Текст книги "Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Спустя несколько часов после посвящения Гримальд в одиночестве стоял в храме Дорна.

Без единого дуновения ветерка, способного привнести сюда жизнь, величественные знамена неподвижно висели на стенах. Одни за многие годы совсем выцвели, другие сохранили яркость, на некоторых остались даже потеки крови. Гримальд окинул взглядом геральдические символы походов своих братьев.

Ластрати, груды черепов и горящие жаровни, обозначавшие войну на опустошение проклятого мира еретиков…

Отступничество, аквила, прикованная цепью к земному шару, когда впервые за тысячи лет Храмовников призвали на Святую Терру, дабы пролить кровь неверного верховного лорда Вандира…

А дальше – войны, в которых участвовал и сам Гримальд, Винкул, меч, пронзивший демона, когда рыцари сошлись с порочными последователями Вечного Врага в великой битве Огня и Крови, когда Гримальда призвали из братства меча и он начал долгий изнурительный путь в братстве капелланов.

Дюжины знамен висели в неподвижном воздухе, спускаясь с украшенного витиеватой резьбой потолка и повествуя о славных выигранных битвах и жизнях, потерянных на каждом участке Вечного Крестового Похода.

Единственным звуком, кроме дыхания самого Гримальда, было потрескивание силовых полей, окружавших реликвии Храмовников. Гримальд прошел мимо одного из них, расплывчатого поля дымчато-голубого цвета, где покоился молочно-белый болтер, две тысячи лет назад принадлежавший кастеляну Дюрону. Выгравированные на его поверхности надписи сообщали о числе убитых врагов и были выполнены на готике. Они покрывали оружие подобно орнаменту.

Гримальд помедлил у постамента, какое-то время созерцая болтер. Пальцы так и тянулись ввести код на панели, встроенной в колонну щита. Такие секреты были обычны у братства капелланов, охранявшего это священное место. Гримальд регулярно посвящал духам реликвий ритуальные благословения.

Эти ритуалы даровали значительную силу оружию знаменитых воинов, даже если это были простые молитвы искупления и очищения после варп-прыжка.

Только один из постаментов – а в храме Дорна их было больше сотни – хранил то, зачем пришел сюда Гримальд. Он остановился перед невысокой колонной, уставившись на надпись на серебряном диске, прикрепленном под пульсирующим силовым полем.

Мордред

реклюзиарх

Мы судим об успехе нашей жизни по количеству уничтоженного нами зла.

Ниже располагалась клавиатура, каждый готический символ на ней был покрыт золотом. Гримальд ввел код из девятнадцати знаков, и силовое поле исчезло, как только заработал древний механизм, спрятанный внутри каменной колонны.

На плоской поверхности покоилось дезактивированное и безмолвное оружие, освобожденное от голубого покрова, защищавшего его прежде.

Ничуть не церемонясь, Гримальд взял булаву и поднял ее. Ударная часть была из священного золота и благословленного адамантия, выкованная в форме орлиных крыльев, украшенных стилизованным крестом Храмовников. Внушительная рукоять, превосходившая по длине руку рыцаря, была выполнена из темного металла.

Изукрашенное навершие оружия, отражая тусклое сияние, исходившее от световых сфер, вспыхнуло серебром, когда рыцарь повернул булаву в руках.

Какое-то время воин-священник неподвижно стоял на месте.

– Брат, – неожиданно раздался позади знакомый голос.

Гримальд обернулся, инстинктивно занеся оружие для удара. Несмотря на то что раньше он никогда не держал в руках эту реликвию, покрытые шрамами пальцы нашли руну активации на рукояти прежде, чем сердце успело сделать единственный удар. Навершие оружия с орлиными крыльями угрожающе вспыхнуло, электрические разряды зазмеились по золоту и серебру.

Пришедший улыбнулся, обнаружив себя в столь ярком освещении. В светлых глазах более молодого рыцаря с лицом, усеянным шрамами и отметинами десятилетий битв, Гримальд увидел неприкрытое изумление.

– Реклюзиарх. – Воин склонил голову в знак приветствия.

– Артарион.

– Мы близки к нашей цели. Эксперты вернут перевод в реальное пространство в течение часа. Я взял на себя смелость подготовить группу для высадки на планету.

Улыбка Артариона ничуть не украсила его лицо. Когда же Гримальд улыбнулся в ответ, неожиданная мягкость смягчила суровые черты реклюзиарха.

– Этот мир запылает, – промолвил воин-жрец, и в его голосе не было даже тени сомнения.

– Он окажется не первым. – Губы Артариона растянулись, обнажая стальные зубы, вставленные после снайперского выстрела пятнадцать лет назад. Пуля попала в лицо, раздробив челюсть. Паутина шрамов покрыла кожу с левой стороны рта, уродуя худощавое ухмылявшееся лицо, которое увидел реклюзиарх, когда Артарион снял шлем. – Не первым, – повторил он. – И не последним.

– Ты уже видел проекции? Авгуры флота уже получили данные о количестве кораблей, прибывших в систему?

– Мне стало неинтересно, когда их стало настолько много, что я не мог сосчитать их на пальцах, – хмыкнул Артарион над собственной неуклюжей шуткой. – Мы будем сражаться и победим или будем сражаться и умрем. Всегда меняются только цвет неба, под которым мы сражаемся, и цвет крови на наших клинках.

Гримальд опустил наконец крозиус-булаву, словно только сейчас понял, что держит оружие на изготовку. Густая тьма окутала обоих рыцарей, когда потрескивающий свет реликвии потускнел. Пробуждение оружия наполнило воздух озоном – той самой свежестью, что появляется после грозы. Силовые элементы внутри рукояти булавы взвыли, неохотно охлаждаясь. Дух оружия жаждал битвы.

– У тебя сердце воина, но нельзя же быть таким легкомысленным. Эта кампания… Она будет тяжелой. Самая большая ошибка – считать ее просто еще одним конфликтом, который внесут в наши свитки чести.

Теперь мягкость исчезла из голоса Гримальда. Когда он заговорил, зазвенели горький гнев, так хорошо знакомый Артариону, ярость и роковые предчувствия – то был рык запертого в клетке хищного зверя.

– Вся поверхность этого мира будет пылать, а величайшие достижения человечества превратятся в пепел и воспоминания.

– Брат, я никогда раньше не слышал, чтобы ты говорил о возможности поражения.

Гримальд покачал головой:

– Планета будет пылать вне зависимости от того, победим мы или проиграем.

– Ты уверен в этом?

– Я чувствую это в своей крови, – ответил капеллан. – Когда придет последний день Армагеддона, те из нас, кто останется в живых, поймут, что еще ни одна война не обходилась так дорого.

– Делился ли ты своим беспокойством с верховным маршалом? – спросил Артарион, потирая пальцами зудящее место на спине.

Гримальд усмехнулся, на мгновение поразившись наивности брата.

– Ты думаешь ему требуются мои советы?

Немногие корабли в Империуме могли сравниться с «Вечным крестоносцем» в смертоносном великолепии.

Одни суда плыли в небесах, словно морские корабли древней Терры, с величием и тяжеловесной грацией странствуя меж звезд. «Вечный крестоносец» был другим. Словно копье, что метнула в пустоту рука самого Рогала Дорна, флагман Храмовников пронзал космическое пространство уже десять тысяч лет войны. Оставляя за собой плазменный конденсационный след, двигатели с ревом перебрасывали судно из одного мира в другой в Великом Крестовом Походе Императора.

И «Вечный крестоносец» был не один.

За ним следовали линейные корабли «Всенощное бдение» и «Величественный», стремясь не отстать от флагмана и сохранять построение в виде копья. Вслед за тяжелыми крейсерами – соответственно, боевым барком и чуть уступавшим ему в размерах ударным крейсером – следовали фрегаты сопровождения, дополняя строй. Всего их было семь, и каждый двигался на полной скорости, сохраняя боевой порядок.

Корабль ворвался обратно в реальность, волоча за собой бесцветный варп-туман, отражаемый защитным полем Геллера. Свечение плазменных двигателей источает светящийся след, что дымкой окутывает пустотные щиты корабля и обрывается, как только судно возвращается в реальное пространство.

Перед ними появилась сфера пепельного цвета, затемненная грязным облачным покровом и странным образом спокойная.

Если бы наблюдатель решил вглядеться в пустоту вокруг несчастного, проклятого мира Армагеддон, то увидел бы подсектор имперского космоса, где даже на самых благополучных планетах-ульях еще оставались глубокие и медленно заживающие раны.

Это был регион космоса, где страх перед очередным масштабным конфликтом, способным затронуть весь сектор, дамокловым мечом висел над триллионами верноподданных имперских душ, словно угроза шторма, всегда грозившего вот-вот разразиться.

Кто-то всегда говорил, что Империум Человека умирает. Эти еретические голоса вещали о бесконечных войнах человечества против многочисленных врагов и предрекали, что они должны закончиться поражением людей в огнях миллионов полей битв на бесчисленных звездах под властью Бога-Императора.

Нигде эти горькие семена и пророчества не были столь очевидны, как в опустошенном субсекторе Армагеддон, который называли величайшим из миров.

Сам Армагеддон был бастионом имперской мощи, штампуя множество танков на мануфакториумах, которые не прекращали работу ни днем ни ночью. Миллионы мужчин и женщин носили бледно-желтые доспехи Стальных легионов Армагеддона, и их лица скрывались за традиционными масками-респираторами этих почитаемых и прославленных дивизий Имперской Гвардии.

Ульи этого непокорного мира извергали плотные ядовитые облака, покров которых погружал мир в постоянные сумерки. Живой природы на Армагеддоне не осталось. Звери не подкрадывались к добыче за стенами постоянно растущих городов-ульев. Песнь ветра была наполнена грохотом и бряцанием десятков тысяч оружейных мануфакториумов, которые никогда не останавливали производство. Мягкую поступь животных сменил скрежет гусениц танков по рокритовой поверхности мира, ожидавших отправки в небеса для участия в далеких конфликтах.

Это был мир, целиком посвященный войне, ожесточившийся, со шрамами от прошлого, в ранах от рук врагов человечества. Армагеддон отстраивался после каждого опустошительного набега и никогда ничего не забывал.

Первым и самым главным напоминанием о последней войне, ужасной Второй Войне, унесшей миллиарды жизней, была военная база в глубоком космосе, названная в честь одного из Ангелов Смерти Императора.

Они назвали ее «Данте».

Именно там смертные Армагеддона вглядывались в черноту космического пространства, молясь, чтобы не увидеть ответных взглядов.

В течение пятидесяти семи лет их молитвы были слышимы.

Но не дольше. Имперские стратеги уже обладали достоверными данными от более ранних столкновений, согласно которым флот зеленокожих направлялся к Армагеддону и был самой большой военной силой ксеносов в истории. Как только флоты чужих приблизились к системе, имперские силы спешили высадить свои войска на Армагеддон прежде, чем флот захватчиков появится в небе.

«Крестоносец», боевой барк нестандартной конструкции, был величественной крепостью-монастырем угольно-черного цвета, с готическими кафедральными шпилями, которые возвышались, подобно позвонкам на хребте животного. Орудия, способные обратить в пыль целые города, – когти ночного хищника – были направлены в пустоту. Расположенные по всей длине судна и на носу, сотни батарей и лэнс-излучателей, хищно ощетинившись, уставились в безмолвную черноту космоса.

На борту корабля тысяча воинов была занята тренировками, подготовкой и медитацией. Наконец после недель пути по Морю Душ в зоне видимости появился Армагеддон, измученное сердце субсектора.

Моих братьев звали Артарион, Приам, Кадор, Неровар и Бастилан.

Эти рыцари десятки лет сражались со мной бок о бок.

Я смотрел на них, на каждого из них, когда мы уже были готовы к десантированию. Наша оружейная представляет собой отсек, лишенный всяких украшений, свободный от какой-либо сентиментальности, в настоящий момент оживленный только методичными перемещениями сервиторов с мертвым разумом, облачающих нас в броню. В помещении витал запах свежего пергамента от свитков на доспехах, медный привкус масел от очищенного ритуалами оружия и вездесущая едкая и соленая вонь потеющих сервиторов.

Я согнул руку, чувствуя, как при этом мягко загудели движущиеся кабели и псевдомускулы доспеха. Папирусные свитки обернуты вокруг сочленений брони, на них изящным руническим шрифтом перечислены подробности битв, которые я и без того никогда не забуду. Этот материал изготавливается прямо на борту «Крестоносца» слугами, передающими технологию его изготовления из поколения в поколение. Каждая роль на корабле жизненно важна. Каждая обязанность по-своему почетна.

Мой табард белее выбеленной солнцем кости и составляет резкий контраст с угольно-черным доспехом. На груди я с гордостью ношу геральдический крест, там, где Астартес из меньших орденов носят аквилу Императора. Мы не носим Его символа. Мы сами – Его символ.

Пальцы дернулись, когда перчатка доспеха с щелчком встала на место. Это было не намеренно – всего лишь нервный спазм, болевой ответ. Навязчивая, но знакомая прохлада окутала предплечье, когда острие нервного сцепления перчатки вошло в запястье, чтобы соединиться с костями и настоящими мускулами.

Я сжал облаченную в черный керамит руку в кулак, а затем разжал ее. Каждый палец сгибался так, словно нажимал на курок. Оружейный сервитор, довольный выполненной работой, отступил, чтобы принести вторую перчатку.

Мои братья проходят через те же ритуалы проверки и перепроверки. Странное чувство беспокоит меня, но я отказываюсь ему верить. Сейчас я смотрю на них и мне кажется, что мы в последний раз проходим через этот ритуал вместе.

Я буду не единственным, кто погибнет на Армагеддоне.

Артарион, Приам, Кадор, Неровар и Бастилан. Мы – рыцари отряда Гримальда.

В венах Кадора течет благословенная кровь Рогала Дорна, и это большая честь. Его лицо иссечено шрамами, а тело стало наполовину механическим из-за множества тяжелейших ран. Он старше меня, намного старше. Он многие десятилетия служил в братстве меча и был освобожден со всеми почестями, когда его возраст и количество имплантатов взяли свое.

Приам – восходящее светило на фоне сумерек Кадора. Он нескромен и отлично знает о своих достоинствах, как и многие юные воины. Без тени смирения его триумфальный рев звучит на поле битвы, отдавая хвастовством. Он называет себя мастером клинка. Впрочем, в этом он не ошибается.

Артарион – это… Артарион. Моя тень, как и я сам – его тень. Среди наших рыцарей редко случается, чтобы кто-то не заботился о собственной славе, но Артарион – мой знаменосец. Он шутит, что делает это только для того, чтобы показать врагу, где именно я нахожусь, и показать им цель. Страшная рана, изуродовавшая его лицо, была результатом снайперского выстрела, который предназначался мне. Каждый раз, когда мы отправляемся на войну, я снова и снова вспоминаю это.

Неровар – новичок среди нас. Ему принадлежит сомнительная честь быть единственным рыцарем, которого я выбрал лично. Необходимо, чтобы в отряде был апотекарий. Во время испытаний Неровар впечатлил меня своим спокойствием и выдержкой. Как раз сейчас он складывает свой нартециум. Сосредоточенно сузив голубые глаза, он проверяет остроту хирургических лезвий и лазерных резаков. Когда он включает редуктор, раздается тошнотворный звук, похожий на «клак»! Даритель милосердной смерти, извлекатель геносемени – его прокалывающие части с щелчком появляются из гнезд, а затем убираются со зловещей неспешностью.

И наконец, Бастилан. Лучший и незаметнейший из нас. Лидер, но не командир; вдохновляющий своим присутствием, но при этом не стратег – вечный сержант. Он всегда говорит, что именно такой роли он и жаждет. Я молюсь, чтобы это было правдой. Потому что, даже если он нас обманывает, он чересчур хорошо прячет эту ложь в глубине своих темных глаз.

Именно он говорит со мной сейчас. И его слова заставляют меня похолодеть.

– До меня дошли слухи от Герайнта и Логрейна из братства меча, – говорит он, осторожно подбирая слова. – Будто бы верховный маршал собирается поставить тебя во главе Крестового Похода.

На мгновение все застыли на месте.

Небеса над Армагеддоном были мешаниной темно-серого и серовато-желтого. Жители планеты привыкли к покрову из серых облаков, а в сезоны бурь от кислотных дождей людей защищали стены ульев.

Вокруг каждого города-улья обширные пространства были очищены и либо залиты рокритом, либо просто выровнены бульдозерами. Дождь обрушивался на очищенные пространства вокруг улья Гадес, оставляя блестящие капли на пустотных щитах, защищавших город. По всему миру небеса были в смятении, на погоду губительно действовали атмосферные волнения, вызванные бесчисленными кораблями, каждый день пронзавшими облачный покров.

Над ульем Гадес бури были особенно яростны. Сотни транспортно-десантных судов, чья краска уже почти полностью стерлась, обнажив голый металл, застыли на посадочных площадках. Из некоторых тянулись колонны людей в спешно сооруженные палаточные лагеря. Другие ожидали улучшения погоды, чтобы вернуться на орбиту.

Сам по себе Гадес был обычным промышленным шрамом на изуродованном лике Армагеддона. Несмотря на попытки восстановить город после последней войны, закончившейся более полувека назад, над ним все еще тяготели болезненные воспоминания. Разрушенные дома, разбитые купола, треснувшие соборы – вот таким оставался улей.

Эскадрилья «Громовых ястребов» пронзила слой облаков. Тем, кто находился на укреплениях в Гадесе, они казались стайкой ворон, спускавшейся с темнеющего неба.

Мордехай Райкин рассматривал корабли через магнокль. Несколько секунд изображение было размытым, а потом зеленые линии сконцентрировались на птичьих корпусах и выдали текст анализа рядом с изображением.

Райкин опустил магнокль. Тот повис на кожаном шнурке, покоясь на охристой фирменной куртке. Горячий воздух касался лица, рециркулируя и фильтруясь в маске-респираторе, закрывавшей нос и рот.

Пахло как из уборной: последствия высокого содержания серы в атмосфере. Райкин все еще ждал того дня, когда привыкнет к этому кошмару, но за тридцать семь лет жизни у него это пока не получилось.

Работая над противовоздушными орудиями, хлопотала команда его людей под руководством одетого в мантию техножреца. Полдюжины солдат, стоявших в тени этого монстра со множеством рук, казались карликами.

– Сэр! – раздался по воксу голос одного из них.

Райкин сразу узнал, кто это, ибо только один солдат был женщиной.

– В чем дело, Вантина?

– Это ведь корабли Астартес, да?

– У тебя хорошее зрение.

Это действительно были они. Вантина могла бы стать отменным снайпером. Увы, для того, чтобы стать снайпером, нужно было не только хорошо видеть.

– Какие именно? – настаивала она.

– А это имеет значение? Астартес и есть Астартес. Подкрепление есть подкрепление.

– Да, но кто именно они?

– Черные Храмовники. – Райкин вздохнул, касаясь языком болячки на губе и наблюдая, как флотилия «Громовых ястребов» приземлилась вдали. – Их там сотни.

Колонна Имперской Гвардии выкатилась из Гадеса, дабы встретить новоприбывших. Впереди двигалась увешанная флагами «Химера», за ней следовали шесть боевых танков «Леман Русс», сминая гусеницами недавно уложенный рокрит.

Громоздкие транспорты все еще опускались на посадочную площадку, во все стороны разнося потоки раскаленного воздуха и песчаную пыль, но генерал Куров из Стального легиона не каждого удостаивал личным визитом.

Несмотря на преклонный возраст, Куров был представительным мужчиной с внушительной осанкой, затянутый в покрытую сажей форму охристого цвета и бронежилет. Генерала опоясывала черная лента. На форме не было ни одной из его многочисленных медалей, ни намека на золото, серебро, ленты или другие знаки отличия. Этот человек десятилетиями возглавлял Совет Армагеддона и заслужил уважение людей, вброд переходя серные болота и джунгли после последней войны, охотясь на уцелевших ксеносов.

Надев фуражку, чтобы защитить глаза от безжалостно яркого дневного света, тяжелой поступью он спустился по пандусу. Несколько гвардейцев, таких же запачканных, как и их командир, с грохотом спустились вслед за генералом. При ходьбе свисавшие с поясов и ремней черепа неправильной формы громко стукались и гремели. У груди гвардейцы сжимали лазганы, которые отличались от стандартной модели.

Куров двигался со своей потрепанной группой телохранителей, без видимых усилий сохраняя строй. Он вел их к «Громовым ястребам», все еще завывавшим, пока останавливались двигатели.

Восемнадцать кораблей. Куров узнал эту цифру из первого же рапорта поступившего в ауспик, едва Храмовники приземлились. Сейчас они стояли нестройными неподвижными рядами, трапы подняты, люки запечатаны. Их днища, голубые носы и крылья все еще мерцали из-за охлаждающих щитов, включенных при входе в атмосферу.

Трое Астартес стояли перед флотилией, неподвижные, словно статуи, и было совершенно непонятно, из какого именно корабля они вышли.

Только на одном был шлем. Храмовник смотрел через рубиновые глазные линзы шлема.

– Ты Куров? – требовательно вопросил один из Астартес.

– Да, – ответил генерал. – Это мои…

Все трое одновременно выхватили оружие. Куров непроизвольно сделал шаг назад, но не из страха, а от неожиданности и удивления. Оружие рыцарей ожило гудящим хором пробуждавшихся элементов питания. Контролируемые пульсирующие молнии покрывали смертоносные грани трех артефактов.

Первый из воинов был гигантом, закованным в броню из бронзы и золота на черном фоне. Поверхность его боевых лат содержала повествование о его героических деяниях, выполненное на готике. О том же говорили и трофеи, награды, почетные символы чести из красного воска и полосы папируса. Рыцарь сжимал двуручный меч, клинок которого был больше самого Курова. Лицо рыцаря было вылеплено войнами, в которых он участвовал, – квадратная челюсть, паутина шрамов, резкие черты и бесстрастное выражение.

Второй Астартес, облаченный в черные латы, накинул поверх них плащ из темной ткани с алой подкладкой. Его меч никоим образом не сравнился бы в размерах с реликвией первого рыцаря, но клинок из затемненного металла явно был в своей простоте не менее смертоносен. Лицо этого рыцаря не было напрочь лишено выражения, как у первого. Он с трудом сдерживал ухмылку, воткнув кончик меча в землю.

Последний рыцарь был в шлеме. Рокрит под его ногами вздрогнул и раскрошился от булавы, с глухим стуком ударившей о землю. Стилизованный рыцарский крест с крыльями имперского орла, венчавший булаву, протестующе вспыхнул и исторг молнии, когда металл соприкоснулся с землей.

Три воина одновременно преклонили колени и опустили головы. Все это произошло секунды через три после того, как Куров заговорил.

– Мы рыцари Императора, – нараспев промолвил гигант в бронзе и золоте. – Мы воины Вечного Крестового Похода и сыны Рогала Дорна. Я Хельбрехт, верховный маршал Черных Храмовников, со мной Баярд, чемпион Императора, и Гримальд, реклюзиарх.

Когда произносились их имена, рыцари кивали в подтверждение.

Хельбрехт продолжил, его голос протяжно гремел:

– На наших кораблях на орбите находятся маршалы Рикард и Амальрих. Мы прибыли предложить вам наши мечи, нашу службу и жизни более девятисот воинов, дабы защитить ваш мир.

Куров не мог вымолвить ни слова. Девять сотен Астартес… Целые системы захватывались куда меньшим их числом. Он приветствовал дюжину командиров Астартес в минувшие недели, но никто из них не привел с собой столь значительные силы.

– Верховный маршал, – выдавил наконец генерал, – сегодня собирается военный совет. Мы с радостью будем ждать на нем вас.

– Да будет так, – отозвался Хельбрехт.

– Рад это слышать, – ответил Куров. – Добро пожаловать на Армагеддон.