Текст книги "Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Коридоры заполнялись гвардейцами, укрепляющимися на перекрестах и глухих углах. Но они не имели ни малейшего шанса против ярости роты смерти, которая прошла сквозь них, оставив за собой кровь и крики. К тому времени, как Тендзин достиг Храма, перед ним собралась почетная стража Ансатсу. Вперед выступил знаменосец, воздевший древко со знаменем Ангелов Сангвиновых, чтобы его увидела рота смерти.

– Именем Сангвиния и его законного Избранного, остановитесь, предатели!

Рота смерти замедлилась, их уже мало понимающие разумы начало раздирать в разные стороны, когда символизм знамени ордена начал проникать в их мысли. Но Тендзин был готов к этому и сразу оказался на острие атаки. Его розарий сиял, а маска смерти наполнила отделение трепетом. Капеллан стрелял из огнемета на бегу, позволив волне пламени уничтожить образ знаменосца в глазах проклятых воинов. Этого было достаточно, и рота смерти ринулась сквозь пламя, чтобы вступить в бой с почетной стражей, наполненная внутренним ощущением праведности. К тому времени, как они снова увидели знамя, было уже слишком поздно. Силы столкнулись в битве, и мощная инерция «ярости» уничтожила все способности к рассуждению.

Сам Тендзин взвился в воздух над битвой, двигатели прыжкового ранца с ревом несли его, пока он проклинал трусость Ансатсу, спрятавшегося за спинами почетной стражи в великом храме. Капеллан прочертил горящий путь сквозь ночное небо, направляясь к крыше, усыпанной уродливым готическим величием горгулий и угловатых башенок. Ещё один бросок гранаты, и в крыше образовалась дыра, достаточная, чтобы впустить космодесантника. Тендзин проскочил в лежащую внизу тьму ещё до того, как дождь из развороченной кладки коснулся земли. Отбросив маску смерти, он покинул битву снаружи, в поисках своей цели в темных комнатах. Он включил двигатели прыжкового ранца. Шум двигателей разорвал глубокие тени на полоски пламени…

* * *

– Думаю, что уже знаком с историей с этого момента, – сказал инквизитор Аддисс, отворачиваясь от Плиты Лестраллио и щелкая выключателем, освободившим Тендзина от адамантиевых оков. Пока инквизитор поворачивался, капеллан заметил за его спиной странного библиария из Караула Смерти. Тендзин взглянул на него с непониманием, сплюнув кровь изо рта, пока пытался сесть. Его раны были серьезными, и даже это небольшое движение было болезненным. Без брони, капеллан чувствовал себя слабым и незащищенным.

– Значит, ты веришь мне, инквизитор? – недоверчиво спросил Тендзин.

– Это не имеет значения, прав ты или нет, не имеет значения, верю ли я тебе. Роль играет то, что ты веришь в это сам, и я верю в это.

– Разве Инквизиции не важно, что я совершил?

– Инквизиции важнее знать, почему ты это совершил брат-капеллан. Твоя чистота и честь входят в наши интересы, а твои действия принадлежат только тебе. Как я уже сказал, только Император может судить их.

– Я был верен самому себе, – настаивал Тендзин, уверяя как себя, так и инквизитора, который переглянулся с библиарием.

– Да, теперь я вижу это. Однако, ты, возможно, не понимал, что также послужил Инквизиции.

Тендзин склонил голову набок и вопросительно взглянул на Инквизитора.

– Нет, этого я не понимаю. Я служу Императору и Сангвинию.

– Так и есть. Но, так сложилось, что я уже некоторое время наблюдал за вашим бывшим верховным жрецом. Его заинтересованность в мутантах из кланов Ваалия Троицы была подозрительной. Настолько подозрительной, что мы прибегли к помощи Ашока, когда он вернулся из Караула Смерти.

Глаза Тендзина остановились на скрытном силуэте за спиной инквизитора, том же самом, который, три месяца назад, стоял за спиной Ансатсу, а затем, рядом с инквизитором на выходе из храма, когда Тендзина повергли. Капеллан был уверен, что уже видел его, но очень давно.

– Что делал библиарий?

– Ансатсу доверял Ашоку, поверив, что «жажду» роты смерти нельзя покорить и подозревая, что он был запятнан годами схваток с силами Хаоса в Карауле Смерти. Наш библиарий не пытался развеять его иллюзии. Ашок доложил о «вкусах» верховного жреца, кровавых ритуалах которые он проводил, распитии крови Ваальских культистов и их жертв – мутантов. Для Инквизиции этих доказательств было достаточно, чтобы понять, что он осквернен. Возможно, это было наследием его жизни в кланах. Ашок же, как библиарий Ангелов Сангвиновых, боялся того, что это питье крови превратит Ансатсу в последователя Кхорна, потому что его омофагея запоминала желания культистов, чью кровь он забирал. Ашок сказал, что в мыслях Ансатсу был план, по изменению Ангелов Сангвиновых, но он не смог прочесть подробности. Долгое время он подозревал, что ты был частью этого плана.

– Инквизиция также обратила внимание на увеличившееся число проявлений «жажды» среди неофитов и молодых десантников, – продолжил Аддисс, – я подозревал, что это – часть плана Ансатсу, но не мог понять, как бы он контролировал это. Твоё объяснение о Граале Ангелов всё объяснило.

Тендзин был поражен.

– Когда вы узнали, что я не участвовал во всём этом?

– Только что. Ашок начал подозревать, что ты не часть плана, когда Ансатсу перевел тебя из роты смерти, позволив ей устраивать неконтролируемую бойню на передовой и проливать бессчетные океаны крови, которые, похоже, радовали верховного жреца. Но действия отделения скаутов под твоим командованием снова заставили библиария сомневаться. Возможно, ты и был причиной их осквернения? Однако Ансатсу был поражен и восхищен резнёй, которую они устроили, и мы разгадали его план. У него появился идеальный повод убрать тебя, самого опытного из Ангелов, в вопросах контроля того, что он пытался высвободить, из игры.

– Твоё кровавое столкновение с верховным жрецом было для нас двусмысленным. Возможно, оно было результатом твоих собственных изъянов, что ты поддался «жажде» и напал на своих собственных боевых братьев. В твоих глазах горела «ярость», когда мы нашли тебя на входе в храм, и решили не рисковать.

– Поэтому приковали меня к Плите Лестраллио.

– Именно. Нам нужна была уверенность в том, что ты действовал из побуждений чести и веры в Императора и Сангвиния, а не из слепой жажды крови. Не имеет значения, прав ли ты был насчет Грааля Ангелов. Ансатсу был осквернен, а твои мотивы – чисты…

Инквизитор прервался, отвлеченный движением Ашока за его спиной. Библиарий встал на колени, а его плащ взвился, когда он склонил голову и приложил кулак к груди.

Тендзин тоже обратил внимание на показное почтение ветерана-библиария, и в его уме начало формироваться понимание, как будто оно было в его крови. Он свесил ноги с плиты и через боль встал на ноги. Гордость требовала этого.

Аддисс перевёл глаза с Тендзина на Ашока, его непонимание постепенно сменилось подозрительностью, когда он увидел, как в глазах Ангелов Сангвиновых, смотрящих друг на друга, загорелось молчаливое согласие. Инквизитор прищурился и задумался в тишине, зажатый между двумя мгновениями осознания, но не являющийся их частью. Он никогда не доверял библиариям с их психическими капюшонами и психосиловыми посохами. От них несло варпом. Он мог чувствовать их присутствие в воздухе, оно вызывало головокружение.

А для решения этого вопроса с Ангелами Сангвиновыми Аддисс находился на толщине эльдарского клинка от того, чтобы запросить помощь Сестер Битвы для визита на Ваалий Троицу. Насколько сильно им нужно было мутировать, чтобы стать еретиками, живым оскорблением броне и генному семени? Он передумал, только когда понял, что этот запрос передаст все полномочия Экклезиархии. Знает Император, между Экклезиархией и капелланами Кровавых Ангелов нет теплых отношений.

Ясность постепенно вкрадывалась в запутанные мысли Аддисса, и он начал понимать, что это за импровизированная церемония. Все части головоломки вставали на место. Как только Ансатсу погиб, ветеран-капеллан Тендзин стал самым высокопоставленным из Ангелов Сангвиновых и автоматически возносился до положения верховного жреца.

Он наблюдал за капелланом и библиарием и их горящими глазами, и задумался, что они собирались делать теперь. Как они скроют всё произошедшее? Как они объяснят потерю так многих членов ордена, включая верховного жреца, особенно когда их численность уже и так мала? Заинтересуют ли эти объяснения Ордо Еретикус?

Неприятная мысль проникла в разум Аддисса, отбросив его раздумья и впечатавшись в сознание.

Вот так мы скроем всё.

Инквизитор дернулся, выйдя из задумчивости, и повернулся к библиарию. Его лицо было мертвенно бледным, а глаза горели красным огнем, проникая в душу Аддисса и удерживая его тело на месте.

Ты никому об этом не расскажешь, брат инквизитор.

Аддисс чувствовал, как его горло сжимается, а дыхание в холодном воздухе апотекариона затрудняется. Он открыл рот, чтобы протестовать, потребовать от Ашока выпустить его, заставить его вспомнить все битвы, в которых они сражались вместе последние десятки лет, но не смог сказать ни одного слова. Он схватился за горло, в бессмысленной попытке сорвать невидимые руки, душившие его. Сражаясь с оковами библиария, Аддисс повернулся к Тендзину, взглядом пытаясь добиться снисхождения от нового верховного жреца. В его глазах не было ничего, кроме крови, и инквизитор с ужасом увидел, как Тендзин подал рукой быстрый рубящий жест.

– За Сангвиния и Императора, – произнес Тендзин с холодным спокойствием.

Глаза Ашока загорелись ещё ярче и Аддисс, сам того не желая, повернулся к нему. Ноги инквизитора едва касались пола, он попытался отвернуться, но Ашок удерживал его взгляд на месте.

Мысли, казалось, появляются откуда-то из живота, разрастаются и пробиваются вверх, через грудь. За Сангвиния и Императора, смерть пришла за тобой. Слова пузырились в его крови и проходили сквозь яремную вену, заполняя мозг окончательной ясностью.

Смерть пришла за тобой. Смерть идёт. Она здесь.

В самом конце своей жизни Аддисс увидел мир в величественном красном свете, спектре оттенков багрового, алого и рубинового. Все капилляры в его глазах лопнули, когда кровь в голове потребовала выпустить её, создав новые пути для снижения давления.

Инквизитор был мертв, из его глаз бежала кровь, собираясь вокруг его недвижимого тела, Тендзин одобряюще кивнул.

– За Сангвиния, – хором сказали космодесантники.

– Возьми вторую роту и расправься с остатками его свиты, – сказал Тендзин со спокойной уверенностью, – никто не должен покинуть это место.

Ашок кивнул в знак согласия. Надев капюшон, библиарий Ангелов Сангвиновых вышел из апотекариона с мерцающим психосиловым посохом в руке.

Бен Каунтер
Шип полутени

Наверху время простиралось в далекое будущее, собранное в усеянном прожилками чёрном камне Обстирии, через ещё десять тысяч лет войны достигнув конца всего. Там, в окружении миллиардов воинов, павших во имя Его, ждал Император, дабы победить Великого Врага в последней из всех битв.

Ниже во тьму скатывалось прошлое, падая вниз к ядру Обстирии через тысячелетия былой славы и трагедий. Через Альтигеновы чистки и Чёрные крестовые походы Архипредателя, Эру Отступничества и адские вереницы Очищения. Туда, где свершился Великий Крестовый Поход и Великая Ересь, в осыпающуюся безвестность времен, предшествовавших пришествию Императора. Эра Раздора кипела подобно реке чёрной крови в крайнем упадке времени, обрушиваясь на забытые ужасы Тёмной Эры Технологий.

Могучие герои стояли по обе стороны пылающих миров из мифов. Первым среди них был Сам Император, начало и конец всея истории, Его лицо скрывалось за ослепительным светом Его божественности. Сын Его, примарх Жиллиман, нес на своих плечах бремя Империума. Фульминос, величайший из Обсидиановых Глеф, кто когда-либо шествовал по Галактике, повторял собой образ Жиллимана, разя чужака, демона и еретика своим чёрным, зеркальным клинком.

Брат Молкис видел всё от начала и до конца. Обсидиановые Глефы были не просто армией, даже не просто орденом Космодесанта. Они были столпом истории человечества, созданные по воле Императора, дабы стать щитом, что предотвратит вымирание человеческой расы. Вся их слава, былая и нынешняя, прокручивалась вокруг Молкиса, охватывая за мгновение тысячу лет. Он мог видеть её всю, от Великого Крестового Похода и Ереси до Эры Империума и основания ордена Обсидиановых Глеф, через бесконечные войны ради защиты человечества и будущего. Эти мифы, корнями уходившие в предысторию Империума, один за другим следовали через настоящее – эту произвольную точку, где находился сам Молкис – до самого конца. Молкиса, воевавшего в тех войнах, успокаивало знание того, что победы, ради которых он проливал кровь, дойдут до конца времен.

Затем он взглянул на свои руки. Рук, которыми он держал свои цепной меч и болтер, не было. Они стали уродливыми грудами металла, окрашенного в черный и изрытого старыми боевыми шрамами. Одна из них была цилиндрическим силовым кулаком, предназначенным хватать и давить, его четыре пальца, приводимые в движение поршнями, лучились энергией. Другая оканчивалась парой стволов лазпушек. Не руки вовсе, а орудия машины войны.

Его тело было не его телом, а массивным корпусом этой машины. Силовая установка за его спиной с глухим стуком отбивала свой медленный ритм. Его глаза были не глазами, а линзами пиктеров, установленных на передней части его корпуса и передающих мерцающие изображения по его зрительным нервам.

А вокруг него была не бесконечная вереница истории его ордена, а темные и мрачные галереи, со сводчатыми потолками наверху и орудиями лишения и наказания на стенах. Оковы висели рядом с тисками для пальцев и свежевальными клинками. Под потолком располагалась сбруя для тела стандартной длины, изготовленная из железных шипованых полос – завещание бесконечных страданий.

Кто-то что-то говорил. Молкис посмотрел вниз и почувствовал наклон всего своего тела – саркофага размером с танк, облаченного в керамит. Он увидел свои массивные стальные ноги на фоне потрескавшихся плит галереи и огромную тень, отбрасываемую им в свете пылающих на колоннах факелов.

Рядом с Молкисом стоял скаут Космодесанта – Обсидиановая Глефа, чей полудоспех был окрашен в цвета ордена – чёрный и костяной. Он был молод, на полпути к превращению в полноценного космодесантника, на коже лица и головы ещё розовели хирургические шрамы.

– Молкис! – повторял скаут. – Брат Молкис, вернитесь к нам! Пришло время сражаться!

Молкис подсознательно почувствовал, как заискрились соединения, получая доступ к инфоносителю, хранящемуся в его саркофаге. В его сознание спроецировалось имя – ”Десаан”. Скаута звали Десаан. Брат Десаан из десятой роты.

– Вы с нами, брат Молкис? – продолжил Десаан. – Мы нуждаемся в вас сейчас. Как и во все времена и сражения, мы нуждаемся в вас сейчас.

Пиктеры Молкиса сканировали пространство вокруг него. Инфоноситель сказал ему, что он находится в Шипе Полутени, в Галерее Храбрых, где холод земли встречался с теплом ядра Обстирии. Ниже располагались генератория и кузницы, а выше – тренировочные залы и жилые блоки. Когда-то он ходил по этим залам, маршируя рядом со своими братьями. Теперь вместо него шагал этот дредноут, эта машина войны, в которой он был пилотом.

– Я с вами, – сказал брат Молкис.

– Вы помните? – спросил его Десаан.

– Помню?

– Вы – брат Молкис из четвертой роты, – сказал Десаан. – Вы пали во время нашествия Кракена на Предел Дэвилин. Вы были ранены, но апотекарии отсрочили вашу смерть, и вас поместили в этот дредноут. Вы помните?

Вспышки боли взорвались на задворках памяти Молкиса. Он вспомнил волну чудовищной плоти, и холод костяного клинка, вонзившегося в него. Он вспомнил холод крови, вытекающей из его тела.

– Да, – ответил Молкис. – Я помню.

– Хорошо, – с явным облегчением произнес Десаан. Молкис понял, что Десаан уже не один раз проходил через подобный разговор. – Война пришла, брат мой. Мы нуждаемся в вас на линии фронта, на зубчатых вершинах гор.

– Но мы же в Шипе Полутени, – удивился Молкис, – на Обстирии. Мы не на войне. Это наша крепость-монастырь, где мы нерушимы. Или я что-то неправильно помню, брат Десаан?

– Вы правильно помните, – ответил Десаан. – На Обстирию вторглись. Шип Полутени в осаде. Здесь зеленокожие.

Шип Полутени вздрогнул, плиты из чёрного камня посыпались с его отвесных стен. Радиоактивные скалистые долины вокруг него тоже содрогались, на мгновение став столь же подвижными, как и вода. Меньшие пики вокруг Шипа сбросили свои шапки запекшегося серого пепла, и в земле открылись новые грубые разрезы.

Один из пиков пронзили десятки взрывов, выбросив в небо чёрные струи пыли от стертой в порошок скалы. Гора рухнула, миллионы тонн скальной породы стремительно понеслись к её подножию. Оползни затопили долины стремительными волнами камней. Мгновением позже осел ещё один пик, на этот раз ближе, низкий глухой стук взрывов сотрясал Шип Полутени словно гигантская рука. Через несколько мгновений модель долин и расселин изменилась, переписав карту вокруг крепости-монастыря Обсидиановых Глеф.

Аугментированные глаза смогли разобрать только мечущиеся туда-сюда от оползней ветхие полугусеничные машины и боевые мотоциклы, поглощаемые тёмной землей танки и бегущих от обвала зеленокожих.

С зубчатых пиков, расположенных на полпути к Шипу, около одной из турболазерных огневых позиций крепости, члены командного состава космодесантников смотрели вниз на меняющийся пейзаж. Магистр ордена Мидниас был первым из них, в своей окаймленной золотом чёрной броне, с перекинутым через плечо пурпурным плащом и шипастой серебряной короной Обстирии на лбу. Он был повелителем этой планеты, пусть здесь и жили только Обсидиановые Глефы. Это его планету уродовали внизу. Капитаны четвертой, шестой, девятой и десятой рот стояли рядом с ним. Капитан десятой, Терундил, магистр новобранцев, был облачен в богато украшенную версию скаутской брони, которую носили рекруты, сражавшиеся под его началом. Также с группой был технодесантник Джаван, его броня была красной, лицо – наполовину железным, а один глаз заменял комплект перекрывающихся багровых линз.

– Гора Скален не рухнула, – произнес Мидниас.

– Заряды заложили более тысячи лет назад, – ответил Джаван. – По правде говоря, я удивлен, что хотя бы часть их взорвалась.

– Значит, ты поступил правильно, брат Джаван, – сказал Мидниас. – Это задержит их.

– Ненадолго, – заметил Эльхалил, капитан шестой. – На дни, милорд. Не на месяцы.

– Тогда мы воспользуемся полученными днями, – ответил на это Мидниас. – Не торопись во всем видеть поражение, капитан. Не воспринимай каждую смену волны столь пессимистично. Зеленокожие мертвы. Радуйся этому.

Терундил встал на зубец и поднес магнокуляр к глазу. Пыль внизу всё ещё стояла столбом, но дальше за ней виднелись равнины, удаленные от разрушения.

– Их авангард достаточно потрепал нас, – сказал капитан скаутов. – Их терпение лопнуло. Они атакуют в полную силу. Видите?

Мидниас взял магнокуляр и проследил за направлением пальца Терундила. Через всю долину несся бронированный клин танков – собрание гусеничных и колесных транспортов без единообразия порядка. Некоторые из них, по-видимому, были склепаны из хлама, на их броневых листах была намалевана грубая и жестокая символика. Остальные были переоборудованными, разоруженными и опрометчиво брошенными в битву имперскими танками. Первым беглым взглядом Мидниас насчитал их двести штук, вторым – ещё сотню в другой долине, вьющейся между низкими пиками, что формировали Девятнадцать Сестер. Полчища орков пешком бежали рядом с ними, пытаясь поспевать за мотоциклами и полугусеничными машинами, мчавшимися впереди.

– Первые ходы сделаны, – сказал Мидниас. – Теперь битва может начаться. Будьте благодарны за это испытание, братья. Будьте благодарны за наказание.

– С каждой минутой всё больше наказаний, – произнес Кешума, капитан девятой. Ветеран тяжеловооруженных формирований опустошителей, Кешума нес на плечах тяжелый болтер, как будто нести его было священным бременем. Он кивнул в сторону бледного в синих полосках неба Обстирии. Туда, где над одним из пиков кружила стая чёрных пятен, оставляя за собой следы грязного чёрного дыма. – Они нападут на нас с воздуха. Этот вождь зеленокожих бросает на Шип всё, что у него есть.

– Только так и сражаются зеленокожие, – ответил на это Мидниас, возвращая магнокуляр Терундилу. – Конкретно эти проявляют больше терпения, чем большинство орков, посылая своих мотоциклистов, дабы испытать нас. Несомненно, их лидер считается главным стратегом среди себе подобных. Теперь они вернулись к чужацкой модели поведения и бегут на нас как животные. И мы будем тут, чтобы встретить их. Приступайте к своим обязанностям, братья мои. Готовьтесь к обороне. Мы вынесем и это наказание.

– Мы вынесем и это, – как один отозвались собравшиеся космодесантники.

Ниже в долинах зарявкала орочья артиллерия.

Фульминос бы прокричал псалом войны, и братья вокруг него поддержали бы этот крик. Он бы подался вперед подобно живой волне из стали и отбросил бы всех, кто встал у него на пути. Потому брат Молкис сделал то же самое.

– Кто последует за мной? – проревел он вокс-передатчиками, смонтированными на его корпусе. – Или мне придется в одиночку пробираться через это море ксеносской крови?

Перед ним развернулся Собор Победы, когда пикт-линзы сделали оборот, преподнося ему полную картину поля боя. Задняя стена со статуей Жиллимана рухнула под ударами орочьей артиллерии, обрушившейся на стены Шипа. Теперь она представляла собой кучу разбитых камней, по которой карабкались зеленокожие. По стандартам орков они были элитой – их броня была раскрашена жёлтым и синим, а клыки – золотым, и у каждого к спине было привязано знамя или тотем. Они несли пушки длиной в свой рост и стреляли по людям, как будто соревнуясь, у кого больше стволов или громче выстрел. У некоторых были массивные мясницкие ножи, увешанные костями и покрытые зарубками, ведущими счет убийствам.

Орудийный огонь загрохотал по корпусу Молкиса. На передней панели саркофага керамит был наиболее плотным, и броня держалась. Орк вызывающе забрался на упавшую статую Жиллимана, что ранее изображала примарха углубившимся в чтение Кодекса Астартес. Молкис заставил свою лазпушку открыть огонь, и словно психический палец сжался на спусковом крючке. Сверкнул двойной разряд багрового цвета, освещая тёмные углы собора, и рассек орка пополам.

Космодесантники четвертой роты бросились в бой вместе с Молкисом, болтерный огонь рассекал внутреннее пространство собора. Орочьи тела взрывались и разлетались ошметками. Воинов возглавлял капитан Сехарра, высоко держа свой силовой меч подобно маяку, чтобы они следовали за ним.

Обе стороны столкнулись в центре собора: орки, хлынувшие сквозь пролом, и Обсидиановые Глефы, несущиеся им навстречу. Огонь косил орков десятками, но они продолжали напирать из-за упавшей стены как вытекающая из раны кровь. Плоть столкнулась со сталью, когда они врезались в космодесантников, их мясницкие ножи поднимались и опускались, а пушки палили в упор.

Каждый из Обсидиановых Глеф стоил десятка орков, но в этой схватке, казалось, на каждого космодесантника приходилась сотня. В ближнем бою они могли окружить космодесантников и повалить их, и Обсидиановых Глеф захлестнули волны зеленой плоти. Сехарра своим двуручным силовым мечом вырезал вокруг себя большую кровавую полосу, образовав око в центре бури орков.

Вокруг ног Молкиса кишели зеленокожие. Один из них держал в руках грубый огнемет и засмеялся, похрюкивая, когда отрегулировал клапан так, что сопло плюнуло режущим копьем сине-белого пламени. Кожа орка была опаленной дочерна, ниже пары поцарапанных защитных очков для сварки его жёлтые клыки обнажились в довольной гримасе. Он, должно быть, радовался своему намерению вскрыть саркофаг Молкиса и выдрать оттуда искалеченную плоть.

Молкис схватил орка своим силовым кулаком. Невральная ответная реакция силовых приводов руки дала ему ощущение того, что это двигалась его собственная, давно атрофировавшаяся рука. Он поднял орка в воздух – так, чтобы его товарищи-зеленокожие могли это увидеть – и раздавил его своим силовым кулаком. Молкис почувствовал сопротивление костей орка, трещащих как залп выстрелов, и бросил искромсаное тело на пол собора.

Спаренная лазпушка Молкиса превосходно подходила для пробивания танков и брони, но в случае с толпой врагов она могла сбить только одного или двух за раз. Поэтому в этой схватке Молкис полагался на свой силовой кулак, свои массивные ноги и бронированную массу, что они несли. Его торс развернулся на поясе, несясь со скоростью, которой орки не ожидали, и он сбил горстку тех, что пытались вскарабкаться ему на спину. Он переступил через них и растоптал их, под тяжестью дредноута плоть и кости превратились в желе.

Молкис почувствовал теплую кровь орка, брызнувшую на него. Он выхватил меч и отрубил голову, руку, кисть, как он делал с тех пор, как зеленокожие пробили брешь в Маликанских Вратах. Один из них попытался подкрасться сзади, но он перебросил его через плечо и прижал к земле, приставив свой болтер к подбородку орка и снеся ему верхнюю половину черепа.

– Хорошее убийство, брат мой! – выкрикнул магистр ордена Текелон, отсалютовав своим силовым копьем через всё поле боя. – Таким образом, Молкис посрамил нас всех числом смертей, что он пожал! Я больше не буду держать с тобой пари на то, кто больше убьет за день!

– Я предложу вам прекрасные условия, магистр ордена, – ответил Молкис, пробив широкую влажную дыру в ещё одном орке, пробиравшемся к нему через трупы. – Если вы примете их!

Молкис почувствовал незначительное, сродни настырному насекомому, дерганье в своей руке. Он посмотрел вниз и увидел скаута Десаана, чье лицо было исполнено беспокойством.

– Брат Молкис, сосредоточьтесь! Взгляните, что происходит вокруг! Зеленокожие снова собираются!

Нет, подумал Молкис. Он не сражался с орками боевым ножом и болтером, как это было много веков назад. Он был погребен в этом дредноуте. И магистра ордена Текелона тоже не было. Он умер вскоре после погребения Молкиса, и теперь магистром Обсидиановых Глеф был Мидниас.

Как просто оказалось это забыть.

Первую волну орков отбили от собора. Пол был скользким и блестящим от их крови. Обсидиановые Глефы оттаскивали своих павших от передовой, когда со стороны орков просвистело несколько разрозненных выстрелов, попавших в колонны. Некоторые из павших были ранены, братья помогали им подняться на ноги – другие же были без сознания или хромали. Некоторые из них, разорванные и обезглавленные, были явно мертвы.

Мертвецы орков исчислялись сотнями. Их тела устилали каменные скамьи и кучами лежали возле стен. Но ещё больше ксеносов только присоединялись к битве, скандируя свои боевые кличи по ту сторону пролома, готовясь штурмовать его снова и погубить ещё несколько космодесантников ценой десятков своих собственных жизней.

– Держите двери! – приказал капитан Сехарра. – Отступите, чтобы они смогли заплатить за это кровью!

Обсидиановые Глефы построились вокруг арки, стягивая сломанные скамьи в баррикаду и вставая на колени в огневые шеренги подобно расстрельной команде.

– Ну же, брат, займите свое место, – сказал Десаан. Скаут всё ещё держался за руку Молкиса с лазпушкой. Молкис позволил отвести себя к бреши в шеренге, где колонна арки рухнула под огнем орков.

– Как поживает брат Молкис? – спросил скаута Сехарра.

– Готов к бою, – ответил Десаан.

Сехарра посмотрел на Молкиса, на его лице отразились определенные сомнения.

– Мы нуждаемся в вас, брат Молкис. Здесь и сейчас. Смотрите на врагов перед вами и на боевых братьев рядом с вами.

– Я могу, – произнес Молкис. Его синтезированный голос был низким и скрипучим, как трущиеся друг о друга камни, и для дредноута было потрясением услышать его вместо того голоса, которым он говорил с капитаном Текелоном.

Это было больше трехсот лет назад, напомнил себе Молкис. Текелон мёртв, а Молкис больше не человек.

– Мы будем с вами, капитан, – сказал Десаан.

– Братья моей роты также смотрят на тебя, – произнес Сехарра. – Нет нужды сражаться с врагами, которых не существует. У нас их уже и так достаточно.

Из пролома донесся продолжительный боевой клич, представлявший собой мешанину голосов тысяч орков. Один из них, гортанный и громкий, как вокс-мегафон, перекрыл скандирование. Прочие зеленокожие эхом отзывались на крики главаря, и песнопение стало интенсивнее. В проломе появилась одинокая фигура орка – огромного, в два раза выше его товарищей-зеленокожих, и одетого в рваную противоположность боевой экипировки. На его голове красовалась шляпа имперского адмирала, с по-прежнему торчащим в кайме пером. Его плечи представляли собой сплющенные стальные пластины, на которых, как парча на эполетах офицера, висели сотни жетонов имперских гвардейцев. Рот зеленокожего был забит позолоченными клыками, поверх покрывающей одну глазницу рубцовой ткани он носил повязку. В одной его руке был флотский кортик, предположительно украденный у офицера линейного флота сектора. В другой – огромный, грубый огнемет, достаточно большой, чтобы сваривать вместе части звездолёта.

Брюхо зеленокожего было выдрано, возможно, из-за травмы, возможно, специально. На месте исчезнувших органов была плюющаяся огнем круглая топка, подсоединенная к огнемету толстой ребристой трубой. За решетчатой дверью на животе орка горела топливная масса. Орочьи губы растянулись в улыбке, и за золоченными клыками вспыхнуло пламя.

Сердца Молкиса забились, когда встроенный в его саркофаг целеуказатель обвел зеленокожих красным, и он поднял свою лазпушку, чтобы открыть огонь. Но орочьий пират взревел, и вокруг него столпились десятки, заслонив от выстрела. Обсидиановые Глефы открыли огонь одновременно с Молкисом, Сехарре даже не пришлось отдавать приказ. Эти орки были элитой, вооруженной и бронированной до зубов, и потому выдержали первый залп болтерного огня, лишь десяток или около того упали замертво. Они взревели, перепрыгнув через каменные скамьи и сблизившись с Обсидиановыми Глефами.

– Они не должны взять этот пролом! – закричал в вокс-сеть Сехарра. – Они не должны закрепиться на священной земле!

К позиции Молкиса протопал орк в полном комплекте механической брони. Его броня была насмешкой над доспехами Космодесанта: грубая и массивная, выбрасывающая фонтаны гидравлической жидкости при поглощении цепочек болтерного огня своими пластинами, иссеченными пулями. Только верхняя половина лица орка была открыта, нижнюю закрывала массивная, стальная челюстная пластина с пропиленными в ней зазубренными клыками.

Молкис вышел вперед из-под прикрытия арки. Подобного врага нельзя принимать на его условиях, выжидая и, тем самым, позволяя ему ударить со всей силой. Так гласит Кодекс Астартес. И Молкис следовал ему дословно, когда врезался в бронированного орка, сбив его на землю весом своего саркофага и вбив свой силовой кулак в его тело.