Текст книги "Версты"
Автор книги: Борис Пастернак
Соавторы: Сергей Есенин,Марина Цветаева,Исаак Бабель,Алексей Ремизов,Дмитрий Святополк-Мирский (Мирский),Николай Трубецкой,Сергей Эфрон,Лев Шестов,Илья Сельвинский
Жанры:
Газеты и журналы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 71 страниц)
Я имею самыя печальный предчувстия, Я думаю, она разработаетъ дело въ смысле уже былого факта, такого же: именно – какъ было никогда завоевание Ашлш норма/нами. И Вильгельмъ. не мечтая нисколько о незаманчивой роли Наполеона, съ заключе-темъ на о-ве св. Елены, манится гораздо более удачнымъ жре-б1емъ второго Вильгельма Завоевателя. Конечно, – после Петрограда онъ двинется на Москву, на Волгу, и завоюетъ чменно Великоросст, какъ центр'ъ «Всея Руси», после чего захватить и Малороссию съ Новоросстей, – причемъ ему и
3. РОЗАНОВ
вознаградить союзника будегъ изъ чего. Мы вообще стоимъ передъ фактомъ завоевашя Россш, покорешя Россш, – къ чему препящ ствш в>ьдь нгьтъ. А таковое отсутстше препятствий къ покоренш Россш конечно никогда на протяженш всей германской исторги не повторится. II это не трудно предвидеть, предсказать; и это въ Берлинв предвидится также хорошо, какъ – если бы были позоря люди въ Петроградв – можно было бы предвидеть и въ Петро-град'Ь.
Защита Англш и Францш? Это такъ далеко. Не дессантъ-же имь двлать. Да и Гермашя теперь дессанта уже не пропустить. Это впо.1111; въ он власти, при владънш проливами около Эзеля и Даго. Да. оовободивъ часть армш изъ Россш, она представптъ гаку! угрозу и самой Фрашпи и Англш, съ какою имъ справиться о; ичт чрезвычайно трудно. Л. во всякомъ случав, черезъ самое небольшое число лт>тъ, обогатившись всеми средствами Россш, и, между про-чпмъ, пользуясь п ея людекпмъ матерьяломъ (вотъ у нъмцевъ русские солдаты и былые социалисты пойдутъ въ сражения!), Германа несомненно расправится и съ Франщею, и съ Ангаею, и съ Ига-.цею. II моя почти шутливая игра воображения «Итальянский впечатавши»: – «Возможный гегемонъ Европы» (отдельная глава) – осуществится. Уже тогда было что-то такое въ Берлин! что-то носилоеь въ самомъ воздухе, почему чувствовалось это. Дг и пъсенка: «Оеи18сЫагк1, Пеи18сЫап<1 – йЬег а11е§». можея быть была не столько реально-глупою, сколы;" вьгвъренно-прорв чеетвенною, сколько жаднымъ алпетитомъ. Германскш волкъ зола и толстъ. II нашей бедной Россш, стоящей передъ нимъ таким пуншетымъ ягненкомъ, онъ не пощадитъ. А ягненокъ совершеню беззащитенъ.
Хорошн-же со'щалисты и вообще всероссийская демокрайя. скормить, все отечество скормить, лютейшему врагу. Скормить н< въ перен'осномъ смысл*, а въ буквальному Но нельзя не сказал! хороши и «лучппе люди Россш», начпнавпне революцш въ такув роковую войну, и. какъ оказалось потомъ, ничего решительно го предвид'ввппе.' Ленинъ и сощалисты оттого и мужественны, чтх знаютъ, что пхъ некому будетъ судить, что судьи будуть отеутство ватъ, такъ-какт. они будуть съедены. (Октябрь).
Поол'Ьднля времена
Не довольпо-лп писать о нашей вонючей Революцш, – п I прогнившемъ насквозь Царстве, – которыя во-пстину стоят другъ друга, II – вернуться къ временамъ стройнымъ, къ време намъ отв1;тственпымъ, къ временамъ страшнымъ...
Вотъ – Апокалппспсъ... Таинственная книга, отъ которое обжигается языкъ, когда читаешь ее, не умветъ сердце дышать.. умираетъ весь составь человьческШ, умираетъ п вновь воскреса етъ... Онъ открывается съ нервыхъ же строкъ судомъ надъ■ церквал
ИПСЦС иЛШКП
Хр/к /новыми, – Ими, которые были въ Малой Азш, въ Лаодикш, въ Смирн*, въ в1атиръ вг Пергаагв и другихъ городахъ. Но, очевидно, не Лаодишя, не Пергамъ, и проч., лежащгя ныне въ руинахъ, на самомъ д1;лъ' имъютъ значеюе для «нос.твднихъ временъ», какле иМ'Ьлъ въ виду напнсатель странной книги. Но онъ разсмотрълъ юсаженное Хрпстомъ дерево, и уловилъ съ неизъяснимою для себя 1.ДЛЛ времени глубиною, что оно – не Дерево жизни; и предрекъ .то судьбу въ то самое время, въ которое церкви только-что за-юждалпеь.
никакого нЪтъ сомн-вшя. что Апокалипсис!, – не христаан-кая киша, а – противо-хрисйанская. Что «Христосъ» упоминавши – хотя немного – въ немъ, «съ мечомъ, исходящнмъ нзь бтъ его», и съ ногами «какъ изъ камня сардиса п.. халкедона», – вшчего-же не имъетъ общаго еъ повъ^твуевдшъ въ Евангелгяхъ К-ристомъ. Въ устроеши Неба нич го-же общаго съ какими-бы го ни было предетавлетями христианскими. Вообще – «все но-ЗОе.»... Тайнозритель Самъ, волею своею и вспомоществующею ему >ож1ею волею, – срываетъ звъзды, униитожаета землю, все на-Юлняетъ развалинами, все разрушаетъ: разрушаетъ – хриснал-тво, страннымъ образомъ «плачущее и вошющее», безспльное и шкт.мъ не вспомоществуемое. II – сотворяетъ новое, какъ упт-иен>с, какъ «утертыя слезы» и «облечете въ бгълъш одежды». Со-тюряетъ радость жизни, на зем.тв, – именно на земяш, – пре-осходящую какую-бы то ни было радость, изжитую въ исторш в гсыытаиную челов'Ъчествомъ.
•$■ Если-же окинуть всю вообще компановку Апокалипсиса, и просить себя: – «да въ чемъ-Ш.ъ д1..п), какая тайна суда надъ церквами, откуда гтьвъ, ярость, прямо ревъ Апокалипсиса» (ибо то книга ревущая и стонущая), то мы какъ разъ уткнемся въ шли времена: да – въ бс.ти'ш христианства устроить жизнь че-фвъческую, – – дать «земную жизнь», именно – земную, тяжелую, короную. Что и выразилось къ нашей минуть, – именно къ нага, теперешней... въ которую «Христосъ не провозить х.тьба, а Вже.тБзныя дороги» выразимся уже мы цинично и грубо. Хри-ггапство пдругъ вс* позабыли, въ одйнъ моментъ, – мужики, сол-аты, – потому-что оно не вспомащъствуент; что оно не предупредило ни войны, ни безхл'Ббшщ. II только все поетъ^ и только Щ> ноетъ. Какъ шввпчка. «Слушали мы васъ, слушали. Н перетали слушать».
Ужасъ, о которомъ еще не догадываются, больше, чтзмъ онъ |<$ть: что не грудь человеческая сгноила христ1анство, а что хрп-панство сгноило грудь человеческую– Вотъ ревъ Апокалипсиса. >в8ъ этого не было-бы «земли повой» и «неба новаго». Безъ этого е было-бы вообще Апокалипсиса.
Анокалипсисъ требуетъ. зоветъ и велитъ новую релпгш. Вотъ го суть. Но что-же такое, что случилось?
Ужасно аиокалинспчно («сокровенно»), ужасно странно: что
В. РОЗАНОВ
люди, народы, человечество – переживаютъ апокалипсис ее кШ кризисъ. Но что само хриспанство кризиса не переживаетъ. Это до того очевидно, до того читается бъ самомъ Апокалипсисе, вотъ «въ самыхъ этихъ его строкахъ», что поразптельно, какимъ обра-зомъ ни единый изъ читателей и безчисленныхъ толкователей, этого совершенно не заметилъ. Народы «поютъ новую песнь», утешаются, облекаются въ белую одежду и ходятъ «къ древу жизни», на «источники водъ». Куда ни папы, ни прежше священники вовсе ни кого не водили.
Блудницы вогають. Первосвященники плачутъ. Цари стонуть. Народы извиваются въ мукахъ: но – остатокъ отъ народа спасается и получаетъ величайшее утешете, въ которомъ, однако, ни одной черты хрпст1анскаго, – хрпепанскаго и церковнаго, – уже не сохраняется.
Но что-же, что-же это такое? почему Тайнозрптель такъ очевидно и неоспоримо говорить, что челавгъчество пережив&тъ «свое христианство» и будетъ еще долго поелгь него жить: судя по изображешю, ничт>мъ не оканчивающемуся, – безконечно долго,
«ВТ.ЧНО».
Проведемъ параллели: Евангел1е – рпсуетъ Апокалнпспсъ – ворочаетъ массами, глыбами творптъ.
Въ образахъ, которые силою иревосходятъ евангельсия картины, а красотою не уступаютъ имъ, и которые пронзительны, крц-чатъ и вошютъ къ небу и земле, онъ говорить, что еще не перешед-ппя за городки Малой Азш церковки, – первыя общпны хри-спанекгя, – распространяются во всей Вселенной, по всему мфу. по всей земле. II въ моментъ, когда настанетъ полное п казалось-бы окночательное торжество хрпепанства, когда «Еванлегье будетъ проповедано всей тварп», – оно падетъ сразу и все, со своимп царствами, «съ царями помогавшими ему», и – «воспла-чутъ его первосвященники». И что среди полнаго крушешя настанетъ совершенно «все новое», при «падающпхъ звездахъ» и «неб*, свившемся какъ свитокъ». «Перестанетъ небо», «перестанетъ земля», п станетъ «все новое», ни на что прежнее не похожее. Сказать это за 2.000 лт>тъ, предречь съ некоторыми до буквальности теперь сбывающимися исполнетями, перенесясь черезъ всю хри-ейанскую исторш, какъ-бы пронзя «рогомъ» такую толщу временъ и необъятность событШ, – это до того странно, невероятно, что никакое изъ реченш человеческихъ по-истине не идетъ въ сравне-ше. Апокалипсисъ – это собыпе. Апокалппспсъ – это не слово. Что-то похоже на то, что Вселенная изрыгнула его сейчасъ поел* того, какъ другой Учитель тоже Вселенной проговорилъ своп вещш и грозныя слова, тоже въ первый разъ произнеся «судъ М1ру сему».
И вотъ – два суда: пзъ 1ерусалпма о самомъ этомъ 1еруса-лиме, главнымъ образомъ – объ крусалимв; и съ острова Пат-1 мое а – надъ Вселенною, которую научилъ тотъ Учитель.
АПОКАЛИПСИС НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Нбтъ-ли разницы въ самой компановке словъ? И, хоть это очень странно спрашивать о такихъ собыпяхъ-словахъ: негь-ли чего показующаго для души въ стилгъ литературнто изложены? Евангелие – человеческая истор1я, намъ разсказанная; исто-р1я Бога и человека; «богочелов-ЬческШ процессъ» п «союзъ».
Апокалипсисъ какъ-бы кидаетъ этотъ «богочеловеческгй союзъ» – какъ негодное, – какъ изношенную вещь.
Но фундаментъ? фундаментъ? Но – почему? почему? Въ образахъ до такой степени чрезм'Ьрныхъ, что даже Книга 1ова кажется около него безсил1емъ и изнеможетемъ, что даже «сотвореше мьра и человека» въ Книге Бьгая – тоже тускло и •слабо, бледно и безкровно, онъ именно въ структурь могущества и показываешь суть свою. Онъ какъ-бы реветъ «въ конце вре-менъ», для «конца временъ», для «послздняго срока человечества»: Безсил1е. Конецъ М1ра п человечества будетъ таковъ, потому-что Еван-рел1е есть кнпга изнеможешй. Потому-что есть: мочь
и – не мочь. И что Христосъ поетрадалъ п умеръ за
не мочь... хотя-бы п быль въ полной и абсолютной истине. Христнство – неистинно; но оно – не мочно. И образъ Христа, начертанный въ Еванге.шгхъ, – вотъ именно такъ, какъ тамъ сказано, со всею подробностью, съ чудесами и прочее, съ явлешямп и т. под., не являетъ ничего однако, кроме немощи, изнеможения... »
Апокалипспсъ какъ-бы спрашиваетъ: да, Христосъ могъ описывать «красоту полевыхъ лплш», призвать слушать себя «Марго, сестру Лазаря»; но Христосъ не посадил'ъ дерева, не выростилъ изъ себя травки; и вообще онъ ,«безъ зерна м1ра», безъ ■– ядеръ, безъ – икры; не травянистъ, не животенъ; въ сущности – не бьте, а – почти призракъ и тень; какимъ-то чудомъ пронесшаяся по земле. Тенистость, тенность, пустынность Его, небывйствеп-ность – сущность Его. Какъ будто это – только Имя, «разсказъ». И что «посл1;дшя времена» потому и покажутся такъ страшны, покажутся до того невероятно-ужасны, такъ вошюще «голодны», а сами люди превратятся въ какпхъ-то «скорш'оновъ, жалящпхъ «амихъ себя и одпнъ другого», что вообще-то – «нпчего не было», и сами люди – точно съ отощавшими отшелыми животами, и у которыхъ можно ребра сосчитать, – обратились тапнственнымъ образомъ въ «теней человека», въ «призраки человека», до извй-тной степени"– въ человека «лишь по имени». . О, о, о...
Вотъ, вотъ, вотъ...
Не узнаемъ–ли мы себя здесь? И какъ тогда не реветь Апока-
• Керсты» N0 2. 20
Г
лит-псу, и не наполнять Престолъ Небесный – животными, почти
– животами, брюхами – все самыхъ мощныхъ животныхъ, тоже
– ревущихъ, крпчашихъ, вотющихъ – льва, быка, орла, дъиы. Все – полетъ, все – сила. Почему-бы не колибри и не «лилш полевыя»? Маленькая птичка – хороша какъ и большая, а «лилшэ не хуже баобаба. И вдругъ Апокалипсисъ оретъ:
– Больше мэеа... .
– Больше вопля, .г
– Больше рева...
– М1ръ отощадъ, «въ боленъ... Таинственная Твнь навела на М1ръ хворь...
– М1ръ – умолкаетъ...
– ЛПръ – безжнзненъ...
– Скорее, скорее, пока Еще не поздно... Пока еще посхбдяш минуты длятся. «Поворотъ всего назадъ», «новое небо», «новыя. звезды»...
Обшие «водъ жизни». «Древо жизни»...
Солнце загоралось раньше хригаанства. И солнце не потухнете если хрпстшнство и кончится. Вогь – огранпчеше хрштан-стг.а, иротивъ котораго ни «объдни», ни «панихиды» не помогутъ. И еще объ обйдняхъ: пхъ много служили, но человъку не гаалЯ легче.
Хрнспанство не космологпчно, «на немъ трава не растетъ». II сеотъ отъ него не множится, не плодптся. Л безъ скита и травы чел ф'вкъ не проживетъ. Значитъ «при всей краситъ хриеианетва» – человъжъ всетаки «съ нпмъ однимъ не проживетъ». Хорошъ, монасшрекъ, «въ немъ полное христианство»; а всетаки питается онъ около сосгьдшй деревеньки. II «безъ деревенькп» всъ монах» перемрли-бы съ голоду. Это надо принять во вниман1е, и обратить внимаше на ту вполнъ* «апокалипсическую мысль», что само въ себгь и одно – христтанство проваливается, «пе есть», гнило, голода етт, жаждетъ. Что «питается» оно – не хриспшнствомъ, на христианскими злаками, не христтанскими произраетатямп. Что, такимъ образомъ, – христианство само и одно, чистое и самое восторженное, зоветъ, требуетъ, алчетъ – «и не хриспианс-тва*.'
Это – поразительно, но такъ. Хороша была бестзда Спасителя къ пяти тысячамъ народа. Но пршпелъ вечеръ и народъ возжаж-далъ: – «Учитель, хмъба»!
Христосъ далъ хл4ба. Одно изъ величайшихъ чудесъ. Не сомневаемся въ немъ. О, нисколько, ни мало, ни шточкп. Но ска-жемъ: каково-же солнце, которое нензрЪченнымъ тьмамт. народа даетъ хлвбъ, – даетъ какъ «по служб*», по «должностп», почтя «по пенсш». Даетъ и можетъ дать. Даетъ и значитъ хочегъ дать? I
У солнца – воля и... хотъше?
АПОКАЛИПСИС. НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Но... тогда «ваалъ-го.шце»? ваалъ-солнце – фнннюянъ? И тогда «поклонимся Ему»? Ему и его великой – мощи?
– Это-то уже несомненно. Ему и его великому, благородному ■чсютысолюбивому хот4нш ?...'??? Это-же невероятно. Но что «солнце больше можетъ, чъмъ Христосъ» – это самъ пана не оспорить. А что солнце больше Христа желаетъ счастья человечеству – объ этОмъ еще сомневается , но уже ничего не мОх-ъ-бы возразить Владим1ръ Соловьевъ, изучавшШ весь «бого-человъческШ процессъ» и строивппй «ветхозаветную теурпю» и «ветхо-заветное домостроительство» (или «теократии»).
Мы же беремъ прямо Финикш: . «Ты – ходплъ въ Саду Божтемъ... Стялт. среди игристыхъ огней»... «Ты былъ пе])венецъ Мой, щрвенецъ отъ создашя м1ра»,
– говорить 1езешиль пли Иеа1я, – кто-то изъ ветхо-заветныхъ,
– говорить городу, вт, которомъ покланялись Ваалу и пи мало ни 1егове.
Ну, кто-же не виднтъ изъ моихъ тусклыхь словъ, что «бого-человеческш процессъ воплощешя Христова» потрясается. Онъ потрясается въ буряхъ, онъ потрясается въ молтяхъ... Онъ потрясается въ «голодовкахъ человечества», которыя настали, наста-ютъ ныне... Въ вошяшяхъ иародныхъ. «Мы вошяли Христу и Опт. не помогь». «Опъ – немощенъ». «Помолимся Солнцу: оно больше можетъ. Оно кормить не Г).000, а тьмы темъ народа. Мы только не взирали на Него. Мы только не догадывались.
– «Христосъ – мяса!».
– «На ребра, въ брюхо, дътямъ нашимъ п намъ!». Христосъ молчитъ. Не правда-ли? Такъ не Тень-лп онъ? Таинственная Тень, наведшая отощаше на всю землю.
ВЫНУСКЪ ТРВТ1Й
I. Кроткая. 2. Что-то таксе случилось. з– Зачгьмъ они зво-
нятъ? 4– Дгьдъ. 5– «Москва слезамъ не вгьритъ». 6. Объ сдномъ
народить, у. Ежедневчость. 8. Солнце.
Кроткая
Ты не прошла мпмо лпра, девушка... о, кротчайшая изъ крот-кихъ... Ты пспуганнымъ и искристымъ глазкомъ смотрела на него.
Задумчиво смотрела... Любяще смотръла... II запЬвала пъс-ню... И заплетала въ косу ленту...
И сердце стучало. II ты томилась и ждала.
II шли въ м1ръ богатые и знатные. И говорили рт>чи. Учили и учились. И все было такъ красиво. И ты смотръла на эту красоту. Ты не была завистлива. И теб-Ь хотълось подойти и пристат;. къ чему-нибудь.
Твое сердце ко всему приставало. И ты хогЬла-бы п'Ьть въ хоръ'
Но никто тебя не зам'Ьтплъ и лъсенъ твопхъ не взяли. И вотъ ты стоишь у колонны.
Не пойду и я съ м1ромъ. Не хочу. Я лучше останусь съ тобой. Вотъ я возьму твои руки, и буду стоять.
И когда м1ръ кончится, я все буду стоять съ тобою и никогда не уйду. -
Знаешь-ли ты, девушка, что это – «м1ръ проходить», а – не «мы проходпмъ». И м1ръ пройдетъ и прошелъ уже. А мы съ тобой будемъ вьчно стоять.
Потому-что справедливость съ нами. А М1ръ во-пстину не–
Что то такое случилось
Есть въ м1ръ какое-то недоразум'ьше, которое можетъ быть неясно и самому Богу. Въ сотвореши его «что-то такое произошло», что были неожиданно и для Бога. И отсюда собственно прращона-лизмъ, мистика (дурная часть мистики) и не ясность. Мгръ гармоничен!., и это – «конечно». Мудръ, благъ и красота, и это – Бож1е. Но «хищный питаются травоядными» – и это ужъ не Вожде. Сова пожираетъ зайчонка – тутъ пътъ Бога. Бога, гармо» нш'и добра.
Что такое произошло – .пито отъ начала шра никто не знаетъ, и этого не знаетъ и не нанимаешь Самъ Богъ. Бороться или победить – эхо тоже безсиленъ Самъ Богъ. Такъ «я хочу родить мальчика красиваго и мудраго», л рождается «о 6-ти пальцахъ, съ при-
АПОКАЛИПСИС НАШЕГО Ш'ЕМГЛШ
дурью и непредвиденными пороками». Такъ и планета наша. Какъ будто она испугана была чъмъ-то в беременности своей, и родила «не по мысли Бонией», а «несколько иначе». И вотъ «божественное» смешалось съ «иначе»...
И передъ этимъ «иначе» покоренъ и Богъ. Какъ тоскующШ отецъ, который смотритъ на малютку съ «иначе», и хочетъ поправить и не можетъ поправить. И любить «уже все вмъст*»...
Зач'Ьмъ они звонятъ ? Вомъ. Бомъ. Бомъ. Но уже звукъ пустой.
И отъ того, что подъ колоколомъ н^тъ вънчатя невъсты и жениха. Тотъ, другой – не помогъ. А этотъ, который все-таки по-могалъ по мелочамъ, – немного, но помогалъ, – немного, но старался, по земному п глупо, но всетаки старался – усланъ далече.
И не вздохнула невъста по жених*. II я увидълъ, что она горбатая.
Эхъ, не горбатъ вотъ жидъ; написалъ въ мартъ: «... Напишите, какъ вы умъете писать, – правдиво и страстно, – мнт> о «мартовскихъ» дняхъ. Тутъ зима, – и лютая А – весны еще нътъ. Весь этотъ гулъ и шумъ протпвенъ моей дупгв. Въ санаторш уже умерло 4 воина. Смерть сильнее всего на этой планет*. Есть-ли душа? Есть-ли загробная жизнь? Вотъ это важнее всъхъ револющй! Жаль царя Николая. Догадываюсь, что онъ былъ человъкъ мягкаго характера и безвольный очень. Все, вес – пройдетъ, но что будетъ «тамъ»? Вамъ 61 годъ, вы много думали, страдали, – скажите мнъ вы, дорогой душевный другъ. Лей-эеръ Шацманъ.
СанаторШ «Дергачи», Харьковской губернш и уЬзда. Всерос-сШскаго Земскаго Союза. № 11 (туберкулезный). (Лично мнт> не знакомъ).
Д * д ъ
Когда не хочется больше любить, не ждется одежда, и кушаешь кашку-размазню съ кой-какимъ маслецемъ, – то и называетъ себя естественно «христ1аииномъ».
Лысый, съ бълой бородою,
Дъдушка сидитъ.
Чашка съ хлъбомъ и водою
Передъ нимъ стоить.
– Кто ты, дедушка?
– Хрестьянинъ... крестьянияъ...
Или, какъ Доетоевскгй и софистически п вт,рно перефразиро-ва лъ:
– «Хрпстганпнъ».
Боже: къ чему догматики, историки, апологеты нагородили столько ерунды, когда дъло выражается въ одномъ великомъ: не надо.
«Москва слезамъ не в'Бритъ»
– и дълаетъ очень глупо. Отъ того она бт>дна. Нужно именно вгьрить, и – не слезамъ, а – вообще, всегда, до тъхъ поръ, пока получилъ обмапъ: фивншяне въ незапамятную древность, въ на-чалъ истор1и, прхучились в'Ьрпть, и образовали простую бумажку, знакъ особый, который писали, дтиали, п т. д. Онъ былъ условенъ: в: кто давалъ его – получалъ «довърте», и это называлось – кре-д/апомъ. Заведпие это, «доверчивые» люди, но определенно довёр-чпвые, и вмъстб – не по болтовнъ– пли «дружеской беседе», а – дтионымъ образомъ и для облегчентя жизни, стали первыми въ м1р-Б по богатству. Не чета русскпмъ. Которые даже въ столь позднее время – все нищаютъ, обманываютъ, п —ттшъ все болЬе и более раззоряются.
Долгъ платешсмъ красепъ
– и русские выполняют!, и не могутъ не выполнить этого, насколько это установили финигаяне (вексель)... Но решительно вездъ, где . могутъ, – стараются жить на счетъ другъ друга, обманываютъ, сутепернпчаготъ. И думая о счастье – впадають все въ большей и большее несчастье.
Объ одномъ народц-в
Имъ были даны чудныя песни всЬмъ людямъ. II сказания его о своей жизни – какъ пикак1я. И имя его было священно, какъ и судьбы его – тоже священны для вст>хъ народовъ.
Потомъ что-то случилось... О, что-же, что-же случилось?
Нользя понять...
Ни одпнъ народъ не можетъ. Никто изъ человечества..
Ни мудрецъ, ни ученый, ни историкъ.
И сталъ онъ поругаемымъ народомъ, имя котораго обозначаеть хулу. II имя котораго, национальное имя, стало у каждаго племени ругательнымъ назвашемъ всякаго человека, къ кому оно приложится въ этомъ чужомъ племени.
О, что-же случилось?...?...
АПОКАЛИПСИС НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Больше, больше: будемъ-ли мж читать «Летопись Тацита» – когда томимся? Или – Геродота о скиеахъ и Вавилон*? Будемъ-ли читать о Пелононезской войне – букидида? Ыетъ, нетъ: когда въ томленги душа – то какъ все это чуждо и посторонне... Все это мы изучали-бед только чтобы прочесть лекщю, в&иисать ученый грудъ, и – «такъ т отъ н'вкотораго безделья».
Ни вотъ – юная вдова, подбирающая колосья пшеницы на полв бйгатаго землевладельца: и то, какъ она по де.гаетъ, – к рлова ея своей свекрови;, – ироливаютъ въ душу утЬшенгя. И много еще...
Народъ этатъ пролил/ь утешение во все сердца.
И все-таки онъ проклятъ. Что-же случилось, – о, что такое, особенное???...?
Сказать: «учиыиешс» – и это сказать все о томъ народъ. -Читаемъ-ли мы хронику о Меровингахъ у Григорш Турскаго, или изящные очерки Августина Твери, написанные но канв* этой хроники, – мы въ обоихъ случаяхъ читаемъ милое, гращозное, прелестное. Но это чтете даетъ только наслаждеше вкусу, душа-же остается если не холодною, то спокойною. Но вотъ мы читаемъ о войн*, о гроз*: одпнъ царь – победитель, другой – иобъжденъ. Побежденный боится за жизнь свою, обыкновенно боится – какъ боялся-бы каждый человъкъ, и нщетъ потаенной комнаты во дворце своемъ. Победитель сдграшиваетъ о враге своемъ, п ему приближенные передаютъ о всемъ унижения и страхе, въ какомъ тотъ находится. Вдругъ победитель отвечаетъ вовсе не т$мъ гордымъ, самоувереппымъ тономъ, какой такъ естествененъ въ самоупоенш победы, и какнмъ въ самоупоенш победы говорили есть цари п 'полководцы, а – совсЬмъ ииымъ, новымъ, неожпданнымъ:
«Зач1;мъ онъ Шжвть отъ меня? Онъ – братъ мой». ' Кто въ пстор1ЯХъ Ассирш видалъ, какъ со связанными за спиною руками пленникъ стоитъ передъ победившимъ царемъ на коленяхъ, а ассиршскш царь, иоднявъ копье, выкалываетъ ему глаза, и вместе прпметъ во внимание, что перепменоваше «врага» въ «брата своего» произошло въ туже самую эпоху, тотъ оцбнитъ вею разшщу въ душевномъ строе одного и другого. И пойметъ, почему я упорно называю «утеше-шемъ» то особое чувство, какое льется на душу читателя отъ исторш этого единственнаго народа.
И онъ – проклятъ.
Но тогда что-же случилось, почему мы также ненавидимъ этотъ народецъ, какъ ассир1яне ненавидели своихъ враговъ. И, оглядываясь на цивилизацию нашу, ае нодумаемъ-лн о ней еъ печалью ,строкъ, ека-занныхъ Алексьемъ Толстымъ:
Лсстцмяне шли какъ на стадо волки,
Въ багреце нхъ и въ злате еЬвдв полкп,
В. РОЗАНОВ
И безъ счета ихъ копья сверкали окрестъ,
Какъ въ волнахъ Галилейскихъ мерцаше зв'Ьздъ.
Словно листья дубравные въ лътше дни, Еще вечеромъ такъ красовались они; Словно листья дубравные въ вихр-в зимы, Ихъ къ разсвт>ту лежали развеяны тьмы.
Ангелъ смерти лишь на-вт>теръ крылья простеръ И дохнулъ имъ въ лицо, и померкнулъ ихъ взоръ, И на мутныя очи палъ сонъ безъ конца, И лишь разъ поднялись и остыли сердца.
Вотъ расширивший ноздри, повергнутый конь, И не пышетъ пзъ нихъ гордой силы огонь, И какъ хладная влага на брегг. морскомъ, Такъ предсмертная ивна бт>лт>етъ на немъ.
Вот и всадникъ лежитъ, распростертый во прахъ, На бронь его ржа, и роса на власахъ; Безответны шатры, у зяаменъ ни раба, И не свищетъ копье и не трубить труба.
И Ассирш вдовъ слышенъ плачъ на весь М1ръ,
II во храм* Ваала низверженъ кумиръ,
II народъ, не сраженный мечомъ до конца,
Весь растаялъ, какъ снЪгъ, передъ блескомъ Творца!
И вотъ народъ, который всем1рно былъ угвшителемъ всвхъ скорбныхъ, утомленныхъ, нуждающихся въ свт>гв душъ, – теперь во тьмт>, и не только самъ безъ утБшешя но пинаемъ и распина-емъ... Что-же, что такое случилось? Явно – случилось въ планетъ и въ судьбахъ человечества?
Ежедневность
Булочки, булочки... Хлвба пшеничнаго... Мясца-бы немного...
Это ужасное замерзаше ночью. Страшныя мысли приходить. Есть что-то враждебное въ стихш «холода» – организму человеческому, какъ организму «теплокровному». Онъ боится холода, и какъ-то душевно боится, а не кожно, не мускульно. Душа его становится грубою, жестокою, какъ «гусиная кожа на холоду». Вотъ
АПОКАЛИПСИС НАШЕГО ВРЕМЕНИ
вамъ п «свобода человеческой личности». Нбтъ, «душа свободна» – только если «въ комнагЬ тепло натоплено». Безъ этого она ^е свободна, а боится, напугана и груба.
Впечатленья еды теперь главный. И я заметилъ, что, къ позору, и господа и прислуга это равно замт>чаютъ. И уже не стыдится бедный человекъ, и уже не стыдится горь-юй человекъ. Проехавъ на дняхъ въ Москву, прошелся по Ярославскому вокзалу, съ грубымъ желашемъ видеть, что ■бдятъ. Провожавшая меня дочь сидела грустно, уткнувшись носикомъ въ муфту. Одинъ солдатъ, вывернувъ изъ тряпки огромный батонъ (витый хлБбъ пшеничный), разломилъ его широкпмъ разломомъ и на-чалъ ■есть, даже не понюхавъ. Между тт>мъ пахучесть хлеба, какъ еще пахучесть мяса во щахъ, есть что-то безмерно неизмеримее самаго напитатя. О, я понимаю, что въ жертвеннике Соломонова храма были сделаны ноздри и сказано, – о Бот сказано, – что онъ «вдыхаетъ туки своихъ жертвъ».
Солнце
Заботится-ли солнце о земле?
Не изъ чего не видно: оно его «притягиваетъ прямо пропорционально массе и обратно пропорцюнально квадратамъ разстоя-нш».
Такимъ образомъ 1-ый ответь о солнце и о земле Коперника былъ глупъ.
Просто *– глупъ.
Онъ «сосчиталъ». Но «счетъ» въ применены къ нравственному явление я нахожу просто глупымъ.
Онъ просто ответилъ глупо, негодно.
Съ этого глупаго ответа Коперника на нравственный вопрось о планете и о солнце началась пошлость планеты и опустошете Небесъ.
«Конечно, – земля не имеетъ объ себе заботы солнца, а только притягивается по кубамъ разстояшй».
Тьфу.
ВЫПУСКЪ ЧЕТВЕРТЫЙ
л. Правда и кривда. 2. Иъъ таинствъ Христсвыхъ. 3– Сынъ _/. Солнце.
Правда и Кривда
«Безъ цтшнаю человъкъ не проживетъ, а безъ святою – сллф комъ проживетъ». Это-то п составляетъ самую, самую главную част! а-космичности христианства.
Не только: «читаю-.тп я Евангел1е съ начала къ концу, ил! отъ конца къ началу», я совершенно ничего не понимаю: какъ шръ устроенъ? п – Мбчему?
Такъ-что 1исусъ Христосъ у,къ никакъ не научилъ наеь м1ро зданш; но и сверхъ этого и г.тавиымъ образомъ: «дъма плоти» ою объявилъ грешными, а «дела духа» праведными. Я-же думаю, то «дела плоти» суть главное, а «дела духа» – такъ, одни разговоры
«Дела п.тотп» и суть космоготя, а «дела духа» приблизили но выдумка.
II Христосъ, занявшись «делами духа» – занялся чъмъ-Т( въ м1р-1; побочнымъ, второстепенным^ дробнымъ, чает1шмъ. Она взялъ себт. «обстоятельства образа дМствгя», а не самый «образ! дъйгшя». – т. е. взялъ онъ не сказуемое того предложешя, конь рое составляетъ всемирную псторш и человеческую жизш>. а – только одни обстоятельственный, тпневыя. штриховых слов*
«Сказуемое» – это еда. питье, сешкушеше. О всемъ этом^ 1исусъ сказалъ, что – «грешно», и – что «дела плоти собл»8 | няютъ васъ». Но если-бы «не соблазняли» – человеке и челов*| честно умерли-бы . А какъ «слава Богу – соблазпяютъ», то – то же «слава Богу» ■– человечество продолжаеть жить.
Позвольте: что за «слава Богу», если человеке (человечество' умеръ?
Какъ-же онъ могъ сказать: «Азъ семь путь п жизнь»? Нпчег!: подобнаго. Ничего даже приблизительна го. «Обстоятельственны.! слова».
Напротивъ, отчего есть «звезды и красота» – это понятно ужа изъ насаждения рая человекомъ. Уже он?, прекрасенъ, и это ест);
ШОКАЛИПСВС НАШЕГО ВРЕМЕНИ
утренняя звезда. Я хочу сказать, что «утревдиою звезду» Богъ далъ человеку въ раю: и тайнымъ создатель Эдема онъ выразплъ и вообще весь планъ сотворешя чего-то изумительнаго, великолепная, единственнаго, неповторимаго. Все къ этому рвется: «лучше», «лучше», «лучше». Есть меры и измеримость: Богъ какъ-бы пз-рекъ – «Я – безмерный, и все сотворенное мною рвется къ безмерности, безконечносги, нескончаемое™». А, это понятно. «Тамъ онпксъ и камень бдолахъ» (о рае). Напротивъ, когда мы читаемъ Евавтелхе, то что-же мы понпмаемъ въ безмерности? Да п не въ одной безмерности: мы вообще – ровно ничего не понимаемъ въ
М1рЪ
«И потъ, на неб* великое (Вамс! 1е – жена облеченная въ с< п це ; подъ ногами ея -г= лу. а ; н 1 а голов* ея в*-нець пэьдв* а! дцатн зв-вздъ О а имЪла во чрев* и кричала отъ мукърожде: ля>.
(Апокалипспсъ, 12).
Тутъ м.1 понимаемъ, что роды, именно, челов*чеете рсды, лежать въ центр* кос-
МОГ01ЛП.
Библ1я – нескончаемость.
«1исусъ-же сказалъ : «Есть скопцы, которые изъ чрева матерьяго родились тако ; и есть скопцы, которые оскоплены отълюдеи: и есть скопцы, которые сами сдьлали себя скопцами ради Царства Небесного. Кто можетъ вм*стить это да вм*сти.
(Евангел1е отъ Матвея, 19).
Тутъ мы совершенно ничего не понимаемъ, кром* того, что это – не нужно.
Евангелте – тупикъ.
Теперь: «гре.хъ» и «святость», «космическое» и «космичность»: I; калятся, что если уж. где можетъ заключаться «святое», «святость» – то это въ «сказуемомъ» м1ра, а пе «въ обетоятельствахъ образа действия». Что за эстетизме. Поразительно велнколете Евангелия: голоря о «де.тахъ духа» въ противоположность «деламъ плота» – Христосъ черезъ это именно показашъ, что «Азъ п Отецъ ■– не одно». «Отецъ» – такъ Онъ и отецъ: посмотрите Ветхи Завить. – чего – чего тамъ нктъ. Отецъ не иренебрегаетъ еамома-^МшIIмъ въ болЪзняхъ дитяти, даже вт, капрвзахъ и своеволш е о: в вотъ №0.1(5. въ Ветхомъ Завете, мы находима всяческое». Всв «расти кипятъ, ннкаие случаи и исключительности – не обойдены. «Отецъ» беретъ свое дитя въ руки, моетъ и очпщаетъ его еухимъ и мокрымъ. отъ кала грязна го и мокраго. Посмотрите о лечешп болезией, парши, коросты. Въ пустыне Онъ идетъ надъ ими ппьнью – днемъ (облако, зной), в столбомъ огненнымъ – ночью освшцагтъ путь. Похитили золотая вещи у епштянъ. и это не скрыто: ибо такъ естественно, такъ просто: ведь они работали на нихъ въ рабстве, работали – безпдатно. Этлшъ таинственнымъ » глубокимъ попечешемъ о человеке, какпмъ-то кутающимъ и пеле-
В. РОЗАНОВ
нающимъ. – отличается «отцовекШ завить» отъ сыновняго.
Сынъ – именно «не одно» съ Отцомъ. Пути Физшлогш суть, пути космпчесше. – и «роды женщины» поставлены впереди «солнца, луны и зв'бздъ». Тутъ тоже есть объясненге, чего абсолютно лишено Евангел1е. Действительно: тутъ показано, въ вндънш Апокалипсиса, что и луна, и звезды, и солнце – все для еблегчешя «родовъ». Жизнь поставлена выше всего. И именно – жизнь человека. Пирамида ясна въ основанш и завершенш. Еванге.пе оканчивается скопчествомъ. тупикомъ. «Не надо». Не надо – самыхъ родовъ. Тогда для чего-же солнце, луна и звезды? Еванге.пе со страннымъ остетпзмомъ отвт>чаетъ – «для украшетя». Въ производстве жизни – этого не нужно. Какъ «солнце, луна и звезды» явилпсь не для чего въ сущности, такъ и роды – есть «не нужное» для Евангелия, и М1ръ совершенно обезсмысливается. «Все понятно» – въ Библш, «ничего не понятно» – въ Евангелги.








