Текст книги "Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Врата оседлавшей плато каменной цитадели были распахнуты. Проходя через них, в сторону войск Империи выступала армия из тридцати человеческих шагателей с обсидиановым чудовищем во главе.

– Всем кадрам – отступать к зоне высадки! – закричала о’Шасерра, отчаянно перебирая в голове планы и пытаясь разработать какую-нибудь тактику или стратегию безопасного отхода. Уже отдавая приказ, она заметила ещё одно соединение людей, выдвигающееся на позицию: фалангу зелёных бронемашин гуэ’ла, которые мчались по дороге именно там, где командующая планировала общий сбор. Ужас вцепился Тени Солнца в горло ледяными когтями – она боялась потерпеть неудачу, стать причиной бессмысленной смерти множества тау.

«Мы в ловушке, – подумала воительница, отрешённо глядя на разворачивающуюся битву. – В ловушке, ставшей последним этапом виртуозно замаскированного «кауйона».

Волна ненависти к самой себе захлестнула о’Шасерру, когда она поняла, что пала жертвой стратегии, которую более сотни раз использовала против своих врагов. Напрягая волю, командующая сосредоточилась и движением век заглушила аудиопоток с криками гибнущих товарищей, чтобы они не отвлекали её от планирования.

– Отменяю последний приказ, – распорядилась Тень Солнца. – Звенья «Мант», отряды быстрого проникновения, идите на помощь силам в указанной зоне высадки и очистите её от вражеских групп. Сосредоточить огонь на крайних бронемашинах, по возможности блокировать колонны и лишать их мобильности. Всем боескафандрам оставаться в воздухе, но не взлетать в зоне видимости приближающихся шагоходов гуэ’ла.

Моргнув, о’Шассера переслала бойцам данные последнего сканирования Ое-кен-ёна и вновь обратила внимание на металлических голиафов, топавших к ней по тропе сквозь джунгли.

Вдруг рядом с командующей просвистели два тупоносых снаряда величиной почти с неё саму. Ещё три с грохотом пробили лесной полог в считанных метрах от позиции Тени Солнца и разорвались в гуще «Кризисов», заставив уцелевшие БСК метнуться в укрытия. Воительница также камнем рухнула вниз, на скользкую от крови торфяную почву зарослей. Вокруг неё тут же вспыхнул рубиновым цветом энергетический купол – это Ое-хей перехватил лазвыстрел, нацеленный о’Шасерре в затылок. Она развернулась с надрывным воем заряжающихся фузионных бластеров, и по экрану шлема в поисках добычи задергались прицельные метки.

Перекрестья блеснули золотом, замерев на изображении маленькой человеческой самки, сжимавшей потрепанную рыболовную сеть, будто одеяло. У ног ребёнка ползали блестящие ракообразные.

«– – ТЫ ЗВЁЗДНАЯ ПРИНЦЕССА? – -», выдал автопереводчик, когда создание неслышимо прошептало какие-то слова.

– Я заберу твою голову, ксеноколдунья! – заорал Кор’сарро, на бегу врываясь в заросли. Улучшенное чутье космодесантника улавливало сухой, резкий и глинистый запах фузионных орудий его врага даже сквозь мерзкий букет ароматов битвы. Хан ещё сразит её своею рукой.

Заметив справа тусклый блик искаженного света и клочок блёклой ткани, Белый Шрам, словно разъяренный бык, понесся туда через подлесок, цепляясь трофейными черепами на ранце за извилистые лианы, свисающие с ветвей. Это не замедляло Кор’сарро – уже ничто не могло встать между ним и добычей. Он получит её голову.

Ксеноведьма оказалась там, где и ожидал космодесантник, но её размытый силуэт неподвижно застыл перед каким-то глупым отпрыском дома Террин, заблудившимся в особенно неудачный день. Воздев Лунный Клык, хан сломя голову устремился к своей жертве – и, с лязгом врезавшись в невидимую стену, отлетел в скрюченное дерево.

На мгновение перед ним возник нечеткий мерцающий образ.

– Сюрприз, – произнесло создание на готике с акцентом, приставляя к голове хана многоствольную пушку.

Придя в себя, Тень Солнца увидела, как человеческий военачальник отпрыгивает в сторону, группируется и перекатывается, а залп шас’вре Драя разносит дерево позади него в щепки. Ловкий, несмотря на свои размеры, гуэ’рон’ша поднялся и, пригибаясь, ринулся вперед, опережая очередь импульсных разрядов, которая прореживала заросли. В какой-то момент гигант подхватил человеческую девочку за талию и отбросил её в густой кустарник. Уже не боясь зацепить ребёнка, о’Шасерра произвела сдвоенный выстрел, но у воина людей тоже имелось силовое поле. Ярко вспыхнув, оно с надрывным ультразвуковым воем поглотило фузионные потоки.

Драй грузно зашагал вперед, метая плазменные сгустки из скорострельной пушки. Развернув к нему бронированный наплечник, враг отразил импульсы и дважды выпалил наугад из болт-пистолета. Первый снаряд отскочил от мантии-доспеха шас’вре, но второй насквозь пробил его смотровой модуль и разорвался внутри черепа.

Пока Драй безжизненно оседал на землю, гуэ’рон’ша стремительно бросился на Тень Солнца, яростно размахивая посеребрённым клинком. Потрясённая внезапной гибелью друга воительница неловко отступила, стреляя на максимальной мощности.

Оба потока фузионной энергии ушли в сторону.

Тогда громадный воин обратным махом нанес о’Шасерре могучий удар в шею, и поле битвы на единственную пронзительную секунду утратило все цвета, а джунгли озарились ярчайшим светом. Дымящийся остов Ое-ну рухнул вниз, задевая ветки. Меч, направляемый силой ярости и горя, снес бы голову командующей, если бы дрон не наполнил её защитное поле собственной энергией без остатка.

Но и при этом человеческий полководец нанес Тени Солнца опаснейшую рану. Жестокий клинок глубоко впился ей в грудь, прорезал мышцы до обнаженного сердца и отбросил воительницу в грязь.

Последним, что увидела о’Шасерра, пока её жизненные соки вытекали в траву, оказались пылающие ангелы на фоне волторисского солнца.

– Пробудите её, – велел аун’Ва, к безмятежному выражению лица которого примешивалось отвращение.

Коренастые ученые касты земли, низко поклонившись, поспешили изменить химический состав смеси в восстановительной капсуле Тени Солнца. Инфополоска на краю контейнера вспыхнула медным, затем золотым цветом. По крышке модуля пробежала череда цифр, и он раскрылся, с шипением выпустив облачко охлаждающегося воздуха.

– О’Шасерра, – прогромыхал верховный эфирный, – время спать прошло!

Командующая с трудом заставила отползти в сторону веки сначала на одном глазу, затем на другом, пытаясь сосредоточить затуманенный взгляд на фигуре перед собой.

– А-а, – пробормотала воительница. – Это ты.

В помещении повисло неловкое молчание. Специалисты касты земли торопливо отвернулись.

– Учитывая твое состояние, я должен извинить данное нарушение протокола, – заявил аун’Ва. – Искупить этот проступок ты сможешь в дальнейшем.

– Да как угодно, – прохрипела Тень Солнца. Ей давно не приходилось говорить, и эфирный с трудом разобрал слова. – Пожалуйста, перед тем как продолжить, скажи мне одну вещь. Что случилось с экспедиционным отрядом на Волторисе?

– Тотальная катастрофа, дитя моё, – мрачно ответил наставник. – Восемьсот двенадцать тау погибли от рук гуэ’ла, прежде чем удалось завершить эвакуацию.

– А я… я всё равно жива?

– Пока что, – сообщил верховный эфирный. – Насколько мне известно, бойцы твоего резервного кадра сумели достаточно тяжело ранить атаковавшего тебя гуэ’рон’ша, чтобы заставить его отступить.

Снова воцарилось долгое молчание. Командующая не поднимала глаз, чтобы аун’Ва не увидел темнеющие в них глубины скорби.

– Позор твоего поражения тяжело смыть, о’Шасерра, если вообще возможно. Но победы Империи должны продолжаться. Покорение системы Довар идет согласно планам, и каста земли уверила меня, что ты вернешься к полной боеспособности уже через кай’ротаа. Похоже, тебе ещё удастся принести пользу Высшему Благу.

– Тогда я послужу ему, – произнесла Тень Солнца, в голос которой вернулась толика уверенности.

– Послужишь, до самой смерти.

Воительница стиснула челюсти, словно готовясь принять удар.

– Меня подвергнут ритуалу Малк’ла за мои упущения?

– Я ещё не решил. Мне следует посоветоваться с аун’Ши, ведь в делах военных он даже искушеннее меня.

– Мудрый выбор.

– Разумеется, дитя мое. Итак… я ощущаю, что тебя беспокоит некий вопрос – вопрос, не позволяющий в полной мере реализовать твой потенциал. Если ты хочешь одолеть своих врагов и вновь занять принадлежащее тебе по праву место во главе Третьего сферического расширения, этот внутренний конфликт необходимо разрешить.

– Какой «вопрос» вы имеете в виду?

Верховный эфирный помедлил, едва заметно наклонил серую голову и лишь после этого ответил:

– Нам нужно поговорить об Изменнике Шохе.

Гай Хейли
Сломанный меч

Запись № 7-9998-14-гуэ’веса.

Институт по делам людей в Луи’са’лоа, Борк’ан. Код для поиска: 14а-159.

Личные воспоминания гуэ’веса’вре Дал’ит Дж’тен Ко’лина, ла’руа № 8448 вспомогательных сил гуэ’веса (охрана дипломатического корпуса).

Это всё из-за Умелого Оратора.

Меня попросили описать случившееся как можно искреннее, так и я сделаю. Не думаю, что вам понравится всё из моего рассказа… хотя, о чем я, вы же все так чертовски уверены в себе. Наверное, вы просто не прислушаетесь к этим моментам, или не обратите на них внимания. Я ведь, в конце концов, всего лишь гуэ’ла, да ещё из первого поколения.

Говорить буду на готике. Операция на голосовых связках ещё впереди, и боюсь, что мой тау’но’пор окажется в равной мере неразборчивым и неприятным для слушателей.

Ну ладно, поехали. Я – гуэ’веса Дал’ит Дж’тен Кол’ин. В другой жизни я был, и ещё остаюсь для самого себя и других людей-помощников – то есть, гуэ’веса, – Джатеном Корлингом. Родился на Швартовке Гормена, которая сейчас называется Г’мен в септе Кси’м’йен, но всё это в прошлом.

И вот мои устные показания.

Во-первых, пор’эль Борк’ан Каис Пор’ноа, Умелый Оратор, был моим другом. Я очень тяжело переношу эту потерю – даже тяжелее, чем произошедшее с моей командой, по правде говоря. Вы ведь хотите услышать правду, верно? Мне это дается непросто. В Империуме, сказав правду, можно было легко расстаться с жизнью. Поэтому, если вам покажется, что я колеблюсь, прошу меня извинить. Впрочем, раз уж вы проявили любезность и выказали мне доверие, я, наверное, могу только ответить взаимностью и надеяться на лучшее.

Вы говорите, что нам дается выбор. Как и я, вы прекрасно понимаете, что выбора нет. Мне предложили выбрать, когда я лежал при смерти, медленно истекая кровью на Швартовке Гормена. Клинок на винтовке крута прошел прямо через бедренную артерию. Все бойцы моего взвода были мертвы. Мне наложили жгут, но долго бы я не протянул, а круты уже начинали лакомиться трупами. Я пытался не смотреть на это, но звуки…

Мне пришло в голову, что, ну, вы понимаете, всё. Со мной покончено. Слава Императору, да здравствует Империум, прощай, капитан Джатен Корлинг.

Шас’вре отряда, изрешетившего половину наших бойцов, отозвал крутов, воины огня проверили мертвецов, нашли меня. Через несколько секунд появился медик. Видимо, он увидел мои знаки различия, потому что пару минут спустя возник Умелый Оратор и начал в деталях расписывать Высшее Благо, пока несколько тау из касты земли зашивали меня. Я его перебил. Тогда я был измотан, выжат; полумертв, в буквальном смысле. Меня вытолкнули на передовую умирать, словно щит для больших шишек – вот только умерли они, а я выжил. До этого мне уже скормили столько высокопарных слов, что хватило бы на всю жизнь.

Умелый Оратор оказался терпеливым и вежливо выслушал меня.

«Я предам Империум ради твоего Высшего Блага, – сказал я тогда. Слышал, как оно работало. Видел, как открыто торгуют устройствами, сделанными тау, даже заметил как-то пару ребят-водников, беспрепятственно шатавшихся по Главной улице. Знал о планетах, сдавшихся без единого выстрела. А ещё слышал, что тау убивали всех, кто не согласился перейти на их сторону. Порабощали остальных, иногда вырезали и тех, кто не сопротивлялся… Уверен, вы меня снова простите. «Как можно искреннее», верно? Так нам о вас рассказывали – ксеноублюдки, худшие из худших, превращают честных людей в предателей. – Но что, если я откажусь?»

Тогда Умелый Оратор улыбнулся, показав большие квадратные зубы. У него было такое выразительное лицо… Вы же знаете, что кажетесь нам бесстрастными? Большинство из вас морщат носы, когда радуются чему-то, шас’ла всегда выглядят немного раздраженными, но в остальном вы, тау, лишены мимики. Я прослушал все тщательно выверенные лекции о том, как чужаки не могут полноценно овладеть тау’но’пором, об огорчении, которое вызывает этот наш недостаток. Думаю, вы не понимаете, что важничаете, упуская из виду собственную ограниченность. Да, конечно, даже после перестройки голосовых связок я никогда не овладею тройственной фазой изящной дисгармонии, сколько бы раз вы не заставляли меня повторять упражнения. Я не смогу различить все четырнадцать тонов, ну и ладно. Если кто-нибудь из вас научится подмигивать – тогда и похваляйтесь.

Но Умелый Оратор отличался от других. Хотя у всех пор’ла выразительные лица, он выделялся даже среди них. В нем была теплота и веселье. Я… Я скучаю по нему, понимаете?

«Тогда умрешь с честью», – ответил Умелый Оратор.

Это не было угрозой, думаю, тогда он уже понял, что перетянул меня. Оратор произнес эти слова с огоньком в глазах, словно мы шутили вместе.

Смерть или жизнь. Тут ведь не существует выбора, верно? Только не для тех, кто в своем уме.

«Где подписаться?» – спросил я, и он рассмеялся. Со временем мне начал доставлять удовольствие этот звук. Умелый Оратор, он любил жизнь.

Лежа на носилках, которые держали фио’ла, я заметил, что меня несут прямо напротив шеренги раненых, испуганных людей, на глазах у которых один из их офицеров только что перекинулся за пару бинтов. Это всё и решило. Пока меня укладывали в транспортник, Умелый Оратор уже читал лекцию бойцам. Не думаю, что кто-нибудь из них сказал «нет»; вы совсем не дураки, должен признать.

Меня переправили на Дал’ит вместе с кучей других парней со Швартовки. Я не жалуюсь, без промывки мозгов никуда. Поступайте, как вам угодно.

Провел там, на Дал’ите, пять последующих месяцев… половину тау’кира, пока выздоравливал. Был выбран для совместной работы с кастой воды в программе первичного обучения, направленной на новых граждан содружества. Их привозили со всего Дамоклова залива, и я видел там гуэ’ла из Бухты Му’гулат. Бледные, полуголодные, постоянно в ужасе. Наблюдать за тем, как исчезает их страх – самая замечательная вещь в жизни. Наблюдать, как растет их восхищение – вторая самая замечательная вещь в жизни. Мне казалось, что Швартовка Гормена – куча мусора, но в сравнении с ульями Агреллана моя родина была вполне ничего, а Дал’ит казался раем.

Вы дали нам выбор, но никакого выбора в реальности не было – в смысле, настоящего. Я знаю это.

Вспоминаю, как не стало Хинкса, которого застрелил тот боров возле улья Хаирон. Несколько дней тому назад я ходил повидать его вдову. Сейчас она живет в миленьком доме, получает хорошую поддержку от властей септа. Дети Хинкса вырастут в образцовых граждан. Мальчик сказал, что хочет стать ауксиларием гуэ’веса, как дядя Джатен. Здоровый он паренек, высокий и сильный. Постоянно думаю, как бы ему жилось на Швартовке Гормена; наверное, уже наполовину бы ослеп, вкалывая на шелковых плантациях. Или умер. А здесь, посмотрите-ка – сыт, ухожен, крепок, словно теленок амбуля. Просто замечательно.

Всё ещё пытаюсь понять, в чем же подвох.

Когда я думаю о тех последних днях с Оратором, постоянно вспоминаю «Каракатицу», в которой мы выдвигались к Хаирону. Все имперские транспортники тесные и грязные. Как правило, там воняет и всегда жарко. Они как будто изначально не предназначены для перевозки людей. «Каракатица» – совсем другое дело, но разницы вам не уловить, пока не прокатитесь в «Химере». Надеюсь, что вам не придется, для вашего же собственного блага – вряд ли вас отвезут в какое-нибудь приятное место. Империум обращается с чужаками намного хуже, чем тау.

Тогда мы были на Агреллане – Бухте Му’гулат, до того, как она стала Бухтой Му’гулат. Меня уже пять месяцев как прикрепили к дипломатическому корпусу, и прошло двадцать месяцев с того дня, как я принял щедрое предложение поучаствовать в строительстве Высшего Блага. Повидал за это время кучу вещей, которых до этого и представить себе не мог; большинство из них оказались хорошими, но не все. Никогда не забуду, как полковник Борот из сил планетарной обороны Оссуна выстроил свою армию для сражения – а затем, под звуки марша, приказал всем бросить оружие. Он не потерял ни единого бойца.

Но я также никогда не забуду высадку охотничьих кадров на Телион IV, после того, как они ответили «нет». Всех тамошних мертвецов…

На первый взгляд тау’ва показалось мне… Хорошей вещью. Это хорошая штука. Не только в гражданских, но и в военных вопросах. Никаких больше капризных бэушных лазганов. Нам выдают импульсные карабины, чертовски отличное оружие, а броня! Эти доспехи действительно могут спасти от ранения, если повезет. А средства связи? Нашему вокс-оборудованию, думаю, позавидуют и космодесантники. Такие игрушечки очень соблазнительны для многих людей; кое-кто из моего отделения перекинулся именно потому, что жаждал испробовать технику тау. Или потому, что боялся её.

Мы были странной маленькой компанией. Хинкс, которому оставалось жить несколько часов, родился на Швартовке Гормена, как и я. Из Голиафа нам так и не удалось вытянуть его настоящее имя, но по размерам он вполне соответствовал выбранному прозвищу, и остальных это устраивало. Если верить слухам, бывший пират. Хольон Спар, который клялся, что удрал из богатой семьи вольных торговцев, но врал настолько часто, что мы не верили в это. Хелена, с какого-то неизвестного мне агромира, комка грязи, завоеванного чуть ли не по ошибке.

И, наконец, Отельяр. Он рассказывал, что родился на планете, никогда не входившей в состав Империума. Однажды в небе появились флоты Повелителя Человечества, его сограждане сказали, что их не интересует свет Императора и прочее, и для их мира всё было кончено. Отельяр ненавидел Империум – я хочу сказать, реально, по-настоящему ненавидел. Прежде мне случалось видеть фанатиков; речь не о том, как тау почитают аунов, это, мне кажется, инстинктивное поведение. Речь о фанатизме по собственному выбору. Ведь, если имеется хоть что-то, в чем люди превосходят вас – по крайней мере, в большинстве случаев – так это выбор. Безумные священники, несгибаемые офицеры, чиновники, слепо исполняющие приказы… Все они выбирают такую судьбу, и один Император знает, в чем причина. Но ненависть Отельяра к Империуму… ну, это было нечто совершенно иное. Она пугала меня. Боец слишком далеко заходил в своей ярости. Становился неустойчивым. Несколько раз я докладывал об этом начальству, но от меня вежливо отмахивались со словами: «каждое разумное существо должно получить шанс проявить себя» и «всё мы трудимся ради Высшего Блага по мере собственных возможностей». Сейчас-то я чувствую себя придурком.

Итак, вот и мы – отряд прикрытия Умелого Оратора. Как мне четко объяснили, для сопровождения водной касты на встречи с людьми назначают людей, чтобы показать – «вам нечего бояться в тау’ва». С нами был Крикс, так мы его звали, пытаясь выговорить настоящее имя. Воин крутов, телохранитель дипломата. Да, я знаю, что он должен был в равной мере защищать Оратора и от врагов, и от нас. Включая нас в сопровождение, вы идете на осознанный риск. «Что удержит их от побега в глубине вражеской территории?» – такие вот рассуждения. Если бы вы пожили на имперской планете, то поняли бы, что мы никогда не вернемся домой.

Кроме того, с нами сидел фиор’ла Борк’ан Буэ’лай, он же Бу. Демонстратор технологий, который показывал местным всякие блестящие штучки, поражал их превосходством цивилизации тау. Иногда с нами отправлялся ещё кто-нибудь, иногда нет. Всё зависело от характера миссии. То задание было опасным, поэтому дармоеды из стандартного набора отсутствовали; остался только необходимый минимум, дипломат со свитой. Про себя я думал, что шансы на успех невысоки, но Оратор всё время улыбался и вежливо болтал с нами – обращаясь к каждому на родном для него диалекте готика, разумеется.

Он никогда ничего не боялся. Помню, однажды спросил Умелого Оратора, испытывал ли он когда-нибудь страх. Дипломат сморщил нос и издал этот булькающий звук, который у вас считается смехом.

– Дж’тен, – он всегда использовал таутянский вариант моего имени, хотя мог идеально произнести человеческий. Постоянно упирал на это, кроме, ну… одного случая. – Чего здесь бояться? Мы пришли сюда, руководствуясь нуждами общества. Если мне предстоит умереть, то это послужит Высшему Благу. Возможность продвинуть наше славное дело – единственное, чего я прошу от жизни.

Я посмотрел на него с сомнением. Обхватив меня за плечи толстыми пальцами, Оратор уставился мне в глаза, а его лицо исказилось в преувеличенно человеческом беспокойстве. Долго я так не выдержал и отвел взгляд. У тау ведь такие большие и темные глаза, и мне стало страшно, что потом отвернуться уже не удастся. Иногда… иногда мне кажется, что я вижу в них звезды. Звучит глупо, но это так.

– Ты ещё не до конца понимаешь меня, друг Дж’тен, это очевидно. Тобой по-прежнему руководят личные интересы. Только забыв о преследовании собственных целей, преодолев жажду удовлетворения собственных желаний, можно по-настоящему раскрыть огромный внутренний потенциал…

– Единение с государством через служение государству, ради Высшего Блага. Тау’ва, – закончил я за него.

Улыбнувшись, Оратор снова рассмеялся и с немного излишним рвением потряс меня за плечи. В дипломате всегда было что-то мальчишеское, наверное, этим он мне и нравился.

– Вот видишь! Ты знаешь это. Ты знаешь это, друг Дж’тен! Но истинное удовлетворение ты ощутишь, только поверив в это.

– Не думаю, что смогу когда-нибудь целиком понять Высшее Благо. Прости меня, – тогда я внимательно следил за словами. Наша дружба ещё только росла, и росла медленно. Умелый Оратор был моим начальником, ‘элем, а я – всего лишь ‘ла. Так никогда и не смог избавиться от этой мысли. Даже став гуэ’веса’элем, оказавшись в том же звании, что и он, я по-прежнему испытывал то же самое. Первый среди равных, и всё такое, но тау всегда оказываются равнее. Мне не удается побороть ощущение, что я служу завоевателям.

Прижав кончик языка зубами, Оратор издал шипящий звук. Это стало для меня первым признаком углубляющейся дружбы: дипломат перестал изображать чисто человеческую мимику и повел себя, пусть на мгновение, как настоящий тау.

– Не беспокойся. Твои дети поймут, и это всё, чего мы просим от тебя. Да, и ещё твоей верности.

– Клянусь, что верен вам, пор’эль Умелый Оратор, – ответил я. Как минимум потому, что в случае возвращения в Империум меня бы расстреляли.

Знаете, вспомнив эти слова сейчас, я призадумался над ними. Мне хотелось бы когда-нибудь завести ребятишек. Никогда не думал, что пожелаю такого, но тау’ва – намного лучшее место для них, чем Империум, и отсюда возникает тяга к семейной жизни. А дальше мне вот что приходит в голову: однажды Оратор упомянул, что межкастовое размножение запрещено. Интересно, как скоро это же правило будет применено к людям, как скоро нашу породу начнут улучшать, будто мы гроксы – или тау?

Вы просили меня говорить искренне. Как мне заявляли, человеческая культура неприкосновенна. Сошедшиеся пары, семейные ячейки, свобода при выборе партнеров, все дела. Я вижу, что вы держите слово. Но потом вспоминаю о сыне Хинкса, накачанном Высшим Благом, и думаю – как близко к сердцу он или его будущие дети примут ваши идеалы? Вам не придется их сильно подталкивать, ведь мы, люди, легко впитываем чужую культуру. Порой, глубокой ночью, я спрашиваю себя – сколь многого вы на самом деле хотите от нас?

Тот разговор состоялся за несколько месяцев до задания на Агреллане. Когда «Каракатица» неслась над верхушками окаменевших лесов этой планеты, я уже был ‘вре, и мы с Умелым Оратором хорошо знали друг друга. Посольство направлялось в улей Хаирон; все двенадцать городов Агреллана удостоились скромного визита касты воды. Сложите оружие, примите Высшее Благо, вам не причинят вреда, трали-вали. Нам достался Хаирон – до смертельного удара о’Шасерры оставалось несколько дней, но все получили последний шанс на капитуляцию. По таким уж правилам вы играете.

Итак, «Каракатица». Такая тихая, что в ней можно разговаривать. Мурлычут моторы. Нам прохладно и удобно внутри. Чудесная технология; Бу, пока его не перевели куда-то, многое рассказывал о том, как она работает. По крайней мере, о том, что я мог понять. Мне пришлось непросто, я же до сих пор наполовину верю в духов машин. Конечно, теперь-то понимаю, что всё это бредятина, но сложно отделаться от суеверий. Эта проблема возникнет у вас со многими людьми. Как мне заявляли, наша культура иррациональна, но я считаю – не всё из того, во что мы верим, так уж неразумно. Вот что вам скажу: Агреллан, то есть Бухта Му’гулат, нехорошая планета. Там случилось нечто… нечто действительно скверное. Все мы, гуэ’веса, ощущали это, словно упавшую на нас тень. В некоторых местах мне казалось, что её можно потрогать – существа в лесах, сами деревья… Это неестественный мир, по крайней мере, не целиком реальный. Слышал, что наги вообще не могут спуститься на Агреллан. Но тау? Вы не обращаете никакого внимания на такие вещи. Так что не надо вдалбливать мне в голову эту тему с иррациональным. В Бухте Му’гулат что-то есть, я твердо уверен, хотя никто из вас никогда этого не поймет.

Осматривая свою команду в транспортнике, я испытал мрачное предчувствие, ощущение чего-то неправильного, наверное. На всех были шлемы, каждый проверял оружие, всё шло как обычно. У нас едва ли имелось нечто общее. Разные наречия, разные родные миры – не считая меня и Хинкса, конечно. Даже внешность разная: рост, цвет кожи, глаз, волос. Как я говорил, человеческая раса многообразна, но наш отряд внутри «Каракатицы» выглядел воплощенной мечтой, образчиком для биолога фио’ла.

Думал я в тот момент о та’лиссера. Да-да, та’лиссера, Оратор мне все уши прожужжал об этом ритуале. Но что могло бы связать отряд воедино? Я сказал дипломату, что мы слишком разные. Пришли со слишком разных миров, из слишком разных кошмаров.

Я всё повторял это Умелому Оратору, а он всё просил меня подумать тщательнее. О та’лиссере, в смысле. Казалось, для дипломата важно, чтобы мы побратались, хотя шас’ар’тол четко объяснили нам, что связующий ритуал – любой связующий ритуал – станет возможным, только если мы этого захотим. Они ясно дали понять, что культура людей и культура тау – разные вещи. Мы могли перенимать, что пожелаем, и отбрасывать остальное, за исключением, разумеется, тау’ва.

– Но ведь поэтому, друг Дж’тен, и был подобран такой отряд, именно из-за различий бойцов, – как-то сказал мне Оратор, когда мы находились на Кор’шутто по дороге на фронт. Дамоклов залив надежно укрепили после героической обороны Дал’ита, так что орбитальный город был прежде всего защитным сооружением, но в нем имелся бар. Мы сидели там, и мне наливали нечто, вполне сходящее за человеческий эль. Дипломат заказывал сывороточный напиток, от которого всегда немного пьянел и становился болтливым, даже больше обычного. – Неужели ты думаешь, что все эти люди случайно оказались под твоим началом? Ты же их гуэ’вре. Представь, с какими проблемами сталкиваются наши эфирные! Множество чужих рас, некоторые ещё и с множеством культур внутри себя, множество септов тау.

Умелый Оратор сложил руки перед собой.

– Видишь, нет? Каждый мой палец отделен от других, но все они работают на благо единого организма – меня. А я…

– Ты работаешь на тау’ва.

Дипломат шутливо отсалютовал мне стаканом. Сырный запах напитка когда-то вызывал у меня рвотные позывы, но я привык к нему, как и ко многому другому.

– Я уверен, тебя ждет большое будущее, гуэ’вре. Отряд – одно из испытаний, стоящих перед тобой. Ты обязан придать форму своему ла’руа, объединить бойцов. Да, каждый из них уникален, но пусть и остается таким! При этом их уникальность должна послужить общему делу.

– Чтобы вместе мы могли лучше послужить тау’ва.

– Ты всё понял! – сперва улыбнулся Оратор, но затем до конца разобрался в моем тоне и выражении лица. Он был экспертом в человеческих делах, но порой до него медленно доходило. Например, сарказм оставался для дипломата крепким орешком – вы же все такие чертовски прямодушные. Даже пор никогда не сумеют полностью понять расы, мимику которых так хорошо воспроизводят. Это их самая главная слабость.

– К чему этот… этот, этот… – Умелый Оратор забарабанил тремя крупными пальцами по столу. У тау нет понятия «цинизм», и я подсказал нужное слово.

– Цинизм! Конечно же, – он обрадовался и тут же снова рассердился. – Тау’ва существует не ради тау’ва! Вот чего ты не понимаешь. Тау’ва на благо мне, тау’ва на благо тебе, – Оратор показал на меня пальцем. – Высшее Благо для тебя, меня, фио, который подает здесь напитки, никассаров, траксийцев, крутов… Называй кого захочешь. Все, кто принимают его – служат ему, и оно служит всем, кто служит ему, понял?

Дипломат выглядел довольным собой, как это часто бывало после его маленьких лекций. Пиво ударило мне в голову.

– Разрешите говорить прямо, пор’эль?

– Да, да! Разумеется, конечно, друг Дж’тен! Ты всегда должен говорить, что у тебя на уме. А иначе, как мы сможем достойно работать вместе?

– Ты понимаешь, что обращаешься ко мне свысока?

Умелый Оратор хорошо понимал, что значит «свысока», и оскорбился.

– Я не специально.

– Всё в порядке, – я заказал ещё выпивку. Мы засиделись допоздна, через один к’ун’кир в баре должны были погасить свет и отправить нас по койкам. – Но поэтому ты так жаждешь, чтобы я заставил свою команду побрататься.

Покачав головой, Оратор обнажил крупные зубы. Мне они всегда напоминали зубы какого-то травоядного животного.

– Нет, нет, нет, Дж’тен! Не заставить. Просто сделать. Или не делать. На твой выбор, но я уверен, что, если вы все пройдете та’лиссера, это вам только поможет…

– Влиться в коллектив?

– Ты невыносим, – затем дипломат что-то пробормотал себе под нос и утомленно повел плечами. В мелодичном, гортанном потоке слов тау’но’пора я уловил «фу’ллассо».

– «Мозги в кучу»? – расхохотался я. – Только не говори, что мне наконец-то удалось тебя достать.

– Ого! Твой тау’но’пор всё лучше, – отозвался Умелый Оратор. – Ты пример для остальных, Дж’тен! Готов принять нашу культуру гораздо полнее, чем многие другие. Для всех нас будет полезно более тщательно разъяснить тебе наше видение мира. И это пойдет на пользу тебе, ведь наш путь, как-никак, самый лучший.