Текст книги "Камень королей (СИ)"

Автор книги: Елена Середа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 90 страниц)

Сони тоже в это не верил. Далеко не у всех братьев и сестер создавалось такое единодушие, как у него с Дженти, да и их, честно говоря, сложно было назвать прекрасным примером родственных отношений – мальчишками они изрядно поколачивали друг друга, особенно до того, как сожгли родителей на погребальных кострах. Но даже если Мирран осмеливался швыряться обвинениями в совращениях и убийстве, что, покорно соглашаться с его смертью, что ли?

Кален нахмурился.

– Вы оба слышите, что говорите, или у вас разум окончательно помутился? Мало того что вы предлагаете мне, своему командиру, которому должны беспрекословно подчиняться, нарушить еще не отданный приказ, вы вдобавок возомнили о себе, будто лучше генерала знаете, как спасти квенидирцев?

Сех, собирающийся что-то сказать, испуганно захлопнул челюсть. Мысль о том, чтобы перечить командиру, после Могареда внушала ему ужас. Однако Сони прикусывать язык не собирался. Пусть его накажут, высекут, в яму посадят голым на морозе – да что угодно, просто так он этого не оставит.

– Не передергивай. Мы не уговариваем тебя нарушать приказы и уж точно не будем советовать Ламану, как поступить. Я только не понимаю, почему ты не попытался ничего сделать. Мирран же твой брат! Почему ты ничего ему не сказал? Разве он не послушал бы тебя? Может быть, если бы вы поговорили, то не было бы этой ссоры в храме, а Ламан по дороге в замок не клялся, что он настоятеля на куски порежет и свиньям скормит!

Кален невесело усмехнулся.

– В храме у тебя, видно, уши пробками заложило. Мирран не считает меня своим братом, и он никогда не прислушается ко мне. Пожалуй, я единственный человек на свете, которого он ненавидит. Пытаться поговорить с ним бессмысленно.

– Что между вами случилось? – Виньес прервался, закашлявшись, и потрогал свой лоб. Щеки у мага нездорово горели. Наверняка у него был жар, но мчаться в замок, к лекарям, он не торопился. – Ты не думай, что я, как обычно, строю из себя самого умного, но, может, Сони прав и есть возможность решить проблему мирным путем? У меня сложилось впечатление, что подкупить Миррана не выйдет. Время на исходе, и если Ламан не найдет другого способа заставить настоятеля изменить мнение, а ты знаешь этот способ, но по какой-то причине упрямишься, то Квенидир зальется кровью. Причем не по вине када-ра. Почему ты не хочешь пойти и поговорить с Мирраном?

Командир исподлобья глянул на старого друга. «Предатель», – читалось в его взгляде.

– Кален! – Сони был готов завыть. – Что за склока такая между вами была, что она важнее человеческих жизней?

– Не склока. Несколько человеческих жизней и были: женщины, которую любил мой брат, и ребенка, который мог бы быть его, но стал моим. Хотите услышать, почему отправлять меня к Миррану – это очень плохая идея? Ладно, я расскажу. Наверное, вам стоит знать эту грязную историю. Может быть, когда-нибудь мой пример удержит вас от подобного поступка.

В закутке наступила мертвенная тишина. Раздававшиеся во дворе крики солдат и горожан, пришедших за помощью, резали уши. Кален огляделся и сел на вмерзшую в землю бочку, так, чтобы свет замковых факелов оставался у него за спиной. Но если он надеялся, что его скроет мрак, то его расчет не оправдался – облака на небе расступились, и осунувшееся лицо командира осветил бледный луч Великого Ока Бездны. В этом серебристом свете он казался ненастоящим – какой-то порожденной богами Бездны тенью, которая не была Каленом, а только притворялась им.

– В молодости я был недурен собой – девушки считали меня красавчиком, в отличие от Миррана, который опережал меня во всем остальном. Я мечтал о королевской гвардии, Мирран – об Эстальском университете или Кристальной школе. Для всего этого нужны были огромные деньги. Наша семья не была бедной, но обеспечить хорошее будущее родители, да светит им солнце на Небесах, могли только одному из нас, и мы с братом постоянно соперничали. Все это были детские шалости, пока не стало ясно, что шанс выбиться есть только у Миррана. Он был лучше: умнее, быстрее, даже сильнее – если я не использовал магию, то в драках он всегда одерживал надо мной верх. К тому времени, как отец определился, что скопленные деньги отдадут на Миррана учебу в Кристальной школе в Кольведе, я уже служил в магической страже. После отцовского решения ей суждено было стать пределом моих возможностей. Я был молодым, глупым и самовлюбленным, мне хотелось большего, и все, о чем я мечтал, это как отомстить брату за загубленную жизнь.

Его тихий голос лился ровно и гладко. Он рассказывал свою историю так, словно излагал ее по сотому разу. А может, так оно и было – Кален мог повторять ее про себя тысячи, миллионы раз за все прошедшие годы.

– Возможность отомстить представилась быстро. Мирран ухаживал за дочкой одного из наших соседей – милой доброй девушкой по имени Эла. Это она подарила ему кожаный браслет, который он носит до сих пор. Когда Мирран отлучился в Кольвед разузнать о поступлении в Кристальную школу, я стал наведываться к Эле вместо него. Довольно скоро я добился того, чтобы она в меня влюбилась. А через два месяца она сказала, что беременна от меня.

Он помолчал.

– Мне пришлось на ней жениться, хотя я этого не хотел. Мне только исполнилось восемнадцать, в голове был один ветер, создавать семью я не рассчитывал, намереваясь только насолить брату. И я этого добился: наши отношения, и без того не радужные, окончательно испортились. Одно дело, если бы я действительно любил Элу – мой замечательный понимающий брат был готов это простить. Но по мне было очень хорошо заметно, что ни браку, ни ребенку я не рад. Продолжать таскаться по девкам я не перестал. Узнав об этом, Эла утопилась вместе с еще не рожденным ребенком. Это первые люди, которых я убил, пусть и не своими руками.

– Святой Порядок! – застонал Виньес, закрывая лицо.

Сони, не веря ни единому слову, смотрел на командира. Мир сузился до четверых человек: исчезла нависающая громада замка, мельтешащие люди, крики и запах конского навоза. Существовал только Кален, который неестественно спокойным голосом делал свою жуткую исповедь, и Сони с Виньесом и Сехом, которые пораженно ему внимали.

– Мирран чуть не сошел с ума. Он во всеуслышание объявил, что я ему больше не брат, и стал проводить все время в храме, заглушая горе молитвами. Для семьи я стал позором. Мне стыдились смотреть в глаза, избегали встречаться со мной. В страже на меня недобро косились. Когда я изуродовал жизнь жены, покатилась под откос и моя собственная. Мать сказала, что негоже погибать обоим ее сыновьям и, раз Мирран забыл об учебе, на собранные деньги нужно отправить меня в Эстал, в гвардию. Я трусливо согласился – не мог оставаться в городе, где мне плюют вслед как предателю братских чувств, изменнику и убийце жены и ребенка. Больше я сюда никогда не возвращался и переписывался лишь с матерью и сестрой, пока они обе не сгорели на погребальных кострах. Теперь вы понимаете, почему будет только хуже, если я пойду к Миррану? Он все еще держит обиду на меня, и я даже не представляю, во что она может вылиться.

Сони подозревал, что прошлое у лейтенанта очень непростое, но все это… Вся эта история была как будто не о нем. Кален был жестоким человеком – иногда даже чересчур жестоким, – но справедливым. Такой, как сейчас, он бы ни за что не допустил ничего подобного. Может быть, потому что он все это время помнил о том, что натворил, и винил себя в этом?

– Это правда? – глухо спросил Сех.

– Чистая, – ответил Кален.

Виньес печально молчал. Командира он знал дольше и лучше всех, и удивленным он не казался – лишь расстроенным из-за гибели женщины и ребенка.

– Вот дерьмо, – пробормотал Сони.

Он сел на корточки и накрыл ладонями голову. Верь – не верь командиру, но он не лгал. Об этом говорило все: его отношение к женщинам, неодобрение гуляний Дьерда и та лекция по поводу Дилы в Эстале; равнодушие к кровному родству и при этом попытка создать из отряда семью; нежелание вспоминать о прошлом и возвращаться в Квенидир; даже брошенные Мирраном обвинения больше не казались необоснованными.

Но разве страшная ошибка, совершенная Каленом больше двадцати лет назад, меняла что-то в том, что происходило сейчас?

Сех, похоже, считал иначе.

– Я… Эм-м… Я прошу прощения, лейтенант, кажется, там ребята из моего патруля. Можно мне идти? – пряча глаза, он облизнул обветренные губы.

– Иди, – кивнул командир.

– Что ты делаешь, Кален? – спросил Виньес, как только сехен свернул за конюшню. Из закутка было видно, как он торопливо шагает к замку. Никаких ребят из патруля там, конечно, не было. – Ты рассказал такие кошмарные вещи про себя и просто отпускаешь его? Ладно мы с Сони – я тебя давно знаю, Сони не дурак и все поймет, но Сех… Он тебя первый раз лейтенантом назвал, а не просто по имени. Он же отвернется от тебя.

– Виньес, я не могу постоянно скрывать от него всю правду. Ему давно пора повзрослеть, – оборвал Кален. Когда дело заходило об отряде, то он мгновенно превращался пускай в строгого, но знакомого и родного командира. – Если каждое столкновение с настоящей жизнью будет оказываться для мальчика трагедией, то он недолго протянет в гвардии. Ему и так здесь не место, и нам всем это ясно.

– Нам всем здесь будет не место, – вставил Сони, – если мы оставим все, как есть.

Кален закашлялся и потер горло под меховым воротником кожуха.

– Я уже сказал, если у тебя есть гениальное предложение, как к утру убедить квенидирцев собрать все необходимое и покинуть город, – давай, излагай, сначала я тебя выслушаю, а потом вместе пойдем к Ламану и доложим ему о твоей идее. Но если ты продолжаешь думать, что я могу что-то изменить, бросившись Миррану в ноги, то ты ошибаешься. Дело не только в том, что он меня ненавидит. Сестра, когда еще была жива, писала, что его вера близка к фанатизму. Зная то, каким он был, я сомневаюсь, что он отступится от своего мнения. Если он верит в свою правоту, то скорее даст себя убить. Он и не пытается спастись – ты слышал, как он высказывался о королях? Он дал Ламану уже сотню поводов казнить его за измену.

– Ты даже не хочешь пытаться с ним поговорить! – Сони вскочил с корточек и сердито уставился на Калена. – Ты позволяешь встать тому, что между вами было двадцать лет назад, между спасением и смертью квенидирцев сейчас.

– Нет, – жестко ответил он, начиная злиться. – Ничего такого я не позволяю. Я же объяснил: он не будет слушать меня, и в первую очередь потому, что верит в свою правоту! Я не имею к этому никакого отношения и не могу ничего изменить, зато сделать хуже – сколько угодно!

Сони стиснул зубы.

– Тогда я сам попытаюсь что-то изменить.

– Ты слишком много на себя берешь.

– Я должен…

– Ты должен? – прогремел Кален, вставая с бочки. Бледная тень, которая исповедовалась в грехах молодости, исчезла бесследно – вместо нее снова появился тот властный и суровый человек, каким был лейтенант отряда магов. – Ты гвардеец, у тебя не может быть никакого «я»! Что ты действительно должен – это подчиняться приказам! Хватит самоуправства – тебе недостаточно того, что ты натворил в Аримине? Хочешь упрямством и своеволием вызвать новую трагедию? Нет, этого не будет. Предоставь принимать решения тем людям, которые обязаны это делать. А теперь иди и продолжай выполнять задание с лекарями, которое тебе дал генерал Ламан. Захочешь сделать что-то еще – сначала получи на это разрешение своих командиров, а нет – так не жалуйся, когда тебя распнут за неподчинение!

– Да, лейтенант, – отрывисто ответил Сони, резким движением отдал честь и, развернувшись, на деревянных ногах зашагал прочь от конюшни.

От ярости в его ушах стучала кровь, но он слышал, как тихий разговор в закутке продолжился.

– Зря ты так, Кален, – с укором произнес Виньес. – Может, все-таки дать ему шанс исправить то, что случилось в Аримине?

– Пусть просит на это разрешение Ламана, – обрубил Кален. – А я запрещаю приближаться к Миррану. Это касается и тебя, если ты вдруг тоже сошел с ума.

– Но…

– Напомни, давно я тебя наказывал?

– Понял, понял, не шуми, – кисло ответил Виньес. – Пойду я выполнять данное генералом задание…

Сони пнул попавшуюся под сапог палку. Ламан, выяснив, что Кален и Мирран родственники, удовлетворился словами Калена, что повлиять на жреца он не может. А если генерал не собирается использовать даже брата настоятеля, то тем более глупо думать, что он позволит идти к Миррану какому-то отдельному гвардейцу – тогда уж нужно всем двумстам солдатам слезно умолять настоятеля не губить человеческие души.

Но будь Сони проклят всеми богами, если он подчинится приказу Калена.

* * *

Миновало часов шесть после заката, прежде чем Сони удалось вырваться из замка в храм. На половине Небес все так же гундосили жрецы, стояла такая же духота, нисколько не уменьшившаяся с наступлением ночи, а людей если и стало меньше, то ненамного. В самом зале было просторнее (приходилось меньше работать локтями и извиняться, продираясь через толпу к покоям настоятеля), зато все альковы заняли готовящиеся ко сну прихожане. Некоторые бросали подстилки на грязное, истоптанное сено, раскиданное по каменному полу, но многие ложились прямо так, рискуя застудиться. Детям особенно нравилось устраиваться рядом с высокими подсвечниками – они обнимались с круглыми медными основаниями или клали на них свои маленькие головки. Между ними ходили несколько юных служек в белых одеждах и раздавали хлеб из больших корзин.

Дойти от врат до комнат настоятеля, размещавшихся в «перегородке» между половинами Небес и Бездны, заняло чуть ли не больше времени, чем добежать от замка до храма. Почему никто не идет домой, Сони не понимал. С теми, кто пришел с округи, все было ясно. Они боялись возвращаться в пустые холодные дома за крепостными стенами, где их могли ждать када-ра или «волки» Таннеса, и, подчиняясь глубинному стадному чувству, жались к другим таким же несчастным, растерянным людям, чтобы избавиться от одиночества и страха. Но горожане?.. У них ведь есть мягкие постели, добраться до которых – самое большее полчаса. Неужели они считают, что если уж помирать, то пусть в тесноте и духоте, зато всем вместе?

Или они правда, как фанатик Мирран, верят, что в храме их не коснется ни одна беда?

Заглядывая в лица, в основном светловолосые, с исконно северными правильными чертами, Сони видел усталость от стояния на ногах и отбивания поклонов, отупение от жары, страха и беспрестанных молитв и вызванное всем этим безразличие, покорность судьбе. Люди, оставшиеся в храмах, не могли сами принять решение. Кто-то должен был повести их за собой. Но единственный, кто мог это сделать, заставлял их торчать здесь и молиться.

Перешагивая через вытянутые ноги отдыхавших квенидирцев, Сони невольно остановился возле девочки в грубом шерстяном платье, которая рядом с дремлющей матерью возила по полу тряпичную куклу. Ребенку было года три, если она и знала какие-то молитвы, то все равно еще плохо понимала, что происходит вокруг нее. Она просто увлеченно играла, то лепеча о чем-то с куклой, то грозя ей пальцем, то склоняя над ней свою крошечную головку с легкими, словно лебяжий пух, желтыми волосиками. Заметив Сони, девочка ему улыбнулась и продолжила игру. Она была такой живой, такой беспечной, что у Сони закололо сердце. Если на Квенидир нападут када-ра, то глаза этого прелестного ребенка замрут и остекленеют, как у чучела, а хрупкие ручки безвольно повиснут. Ее мать не может не знать, что случается с теми, чью душу похищают Дети Ночи. Так почему она все еще тут? Может, она бедная, одинокая и ей некуда идти, кроме как в храм, где жрецы дают призрение всем нуждающимся? Но глашатаи должны были объявить, что организуемый Ламаном караван готов принять даже бездомных. Или мать настолько глупа, что безоглядно верит в обещания настоятеля о спасительной длани богов, которая укроет молящихся от ока созданий Бездны? Богохульником Сони никогда не был, но не верил, что такое способно произойти. Освободил-то када-ра не промысел богов, а сдуру ляпнутое «идите»… И пока что никакая молния с неба Сони не поразила. В том, что богам есть дело до людишек, он сильно сомневался. Они сами должны ковать свою судьбу.

У широкой двустворчатой двери его остановили два жреца – те самые, которые сопровождали сегодня Миррана на встрече с Ламаном. Один из них, чахоточного вида, вытянул перед Сони руку, не позволяя пройти дальше.

– Да светит вам солнце, почтенный гость! Мы просим прощения, но настоятель уже отдыхает. Пожалуйста, приходите утром, он обязательно примет вас, – отчеканил он заученную фразу.

– Вы можете позвать его? – спросил Сони. – Я по важному вопросу.

– По какому именно? – второй жрец натянул вежливую улыбку, встопорщив густую бороду. – Возможно, мы поможем вам его решить.

– Не поможете, – упрямо произнес Сони. – Мне очень нужно поговорить с настоятелем. Прямо сейчас. Это дело касается жизней многих людей.

Жрецы даже не шевельнулись. Они смотрели на него такими взглядами, как будто говорили: «Да-да, конечно, рассказывай. Мы тебя запомнили, ты был с этим тупоголовым генералом, и все мы знаем про твой “важный вопрос”».

– Пожалуйста, пустите меня к нему! – повторил Сони просьбу. – Я принес сведения, которые настоятель должен знать, иначе будет поздно!

Ложь, как всегда, подействовала лучше правды: жрецы неуверенно переглянулись.

– Хорошо, я доложу о вашем приходе, – согласился бородатый. – Если настоятель пожелает, то он примет вас. Как мне вас представить?

Сони задумался. Кем назваться – королевским гвардейцем? Однозначно нет – Мирран не захочет его слушать. Тогда посланником генерала Ламана? Тем более нет – так его вообще могут выгнать взашей.

– Передайте, что я Сони.

– Просто Сони? – вскинул бровь чахоточный. – Настоятель должен принять человека по имени «Просто Сони»?

У него возникло неприятное ощущение, что недавно ему уже задавали этот вопрос. Кажется, это была Дила. Но если девчонке требовалось подтверждение, что перед ней богач, то этим-то зачем громкий титул? Они что, хотят услышать, что перед ними принц или потомственный дворянин, которого ну никак нельзя выставить за порог?

Их беспредельно жадные взгляды, ощупывающие гостя, выдавали истинные намерения – получить взятку, но у Сони все равно не было с собой достаточно денег и, главное, времени изображать из себя птицу высокого полета.

– Мои сведения важнее, чем известное имя, – мрачно ответил он.

Жрецы снова переглянулись, на сей раз разочарованно. Чахоточный еле заметно пожал плечом.

– Я сообщу о вас, – без воодушевления сказал бородатый, – но заранее прошу извинить меня, если настоятель откажется вас принять.

Не зря говорят, что грех взяточничества для жрецов – не грех.

– Просто передайте ему, что я просил, – хмуро напомнил Сони.

Бородатый, не поклонившись и никак не показав, что он вообще слышал последнюю фразу, скрылся за дверью. Его не было достаточно долго, а когда он появился, на его лице застыло недовольное выражение.

– Проходите, пожалуйста. Настоятель Мирран ждет вас.

Сони прошел за жрецами в приемную – скромно обставленную комнатку, чьим единственным украшением были яркие ковры и гобелены. Из-за скупого освещения сюжеты на них было не рассмотреть. Настоятель экономил свечи, видимо, опасаясь того, что еще через несколько дней в пустом городе их будет не достать в таких количествах, которые нужны храму. Сам Мирран сидел во главе длинного полированного стола, на оббитом черным бархатом деревянном кресле. Он выглядел усталым, веки двигались тяжело и медленно, а на пухлой щеке остался отпечаток прямой линии. Наверное, Мирран заснул на чем-то жестком.

– Да светит вам солнце, Сони, – поздоровался он. – Или мне правильнее величать вас достопочтенным посланником лорда Ламана?

– Да светит вам солнце, настоятель. Я пришел не от лорда Ламана.

– Тогда чью волю вы пришли изъявить? – уточнил Мирран. – Неужели генерала Таннеса?

– Нет. Я пришел говорить с вами от своего собственного имени.

Настоятеля это удивило. Он несколько мгновений изучал Сони и, наконец, кивнул.

– Как бы там ни было, я вас выслушаю. Вы хотели сообщить мне какие-то важные сведения?

Он не предложил ему ни присесть, ни испить вина – ничего, что подразумевали правила северного хорошего тона. Хотя Сони так вымотался за день, что ему действительно хотелось сесть, а лучше упасть без сил на кровать, беспокоило его не это. Чахоточный и бородатый продолжали дышать ему в затылок и даже не думали от него отодвинуться. Он оглянулся на них. Жрецы пристально следили за гостем, а взгляды у них были такие, словно они готовы чуть что вцепиться в него и вытащить наружу. Что это было – намеренная попытка оскорбить человека Ламана? Или Мирран боится, что к нему прислали убийцу?

Сони щелкнул языком, укоряя себя за то, что не учел этот момент. После многочасовой возни с ящиками сушеных трав голова соображала слишком туго. Конечно же, из-за встречи с Каленом и недвусмысленной угрозы Ламана в нем могли видеть только убийцу.

– Настоятель, вы можете не опасаться меня. Я прибыл с благими намерениями – только поговорить.

– Почему вы решили, что я опасаюсь вас?

Сони красноречиво посмотрел на пыхтящего бородача. Может, Мирран и не боялся убийцы, зато этот жрец, судя по его красной морде, был совершенно уверен в том, что перед ним душегуб.

– Ваши сведения настолько секретны, что вы не можете их сообщить при моих помощниках? – скептически заметил Мирран.

– Эти люди намекали на то, что я должен дать им взятку, чтобы они доложили вам обо мне. Позвольте мне усомниться в их честности.

Служитель богов сдвинул белесые брови.

– Даннет, Рингар, это правда?

Жрецы, как по команде, склонились.

– Да не увидеть мне солнца на Небесах, если это так, настоятель! – быстро произнес бородач. – Уважаемый гость неверно истолковал наши слова!

Мирран вздохнул. Похоже, он и так догадывался о грешках своих подчиненных, потому что строгим голосом приказал:

– Вон. И никого не зовите вам на замену.

– Настоятель, прошу вас, не оставайтесь наедине с этим человеком! – испуганно воскликнул чахоточный, и не пытаясь оправдаться.

– Я не убийца, – возразил Сони. – Если бы меня отправили вас убить, то я не входил бы через парадный вход, а два жреца никак не помешали бы мне выполнить задание. Если вы подозреваете меня в чем-то, я готов говорить с вами хоть перед алтарем, чтобы нас видели все прихожане.

– Даннет, Рингар, прочь, – повторил Мирран и потер слипающиеся глаза. – Господин Сони, кем бы вы ни были на самом деле, я вас ни в чем не подозреваю. Мне известно, как действуют убийцы и маги. С одним из них я, к сожалению, рос и не могу не знать, что расстояние между нами ничего не значит. Если бы я боялся смерти, то вообще не пригласил бы вас сюда. Чего я действительно боюсь, так это того, что квенидирцы останутся брошены на произвол судьбы и некому будет о них позаботиться.

– Это я и пришел обсудить.

Кажется, ему наконец-то удалось заинтересовать Миррана – из его взгляда исчезла сонливость.

– Присаживайтесь, – произнес он, как только его помощники, шурша двухцветными шерстяными робами, скрылись за дверьми. – О чем вы хотели мне рассказать?

Сони отодвинул стул сбоку от Миррана и устроился рядом с ним, вглядываясь в его полное лицо. Будь они с Каленом похожи, отыскать подход к настоятелю было бы проще, но ничего общего у них Сони не находил. Семейное сходство с трудом угадывалось лишь в волевом подбородке да очертании тонких губ. Оттенок глаз – и тот был другим. У Калена – синий, холодный, как горное озеро, обжигающе ледяные воды которого Сони видел у перевала Катарка, а у Миррана – скорее серо-голубой, как прозрачный туман летним утром. Мирран иначе себя вел, иначе думал. Это были два совершенно разных человека, и как повлиять на жреца, Сони не знал.

Но что он знал абсолютно точно – ложь этот человек различит сразу.

– Завтра на рассвете Ламан отправляет новый караван с беженцами, – начал он. Мирран, ожидавший чего-то иного, нахмурился. – Отдельно от других обозов поедут повозки с детьми, чтобы не подвергать их опасности на случай нападения Детей Ночи или Таннеса. С ними поедут женщины и…

– Значит, вы все же от лорда Ламана, – прервал его настоятель. – Это бессмысленно. Я уже дал ему свой ответ.

– Женщины и солдаты, которые смогут защитить детей, – повысив голос, упрямо продолжал Сони. – Они будут обеспечены всем необходимым и не остановятся ни в одном селении, чтобы не привлечь к себе внимания када-ра…

– Никто не будет отнимать детей у их матерей. Это бесчеловечно.

– Бесчеловечно? – возмутился Сони. – Бесчеловечно – это то, что делаете вы!

Не в силах сдержаться, он подскочил со стула, на который только что так удобно сел, и широкими шагами подошел к двери. Настоятель посмотрел на него, как на сумасшедшего, когда Сони рванул на себя одну из створок и заставил Даннета и Рингара с той стороны подпрыгнуть от неожиданности.

– Бесчеловечно? – прошипел он, указывая рукой в наполненный прихожанами зал. – Давайте подсчитаем, сколько здесь детей? Раз, два, три, четыре… Шесть, восемь… Пятнадцать… А, проклятье, сбился… Не важно, сколько, главное, их здесь много. Плевать на их родителей, которым вы затуманили разум. Хотят остаться – это их выбор, пусть дохнут. Но дети этот выбор не делали! Зачем вы принуждаете их торчать тут? Смерти невинных детей будут на вашей совести!

Вне себя от ярости, он сообразил, что кричит, только когда настоятель совершил резкий жест, и бородач с чахоточным вырвали у Сони дверную ручку, почти что запихнув его обратно в приемную. Но поток слов это не пресекло. Сони прорвало, и остановиться он уже не мог.

– Вы не боитесь смерти. Здорово! А у детей этих вы спрашивали, боятся ли они? Знают ли они, понимают, что их ждет? Или слепо верят вам, потому что вы большой и умный? А вы обрекаете их на смерть вместе с собой!

– Я уже говорил лорду Ламану, что не обрекаю никого на смерть, а веду к спасению, – терпеливо ответил Мирран. – Боги не допустят…

– А что если боги допустят?! – заорал Сони, окончательно выведенный из себя самоуверенностью проклятого жреца. – Они допустили освобождение када-ра, разорение Аримина и других городов! Почему они должны пощадить именно вас?

– Вы еретик, – брезгливо бросил настоятель. – Кто вы такой, чтобы указывать мне, что делать?

– Вор и убийца, – признал Сони, глядя ему в глаза. – И еретик, если вам так угодно. Но вы – фанатик, мятежник и детоубийца. Надеюсь, вы осознаете это до того, как када-ра сожрут вашу душу.

Он сообразил, что вылетело из его рта, лишь когда Мирран, этот поразительно сдержанный человек, побелел от ярости. Но жалеть о своих словах было уже поздно.

– Уходите, – процедил настоятель, с такой силой сжимая челюсти, что было слышно скрип зубов.

– Я-то уйду, – со спокойствием, которое изумило его самого, ответил Сони. Бояться было нечего – он уже все испортил. – А дети? Они останутся погибать из-за вашей глупости?

– Вон! – стукнув кулаком по столу, потребовал Мирран. В это мгновение он стал так похож на Калена, который несколько часов назад грохотал в закутке за конюшней, что Сони вздрогнул. – Мало того что вы, сейдар, лезете в дела северян, вы еще и богов гневаете своими сомнениями!

– Дайте детям будущее. Не обрекайте их на смерть, – упрямо повторил он.

– Прочь отсюда, мерзкий еретик!

Сони стиснул кулаки, удерживая себя от того, чтобы не накинуться на настоятеля и не надавать ему тумаков. Он внезапно понял, что Кален был прав – не только командир, кто угодно был бессилен здесь что-либо сделать. Человек, не родившийся в Квенидире, будет для Миррана «сейдар» – чужаком, а тот, кто не полагается безоглядно на волю высших существ, – отступником веры. Но даже если найдется богобоязненный квенидирец, который рискнет ему перечить, то Мирран и тогда будет с ослиным упрямством стоять на своем. Разговаривать с ним бесполезно.

Развернувшись на каблуках, Сони стремительно вышел из приемной. Дверь, которую он резко толкнул от себя, ударила бородача, и в адрес Сони понеслось приглушенное ругательство. Он не обратил на это внимания. Пусть хоть в спину плюют – какая разница, если на них могут в любой момент напасть када-ра?

Покидая зал, Сони заметил капитана Оллета и Энтарина с несколькими солдатами, которые тащили через половину Небес подозрительно тяжелый сундук. Интересно, что там – взятка? Наивные люди. Хотя вдруг они смогут хотя бы выкупить детские души у настоятеля, провались он живьем в Бездну…

Выйдя за ограду храма и отойдя от него на достаточное расстояние, Сони наконец-то позволил себе высвободить эмоции. После того как пустую темную улицу огласил его отчаянный вопль, он упал в сугроб и зарыл пылающее лицо в колючий снег.

Не может он никого спасти. Ни Дженти, ни Келси, ни Гоха, ни квенидирских детей, ни даже Дьерду в Остеварде толком не удалось помочь… Почему у него получается только убивать? Что это, проклятие какое-то? Вряд ли. Просто он ничего не способен изменить. Ни-че-го.

* * *

Сони снилось, что он снова в Могареде, что еще не случилось гадкой истории с Эльером и даже Тайли он пока не был должен. У него длились те отличные дни после хорошего дела, когда кошель был под завязку набит деньгами, а время они с подельниками коротали или в борделе мамочки Шелк, или в приюте Нисы. Сейчас Сони как раз отдыхал после ночной гулянки, у него гудела голова и горело лицо, а во рту пересохло. Как часто бывало во время общей ночлежки, его кто-то начал трясти за плечо – то ли подцепленная вечером подружка, забывшая его имя, то ли товарищ, которому нужно было уступить место. Вставать дико не хотелось, Сони было одинаково плевать и на девчонку, и на приятелей, поэтому он причмокнул губами и натянул одеяло до самой макушки, надеясь, что настырные приставалы поймут намек и отвяжутся. Но не тут-то было – его продолжали трясти.

– Отвянь, – вяло отбрыкнулся он, переворачиваясь на другой бок.

– Я тебе покажу «отвянь», – угрожающе произнес командир.

В то же мгновение золотистые нити стащили с него одеяло и вздернули охнувшего Сони на ноги, поставив перед Каленом.

– К вашим приказаниям готов, господин лейтенант! – быстро проговорил Сони, боясь того, что северянин до сих пор зол после вчерашнего. Сердить его еще больше не стоило.

Командир был уже одет и свеж и выглядел безупречно. В нем не было заметно следов болезни, и строгость его облика нарушали только пляшущие в глазах искорки веселья – как всегда, когда ему удавалось «подшутить» таким образом над починенными. В последнее время, с тех пор как Невеньен доверила ему Сердце Сокровищницы, это случалось все чаще. Количество энергии, испускаемой кристаллом, было таким, что ее можно было не экономить, и Кален с удовольствием этим пользовался.