Текст книги "Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

По крайней мере, пушки замолчали. Пустошь между шпилями вернулась к своему изначальному состоянию безжизненного токсичного болота, не тревожимого вспахивающими землю траками танков или сотрясающей походкой титанов. Горячие ветра носились над руинами зданий и дорог, заметая пеплом следы битвы. Дымящиеся остатки потихоньку покрывались тонким слоем угольно-черной грязи.

Ульи-близнецы Меламара уже догорели. Отвесные внешние стены обрушились и почернели, и тысячи столпов дыма медленно поднимались к темному небу. На востоке же все еще были объяты бушующим пламенем шпили улья Аксис. Огромные рваные раны, чьи края источали магматический жар, усеяли тело города.

На севере возвышалась громада Капитолия, из-за большого расстояния теряющаяся в дымке. Мощные древние стены, ощетинившиеся стволами орудий, окружали улей, а над ними возвышалось бесформенное нагромождение куполов, готических контрфорсов и почерневших башен. Еще нетронутые войной, здания источали изнутри тусклый свет. Устремляясь к небесам, огни меняли цвет, превращаясь из красных в пурпурные. Вершину самого высокого шпиля скрывала от глаз пелена пепельных облаков, но яркое, неестественное свечение, исходившее из нее, скрыть было невозможно.

Нефата разглядывал мрачные пейзажи Шардена через блок экранов на «Малеволенсии», медленно поворачивая обзорные пиктеры и отмечая разрушения, нанесенные врагу его войсками. Гериат сидел напротив генерала, следя за рунами, обозначавшими позиции сил Гвардии, и пролистывая отчеты о перемещениях подразделений.

«Малеволенсия» остановилась на небольшом возвышении посреди разрушенной фабрики в сердце пустошей. Раньше здесь находилась стоянка для транспортов, перевозивших химикаты. Несколько старых машин чудом уцелело, и сейчас они стояли вокруг изрытой бороздами бетонной прямоугольной конструкции. Рядом с гигантским боевым танком они казались совсем крошечными. Двигатели «Малеволенсии» по-прежнему работали, а из задних выхлопных труб поднимались густые черные столбы дыма. Там, где танк проломил фабричный забор и въехал во внутренний двор, земля превратилась в крошево.

– Пришли последние отчеты от боевых групп, – наконец заговорил Гериат, внимательно глядя на мониторы перед собой.

– И?..

– Все подразделения докладывают о готовности. Отмечены некоторые потери от контратак во время отступления из Аксиса, но они не выходят за рамки допустимого. Цели вокруг нас больше не в состоянии оказывать серьезное сопротивление.

Нефата довольно хмыкнул.

«Вот как надо вести войну – аккуратно, методично, последовательно».

– Скоро мы двинемся дальше, – сказал он.

– Так точно, – подтвердил Гериат. – Заправщики и машины снабжения уже в пути.

Нефата был уверен, что все делает верно. В его единоличном распоряжении находилась мощь целой армии – батареи мобильной артиллерии, тяжелая бронетехника, пехотные подразделения быстрого реагирования. Конечно, после первых разгромных боев возникли проблемы с воздушной поддержкой, но и у врага в этом плане тоже было туго. Так что даже при вопиющем разбазаривании Раутом драгоценных ресурсов «Террито» оставалась надежда, что эту кампанию еще можно спасти.

– Удалось ли наладить связь с принцепсом Лопи? – спросил Нефата.

– Да. – В голосе Гериата зазвучали нотки недовольства. – Желаете вызвать его?

– Разумеется, – встрепенулся Нефата. – Почему ты не сказал мне сразу? И, если позволишь, я хотел бы поговорить с ним наедине.

Гериат не стал скрывать своего удивления.

– Как пожелаете, – коротко бросил он, отстегнул ремни безопасности, встал и вышел из тесного командного отсека. Люк за его спиной с грохотом закрылся, отрезая Нефату от остального мира.

Генерал развернулся в кресле лицом к гололитическому столбу и ввел на отделанной медью панели код доступа. Ему было не по душе так обращаться с Гериатом. Такое поведение отдавало наглостью и даже неверием, но этот человек был комиссаром, а Нефата собирался говорить с Лопи о вещах весьма деликатных.

«Я все объясню ему, – подумал генерал. – Когда это безумие наконец прекратится и все вернется на круги своя, я все ему объясню».

Голо-колонна, скрипя старыми шестернями, поднялась из пола. Нефата пригладил свою помятую униформу и выпрямил спину. Такие мелочи всегда имеют значение, даже если до этого ты несколько дней просидел в тесноте «Гибельного клинка».

Прямо над столбом в воздухе возникло сплетенное из света лица, опутанное кабелями, торчащими из вживленных в плоть металлических разъемов. Из-за помех изображения рябило и дергалось.

Нефата поклонился.

– Принцепс Лопи, – обратился он к собеседнику. – Прошу прощения, что поговорить лицом к лицу нам удается только сейчас. Нам следовало сделать это раньше.

Принцепс ответил не сразу. Возможно, все дело было лишь в искаженной из-за большого расстояния гололитической связи, но казалось, что он совсем недавно плакал.

– Я чувствовал их, – заговорил Лопи.

Слова нехотя сорвались с его губ, словно он так привык к языку бинарного кода, что говорить на готике стало для него тяжким трудом.

Нефата заколебался, сомневаясь, что правильно расслышал принцепса.

– Как я сказал, мне очень жаль…

– Я чувствовал их, – надломленным, запинающимся голосом повторил Лопи. Взгляд его глаз метался из стороны в сторону. Казалось, что он вообще не замечает присутствия Нефаты. – Я чувствовал, как они гибнут… Один за другим.

Генерал вдруг начал сомневаться в целесообразности этого разговора.

– Сочувствую вашему горю, принцепс, – сказал он, аккуратно подбирая слова. – Возможно, было бы лучше…

Внезапно взгляд Лопи обрел ясность. Он посмотрел на Нефату, и нечто, отдаленно похожее на смущение, исказило черты аугментированного лица принцепса.

– Нет, не стоит. Я приношу свои извинения. – Его правая щека дернулась. – Мне не следовало ожидать, что вы поймете. Видите ли, мы чувствуем друг друга. Каждый из вас сам по себе – мы же едины. Их голоса… Они умолкли. Впрочем, это не должно влиять на мои суждения. Прошу простить меня.

Нефата внимательно всматривался в мерцающее изображение. Принцепс был плох. Судя по его досье, Лопи был опытным командиром, ветераном дюжины крупных сражений, и он-то уж точно должен был бы свыкнуться с неизбежностью потерь на войне.

Все же странное место этот Шарден. Его едкий, мерзкий воздух словно искажал все, чего только касался. Впрочем, и сами механикумы тоже народ непростой – возможно, именно гибель их военных машин сильнее всего терзала души адептов Омниссии.

– Примите мои глубочайшие соболезнования, – ответил Нефата в полной уверенности, что его слова все равно ничего не изменят. – Я вас прекрасно понимаю, ведь я тоже терял людей. Обе наши армии пострадали сильнее, чем того требовалось. Вот почему я надеялся, что вы захотите поговорить и, быть может, прийти к соглашению.

Гололитическое изображение Лопи смотрело прямо на генерала.

– Что вы имеете в виду?

Нефата прочистил горло. Получилось несколько неловко.

– Вот что, – начал он разговор, к которому уже давно готовился. – Клан-командиру плевать на людей под его началом. С самого начала операции я твердил ему, что он слишком торопится, рискуя истощить наши силы до того, как цель будет достигнута. Тогда он остался глух к моим доводам, но теперь, хочется верить, не я один разделяю их.

Даже по рябящей и мерцающей картинке гололита Нефата понял, что Лопи заинтересован. Осторожен, но заинтересован.

– Объясните, что именно вы имеете в виду, лорд-генерал, – сказал принцепс. – У меня нет времени на загадки.

Нефата почувствовал, как учащается его пульс. Пути назад больше нет.

– Мы старались поддерживать связь с Раутом, – сказал полководец. – Он разбазаривает силы под его командованием в попытке наспех взять транзитные туннели. Как вы уже знаете, он погубил «Гончих». Мои полки Гвардии значительно поредели. Его собственные космодесантники терпят тяжелые потери. И никакого разумного объяснения этому мы так и не получили. Гордыня это или что-то иное, но Раут не приемлет никакой критики его тактики.

Лопи ничего не ответил, лишь слушал.

– Мы нужны ему, принцепс, – продолжал Нефата. – Ему нужны мои танки и ваши боевые машины. Мне уже пришел приказ мобилизовать все свои силы для немедленного наступления на Капитолий. Если ваши сенсории еще не получали подобных запросов, значит, скоро получат.

– Я не получал никаких сообщений, – сказал Лопи.

– Что ж, когда получите, они будут именно об этом. Но вот в чем дело… Мы с вами не подчиненные, которые слепо пойдут в любую мясорубку, какую им покажут. Мы – командующие выдающимися войсками. Мы заслуживаем того, чтобы с нашим мнением считались. Мы заслуживаем уважения.

Зернистое лицо Лопи выглядело настороженным.

– Вы находитесь под его прямым командованием, генерал, – сказал принцепс. – А я связан узами верности. Неужели вы предлагаете именно то, о чем я подумал?

Нефата улыбнулся.

– Мятеж? – предположил он. – Нет, ничего подобного.

Неожиданно для себя он понял, насколько сильно он сжал поручни кресла, и понемногу расслабил руки.

– Я предлагаю держаться наших позиций, вот и все, – сказал он. – Будем ждать здесь, в пустошах, не продвигаясь дальше. Оставим все наши пушки в резерве. Если они ему так нужны, он сам придет к нам. Он будет в ярости, безусловно, но что ему останется делать? Только говорить. Выслушать нас. Пойти на компромисс.

Из-за постоянной дрожи гололита невозможно было прочесть выражение лица Лопи.

– Похоже, вы все уже продумали, – сказал он.

– Так точно, – ответил Нефата. – Я хочу нейтрализовать ульи Аксиса. Я хочу провести рейды по остальным периферийным ульям и лишить их дальнобойной артиллерии. Мне нужно время для перегруппировки наземных сил и подвоза припасов. Наконец, я хочу согласовать стратегию нападения на Капитолий. Ни один мой солдат больше не сдвинется с места, пока я не буду уверен в целесообразности дальнейших действий.

Лопи начал было что-то говорить в ответ, но Нефата его перебил.

– И еще кое-что, пожалуйста, – сказал он. – Знайте, я не трус и не изменник. Всю свою жизнь я сражался во имя Императора и знаю цену войны. Знай я, что это необходимо для победы, я бы, не раздумывая, пожертвовал жизнями всех своих солдат и своей собственной. Но я же не мясник и не стану бессмысленно губить лучшее оружие Империума – его смертные души. Если вы присоединитесь ко мне, Раут прислушается. У него не останется выбора. Ему придется прислушаться к здравому смыслу.

Нефата вспомнил свою встречу с магосом Ис и то, что она ему тогда сказала.

– Это единственный путь, – продолжил он. – Если мы не можем договориться, нужно лишить его того, что ему нужно. Они ведь машины, эти Железные Руки. Они монстры, и разумы их закрыты. Они уважают лишь силу, и вместе мы будем достаточно сильны.

Нефата замолчал. Он сидел без движения, ожидая реакции Лопи.

Но принцепс не отвечал. Его лицо, дрожащее и мерцающее в слабом свете гололита, не выражало ни единой эмоции.

Нефата не стал давить на собеседника. Он ждал. Лишь заподозрив какие-то проблемы со звуковым каналом связи, генерал заговорил снова.

– Принцепс? – сказал он. – Вы хорошо меня слышите?

И тут Лопи посмотрел прямо на генерала, и Нефата, в этот раз безошибочно, разглядел дорожки от слез на щеках принцепса. Влага поблескивала на оголенном металле его аугментики.

– Я услышал ваши слова, лорд-генерал, и обдумал их, – сказал он.

Еще одна невыносимая пауза, прежде чем механикум продолжил.

– Мы встанем на вашу сторону, – огласил он свое решение.

Волна облегчения накатила на Нефату.

– Я рад слышать это, принцепс, – сказал генерал, улыбаясь против собственной воли. – Это верное решение. Ветер теперь переменится.

Через силу он убрал улыбку со своего лица. Теперь все возможно. Теперь битву можно вести, исходя из разумных соображений.

– Пора вспомнить о собственном достоинстве, – произнес лорд-генерал.

Морвокс шагал по зловонным туннелям, превратившимся в поле жестокой битвы. Дым неспешно клубился у пола, заполняя ниши и выбоины от попаданий. Слабый аромат мускуса еще витал среди руин, смешиваясь с более резкими запахами гари и гниения.

Клав Арке рассредоточился по туннелю. Воины двигались в тенях, уничтожая последних врагов и собирая уцелевших смертных для следующего наступления. Кроме Фиреза, еще двое боевых братьев Аркса погибли прежде, чем створки ворот удалось закрыть, и битва наконец поутихла. Их прогеноиды были извлечены, а доспехи – сняты и убраны, и после этого никто из выживших воинов клава больше их не поминал. Они исполняли свой долг так же, как и всегда, – молча и эффективно.

Морвокса это не волновало. Он не чувствовал печали от гибели его воинов – все они были оружием, инструментом возмездия Императора, и смерть рано или поздно придет за каждым из них.

Горевали лишь смертные. Морвокс смотрел, как они с трудом ковыляют вдоль туннелей вокруг него – собранные в неровные колонны, с пустыми глазами и понурыми лицами. Кто-то пребывал в состоянии глубокого шока, кто-то сохранял ясность рассудка, но шарахался каждой тени в страхе, что там еще прячутся кошмарные твари. Многим пришлось пригрозить казнью, чтобы они снова вернулись в строй. Время от времени из глубины туннелей доносился грохот одиночных болтерных залпов, свидетельствуя о том, что угрозы эти не были пустым звуком.

На мгновение Морвокс замер, глядя, как шеренга потрепанных гвардейцев Ферика во мраке движется к воротам. Вид этих людей странным образом приковал к себе его внимание – точно так же, как прежде в улье Меламара. Их движения были неуклюжими, их шаг – неторопливым. Они едва могли сражаться и лишь в больших количествах были способны хоть как-то повлиять на ход битвы.

Но все же что-то в них очаровывало сержанта. И от осознания этого ему становилось неуютно.

Однажды на Медузе, еще до того, как он сделал свои первые шаги из смертного детства к сверхчеловечности – настолько давно, что события тех дней уже практически стерлись из памяти, – Наим Морвокс сломал левую руку. Это произошло, когда он трудился в адском пекле машинного отделения громадного транспорта. Боль пришла внезапно, из глаз его хлынули слезы, и он едва держался, чтобы не закричать.

Потом он увидел свою травму. Он видел белую кость, торчащую среди разорванных мышц. Он смотрел, как его кровь ручьем текла по руке – теплая, густая, почти черная. Слабость одолела его, и он сполз на пол и оперся спиной о кожух двигателя.

Потом сородичи пришли за ним. Они ввели ему болеутоляющие средства, выправили руку и зашили рану. Уже неделю спустя он снова вернулся на пост, гордясь своим шрамом и болью, которая еще не прошла.

Время от времени, даже много лет спустя, он вспоминал те ощущения, что накатили на него до того, как ему помогли. Он помнил то странное чувство при виде разорванной кожи, алых мышц, сочащейся жидкости. Он не мог смотреть на них – ему сразу же становилось дурно. Но и отвести взгляд он тоже был не в силах.

И здесь, на Шардене, это чувство вернулось к нему с видом смертных солдат, идущих на фронт. Они восхищали и отвращали его точно так же, как и его собственная сломанная рука в далеком прошлом.

«Я схожу с ума, – подумал он. – Мы живем, чтобы их защищать. Они есть Империум. Я схожу с ума…»

– Брат-сержант.

Морвокс крутанулся на месте, оторванный от своих мыслей.

Перед ним стоял Железный Отец Кхатир. Морвокс поклонился, внутренне устыдившись того, что не заметил приближения Кхатира. Все-таки движущийся силовой доспех – не самая тихая вещь в Галактике.

– Железный Отец, – почтительно поприветствовал его Морвокс. – Я думал, вы с клан-командиром.

– Я был, – ответил Кхатир. – Теперь я здесь.

Не успел он договорить эти слова, как Морвокс уже знал, что за ними последует.

– Прежде я был… – заговорил Морвокс, не желая оттягивать свое наказание.

– Дважды ты просил приказа, – перебил его Кхатир. Он говорил своим обычным тоном, но каким-то образом в его словах чувствовались нотки угрозы. Таков удел Железных Отцов – они могли пристыдить, вдохновить, запугать или привести в ярость одними лишь словами.

Морвокс обратил внимание на то, как перчатки Кхатира сверкают во тьме, как всегда готовые к бою. На мгновение он представил, как они вспыхивают пламенем, чтобы нанести ему удар.

– Мне стыдно за это, – сказал он, тщательно подбирая искренние слова.

– Я вижу, – ответил Кхатир. – Я следил за тобой, брат-сержант. Следил с нашего самого первого боя у того бункера. И сейчас я видел, как ты остановился, забыв о своем долге. Ты стоял посреди этого туннеля, и я задумался, что за мысли одолевают тебя.

Морвокс почувствовал укол обиды, но сглотнул свое негодование. Всегда неприятно, когда тебя отчитывают, особенно если это делает Железный Отец.

– Я буду сражаться усерднее, – сказал сержант. – Я расслабился.

– Да, это так. Но я знаю, что мучает тебя.

– Вы… Я… – Морвокс от удивления не мог подобрать слов. – Что мучает меня?

Кхатир не сделал ни шага ему навстречу. Ни единого жеста поддержки или осуждения. Он лишь стоял среди развалин в громадном туннеле и говорил, как всегда, плавно и спокойно.

– Зверь опаснее всего перед смертью. Зверь внутри тебя умирает, Морвокс. И он бьется, не желая сдаваться. Это сложный момент для тебя. Ты стоишь на перепутье между двух миров.

С каждым словом Железного Отца Морвокс чувствовал, как что-то шевелится внутри него, будто какой-то змей вьется вокруг его сердец, сжимая их, словно петлей.

– Ты меняешься, – продолжал Кхатир. – Ты теряешь последние очертания своего прошлого. И ты можешь оступиться. Я видел, как это происходило с другими, и я не хочу видеть это снова. У Железных Рук нет права на ошибку.

Кхатир поднял свою перчатку и тяжело опустил ее на наплечник Морвокса. Странный, непривычный жест для медузийца, и Морвокс с трудом подавил в себе желание стряхнуть руку Железного Отца. Он не знал, как понимать этот поступок – как выражение ободрения или угрозы.

– Ты еще помнишь жалость, сострадание, – говорил Кхатир. – Ты смотришь на скот, вместе с которым нам выпало воевать, и ты скорбишь об их гибели. Ты хочешь поддержать их, рассказать, что мы делаем, помочь им понять нас. Но они никогда не поймут. Даже наши братья из других орденов, те, кто служит столь же ревностно, как мы, не в силах понять нас.

Слушая Железного Отца, Морвокс чувствовал, как внутри у него все сжимается сильнее и сильнее.

– У них нет будущего, – снова заговорил Кхатир. – Во Вселенной для них нет места. Выживут лишь сильнейшие, а нет ничего сильнее машины.

Морвокс слышал эти слова много раз, но раньше они почему-то задевали его намного сильнее. Он не хотел слушать их – ему сразу же становилось дурно. Но и закрыть уши он тоже был не в силах.

– Придет время, – продолжал Кхатир. – Скоро настанет твой час, и ты забудешь о жалости. Ты увидишь слабость, что кроется внутри нас. И тогда ты поймешь, что необходимо измениться, стать лучше, искоренить в себе эту слабость.

Кхатир надавил рукой на плечо Морвокса.

– А до тех пор помни, кто ты есть. Не соверши ошибки. Никогда больше не спрашивай приказа.

Морвокс смотрел прямо на маску Железного Отца. Он не мог для себя решить, ее облик кажется ему пугающим или благородным. Латная перчатка на его плече была тяжела, словно оковы смерти.

– Никогда, мой лорд, – только и сказал он. – Больше никогда.

Люди шли колоннами. В их движениях больше не было решительности и уверенности, как после пламенной проповеди Железного Отца о долге и смерти. Теперь же они напоминали тени – сгорбившиеся, мрачные, изможденные и перепуганные.

Мариво наблюдал, как они проходят мимо и исчезают в темноте туннеля впереди. Топот сапог эхом разносился под сводами. Громкоговорители рявкали приказами, одним за другим, требуя от людей веры и жертвенности. Мариво не слушал их – для него они давно уже превратились в фоновый шум.

Он стоял, прислонившись спиной к стенке рельсового канала гравипоезда – ниши почти в метр глубиной. Его сапоги скользили по густой слизи. Солдат старался не присматриваться к ее разводам на полу, источавшим знакомую вонь.

Хади сидела на корточках рядом с ним и тяжело дышала. Она едва смогла доползти до укрытия в тени нишевой стенки. Силы постепенно возвращались к ней, но от былой смелости не осталось и следа. Во время долгого и утомительно пути подальше от линии фронта она то заливалась слезами, то вспыхивала в гневе. Мариво уже видел такое прежде, но во время затянувшихся военных кампаний, тогда как битва за Шарден длилась всего несколько дней. И тем не менее солдаты сходили с ума от напряжения и истощения.

Укрытие из рельсового канала было так себе – оно лишь отбрасывало тень подлиннее среди мельтешащего калейдоскопа огней от прожекторов и фар движущихся машин. Но Мариво нашел здесь то, что ему было нужно, – немного свободного места, где можно перевести дыхание, попробовать собраться с мыслями, обдумать и как-то упорядочить все то, что с ними произошло.

На глазах Мариво целые роты верных Императору солдат разлетались кровавыми ошметками. Пока демоны стремительно атаковали сверху, у людей не было шанса им противостоять. Мариво оказался счастливчиком. Каким-то чудом ему удалось не попасть в самую мясорубку. Он тащил Хади за собой и стрелял только тогда, когда было нужно. Его старые раны стали напоминать о себе, а плечо пронзила адская боль, отчего рука безвольно повисла, а на глазах проступили слезы.

Потом вернулись Железные Руки, уничтожая все на своем пути, – зрелище не менее жуткое. Они убивали, убивали и снова убивали. Раньше Мариво готов был поклясться, что никто не выстоит в бою с демонами, но они смогли. Они выстояли, не отступив ни на шаг. Даже когда нечестивые твари рвали их священные доспехи на части и вонзали свои когти в оголенную плоть, они все равно сражались.

Мариво все это видел, спрятавшись среди трупов, одной рукой держа Хади, а другой зажимая ей рот на случай, если девушку снова охватит приступ паники.

«Если вы можете бороться с этими чудовищами, – думал он, – то почему не помогли нам раньше, когда еще можно было спасти больше людей?»

Теперь, когда страх отступал, этот вопрос вновь вспыхнул у него в голове. И чем больше он об этом думал, тем ярче разгорался его гнев.

Поэтому он не рвался вернуться в строй и вместе с другими еле волочащими ноги беднягами двинуться дальше в туннели, навстречу новой битве. Совесть напоминала ему о долге, о его клятвах на службе в Гвардии и о том, что отказ подчиниться приказу равносилен предательству, но Мариво не слушал ее. Он продолжал сидеть на корточках в тени и обнимал Хади, неосознанно желая ее защитить. Его лазган был взведен, и он готов был стрелять в любого – любого, – кто подойдет к ним слишком близко.

– Что мы будем делать?

Хади говорила тихо, почти шепотом. Мариво опустил голову и посмотрел на девушку. Ее залитое слезами лицо выглядело хрупким, а броня не по размеру плохо сидела на теле.

– Я не знаю, – признался он.

Глупо было отрицать это. У него не было никакого плана, ни единой мысли о том, как им возвращаться назад по опасным туннелям. Остались лишь гнев, страх и усталость.

Хади неловко отстранилась от него и слегка высунула голову над краем канала. По крайней мере, она снова могла двигаться.

– Они еще идут, – прошептала девушка. – Вижу Железных Рук. Они собирают всех, кто еще держится на ногах.

– Я знаю, – ответил Мариво, даже не шевельнувшись.

Хади повернулась к нему. Она была напугана.

– Ты же не хочешь обратно к ним?

Девушка спросила без тени сарказма, но Мариво все равно вздрогнул, словно от давно забытой издевки.

Частью души он хотел. Его тянуло вылезти из ниши и вернуться к своим обязанностям солдата, как тогда, в шпиле Меламара. Батарея лазгана практически разрядилась, но ему, скорее всего, найдут новую – а может, даже шлем на замену разбитого. Столько людей уже погибли, а мертвецам экипировка ни к чему.

– Я не знаю, – ответил Мариво.

Хади села на пол рядом с ним. Ее руки дрожали.

– Я не могу вернуться, – сказала она, качая головой. – Святой Трон, я просто не могу. Мы сделали все, что было в наших силах. Мы сделали даже больше.

Мариво медленно кивнул.

– Да, – согласился он.

Хади прильнула к нему.

– Мы можем выбраться отсюда? – спросила она неожиданно торопливо. – Здесь повсюду хаос и разруха. У нас получится.

Мариво и сам думал о том же. Но он не представлял, насколько далеко в туннели они уже успели продвинуться. В темноте среди развалин трудно было сказать наверняка.

– Возможно, – сказал он, не желая слишком ее обнадеживать. – Но если наш побег увидят, нас убьют.

Хади слабо улыбнулась.

– Я знаю, – ответила она. – Но кто-то же мог выбраться. Выход недалеко, я уверена. Мы можем вернуться в Меламар, залечь на дно. Там же есть выжившие, которые просто ждут, когда же все это закончится.

Мариво промолчал. Внутри него кипела борьба.

– И что дальше? – спросил он, обращаясь скорее к самому себе, нежели к девушке. – Даже если мы выберемся, сколько времени им потребуется, чтобы поймать нас?

Он опустил глаза и посмотрел на свои руки. Никогда еще он не чувствовал себя таким уставшим и слабым.

– Они никогда не остановятся, – пробормотал он.

Вдруг Хади взяла его за руки. Мариво никак не ожидал такого жеста и едва инстинктивно не отпрянул, но удержался.

– Мариво, – сказала Хади. Она смотрела прямо на него, и в ее взгляде впервые читалось уважение. – Мы славно потрудились, чтобы пережить все это. Идем со мной. Забудь о своем долге – посмотри, куда он нас привел. Мы сможем выбраться, вместе. Шарден велик.

Мариво в оцепенении смотрел на девушку. Никогда прежде он не слышал, чтобы она так говорила. Впервые в ее голосе он услышал силу.

– У нас мало времени, – сказала она. – Я все решила. Я ухожу.

Хади поднялась на ноги и покачнулась, но удержала равновесие.

– А ты что будешь делать? – спросила она, с тревогой глядя на Мариво. – Надо выбирать сейчас же. Давай уйдем вместе. У нас получится.

Мариво не мог отвести от нее глаз. Его мозг снова и снова прокручивал все возможные варианты, как и последние полчаса. И все никак не мог выбрать.

Хади оглянулась через плечо. Ей не терпелось убраться отсюда. Из глубины туннелей еще доносились отголоски болтерных залпов.

– Ну же, – бросила она, готовая сорваться с места. – Была не была.

Еще мгновение Мариво оставался недвижим, но затем наконец поднялся. Он не чувствовал никакой уверенности в собственном выборе, но, по крайней мере, он все для себя решил.

– Хорошо, – сказал он, поудобнее перехватывая лазган. – Кажется, у меня есть план.