Текст книги "Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Широкая улыбка расползлась по перепачканному лицу Хамеда.

– Намог, – сообщил он по воксу, перебрасывая лазган за плечо, – тащи вниз своих ребят.

– Как успехи? – голос заместителя звучал обеспокоенно.

– Весьма неплохие. Давай сюда, и побыстрее.

Оборвав связь, Раиф похромал в сторону Железных Рук. Все пятеро воинов собрались посередине гигантского трупа чудовища, четверо из них, включая Гронда, спокойно перезаряжали оружие. Пятый, судя по доспеху – Морвокс, зарылся глубоко в кучу сожженной плоти и что-то сосредоточенно искал среди вороха мокнущих в грязи кишок.

– Примите наши благодарности, господин, – все так же улыбаясь во весь рот, обратился Хамед к Ралеху Гронду. – Мы никогда бы не сумели одержать такую победу одни.

Воин даже не повернулся в его сторону. Он продолжал напряженно следить за изысканиями сержанта, как и трое других. Заинтригованный, Хамед уставился туда же.

Прошло ещё немного времени, и Морвокс, кажется, преуспел в своих поисках. Он выпрямился, сжимая что-то в левой руке. Это была трубка из какого-то темного металла, длиной около двадцати сантиметров, скругленная по краям. На ней имелись какие-то обозначения, но Хамед не сумел отчетливо разобрать их в полумраке бункера.

Повернувшись, Морвокс направился в их сторону. Тут же часть брони над его предплечьем открылась, наруч разъехался в стороны, открывая пустоту вместо правой руки. Сержант вставил трубку в углубление и защелкнул над ней керамитовую оболочку.

Хамед замер, и, не понимая отчего, вдруг ощутил беспокойство. Железные Руки не упоминали о том, что в их миссию входит поиск какого-то объекта в подулье.

– Что это, Гронд? – спросил он.

Вместо Ралеха ответил сам Морвокс.

– Наша работа здесь окончена, смертный, – донесся его металлический голос, такой же до жути тонкий, как и всегда. – Десантный корабль вызван с орбиты. Очищение завершено.

На мгновение Хамед не поверил своим ушам. Он не мог подобрать слов для ответа.

– Но, господин, со всем уважением… – начал Раиф. Его прежняя эйфория сменилась леденящим ужасом. – Сотни мутантов все ещё живы, мы зачистили меньше половины зараженной территории. Тут может быть больше таких тварей. Вы нужны нам.

Мрачный лицевой щиток Морвокса склонился над ним, и Хамед вдруг понял, что все остальные Железные Руки тоже смотрят на него. Они молчали, напоминая статуи в соборе, безучастные и безразличные, холодные и мертвые.

– Ты требуешь чего-то от нас, человек? – поинтересовался Морвокс. В его вопросе не прозвучало никаких эмоций, но Раиф все равно ощутил беспримесную, смертельную угрозу. Дженумарий сглотнул, бессильно сжимая кулаки. Появилось нелепое ощущение, будто он – ребенок, который мешается под ногами у взрослых и заставляет обратить на себя внимание. Не сдаваясь, Раиф неожиданно нашел в себе силы возразить.

– Никаких требований, – ответил он, раздраженный тем, как робко прозвучал его голос, – но, господин, мы не сумеем уничтожить оставшихся врагов собственными силами. Вы не можете бросить нас сейчас.

– Ты говоришь так, словно ваша битва здесь – единственная наша забота. Ты ничего не знаешь о войне, что полыхает в Галактике. Ты ничего не знаешь о том, что требуется от нас. Если вы хотите заслужить спасение, то сдерживайте врага на своей земле. Император защищает тех, кто не сдается.

А потом Морвокс просто обошел Хамеда и отправился назад по пути, которым прибыл в бункер, вверх через тысячи шахт и коридоров, к необитаемым зонам на вершине шпиля. Воины его отделения, один за другим, поворачивались и следовали за сержантом.

Раиф в отчаянии смотрел на уход Железных Рук. Он знал – и был уверен, космодесантники тоже это понимали – что оставить защитников улья сейчас значило почти уверенно обречь их на гибель. Мутанты вновь соберутся в стаи. Смертные солдаты не могут в одиночку противостоять ужасам, все ещё обитающим в подулье, последние шесть месяцев не раз это доказывали.

– Гронд! – крикнул Хамед, пытаясь схватить за руку воина, спасшего ему жизнь. – Неужели вы это всерьез? Улей может быть очищен! Не оставляйте нас! Император Милосердный, не покидайте нас!

Ралех Гронд бросил на него один лишь взгляд. Хамед посмотрел вверх, на собственное неясное отражение в линзах шлема, и понял, что не имеет представления о том, что за создание скрывается под этой маской. Никакого представления.

– Ты можешь сражаться? – спросил космодесантник.

Это был риторический вопрос, и Хамед знал ответ на него. Возможно, во время их первого разговора Гронд пытался предупредить человека о чем-то подобном. Железные Руки ценили только лишь силу.

Циничный старина Намог был прав. Прав с самого начала.

Хамед опустил голову, и его пальцы соскользнули с наруча космодесантника. Снизу уже доносился скрежещущий шорох, мутанты готовились возобновить атаки.

Не оборачиваясь, Гронд присоединился к боевым братьям, и вместе они направились к выходу мимо иостарцев, не обращая внимания на неверящие взгляды людей. Звуки тяжелых шагов Железных Рук медленно стихали, пока они поднимались вверх, минуя один соединительный коридор за другим.

Хамед поднял взгляд лишь после того, как в бункер ворвался отряд Намога.

– Что здесь творится? – потребовал объяснений его заместитель. – Мы только что промаршировали мимо твоих любимых космодесантников, которые наступали не в ту…

Намог вдруг заткнулся. Убитое выражение лица командира поведало ему о случившемся лучше любых слов.

– Мы сами по себе, – опустошенно произнес Хамед.

На секунду Намог утратил дар речи. Он посмотрел на Раифа, потом наверх, куда отправились Железные Руки, затем опять на Раифа.

– Эти… ублюдки, – выплюнул он. – Эти… проклятые… ублюдки.

Солдаты в зале, все, кто слышал разговор командира с Морвоксом, начали на глазах превращаться в развалины самих себя. Кто-то просто безвольно осел наземь, смотря пустыми глазами в никуда. Кто-то заплакал. Ни один из них не бросился бежать, ведь бежать было некуда.

Намог сумел немного успокоиться и теперь упирался взглядом в Хамеда. Из-за глубокого возмущения он сбился на скороговорку.

– Что делать-то, джен? – выпалил он. – Что мы Тральмо скажем? Что я парням своим скажу? Святая Терра, да о чем они думали, когда вот так взяли и свалили? На кой хрен вообще прилетали, если не собирались работу до конца доводить? Что делать?!

Хамед внимал ему вполуха, все равно у него не было ответов на вопросы заместителя. Он прислушивался к воплям жестокого вожделения и ярости, доносившимся из тоннелей под ногами. Мутанты приближались. Скоро они ворвутся в зал и бросятся на людей, расплескивая слизь, сверкая горящими яростью глазами.

Глубокая, обессиливающая усталость сковывала Раифа. Ноющая боль терзала тело. Он загнал себя до предела перед последним боем, и сил просто не оставалось.

Мы для них ничто. Расходники.

– Собирай людей, – приказал он, снимая с плеча лазган и проверяя уровень заряда, – будем оборонять позиции тремя уровнями выше. Подтяни резервы, если удастся вовремя закрыть гермозатвор, сможем протянуть некоторое время.

Намог посмотрел на него, как на безумца.

– Думаешь, мы их сдержим? На самом деле решил, что у нас есть какой-то шанс? Что поменялось за эти четыре дня?

Его командир угрюмо покачал головой.

– Ничего не изменилось, Орфен. Ничего, кроме, возможно, одной вещи.

Он посмотрел вдаль, в сторону воняющих останков твари и тоннелей, лежащих за ними. Оттуда катились волны бессмысленного безумия, которому наплевать на вызов, что смогут бросить ему люди. Ему наплевать на всё. Оно просто продолжит наступать.

Ты можешь сражаться?

– Теперь я понимаю, как работает вселенная, друг мой, – мрачно произнес Раиф Хамед. – В какой-то момент я рискнул понадеяться, что все иначе. Поверил, что это место может иметь какое-то значение для них. Что мы можем иметь значение.

Он горько усмехнулся.

– Лучше умирать, зная правду, не так ли?

Зонд совершил эффективный на 98 процентов спуск с орбитальной платформы 785699 к приемной станции, расположенной в секторе 56-788-DE Кузни 34-Ксанфа мануфакториум/схола/астартес. Статистические логи были выгружены в инфосеть и интерпретированы обычной бригадой лексмехаников, после чего три обнаруженных отклонения подверглись исправлению и вошли в границы допустимого. Это привело к повышению оценки эффективности спуска на два процентных пункта, к удовлетворению всех вовлеченных в анализ.

Извлеченное из стыковочной клешни содержимое зонда было затем перемещено сервитором на девятнадцать уровней вниз, мимо основных литейных зон, в компактный узел священных объектов, который в данном секторе по-простому называли 1EF54A.

После этого груз успешно прошел нагрузочное тестирование на содержание вредоносного кода и был передан техножрецам, обернувшим его тремя слоями пылеотталкивающей ткани, на коей был выткан золотой нитью знак Бога-Машины.

Облаченный подобным образом, груз сменил ещё шесть пар рук, лишь в двух случаях имевших следы органической плоти на костях. Множество тестов было проведено, и немало лабораторных фолиантов заполнено, и записи о том внесены в основные перечни.

И затем, наконец, груз достиг места назначения. Он упокоился на обсидиановой крышке стола, в покоях, освещенных тускло-красными неоновыми лампами. Долгое время груз лежал там, не потревоженный никем.

Несколько местных суток спустя магос-техникус Йи-Ме, некогда носившая имя «Северина Мавола», вошла в покои, подошла к столу и осторожно развернула ткань. Ей открылась глянцевая трубка, на поверхности которой играл свет люменов.

Йи-Ме долго рассматривала её, используя как базовые оптические аугментации, так и семнадцать дополнительных сенсоров, встроенных в её пласталевый череп.

Глубоко внутри магоса, в той части тела, что ещё оставалась относительно нетронутой за долгие годы биохирургии, расцвело насыщенное чувство наслаждения. Будь у Йи-ме губы, она бы обязательно улыбнулась.

Артефакт обладал мощью. Если подтвердятся данные, полученные в итоге предварительных тестов, то эта мощь превысит даже ожидания магоса. Он определенно подойдет для исполнения её ближайшего замысла, и, быть может, с ним она воплотит в жизнь ещё немало будущих идей. Как повезло, что артефакт был обнаружен. Как повезло, что его удалось добыть.

Магос склонила голову, беззвучно признавая заслуги того, кто однажды был её учеником.

+ Оплачен долг, + продекламировала она, зная, что он не сможет услышать, но все равно наслаждаясь иронией подобного «общения». Такие обороты речи всегда отличали манеру Эрвеля Жо, поэзия которого нравилась ей до сих пор. + Наим Морвокс, отец железный – оплачен долг твой до конца.+

* * *

Сотня миров. Все разные, и все одинаковые.

Я приношу им свет Императора, зная, что любой враг, встреченный мною в бою, может стать для меня последним, но одно событие неизменно возникает в памяти.

Хелаж-5, улей Горгон. Я вспоминаю смертного, увиденного там, по имени Раиф Хамед. Порой его лицо всплывает даже в моих снах.

Он многого ждал от нас, позабыв страх первой встречи. Мы никогда не смогли бы соответствовать образу, возникшему в его разуме, даже обладая вечностью времени и бесконечными ресурсами для войны.

И, несмотря на это, я покинул его планету, будучи в сомнениях, которые никогда не обсуждал с Морвоксом. Сержант не потерпел бы пререканий, и тогда он ещё не был железным отцом. Мне казалось, что наша работа не доведена до конца, хотя мы достигли цели и обрели артефакт.

Я помню, как сражались смертные, как они обретали новые силы, видя нас рядом с собой. Во время варп-перехода, когда сны всегда становятся особенно яркими, я слышал, как они молят нас вернуться. Возможно, то были их предсмертные крики.

Мы не вернулись. Не знаю, какая судьба ожидала их. Быть может, они победили. Быть может, они проиграли.

Долгие годы это беспокоило меня.

Сейчас – нет. Я осознал правильность поступка Морвокса. Тогда он уже был очищен от чувств, так же, как однажды очищусь и я. Он видел великое за малым, и следовал за ним. Такова Галактика, в которой мы обитаем. Решимость спасет нас, чувства – погубят.

И поэтому мы позволяем себе стать этим. Мы позволяем себе стать машинами. Мы – результат процесса, ведомого необходимостью.

Альтернатива ему – слабость.

Сейчас я понимаю это. Я вижу истину в том, что поведал мне Морвокс. Возможно, на Хелаже я сомневался в последний раз. Сейчас я сильнее, я чувствую неполноценность в себе и стремлюсь искоренить её. Со временем, будь на то воля Императора, я отправлюсь на Марс и познаю тайны Машины, как то сделал Морвокс.

Но пока я не готов. Сейчас все ещё остается слишком много от бывшего «меня», подверженного разложению. Плоть по-прежнему мешает прогрессу машины.

Я по-прежнему ощущаю призрак своей руки, той, что они отняли в знак моего вознесения в Раукаан. Гораздо слабее, это так, но ощущаю все равно.

Я желаю больше никогда не чувствовать её. Хочу забыть лицо Раифа Хамеда, забыть, что во вселенной есть место надежде и разочарованию.

У меня есть цель, смысл моего существования, и ничто не удовлетворит меня, кроме достижения её. Я пойду дальше по пути и изгоню слабость плоти.

Я буду Ралехом Грондом, Железной Рукой – или ничем.

Энтони Рейнольдс
Благословение железа

Он знает, кто был зачинщиком беспорядков. Он знает, кто выпустил их из камер. Он читает это в кодированных данных, текущих сквозь него подобно неукротимому току. Они хорошо спрятали следы, но это – его мир. Как никто другой он знает скользкие тропки архаичного ядра данных Пенаторы, поскольку он – оператор-бенефициар Шестерни.

Они что-то ищут. Нечто под названием «Падший объект»

Для него это пустой звук.

Он идет по их следам, исследует и ищет, пытаясь понять. Они разрушают его мир, чтобы заполучить эту вещь. Но зачем?

Это не нечто, внезапно понял он. Это – некто.

Его сгубила самоуверенность. Он их недооценил. Они видят его сквозь данные. Он пытается отступить, скрыться от их взгляда, но ему не хватает скорости. Они понимают, что он видит их.

И теперь они идут за ним.

* * *

Люди. Неаугментированные. Немеханизированные. Хилые, нелогичные, склонные ошибаться органические создания, управляемые иррациональностью и эмоциями. Я не чувствую родства с ними.

Я не понимаю их, и не имею никакого желания или нужды понять. Я испытываю дискомфорт в их присутствии, и, само собой, в моем присутствии они чувствуют то же самое.

По правде говоря, я презираю их за ложь, двуличность и слабость, но все же моя задача – защищать их. Умереть за них, если будет нужно. Таково мое предназначение.

Я – брат Дольмек из Ордена Железных Рук. Клан Кааргул, 4-ый Тактический. Я – генетический сын Горгона, Железного примарха, Ферруса Мануса. Я был создан для войны, изменен генетически и механически, чтобы убивать врагов человечества. Убивать во имя Императора и благословенного Омниссии. Да восславятся они.

Я родился человеком, мокрым кричащим существом из плоти и крови. Это раздражающий факт, и он беспокоит меня, когда я думаю о нем. Но, к счастью, это бывает редко. Когда я был ребенком, меня взяли в Орден и сделали тем, кто я есть. Я превратился в нечто большее, чем человек, нечто совсем иное. Я начал продвигаться к единению с благословенной машиной. Я немногое помню из того времени, когда был неаугментирован, чему я весьма рад. О жизни до Ордена я ничего не знаю и знать не хочу. Хнычущий комок плоти, которым я когда-то был, умер. Скоро от него уже ничего не останется.

Я стою среди одетых в серую форму ополченцев Шестерни, гигант в черной броне среди детей. Облаченный в механически модифицированную боевую броню образца «Странник», я более чем на три головы выше самого рослого из них. Большинство из них проявляет физические признаки страха. Мне и моим братьям страх неведом, но мы научились распознавать его проявления в низших существах. Мануфакторум провонял их потом. Это омерзительно. Так пахнет слабость. Я переключаюсь на дыхание рециркулированным воздухом.

Всего ополченцев тридцать два человека, есть и мужчины, и женщины. Они вооружены лазганами и одеты в легкую панцирную пласт-броню. Она обеспечивает их хрупким телам из плоти хоть какую-то защиту.

Также здесь находятся два легионера-скитария. Я слышу, как они гудят и пощелкивают, общаясь между собой на бинарном языке. Я чувствую больше родства с ними, чем с неаугметизированными ополченцами. Эти воины истребительной группы вооружены роторными пушками с ленточной подачей снарядов. На них можно положиться. Но даже их недостаточно. Этот мануфакторум, обозначенный как Шестерня 349, уже мертв.

Враги уже почти прорвались сквозь укрепленные противовзрывные двери. Они помогают себе пневмобурами и лазерными резаками. Осталось недолго. И мне это нравится. Я с нетерпением жду того момента, когда смогу вступить в бой. Братья из моего отделения, сражающиеся где-то в другом месте этого лунного комплекса, уже обагрили клинки кровью. Теперь моя очередь.

Раздается свист и скрежет, внезапно на палубу изливается поток расплавленного металла. Сработали мелта-заряды. Двери пробиты, и вот враг перед нами – целое море людей. У каждого на лбу штрихкод несущего наказание за преступления. Уровень 4Б +. Убийцы, насильники и подстрекатели.

От мысленного импульса в моих руках оживает силовой топор со стилизованным под шестерню лезвием. По его зубцам проходят мощные потоки энергии. В правой руке я сжимаю болтер. Бионические компенсаторы отдачи в механической руке напрягаются, когда я выбираю цель.

– Атакую, – говорю я, оповещая отделение о своем действии по закрытой вокс-сети.

– Хороших убийств, брат, – доносится в ответ голос Хальдаарна, сержанта моего отделения. Расстояние и высокий уровень помех искажают его механический голос и перекрывают его потрескиванием.

Я открываю огонь.

Взгляд бенефициара Армика блуждает по потоку данных. Подобно водопаду они проносятся по экрану, что светится под его пальцами. Еще больше информации поступает непосредственно в кору головного мозга по слегка вибрирующим кабелям, подключенным к разъему на левом виске. Все данные говорят об одном: Пенатора IV умирает.

Толпа выбила двери. Повсюду идет стрельба. Масштабы поражают. Он регулирует свои слуховые шумоподавители и продолжает работу.

Он был бенефициаром Шестерни 349 на Пенаторе в течение семнадцати лет. До этого он семь лет проработал помощником бенефициара первого класса, поднявшись из рядов технического персонала, приписанного к Шестерне 349.

Его специальностью всегда была оптика. Нет на свете человека, который знал бы о глазах больше, чем Армик.

Шестерня-349 – это его жизнь. Он не знает другой. И он знает, что через несколько минут станет жертвой жаждущей убийства толпы.

Он знает, что мало кому нравится. Он не поддерживает ни с кем связи. У него нет никого, кого бы он мог назвать «другом». Однако же, он эффективен, и за семнадцать лет работы бенефициаром ни разу не позволил производству Шестерни-349 упасть ниже уровня, установленного генеральным планом Пенаторы.

Рабочие из его бригады смеются над ним, когда думают, что он не видит. К ним присоединяется даже младший техперсонал. Они считают его кем-то вроде чудака, объекта насмешек и розыгрышей. Дурака. Посмешища.

Они смеются над его ежедневными ритуалами и неизменной рутиной. Они ухмыляются, глядя на отутюженные стрелки (семь секунд под паровой пластиной на каждую, ежедневно ровно в 05.00) и тщательно разделенные и приглаженные волосы (восемь движений расческой направо, пять налево, в 05.14). Но он не возражает, и даже не проявляет недовольства. Он и не ожидает, что они поймут.

Порядок – его жизнь. Его комфорт. Но теперь его упорядоченное существование рушится. Пенатору IV рвут на части. Когда до него и его подчиненных дошли новости, внешне он сохранил спокойствие. Так было надо. Именно это было необходимо его рабочим.

Беспорядки начались как обычная свара в продуктовой очереди в трущобах нижних жилых уровней. Без сомнений, обычное дело. Продуктовые войны между кварталами чернорабочих Шестерни случались ежемесячно, если не еженедельно, но через несколько часов обычно восстанавливался порядок. Появление ополчения Шестерни обычно быстро прекращало военные действия – угроза лишения свободы, стирания разума и лоботомирования может быстро призвать к порядку даже полуголодных хаб-рабочих. Бенефициары Пенаторы IV были жесткими хозяевами. Любое волнение подвергало опасности уровень производства, а его снижение было недопустимо.

Вмешательство скитариев требовалось редко. Однако, на этот раз оно было санкционировано. Но даже полукогорта воинов истребительной группы не сумела подавить беспорядки. Скорость, с которой разгорался бунт в хаб-трущобах, была беспрецедентной.

Вскоре до всех разбросанных по субсектору постов наблюдения донесся сигнал тревоги. Причиной для него послужила полномасштабная, охватившая все предприятие авария, а точнее, перегрузка исправительных камер спутника.

Более одного миллиона семисот сорока двух тысяч заключенных одновременно вышли на свободу, вольные действовать по своему усмотрению. Такое считалось невозможным, но тем не менее это не смогло остановить начавшиеся вскоре убийства. Насилие распространилось, как пожар в засушливом лесу. Через несколько часов все лунное сооружение погрузилось в безумие мятежа и бойни.

Армик, напрямую подключенный к сети Пенаторы набором черепных кабелей, обновлял данные о ходе восстания по мере их поступления.

Некоторые рабочие хотели сбежать. Он отпустил их – даже не пытался останавливать. Большинство по его просьбе решило остаться. Они работали на своих постах, продолжая выполнять обязанности, даже когда Пенатора IV пылала.

Уровень производства Шестерни-349 сохранялся. Производство в большей части из девятисот семидесяти шести составлявших лунное сооружение Шестерней остановилось, но Шестерня-349 продолжала выпуск продукции. Бенефициара Армика ничуть не волновало, что бионические глаза, произведенные на его Шестерне, вероятно, теперь пропадут зря. Начальство не давало ему приказа прекратить производство, и он не прекратит.

Армик думал, что в этом есть некая возвышенная красота. Шестерня-349 была островком порядка посреди хаоса. Это наполняло его гордостью.

Но теперь уже почти все кончено.

Даже включив на полную мощность шумоподавители, он слышит рев толпы и резкое стаккато выстрелов. Их так много… Тем не менее, Армик очень гордится своими рабочими. Они не колеблются. Они продолжают выполнять свою работу даже в таких условиях.

Бенефициар Армик находится на своем автоматизированном рабочем месте, которое расположено на некотором возвышении. Ему кажется, будто он находится на острове, и что кипящая масса людей под ним – надвигающийся прилив. Лазерные лучи впиваются во что-то позади него, но он не вздрагивает. Пуля попадает в расположенный рядом инфо-монитор и разбивает стеклянную поверхность, но он лишь переводит поток данных на вспомогательный инфопланшет и продолжает работать.

В данный момент они карабкаются к нему, их лица искажены животной яростью. Бенефициар Армик спокоен, несмотря на бушующий вокруг хаос.

В конце концов, порядок – это все, что у него есть. Он держится за него. Порядок дарит ему комфорт.

Он будет до конца выполнять свой долг, а затем наступит покой.

Мой первый выстрел попадает бритоголовому четко в лоб. Выжженный в слабой плоти знак уголовника – прекрасная мишень. Реактивный заряд пробивает голову и взрывается на вылете из задней части черепа. Взрыв превращает голову в брызги крови, шрапнели и осколков кости.

Толпа настолько плотная, что взрыв убивает еще пятерых. Болтерные заряды созданы для применения против бронированных целей. Против безоружных противников, таких как эти, они совершенно опустошительны. Я признаю, что это излишне, но масштаб разрушения оказывает эффект. Я вижу шок и ужас тех, кто стоит позади. На их лица налипли кусочки мяса – все, что осталось от их товарищей. Мой второй выстрел снимает еще троих. Третий выстрел – пятерых.

При стрельбе мой болтган издает глубокий приятный звук, тягучую непрерывную ноту, которая почти заглушает шипящий свист лазганов ополченцев и даже рев роторных пушек скитариев истребительной группы.

У беглых заключенных даже есть оружие, которое они взяли у охранников или убитых ополченцев, и они открывают ответный огонь, но подавляющее большинство вооружено не более чем кустарно изготовленными дубинами и клинками. Они с криком яростно бросаются вперед, давя упавших и втаптывая их в пол. В голову стоящего рядом со мной человека попадает лазерный заряд, его плоть поджаривается и он молча падает. Другой заряд попадает в меня, опалив броню.

Большое число повстанцев выкашивает огонь ополченцев. Роторные пушки скитариев, разрывая плоть, ревут как двигатели "Громового Ястреба". Ударные волны от разрывов моих болтов подбрасывают людей в воздух. Тридцать, сорок, пятьдесят убиты, и вот они приближаются, подходят вплотную к нам.

Я вырываюсь вперед, чтобы встретить их, и сокращаю дистанцию до трех шагов. Они отступают от меня, и правильно делают, но на них напирают сзади, поэтому деваться им некуда. Я врываюсь в середину толпы, делая широкий взмах своим древним топором. Зазубренное лезвие с легкостью проходит сквозь людей, одним ударом отрывая конечности троим и вгрызаясь в мышцы, мясо и кости. Горячая кровь бьет подобно трем извергающимся гейзерам.

Я пинаю одного из них в грудь. Грудная клетка сминается, а органы превращаются в мягкую массу и вдавливаются друг в друга.

Ломаются кости. На обратном движении я бью еще одного задником болтера. Его шея отчетливо хрустит, и он как живой снаряд улетает в толпу, сбивая с ног еще троих. Еще один болт с близкой дистанции – четверо убитых, трое тяжело раненых – и я убираю болтер, вешая его на магнитный захват на бедре.

Я пробиваю кулаком голову оказавшегося слишком близко врага. Сила удара выбивает ему затылок. Как же они хрупки, эти неаугментированные. Их кости так легко ломаются. Я погружаю свой топор в чью-то голову, разрубая его от макушки до грудины. Вытаскиваю лезвие, на котором дымится кровь.

Один из них настолько безрассуден, что пытается меня ударить. У него силовая дубинка, из тех, что используют надзиратели в тюрьмах. Мой топор разрубает это оружие пополам вместе с владельцем.

Большая часть ополченцев убита, из скитариев в строю остался только один. Я слышу, как он пытается связаться со своей погибшей истребительной группой на бинарном боевом жаргоне. Стволы роторной пушки раскалены докрасна. Скитарий стравливает пар, прекратив огонь, и тут же оказывается погребен под вонючей людской массой. Унизительный конец для того, кто един с машиной.

Я продолжаю убивать, создавая открытое пространство везде, куда перемещаюсь, но я – всего лишь один боевой брат. Они не могут нанести мне урон, но и я не могу остановить их всех.

– Обновление тактической информации: Шестерня-349 потеряна, – говорю я, прорубаясь наружу. Мое дыхание не тяжело. Основное сердце бьется в спокойном ритме. Вторичное сердце бездействует – нет нужды запускать его для такой разминки.

Я падаю на одно колено и подрубаю ноги двум противникам в области бедер. Они падают, жалобно крича, из них неудержимым потоком изливается зловонная органическая жидкость. Пока я поднимаюсь, убиваю еще одного. Мой топор вскрывает его от паха до горла. Внутренние органы вываливаются на пол. Он цепляется за свои внутренности и умирает.

– Принято, – пробивается сквозь помехи голос сержанта Хальдаарна. На заднем плане я слышу треск выстрелов. – Отходи к моей позиции, брат Дольмек. Ты сделал то, что было нужно. Как понял?

– Подтверждаю, – отвечаю я.

Моя цель состояла не в том, чтобы удержать Шестерню-349. Она и должна была пасть.

Я увеличиваю громкость вокс-усилителей своего шлема.

– Бенефициар Армик, – Мой голос похож на механическое рычание, поскольку призван внушать страх.

Разъяренная толпа подбирается к нему подобно примитивным пещерным людям. Я прицеливаюсь. Болт попадает одному из них в поясницу. Спустя мгновение от него остаются лишь брызги крови, ошметки плоти и пара рук, которые на мгновение вцепляются в перекладину, прежде чем упасть. За ним умирают и остальные

– Бенефициар Армик, – повторяю я. – Вы идете со мной.

– Возьмите, – говорит черный бронированный гигант Адептус Астартес, бросая ему вырванный из мертвых рук лазган. Армик неуклюже ловит его. Пол вокруг них усеян телами жертв гнева космического десантника. – Вы умеете им пользоваться?

– Да, – отвечает Армик. Трясущимися руками он проверяет элемент питания – половина заряда. Предохранитель снят. Приклад в рабочем положении.

– Используйте его, – приказывает гигант.

Армик прижимает приклад к плечу и нажимает на спусковой крючок. Выстрел уходит вверх, попадая в переборку, отчего краска на ней чернеет и отваливается. Небольшая отдача. Взяв поправку, он снова стреляет. Его второй выстрел также идет мимо цели, но третий попадает. Он бьет здоровенного заключенного в грудь, поджаривая плоть и поджигая его оранжевый тюремный комбинезон.

– Хорошо, – произносит гигант. Каждым выстрелом он убивает по несколько врагов. – Пойдемте.

Железнорукий движется сквозь них как коса, убивая каждым ударом. Он непрерывно перемещается, вынуждая противников отступать. Разъяренный бог среди людей, неудержимый и ужасный в своей мощи. Об него ломаются клинки, а выстрелы рикошетят от его бронированной фигуры, едва оставляя след. Его ответные действия полны смертельной силы.

В технике его боя нет никакой красоты, расточительности или утонченного изящества. Армику кажется, что каждое движение имеет целью убийство с минимальными затратами энергии. Похоже, что это превосходное сочетание затрачиваемых усилий и получаемого результата.

Разрушение, которое оставляет позади себя этот космодесантник, пугает Армика намного сильнее, чем орущая толпа.

Но их так много. Так много, что Армик не сумеет промахнуться из лазгана. Он снова и снова стреляет в толпу. Он стреляет, пока энергоячейка оружия не иссякает. Враги напирают.

Что-то сбоку бьет Армика в голову. Он вскрикивает и падает на колени. Он касается головы, и его пальцы натыкаются на кровь. Кровь бежит по его шее. Поток врагов приближается.

Внезапно рядом с ним возникает Железнорукий. Он отбрасывает врага назад, расчищая круг посреди моря людей. Его гудящий зазубренный топор вгрызается в плоть, разрывая ее на части, рявкает болт-пистолет. Там, где мгновение назад был человек, повисает кровавый туман. Он оседает на облаченном в черное гиганте и на самом Армике. Он даже чувствует на губах вкус крови.

– Придется найти другой путь, – говорит гигант. – Здесь нам не пройти.

Шестерня-349 пылает. Мятежники добрались до хранилищ с прометием и другими горючими жидкостями, и пустили их в ход. Коптящие черным дымом пожары быстро выходят из-под контроля.