допей свою рюмку, чтобы я вновь наполнил её…
Жуя кусочек жаркого, она сказала:
– Я чуть не закричала тебе: «Сукин сын»…
Он зычно засмеялся:
– И почему же ты этого не сделала, сукина дочь?
– Да потому, что я поношу только тех, кого люблю! И тогда ты показался мне незнакомым, или как будто незнакомым!
– А каким ты видишь меня сейчас?
– Сын шестидесятилетней шлюхи…
– Бог ты мой, это оскорбление иногда пьянит даже больше, чем вино. Сегодняшняя ночь благословенна. Завтра о ней будут писать в газетах…
– Почему это? Не дай Бог! Ты намерен сделать какую-то гадость?!
– Да смилостивится Господь и надо мной, и над ней…
Тут она с некоторым интересом сказала:
– Но ты не рассказал мне о своей новой жене…
Ясин погладил усы и ответил:
– Бедняжка так опечалена! Её мать умерла в этом году…
– Да будет долгой твоя жизнь. Она была богатой?
– Она оставила ей дом. Это соседний с нашим домом. Я имею в виду соседний с домом моего отца. Но вместе с тем она оставила его совместно своей дочери и мужу!
– Твоя жена наверняка красивая, ведь ты падок только на всё самое отборное…
Он осторожно заметил:
– Она обладает красотой, но её красота не сравнима с твоей…
– Ох, да ну тебя…
– Тебе разве когда-нибудь говорили, что я лжец?!
– Ты?! Я даже сомневаюсь, что тебя на самом деле зовут Ясин…
– Ну тогда выпьем ещё по рюмочке…
– Ты хочешь напоить меня, чтобы я тебе поверила..?!
– А если я тебе скажу, что хочу тебя и тоскую по тебе, ты и тогда будешь сомневаться в моей искренности? Погляди в мои глаза, пощупай мой пульс…
– Ты можешь сказать это любой встречной женщине…
– Как говорят, голодный хочет любую еду, но особенную тоску у него вызывает мулухийя…
– Мужчина, который любит женщину, не колеблясь, женится на ней…
Он глубоко вздохнул и сказал:
– Ты ошибаешься. Как бы мне хотелось встать на этот стол и что есть сил закричать: «Пусть каждый из вас не женится на женщине, которую любит, ибо ничто так не убивает любовь, как брак!» Поверь мне, у меня есть опыт. Я женился во второй раз и знаю, насколько верны мои слова…
– Может быть, ты ещё не встретил ту женщину, что подойдёт тебе…
– Подойдёт мне? Какой должна быть эта женщина? И каким чутьём я найду её? И где я найду такую женщину, с которой мне не будет скучно?!
Она вяло засмеялась и сказала:
– Ты словно хочешь быть быком на поле, где одни коровы. Вот каков ты!
Он радостно щёлкнул пальцами и сказал:
– Боже!.. Боже!.. Кто же когда-то называл меня быком?… Это же мой отец. Да пошлёт наш Господь ему приятный вечер! Как бы мне хотелось быть таким же, как он! Ему повезло с женой – примером послушания и неприхотливости. Он дал волю своим страстям, и проблем в жизни не знал. Успех сопутствует ему и в браке, и в любви… Вот чего я хочу…
– Сколько ему лет?
– Полагаю, пятьдесят пять. Но при этом он сильнее многих молодых…
– Никто не устоит перед временем. Да дарует ему Господь наш крепкое здоровье…
– Мой отец исключение. Он любим женщинами, которых жаждут другие мужчины. Разве он не появляется в вашем доме?
Смеясь и бросив кусок мяса кошке, что мяукала у её ног, она сказала:
– Я покинула тот дом несколько месяцев назад, и сейчас у меня есть собственный дом, где я хозяйка!
– Правда?! Я думал, что ты шутишь. И ты покинула ансамбль?
– Да, я оставила его. Ты сейчас говоришь с дамой во всех смыслах слова…
Он довольно захохотал и сказал:
– Ну тогда выпей и позволь мне тоже выпить, и да смилостивится над нами Господь наш…
Он чувствовал и внутри себя, и в самой атмосфере вокруг искушение. Однако что это был за голос и что за эхо? Но ещё более удивительной была жизнь, что пульсировала в неживых предметах: горшки с цветами шептали и раскачивались; колонны тихо беседовали между собой по душам; небо глядело сверху вниз на землю своими сонными звёздными глазами и беседовало с ней, обмениваясь взаимными посланиями, выражающими сокровенное, а атмосфера, наполненная видимым и невидимым светом, освещала сердца и ослепляла глаза. Было в мире что-то такое, что словно щекотало людей и не оставляло их, пока не вызовет смех: лица, слова, жесты и всё остальное так и подбивали всех смеяться. Время бежало со скоростью метеора, официанты разносили повсюду настоящую инфекцию разгула, передавая её от одного столика к другому с серьёзными лицами, а мелодии пианино слышались издалека, их почти заглушал звон трамвайных колёс. Мальчишки на тротуаре подбирали окурки и распространяли вокруг себя такой шум, словно это было жужжание роя мух. Целые полчища ночи разбивали лагерь в районе, где и селились.
«Ты словно поджидаешь, пока к тебе подойдёт официант и спросит: „Куда следует отвезти пьяного господина?“ Но ты не обращаешь внимания на это, как и на нечто более важное: если бы Мариам упала тебе в ноги и прошептала: „Мне достаточно и одной комнаты, в которой я буду жить и подчиняться тебе, а ты можешь приводить в дом любых женщин, которых захочешь“, или если бы школьный директор каждое утро трепал тебя по плечу и спрашивал: „Как дела у твоего отца, сынок?“, или если бы правительство проложило новую улицу перед лавкой Аль-Хамзави и кварталом Аль-Гурийя, или Зануба сказала бы тебе: „Завтра я уеду из дома своего господина и буду вся к твоим услугам“. Если бы всё это произошло, то люди собрались бы вместе после пятничной молитвы и искренне принялись бы обмениваться поцелуями. Но самое мудрое, что ты можешь сделать сегодня ночью – сесть на диван, пока Зануба будет голой танцевать перед тобой. Тогда ты сможешь наблюдать за прелестной родинкой над её пупком».
– Как поживает моя любимая родинка?
Он с улыбкой указал на её живот, и она засмеялась:
– Целует тебе ручки…
Он бросил косой взгляд на окружающее их место и сказал:
– Видишь этих людей? Среди них каждый – распутник, сын падшей женщины. Таковы все пьяницы…
– Наше почтение. Что касается меня, то у меня мозг уже вылетает…
– Надеюсь, что та его часть, что занята твоим дружком, тоже улетит…
– Ох, если бы он только знал, что с нами случилось! В один прекрасный день он просто пронзит тебя кончиком своих усов.
– Он сириец с огромными усами и…?
– Сириец?!.. – тут она начала громко с сирийским акцентом распевать, – Бархум, о Бархум…
– Тсс… Не привлекай к нам чужие взгляды…
– Какие ещё взгляды, слепец?! Осталось совсем мало людей…
Он потёр свой живот и вздохнул:
– Пьянство – это безумие…
– Ты говоришь громче, чем надо. Пойдём-ка..
– Куда?!
– Ты живёшь дольше меня на свете. Пусть наши ноги решат всё сами…
– А разве преуспевает тот, что позволяет ногам самим вести его?
– Они в любом случае более надёжны, чем рассеянный мозг…
– Подумай немного о…
Тут он прервал её, и встал, пошатываясь:
– Мы должны действовать не раздумывая, так как если будем ещё и думать, то завтрашнее утро никогда не подчинится нам. Вставай и поедем…
26
Дома закрыли свои веки, улицы опустели, на них оставался лишь блуждающий ветер или свет сонной лампы. Воздух был наполнен тишиной, что скиталась повсюду, расправив крылья. «Какая польза от отелей, если их владельцы глядят на тебя косым взглядом, словно ты зачумлённый, еле стоящий на ногах, которого они сторонятся? Да, ты встречаешь от них лишь презрительный отказ, но тебе по-прежнему негде преклонить голову. Другие любовники уже в постели видят сны. До каких пор ты будешь вот так скитаться? Таксист поднимает голову, отяжелевшую от дрёмы и дружелюбно глядит на тебя. Божье благословение на того, что везёт женщину в предрассветный час и ещё спрашивает, куда можно…»
– Куда можно?
Таксист с улыбкой ответил:
– Я в вашем распоряжении..
Ясин сказал ему:
– Я не спрашиваю у вас…
Тот сказал:
– В любом случае, я в вашем распоряжении…
Тут вмешалась Зануба:
– Не спрашивай у меня, спроси лучше у себя. Почему ты не подумал об этом прежде, чем напиться?!
Таксист, воодушевлённый тем, что они оба всё ещё стояли перед его машиной, снова сказал:
– Нил! Это самое лучшее место. Отвезти вас на берег Нила?
Ясин с вызовом спросил:
– Ты таксист или моряк?! Что нам делать на берегу Нила в такой поздний час?!
Таксист намекнул:
– Там свет слабый, и никого нет…
– Подходящая атмосфера для ночных грабителей!
Зануба со страхом сказала:
– Какой ужас! На моих ушах, шее и руках золото!
Таксист, пожав плечами, произнёс:
– Там всё спокойно. Я каждую ночь туда езжу с хорошими людьми, вроде вас, и мы вполне благополучно возвращаемся…
Зануба резко сказала:
– Не упоминайте Нил. У меня всё тело содрогается при одном упоминании о нём!
– Пусть зло держится подальше от твоего тела…
Ясин занял место в салоне рядом с Занубой и воскликнул:
– Поговори со мной. Что тебе за дело до её тела?
– Бек, я к вашим услугам…
– Вся ночь сегодня такая сумбурная…
– Да разрешит Господь наш все трудности. Если вы хотите в отель, то поедем в отель…
– Мы уже поссорились с владельцами трёх отелей. Трёх или четырёх, Зануба? Подумай-ка о чём-то другом…
– К Нилу?…
Зануба гневно воскликнула:
– Золото, парень!..
Ясин положил ноги на свободное место в машине и сказал:
– Не говоря о том, что там нет места…
Водитель сказал:
– Ну, если говорить о месте, то есть ещё машина…
Зануба закричала:
– Я вас предупреждала о том, что меня это стесняет?
Ясин, крутя ус, сказал:
– Ты права, права. Машина – не подходящее место. Я не хочу детских забав в таком возрасте. Послушайте-ка…
Мужчина развернулся к нему, и Ясин повелительно крикнул:
– В Каср аш-Шаук!..
«Цок… цок… цок…Ты погружаешься в темноту, и нет у тебя иных друзей, кроме звёзд». На горизонте маячила тревога, но тут же быстро погрузилась в море забвения, словно неуловимое воспоминание, ибо сила воли его растворилась в рюмке алкоголя. Его счастливая подруга заплетающимся языком спрашивала о том, куда именно на улицу Каср аш-Шаук он направляется, и он ответил, что в дом, который унаследовал от матери. «Судьба распорядилась так, что она жила в нём ради страстей, и после её смерти он также остался для любви и страсти. Он принял в свои объятия и мать Мариам, и саму Мариам, а сегодня ночью он раскроет их для госпожи ночей моего прошлого», подумал Ясин.
– А как же твоя жена, пьяница?
– Она уже давно спит.
– Разве не придёт расплата за всё?
– Ты вместе с человеком, сердце которого не знает страха. Срывай с неба жемчужные звёзды и украшай ими свой лоб. Спой мне в ушко: «Принесли мне любовь сегодня вечером, мама…»
– А где я проведу остаток ночи…?
– Я отвезу тебя в любое место, куда захочешь…
– Но ты никогда не сможешь носить с собой солому, чтобы было куда подстелить.
– Париж на море…
– Да, если бы не мой страх перед ним!
– Перед кем?
Разбитым голосом и откинув голову назад, она сказала:
– Да откуда мне знать? Я забыла…
Аль-Гамалийю накрыла густая тень, и даже кофейня закрыла двери. Экипаж остановился перед въездом на Каср аш-Шаук, и Ясин вышел из него, отпрыгнув. Зануба последовала за ним, опираясь на его руку. Затем вместе они прошли вперёд с осторожностью, но всё так же шатаясь на ходу. Их сопровождал кашель таксиста и поскрипывание ботинок сторожа, который любопытно прошёл мимо машины, когда она поворачивала. Зануба сказала:
– Дорога здесь вся в ухабах.
Ясин ответил ей:
– Но в доме безопасно.
И добавил:
– Не беспокойся.
Зануба тщетно пыталась напомнить ему о том, что в квартире, куда они направлялись, его ждёт жена. При этом она глупо улыбалась в темноте и два раза споткнулась, поднимаясь по лестнице, пока они не остановились перед дверью в квартиру, тяжело дыша. Ужас всего происходящего заставил их ощутить на какой-то момент явь, что вяло пыталась собрать воедино обрывки сознания. Ясин аккуратно повернул ключ в замке и с огромной осторожностью толкнул дверь. В темноте он искал ухо Занубы, и когда обнаружил его, наклонился к ней и шепнул, чтобы она сняла туфли. Сам он сделал то же самое. Затем сделал шаг вперёд, положив себе на плечо её руку, и вместе они прошли в гостиную напротив входа. Там он толкнул дверь и проскользнул внутрь. Она прошла вслед за ним. Оба выдохнули с облегчением. Он закрыл дверь и провёл её к дивану, на который они сели. Она беспокойно сказала:
– Тут очень темно. Я не люблю темноту!
Поставив ботинки под диван, он сказал:
– Через некоторое время ты к этому привыкнешь…
– У меня голова начала кружиться!..
– Только сейчас?!
Он неожиданно встал, не обращая внимания на её ответ, и в ужасе прошептал:
– Я не запер входную дверь…
Он также протянул руку, чтобы снять феску, и воскликнул:
– Я и феску свою забыл! Только вот где: в машине или в «Тут Фа Бьян»?
– К чёрту феску. Закрой лучше дверь, парень…
Он снова проскользнул в прихожую и к входной двери, и с великой осторожностью запер её. По пути обратно ему в голову пришла заманчивая идея; он подошёл к консоли, вытянув перед собой руку, чтобы не врезаться в стул, затем вернулся в гостиную, держа бутылку коньяка, наполненную до половины, поставил её на колени Занубы и сказал:
– Я принёс тебе лекарство от любой болезни…
Она нащупала рукой бутылку и произнесла:
– Алкоголь?!.. Хватит тебе уже! Ты хочешь, чтобы он переполнил нас до краёв?!
– Один глоток, и мы сможем перевести дыхание после всего этого напряжения!
Он пил, пока не почувствовал, что способен на всё, а безумие было самым приятным состоянием для этого. Море опьянения разбушевалось, и его высокие волны то вздымались, то опускались, и Ясин закрутился в их бесконечном водовороте. Из углов комнаты доносились их голоса, нёсшие какой-то бред в темноте, а из их глоток вырывался буйный смех и шум, как будто на базаре, а за тем последовало пение. На пол свалилась бутылка с предупреждающим звоном. Однако перед Ясином ещё оставался путь, который он во что бы то ни стало должен был одолеть, даже если бы ему пришлось переплыть целое море. Много ли времени прошло так, мало ли, они не отдавали отчёт времени. Задвигались тени, но страх его прошёл, а веки были закрыты, и он не обращал ни на что внимания, словно счастливый мечтатель, что проснулся и протягивает руки, чтобы сорвать новое удовольствие.
Открыв глаза, он заметил свет и тени, танцевавшие на стене. Повернув шею, он увидел у двери Мариам, что стола с лампой в руках, освещавшей её хмурое лицо и метавшие искры гнева глаза. Пара, развалившаяся на диване и женщина, стоявшая у двери, обменялись долгим странным взглядом: уклоняющимся и растерянным с одной стороны, и сверкающим от гнева, с другой. Молчание было невыносимо. Зануба выразила свою тревогу, раскрыв рот, чтобы заговорить, но так ничего и не произнесла. Затем ею вдруг овладел внезапный смех, и она расхохоталась, так что даже была вынуждена закрыть руками лицо. Ясин же крикнул заплетающимся языком:
– Хватит смеха!.. Это приличный дом!
Мариам, казалось, хотела что-то сказать, но язык не приходил ей на помощь, или гнев был настолько сильным, что лишал её возможности говорить. Ясин, сам не зная, что говорит, сказал ей:
– Я обнаружил эту «даму» в сильном опьянении, и привёл её сюда, пока она не придёт в себя…
Зануба не стала молчать и протестующе сказала:
– Как видите, он пьян. И он привёл меня сюда силой!..
Мариам сделала угрожающий жест, как будто хотела запустить в них лампу. Тело Ясина напряглось и он поглядел на неё, готовый ко всему. Но она быстро отступила под влиянием серьёзности возможных последствий такого шага, поставила лампу на тумбочку и стиснула зубы в бешенстве. Затем заговорила первая хриплым дрожащим голосом, загрубевшим от гнева и ярости:
– В моём доме!.. В моём доме?! В моём доме, преступник, сын шайтанов!
Её голос сотрясал весь дом, подобно грому; она поливала его грязью и слала всяческие проклятия, крича так громко, что сотрясались стены; взывала к жильцам дома и соседям, клялась вывести его на чистую воду и призывала в свидетели спящих людей. Ясин предостерегал и пытался заставить её молчать различными способами, махал на неё руками, с рёвом кричал на неё, но поскольку ничего не удалось, он в волнении встал и пошёл к ней, чтобы широким шагами догнать как можно быстрее, так как боялся потерять равновесие. Затем он набросился на неё, накрыв ладонью её рот, но она завизжала ему прямо в лицо, словно отчаянная кошка и ногой пнула его в живот. Он с мрачным лицом отступил назад, пошатываясь от злости и боли, затем упал на пол лицом, словно рушащееся здание. Зануба издала пронзительный крик, и Мариам бросилась к ней, навалившись на неё сверху, и потянула правой рукой за волосы, а левой вонзилась в её шею ногтями. Она начала плевать ей в лицо, ругая и понося её. Ясин поспешил подняться во второй раз, яростно качая головой, словно чтобы изгнать похмелье, подошёл к дивану и направил на спину жены, лежавшей поверх своей соперницы, тяжёлый удар. Мариам вскрикнула и подалась назад, уклоняясь от него. Он последовал за ней, и ослеплённый своим гневом, начал последовательно обрушать на неё кулаки, пока между ними не оказался обеденный стол. Тут она сняла с себя тапок и швырнула в него; тот попал прямо в его грудь. Ясин побежал за ней, преследуя её по всей комнате и крича: «Убирайся с глаз моих долой! Ты разведена… разведена… разведена…» Тут послышался стук в дверь и голос соседки, живущей на втором этаже, что звала: «Госпожа Мариам… госпожа Мариам!..» Ясин прекратил бегать за ней и с трудом переводил дыхание. А Мариам открыла дверь и так громко, что голос её был слышен по всей лестнице, сказала:
– Пожалуйста, загляните в комнату и скажите, видели ли вы нечто подобное?! Проститутка в моём доме, пьяная и шатающаяся. Проходите и поглядите сами…
Соседка смущённо сказала:
– Успокойтесь, госпожа Мариам. Пойдёмте ко мне, побудьте там до утра…
Ясин, не обращая на это внимания, заорал:
– Уходи вместе с ней. Ты не вправе оставаться в моём доме…
Мариам закричала ему в лицо:
– Прелюбодей! Преступник! Привёл домой к жене шлюху…
Он стукнул кулаком по стене и выкрикнул:
– Ты сама шлюха. Ты, и твоя мать!..
– Ты поносишь мою мать, когда она умерла и находится на небе рядом с Господом?
– Ты шлюха, я это точно знаю. Не помнишь разве про того английского солдата?!.. Я сам виноват, что не внял предупреждениям добрых людей!
– Я твоя госпожа и венец на твоей голове. Я благороднее всех членов твоей семьи и твоей матери. Спроси себя о том, какой мужчина женится на женщине, зная, что она шлюха, как ты сейчас сказал! Никто, кроме подлого сутенёра! – она указала рукой на гостиную… – Женись вот на этой, она как раз из той породы, что подходит твоему грязному темпераменту…








