Текст книги "Версты"

Автор книги: Борис Пастернак

Соавторы: Сергей Есенин,Марина Цветаева,Исаак Бабель,Алексей Ремизов,Дмитрий Святополк-Мирский (Мирский),Николай Трубецкой,Сергей Эфрон,Лев Шестов,Илья Сельвинский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 71 страниц)

АПОКАЛИПСИС НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Розенблюмъ, въ Луг*, въ 1910 г– Я думала, онъ нъмецъ. Разепро-^пдъ – еврей. Когда разбиралось дело Данченко («Де-Ласси и Ланченко»), пришлось при экспертизе опросить какого-то врача -еврея, и онъ сказалъ серьезно: «Я вообще привыкъ думать, что русскы1 врачъ есть достойное и нравственное .ним». Я такъ былъ лораженъ обобщенностью вывода и твердостью тона. И за всю жизнь я былъ поражаемъ, что не смотря на побои («погромы») взлядъ евреевъ на русскихъ, на душу русскую, на самый даже несносный характеръ русскихъ – уважителенъ, серьезенъ. Я долго (мнопе годы) прпппсывалъ это тому, что «евреи хотятъ еще больше развратиться русскпмъ»: но покоряётъ дъло истине своей, п я въ конце концовъ вижу, что ото – не такъ. Что стояло безумное оклеветаше въ душе моей, а на самомъ дълъ евреи уважительно, любяще и трогательно относятся къ русскимъ, даже со стран-нымъ противъ европейцевъ иредпочтетемъ. И на это есть причина: среди «свинства» русскихъ, есть правда одно дорогое качество – ■интимность, задушевность. Евреи – тоже. И вотъ этого чертою они ужасно связываются съ русскими. Только русскШ есть пьяный задушевный человъкъ, а еврей есть трезвый задушевный человъкъ.

Огромный красивый солдатъ, въ полу-сумраке уже, говорилъ мнт.:

– Еакъ отвратительно... Какъ отвратптеленъ тонъ заподоз-ривашя среди этого Совета солдатскихъ п рабочихъ депутатовъ. Я прншелъ въ Тавричесшй Дворецъ и не вт,рю тому, что вижу... Я лрпшелъ съ верою въ народъ, въ демократию-..-

Так какъ я пришелъ «безъ веры», то горячо и как бы «хватаясь за его руку», спросилъ у него:

– Да кто вы?...

– Солдатъ изъ Финляпдш... Стоимъ въ Финляндш... Я, собственно, еврей...

– Я – русскШ РусскШ изъ русскихъ– Но я хочу васъ поцеловать. – И мы крепко поцеловались.

Это было, когда я захот4лъ посмотреть «солдатскихъ депутатовъ» въ мартв пли апреле 1917 года»

Въ томъ же месяце, но много позже:

Уголъ Литейной п Бассейной. Трамвай. Переполненъ. И старается пожилой еврей съ женою сесть съ передней площадки, такъ какъ на задней «впеятъ». Я осторожно и стараясь быть не очень замЪтнымъ – подсаживаю жену его. Когда вдругъ схватилъ меня за нлечо солдатъ, очевидно не трезвый («ханжа»):

– Съ передней площадки запрещено садиться. Разве ты не «наешь?!!!

– Я всегда поражался, что эти господа и вообще вся росешс-кая публика, отменивъ у себя царскую власть «порывомъ», никакъ ве можетъ допустить, чтобы человекъ тоже «норывомъ» вскочилъ яа переднюю площадку вагона и поехалъ, куда ■ емг нужно. Оттол-

кнувъ его, я продолжалъ поддерживать и пропихивать еврейку, ска-.| завъ и еврею: – Садитесь, садитесь скорее!!»

Мотивъ былъ: еврей торопливо просилъ пропустить его «хоть! съ передней», ибо онъ сившилъ къ отходу финляндскаго поезда.! А всяшй знаетъ, что значить «опоздать къ поезду». Это значите «опоздать къ ооъду», и пошло разстройство всего дня. Я поэтому] и старался помочь.

Солдата закричалъ, крикнувъ и другимъ тута стоявпгамъ сад-| датамъ (« на помощь»): «тащите его въ компссар1атъ, онъ оскор 1 билъ солдата». Я, правда, кажется, назвалъ его дуракоыъ. Я сму-4 тился: «съ комиссар1атомъ я ко всякому объду опоздаю» (я тоаи| спъшилъ). Видя мое смущеше и страхъ, еврей вступился за мешн

– «Что же этота господинъ сдълалъ, онъ то.тько помогъ моей жеп*>. |

И вотъ, не забуду этого голоса, никогда его не забуду, потону] что въ немъ стоялъ ножъ:

– Ж-ж-пдъ прок-ля-тый... Это было такъ сказано.

И какъ музыка , старческое:

– Мы уже теперь вст. братья («гражданство», «свобода», – марта): зачъмъ же вы говорите такъ (т. е. что «и еврей, и русски!

– братья», «нт>тъ больше евреевъ, какъ чужыхъ и посторонних*»)*

Я не догадался. Я не догадался...

Я слышалъ всю музыку голоса, глубоко благороднаго п глу-| боко удивляющагося.

Потомъ уже, на завтра, и даже «сегодня» еще, я понялъ, чт> | мнъ нужно было снять шапку и почти до земли поклониться ему! и сказать: «Вотъ, я считаюсь врагомъ еврейства, но на самомъ д4-] лъ я не врагъ: «и прошу у васъ прощешя за этого грубаго солдата»!

Но солдата такъ крпчалъ и такъ пытался схватить и дт.йстви-1 тельно хваталъ за руку со своимъ «компссар1атомъ», что въ поны1 хахъ я не гдълалъ естественнаго.

И опять звукъ этого голоса, какого па русской улицп, – уж: извините: на русской пох...ной улицъ, – не услышишь.

Никогда, никогда, никогда,'

«Мы уже теперь вст. братья. Для чего же вы говорите такъ?:

Евреи наивны: евреи бываютъ очень наивны. Тайна и пре! лесть голоса (дребезжащаго, стараго) заключалась въ томъ, чт-1 этотъ еврей, – и такъ, изъ полу-образованныхъ, мъщанъ,»! ■ глгбоко и чисто повърнлъ, со всъ'мъ восточнымъ довър1емъ. чт эти плуты руссюе въ самомъ дълъ «что-то почувгтворэпъ въ дупг] своей», « не стерпъли стараго произвола» и, вотъ, «возгласили сво боду». Тогда-какъ, по завътамъ русской исторш, это были просгш Чичиковы, – ну, «Чичиковы въ помеси съ Муратовыми». Но уж;1 никакъ не больше.

Форма. Фраза.

И вдругъ это такъ переръзало музыкой. Нельзя объяснить, и умъю. Но даже до Чудной Дъвы мнт> что-то послышалось въ голоси*

АПОКАЛИПСИС НАШЕГО ВРЕМЕНИ

«Ведпчптъ душа моя Господа и возрадовался духъ мой о Бег* Спаси моемъ».

Я хочу сказать, что все европейское какъ-то необыкновенно грубо, жестко сравнительно съ еврейским*– Тутъ тайна Сирш и

жаркихъ странъ. Тутъ та тайна ещ?, что они 1ова слушаютъ не ре тысячи лътъ, а пять тысячъ лт>тъ, да очевидно н слушаютъ-то другимъ ухомъ– Ахъ, я не знаю что... Но я знаю, что не въ уме евре-

дт.ло, не въ деятельности и деловитости, какъ обыкновенно по-югаютъ, а совершенно въ инпмъ-... Двло заключается, или почти должно заключаться въ какой-то таинственной Сулафпми, которая у вихъ разлита во вссмъ, – въ пномъ осязанш, въ иной восприимчивости къ цвътамъ, въ иной пахучести, и – какъ человека «взять», юбнять», «приласкать». Где-то тутъ. «Отъ человека къ человеку»-«въ еврее», а въ «двухъ евреяхъ». И вотъ тутъ-то они и разливаются во всем1рность.

«Русскте – общечелов-вки». А когда дт>ло дошло до Арме-

– одинъ министръ иностранныхъ дълъ (и недавней) сказалъ: сНамъ (Россш) нужна Армешя, а вовсе не нужно армянъ». Это деловымъ ,строгпмъ образомъ. На конце тысячелъия супцч-тво-вашя Россш. Т.е. не какъ восклицаше, гнъвъ, а (у министра) почти какъ программа... Но ведь это значитъ: «согналъ бы и стеръ съ лица земли армянъ. всъхъ отихъ стариковъ и детей, гимнази-стовъ и гимназистокъ, если бы не было неприлично и не показалось некультурно». Это тотъ же Герценъ и тотъ же сощалпзмъ. Это вообще русский нигнлпзмъ, очевидно, впковтнът (Китъ Ки-тычъ о жен* своей: «хочу съ кашей ъмъ, хочу со щами хлебаю*). Опять, опять «уд'влъ Россш»: – очевидно, не русскимъ дано это понимание въ удълъ. Несчастные русеше, – о, обездоленные... Опять же евреи: на что погромы. Р/вдь это ужасъ. И вотъ все-же они нашли п после пихъ все слова, катя я привелъ, – и порадоваться русской свобод*., и оценить русскаго попа, Да и вообще злою глаза, смотрящаю украдкою или тайно за спиною русского, л у еврея не видалъ.

Я п хочу сказать, что дъло заключается въ какой-то деловой всемфностн. – не отвлеченной, не теоретической, а съ другой стороны – не взыхаюшей и слезливой, а практической и помогающей. Самый «сощалпзмъ пхъ», какъ я его нп ненавижу, всетакн зам*чателенъ: всетаки въдь сощализмъ выражаегь мысль о братств* народовъ и братств* людей, и они въ него уперлись– Тутъ только наивность евреевъ, которые решительно не такъ умны, какъ европейцамъ представляется, какъ европейцы пугаются. Они взя-

элементарно, первобытно, высчитывая по пальцамъ: «кто съ ^пмъ, съ какимъ имущевтвомъ живешь», и не догадываясь, что все завпеитъ отъ «какъ этотъ челов'Ькъ жпветъ»; что можно жить съ болыппмъ богатствомъ – какъ въ аду» Г наши Кптъ Китычи) и можно жпть на кухне, «въ прпелугахъ» – «счастливее господь». Рвшптельно я замъчалъ. какъ мнопе господа жнвутъ печальнее,

В. РОЗАНОВ

грустпее, и раздраженнее своихъ прислугъ, которые – по самымъ лнцамъ нхъ видно– живутъ «благословясь и въ б.тагоелсвенш»– Сопда-. лизмъ вообще плосокъ, "доска, – и безмерная наивность тевреевъ, что они восприняли его. что они поварили въ такой глупый счетъ арифметических!, магаипъ. II я верю, что это непременно п скоро кончится. 7/.!(о-ли. илге-лй, посдъ и.еъ-ли ис-торш и судебъ, – ъ'щ} рить этому... Имъ-.тн, которые въ н-бгв реализма («будь все как есть») произнесли: «льна курящ.агося не погаси» и «троетй .тмленпой не прелжи», —. и которые, если кто богатый обедиьч у нихъ. т община обязана не только содержать его, по п куг ему карету*, если прежде была у него карета: дабы онъ не псиьп валъ иермт.ны въ самомъ уровне свого положешя п не скирбп>л4 ■черезъ самую мысль даже о немъ... Это именно нега бл'агородсттл п человечности, и выраженная кухоннымъ, т.е. реальнейшим! собомъ. «Такъ несчастно живутъ въ пхъ гетто» ц пхъ «свиные кага_г лы». (.Мне сообщилъ это еврей торговецъ дамскими ботинками, въ совершенно темномъ вагоне, въ Спб., въ Еаршавскомъ во] онъ былъ. что такая у пихт, редкость, немного не трез] ь) вотъ! вотъ! настоящая идея уравнешя беднаго п богатаго: п бедному н помощь богатому, дабы оба держались па томъ же безъ ощущешя разницы темнературъ привычно?! жизни отъ роду. О. генш универсальности н чуткости. Богачъ и

:корбеть п страдатя ею могутъ быть ве.ипштюн. Нельзя завистливым* рлазоаи смотреть на богатство. Это – христа! II чуть ли имении но зависти, а не по «благости» – сошалп :м воистину христианское явлеше. Самый «еощалпзмъ» или «сошали-ч защя» – безъ хрислтантва – выразился бы пожалуй въ дршмъ. иначе: обедаю самь. на и еще лишнему, гостю, чужому еъ улицы – даю обедъ, сажаю съ собой его за столь, не отягощаясь, что это ' чужой. Сощалпзмъ выразился бы близостью, сощализмъ выразился бы любовью: а не – «перерву горло» у солдата, закричавшего! «жкдъ про-клятый». Словомъ, сощализмъ выразился бы тоже од-нимъ изъ таинственныхъ г.еяшй Сулампфн. какпмъ – мы не оиа-емъ, если бы опъ былъ оригинально – евреенъ, а не подражатели но – евреенъ (отъ европейцевъ). Да вотъ: «Дай. я умою ноги тебт». о нищемъ, о бедномъ.. Тутъ именно «дотронуться», дотронуться до бпдпаю. Какъ я и свавалъ: «надо пощупать кожу его».

Суть вещей. Суламифь. Ведь вся Песнь Песней – пахуча. Тайна вещей, что онъ не «добръ», а неженъ. Добро – это отвлечен* ность. Добро– это долгъ. ВсякШ «долгъ» надоесть когда-пиб"дь делать. Тайна м1ра, тайна всего М1ра заключается въ томъ. чтобы мшь самому было сладко дшать сладкие, и вотъ тутъ секреть– «Спи-мп обувь, и я взявъ холодной волы – проведу по подошвамь тво-нмъ, по подъему ноги, по на.тьцамъ». Тутъ такъ близко, что уже есть любовь. «Я замечу старую морщину у старика, – да и такъ можетъ выйти случай, шутка около омовен1я ногъ». Это вообще такъ близко, что не можетъ не завязаться шутка и анекдотъ «около но-'

АПОКАЛИПСИС НАШЕГО ВРЕМЕНИ

ги». Ыу, вотъ, видите: а разъ шутка и анекдотъ. го уже никогда не выйдетъ холодяаго, холоднаго потому, что формальнаго.1га1егш1ё. ё§аШе. Къ великимъ прелестямъ европейской псторш относится то, что при всей древности и продолжительности ея – никогда у нихъ даже не мелькнуло сказать такой пошлости– Такой неверности и такой несправедливости. Ибо ведь нужно и истину и справедливость переверпуть вверхъ дномъ, дабы между неодинаковыми, ничего между собой не имеющими общаго людьми, установить ё§аШё, да и еще родственное – ГгагегпНё,

Прямо чувствуешь франтовъ и мараизовъ 18 века, Гт с1и мёсЛе XVIII.  это: «Около тебя раба твоя Руфь...» – II будете .чип, по глаголу твоему»... Каме все тоны! Ты плачешь, европеецъ. 1 Плачь же. Плачь бедными своими глазами. Плачь: потому что въ оригинальной своей исторти ты вообще не сотворилъ такихъ слово-' оборотовъ. сердцеворотовъ, умоворотовъ. Вся душа твоя площе, суше, холоднее. О, другое солнце, другое солнце..Другая пахучесть, иныя травы. И – посмотрите, королевы-лп, маркизы, жены, любовницы: ведь Суламифь – всего только любовница. Любовница? II никто не отрпцаетъ. Но жены стоять и рыдаютъ: «о, какъ ЬотБли бы мы только побыть такою любовницею». II вотъ – посмотрите чудо, чудо уже въ нашей псторш и «въ строгостяхъ на-шихъ»: и церковь не отрпцаетъ, что это – только любовница. Но и опа рыдает и творить: «Какое чудо... Я знаю – кто она,'эта Буламифь: и не осуждаю, и обнпмаю ноги ея. потому что она вся прекрасна п благородна, и нвтъ лучшей между женами по чистоте мыслей п словъ».

II чувствуете ли вы, европейцы, что вотъ уже весь м1ръ пре-Ибражеиъ. Н'Ьть вашихъ сухихъ категорШ, нътъ вашихъ плоских* категорш. Где горпспруденщя? гдъ законы? Нетъ. где – гордость? А изъ не я у Европы все. Вся Европа горда и изъ гордости у пея все. Не надо! Не надо! Небо, небо! Небо дай намъ! А небо–..

Оно тамъ, гд-Ь рабство. Гд1; рабы счастлшгве господъ. А «где рабы счастливее господъ» – это тайна Израиля. Ибо по-петпне Суламифь была счастливее Соломона и Агарь прекраснее Авраама. Вотъ.

Ещв' о «Сын-Ь > въ отношении <(Отца»

...Въ сынахъ человъческихъ, – сынахъ земмыхъ и несовер-шепныхъ, – такъ это и происходить, что «сынъ рождается, если отецъ былъ не ПОЛОНЪ. Если онъ не круглъ. не закругленъ (зерно, В11ДЪ зерна, онтологическое основаше закругленности ВОЯ-ШХЪ ВООБЩЕ ЗЕРЕНЪ), еслп онъ – УГЛОВАТЪ.

Сынъ, дети въ сынахъ челов-вческихъ всегда НЕ ПОХОЦЯТЪ на отца, п скорее ПРОТЫВОЛЕЖАТЪ ему. нежели его повторять собою. Мысль о тавтологщ съ огаомъ. не отличимости отъ отца противоречить закону космической и онтологической цълесо-

образности. Повтореше вообще какъ-то глупо. Онтологически

Посему кто сказалъ бы: «я и отецъ – ОДНО, вызвалъ бы ответомъ недоумвше: «Къ чему?» – «Зачвмъ повпюренге?». Нетъ, явно, что сынъ могъ бы «придти» только чтобы «восполнить отца» какъ несовершеннаго, лишеннаго полноты и вообще недостаточ– 5 наго. Безъ онтологической недостаточности отца не можетъ быть сына, хотя бы отецъ и былъ «вечно рождающимъ» и даже только въ сути своей именно «рождающимъ». Но онъ «рождаетъ м1ръ» и, наконецъ, имеете даръ, силу и красоту рождения, хотя бы даже безъ выражешя ея на земле или въ исторш. Вернее, онъ именно продолжаешь и доселе сотворить >пръ, соучаствуя всемъ тварямъ I безъ исключения въ родахъ ихъ; составляетъ нервъ и нить ихннхъ родовъ, отъ цветка п до человека, безъ преимущества цветку или человеку. Но чтобы появился сынъ, какъ имянность или лицо, то это могло бы быть только, чтобы сказать нечто новое землгь и совершить на ней тоже новое. Безъ новизны нетъ сына. Сказать I иное отъ отца и именпо отлитое отъ отца – вотъ для чего могъ йы «придти» сынъ. Безъ противоречия отцу не можетъ быть сына.

Такъ это и изложено въ самомъ Евангелш. «Древше говорить...,Ц1 А (НО) – Я говорю». На самомъ деле это говорили не дрешне люди, но – законъ ихъ, вышедшш отъ Отца. Возьмемъ же «01,1' за око» – и «подставь ланиту ударившему тебя». «Око за око» – ость основаше онтологической справедливости наказашя. Безъ «око– 1 за око» – бысть преетуплеше и тъстъ наказашя. А «наказате» даже въ упреке совести (и въ немъ сильнее, чемъ въ физике) – оно ЕСТЬ, и оно онтолошчно М1ру, т. е. 'однопространственно и <>д– ] новременно М1ру, въ душе его лелште. И отъ того, что оно такъ | положено въ М1рв, положено Отцемъ небеснымъ, – Христова «ланита», въ противоположность Отцовскому (какъ и вездгь) милосердью, – довела человечество до мукъ отчаяшя, до мыслей о самоу-бШстве, или – до безконечности обезобразила и охаотила м1ръ. Между прочпмъ, на это показываютъ слова Апостола Павла: Б)ъд-пый я человекъ, кто избавить меня отъ сею пиьла смерти». Это– прямо вопль Каина, и относится онъ безспорно къ вине отмены' обрезашя т. е. къ разрушешю имъ, уясе совершенно явно, г.сего Ветхаго Завета, при полномъ непонимании этого Завета. Какъ и везде въ Евангелш, при «пуетякахъ» ланиты, двлая пустое об-легчеше человеку, – Христосъ на самомъ дгьлт невыносимо отяго-тилъ человеческую жизнь, усеялъ ее «тершями и волчцами» колю-чекъ, чего-то рыхлаго, чего-то несбыточнаго. На самомъ деле, «справедливость» и «наказанье» есть то «обыкновенное» и то «нормальное» земного бьтя человеческаго, безъ чего это бьгпе потеряло бы уравновешанность– Это есть то ясное, простое и вечное, что пменпо характеризуете «полноту» отца и его вечную основательность, – кончающую короткое короткимъ, – на место чего стали сизы,

АПОКАЛИПСИС НАШЕГО

истерика и сентиментальность. Настала Христова мука, настала Христова смута.

Приказъ № 1

превратившШ одиннадцатью строками одиннадцатимиллюнную русскую армш въ труху и соръ, не подвйствовалъ бы на нее и даже не былъ бы вовсе понять ею, если бы уже 3/4 вт.ка къ нему не подготовляла вся русская литература. Но нужно было, чтобы – гораздо ранее его – начало слагаться пренебрежете къ офицеру, какъ къ

дураку фанфарону трусу, во всъхъ отношешяхъ къ —

ничтожеству в отчасти къ

вору. Для чего надо было сперва посмотреть па Скалозуба

въ театре и прочитать, какъ

умывался

генералъ Бетрищевъ, пишущий «Исторш генераловъ Отечественной войны», – у Гоголя, фыркая въ носъ Чичикову. Тоже – и самому Толстому надо было передать, какъ генералы храбрятся по виду, и стараются не нагнуться прп выстреле, но нагибаются, вздрагиваютъ и трясутся въ душе и даже наяву.

Когда вся эта литература прошла, – прошла въ гешальныхъ по искусству создашяхъ «русскаго пера», – тогда присяжный поверенный Соколовъ «снялъ съ нея слпвки». Но еще более «спяль сливки» Берлински! Генеральный Штабъ, охотно бы заплатившШ за клочекъ писанной чернилами бумажки всю сумму годового дохода Гермапш за годъ.

«Приказъ № 1» давно готовился. Безспорно, онъ былъ заготов-ленъ въ Берлине. Берлинъ вообще очень хорошо изучилъ русскую литературу. Онъ ничего не сдълалъ иного, какъ выжалъ изъ нея сокъ. Онъ огбросилъ целебное въ ней, чарующее, истинное. «На войне какъ на войн*»... «Эти ароматы намъ не нужны». «Намъ, ..– нъмцамъ на рвкъ Шпрее...»

Отъ ароматовъ и благоухашй онъ отдт,лилъ ту каплю желчи, которая несомненно содержалась въ ней– Несомненно – содержалась. II въ нужную минуту поднесъ ее Россш. Именно ее. Ее одну.

Каплю наиболее роскошно выработанную золотою русской литературой.

«Пей. Ты-же ее любила. Растила. Холила».

лите-

;тъ не !

потря– . звест– ! н де-зъ та-*

Россш выпила н умерла.

Собственно, никакого н'Ьтъ сомненш, что Россш убила ратура. Пзъ слагающихъ раздожителей Россш ни одного нЪтъ литературнаю происхожденй!.

Трудно представить себт»... II, однако – такъ.

Къ читателю, если онъ друго. – Въ этотъ страшный, потр* сающш годъ, отъ многихъ лицъ и знакомыхъ, п вовсе неизвестных ь мяв, л получалъ, по какой-то догадке сердца, помощь нежную и съестными продуктами. II не могу скрыть, что безъ таковой помощп я не могъбы, не сумгьлъ бы перебыть этотъ годъ. Мысли и страхи п тоска самоубШства уже мелькали, давили. Увы: писатель – сомнамбула. Лазигъ но крышамъ, слушаетъ шорохи въ домахъ: а не поддержи или не удержи его кто-ннбудь за иогп, если овъ проснется отъ крика къ действительности, ко дню и пробуждент,. онъ сорвется съ крыши дома и разобьется на смерть. Литература великое, самозабвенное счастье, но и великое въ личной жпзнп горе. Черныя ГБНП, уголь: но п молодая эскъ (заря) эллпновъ. 3» помощь – велпкая благодарность; и слезы не разъ увлажняли глаза и душу. «Кто-то помнить кто-то думаешь, кто-то догадался». «Сердце сердцу вгьеть сказало-». Тоже въ своемъ роде сомнамбу-лнз.мъ пространствъ, временъ и уже читательской души и ея блаюрод-иыхъ еповидгшгй. Естественно каждому своя душа открыта, и о своей душв я знаю, какъ она ласкаетъ и бережешь (главное!) и хочетъ унъжпть и у -пнтимнить (сделать интимною) душу читателя. «Интимное, интимное берегите: всъхъ сокровишъ мдра дороже пн:пмность вашей души! – то, чего о душв вашей никто не узнаетъ!» На душе читателя, какъ на крыльяхь бабочки, лежптъ та нижняя последняя пыльца, которой не емветъ, не ЗII(^^^т^ ^ коснуться никто кроме Бога. Но вотъ п обратно: значить, интим– I нпсть души читателя взяла внутрь себя интимную душу писателя. I «Какъ ты тревоженъ. мой авторъ. Откуда у тебя таме сны и стра-дан1я?».

О чемъ ты воешь, ввтеръ ночной Какую навеваешь быль?

Усталь. Не могу. 2-3 горсти крупы, пять круто испечен* ныхъ яш ъ, можетъ часто снасти день мой. Что-то золотое бреа-* жите я мне въ будущей Россш. Какой-то въ своемъ родъ «апокалипсически переворота» уже въ воззръшяхь исторпчеекпхъ не одной Росещ, но и Европы. Сохрани, читатель, своего писателя, и что-то завершающее мне брезжится въ носледнихъ дняхъ моей жизни. Р. Р.

Серпевъ Посадъ, Мосховсх. губ., Красюговка, Полевая лл.,едомъ свящ. Беляева.

ВЫПУСКИ ВОСЬМОЙ И ДЕВЯТЫЙ

Хриат'анинъ. 2. Ьа сИш'па сстесИа. з– Странность. 4– Рег-ШЬ-Мо аеШпа. $. Надавило шкафомъ. 6. О отрастяхъ мгра.

Христчанинъ

Точно онъ больной и всвхъ загодазриваетъ, что они больны еще какими то худшими болезнями, нежели онъ самъ. Только Къ одному, къ власти, онъ не чувствуетъ подозрвшя. Власть всегда добра, блага, п собственно потому, что онъ лвиивъ и власть 064-щаегь ем е о устроить, какъ калвку.

Плаготвореше, которое вездв восполняетъ недостатокъ,у хри-птавь есть нормальное ноложеше. Тутъ все благотворятъ «нищую ■ратаю» и какая то нищета имущества, твлъ и духа – вотъ хри-епанство. «Худощавые люди».

Когда славяне позвали «варягъ изъ-за моря» управлять себя, управлять своею «обширною и богатою землею», онп показали вебя какими-то кальками уже да) рождешя. Ужасно.

Ужасно и истинно. И до спхъ поръ, до нашего даже времени, Я паблюдалЪ. что век получше землицы, «покруглъе», ноудйбнвв ■кстоположешемъ – въ рукахъ пвмцевъ или евреевъ. «Дача Што-ля». «имвте Еинклера». За 15.000 Штоль скупплъ лвса и земли около трехъ огромиыхъ озеръ и уже черезъ семь лвтъ ему предлагали за нихъ около 120.000 и опъ ихъ не продалъ. Онъ зналъ, что къ его возьметъ за нее мпллгонъ. Это точь въ течь «и готяя ва-ряговъ». Продалъ безъ еомнвтя помвщикъ, обезпечпвавпнй свою кухарченку съ детьми. «Ей больше 15.000 не надо. А значит* – мн*»: я же проживу при ней. Она меня кстати пускаегъ и въ картишки перекинуться». Поэты.

У насъ вездв Нали и Дамаянтп. Художественная нащя. С* анекдотом*.

И вотъ такъ мы живемъ. Но вернемся къ хрпепапамъ. Нтлъ яснаго, добраго, веселаго глаза. Всв всвхъ осмаг[)иваютъ, всв всвхъ подозрвваютъ. Всв о всвхъ еплетппчаютъ. «Христтанская литература» есть почти «история хришанской сплетни». Посмотрите беллетристику, театръ. Это почти сплошное злословте.

Какъ ужасно. И еще какъ ужаенве любпть все ото. Стонаю и шблго, стонаю и люблю. Привычка, традищя. Ахъ 3 «мои бвдные родители».

В. РОЗАНОВ

Ьа Бггша сотсесИа

Съ лязгомъ, скршгомъ, визгомъ опускается надъ Русской Исто-р1ею железный занавъсъ.

– Представление окончилось. Публика встала.

– Пора одевать шубы и возвращаться домой. Оглянулись.

Но ни шубъ, ни домовъ не оказалось.

Странность

Много въ Евангелш притчей, но гдт. же молитва, гнмнъ, гд4 псаломъ? И почему-то Христосъ ни разу не взялъ въ руки арфу, свиръль, цитру и ни разу не «воззвалъ»? Почему Онъ не научит людей молиться, разрушивши въ то же время культъ и Храмъ? И о Храм* явно сказавъ, что Онъ его разрушить; какъ и объ 1еруса-лимъ – тоже велительно предсказавъ, что онъ падетъ и разрух шится. Разрушится такое средоточ1е молитвъ и молитвенности, каг кого, конечно, не было нигдъ еще на землъ. Почему то тапнствен-но и неисповедим» людямъ никогда не пришло на умъ, что Еван-гел1е есть уетпозпо-холодная книга, чтобы не сказать – рели-позно-равнодушная. Гдъ не поютъ, не радуются, не восторгаются, | не смотрятъ на Небо; и гдъ* вообще какъ то ужъ очень «не похоже на рай первобытныхъ человъковъ». Не пришло на умъ никому, что ■ если ч'вмъ болъе всего Евангел1е удивляетъ и поражаетъ, то это ре* липозною трезвостью; близкою уже къ ращоналпзму; п гдъ «пары» не идутъ ни «сверху», нп «снизу». Притча, «притча», – «вышелъИ съятель съять въ поле», – все это какъ будто уже пр1уготовлено | для Гарнака и священника Григорхя Петрова; разсказъ «изъ жи-| тейскаго» на поучительную обыденную «мораль»... Свёрхъ Гарнака, надо бы еще прпбавить и Фаррарга: но гдт* же тутъ релппя?^ Гдъ, главное онъ, псаломъ – существо всего дъчта? И этотъ Царь неудержимо поюгцгй Богу?

«Какъ лань желаегъ на источники водъ, такъ душа моя тосв етъ по Тебт., БоЖе»...

На болыпомъ, всетаки очень большомъ протяженш Евангел только всего одна молитва въ семь строкъ. И какъ она вся посл^ вательна, отчетлива. Это – логика, а не молитва; съ упомипаш о томъ и о томъ-то, но безъ умидетя, безъ шты восторга. Это какое! то продолговатое «дважды X два = Боже».

Развъ это то, что «молитва мытаря», великая, прекрасная, сд ственная. Но возьмите же глаза въ руки: это вовсе не молит Христа, а случайно подслушанная евангелистомъ именно молиь человека мытаря. Не поразить ли каждаго, что у Христа въ мол! в$ «Отче нашъ» – меньше ноумена молитвенности, нежели у бъднаго человека, И вообще мы не слышимъ молитвъ и люб};

АПОКАЛИПСИС НАШЕГО ВРЕМЕНИ

излхянхй сердца именно Христа къ Отцу Своему, что такъ естествен-но-бы отт> Сына, что такъ ожидалось-бы отъ Сына. Люди молятся, но Христосъ не молится Молится где то Фарисей, въ отодвинутости, въ отстраненш, въ какой-то гадливой тгъж, и какъ это параллельно и какъ бы «поддерживаетъ» уже предрешенное разрушение Храма и 1ерусалима, и всего племени Израильскаго. «.Такъ они молились,

– и чего же ждать отъ этого племени»? Между тъмъ теперь мы уже знаемъ Симона Праведнаго, бенъ-1охая, равви Акибу." Они молились вовсе пе «такъ».... Да что, 1она: даже «попавъ въ чрево китово», онъ всетаки «нсталъ на молитву», и «воззвалъ»: не былъ же« онъ фариееемъ и не для фарисейства онъ молился. 1она невидимо и прекрасно защищаетъ и – фарисея. Евреи молились вовсе не такъ,, какъ описано въ Евангелш, и въ Евангелш содержится клевета на молитвы евреевъ. Эти уторопленные жидки, и Симонъ Праведный, и Акиба, бътали, суетились, кричали, кричали на народъ, но никогда «торжественно не становились въ позу», не произносили словъ, во-истнну проклятыхъ. Единственно, въ чемъ они «прегрешили про-

• тивъ Евангел1я» – это что такъ любили и Храмъ, и городъ и на-

Г родъ....

Какое то странное угашете молитвенности... Сколько путешест-вуютъ въ «Дъяшяхъ» и – нътъ что бы помолился кто, отправляясь въ путь; и нътъ чтобы помолился кто, вернувшись благополучно съ дороги. А столько – хлопотъ. Нельзя не заметить насмешливо: «ты слишкомъ хлопочешь, Марфа, – присядь къ ногамъ Отца Небесна-го»... Но именно Отецъ Небесный загадочно на умъ никому не приходить: только – Сыпъ, везде Сыт, замЪщаюпцй Отца... Между гъмъ, что же такое молитва, какъ не исчерпывающее отношеше дитяти-человека къ Богу? И вотъ именно она то таинственно исчезаетъ Только разеуждаютъ. И приходить на умъ, что арфу Давида, лиру Апполона и свирель Марая, – мы окидываемъ весь древтй м!ръ, – отныне заменять богословствуюпце споры. И что пожалуй тайный-то ноуменъ Евангел1я и всего «дела евангельскаго и лежалъ въ

яеремънъ – музыки молитвы на « со 8 ц 0 ег 8 о зит » богослов1я.

РегЧигЪаИо Аегегпа

– Азъ же глаголю вамъ: первые да будутъ последними, а по-елгьдте станутъ первыми».

И спросили Его ученики: «Но, Господи: до какого предгьла и въ какихъ срокахъ?» И паки рекъ:

– «Первые да будутъ последними и послъдше первыми».

– «Но, учитель благой: если – такъ, то какое же царство усто итъ, и какая земля останется тверда, если все сталетъ класться верхомъ внизъ, а снизу – на-верхъ?»

И рекъ снова: – «первые да будутъ последними, а послъдше станутъ первыми».

В. РОЗАНОВ

Ученики же глаголаша:

– «Но если это не м*дь бряцающая и не кцмвадъ звенящи! то какъ выроста овощу, если будетъ не гряда съ лежащею землею, а только жльиаше заступа, переворачивающая) землю со стороны ма-еторону»?

Ы паки еще рекъ: «Азъ же истинно, истинно глаголю ваш.: перине стану 1Ъ последними, а нослТ.Д1ие первыми».

II убоялись ученики Его. II отойдя – совещались. II качали головами. II безмолствовали.

Но зашуытиа пстор1я: заговори, бури, перевороты. Смятенм народныхъ волнъ.

Н век усиливаются подняться къ первенству. II никто долго не мо;кетъ его удержать, а вдеть ко дну.

Во-истину: «Пошли серпъ твой на землю: и пусть полшетъ ра-стущее на ней» (Анокал.).

«II былъ плачь и скрежетъ зубовный. II земля была пожата».

«Онъ (Расколышковъ) пролежали, въ больниц* весь конецгь поста и Святую. Уже выздоравливая, опт, припомнилъ свои сны, когда еще лежать въ -.кару и бреДу. Ему грезилось въ болтни будто весь шръ оеуждепъ въ жертву какой-то странной, неслыхан нон и жвпдЬжой моровой язвгь, идущей изъ глубины Азт на Европу. Нсп до.тны были погмбщтъ, кром* н*которыхъ, весьма немногий, избранных^ Еоявилгкъ какья то новыя трихины, существа микроско-■, веелявгигяся въ тпла людей. Но эти существа были духи, одаренные умомъ и волей. Люди, принявиие ихъ въ себя, сттювШ шсь тотчасъ-жс сумасшедшими и бгъсноватыми. Но никогда, никогда люди не считали себя такт, умными и непоколебимыми въ исги-н*, какъ считали зараженные. Никогда пе считали непоколебим*^ своихъ приговоровъ, своихъ научиыхъ выводовъ, своихъ нравствен! ньвд, уб*ждешй и в*ровашй. Ц*лыя селешя, ц*лые города и пароды заражались и сума-сшестовали. Вс* были въ тревог* и пе понимали другь друга, – веяйй думалъ, что въ пемъ одномъ и заключается истина, п мучился, глядя на друтихъ, билъ себя въ грудь, плакалъ и ломалъ себ* руки. Не знали, кого и какъ судить, не мог" ли согласиться, что считать зломъ, что добромъ. Не знали, кого обвинять, кою оправдывать. Люди убивали другЪ друга въ какой то беземысленной злоб*. Собирались другъ на друга ц г !;лыми армиями, но армш, уже въ тходгь вдруеъ начинали сами 'терзать себя, ряды разстрапвались, воины бросались другъ на друга, кололись и рФзалвсь, кусали и *ли другь друга. Въ городахъ ц*лый день били въ набатъ: созывали вс*хъ: по кто и для чего тветъ, танго не лиалъ тою, а ве* были въ тревог*. Оставили самыя обыкновенные ремесла, потому что всякШ предлагалъ свои мысли, свои поправка, в

АПОКАЛИПСИС НАШЕГО ВГЕМЕНИ

не могли согласиться. Остановилось земледтлле. Кое-где люди сбть-шлжь въ кучи, соглашались вмъхтъ на что-нибудь, клялись ив раз-ставапгся, – но тотчасъ-же начинали что-нибудь совершенно другое, чвмъ сеичасъ-же сами предполагали, наминали обвинять другъ друга, дрались и ръзались. Начались пожары, начался голод-?». Вс* и все'погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше. Спастись во всеыъ аир* могли только несколько челов'вкъ, – это были чистые и избранные, предназначенные начать новый родъ людей и новую жизнь, обновишь и очистить землю». («Преступаете и на-казаше», издаше 1884 года, страница 500-501).

«II вышедши, 1исусъ шелъ отъ Храма. II приступили ученики Его, чтобы показать Ему зданге Храма».