Текст книги ""Фантастика 2024-126". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Алёна Реброва

Соавторы: Михаил Леккор,Вадим Демидов,Александр Анин,Никита Левинтов,Вадим Чинцов,Сергей Каспаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 156 (всего у книги 351 страниц)

– В отличие от тебя, я не могу верить на слово незнакомцу, – Истэка повернулся к инквизитору. – Ты можешь хоть чем-нибудь подтвердить свои слова о том, что это безопасно? Представь мне теорию или процитируй свой учебник, что угодно!

Инквизитор, хотя старался внешне казаться равнодушным, готов был ругаться от злости. Он начал расстегивать сложный ворот своего одеяния, чем поразил братьев.

Оба серафима удивленно смотрели на раздевающегося инквизитора, не улавливая никакой логики в происходящем.

Когда белая мантия была расстегнута, под ней обнаружилась рубашка из плотной ткани, плотно прилегающая к телу и полностью закрывающая его. Под рубашкой оказался еще одна, совсем тонкая, но с высоким, сложно застегнутым воротом. Когда была снята и она, серафимам открылся торс инквизитора, покрытый вязью серебристых иероглифом и рун.

Эти знаки были плохо знакомы Рэмолу, но Демонтин узнал их мгновенно. Хватило одного взгляда для того, чтобы ученого прошиб холодный пот.

В его памяти в миг воскресли бесконечные годы пыток в тайном аббатстве. Этими самыми знаками черные монахи покрывали его тело, чтобы проверить, насколько силен просыпающийся внутри демон: чем громче орал от боли Истэка, тем сильнее должна была быть его сущность.

Демонтин, содрогнувшись от воспоминаний, которые и по сей день снились ему в кошмарах, посмотрел на юношу уже иначе. Для него тут же стали понятны и разговоры о демонах, и странное, неестественно спокойное поведение юноши, и его бесчувственные глаза. Был бы Истэка поэтом, он назвал бы эти глаза безднами боли… но он не был поэтом, потому совсем по-человечески просто пожелал юноше скорой смерти.

– Этого достаточно? – Арланд вопросительно посмотрел на Демонтина.

– Вполне, – кивнул ученый.

– Я получил специализацию лекаря и демонолога не просто так: практики у меня было достаточно, – объяснил юноша. – Поверьте, я знаю, что делаю, и смогу вылечить вашего брата так же, как когда-то лечил себя после ритуалов в инквизиции. Они делали со мной то же самое, – он кивнул на руку серафима.

Истэка не ответил, но по его взгляду инквизитор догадался, что больше его не будут отвлекать вопросами. Он сел на кровать возле больного серафима и, когда тот кивнул, сдунул ему в лицо со своей ладони желтоватый порошок.

После того, как Рэмол вдохнул крошечные частицы, его губы растянулись в блаженной улыбке. Он что-то пробормотал про небо, которого так давно не видел, и в следующую секунду крепко уснул.

Протерев руку серафима марлей, промоченной в специальном растворе, инквизитор обмакнул кисть в чернила и приступил к работе.

Арланд наносил знаки на руку и плечо в тех местах, где сеть ран была наиболее редкой. Он аккуратно выписывал каждую черту рун и иероглифов. Все они сплетались в одну хаотичную вязь из непонятных никому, кроме самого экзорциста, символов.

Под серебряной кистью кожа серафима начинала еще больше краснеть, места линий распухали и бугрились прямо на глазах. Но, несмотря на это, когда первое кольцо вязи на руке было замкнуто, самые маленькие из ран, распространенных по телу смертельной болезнью, стали сами собой закрываться, как при естественной регенерации серафимов.

Истэка не верил своим глазам.

– Несколько дней, и рука будет здорова. После просто смойте чернила, чтобы равновесие сил восстановилось, – сказал инквизитор, закрывая банку с чернилами. На его лбу блестел пот, но кроме этого не было ничего такого, что говорило бы о каком-то напряжении.

– Ты можешь остаться здесь до тех пор, пока Рэмол полностью не выздоровеет? – спросил Демонтин. После увиденного всякие сомнения в способностях молодого недочеловека у ученого исчезли.

– Нет, я не могу остаться, я уеду сегодня же. Мне нельзя задерживаться ни на одну лишнюю минуту, – покачал головой Арланд, вставая с кровати. Он стал поспешно одеваться.

– Не поедешь же ты в ночь. Побудь хотя бы до завтра. Ты хотел узнать что-то, так вот – узнаешь. Оставайся, и я расскажу тебе, что ты хочешь, – с фальшивой гостеприимностью в голосе сказал Истэка.

Он никогда не умел общаться с людьми, этим всегда занимались Раф или Рэмол. Таков был сложный характер ученого: он не выносил вежливости и формальностей, когда они не шли из самого сердца. Быть же вежливым с непонравившимся ему инквизитором Истэка не хотел, но был обязан хоть чем-то отплатить за помощь, он не мог позволить себе остаться в долгу. В итоге и получился этот тон, мерзкий и слащавый, противный самому серафиму до дрожи в крыльях.

– Я не могу остаться, – повторил инквизитор, которому после такого теплого приема гостеприимство этого дома даром было не нужно. – Немного сведений о девушке, которая побывала здесь несколько дней назад, и я немедленно уеду.

– Ты ведь приезжал не только за этим, – заметил ученый.

– Да, это так.

– Чего же ты хотел? – спросил Демонтин, выходя из комнаты и тихо закрывая дверь за инквизитором.

– Это уже неважно. Я не получу этого здесь.

Они спустились на первый этаж и встали в коридоре. Арланд собирался пройти к выходу, но серафим как бы случайно преградил ему путь и чуть расправил крылья, чтобы полностью закрыть проход.

– Ты ведь понимаешь, что я не могу тебя так вот отпустить?

– Можете. Дайте пройти, – нахмурился инквизитор, делая шаг вперед. Но Истэка и не подумал отойти, потому, оказавшись вплотную к серафиму, юноша вынужден был сделать шаг обратно. – Что вам от меня нужно!? – возмущенно спросил он, выходя из себя.

– Дядя! – из кухни в коридор выглянула Раф. – Гость будет ужинать, мне накрывать на него?

– Будет, – ответил Истэка, не обратив внимание на протестующий взгляд инквизитора. Демонтин, как ни в чем не бывало, вновь обратил свое внимание на гостя. – Я не могу отпустить тебя, не объяснив всего, что нужно. В конце концов, ты мой сородич, и я должен позаботиться о том, чтобы монахи не содрали с тебя шкуру прежде, чем ты научишься сдерживать свои силы.

– Сначала вы меня гнали, а теперь хотите обучить? Я не понимаю вас!

– От тебя этого и не требуется. Твоя главная задача сейчас, это слушать и отвечать, когда понадобится. Ты выполнил свою часть сделки, теперь не мешай мне выполнять свою. Я, как ты сам и хотел, объясню тебе твое происхождение и твои возможности. Но это позже. Сейчас выбери себе какую-нибудь свободную комнату и оставь там вещи, потом спустись сюда и поужинай вместе с нами.

– Я же сказал: мне ничего от вас не нужно!…

– Но это не значит, что нам ничего не нужно от тебя, – перебил его Истэка. – Сначала ты навязал свою помощь, теперь я отплачу тем же. Так что оставайся до утра, нам есть, о чем поговорить.

– Хорошо. Как вижу, выбора у меня нет, – юноша с раздражением посмотрел на серафима. – Но утром я уеду.

– Договорились, – кивнул ученый. – Я жду тебя к столу через пять минут.

Инквизитор, как ему и было велено, забрал свои вещи с улицы и отправился на второй этаж, где выбрал себе одну из комнат. Она им отличалась от прочих наличием балкона, из которого в помещение проникал приятный запах леса.

Оставив сумку возле кровати, Арланд решил переодеться. Костюм, который он был вынужден носить из-за профессии, был ужасно жарким и неудобным. Его старая одежда нравилась ему куда больше и, к тому же, не так сильно пугала окружающих.

Переодевшись, инквизитор спустился вниз, где буквально по запаху нашел кухню.

За столом уже сидел Истэка, напротив него, теснясь в уголочке, сидела ланк. Ее подавленный и испуганный вид вызвал в инквизиторе то ли жалось, то ли отвращение – он сам не мог решить.

Раф, девушка, встретившая его, по-хозяйски суетилась, доставляя на стол то миску с салатом, то какой-нибудь прибор, то салфетку.

Сев на лавке вместе с ланком, Арланд принялся осматривать кухню. Она ничем особо не впечатлила его, но порадовала чистотой и аккуратностью: все находилось на своем месте. Это делало честь девушке.

Когда ужин стоял на столе (это было вареное мясо с жареными овощами), все приступили к еде.

Есть в такой компании было неприятно инквизитору, но он старался не обращать внимания на свою неприязнь. Приятного в этих нелюдях мало, но голод есть голод. А Арланд был очень голоден, так как не ел со вчерашнего вечера.

За столом молчали, никто ничего не говорил, только девица все поглядывала то на инквизитора, то на Демонтина, то, очень редко, в свою тарелку. Арланд не замечал того, как Раф все больше и больше волновало что-то, из-за чего она все вертелась и не могла заставить себя сидеть ровно.

Наконец, когда терпеть девушка уже не могла, она выгнулась змеей в сторону инквизитора и робко спросила.

– Ты сказал, твоя фамилия Сеймур… Ты случайно не граф?

– Да, я из графской семьи, – ответил Арланд, не успев проглотить. – А с чего в твою голову пришла мысль, будто я граф? Слышала о нашей фамилии?

– Ну… можно и так сказать, – вздохнула Раф, посмотрев на то, как инквизитор держал вилку и на кучку разбросанной вокруг тарелки еды. – А ты не знаком случайно с одной ведьмой?

– Тебе всех перечислить? – непонимающе посмотрел на нее экзорцист.

– Ну, с темненькой…

– Разве что только на практических занятиях в тюрьме Ордена, – решил пошутить инквизитор, но, судя по перекосившемуся лицу девушки, она не поняла шутки. Вообще Арланд давно заметил, что у окружающих его людей нет чувства юмора: кроме Бэйр никто не понимал, когда он шутит. – Темные маги по улицам не разгуливают, встретить их не так-то просто, – пояснил он. – А в темницах Ордена можно ознакомиться с их запахом, с их возможностями и приемами.

– Ах, да! – облегченно вздохнула она. – Я имею ввиду темноволосую ведьму. У нее еще немного необычная внешность…

– Бэйр? – догадался Арланд. – Да, я знаком с ней. А что?

– Да так. Я тоже…

– Она говорила обо мне? – неожиданно заинтересованно спросил инквизитор.

– Кажется, да, – кивнула Раф.

– Да, – печально вздохнул Истэка и оперся щекой на кулак.

– Значит, она была здесь, – задумчиво произнес юноша. – А как давно?

– А зачем тебе это знать? – насторожилась Раф.

– Я ищу ее.

– И с чего ты взял, что мы скажем тебе, куда она уехала? – в голосе девушки слышалась угроза.

На этом месте Арланд окончательно понял, что Демонтин так и не смог перенести ведьму за грань этого мира.

– Мы с ней договорились встретиться, – продолжил он. – Это должно было произойти два месяца назад, но меня задержали в Ордене и только сейчас я начал ее догонять.

– Ты про нее говорил, когда хотел узнать, где находится девушка, побывавшая здесь? – спросил Демонтин.

– Да.

– Но она не говорила о том, что вы собираетесь встретиться, – заметил ученый. – Извини, но у нас нет причин доверять тебе.

– Конечно, – понимающе вздохнул Арланд и принял прежний отстраненный вид.

Он встал из-за стола, сухо поблагодарил за еду, поставил тарелку в раковину и отправился наверх, в свою комнату.

Оказавшись наедине с собой, инквизитор вышел на балкон, посмотреть на лес и подышать свежим воздухом. Но это не принесло ему спокойствия, потому он вернулся внутрь и сел на кровать, надеясь хоть в отдыхе избавиться от возмущения и обиды, которые легли на душу тяжелым грузом.

Арланда готовили к тому, что, став инквизитором, он уже никогда не будет принят людьми так, как раньше: его будут избегать и опасаться. Говорили, что и люди изменятся в глазах Арланда – все они станут трусливыми, жалкими крысами, которые, выгораживая себя, будут подставлять по удар инквизиторской «справедливости» ближнего.

Арланд был готов к этому, но никак не к тому, что его будут открыто ненавидеть и презирать все, кому не лень.

Даже, как он надеялся, безгранично мудрый Истэка Демонтин повел себя, как испуганная старуха…

Впрочем, Демонтин ученый. О нем писали, что он гениален, что он – настоящее божество метамагии… ни слова не было об истинном уме или поражающей мудрости. Как оказалось в действительно, это был просто своенравный и упертый мужчина с плохим характером.

Инквизитор думал об этом и надеялся, что все произошедшее – дурной сон. Идя к Демонтину, он ожидал совершенно другого, чего-то захватывающего, что, наконец, откроет ему глаза на свою сущность… Но этого не было и не будет. Надежды рушились, а цель становилась все менее ясной.

Что теперь? Найти Бэйр и попытаться сделать вид, как будто ничего не было, искать вместе с ней возможность перешагнуть грань между мирами? Опять бессмысленные, бесцельные действия, опять бег в слепую, непонятно от какого врага…

Не первый раз Арланду пришло в голову, что его жизнь бессмысленна.

Сначала он пытался спрятаться от родных, скрыть свои способности. Потом скрывался от инквизиторов. И даже теперь, искалечив себя для того, чтобы затеряться среди врагов, он не может спать по ночам от мысли о монахах Церкви.

И так с раннего детства.

Он живет в постоянном страхе и содроганиях. И, кажется, Бэйр была права, он действительно стал параноиком: любой косой взгляд в его сторону заставляет Арланда леденеть от ужаса.

Ему самому неясно, как он дожил до своего возраста, не свихнувшись… Впрочем, никто не может точно подтвердить, свихнулся Арланд или пока нет: после нескольких лет в больнице он отлично притворяется нормальным.

В последнее время, после экзаменов и завершающих, самых страшных ритуалов, Арланд всерьез начал подумывать о смерти. Он не просто так сказал Бэйр об одной из причин, по которой они могут никогда больше не встретится. Он заранее, еще когда ехал в Орден знал, что может просто не вынести мук, которые сулили ему ритуалы, окончательно связывающие его с инквизицией.

Но он вытерпел, сам не зная как, и теперь все равно был на грани смерти: стоило хоть немного нарушить равновесие между демоном и инквизитором, хоть немного склонить чашу весов к чему-то одному, и он немедленно погибнет. Две сущности сожрут друг друга, не оставив ничего, опустошат и уничтожат самого Арланда. Теперь он что-то вроде ходячей бомбы, которая в любой момент может взорваться.

Такой жизни никто не захочет и не каждый вытерпит ее, но от смерти инквизитора отворачивали две важные вещи. Первое – скорее всего его смерть будет долгой и мучительной, потому что ни демона, ни инквизитора так просто не убьешь. Быстрая регенерация и невосприимчивость к любому типу магии сделают свое черное дело, и даже ножом по горлу придется провести несколько раз для того, чтобы добиться хоть какого-нибудь результата. Вторая причина – надежда. И сейчас Арланда не оставляла надежда, что когда-нибудь все будет хорошо, а сейчас ему нужно просто вытерпеть все это, пересечь черную полосу в жизни, длящуюся уже семнадцать лет – если считать от детства, которое толком не помнишь, то это целая вечность. Но хорошее оно ведь всегда в будущем, так подбадривал себя инквизитор. До счастья надо суметь добраться, дожить, ведь никак иначе его получить нельзя…

Забывшись в размышлениях, Арланд не заметил, как в комнате стемнело. Демонтин, обещавший посвятить его в какие-то тайны, никак не шел, и инквизитор решил, что раз так, то можно лечь спать.

Сняв черный костюм и надев полностью закрытую ночную одежду, включающую даже перчатки, инквизитор быстро расстелил кровать. Но прежде чем лечь спать он заметил на простыне кучку маленьких пятнышек.

Присмотревшись, он узнал пятна от табака. Сначала в его голове пролетели возмущенные ругательства на тему того, что в этом доме даже кровати перестелить никто не удосужился, но потом мелькнула другая мысль: а кто курил в этой кровати?

Арланд точно знал, что Дейкстр и Леопольд не курят, а из гостей здесь только они быть и могли… и еще Бэйр, конечно же. Входит, что эта кровать – кровать Бэйр?

Инквизитор невольно принялся искать другие следы, которые могли остаться от ведьмы. Пара длинных черных волос на подушки подтвердили то, что здесь спала именно она.

Желание идти к хозяевам дома с просьбой дать ему нормальное чистое белье исчезло. Необходимость спать там, где, возможно, всего пару дней назад ночевала Бэйр, показалась не такой возмутительной, как если бы кровать принадлежала кому-нибудь другому.

Забравшись под одеяло и положив голову на подушку, Арланд с удовольствием почувствовал знакомый запах тела ведьмы. Кроме него подушка и одеяло пропитались особой смесью ароматов… так Бэйр пахла на том балу.

Прижавшись носом к подушке, инквизитор глубоко вдохнул, и в его голове закружились приятные воспоминания.

Какой она была красивой тогда, какой изящной, как они танцевали вместе… как все было нелепо потом, в тот идиотский вечер в лесу. Хотя Арланд получил то, чего хотел, он совсем не так представлял себе свою первую ночь с этой девушкой.

Конечно, он не любил Бэйр. Она не была красавицей, не была привлекательной, от нее не перехватывало дыхания и ради нее не хотелось совершать подвиги. Но ее простота, зачастую переходящая в настоящую дикость, ее непосредственность и свобода, которую она себе позволяла всегда и во всем… это в ней манило Арланда.

Бэйр представлялась ему дитем темного леса, живущим по своим коротким правилам и не знающим ничего, кроме них. Инквизитор ничуть не удивился узнав о том, что она иномирянка: где-то в душе он уже давно верил в это. Верил в то, что она – существо не отсюда, какой-то неугомонный дух, посетивший этот мир с ему самому неизвестной целью. Общение с Бэйр было сродни касанию сущности дикой природы. Она жила без правил и предрассудков, которые здешнее общество вбивает в головы с раннего детства, и это в ней манило.

Отношения с этой ведьмой были необычны, они затягивали, как затягивает изучение всего неизвестного ранее. Но, наверное, это все было не более, чем попытка…

Арланд незаметно для себя стал размышлять о Бэйр. Он редко вспоминал о ней, но теперь этот запах разбудил в нем прежнюю увлеченность.

Инквизитор, закрыв глаза, вспоминал ведьму во всех подробностях, вспоминал их совместные приключения, думал о том, когда и как они снова встретятся… Он сам не заметил, как уснул за этими мыслями.

В пять утра к нему зашел Демонтин и разбудил. Еще сонного Арланда серафим проводил в свой кабинет, дал крепкого бодрящего напитка и начал делать то, что и обещал: рассказывать, все что знает, и отвечать на все вопросы.

К девяти утра Раф приготовила завтрак. Инквизитор поел на дорогу и, не желая задерживаться больше ни на минуту, отправился в путь.

III. Призрачный псарь

12. Город магов

Бэйр, ведьма с Великих равнин

– Мамаааа!!! – завопила своим глубоким басом девица.

– Леопольд, прыгай! Быстрее! – крикнула я оборотню, испуганно вжимаясь спиной в стену сарая.

– Ах, ты тварь проклятая!!! – заорала на меня мать девицы.

Мышонок помедлил и это чуть не стоило мне головы: бешеная бабища накинулась на меня с острой палкой, похожей на лом. Я едва увернулась от удара этой чокнутой и вместо моего лица импровизационное оружие проткнуло мою шляпу.

Вскочив, я успела откинуть мамашу разбуянившейся девицы подальше магическим силовым толчком. В ту же секунду Леопольд собрался с духом и все же спрыгнул с высокой полки прямо мне в руки.

Быстро запихнув крысенка в шарф, я бросилась вон из сарая.

Черт, догадавшись по крикам, что дело нечисто, сам выбежал во двор и уже ждал нас.

Едва добежав до коня, я запрыгнула ему в седло и мы стремглав полетели подальше от гостеприимного дома.

– Ведьма!!! Блудница окаянная!!! – вопила мне в след баба, выбежав на улицу деревни, размахивая вилами.

Соседи стали выглядывать из окон, пытаясь разобрать, в чем дело. Впрочем, долго они не думали: вскоре за мной гналась уже не одна баба, а пять или шесть, считать не было времени.

– Чертик, поднажми, а не то мы все вместе пойдем на колбасу! – хлопаю коня по шее и пригибаюсь в седле, чтобы не слететь с него во время быстрой скачки.

Коня два раза просить не надо было, он быстро набрал скорость.

– Стой, темное отродье!!! Суда на тебя нет!!! – вопили мне в след сельчане. Они, несмотря на все старания Черта, начинали нас догонять.

– Эге-гей, лови ее!!! Окружай!!! – завопил какой-то мужик.

Тут прямо перед нами выскочил целый десяток мужиков. Конь резко затормозил, так как, не смотря на свою нездоровую голову, не мог себе позволить растоптать людей, не впав в истерику.

Подоспели мужики сзади и мы оказались в кольце из разъяренных жителей деревни.

– Эм… Всем тем, кто отпустит вилы, зелье бесплатно! – улыбнуться я, лихорадочно соображая, что же делать теперь, когда все пути отрезаны, а меня хотят или сдать ближайшей инквизиции, или сразу в костер… Опять в костер. Да что же это за день-то, а!?

Кольцо сельчан сужалось.

Черт нервно ржал и переступал копытами, боясь, что кто-нибудь особо прыткий пырнет его вилами или тяпкой.

– Отравить хочешь, змея подколодная!? – завопила баба, во двор которой я даже не заглядывала, чтобы предложить свои товары: я в ней каргу с первого взгляда распознала.

– Да что вы как дикие!? – возмущаюсь. – Эти зелья девицы во всех городах принимают! Сама императрица пользуется моим рецептом! Морщин нет, кожа гладкая, мягкая, как у ребенка! Ну не чудо ли?… Эй, только не надо меня метлой!…

Дипломат из меня, видимо, был никудышный, как и торговец. Сельчане только еще больше загалдели и, видимо, решив, что я отравила саму императрицу, пошли на меня всей толпой.

Мне ничего не оставалось делать, кроме как устроить небольшой взрыв с обилием темно-фиолетового дыма. Пока испуганные крестьяне с воплем разбегались в стороны, я быстренько повернула Черта в нужное направление и мы помчались вон из деревни, пока не улеглась суматоха.

Конь скакал с такой скоростью, что мне приходилось придерживать шляпу на голове, чтобы не улетела. Минуты через три бешеных скачек мы были уже на дороге, а еще через десять деревня скрылась за холмами позади.

– Все, можешь не бежать так! Вряд ли они нас догонят! – кричу Черту, тяжело дыша.

Конь перешел на рысь, а потом уже на шаг. Он встряхнул головой и радостно заржал, покосившись на меня.

– Надо же, оторвались! – крикнул попугай у меня на плече, захохотав, парадируя человеческий голос.

– И как тебя угораздило, Лео!? Я почти продала этой вдове волшебный чай для похудания! – возмущенно поворачиваясь к оборотню.

– Это не Полли! Нет! Не Полли! Она сама! – завопил попугай, замахав крыльями и встопорщив хохолок. – Она сама! Сама!

– Ладно, продать я ничего не успела, но деньги у нас еще есть. Думаю, их хватит на то, чтобы заплатить пошлину и въехать в следующий город.

– Город! В городе есть кровать, теплая кровать! Полли любит кровать! Полли любит город!

– Обойдешься! – усмехаюсь, погладив попугая по пернатой голове. – На гостиницу нам не хватит, придется заночевать в лесу, а с утра отправимся в город. Там попробую продать что-нибудь из порошков: они всегда хорошо идут.

Попугай расстроено промычал что-то и, превратившись в крысу, спрятался у меня в шарфе.

– Не расстраивайся. За те медяки, которые у нас останутся, нам дадут максимум уголок за печкой. На улице же куда просторнее, свежее и чище, – подбадриваю оборотня, а потом достаю из ближайшей седельной сумки карту. – Черт, притормози! Карта трясется и я ничего не вижу!… Ее надо перевернуть… Вот теперь дело!… Так-так, и куда нам ехать, если не на лево?…

Что и говорить, наша жизнь после расставания с Дейком круто изменилась.

В мое первое свободное от рыцаря утро я наварила столько зелий, на сколько у меня хватило склянок. В тот же день по пути к ближайшему городу мне попалось несколько деревенек, где я смогла продать примерно половину всего сваренного. На самом деле того заработка нам хватило бы на неделю жизни в городе, но я с дуру потратила почти все деньги на новые ингредиенты, надеясь сразу после варки выручить за зелья в два раза больше, чем получила в деревнях. Но в итоге снадобья никто не купил, так как в городе было полным полно своих известных магов-зельеторговцев… Мало того, оказалось, что я еще торговала незаконно, ведь на это нужна лицензия, которую получают в академии магов! Пришлось натягивать шарф по самые брови, чтобы даже цвета кожи лица не было видно. Если бы меня накрыли стражники, надеясь получить похвалу от начальства за поимку незаконно торгующей ведьмы, они бы приятно удивились, узнав во мне другую ведьму, за которую они получили бы как минимум повышение… Доставлять ребятам из стражи такую радость мне не очень-то хотелось, потому я пряталась как могла, но все равно на свой страх и риск нарушала закон, торгуя в темных переулках. Ведь продать мне все равно что-то надо было, иначе Лео и Черт остались бы голодными. Но темные переулки не оправдали моих надежд, и в итоге я попыталась всучить свои зелья одной сварливой мадам, ночевавшей в той же гостинице, в которой и мы с Лео… не стоит рассказывать, как именно, но дошло до того, что хозяева гостиницы после громкого скандала просто вышвырнули меня на улицу, забрав весь товар в качестве оплаты.

Кое-что, конечно, осталось, так что жить можно было.

Я выехала из города и теперь вот уже неделю иду, куда глаза глядят и карта погонит, и по пути пытаюсь продать остаток зелий и порошков. Никто, правда, не берет: жители деревень ближе к востоку с большим подозрением относятся к ведьмам. А рыжие лошади у них вообще считаются предвестниками несчастья.

Впрочем, недостаток покупателей несильно нас тяготил. В день пути мне удавалось сбагрить две-три склянки, за каждую из которых можно было купить обед на постоялых дворах. Обед, это конечно не комната, но все равно лучше, чем ничего… хотя так было даже интереснее. Все это время мы ночевали на улице, под звездным небом, а мылись в реках, которые в Тангейе были не такими уж и холодными, если привыкнуть. В такой жизни была своя романтика.

Мы засыпали и просыпались когда хотели, ели, что хотели, и дурачились, сколько хотели… последним мы занимались, наверное, круглосуточно. Ведь в чем-то Дейк был прав, когда говорил о том, что для меня будет не лучшим вариантом компания двух психов-оборотней, у одного из которых диагноз поставлен опытным лекарем… Впрочем, в компанию эту я удивительно хорошо вписалась и жили мы душа в душу. С Лео мы купили карты и каждый вечер сидели у костерка и играли, пока глаза не начинали слипаться. Люциус иногда играл с нами… надо было видеть, как он аккуратно пододвигал копытом карты или пытался сделать беспристрастную морду во время игры, похожей на покер! Кроме карт нашим любимым развлечением было сочинение песенок по дороге, игры в слова и прочую белиберду, а так же продажа зелий, в который каждый из нас, включая Черта, выкладывался по полной. Я играла роль загадочной и таинственной ведьмы-прорицательницы, которая видит все и вся насквозь, силы которой неизмеримы и которая говорит с самими богами… чтобы этот образ подкрепить, Люциус и Лео изображали из себя дрессированных животных или вообще каких-нибудь божьих вестников (Лео превращался в попугая и загробным голосом начинал вещать какую-нибудь впечатляющую чушь, драматично размахивая крыльями). Конечно, так мы выступали не перед всеми, но все равно играть эти роли нам приходилось нередко.

К сожалению, несмотря на бесспорный актерский талант нашей маленькой труппы, потенциальные покупатели относились ко мне с недоверием и опаской, порой даже с презрением, а к моим зельям, как к дешевке, за которую я заламываю нереальную цену. Большинство считало меня шарлатанкой, хотя я знаю и умею больше, чем их местные древние страхи-знахарки… по крайней мере, послушав рассуждения одной такой о том, как надо готовить болеутоляющее из змей и лягушек, я только подивилась тому, как местные жители еще не вымерли. Но что им мои просвещения, когда у них есть авторитетная бабка со своими змеями и лягушками? Я бродяжка в их представлении, которая училась не пойми где, и верить которой себе дороже.

Но даже при таком отношении людей к моей темной персоне до сегодняшнего дня все было достаточно мирно.

Когда же мы приехали в эту деревню, я сразу поняла, что опять держала карту вверх ногами: это была такая глухомань, в которую я бы добровольно в жизни не сунулась. Неудивительно, что мы шли до нее целых два дня, не встречая ни путников, ни постоялых дворов! Но, что есть, то есть. Пришлось торговать там.

Поначалу жители отнеслись ко мне с любопытством, некоторые даже приобрели по мешочку усовершенствованного стирального порошка, снабдив меня яблочными пирогами на дорогу (денег у сельчан почти не было). Но в последнем доме, где жила вдова с пятью детишками и одной дылдой, нас постигла роковая неудача.

Старшенькая девица у этой вдовы была крупная, с толстой крепкой костью, с мощными длинными косами, круглым лицом, крупным носом, маленькими глазками под сросшимися черными бровями. Было ей лет двадцать, наверное.

Ну так Леопольд, дурень проклятый, перед тем, как сунуться в избу к этой вдове и ее детям, заявил, что ему надоело быть крысой и он хочет побыть человеком. Он зашел в дом к вдове в облике прекрасного юноши и начал здороваться с хозяйкой и со всеми ее дочерьми так, как я его учила еще в поместье Сеймуров. Причем в последнее время Лео часто вертелся перед зеркалом, пытаясь найти ту свою улыбку, которая смотрится на его лице лучше прочих (пытался скопировать Дейка и выбить себе скидку в гостинице). Так вот, теперь это чучело улыбалось так, что все девицы таяли от восхищения. Блистая этой своей улыбочкой, оборотень расцеловал полную мозолистую руку той девчины, старшей дочки вдовы, и тем самым обрек себя на верную гибель.

Пока я распиналась перед вдовой, рассказывая о своих товарах и параллельно хваля ее детишек, надеясь на щедрость любящей мамочки, ее старшая дочь, суровая тангейская баба, заманила наивного оборотня в сарай и там по полной обласкала своего принца из дальних земель, о котором так мечтала. Бедняга подумал, что его убивают, начал вырываться, звать на помощь, а в итоге просто превратился в крысу и, по странному стечению обстоятельств, потерялся у девицы в подоле. Визг стоял такой!…

Конечно, вдова, услышав крик, бросилась выручать дитятко, и та, рыдая, наговорила про Леопольда такого, что даже мать ей, наверное, не поверила. Но обругать ведьму, притащившую в дом развратника и соблазнителя, это было для любой честной крестьянки правое дело, конечно же. Тут же поднялись вилы, начались угрозы, вопли…

Думаю, я этот денек еще долго буду помнить.

Вечером, когда дорога подошла к холмам, за которыми скрывался ближайший город, мы свернули в лес и устроили там небольшую стоянку.

Леопольд, обернувшись рысью, поймал парочку белок и быстро разделал их. В итоге на ужин у нас был шашлык из бельчатины и яблочные пироги из деревни. Ничего так рациончик… хотя, жаловаться на самом деле не на что. Разве что Черту, которому приходилось питаться травой.

– Слушай, а, может, будем зарабатывать не зельями, а выступлениями? – предложил Леопольд после ужина, когда мы по традиции играли перед сном в карты. – Я буду собакой, а ты дрессировщицей. Я смогу выполнять любые команды, считать и даже выть мелодии!