Текст книги "Версты"

Автор книги: Борис Пастернак

Соавторы: Сергей Есенин,Марина Цветаева,Исаак Бабель,Алексей Ремизов,Дмитрий Святополк-Мирский (Мирский),Николай Трубецкой,Сергей Эфрон,Лев Шестов,Илья Сельвинский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 71 страниц)

Было бы праздно рассуждать о том, лучше ли Девятьсо*, Пятый Год, чем Сестра моя Жизнь и; учши< циклы Тем и Варьяций. В нем нет лирической насы! щенности и сжатости тех книг (как вЕвгении Онегин< нет насыщенности и сжатости Пророка), и для тех, много численных, читателей, в чьем сознании любимый поэт навсегда) застьшает в образе его первого зашедшего по их адресу произ ведения, 19 0 5 год может показаться «не Пастерна-для себя и для' будущего поэты никогда не застывают и каждо< осуществление тем самым исключает возможность повторения Тем более – Пастернак, чье самое существо – движение, и чвЬ] мир – мир раскованных и основных энергий.

Косых картин, летящих ливмя

С шоссе задувшего свечу,

С крюков и стен срываться к рифме

И падать в такт не отучу.

(«Темы и Варьяций»).

*) Одна из этих частей Морской мятеж, была пнем Потемкин воспроизведена в первой книге Верстьг

1905 год» г.орисл плсгкрн/

. Но если Сестра моя жизнь – ливень, 1 9.0 5– г я – море, и не даром как раз напечатанный нами Потемкин начинается похвалой морю —

Приедается все, лишь тебе не дано примелькаться.

19 0 5 год – новый Пастернак, или лучше новое в нем; но новое не без корней в прошлом. В Пастернаке всегда был поэт истории и Революции. Без нарочитой историчности Мандельштама, Пастернак с исключительной непосредственностью чув-:твует непрерывно-разный поток времени и непрерывно-разную гкань пространства. Детство Люверс в этом отношении эдно из самых историчных произведений русской литературы. Как измерения Эйнштейна, измерения Пастернака не прямо-|лянейны и не однообразны, а имеют «структуру», полны кривых, узлов и провалов – отсюда основная, онтологическая революционность его поэзии. Его мир не только мир энергий, это мир ■«равномерных энергий, энергий с постоянными изменениями жорости, мир истории и Революции. Не даром Сестра моя X и з н ь писалась летом 1917 года. Но и в более узком смысле •ема истории и Революции имеет свою традицию у Пастернака – <ремль в буран конца 1918 года, Матрос в Москве, Высокая Болезнь, Воздушные Пу-• и, – подводят к 1905 году. В них онтологическая рево-поцчонность поэта сливается в одно русло с исторической революционностью эпохи, давая симфоничность, со-чувственность делому иную чем у Державина или Некрасова, но не менее юлную и подлинную. Кремль в буран конца 1918 •ода (Темы и Варьяции) б этом отношении особенно интересен, так как здесь мы как-бы, видим то самое место где 'ходятся, из трех планов, рельсы личного, человечески общего (исторического) и космического.

Новая книга Пастернака состоит собственно из двух поэм – Девятьсот Пятый Год, и Лейтенант Шмидт, крьая написана вся в одном размере (четырехстишия лятистоп-:ых анапестов, типографски, однако, стихи разбиты на мелкие (нтонационные колонны). Одна состоит из шести эпизодов: )тцы – ночь предшествующая рассвету пятого года; Дет-тво,– январь-февраль 1905 года, Гапон и Ка;яев; Мужики фабричные; Морской мятеж, Студенты (похороны Баумана) и Москва в Декабре. Стихийное, мореподобное

д. пвятополк-мирскиК

движение истории здесь господствует, в величественном однообразии ритма и из отдельных частей особенно прекрасна первая Отцы, с ее острым историзмом и чувством преемства.

Но положенным слогом

писались и нынче доклады,

И в неведеньи без

за Невою пролетка гремит.

А сентябрьская ночь

задыхается

тайною клада,

И Степану Халтурину

спать не дает – динамит.

(Характерно для Пастернака это удивительное умение использовать собственное имя).

Эта ночь простоит в забытьи до времен Порт-Артура...

А немного спустя,

и светя, точно бпудному сыну,

Чтобы шеи себе

этот день не сломал на шоссе,

Выйдут с пампами в ночь

и с небес будут бить ему в спину

Фонари корпусов

сквозь туман.

полоса к полосе.

Какое изумительное овладение историей в этой последи* метонимии – «фонари корпусов».

Но кончается Пятый год поражением фабричных: Было утро. Простор

открывался бежавшим героя::. Пресня стлалась пластом, и как смятый грозой березняк. Роем бабьих платков мыла выступы конного строя

•1905 ГОД» БОРИСА ПАСТЕРНАКА

И сдавала

смирителям

браунинги на простынях.

В ЛейтенантеШмидте нет величественного движения первых частей. В нем пересечение планов и энергий напоминающих Воздушные Пути (тоже о Севастополе). История кристализуется вокруг личности Шмидта, но он взят в совсем не героическом ключе. Его письма, его личная драма выделяются из густого космического варева Событий с какой-то нарочитой худобой и тщедушием. Взятые в отдельности эти письма кажутся странно слабыми, – только на фоне целого самая эта слабость получает свой смысл. Шмидт не более как буер в бурю. За ним стоит коллективный герой —

Верста матросских подбородков.

А за матросами – море и история. Но мотив безнадежной преждевременности господствует:

Над крейсером взвился сигнал:

КОМАНДУЮ ФЛОТОМ. ШМИДТ.

Он вырвался, как вздох

Со дна души рядна,

И не его вина,

Что не пред-остерег

Своих, и их застиг врасплох,

И рвется, в поисках эпох,

В иные времена.

Он вскинут, как магнит

На нитке, и на миг

Щетинит целый лес вестей

В осиннике снастей...

Но иссякает ток подков

И облетает лес флажков,

И по веревке как зверек

Спускается кумач.

А зверь, ползущий на флагшток.

Ужасен, как немой толмач,

И флаг Андреевский – томящ.

Как рок.

1::П( 1|;-МИРСКН('|

Пафос поражения проникает с особенной силой последнюю, третью, часть Шмидта. Этим она так тесно сливается со старой, элегической традицией гражданской поэзии. В Шмидте умирает старая, иктелигентская, народовольческая] Рево.юция. Сцены суда поразительны. Они насыщены томящий лиризмом, не менее действенным, хотя и согершенно ин лиризм Болезни или Разрыва. Это самые места всей книги:

Версты обвинительного акта.

Шапку в зубы, только не рыдать!

Недра шахт вдоль нерчинского тракта.

Каторга, какая благодать!

Только что и думать о соблазне.

Шапку в зубы, – да минуй озноб!

Мысль о казни – топи непро; азней:

С лавки с'едешь, с головой увязнешь,

Двинешься чтоб вырваться, и – хлоп.

Тормошат, повертывают навзничь,

Отливают, волокут, как сноп.

В перерывах – таска на гауптвахту Плотной кучей в полузабытьи. Ружья, лужи, вязкий шаг без такта, Пики, гики, крики: осади!

Час спустя опять назад с гауптвахты

Той же кучей в сорок три шеи

К папкам обвинительного акта

В смертный шелест сто второй статьи.

Лейтенантом Шмидтом Пастернак. ?еликий ре-| волюционер и преобразователь Русской поэзии погора ко всей старой традиции русской жертвенной рег олюционносЯ и дает ей то творческое «аьершение, которой она сама в силах была дать. Традиция одиноких, единственная живи в Пастернаке-лирике, традиция Тютчева, Фета, Ан. сливается с традицией не нашедшей слова общественности (поа 1 некрасовской). Все узлы до-реьолюционной русской традиция сошлись теперь в поэте, который исходная точка всех будуп Щ русских традиций.

Кн. Д. Св ят опиш– Миреий

БИБЛИОГРАФИЯ

КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ

Взвихренная 1' ( ь Ггмиаова (изд. Таир, Париж, |!1—7) займет одни ил первых мест в лнтс-

| натуре наших диен, и в творческие самого Ремизова. 11го за-

I имсь о Великой Г ССКОН люцин полна зпачи и лыикш и внутренней, псиосредственио-

I воспринятой правды. . Законный потомок, [остоевского и Гоголевской «Шипели» Ремизов, с особой остротой перезревает боль и страдание и сто рассказ о Революции прежде всего хождение по мукам

|щростых русских люден застигнутых Революцией. Но как и у всякого из пас отношение его к пей двойное, амбива-

!Лентное», отношение ненависти и любви, притягивания и отталкивания, и притягивания тем

.сильнейшего чем сильнее соот-ветное ем отталкивание.

I . В краткой заметке нельзя

|дать представления об изумительной полноте и богатстве

.ЭТОЙ книги. Особенно поразительны «Окнища» (окнища ■

ад), рассказы о •скотских ЗИ-Мах-> 1!11Х-1!)^11 года. Но не менее замечательна и «Весна-Красиа», дневник 16н17года-

13 о мобилизации ратников, о$ избиении городовых в « бесьроиплю» февральскую

революцию. П просвечивающие

: сквозь основной текст лирические интермедии, н памяти о России прежней, о «зап 1счном мастере-, о большевизме Петра,

№– по старым документам со странно-новыми именами Петровских ЧИНОВНИКОВ II ПОДрЯД-

1 чинов – Савинков, Бронштейн, – н старые знакомые из «Шу-

мов Города», несравненные «Заборы >, о «единственной весне чудесной » 1 '.121' года . («это заборы, которые теснили дорогу, – не было больше заборов! садами шла мои дорога»): и йэти ремизовские сны, которых так не любят его снисходительные парижские Критики, НО в которых самая острая изюминка его насгогк. Наконец я не могу не кончить выпиской – конца последней главы *В конце Концов», где тема «амбивалентности» Революции достигает особенпаго лирического напряжения:

« знаю! – если бы революция ги» ■!•• ювека, какой бы ото был Счстливый человек! – знаю, никакие револю-щпт не перевернут, ну скажу так: «с у д ь о ы, которую конем не объедешь». «Й все гаки – или это от тесноты невозможной, в которой живем мы?– когда подымается буря– к о п е и -.

Но за этим концом следует етДе конец «неугасимые огни» – с видением воскресшей из 1епла Московской России —

РНЫМ ПОКРЫТЫЙ одиноки шел властитель «вся Русин», в крепко сжатой руке прыгал костяной посох. В медных насеках, закованные в серую сталь.

.пли лпвопцы, обагрившие кровью московский берег, а следом пестро и ярко царевичи: грузинские. касимовС! яе и сибирские. Шишака яюовташв и русских «воров», а под ними шершавые головы юродивых – пе брякали тяжелые вериги,

.ШПП'ЛФИИ

висело железо, как тень, на намученном теле. III белых оле-1П.11Ч кухлянках скользили по-парн-нойды, шептались шап-1.1.1ч -ноткхшопата сгущался туман, и сквозь туман: ослеплен-ные аодчие и строители, касаясь руками стен

Неугасимые «мин горят над 1 •..«• п. и

(Ошп (Над. Воя. Пирит,

• '•-" ■ и творчестве Ремизова противостоит < Взвихренной Руси* почти как антитеза. Бели

но «ВзвИХреННУЮ РуСЬ» "Н | ли

жил все свое богатство, в,«Оле» он сосредоточил всю своючнетоту. Больше чем всякая другая книга Ремизова «Оля» принадлежит к «старшей линии» русской литера* тури, линии не Гоголя, Достоев-скагои Лескова, в Пушкина, Аксакова и Тургенева. Дли кного-об'ятностя Ремизова характерно что автор Стратилатова», самого пемонического гротеска, и то же время автор • Оли», самой свежей идиллии, в то же время, ми самого писателя. ■ I шя» 01

Гомное усилие самоогр аничения . Гиенно своим строгим исключением всего грубого, всего демонического, всего сомнительно-свежего и сомнительно-чистого Ремизов продолжает традицию «Капитанской Дочки»,

• Багрова Внука ■ и •, (ворянского Гнезда*. Но-"-достижение осо* беяно трудное дли духовного внука Гоголя и Достоевского. Чистый нднлический нир«Оли», по существ] чуждый творцу «Бу) нова Дом;," и Канавы» встает однако но неси своей природной свежести, и высокое, объективное, искусство писателя предстает нам п споем конечном достижении, в своей ЧИСТОЙ и «первобытной» легкости. Высшая зрелость искусства умеющего преодолеть свою зр'елость и обрести потерянный рай про-

1 1а.т. Решай. Часть I. II ре-обряженпс Гое. Над. 192$.

Только недавно удалось мне достать первую часть романа

(лргеева-Цепсь-ого о котором так давно и с таким носторгои говорят прочитавшие ее (Валя, Роман. Часть первая – Преображение. Гос. Изд. 11*26). Такие компетентные и непохожие друг на друга критики как Горький и Стсппун отзывались о «Преображении– как о лучшем русском романе со времени Революции. Сергеев-Пена.'пи мне всегда назален писателем далеко недооцененным. В обществе их современников, Андреева, Бунина, Арцыбашсва. он мне представлялся едка не первый. Писатель честный, скромный, содержательный, мастер и ра-ООП1ИК слова, (умевший (после «Движений») порвать со стилен индивидуальным. искренний, сложившимся, но уже не удов– I летворяншим и < начат, сначала» I (в «Наклонной Елене»)—Сергеев– | Ценский мне казалось,должен I еще дать нам большие вещи. I Покамест же 'Движения» цель– I зн было не признавать лучший I 113 многочисленного потомства § «Ивана Ильича– (без сомнения лучше и Андреевского «Губернатора* и Бунинского «Господина из Сан-Франциско».). Но • I преображение– разочаровало меня совершенно и читая его я 1е верил ни глазам своим, ни Горькому и Степ пуну. Что это такое? Откуда эта лежалая, выдож-шаясяДостоевщина? Нуда делась благородная Толстовская традиция? Время от времени мелькали намеки на прежнего Невского. сильное чувство

земной поверхности, точные конкретные описания, острое географическое чутзетво, отдельные удачные фигуры (напр. дяди Ватного любовника), но самый сюжет, характеры, по– Щ ложение! Создатель изумительного Антона Антоныча («Движе– | пиал у какого Вориса Л ревского он взял свою Наталью Львовну и Алексея Иваныча? Какие убогие реминисценции из «Идиота– в сцене Наталья Львовна предлаг; на выбор своим жен

из «Вечного Мужа» где Ал* Иваныч приходит К ЛЮО01

Ната-Инаны-[исцен-е где иается нихам, .иксе* пшику

БИБЛИОГРАФИИ

своей покойной жены! Какая нудная восм^дееятннческая жвачка в разговорах! И это Горький и Степ; ли отмечают как явление исключительное и важное! Нет 1пол< жительно между нашим поколением и ихним есть «недоступная черта» и то что им нужно и важно, нам скучно и чудно. Неудачники, калеки и лмнотепты рассуждающие о (смысле и красоте жизни, и слепо (копошащиеся в «сложных переживаниях», влекущиеся к мучению и унижении», и способные 1К действию только в состоянии надрыва или гипноза неужели нее это еще не смыто с шипа литературы? неужели к этому можно вози р а щ а т ь-

I Что-то не слышно чт< бы выходило продолжение «Вали». М> же т быть и не выйдет. В конце мг|-Ц( и она была начата еще в Ц-1-М г ду. К уже после нес (Сергее н-Ценекий натесал горазд* более крепкий и достойный его пр< шлого «Рассказ Профес-Главное ему следовало бы з;быть о Достоевском. Яды ЦосТ( евского, в чистом перазбав-И'нном виде страшны и СИЛЬНЫ. Цо раствор их в Чеховской воде к– действен и не чист. У [Сергеева-Ценского был учитель – ста| ый Толстой. Этот учи-|гсль I е обманывает, и к нему юн должен вернуться.

| В прошлой книжке Вер« иве пришлось говорить о Фе-шинс по поводу издания отдель-ш< й книжкой знг.зодов романа

|«Г. рода II Г< ДЫ•> ОТНОСЯЩИХСЯ к к Федору • кч.ендину.

КГтех пор Феднн выпустил книгу рассказов частью написанных Т" «Городов и Годов», частью Позже. Феднн пишет мало и на фоне необыкновенной плодовитости других молодых беллетристов эта медленность работы представляется положительным качеством. Книга называется, по главному рассказу, «Трансваль) (Гос. изд. 1927). Содержание ее разпопепно. От-

крывается она странно слабой и совершенно недостойной авто))а «Наровчатскон Хроникой» (к сожалению именно «Наров-чатская Хроника) единственная вещь Федина выбранная для перепечатки париж ним издательством «Очарованные Странник»). Другие рассказы значительно лучше, но не поднимаются ДО УРОВНЯ «ГорОДОВ II

Годов», за исключением заглавного рассказа -Трансваль». Рассказ зтот принадлежит к лучшему изо всего написанного после-революционным поколением. Еще раз приходится отменить, что один изо всех младших современников Федин умеет, то что умели русские романисты прошлого века, создавать живых людей. Мельник Сваакер займет место рн.юм с Федором Лененднным в портретной гал-перее русского романа. Чувство конкретной и неповторимой личности резко выделяем Федина из потерявших чувство личности современных беллетристов. Дрз гая положительная особенность Федина наличие этического ОТНОШенИЯ К изображаемому. II отношение зто становится у пего КОНСТРУКТИВНЫМ ПРИНЦИПОМ рассказа

признак большой и созна-

тельной силы. Энергичный, удачливый, практический урор

Сваакер сначала выступает героем, – думаешь почти 0 юродах и праведниках Лескова, но постепенно рядом незаметных Отклонений от первоначального освещения фигура его

ста штся зловещей и ужао ой,

и читательское отношение из притягивания переходит и отталкивание. Как «Города и Годы». «Трансваль» рассказ с социальной темой (-американец» В советской деревне), которая однако разработана не публицистически, а «преображена» в процессе гворчества. Федин делает то что делал русский роман 19-го века – Лепендин и Сваакер, «общественные типы», с о ц и -а л ь н о э и а ч и м ы е ЛИЧНОСТИ, законные– наследники 06-ломова, Рудина, и (Торфирил

ВИБДИ01 1'ФН>1

Годов дива. Но Федяш ве мшгон,

и в нем МОЖНО ьч.ц-п, пионера нового остального реализма, который возобновят, ве повторна ее, работу реалистов •10-ых годов

Сковча 1ся Аня гояий Ф внч Кони,старейший (после смерти ' ■• Г».. |,м 1п а) рус*1 ни пвса-МЬп пос I <. 1: ич шест I-десяп вк. На грех идей] ых фор-ш овй п р« Ф< рм»;

филь-ствв а . – первые

1ч. и и ]1( 1 кую культурную Тр1 линию I ' р; -и" I 1>оЧ1 се. чем по(

нибу и, л в ■ вя I "-

времен] ой русл кой мысли только в просв е т и те I ого мо-

■ I • | • < ■ |]

ульту-

П не

II пи вспышка

л<ятелы ости I 01 1 и I I" А . Ф:

и горь-

КОВСК1

ОД] им 113 ГаМЫХ 111.11 ЫХ I 1

ербург-

уЛЬТуры, о.п ОГО И" с: мых

• .1111 Н1 1111 ХСЯ

| овьпс сулоя

ры и магист] ; туры.

К .1: I ТЛИ1 ЫЙ

чем С. Л А I чс| ее

утонченко-культургый чем «первый деквдеы га . А. И. Урусов, I, духов] < му щ игру .и ижет ля. н лучин

" 1 кий идеал, чуждый в! тему (и предшествующему) поколении) во гс лише] 1 ый Осн.пк В эстетической привлекателы ости. Происхождения стоического в кантианского, этика судебного либерал! «а может бмть опре-

*) Книги о Смерти Ал сього, напечатанная в 1921, а почти никем ч. со-

держит <тр;н вцы и целые части очегь большой художествен! ой

(ТЫ.

плена, именно как этика :»сте>> ТИЧескан. (а так как ктетина I таким образом втягивалась в этику, самостоятельное ее бытие оказыналоск обескровленным). Этические цепкое П1 строились в эстетпче кую систему, в которой господствовали чистота и мера. II де;м чистоты сближал .судеб– I пых либералок ■ с I он т шитвом» по внесе] не эстетической ноши

11СП1ШП МСрЫ К.КМО КСП1'ОХОДвЖ|

мую грагк между ними и Тол-I

СТЫМ. < Ь 11 ЦОК. Ю1 И.ТИС1. Толето»]

му, (его «гуманизму» не меньавЯ чем гс| ню) по если их идеал нам . стал т.и, чужд, причиной томж] П1 ежде всего го, что все ннпвш I 1 ■■и иккуто Тол– .. стым и его бесношаш ым максим] милизмом. Внесение зстетнчсскеИ категории меры в этику для нас* ,:. I рием (емо, и характерная длй|1 либералов фраза -мора.и,пая КраСОП 1Н наг смысл

и очарова] ие.

Как писан. п. Копи был зпвН

I у] ИМ сна. Его ВОСНОМВШ на! ни (//« Жизненном путай;,

П| ЯМЫС I ' п М1 В Лшпе])Ш

Воспоминаний и Каши 7'рояш

мана. Их. вполне лас лужем ыаВ

нмо эевш

1НЧС11 очгропа1 нн его личввД

<ТН. НИ ЖДУ ВрОЧИМ И Т1 -

I ЫХ 1 01 ПК С ТВ, К01 И С 'ДИМ

I а Й1 гвителыт умел) пи-,

I .|;,с< ПЫ1 '. Н»

память о Кони свяаа! а не с ив-'

111 С1 о. а 1'1>< о С

о.Д1 ИМ акамс! птым действием – председательское резюме повлекшее аа собой оправдание Веры Засулич, самый героический зпи-| зод г. I • судевв

ного

В . [(.I до| е кыш. 1а /•нига 9 Медееие ГПн– Нес.к оГ 1Пе ВеаГ,

|| 1'п чм. Лапе Иагпзов | и Норе М]гг1есх. 1.1 игл состоя* | на стихов и сказок о медведях, переведенных с русского. В нее' пошли сказки Афанасьева, басни , Крылова, Генерал Топтыгин, | пушкинский отрывок о мужике* и медведице, сказки Ремизова. I втельннцы занимают одие»

БИБЛИОГРАФИЯ

на самых первых мест среди английских друзей русского. Им двоим принадлежит аь глийскнй перевод Жития Аввакума (Но-дагШ Рге85, 1924); мисс Харри-сон – интересные заметки о русском глаголе; мисс Меррлнз – тонкая статья о Ремизове (в Веуие с!е РзуепоЬ^е погта1е е! ра1по1о$^ие). Но независимо от этого они очс1 ь о; мел ыс величины современной а] глшн кон культуры. .Мисс Хгррисон выда-юшийсн историк религии, одна ив главных сил движения двш у-ГОГо Фрезером, и сыгравшего эгромную роль в духоы ом жизни Англии. Теории Фрезера и мисс Хяррисон, концепция «симпатической магии», натуралистическое об'яснсние первобьгп ых культов из пилений вегетацион-10го цикла были мнимыми орущими разруше! ия «Викто] нанятого» мпр(1С(13срна1 ия и освобождении пуританской мысли. 1Э».Н г,если с собой ре;бп.митапню плоти и признание исторической относительности пит; .мы Ь1Х кенносгей. Для понимания со-■Кменлой Л| глин гсобм дпмо Нисомстго с <Г>1 б.мпей а1 I] си о-Впш» (как англичане ::с гут 1 ау-ервобьт ой культуре) Зо-^Швй Веткой Фрс :» рн. п г. 1 очти |вм>Й же мере с Фемиоии мисс Хгррисон (вышедли и Т1 . м о что ■Ьым изд;и нем). ДостатоЧ! о отметить влияние этого круга идс й «связанной с 1 им символики на •еликую поэму Элиота, Ьссплод-мя Земля. Мисс X; ррисон отли-!юетсн от других своих товарищей по антро11ол(1Гии особой нн-Уимностыо и душевностью под-Ница к понятиям ш'рнобытного меловека. Она не скрывает своего [глубокого сочувствия его тоте-■вввму, и самая мысль о Мед-ежней Книге связана у пей с ИИЧным «тотемистическим» отпо-[яеьнем к этому самому человеч-юму 113 животных. Мисс Меррл |;з учс! нца мисс [Каррисон по Кембриджу, и в ее Романах ясно 3; меню ВЛИЯ] ие е учительницы. Рядом с ним не «нее сп.и.! и глия! ие Фрейда. > Чрейд и Фрезер, психоанализ и нтропологин действовали в од-

ном направлении на английское сознание, освобождая и реабилитируя плоть «взрывая» и «возму-шая' ключи» подсоз! а? ия. наполняя мир безлич] ымн, неодолимыми биологическими силами. И Фрейд, и антропология давали почву для мифологчзашш этих сил. и Тотем и Табу стало рядом с Золотой Веткой «символической» 1.1 ИГОЙ 31 ГЛИЙСКОЙ ЛИТС-р; туры. (В том ЯК 1 вправлении. хотя и независимо от этих влля-нкй и на другой почве, ведет – к;л; я указыв; ю в другом месте – творчество великого ирландца , (я виса).

Ромш ы мисс Меррлиз чрезвы-ч;1Й| о характер! ы для СОВ] смен-НОЙ А| глин, и свидетельствуют

0 сен ершен1 о исключительных повтических ;ни I ых. Богатство ом утри 1 ей фау! ы» мисс Мер-

1 мча даже слишком велико, и в вышедших до еих пор ее книгах си и еще I е получила Э) вершшо-щего оформления. Н Соип-1 е г р 1 о ( (1924) ато особенно ясм о ск1 выв! етса. Ромм

3! мечателы ыа по богатству своей «фау) ы> пен не см ой касышен-ности, любопытен по своей композиции: угнетенная комплексами героиня, чтобы от них осво-

бс .11"! Ы а I нпн 1 Др1 КЗ В КО

и с рчески трв! сло1 ируе! I еудов'летво] м I ое поло я Нельзя отделаться от впечатления, что и для автора эта драма

0 сред! евсковой ПСПН1 ской .монахине – главное. Удивительная полкокровпость и биологическая напряженность дп

не остананлпваюшегося перед большой физиологической ОТКрО-нсми нетью делает ее произведением псключнтелы ым в женском творчестве. ПослеД1 ип роман мисс Меррлиз I, и Д – 1 п -

1 Ь е – М 1 5 I (1926) более закопчен, чем С, о и п I е г р 1 о I. Подобно Испанской драме он транспонирован – в выдуманную землю. Это сказка с детективным сюжетом, и в то же время психоаналитическая аллегория. Трудная задача примирения авантюрного рассказа с аллегорией удалась мисс Меррлиз сверх всякого ожидания: книгу можно

БИВЛИОПМФНН

читать безо веяной мысли о смысле ее символов, и п то же время саммитам облегает ее с совершенной гибкостью. «Фею (1в1пез) соседящие с буржуазной страной Доршсер, проникающие се во все щели и пронизывающие се атмосферу символизируют, конечно, подсознание, сладкие зазывы которого, как говоргг эпиграф И1 инее Хяррисоя, древ-иве мифологизировали в пение енреа. Но атмосферичеекая ска-вочность книги, неразрывная с убенительнейшим, полновесным реализмом в иаображевия Доримерцов и насыщенная ело весной и вещественной поэзией, почтя напоминает сказочные миры Шем

поэта Поль Клодель и С.-Ж. Перс тоже принимают близкое участие в С о 1п т е г с е' е. большое внимание обращено на иностранную литературу, осо-бенно английскую, (между прочим отрывки и:> 'Музеев Джойса н переводе .ЧарбЬ, И стихи Элиота н переводе Перса). . II выборе иностранного материала журнал не ограничивается близким и современным: в по– I следпем (11) номере даны отрывки п.! византийской хронИЯЯ Пселла Из русских были напечатаны рип Петра Велико», И стихи Манде п.штама и 1 Га стер-пака и переводах пашей сотрудницы Еле] ы Извольской.

1.11 Д. (11111 ОПОИ. МИ|Н-КИМ

Среди современных французский журналов совершенно особенное место занимает Сотни п. . вступающий теперь в четвертый год своего существо-ва1 ни. Это как– бы цитадель французской литературной куль-гу1 ы, не старой вкадемической, .1 «ивой, современной. Соп> тегоеа не геупе й'ауапиагае, а орган зрелых и взрослых, но он стгриг вперед, а не назад. И среди его сотрудников встречаются имена сюрреалистов | аго-ва и Внтрака (главное ядро сюрреалистов не участвует в I ем по со« брожениям партднепипли] ы). Ближайшие учасп нки С <> ш -П1 I г с с' а Поль Валери, ■ Кон Поль Фарг и Валери • Са] бо писатель небольших творческих сил, во огромного ноиимавия, может быть самый открытый, чуткий и передовой критик современного Запада. Из произведений 15.1. НрИ В С 0 П1 111 в Г С С V

напечатано ОДНО ИЗ самых удн-вительных, Ь е 1 1 г е с!' Е т 1 -Не Тс^с. Но главное украшение последних номеров журнала поэмы (в прозе) Леона-Поля Фарш, которого эти произведения (особенно Е 8 ц и 1 зде р о и г и п Ратай] 8 И Ьа В г о 8 и е ) делают одним ну эамых первых французских по* тов. Дна других первостепенных

кМопЫЛпёге». АмНсине Меза– < га1. раг СиПеп Сгееп.

,Г1( (П(енг).

Читан.п.. мин бы бегло зна-| комый с Англией, охотно гран-1 нивает произведения /Кюлья-1 на Грина со анаменнтым рома-1 ном Эмили Г.ропта <\'н1пе-| ппц Н(ч^Ы– Эго сравнение! не случайно,

,1,' Грип американского!

происхождения н и его романах! то и дело встречаются отголоски] английской литературы. Грин! слишком талантлив и самобытен,! чтобы его Можно было винить в! слепом подражании. Но несомненно, что в его книгах мы ветре-! чаем образы, напоминающие ! нам героев Эмили Г.ропта, КИК I бы облеченных в новую одежду-! и вошедших в несколько иные! рамки – рамки фрапцусскоИЯ романа.

Необходимо сразу же отме-] тнть разницу между творце-»] ством Эмили Пронта и творче-1 ством Грина.

• \'п111епи.ц Не^пЬ». – • книга! о любви, о любви бурной и сок-

Такой' интенсивности, такоП исключительного полета. Грив едва ли смог достигнуть. Более,! гоГо. его романы совершенно]

БИБЛИОГРАФИЯ

161

«чужды любви».Даже в «Айпеппе МезигаЬ, где на первом плане выставлена страсть героини к незнакомцу, эта страсть является лишенной всех признаков человечности и вообще «человеческого». Это – чистая абстракция.

У Эмили Бронта все герои, любящие или ненавидящие друг-друга, связаны таинственной нитью, не могут отойти друг от , друга, живут * под одним про-[Клятнем. У Грина, действующие I лица связаны друг с другом толь-, ко постольку, поскольку– это необходимо для повествования. Но мы постоянно чувствуем I их отчужденность, их сиротли-|вость. Они томятся в одиночном ; заключении.

1 В «Мопг Сапёте» (первый роман (Грина, появившийся в 1926г.), | главное действующее лицо – (дом, усадьба, которая является (как бы одухотворенным свиде-ателем всего происходящего.

I «Моп1-С.шёге», – американский [(Помещичий дом, выстроенный

из сс!)ого камня, похожий на ««тюрьму», он окружен ■ гпгант-

I I сними деревьями и черными скалами >.

I В нем томится героиня – Эмили Флетчер, которая мечтает о полаженном дне, когда, освобо-пдившись от ненавистной матери [|(ей снится по ночам , что она |ее убивает собственными руками) Нона сделается хозяйкой ■ Моп1-ЦСшёго'а.

Н «Милая Эмили», пишет она в «воображаемом письме к себе сармой: «как Вы должны быть счаст-|иивы! такой прекрасный дом, ии так благородно расположенный! Подумайте, как трудно 1е позавидовать Вам, хозяйке

I Моп1-(Лпёге»'а.

■ Эмили, жертва скупой семьи, 41:ама скупая, ожесточенная, уг-Шэюмаи и хитрая девушка, пыхо-7Чит замуж– за садовника с целью ■поселить сильного мужчину в ■Кгсадьбе, и таким образом отснять дом у матери.

II Она обращается с мужем как I го слугой, которого она наняла, • ;тобы стеречь свое состояние. I Но и для пего этот брак был

только средством, чтобы завладеть имением и поселиться в нем со своим ребенком от первой жены. Этот молчаливый, глуповатый и злой слуга делается законным хозяином «Моп1-Слпёгел'а.

«Все это наше,—говорит он своему ребенку: ты будешь всегда жить со мной тут, среди этой великолепной мебели».

В • Аопеппе МезигаЬ, *) тема отцеубийства «намеченная в «Мопт. Стёге» (сон Эмили) выступает на первый план. Это как– бы лейтмотив, преследующий автора. Перед нами снова жуткая, скупая, «чудовищная» семья.

Образ старика Мсзюра мастерски набросан:

«Этот старик был воплощением спокойного довольства. Он был высокого роста и крепкого телосложения. Унего было спокойное, упрямое лицо человека не дающего жизни нарушить свой мир и держащегося за свое счастье, как скупые за свое богатство».

«Глаза старого Мезюра не выражали ни малейшего чувства, и пустота его (рачков. была поразительна. Эти зрачки были ярко голубого цвета, и проливали свет на красные скулы, на виски и лоб».

Антуан Мезюра, бывший учитель чистописания в Парижском училище, поселился на старости лет в провинциальном городке. Он давно овдовел, «о жене говорил редко, И не оплакивал ее».

«Он был несомненно счастлив» замечает автор. Его жизнь была самой обыкновенной, но привычки, из которых она сложилась, были дороги его сердцу. Ежедневная прогулка по городу, появление вечерних газет, часы завтрака и обеда, все это были минуты приятные.

Желание соблюдать полное спокойствие настолько сильно, что старик отказывается признать болезнь старшей дочери Жермэны, которая умирает от чахотки. II несчастная мстит

*) Книга вышла в 1927 г.

БИГ.ЛИОГРЛ иш

мт мм, ЧТО врвтаСВЯВТ меньшую Светру .Лдриснну. Послед

ИНН ЖИВСТ ■ Пи. ИН>М ОД11ИОЧ1Ч г-

111-. бел антвяв. бее ухода. Она вея

ушли и фан ОМ тический мир.

ооадаавый ,»■ вооараввнньем.

I время прогулки, Лдрисп-

вдувидала Доктора Мерикура;

реча с неявяквмым мумсчн-

мои остааавя в аа сяряям иааа

гдаяамм впячатлекая и покавяг

щенной таякствен-

аого ареднааиаяенввъ < ям мяв*

в доктора.

I вер Адрвввня стала яряг водмть все свободные минуты у окна, п.1 которого ныл видев дом Мернкура. Догадавшись,чгвэ > еестры эароднаоаь любовное вмвня вредувреж-

па. За АдрВЯЯЯЮЙ пали

сладить, завретшш ей выл ЖП.Ш1. ее сделала! неетериимои. Н .. в го врана, кал Адриенна, линь ', I

Старше Мавюря и слышааь на хочет о ее болезни, не .-ни леча |: постель, ни лечиться, щью сеет ры дону, чн.ом иметь воа-можность умереть спокойно. Такова графическая атмоафе-ра. и которой живят Адриавна. С первых страниц роиана чи-т.нг.11, задыхается.

абстрактная

АдрВ ШВЫ, еп попа-Вши, к отцу, отярящянм и щ-11 сестра, все еьаша> В ж> гкум симфонию. II когда Адриенна, пгл • нал >грозами о та, сталкивает последнего с лестницы, нас пи-омолько не удиваяяч зав дикое