Текст книги "Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Орк поймал кулак дредноута, когда тот опустился. Ксенос был достаточно силен, чтобы остановить кулак, пока Молкис вжимал его вниз. Глаза орка сузились в красные щелки, когда Молкис надавил сильнее, взяв верх над орком благодаря осколку размолотого оружия.

Главарь зеленокожих рассмеялся. Молкис щелкнул линзами, направив их в сторону пролома, где тот по-прежнему стоял, окруженный бурлящей массой орков, вырывающейся через пролом. Среди них было несколько менее бронированных орков, что несли не пушки или клинки, а связки грубых брусков взрывчатки с зажженными, шипящими фитилями. Тела этих орков покрывали влажные шрамы, как будто они происходили из подневольной и измученной касты, предназначенной для самоубийственных задач.

– Вероломство! – закричал по вокс-сети голос. – Они разнесут здесь всё!

Всё больше несущих взрывчатку орков складывали её на полу собора. Молкис приостановил раздавливание бронированного орка на достаточный срок, чтобы прицелиться в одного из них, чье лицо было наполовину освежевано до костей и который нес на спине ящик зажженной взрывчатки. Молкис выстрелил парными копьями багрового света, и орк исчез во вспышке огня и обломков. Ударная волна от взрыва обрушилась на Молкиса и по его корпусу загремели осколки камня.

– Сбейте их! – приказал Сехарра. – Не дайте им…

Его голос потонул в трех последовавших друг за другом взрывах, прокатившихся по собору. Колонны рухнули. Из разбитого потолка полились чёрные потоки камней. Молкис повалился набок, когда пол под ним сместился.

Во всей этой суматохе он увидел кричащего скаута Десаана, но шум был настолько обширным, что Молкис не смог разобрать его слова. Десаан отдалялся – нет, это был падающий Молкис, которого бросало из стороны в сторону. Пол погружался в расположенные ниже склепы. Мимо дредноута падали Обсидиановые Глефы и орки. Бронированный орк погиб, раздавленный Молкисом, либо разбившись в катакомбах.

Тьма сомкнулась вокруг него. Падающие камни молотили по корпусу Молкиса. Теперь он услышал – рев разрушающегося собора, смешанный с хохотом орочьего военачальника, смехом над учиненным им разрушением.

Очередной взрыв сотряс собор. Упала колонна, увлекая за собой разбитую опору. Одна из рук статуи Жиллимана упала в склепы мимо Молкиса.

– …аем! Отступаем! – приказал Сехарра. Вокс-сеть была заполнена статикой, и Молкис едва мог разобрать слова. Стрельба наверху мелькала туда-сюда, пока Молкис пытался сместить свой вес и снова подняться.

Потолок наверху накренился и раскололся. Посыпались камни. Люди и орки кричали, когда их давило. Поток обрушился на Молкиса так жестко, что иная, более глубокая тьма опустилась на его глаза.

Шип Полутени пронизывали помещения, одни были огромными залами собраний и тренировочными аренами, другие – крошечными кельями или святынями героев, чьи именные надписи были всем, что осталось от них в памяти ордена. При создании интерьера крепости природные вулканические туннели расширили, каждый из них сконструировали с умом, для защиты от захватчиков – с тупиками, петлями, ложными шлюзами, ведущими к смертельным зонам. Но ни одна крепость не является полностью неприступной. Шип Полутени сдавался, комната за комнатой, дверь за дверью.

– Даруй нам опустошение, владыка Жиллиман, – произнес магистр ордена Мидниас, опустившись на колени перед памятником Ваевиктис[16]16
  Vae victis (лат.) – «горе побеждённым»


[Закрыть]. Помещение с памятником расширяли множество раз, чтобы вместить стазисные камеры, в которых были выставлены оружие и доспехи, снятые с поверженных врагов. Одна содержала тонкую кристаллическую винтовку эльдарской конструкции, другая – хохлатый череп огромного боевого зверя, выпущенного тау. Некоторые хранили осколки брони, снятой с совращенных варпом врагов, бережно удерживаемые в психических оберегах.

– Дай нам мудрости, чтобы обрушить его на наших врагов. Даруй нам ненависть, владыка Жиллиман. Дай нам самоконтроль, чтоб овладеть ей в качестве оружия. И, наконец, даруй нам избавление, владыка Жиллиман.

Скаут Десаан подождал, пока молитва не завершилась. Только когда он, наконец, вошел в комнату, он увидел других Обсидиановых Глеф, стоящих во мраке, а среди них – капитана скаутов Терундила своей собственной, десятой роты.

– Скаут, – произнес Мидниас. – Ты прибыл сообщить мне, что брат Молкис погиб.

– Именно, – ответил Десаан. – Зеленокожие обрушили собор. Молкиса погребло под завалами. Капитана Сехарру доставили в апотекарион, они говорят…

– Я знаю о Сехарре, – сказал Мидниас. – Я хотел услышать о потере нашего дредноута от того, кто видел это своими собственными глазами. Я в курсе о недавнем своенравии Молкиса. Если бы его изолировали, он, возможно, не вернулся бы к нам без того, кто направлял бы его, как это сделал ты. Теперь я уверен.

– Выбор должен быть сделан, – сказал капитан шестой роты Эльхалил.

– И я единственный, кто может это сделать, – произнес Мидниас.

– Вы знаете моё мнение, магистр ордена, – сказал Эльхалил. – Для меня эта точка была достигнута в тот момент, когда первый зеленокожий ступил на Обстирию. Мы должны…

– Нет никаких должны и не должны, – отрезал Мидниас. – Есть слово Кодекса Астартес и уверенность, данная мне всей жизнью, проведенной в сражениях. – Мидниас посмотрел в тени, и Десаан увидел там ещё одного космодесантника, в лоснящейся красной броне вместо чёрных доспехов Обсидиановых Глеф. – Возможно ли это сделать?

– Возможно, – ответил технодесантник Джаван. – Хотя я всем сердцем молю вас не просить меня об этом.

– А что говорит тебе твоё сердце о защите этой земли от чужаков? – потребовал Эльхалил. – Что может быть важнее этого?

– Выживание души нашего ордена! – ответил Джаван. – Тысяч лет, что будут потеряны! Некоторые нейронные связи почти полностью деградировали. С учетом прошлогодних показателей радиации, нельзя сказать, как долго…

– Я скажу тебе, как долго! – выкрикнул Эльхалил. – Столько, сколько понадобиться зеленокожим, чтобы пробить себе путь через нижние уровни в хранилища! Как ты можешь не слышать их? Пока мы тут говорим, они прорываются через Шип. Этот военачальник Огнебрюх припас в резерве десять тысяч жизней, чтобы излить их все в катакомбы и заполнить Шип плотью зеленокожих до краев. Если, конечно, орки, что захватили ангары истребителей, не попадут сюда раньше. Вот сколько проживет душа этого ордена, прежде чем он угаснет!

– Хватит, братья мои, – произнес Мидниас. Ему не пришлось повышать голос, чтобы успокоить спор. – Обстирия – жестокий мир, и слова Кодекса связали нас с путем, что причинил много вреда тем, кто наиболее ценен для нашего ордена. Но Эльхалил прав. Хоть это и может стоить нам всего, но мы должны сопротивляться. Не потому, что наша гордость требует от нас отбросить захватчиков, а для того, чтобы остановившиеся здесь орки не присоединились к боевым флотам, наводнившим сектор. От нас зависит больше жизней, чем наши собственные, и даже наших великих героев. Есть только один выход.

Десаан посмотрел на лица Обсидиановых Глеф. Джаван был убит горем, хоть и пытался скрыть это. Десаан никогда не видел такого горя в космодесантнике, не говоря уже о технодесантнике, который должен был выглядеть как машины, о которых заботился. Эльхалил же, несмотря на всё свое бахвальство, казалось, согнулся под тяжестью решения Мидниаса.

– Иди в хранилище, брат Джаван, – сказал Мидниас. – Возьми с собой всех, кто тебе нужен. Пробуди их. Пробуди их всех. Быть может, Жиллиман направит нашу руку.

Десаан никогда не видел хранилище изнутри. Кроме воинов ордена с высшими званиями да обслуживающих его технодесантников, очень немногие когда-либо попадали сюда. Капитан скаутов Терундил поманил Десаана за собой, когда Джаван набирал в хранилище команду Обсидиановых Глеф, и Десаан сразу понял, какова будет его цель.

Хранилище было оковано холодной сталью, единственное помещение Шипа, чьи стены не были природными скалами горы. Ручейки конденсата замерзали бусинами льда на криобашнях, стоящих подобно колоннам собора. Они источали ауру такого глубокого холода, что вдыхаемый Десааном воздух казался хрупким, как будто мог разбиться в его горле.

Здесь стояли двенадцать огромных пьедесталов, каждый из которых был увенчан колыбелью архаичной техники и окутан холодным паром. В одиннадцати таких колыбелях стояли дредноуты, чёрную броню каждого покрывали геральдика и боевые награды, охватывающие тысячи лет истории Обсидиановых Глеф. Двенадцатый пьедестал был пуст, ибо приписывался брату Молкису.

Несколько сервиторов вышли из углов комнаты, когда Джаван прошел между пьедесталами. Он отдал им приказы на стремительном машинном канте, и они поспешили заняться дредноутами. Основой каждого сервитора было тело человека, чья память была стерта и перепрограммирована, а конечности заменены тяжелыми манипуляторами и инфощупами.

– Брат Десаан, – произнес Джаван. – Твоей основной задачей было содействовать Древнему Молкису в его опеке, верно?

– Верно, – ответил Десаан. – Я видел, как он упал.

– Наши старшие братья тоже нуждаются в содействии, – сказал Джаван. – Я не знаю, известно ли тебе о проклятии Обстирии.

– Её проклятии?

Джаван активировал контрольный штифт на боку ближайшего пьедестала. Гидравлика зашипела, когда дредноут наверху перенес свой вес на огромные металлические ноги. Кабели отрывались и истекали охлаждающей жидкостью.

– Радиации, – сказал он.

– Конечно, – ответил Десаан. – Обстирию нельзя заселить обычными гражданами. Но наши аугментации защищают нас от излучения.

– Как и физиология орков, – произнес Джаван. – Но, полагаю, кое-что о нашем мире тебе ещё не поведали. Неудивительно. Это нелегко выслушать.

Сервиторы завершали те же процедуры у других пьедесталов. Комната содрогнулась, когда одиннадцать дредноутских силовых установок заурчали в действии. Вспыхнули корпусные прожекторы. Дредноут на пьедестале Джавана покачнулся, сделав шаг вперед и выдрав оставшиеся кабели и провода. Его пикт-линзы зажужжали при фокусировке.

– Реклюзиарх Венгис, – донесся скрипучий, стальной голос из саркофага дредноута. – Я сломлен телом, но вновь стою подле своих братьев.

– Брат Карулак, – произнес Джаван. – Боюсь, вы ошибаетесь. Я не реклюзиарх Венгис. Он мертв последние четыреста лет. Я – технодесантник Джаван. Теперь нами командует магистр ордена Мидниас. Вы помните, брат?

– Что это? – раздался металлический ответ, окрашенный гневом. – Венгис вытащил меня из огня в Кефалонской долине. Я обязан ему жизнью. Кто убил его? Как мне взыскать отмщения?

Джаван активировал другую панель на консоли пьедестала. Карулак осел вниз на своей гидравлике, и Десаан узнал эффект психологических стабилизаторов, выпущенных в кровоток пилота.

– Сосредоточьтесь на том, что вокруг вас, брат, – сказал Джаван. – Время затуманило ваш разум. Не позволяйте ему блуждать. Ваш орден нуждается в вас.

– Что за проклятие? – спросил Десаан.

– Плоть космодесантника непроницаема для радиации Обстирии, – ответил Джаван, продолжая работать с управлением. – Но нельзя сказать того же о всех наших технологиях. Соединение саркофага дредноута с его пилотом использует технологии, которые нельзя воспроизвести. Но под воздействием излучения этой планеты данные связи деградируют, а вместе с ними и способности мозга пилота. Кодекс Астартес требует, чтобы один из дредноутов нашего ордена стоял на страже крепости, но каждый час такого воздействия сокращает жизнь дредноута. Здесь, в спячке, они защищены. Но когда они активны на Обстирии, деградация продолжается, и чем она хуже, тем быстрее скорость распада.

– Они умирают? – спросил Десаан.

– Медленно, – сказал Джаван, – но да, они умирают.

– Сколько им осталось?

Джаван взглянул на ряд отметок на саркофаге Карулака. Они выглядели довольно скромно на фоне геральдики и нарисованных на пластинах брони меток убийств. Десаан вспомнил подобные отметки на брате Молкисе, но никогда не думал поинтересоваться, что они означают. Цифры на высоком готике отсчитывали дату.

– У Карулака четыре года, – ответил Джаван. – Пока мы говорим, они убывают. У некоторых времени больше, у большинства же – меньше.

– А у Молкиса?

– Больше. Дредноуты сменяют друг друга в почетном карауле, когда начинают деградировать и их служба длится год или более. После этого его отправят обратно в это хранилище, ждать своей очереди. Каждый следующий раз будет короче, пока его соединения не разъест, но Кодекс требует этого от нас, а слово Жиллимана должно соблюдаться.

Карулак бросился вперед, протопав вниз с пьедестала. Сервиторов раскидало в стороны, когда развернулась штурмовая пушка дредноута.

– Брат! – закричал Десаан. – Древний брат! Слушайте мой голос и не позволяйте теням прошлого одолеть вас! Теперь вы лежите в саркофаге дредноута, так как были смертельно ранены и возвращены из-за грани. Прошли годы, и теперь новые боевые братья носят цвета Обсидиановых Рыцарей, но наша цель и наши враги остались прежними.

Карулак остановился и повернулся к Десаану.

– Брат-скаут, – раздался голос Карулака. – Может ли это быть правдой?

– Посмотрите вниз, древний, – сказал ему Десаан. – Вы несете не болтер и цепной меч, а кулак и пушку машины войны. Несмотря на это, вы всё ещё один из нас, Обсидиановая Глефа, сын Жиллимана и названный воин Императора. Ничего действительно важного не изменилось.

– Да, – произнес Карулак. – Теперь я вижу. Я помню. Я пал, и погрузился в сон, но теперь я пробудился. Созван ли крестовый поход? Иду ли я на войну?

– Увы, это война, а не крестовый поход. Враг пришел к нам. Шип Полутени в осаде орков!

Сильный грохот прокатился по хранилищу. С дальнего пьедестала свалился сервитор, и, сломанный, распростерся на полу. Посыпались механизмы. С потолка сорвался блок охлаждающей жидкости, когда один из дредноутов, чья матовая броня была инкрустирована позолоченными орлиными крыльями и увешана шипастыми цепями, рухнул со своего спального места в центре хранилища. Его силовой кулак был изменен, чтобы держать весьма негабаритный силовой меч, а его стрелковая рука несла тяжелое плазменное орудие. С одного плеча свисало знамя с геральдикой в виде двух клинков, перекрещенных сверкающей молнией.

– Что это за ересь? – проревел дредноут. – Орк оскверняет Шип Полутени? Обстирия стенает под поступью чужаков? А мы до сих пор стоим здесь, как безмозглая добыча! Я не оставлю орде ксеносов ничего, кроме крови и страданий, и когда я закончу, каждый орк будет в ужасе кричать при упоминании Обсидиановых Глеф!

Дредноут имел те же отметки, что и Карулак с Молкисом. Ему недолго осталось. Часы.

Возможно, меньше.

– Такова судьба ксеносов! – закричал дредноут. – Да обрушится на них гнев Фульминоса!

Когда он упал, то оказался в мире боли, великом океане агонии, поглотившей его.

Он бывал здесь и раньше. И превозмогал. Его тело разбивалось не раз. Воспоминания о той боли пронзили его как копье, проникая в его разум подобно огню, жгущему его конечности.

Но он воскрес. Он не умер. Преодолел боль. Брат Молкис ухватился за этот факт и крепко вцепился в него, используя его как якорь, чтобы перетащить себя. И боль растворилась в конкретных воспоминаниях, фигурах и звуках, что были там, когда он последний раз пал так низко.

Он вспомнил Кракен. Своим числом тираниды затмили небо над полуостровом Предела Дэвилин. Сотни тысяч воинов-организмов высадились из похожих на китов зверей-носителей, находившихся на низкой орбите. Среди них, наряду с крылатыми организмами роя, чьи крылья напоминали таковые у летучей мыши, были огромные пузыри хитина и кости. Там, где они сталкивались со скалами полуострова, массивные организмы войны прорывали себе выход, живые осадные машины ощетинились симбиотическими орудиями. Отделение Молкиса оказалось в тени одного из таких зверей: четвероногого, с массивными ковшеподобными бивнями, способными перевернуть танк, и парой огромных кос, крепившихся к его передним конечностям. Из подрагивающих мешков вокруг его горла вырывался рой кислотных спор, а костяные трубки, расположенные вдоль его ребристой спины, стреляли гроздьями шипов, как минометы.

Молкис приказал атаковать. Он был сержантом, ветераном, и Обсидиановые Глефы вокруг него последовали бы за ним в сам варп, если бы он отправился туда. Зверь взревел, истекая ихором из сотен ран, когда в него впился болтерный огонь. Молкис приблизился к твари, чтобы погрузить острие своего цепного клинка в её глаз, когда та покачнулась под залповым огнем.

Но она была быстрее него. Слишком быстрая для существа такого размера. Её коготь косой прошелся по нему и, как только воин упал на землю, пробил керамит на его брюшине. Сильный холод его кромки разлился по туловищу космодесантника…

Нет. Молкис подавил воспоминание. Не оно привело его сюда. Это было до того, как он пал в последний раз. Кракен подкосил его, но он выжил и продолжил воевать.

Зеленокожие попытались сделать то же, что и Кракен. И, как и тиранидским организмам войны, оркам это не удалось. Они похоронили его в чёрной яме боли и оставили там умирать, но они не знали, кто он такой. Он – Молкис, клинок в руке Императора, сын Жиллимана и хранитель Обстирии. Во время своего посвящения он такое выстрадал от рук своих собственных боевых братьев, что никакая злоба орков не могла с этим сравниться. Он не может умереть. Его нельзя сломить. Он – Молкис.

Тьма отступила. Молкис овладел болью и собрал её в полости внутри груди, между двумя сердцами. Он оттолкнул её так же, как камни под своими ногами. Осколки булыжников покатились перед его лицом. Громадная тяжесть над ним снова сместилась, и он принял её на плечи, стараясь отпихнуть подальше от себя.

Над ним раскрылась трещина света. Он вспомнил, где находился. Обстирия, родной мир его ордена. Шип Полутени. Орки пробились в крепость и Собор Победы пал.

Но не Молкис. И не Обсидиановые Глефы. Пока жив хоть один из них, оркам придется биться за каждый камень и каждую плиту.

Молкис взревел. Он тяжело вздохнул, оттесняя обложившие его камни. Плита на вершине его корпуса соскользнула, и он освободился, чтобы выбраться из ямы. Найдя опору, он потащился через разрушенные уровни катакомб. Мимо него проносились старые кости и саваны. Он поднялся из катакомб, в то немногое, что осталось от собора.

Молкис чуть не плакал. Собор рухнул. Там, где когда-то находился потолок, теперь был грубый камень Шипа Полутени. Сохранились лишь несколько кусков декоративной резьбы и наверший ложных колонн. Статуя Жиллимана пропала, похороненная под упавшими камнями, что заполонили помещение. В конце собора, где стояла статуя, вел наружу массивный пролом, через который свистел холодный ветер.

Место смердело зеленокожими. Протянутая рука орка всё ещё билась между двумя упавшими потолочными плитами. Отвращение Молкиса перебороло печаль. Зеленокожая погань пробилась в Шип Полутени через собор. Прямо сейчас они бесчинствовали по всему Шипу, стремясь убить его братьев и осквернить наследие его ордена.

Но, по крайней мере, жив хоть один из Обсидиановых Глеф. Несмотря на то, что орки уже сделали, они ещё не победили.

Боль всё ещё накатывала на брата Молкиса. Он чувствовал себя неуклюже и плохо ориентировался, как если бы его вес многократно увеличился, а он управлял своим телом издалека. Но это не удержит его от борьбы. В одной руке он держал болтер, хоть и был похоронен и оставлен умирать Обсидиановой Глефой, что никогда не будет вооружен. Если понадобится, он будет сражаться кулаком другой руки, чтобы сбивать и сокрушать любого зеленокожего, что встанет у него на пути.

Он услышал выстрелы наверху. Его сердца екнули, и он забыл о боли, потому что был не один. Другие боевые братья ещё живы. А затем на него сверху снизошел свет, как в сцене на витраже, изображавшей пророчества о конце времен. Молкис услышал пение тысячи хоров, и среди пыли и дыма уловил сильный аромат ладана.

– Пришло Время Конца! – прокричал Молкис. – Зеленокожие были вестниками врага. Обстирия станет полем вечной битвы. И я здесь, дабы сражаться вместе с тобой, мой Император! Брат Молкис здесь!

И, словно в ответ на его слова, из глубин Шипа Полутени заревел голос. Голос, что Молкис никогда не слышал, но казался ему голосом давнишнего друга.

– Да обрушится на них гнев Фульминоса!

Ночью пал нижний генераториум. Орочьи пираты Огнебрюха тысячами штурмовали помещения с плазменными генераторами. Девятая рота Кешумы остановила их наступление массивными залпами огня тяжелых орудий, но заплатила за это самими плазменными генераторами. Охладительные трубы и концентрационные сосуды пробило шальными болтами, и нижние уровни Шипа – подземелья и катакомбы у подножия горы – затопило жидкой плазмой. Были сожжены тысячи орков, но вместе с тем замолкли автоматизированные системы защиты, прикрывавшие верхние склоны.

Воздушные силы Огнебрюха, подобно стаям саранчи, появились из-за гор вокруг Шипа. Ветхие истребители-бомбовозы сбросили на зубчатые вершины грозди бомб, взорвав открытые огневые позиции и сторожки. Ещё тысячи орков высадились из транспортных судов – на каждого нашедшего точку опоры на верхних склонах приходился один сорвавшийся в долины, к основанию Шипа, но всё же армия зеленокожих сумела закрепиться среди разрушенных укреплений. Орки-десантники, уже захватившие авиационные ангары Обсидиановых Глеф, вместе с этими новыми силами присоединились к осаде верхних подходов. Среди гнезд Шипа Полутени Обсидиановые Глефы сплотились вокруг магистра ордена Мидниаса, возглавившего оборону.

И Мидниас привел с собой последнее оружие, что мог предоставить арсенал ордена – древних из хранилища, дредноутов, одиннадцать из них неслись на горные зубцы волной безжалостной стали.

Молкис шел по пути учиненного орками хаоса. Они содрали гобелены из Галерей Интенданта, изображавшие гибель Зверя Венгора от рук Обсидиановых Глеф. Они сорвали скульптурные панели в дуэльном зале, отражавшие сцены из жизни Робаута Жиллимана. Сбросили двуручный меч магистра ордена Эрберана со своего места на алтаре Храма Предков. У орков было инстинктивное чувство того, что является прекрасным и священным – даже для других видов – и столь же сильное желание уничтожить это.

Молкис чувствовал, как ненависть разгорается в его сердцах. Вид павшего брата-Обсидиановой Глефы заставил этот огонь резко вспыхнуть. Боевого брата повалили и разделали мясницкими ножами. Должно быть, понадобилась сила десятка зеленокожих, чтобы вскрыть его керамитовую броню. Ещё одно тело, изрешеченное пулями, лежало у подножия лестницы, ведущей к Рассветному Бастиону. Мёртвые орки тоже были разбросаны вокруг, но их было недостаточно, чтобы отомстить за смерть воина.

Сверху донеслись звуки битвы. Рассветный Бастион вмещал одну из зенитных батарей и вел к зубцам, расположенным на верхних склонах. Если орки закрепятся там, Обсидиановым Глефам придется сражаться с ними и сверху, и снизу. Молкис поспешил вверх по лестнице – он по-прежнему ощущал влияние своих недавних испытаний, ибо чувствовал себя нестабильно, как если бы опасался кувырнуться при каждом шаге. Даже тень, отбрасываемая им от горящего на стене гобелена, казалась огромной и деформированной.

Молкис достиг бастиона. Холодные радиационные ветра Обстирии хлестали по абсолютно чёрной стене Шипа Полутени. Узкая зубчатая конструкция была забрызгана кровью зеленокожих. Ниже нее, неподалеку, находились изрыгающие дым обломки орочьего истребителя, лежащие в окружении обугленных трупов. Сотнями метров ниже столпились тысячи орков, дерущихся за непроницаемые шлюзы, ведущие к нижним уровням, или стекающиеся к проломам, проделанным во время осады.

Молкис различил звук цепного клинка, продирающегося через плоть. Он завернул за угол и обнаружил зрелище, обратившее вспять пылающий в его груди гнев.

– Брат! – выкрикнул лорд Фульминос, обезглавив очередного орочьего пирата взмахом своего чёрного зеркального меча. – Боюсь, мы уже сняли все сливки с орочьей погани! Но, возможно, они ещё могли приберечь для тебя немного веселья!

Молкис не сдержал улыбки:

– Благодарите Жиллимана, что я дал вам фору, – сказал он, – ибо, боюсь, вы можете не поспеть за счетом этой Глефы!

Герои ордена вернулись.

Конечно же, их вел лорд Фульминос, ведь он был величайшим воином, когда-либо носившим блестящие чёрные цвета Обстирии. Фульминос был мастерским дуэлянтом, он выискивал каждого вражеского чемпиона, когда-либо противостоявшего ему на поле боя, и вступал с ним в схватку. Он был великолепен, его броня – инкрустирована украшениями, заслуженными сотнями выдающихся убийств, его зеркальный меч – реликвией веков, предшествовавших Ереси. Фульминос был красив там, где, как правило, космодесантник был обезображен боевыми шрамами, у него был орлиный нос, ярко-голубые глаза и гладкие волосы. Если бы скульптор создал икону для товарищей-космодесантников, за которой они последовали бы в битву, она бы выглядела как лорд Фульминос.

Брат Карулак, герой Аксийского хребта, обрушивал залпы из своего трижды освященного штурмболтера на орков, пытающихся перебраться через зубцы рядом с ним. Капитан Гарликан, пострадавший от пыток эльдарских пиратов и сбежавший с остальной частью ордена, чтобы сжечь их флагман, замахнулся своим палашом на группу атакующих орков, и одним ударом разрезал надвое трех из них.

Орочья гримаса появилась над зубцом рядом с Молкисом. Он схватил его свободной рукой, и такова была его ярость, что череп треснул под его пальцами. Молкис отбросил тело в сторону и выпустил залп выстрелов в другого орка, попытавшегося обойти Гарликана со взрывпакетом в руке. Выстрелом орка пробило насквозь, тело испепелило, а обугленные куски увлекло режущим ветром.

Гарликан отсалютовал Молкису. Хотя эти двое никогда не встречались, а их службы в роли Обсидиановых Глеф разделяли две тысячи лет, они интуитивно были боевыми братьями.

Лорд Воркиас, магистр ордена, искалеченный на борту космического скитальца ”Икона Разврата”, выпадом меча пронзил нагрудник гигантского бронированного орка. Луканас Кающийся, превратившийся в груду рубцовой ткани и струпьев из-за нанесенных самому себе наказаний за каждый мнимый грех, уложил всех вокруг себя шипастой силовой плетью. Молкис оказался спиной к спине с Дрекалом Мучеником – сам Молкис, будучи возвышенным из мук выбора скаутом, был свидетелем смерти Дрекала, в одиночку удерживавшего горный перевал в борьбе против свирепых крутов. Теперь они вновь сражались вместе.

Цепной клинок Дрекала распилил орка на уровне талии. А затем Молкис сокрушительным ударом левой сбил второго орка за парапет. Его болтер разорвал на части ещё одного, пока Дрекал отпинывал лестницу, по которой зеленокожие взбирались на зубчатую стену.

– Ты уже научился драться, Молкис? – произнес с ложной издевкой Дрекал. – Или ты по-прежнему всего лишь мальчик?

Молкис увидел сразившие Дрекала раны, всё ещё бывшие на нем; стрелы и копья по-прежнему торчали из разрывов в его броне.

– А вы вернулись в расцвете сил, – со смехом возразил Молкис, – или по-прежнему всего лишь старик?

Фульминос уже стоял на холме из трупов по ту сторону зубчатой стены. Он давил под ногами искромсанных орков, когда воздел свой меч к небу.

– Блаженны мы, – воскликнул он, – коль стали свидетелями Времени Конца! Возрадуйтесь, ибо пророчества свершились! Пожалейте тех, кто сомневался, презрейте тех, кто бежал! Теперь пришло время вкусить радость битвы!

Легенды Обсидиановых Рыцарей приветствовали эти слова. Дрекал смахнул кровь со своего цепного клинка, забрызгав крепостную стену.

– Возможно, эта битва никогда не закончится, – произнес он с кровавой усмешкой.

Раздавшийся сверху рев двигателей заглушил звуки боя. Огромный летательный аппарат орков, транспортный корабль, удерживаемый в воздухе благодаря ассиметричной мешанине пылающих двигателей, пролетел над горными зубцами и разбился при посадке на верхних склонах. Нос корабля смялся, разлетевшись обломками и пламенем. Из него вылетели цепи с крючьями, дабы остановить скольжение вниз с горы, и из десятков отверстий вдоль его боков выскочили орочьи пираты. Молкис узнал их по битве в соборе – они были личными солдатами пиратского военачальника, брошенные сюда, чтобы поменять исход боя, который зеленокожие проигрывали.

Герои Обсидиановых Рыцарей отбили достаточно зубчатых пиков, чтобы их боевые братья последовали за ними вниз по склонам. Десятки Обсидиановых Глеф в облачениях четвертой, шестой и седьмой рот хлынули навстречу новой атаке орков. Они с благоговением смотрели на вернувшихся героев своего ордена.

Среди расползающихся от упавшего корабля зеленокожих разнесся протяжный боевой клич. С ними был Огнебрюх, военачальник, которого Молкис видел внизу, в соборе. Орки сплотились вокруг него, ибо для них он был для них таким же мощным талисманом, как Фульминос и прочие предки – для Обсидиановых Глеф. Сотни орков уже столпились около неустойчивых верхних склонов и набрасывались на Обсидиановых Глеф, выстроившихся на зубчатых пиках.

– Разбейте их о скалу нашего ордена! – закричал Фульминос.

– Теперь мы воздадим, – кричал Луканас Кающийся, – за каждый миг страданий человечества!

Брат Гиднарон, чью позолоченную броню окружало пылающее гало, развернул Штандарт Обстирии, так, чтобы все могли его увидеть. Он был вышит нитями, взятыми с гобеленов из горевшего во время Осады Терры Императорского Дворца, и изображал Робаута Жиллимана, дарующего власть над Обстирией первым Обсидиановым Глефам. Также Молкис различил в толпе реклюзиарха Морверна Мрачного, капитана штурмовиков Баилора и высокую фигуру Даггурона Грубого, высочайшего и широчайшего из всех Обсидиановых Глеф, чью негабаритную броню спустя много лет после его смерти на Уракаре выставили в арсенале ордена. Там был даже Силиас Хитрый, который, невзирая на свою разрушительную болезнь легких, на протяжении десятилетий продолжал разрабатывать боевые планы беспрецедентной сложности. Силиаса вернули к славе его молодости, красивым и гордым, в блестящих цветах чемпиона ордена – серебряном и чёрном.

Вернулись все одиннадцать великих героев. Разве смеет Молкис считать себя двенадцатым?

Шеренга орков мчалась к Обсидиановым Глефам. Космодесантники вскинули болтеры и открыли огонь. Переднюю линию орков изорвало в клочья, но густота плоти и костей защитила тех, что были за ними. Шеренги противников столкнулись с таким грохотом, что, казалось, около Шипа Полутени разразился гром. Молкис последовал в бой за Фульминосом, каждым своим ударом сминая череп, ломая хребет или сбрасывая с зубчатых пиков очередного вонючего зеленокожего. Но сила орочьего штурма заставила Обсидиановых Глеф отступить, и их ряды прогнулись, угрожая разорваться.