Текст книги "Каирская трилогия (ЛП)"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 90 (всего у книги 99 страниц)

34

В течение недели Юсуф Джамиль приходил в редакцию журнала не чаще чем на день-два, так как его деятельность была в основном сосредоточена на рекламных объявлениях и подписке. Ибрахим Ризк также не засиживался в секретариате больше часа, после чего отправлялся в редакции других журналов, в которых работал. Так что основную массу времени Ахмад и Сусан оставались наедине вдвоём. Однажды пришёл начальник типографии взять какой-то экземпляр, и Ахмад изумился, услышав, что она зовёт его «отец»! После этого ему стало известно о том, что существует родственная связь между мастером Адли Каримом и начальником типографии. Это стало волнительной неожиданностью для него. Но ещё более его поразила прилежность Сусан в том, что касалось работы: она была осью и центром деловой активности всей редакционной коллегии, хотя и работала больше, чем требовалось от неё. Редактировала журнал, непрерывно что-то писала и читала, и казалась очень серьёзной и умной. Ахмад сразу же почувствовал силу её личности, так что ему даже стало казаться временами – несмотря на её привлекательные чёрные глаза и мягкую женственную фигуру, – что перед ним волевой мужчина с сильной внутренней дисциплиной. Увлёкшись её энергичностью, он и сам отдался работе со старательностью, не ведавшей уныния или усталости. Он взялся за перевод избранных выдержек мировых журналов по культуре, а также некоторых важных статей. Однажды он сказал ей:

– Цензоры выжидательно смотрят на нас…

Тоном, указывавшим на презрение и раздражение, она ответила:

– Вы ещё ничего не видели. Наш журнал считают «подозрительным» в высших правящих кругах!.. И это делает ему честь!..

Ахмад с улыбкой отреагировал:

– Вы, конечно, помните те передовицы, которые писал господин Адли Карим до войны?

– Наш журнал однажды закрывали ещё в эпоху правления Али Махира из-за статьи в память о революции Аль-Ораби, в которой мастер обвинил хедива Тауфика в предательстве.

Однажды во время какого-то разговора она спросила его:

– Почему вы выбрали журналистику?

Он немного подумал над тем, насколько можно обнажить свою душу перед этой девушкой, у которой был собственный стиль по сравнению с другими девушками, которых он знал.

– Я поступил в университет не для того, чтобы стать государственным служащим. У меня есть идеи, которые я хотел бы выразить и опубликовать, и самым подходящим способом для этого является журналистика…

С интересом, который восхитил его до глубины души, она сказала:

– А я не учились в университете, точнее, у меня не было такой возможности, – его порадовала её откровенность, что уже свидетельствовало о том, насколько она отличалась от других девушек… – Я закончила школу господина Адли Карима, которая не менее престижна, чем университет. Я училась у него, пока не получила диплом бакалавра, и должна вам прямо заявить, что вы дали превосходное определение журналистике, или той её разновидности, которой мы занимаемся, хотя вы выражаете свои мысли – до сих пор – через других людей. Я имею в виду ваши переводы. Разве вы не задумывались о том, чтобы выбрать что-то подходящее вам в жанре писательского труда?

Юноша ненадолго задумался, словно не поняв, что она имеет в виду, а затем ответил:

– Что вы имеете в виду?

– Эссе, поэзия, рассказы, пьесы.

– Не знаю. Статьи и эссе – первое, что приходит мне на ум…

Она многозначительным тоном заявила:

– Да, но в нынешней политической ситуации это непростая задача. Поэтому либералы вынуждены выражать свои мнения через подпольные издания. А статья – это откровенный и прямой способ для этого, потому и весьма опасный, особенно когда мы находимся под прицелом стольких глаз сразу. Зато рассказ является изощрённым произведением, которое невозможно ограничить рамками. Это хитроумное искусство стало распространённой формой, которая в скором времени завоюет лидерство в мире литературы. Разве вы не замечаете, что нет ни одного видного деятеля в литературе, который бы не пытался доказать своё существование в этом жанре хотя бы одним произведением?

– Да, я читал многие произведения. Вы знакомы с рассказами мастера Рияда Калдаса, который пишет для журнала «Аль-Фикр»?

– Он один из многих, и не самый лучший!

– Возможно. Моё внимание обратил на него дядя, мастер Камаль Абд Аль-Джавад, который пишет для того же самого журнала…

Она улыбнулась:

– Он ваш дядя? Я много раз читала его, но…

– ?

– Извините, но он один из тех писателей, которые блуждают в дебрях метафизики!

Он в волнении спросил:

– Он вам не нравится?

– Нравится или нет – к делу не относится. Он много пишет о древних понятиях: о духе…, абсолюте…, теории познания. Всё это прекрасно, но за исключением интеллектуального удовольствия и умственного обогащения это никуда не ведёт. Писательский труд должен быть инструментом, служащим для чётко поставленной цели, а конечной его целью является развитие этого мира, восхождение человека вверх по лестнице прогресса и освобождения. Человечество ведёт непрерывную борьбу, и писатель, поистине достойный называться этим словом, должен стоять во главе борцов. Что же до жизненного подъёма, то давайте оставим это Анри Бергсону…

– Но ведь сам Карл Маркс начинал как философ, странствующий по метафизике.

– И закончил научной социологией. Начнём отсюда, а не оттуда, откуда начал он.

Ахмаду было неприятно, что его дядю критикуют в подобной манере. Он сказал, главным образом, в его защиту:

– Истина всегда достойна познания, какой бы она ни была, и каким бы ни было мнение о её последствиях…

Сусан пылко возразила:

– Это противоречит тому, что вы пишите. Держу пари, что на вас повлияла лояльность по отношению к вашему дяде!.. Когда человеку больно, он сосредотачивает своё внимание на устранении причин боли. Так и наше общество сильно страдает, и нам прежде всего следует устранить причины этих страданий, а потом уже развлекаться и философствовать! Представьте себе человека, который занимается философией ради развлечения, когда его раны кровоточат, а он не уделяет этому ни малейшего внимания! Что вы скажете о подобном человеке?!

Неужели его дядя действительно такой? Но следует признать, что её слова нашли полный отклик в его душе, и что глаза её красивы, и несмотря на свою «странную» серьёзность, она привлекательна… очень привлекательна…

– На самом деле мой дядя не придаёт таким вещам большого внимания. Я много беседовал с ним об этом, и понял, что он из тех людей, что изучает нацизм так же, как и демократию или социализм, и ему от этого ни горячо, ни холодно. Я не могу выяснить его позицию…

Она с улыбкой заметила:

– Её у него и нет. Писатель не может скрывать свою позицию. Он подобен буржуазным интеллигентам, которые читают, наслаждаются и задаются вопросами. Когда они сталкиваются с «абсолютной реальностью», то приходят в такое замешательство, которое может быть даже болезненным, однако встретив на пути тех, кто по-настоящему страдает, равнодушно проходят мимо…

Ахмад засмеялся:

– Мой дядя не такой…

– Вам виднее. Рассказы Рияда Калдаса – не то, что нам нужно. Они представляют собой описание и анализ реальности, но не продвигают нас ни на шаг вперёд. Не направляют и не проповедуют!

Ахмад задумался и сказал:

– Но он часто описывает положение трудящихся, крестьян, рабочих, а это значит, что он делает главным героем своих рассказов рабочий класс!

– При этом ограничиваясь просто описанием и анализом. Это пассивный труд по отношению к истинной борьбе!..

«Какая, однако, смутьянка эта девушка! Выглядит слишком серьёзной. Где же в ней женщина?!»

– А как вы бы хотели, чтобы он писал?

– Вы читали современную советскую литературу? Максима Горького, например?

Ахмад улыбался и молчал. У него не было оснований, чтобы стыдиться: он учился на социологическом, а не литературном факультете. К тому же она была на несколько лет старше его. Интересно, сколько ей лет? Может быть, двадцать четыре или даже больше?!..

Она снова заговорила:

– Вот какой жанр литературы вам необходимо читать. Могу вам одолжить кое-что, если захотите…

– С удовольствием…

Она улыбнулась ему:

– Однако «свободный» человек не должен ограничиваться тем, чтобы быть читателем или писателем! Принципы относятся прежде всего к воле. Воля – превыше всего.

Вместе с тем в его глазах она казалась ему изящной. Она не использовала косметику и украшения, однако следила за своей внешностью, как и другие девушки. Эта живая грудь производила такое же впечатление на него, как и остальные не менее соблазнительные груди. Но не так быстро! Разве те принципы, которыми он обладал, не отличают его от других мужчин?

«Какой странный у нас класс – я ещё отрицаю, что смотрю на женщину лишь с одного угла зрения!..»

– Я рад знакомству с вами и вижу, что перед нами откроется ещё немало возможностей трудиться рядом в деловой обстановке…

Она улыбнулась – а её улыбка была весьма женственной – и произнесла:

– Приятный комплимент!..

– Я и в самом деле рад познакомиться с вами…

Да, так и было на самом деле. Но не следует доходить до недоразумений, которые бы разволновали его: вероятно, то была естественная реакция такого молодого человека, как он. «Будь бдителен, не кидайся вновь в подобное тому, что произошло тогда в Маади, ведь следы печали в твоём сердце ещё не стёрлись…»

35

– Добрый вечер, тётушка.

Джалила проследовала к своему излюбленному месту в гостиной. Едва они оба уселись на диване, как женщина позвала служанку, и та принесла напитки. Джалила принялась смотреть, как та расставляет их и готовит столик, пока служанка не закончила и не удалилась. Тут она повернулась к Камалю и сказала:

– Племянничек, клянусь тебе, я больше ни с кем, кроме тебя не пью вечером в четверг. Мне так нравилось выпивать на пару с твоим отцом в старые времена. Но в то время я пила также и со многими другими…

Камаль сказал про себя: «До чего же мне нужно выпить! Не знаю, какой бы была жизнь без алкоголя!» Затем он обратился к ней:

– Однако виски исчез, тётушка, как и множество других благородных напитков. Говорят, что во время последнего налёта Германии на Шотландию был разгромлен склад известнейшей во всём мире винокурни, так что потекли самые настоящие реки виски…

– Душу бы отдала за такой налёт! Но скажи-ка мне, прежде чем захмелеешь, как поживает господин Ахмад?

– Не лучше и не хуже. Мне тяжело видеть его в таком состоянии, госпожа Джалила. Да смилостивится над ним Господь Бог наш…

– Я бы так хотела навестить его. Не найдёшь ли ты смелости, чтобы передать ему от меня привет?

– Что за новости!.. До Судного Дня не хватает только этого!

Пожилая женщина рассмеялась и сказала:

– Ты считаешь, что такой мужчина, как господин Ахмад, может себе представить, что любой человек невинен, особенно из его собственного семейства?

– А если и так, то что с того, прекраснейшая из дам?… Ваше здоровье!..

– И твоё… Атийя может припоздниться, так как её сын болен…

Камаль с интересом отметил:

– В прошлый раз она об этом не говорила!..

– Да, просто её сын заболел в прошлую субботу. Она, бедняжка, просто надышаться на него не может. И если с ним приключится несчастье, она теряет рассудок…

– Какая хорошая женщина и какая злосчастная судьба. Я уже давно понял, судя по ней, что она вынужденно ведёт такую жизнь…

Джалила то ли насмешливо, то ли весело сказала:

– Если такому, как ты, надоедает собственная благородная профессия, то что уж говорить о ней?

Тут пришла служанка с ароматной курильницей, меж тем как осенний влажный воздух проникал в гостиную через последнее открытое окно. Алкоголь оказался весьма горьким на вкус, хотя и крепким. Но тут вдруг слова Джалилы о его профессии напомнили о чём-то важном, что он почти забыл, и он произнёс:

– Меня уже было перевели из Каира, тётушка. И если бы это случилось, то сейчас я бы уже готовил чемоданы для переезда в Асьют!..

Джалила ударила себя ладонью в грудь и воскликнула:

– Асьют! Как вам это понравится? Да что б туда выслали наших врагов! Что случилось?

– Всё в конце концов вышло хорошо, слава Богу!

– У твоего отца знакомых в министерствах не счесть, словно муравьёв…

Камаль качнул головой, словно соглашаясь с ней, но комментировать не стал. Она по-прежнему представляет себе его отца в ореоле славы, как в былые времена. Но откуда ей знать, что когда он передал новость о своём переводе отцу, тот с сожалением заявил: «Нас больше никто не знает. Где же наши друзья теперь, где?» Но прежде он отправился к своему давнему другу Фуаду Аль-Хамзави – возможно, тот знал кого-нибудь из высших кругов в Министерстве образования. Однако этот важный судья ответил ему: «Весьма сожалею, Камаль, но по своей должности я судья, и не могу никого просить об услуге». В итоге он обратился к Ридвану, своему племяннику, несмотря на стыд, и в тот же день его перевод был отменён! «Какой важный молодой человек!» Оба они были служащими одного и того же министерства, состояли в одном государственном чине, только Камалю было тридцать пять, а Ридвану двадцать два. Но разве мог ожидать учитель начальной школы чего-то лучшего? Больше невозможно было искать для себя утешения в философии или притязаниях на то, что он был философом, ведь быть философом совсем не значит повторять слова других философов, словно попугай. Сегодня каждый выпускник литературного факультета мог написать как он или даже лучше. У него была одна надежда – собрать и опубликовать все свои сочинения в одной книге. Но все эти дидактические статьи больше ничего не стоили. А сколько сегодня появилось книг? Он же не был даже каплей в этом океане, и был сыт по горло этой скукой. Когда же поезд его остановится на остановке под названием «смерть»?

Он поглядел на рюмку в руке «тётушки», затем на её лицо, говорившее о солидном возрасте, и не мог не восхититься ею. Затем спросил:

– Что вы такого находите в алкоголе, тётушка?

Она обнажила свои золотые зубы в улыбке и ответила:

– По-твоему, я пью сейчас? То время прошло, и ни следа от него не осталось. Это для меня как кофе – не больше, и не меньше. В самом начале карьеры я настолько напилась на свадьбе в Биргаване, что мой оркестр поздно ночью был вынужден тащить меня на руках в мой экипаж. Да избавит тебя Господь наш от подобной злой участи!..

«Но выпивка по-прежнему самое лучшее, что может предложить нам этот не самый лучший мир»…

– А испытывали вы высшую точку опьянения?… Я достигал этого после двух рюмок. Сегодня же мне для этого требуется восемь. А сколько завтра – я и сам не знаю. Однако это необходимость, тётушка. Только тогда моё израненное сердце пляшет от восторга…

– Братец, у тебя и без спиртного живое и весёлое сердце…

«Весёлое сердце! А как же эта печаль-подруга? И разнообразный дым, поднимающийся из костра его полыхающих надежд? У человека, что томится от скуки, только и осталось, что напиться. В этой ли гостиной, в той ли спальне, если придёт женщина, выхаживающая своего больного сына?» Он и она достигли единого пункта назначения в этой жизни – жизни, которая ничего не стоит.

– Боюсь, что Атийя не появится!.

– Она обязательно появится. Разве больному не нужны деньги?

«Какой ответ!», подумал он. Однако Джалила не дала ему возможности задуматься над этим, склонившись к нему с интересом и принявшись разглядывать его. Затем тихо сказала:

– Осталось всего несколько дней!

Не понимая, на что она намекает, он сказал:

– Да продлит Господь наш ваши годы и не лишит меня вашего общества!

Она улыбнулась:

– Брошу я эту жизнь!

Он от изумления выпрямился и спросил:

– Что вы сказали?!

Она засмеялась, потом не без сарказма произнесла:

– Да ты не бойся, Атийя приведёт тебя в другой дом, такой же безопасный, как и этот…

– ?!

– Но что же случилось?

– Состарилась я, племянничек. Аллах дал мне больше того, в чём я нуждаюсь. А вчера полиция совершила рейд на ближайший публичный дом и отвела его хозяина в участок. С меня хватит уже. Я подумываю о том, чтобы покаяться. Мне нужно изменить своё поведение, прежде чем я встречусь со своим Господом!

Камаль опустошил остаток своей рюмки и налил себе снова, словно не веря своим ушам:

– Вам осталось только сесть на корабль и отправиться в Мекку!!

– Пусть Господь наш даст мне сил для совершения благих дел…

Оправившись от своего изумления, он спросил:

– Всё это произошло вот так, внезапно?!

– Нет, я не раскрою секрета до тех пор, пока не начну действовать. Я уже давно думала об этом…

– Серьёзно?!..

– Полностью. С нами Господь наш!

– Даже не знаю, что и сказать. Ну да пусть Господь даст вам сил для добрых дел…

– Амин…

Затем она засмеялась:

– Но не беспокойся: я не закрою этот дом, пока не буду уверена в твоём будущем!..

Он оглушительно расхохотался и сказал:

– Вряд ли я найду дом, в котором будет так же уютно, как здесь!

– Положись на меня, я поручу тебя новой хозяйке, даже если сама я буду в Мекке!

Всё ему казалось смешным в данной ситуации, однако алкоголь так и останется той киблой, в сторону которой направляли свои молитвы скорбящие. Обстоятельства изменились: звезда Фуада Аль-Хамзави засияла, а его, Камаля Абд Аль-Джавада, закатилась. Но алкоголь и впредь будет зажигать улыбку на лицах страждущих. Когда-то Камаль носил Ридвана-ребёнка на спине, чтобы побаловать его. Теперь же пришёл такой день, когда сам Ридван нёс на себе Камаля, чтобы не дать ему упасть. Алкоголь, тем не менее, останется поддержкой тоскующих. Даже сама госпожа Джалила подумывает о раскаянии, тем временем как он ищет новый бордель. Да, алкоголь останется последним прибежищем. Больному надоедает всё, даже сама скука. Лишь алкоголь остаётся ключом к радости.

– Слышать известия о вас для меня всегда приятно.

– Да выведет тебя Аллах на прямой путь и осчастливит…

– Может быть, я мешаю вам?..

Она приложила палец к его губам и сказала:

– Да простит тебя Господь. Пока этот дом мой, он и твой тоже. Любой дом, где бы я ни была, будет и твоим тоже, племянничек…

Висело ли над ним какое-то древнее заклятие, которое он не мог искупить?! Как ему уйти от той жизни, что скрывала его истинное призвание в жизни? Даже Джалила – и та думала над тем, чтобы поменять свою жизнь, так почему бы ему не взять с неё пример? Утопающему нужно схватиться за выступ скалы, чтобы спастись, иначе он погибнет. И если нет смысла в жизни, то почему бы нам самим не придумать ей смысл?!

– Видимо, было ошибкой искать в этом мире смысл, если наша первичная миссия – создать этот смысл…

Джалила как-то странно и пристально посмотрела на него, и по прошествии времени поняла, что эти слова вырвались у него неосознанно. Она засмеялась и спросила:

– Ты настолько быстро опьянел?

Он скрыл своё смущение за громким смехом и ответил:

– Во время войны алкоголь сущая отрава, уж не взыщите. Интересно, когда же придёт Атийя?!

36

Камаль покинул заведение Джалилы в половине второго ночи, когда всё вокруг погрузилось во тьму. Сама же тьма погрузилась в тишину. Он неспешно двигался по направлению к Новой Дороге, оттуда – к мечети Хусейна. Сколько ему ещё осталось жить в этом святом квартале, с которым он утратил всякую связь? Он вяло улыбнулся; от выпитого алкоголя осталось только похмелье в голове. Боль в теле затихла, и он лениво и устало продолжал идти вперёд. Обычно в подобных ситуациях, когда все желания стихали, что-то в глубине души громко взывало к нему, но не раскаяние и не сожаление, а скорее призыв к очищению или просьба освободиться из тисков страстей раз и навсегда, словно отступающие волны похоти обнажили проступавшие под ними голые утёсы аскетизма. Он поднял голову к небу, словно для того, чтобы пообщаться со звёздами, но тут вдруг тишину пронзила сирена воздушной тревоги!.. Сердце его бешено застучало, и сонные глаза расширились от удивления. Инстинктивное побуждение толкнуло его к ближайшей стене, параллельно которой он и направился. Вновь поглядев на небо, он увидел свет электрических прожекторов, что с огромной скоростью передвигались в пространстве, то сталкиваясь, то расходясь в бешеном ритме. Он ускорил шаги, не отделяясь от стены. У него было гнетущее чувство одиночества, как будто он единственный, кто остался на земле!.. Пронзительный свист, который ему прежде никогда не доводилось слышать, пронёсся где-то совсем рядом с ним, и от последующего за ним сильнейшего взрыва земля задрожала у него под ногами. Далеко ли это было, или близко? У него не было времени выяснять сведения о воздушных налётах, поскольку тут же за первым взрывом последовали остальные, от скорости которых дух захватывало. Затем неоднократно стали раздаваться звуки зенитных пушек, и небо заблестело от необъяснимых вспышек, похожих на зарево молнии. Ему казалось, что вся земля сейчас разлетится на части. Он стремглав пустился в бег, больше ни на что не обращая внимания, в сторону Красных Ворот, ища под их древними сводами убежище. Пальба из зениток продолжалась с неистовым бешенством, бомбы точно поражали цели, и дрожала земля. По прошествии нескольких ужасных секунд он достиг прохода в убежище, где скопилось множество людей, от присутствия которых тьма становилась только гуще. Тяжело дыша, он проскользнул сквозь них внутрь. Над атмосферой убежища довлел ужас, а кромешную темноту наполняли бормотание и стоны. Однако вход и выход время от времени озарялись светом, отражавшимся от вспышек на небе. Шум ли от падающих бомб прекратился, или это было всего лишь плодом их воображения? Зенитки же продолжали стрелять в том же бешеном ритме, оставляя в душах людей такой же след, как и бомбы. Вопли, плач, крики, рыдания женщин, детей и мужчин перемешались воедино.

– Это уже новый налёт, непохожий на предыдущие…

– А этот старинный квартал сможет выдержать все эти новые налёты?!

– Избавьте нас от вашей болтовни, и лучше обратитесь к Господу!

– Мы все обращаемся к Господу!

– Замолчите… Замолчите… И да будет Аллах милосерден к вам!

Камаль заметил свет около выхода под сводом, и в этот момент увидел вновь прибывшую группу: ему показалось, что среди них мелькнул силуэт его отца. Сердце его затрепетало. Может ли это и впрямь быть его отец? Тогда как он смог преодолеть такой длинный путь до самого убежища? И тем более как он смог покинуть постель?.. Он прошёл до конца свода, пробиваясь через взволнованные толпы людей. В мерцании света он увидел всю семью в сборе: отца, мать, Аишу и Умм Ханафи!.. Направился к ним, остановился и прошептал:

– Это я, Камаль!.. У вас всё в порядке?

Отец не ответил ему. Изнеможённый, он приткнулся спиной к стене свода между матерью и Аишей. Мать произнесла:

– Камаль?.. Слава Аллаху. Ужасно всё это, сынок. На этот раз не так, как обычно. Нам показалось, что дом того и гляди обрушится на наши головы. Господь наш дал сил твоему отцу, и он встал и пошёл вместе с нами. Я не знаю, ни как он пришёл, ни как мы пришли…

Умм Ханафи пробормотала:

– Милость Господня на нём. Какой ужас творится! Да смилостивится над нами Всемогущий…

Аиша внезапно закричала:

– Когда же замолчат эти пушки?!

Камалю показалось, что её голос свидетельствовал о том, что нервы у неё на пределе, и потому он подошёл и взял её руки в свои, словно к нему вернулась утраченная сила духа, едва он оказался среди тех, кто ещё более нуждался в успокоении. Пушки всё так же стреляли в бешеном ритме, хотя темп их начал неощутимо ослабевать. Камаль повернулся к отцу и спросил его:

– Как ваше состояние, отец?

Отец слабым шёпотом ответил:

– Где ты был, Камаль?.. Где ты находился, когда произошёл воздушный налёт?

Он успокаивающе заверил его:

– Я был поблизости от Красных Ворот. Как вы?

Отец дрожащим голосом сказал:

– Один Аллах ведает… Как я оставил свою постель и помчался по улице сюда?.. Только Аллаху известно… Я ничего не чувствую… Когда всё вновь станет как было?

– Мне снять пиджак, чтобы вы могли сесть на него?

– Нет. Я могу постоять. Но когда же всё вернётся в прежнее состояние?

– Кажется, воздушный налёт прекратился. А что до вашего внезапно подъёма, то не бойтесь. Такие сюрпризы часто творят чудеса во время болезни!..

Едва он закончил говорить, как землю сотрясли три последовательных взрыва, за которыми раздались бешеные выстрелы зенитных пушек. Своды убежища наполнились воплями:

– Это прямо у нас над головой!

– Заявите о том, что нет Бога, кроме Аллаха…

– Молчите, чтобы не стало ещё хуже!

Камаль высвободил руку Аиши, чтобы взять за руку отца. Он делал это впервые в жизни. Руки отца дрожали, как и руки самого Камаля. Умм Ханафи распласталась на земле и завопила. Чей-то нервный голос яростно закричал:

– Прекратите вопить! Я убью любого, кто будет вопить!..

Но вопли стали ещё сильнее. Выстрелы зениток теперь слышались один за другим, и в ожидании новых ударных волн нервное напряжение людей нарастало. Ожидание новых сотрясений и взрывов удушало их.

– Бомбардировки закончились!..

– Они остановятся, только чтобы начаться заново…

– Они далеко. Если бы это было близко, вокруг нас не осталось бы ни одного целого дома!

– Бомбы упали в квартале Ан-Нахасин!

– Это тебе так кажется, а вдруг они упали на складе боеприпасов?!

– Эй вы там, слушайте! Разве пушки не затихли?

Да, стрельба затихла, и слышалась теперь только издалека. Потом она стала прерывистой, слышной совсем далеко, и наконец между первым и вторым выстрелом наступил интервал в целую минуту. Воцарилась тишина, распространилась и окрепла. Скованные языки наконец получили свободу, пока молчание не нарушил плачущий в надежде шёпот, который становился всё громче и громче. Люди принялись вспоминать о множестве вещей и вновь оживать. Они переводили с осторожным облегчением дыхание, пока Камаль тщетно пытался разглядеть лицо отца после того, как на мгновение замерцал свет, а потом над ними нависла тьма…

– Отец, всё успокаивается…

Мужчина не ответил, а лишь пошевелил руками, которые всё ещё держал сын, словно желая убедить его, что всё ещё жив…

– Вы в порядке?

Он снова зашевелил руками. Камаль почувствовал такую грусть, что у него чуть не брызнули из глаз слёзы.

Тут раздалась сирена, отменявшая сигнал тревоги…

Со всех сторон убежище наполнилось ликующими криками, похожими на те, что издают дети во время стрельбы из пушек по праздникам. Вокруг стало шумно, люди задвигались то тут, то там, захлопали двери и окна, послышались нервные голоса, а затем собравшиеся в убежище начали покидать его один за другим. Камаль глубоко вздохнул и произнёс:

– Вернёмся…

Отец положил одну руку на плечо Камаля, а другую на плечо Амины и зашагал между ними к выходу. Они начали было расспрашивать его о самочувствии и о возможном влиянии этого опасного приключения, но господин Ахмад остановился и слабым голосом сказал:

– Я чувствую, что мне нужно присесть…

Камаль предложил ему:

– Позвольте мне понести вас…

Отец измученно ответил:

– Ты не сможешь…

Однако Камаль поднял его, обхватив одной рукой за спину, а другой – за ноги. Ноша его не была лёгкой, но то, что осталось от отца к тому времени, в любом случае, было нетяжело. Он пошёл очень медленно вперёд, а остальные тем временем с опаской следовали за ним. Внезапно Аиша разрыдалась, и отец уставшим голосом сказал ей:

– Не стоит срамиться!

Она закрыла рукой рот, и когда они дошли до дома, Умм Ханафи помогла Камалю нести господина. Вместе они медленно и осторожно подняли его по лестнице. Он хоть и покорился, однако его бормотание и постоянные мольбы о прощении свидетельствовали о дискомфорте и печали. Наконец они аккуратно поместили его на кровать, а когда зажгли свет в комнате, лицо его выглядело бледным, словно усилия полностью вычерпали из него всю кровь. Грудь его то яростно вздымалась, то опускалась вниз. Он в утомлении прикрыл глаза, затем застонал, но всё же смог побороть боль и погрузиться наконец в молчание. Остальные члены семьи стояли рядами за его постелью, боязливо уставившись на него. В конце концов Амина не выдержала и дрожащим голосом спросила:

– Мой господин в порядке?

Он открыл глаза и некоторое время смотрел на лица присутствующих. На какой-то миг даже казалось, что он не узнаёт их. Затем он тяжело вздохнул и почти неслышно сказал:

– Да. Слава Богу…

– Поспите, господин мой… Поспите, вам нужен отдых…

До них донёсся звонок в дверь, и Умм Ханафи пошла открывать. Оставшиеся перекинулись вопросительным взглядом, и Камаль сказал:

– Это, видимо, пришёл кто-то из Суккарийи или Каср аш-Шаук, чтобы убедиться, что у нас всё спокойно.

Его предположение оказалось верным, и в комнату сразу же вошли Абдуль Муним и Ахмад, а вслед за ними Ясин и Ридван. Они приблизились к постели хозяина, поприветствовав остальных. Отец безучастно посмотрел на них, словно не в силах произнести ни слова, и ограничился тем, что поднял свою тощую руку в знак приветствия. Камаль рассказал им вкратце, какую тревожную ночь испытал на себе отец, а Амина шёпотом сказала:

– Ужасная была ночь, не приведи Господь…

Умм Ханафи добавила:

– Он немного утомлён движением, но здоровье вернётся к нему после отдыха…

Ясин склонился над отцом и сказал:

– Вам нужно поспать. Как вы сейчас чувствуете себя?

Отец пристально посмотрел на него мутным взором и пробормотал:

– Слава Богу… Я чувствую усталость в левой половине тела…

Ясин спросил:

– Вызвать вам врача?

Отец с досадой махнул рукой и прошептал:

– Нет, мне будет лучше, если я посплю…

Ясин сделал знак присутствующим удалиться и сам немного отступил назад. Отец меж тем приподнял свою худую руку ещё раз на прощание, и они вышли из комнаты по одному, за исключением Амины. Когда они собрались в гостиной, Абдуль Муним спросил своего дядю Камаля:

– Что вы делали? Мы вот бросились в комнату для гостей во дворе.

Ясин тоже сказал:

– А мы спустились к нашим соседям, что живут на первом этаже…

Камаль тревожно произнёс:

– Усталость подорвала силы папы…

Ясин заметил:

– Если он поспит, то силы вернутся к нему…

– А что мы будем делать с ним, если начнётся новый воздушный налёт?!

Никто не ответил на его вопрос, и нависло тяжёлое молчание, пока Ахмад не сказал:

– Наши дома уже старые и не смогут пережить воздушных налётов…

В этот момент Камалю захотелось рассеять мрачное облако, окутавшее их и действовавшее на нервы, и выдавливая из себя улыбку, произнёс:

– Если наши дома будут разрушены, то с нас довольно и той чести, что сделают это с применением новейших научных способов…