Текст книги "Каирская трилогия (ЛП)"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 84 (всего у книги 99 страниц)

20

– Неужели ты действительно можешь наслаждаться красотой природы, при том что до экзамена осталось всего несколько дней?

Этот вопрос задал один студент другому из группы раскинувшихся на травяной лужайке в форме полукруга на зелёной возвышенности, вершину которой венчала деревянная беседка, занятая остальными студентами. Куда ни кинь взгляд – всюду были видны насаждения пальм и цветники, пересечённые мозаичными тропками. Тот студент, кому был задан вопрос, ответил:

– Так же как может Абдуль Муним Шаукат наслаждаться семейной жизнью, несмотря на приближение сессии?

Абдуль Муним сидел в центре полукруга, а рядом с ним Ахмад Шаукат. Абдуль Муним заявил:

– Вопреки всему, что вы думаете, женитьба предоставляет студенту большую возможность сдать экзамены.

Хилми Иззат, который сидел рядом с Ридваном, сыном Ясина, по другую сторону полукруга, заметил:

– Ну, это только в том случае, если муж принадлежит к «Братьям-мусульманам».

Ридван рассмеялся, обнажая свои жемчужные зубы, несмотря на то, что весь этот разговор вводил его в депрессию. Разговор о женитьбе тревожил его сердце. Он и сам не знал, решится ли он однажды на такую авантюру, или нет. Брак при всей необходимости был для него пугающей авантюрой, несоответствующей его душе и телу!..

Студент снова спросил:

– А кто такие эти «Братья-мусульмане»?

Хилми Иззат ответил ему:

– Это религиозная организация, целью которой является интеллектуальное и практическое возрождение ислама. Разве ты не слышал о том, что они создали свои кружки во всех кварталах?

– Это не «Союз мусульманской молодёжи»?

– Нет…

– А в чём разница?

Хилми Иззат, указав на Абдуль Мунима Шауката, ответил:

– Спроси об этом брата…

Абдуль Муним своим зычным голосом ответил:

– Мы не просто организация преподавания и воспитания. Мы пытаемся понять ислам таким, каким его создал Аллах: религию, мир, свод законов и политический режим…

– Это подходит для двадцатого века?

Тот же сильный голос сказал:

– И для двадцать первого тоже…

– Мы и так в замешательстве от демократии, фашизма и коммунизма. И тут ещё это новое бедствие!

Ахмад засмеялся:

– Но это же Божественное бедствие!

Поднялся гул смеха, а Абдуль Муним злобно поглядел на брата. Ридван, думая, что его кузен не так выразился, заметил:

– Бедствие – это неподходящее выражение…

Тот же студент снова спросил Абдуль Мунима:

– И вы побиваете людей камнями, если они с вами не согласны?

– Над молодыми людьми нависла угроза отклонения от истинного пути и убеждений, упадка нравственности, так что побивание камнями ещё не самое жестокое из того, что они заслужили. Но мы никого не побиваем камнями, мы действуем добрым наставлением и благим примером. Мы ведём по прямому пути и ориентируем. Доказательством того служит моя собственная семья, мой брат, который заслуживает наказания в виде побивания камнями – вот он сидит и забавляется среди вас, пытаясь соперничать с самим Создателем, да будет Он преславен!

Ахмад засмеялся, и Хилми Иззат, обращаясь к нему, сказал:

– Если вам будет грозить опасность от брата, то я приглашаю вас пожить со мной в Ад-Дарб Аль-Ахмар…

– Вы такой же, как он?

– Нет. Мы из собрания вафдистов, и люди у нас толерантные. Первый советник нашего лидера копт. Вот такие мы…

Первый студент вновь заговорил:

– И вы несёте этот вздор в том же месяце, когда были отменены все иностранные концессии?

Абдуль Муним задал вопрос:

– Свою религию мы тоже должны отменить из уважения к иностранцам?

Тут совершенно неожиданно Ридван, словно говоря совсем под другим углом зрения, заявил:

– Концессии были отменены. Так что же скажут критики соглашения сейчас?

Хилми Иззат сказал:

– Критики неискренни. Это всё ненависть и зависть. Истинной и полной независимости можно добиться только войной. Как они могут надеяться достичь чего-то большего переговорами, чем уже достигли?

Чей-то голос недовольно заметил:

– Позвольте нам спросить о будущем…

– Будущее не обсуждают в мае месяце, когда на пороге экзамен. Уж избавьте нас от этого… После сегодняшнего дня я не вернусь на факультет, пока у меня не будет достаточно времени на подготовку…

– Не спешите. Нас не ждут никакие должности. Какое будущее ждёт студента юридического или филологического факультета?.. Слоняться без дела или найти какую-нибудь должность мелкого клерка. И вопрошайте о будущем, если хотите…

– Но если концессии отменены, значит, откроются двери!

– Двери?!.. Людей больше, чем дверей!

– Послушайте!.. Ан-Наххас расширил возможности приёма студентов в университеты. Раньше эта дверь была перед ними закрыта. И если они не могли сделать этого из-за несправедливости общества, то теперь могут преуспеть. Но вот только сможет ли он найти для нас работу?

В дальнем конце сада показалась небольшая группа. Тут же языки умолкли, а головы направились в ту сторону: там было четыре девушки, что шли в университет со стороны Гизы. Их пока нельзя было чётко различить, так как приближались они медленно, предоставляя молодым людям надежду разглядеть себя уже вблизи, поскольку дорожка, по которой они шагали, огибала лужайку, где сидели студенты, и затем поворачивала влево. Едва они достигли поля зрения молодых людей, как те уже произнесли их имена и названия факультетов, где они учились: одна девушка была с юридического, а три – с филологического.

Ахмад сказал себе, глядя на одну из студенток: «Алавийя Сабри». Это имя гипнотизировало его: девушка обладала красотой турчанки египетского разлива: среднего роста, тоненькая, белокожая, с угольно-чёрными волосами, большими чёрными глазами, высокими веками и сросшимися бровями. Её отличали аристократические манеры и изысканные жесты. Ко всему прочему она была его однокурсницей на первой ступени. Он уже знал, – а тот, кто ищет, всегда сможет найти немало сведений, – что как и он, она записалась на социологическое отделение. Пока ему ещё не выпало возможности перекинуться с ней даже словом, но тем не менее она привлекла его внимание с первого же взгляда. И хотя он уже давно восхищённо присматривался к Наиме, она не трогала его до глубины души так, как эта девушка, что возвещала ему о скорой дружбе их умов, а может быть, даже и сердец…

После того, как группа девушек скрылась из виду, Хилми Иззат сказал:

– Скоро филологический факультет превратится в девичий факультет!

Ридван, обводя взглядом студентов-филологов, сидевших полукругом, заявил:

– Не верьте в дружбу студентов-юристов, которые часто вас навещают на факультете в перерыве между лекциями. Их истинная цель обнаружена!

И он громко рассмеялся, хотя и не был особо доволен: разговор о девушках навевал ему смущение и грусть.

– Для чего девушек принимают на филологический?

– Потому что профессия преподавательниц даёт им больше возможностей, чем остальные…

Хилми Иззат сказал:

– Это с одной стороны так, а с другой гуманитарные науки – женская специальность. Помада, маникюр, сурьма, поэзия, сказки – всё это их стихия.

Засмеялись все, не исключая Ахмада и остальных студентов филологического факультета, несмотря на их попытки протестовать. Ахмад сказал:

– Этот жестокий приговор относится и к медицине, ведь уход за больными долгое время был уделом женщин. Но истина, которая пока ещё не утвердилась в ваших душах, это вера в равенство между мужчиной и женщиной.

Абдуль Муним улыбнулся:

– Я не знаю, хвалим мы женщин, или порицаем, когда говорим, что они такие же, как мы?

– Ну, если дело касается прав и обязанностей, то это похвала, а не порицание…

Абдуль Муним ответил:

– Ислам установил равенство между мужчиной и женщиной во всём, за исключением наследования.

Ахмад саркастически заметил:

– Даже в рабстве они равны!

Абдуль Муним разгорячился:

– Вы ничего не знаете о своей религии, вот в чём трагедия!

Хилми Иззат, обращаясь к Ридвану, лукаво спросил:

– А что ты знаешь об исламе?

Тут ещё один студент спросил его самого тем же тоном:

– А что ты сам знаешь об исламе?

Абдуль Муним задал вопрос своему брату Ахмаду:

– Что ты знаешь об исламе, что болтаешь о нём впустую?

Ахмад спокойно ответил:

– Я знаю, что это религия, и мне этого достаточно. У меня нет доверия ни к одной религии!..

Абдуль Муним порицающе сказал:

– У тебя есть доказательства, что религии это ложь?

– А у тебя есть доказательства, что они истинны?

Повысив голос так, что юноша, сидевший между ним и его братом, встревоженно перевёл глаза с него на Ахмада, Абдуль Муним сказал:

– И у меня, и у любого верующего. Но позволь мне сначала спросить тебя, чем ты живёшь?

– Своими особыми убеждениями, верой в науку, гуманизм и будущее, приверженности обязанностям, которые в конечном итоге подготовят на земле новый порядок.

– Ты уничтожил всё то, что делает человека человеком….

– Уж лучше скажи, что существование вероучения тысячу с лишним лет это не признак его силы, а скорее признак унижения людей, ибо это противоречит смыслу обновления жизни. То, что подходило мне, когда я был ребёнком, не годится мне, когда я стал мужчиной, и должно измениться. Человек долгое время был рабом природы и других людей, а с помощью науки и изобретений он сопротивляется преклонению перед природой. Преклонению перед другими людьми он сопротивляется с помощью прогрессивных школ мысли. Всё же остальное – это разновидность тормозов, препятствующих свободному движению вперёд колёс человечества!

Абдуль Муним, который в этот момент испытывал неподдельную ненависть к самой мысли о том, что Ахмад его брат, заявил:

– Быть атеистом легко, так же как и решение о бегстве даётся легко: бегства от своих обязанностей, которые предписаны верующему по отношению к своему Господу, к себе и к остальным людям. Нет иного доказательства атеизма, что было бы сильнее доказательства веры. Мы не выбираем одно или другое своим умом, мы делаем выбор своим нравом…

Тут в разговор вмешался Ридван:

– Не поддавайтесь яростному спору между вами. Лучше вам как братьям занять одну сторону…

Хилми Иззат, на которого иногда находили необъяснимые волны бунтарства, выпалил:

– Вера… Гуманность… Будущее! Всё это пустые слова. Одна только система, основанная на науке – вот и всё, что должно быть. Нам следует верить только в одно – в уничтожение человеческой слабости в различных её проявлениях. И какой бы жестокой ни казалась наша наука, она служит цели привести человечество к идеалу, сильному и чистому!

– Это и есть новые принципы «Вафда» после заключения соглашения?!

Хилми Иззат засмеялся, что вернуло его в естественное состояние. Ридван сказал за него:

– Он настоящий вафдист, но время от времени на него находят странные новые идеи, и тогда он призывает к массовым убийствам, что наверняка указывает на то, что прошлой ночью он не смог нормально выспаться!

Реакцией на весь этот ожесточённый спор было воцарившееся молчание, которому Ридван только обрадовался. Он окинул взглядом пространство вокруг, и принялся наблюдать за несколькими коршунами, что парили в небе, да за кучкой пальм. Каждый высказывал своё мнение, даже если это были нападки на Творца. Однако сам Ридван был вынужден скрывать то, что бушевало в глубине его души: это останется страшной тайной, угрожавшей ему. Он подобен изгою или чужаку. Но кто поделил людей на нормальных и ненормальных? Как можно быть противником и судьёй в одном лице? И почему мы часто глумимся над несчастными?.. Ридван сказал Абдуль Муниму:

– Не раздражайся. У религии есть Господь, который стоит на её защите. А ты через девять месяцев, самое большее, станешь отцом!

– Правда?!

Ахмад, дразня брата, чтобы потушить остатки его пыла, сказал:

– Мне легче противостоять гневу Аллаха, чем твоему гневу!

Затем Ахмад сказал про себя: «Злится он или нет, но по возвращении в Суккарийю он найдёт сострадательное сердце. Разве нельзя вообразить, что и я вот так однажды вернусь домой и застану Алавийю Сабри на первом этаже в Суккарийе?»

Он засмеялся, однако никому и в голову не пришло, какова истинная причина его смеха…

21

Дом Абдуррахима-паши Исы выглядел непривычно активным: в саду находилось множество людей, и на веранде также сидели люди. Многие входили и выходили. Хилми Иззат подтолкнул локтем Ридвана, когда они подошли к дому, и с облегчением сказал:

– Вопреки тому, что утверждают газеты, мы не лишены сторонников…

Когда они стали пробиваться сквозь толпу внутрь, несколько молодых людей выкрикнули: «Да здравствует солидарность». Лицо Ридвана покраснело от возбуждения. Он так же, как и они, был пылким бунтарём, хотя с тревогой спрашивал себя, не подозревает ли кто-нибудь из этих людей о неполитической цели его визитов сюда?.. Однажды он вверил Хилми Иззату свои опасения, и тот ответил ему: «Сомнением одержимы лишь трусы! Ступай твёрдо, с высоко поднятой головой, и не заботься больше чем следует о том, кто что думает, как и надлежит тем, кто готовит себя к общественной жизни».

Вестибюль был переполнен сидящими в очереди людьми: тут были и студенты, и рабочие, и некоторые члены «Вафда». В центре же сидел сам Абдуррахим-паша Иса, непривычно мрачный, серьёзный и суровый. Аура солидного политического деятели окружала его.

Когда оба молодых человека подошли к нему, он поднялся, чтобы со всей солидностью поприветствовать их, и пожал им руки. Затем он сделал им знак присесть. Один из тех, что сидели в вестибюле и который прервал разговор при появлении юношей, продолжил:

– До чего же потрясено было общественное мнение, когда стали известны имена новых министров, среди которых нет Нукраши[85]85
  Махмуд Ан-Нукраши-паша (1888–1948) – египетский государственный деятель, премьер-министр Египта (1945–1946 гг. и 1946–1948 гг.). Учился в Каире и в Ноттингеме (Англия). Работал директором школы Гамалияйя в Каире. В 1920 г. был назначен заместителем директора исполнительного департамента в министерстве сельского хозяйства. В 1924 г. – заместителем генерального секретаря министерства образования и комиссаром провинции Каир. В 1924 г. вместе с рядом других высокопоставленных руководителей партии «Вафд» был обвинён в причастности к убийству командующего британским контингентом в Египте сэра Ли Стэна, но был оправдан. В 1930 г. и в 1930–1937 гг. – министр транспорта, в 1938–1939 гг. – министр внутренних дел, в 1939–1940 гг. – министр образования, в июне-сентябре 1940 г. – министр внутренних дел, в 1940–1945 гг. – министр финансов Египта. В 1938 г. вместе с Ахмадом Махир-пашой выступил одним из основателей Саадистской институциональной партии, поддерживавшей либеральную монархическую программу. В 1946 г. был избран председателем партии. В 1945–1946 гг. и в 1946–1948 гг. – премьер-министра Египта. Будучи обеспокоенным ростом популярности «братьев-мусульман», в декабре 1948 г. принял решения о запрете этого движения. Был убит 28 декабря 1948 г. боевиками «Братьев-мусульман». Вероятно, покушение стало ответом на убийство одного из лидеров исламских фундаменталистов Хасана аль-Банна.


[Закрыть]!

Абдуррахим-паша Иса сказал:

– В момент отставки кабинета мы подозревали нечто подобное, особенно после того, как разногласия стали известны настолько, что о них заговорили даже в кофейнях. Но Нукраши не таков, как другие члены «Вафда». «Вафд» многих отстранил, и ни у кого не было такой поддержки. Нукраши это нечто иное. Не забывайте, что Нукраши это ещё и Ахмад Махир[86]86
  Ахмад Махир-паша (1888–1945 гг.) был премьер-министром Египта с 10 октября 1944 г. по 24 февраля 1945 г., также он был членом Саадистской институциональной партии и был назначен премьер-министром вслед за смещением Мустафы Ан-Наххаса-паша королём Фаруком. После прихода к власти он призвал к новым выборам и выступил против кандидатуры членов «Братьев-мусульман», против которых он вынес фетву. Все члены «Мусульманского братства» потерпели поражение на нечестных выборах. Махир затем объявил войну против держав оси во Второй мировой войне, в первую очередь, чтобы получить дипломатическое преимущество в конце войны (которая рассматривалась как неизбежная). Сразу же после этого объявления Махир был убит в парламенте 28-летним Махмудом Аль-Ассави. Хотя предполагалось, что Аль-Ассави был членом «Мусульманского братства», он позже признался, что он на самом деле являлся членом партии «Вафд». Ахмад Махир-паша был дедом Ахмада Махира, министра иностранных дел Египта с 2001 по 2004 ггг., а также посла Али Махира.


[Закрыть]. Оба они – это «Вафд». «Вафд», который боролся и воевал. Можете спросить о том виселицы, тюрьмы и бомбы. И на этот раз нет никакого разногласия, очерняющего тех, кто выбывает; под вопросом только честность режима и бомбардировки. И если случится то, чего все опасаются, и «Вафд» расколется, то не Нукраши и Махир будут дезертирами, а все остальные его члены!

– Макрам Убайд[87]87
  Уильям Макрам Убайд (1889–1961 гг.) – египетский политический деятель. Родился во влиятельной коптской семье. Окончил факультет права Оксфордского университета (1908 г.), в 1912 г. получил во Франции степень доктора права. С 1912 г. – секретарь британского юрисконсульта египетского правительства. Во время мартовского восстания 1919 г. направил ему письмо патриотического содержания, которое получило широкую известность. Вошёл в состав высшего совета партии «Вафд», в декабре 1921 г. вместе с другими её руководителями был арестован и сослан на Сейшельские острова. В сентябре 1923 г. вернулся в Египет и был избран в парламент. С 1927 г. – генеральный секретарь «Вафда». В различных вафдистских кабинетах занимал министерские посты (в 1928 г. – министр путей сообщения, в 1930 г.,1936–1937 гг. и в 1945 г. – министр финансов). В 1942 г. исключён из «Вафда», издал памфлет «Чёрная книга», разоблачающую коррупцию руководства «Вафда». В 1943 г. организовал партию «Вафдистский блок». В 1944–1952 гг. был депутатом парламента, несколько раз входил в состав коалиционных кабинетов.


[Закрыть] показал своё истинное лицо наконец!

Эти слова показались Ридвану странными: ему было нелегко поверить в то, что стержень «Вафда» подвергается подобным нападкам, находясь среди искренних вафдистов. Тут высказался ещё один человек:

– Макрам Убайд это и есть главный источник всего этого зла, ваше превосходительство паша…

Абдуррахим-паша заявил:

– Другие тоже не так невинны…

– Однако именно он не выносит соперников. Он хочет контролировать Ан-Наххаса сам, без сотоварищей. И если освободилось место Махира и Нукраши, то на его пути больше ничего не стоит…

– Если бы он мог устранить Ан-Наххаса, он бы и его устранил.

Один из пожилых людей, что сидел в вестибюле, сказал:

– Прошу вас, не преувеличивайте так. Все реки возвращаются в свои русла.

– После того, как сформировано правительство без Нукраши?

– Всё возможно…

– Такое было возможно во времена Саада. Но Наххас упрямец, и если ему что-либо придёт в голову…

Тут в вестибюль быстрыми шагами вошёл человек. Паша поприветствовал его со своего места и оба они горячо обнялись. Паша спросил:

– Когда ты вернулся? Как дела в Александрии?

– Замечательно… Замечательно. Нукраши ждал просто бесподобный приём народа на вокзале Сиди Джабир. Целые толпы образованных людей от чистого сердца выкрикивали его имя. Все были в ярости, ратуя за честность режима. Они кричали: «Да здравствует честный Нукраши… Да здравствует Нукраши, истинный сын Саада…». Многие также кричали: «Да здравствует Нукраши, лидер нации…»

Мужчина говорил так громко, что многие из сидящих в вестибюле подхватили произнесённые им лозунги и начали скандировать их, пока не вынудили Абдуррахима-пашу махнуть им рукой, призывая соблюдать спокойствие. Тогда прибывший продолжил:

– Общественное мнение взбешено действиями кабинета. Оно в ярости из-за изгнания оттуда Нукраши. Наххас потерпел непоправимый ущерб, согласившись поддержать шайтана вместо этого чистого ангела…

Абдуррахим-паша заметил:

– Сейчас у нас август. Университет откроется в октябре. Пусть открытие Университета будет решающим событием. Уже сейчас нам следует готовиться к демонстрациям. Или Наххас образумится, или может убираться ко всем чертям…

Тут Хилми Иззат заявил:

– Могу заверить вас, что университетские демонстрации устремятся к дому Нукраши…

Абдуррахим-паша ответил:

– Всё нужно организовать. Соберитесь с нашими сторонниками из числа студентов и подготовьтесь как следует. К тому же сведения, которыми я обладаю, утверждают, что просто невероятное количество депутатов и сенаторов присоединятся к нам…

– Нукраши – основатель комитетов «Вафда», не забывайте об этом. Телеграммы о лояльности ему приходят в его кабинет с утра до вечера…

Ридван спрашивал себя, что же такое происходит в мире? И расколется ли «Вафд» и на этот раз?.. И возьмёт ли на самом деле Макрам Убайд на себя такую ответственность? Совместимы ли интересы отечества и раскол партии, которая представляла его в течение восемнадцати лет?..

Прения затянулись. Собравшиеся обсуждали множество предложений о пропаганде и проведении демонстраций. Затем они начали покидать фойе, пока там не остались только сам паша, Ридван и Хилми Иззат. Паша пригласил их расположиться на веранде, и юноши прошли за ним на веранду. Все трои уселись за столик, и вскоре им принесли лимонад. Тут в дверях показался человек лет сорока: за время своих предыдущих визитов в дом Ридван узнал его; его звали Али Мехран, он был помощником паши. Внешность его свидетельствовала о характере, склонном к веселью и шуткам. Его сопровождал молодой человек лет двадцати, довольно миловидный, чьи непослушные волосы, длинные на висках, и широкий галстук выдавали в нём человека искусства. Али Мехран с улыбкой подошёл, поцеловал руку паше и пожал руки обоим молодым людям, затем представил юношу:

– Мастер Атийя Джаудат, молодой, но талантливый певец. Я вам уже говорил о нём, Ваше Превосходительство!

Паша надел очки, что лежали на столе, и принялся внимательно разглядывать юношу, затем улыбаясь, сказал:

– Добро пожаловать, господин Атийя. Я много о вас наслышан. Может быть, мы услышим вас наконец на этот раз…

Певец с улыбкой призвал Господне благословение на пашу, затем сел, в то время как Али Мехран склонился к паше и сказал:

– Как вы, дядюшка?

Так он обычно обращался к паше, когда не было необходимости в формальностях. Тот, улыбнувшись, ответил:

– В тысячу раз лучше, чем ты…!

Непривычно серьёзным для себя тоном Али Мехран сказал:

– Люди в баре «Анджело» шепчутся о скором создании националистического кабинета под предводительством Нукраши!..

Паша дипломатично улыбнулся и пробормотал:

– Мы не из тех, кто добивается министерского портфеля!..

Ридван с волнением и интересом спросил:

– На каком основании?.. У меня в голове не укладывается, что Нукраши будет замышлять как Мухаммад Махмуд или Исмаил Сидки революционный переворот!

Али Мехран ответил:

– Переворот! Ну уж нет. Сейчас всё сводится к тому, чтобы убедить большинство сенаторов и депутатов встать на нашу сторону. И не забывайте, что и король тоже с нами. Ахмад Махир действует мудро и терпеливо!

Ридван вновь подавленно спросил:

– И в конце мы станем приближёнными ко дворцу?

Абдуррахим-паша заметил:

– Выражение одно, но значение его имеет разный смысл. Король Фарук это не Фуад. Да и обстоятельства совсем не те сейчас. Король – пылкий юноша-националист. Он жертва несправедливых нападок Ан-Наххаса!

Али Мехран радостно потёр руки и сказал:

– Интересно, когда же мы будем поздравлять пашу с министерским назначением? И выберете ли вы меня своим заместителем в министерстве, как выбрали своим помощником?

Абдуррахим-паша засмеялся:

– Нет, я назначу тебя главным начальником тюрем, ведь твоя естественная среда – это тюрьма.

– Тюрьма?.. Однако говорят, что тюрьма это место для скотов!

– И для других тоже. И успокойся на этот счёт!

Его внезапно охватило раздражение, и он закричал:

– Ну хватит с нас политики. Перемените тему, пожалуйста!..

И повернувшись к мастеру Атийе, спросил его:

– Что вы нам предложите послушать?

Али Мехран ответил вместо него:

– Паша – ценитель музыки, эстет. Если ваш талант растрогает его, перед вами откроются двери на радио…

Атийя Джаудат мягко произнёс:

– Не так давно я положил на музыку песню «Меня соединили с ним», автором которой был мастер Мехран!

Паша пристально посмотрел на своего помощника и спросил:

– И с каких это пор ты сочиняешь песни?

– Разве я не провёл семь лет в Аль-Азхаре, и не корпел там над рифмами стихосложения?

– А какая связь между Аль-Азхаром и твоими беспутными песенками? «Меня соединили с ним»! Кто же это, ваше благородие, семинарист?

– Ваше Превосходительство, смысл песни кроется в вашей бороде!..

– Сын старой карги!

Али Мехран позвал дворецкого, и паша спросил его:

– Зачем он тебе?

– Чтобы приготовить для нас всё, что нужно для концерта!

Поднимаясь со своего места, паша сказал:

– Подожди, пока я прочитаю вечернюю молитву!..

Мехран, коварно улыбнувшись, ответил:

– А когда я вас поприветствовал, это не нарушило вашей ритуальной чистоты, которая требуется для молитвы[88]88
  Состояние ритуальной чистоты это состояние, которое требуется для верующего, совершающего обязательную пятикратную дневную молитву. Под ней подразумевается омовение как необходимое условие для действительности молитвы. В разных исламских школах мысли существуют некоторые различия в порядке омовения, но в целом они сводятся к тому, что омывается водой лицо, руки до локтей, влажными ладонями протирается голова и внешняя часть стоп.


[Закрыть]?!