Текст книги "О, Путник!"

Автор книги: Александр Арбеков

 
Ещё не расцвела сирень, но, эти лепестки – апреля дети,
Закончат скоро свой полёт.
Наступит новый день, но будет он не тот, увы, совсем не тот…
 
 
Я прикоснусь щекой к шершавой ветке.
Не знаю, как её зовут… Быть может, сакура, возможно, вишня.
Я в этом мире не привык быть лишним,
 
 
Но как хочу я слиться с дымом едким,
Идущим в небо от костров,
В которых жгут апрель …
 

ПОЭТ неожиданно встал, нервно махнул рукой, всхлипнул и вышел из палатки. Я задумчиво наполнил рюмку и залпом осушил её. На душе было как-то необыкновенно светло, покойно и грустно. В голове моей вдруг непроизвольно и внезапно стали рождаться какие-то образы, ассоциации, но были они чрезвычайно расплывчаты и непонятны. Я и не стремился их особенно уловить. Чёрт с ними!

– Ваше Сиятельство, – спросил ШЕВАЛЬЕ. – А что такое сакура?

– Не знаю… Какая, собственно, разница!? – устало вздохнула ГРАФИНЯ. – Сакура, – она и есть сакура… Очевидно, нечто мистическое, метафорическое, абстрактное, ассоциативное. Сакура… Нечто прекрасное и иллюзорное. Не от мира сего…

– Сакура – это несъедобная, декоративная разновидность вишни, очень красиво и чудесно цветёт, объект созерцания и поклонения, особенно в Японии, – задумчиво и меланхолично произнёс я и тут же очень сильно испугался.

Стало тревожно, сердце забухало в груди, пот выступил сначала на лбу, а потом потёк по спине. В моей голове вдруг возникли волшебные и сладкие образы, всплывшие из глубин разрушенной памяти: Фудзи на фоне падающего снега, красные листья, плывущие по Тацута, осенние клёны на Огура, туман над Удзи, горы Ёсино, застланные белым-белым снегом, цветущая сакура на берегу Сиогама…

И ещё, – я абсолютно чётко и реально вспомнил женщину, которая когда-то была со мною, которую я безумно любил, и которая являлась ко мне во снах. Её образ мгновенно выкристаллизовался из ничего и всплыл из мутных холодных глубин моего бедного подсознания на кристально чистую и слегка тёплую поверхность пробуждающегося разума.

Боже мой! Женщина на фоне небесной горы Кагуяма, окутанной лёгкой весенней дымкой! Боже мой, – ИСЭ, потерянная любовь моя! Я долго мечтал вспомнить всё, но когда вспомнил лишь маленькую толику того, что забыл, ужаснулся и проклял мгновение, когда ко мне вернулась память.

ИСЭ, – незатухающая любовь моя, нестерпимая боль моя, вечное моё проклятие, крест мой на века!!!

 
На осеннем поле
Затуманила колосья риса
Утренняя дымка.
Где, в какой стороне исчезнет
Тоска, что легла на сердце?
 

В запой я ушёл сравнительно ненадолго, – всего на три дня. Всего-то! Уединился на яхте, забрался в каюту, запасся каким-то жутким местным пойлом, чтобы почувствовать себя как можно хуже и мутнее. ЗВЕРЯ усадил на палубе, где он пребывал всё это сакральное и мистическое для меня время в своём видимом обличии, чем исключил любую возможность вмешательства внешних сил в мою хандру. Или в депрессию?

Нет, не в депрессию. Ненавижу это дурацкое слово. Депрессия… Несёт от неё за версту тухлятиной и полной обречённостью. А вот хандра – это же совершенно другое дело! Она представляется мне изысканным душевным явлением с очень тонкой и трепетной внутренней структурой: многоплановой, мозаичной, сложно объяснимой и всегда не совсем понятной до конца. Хандра подобна женщине, которая разлюбила и грустит по этому поводу, но предчувствует новую любовь.

Главный признак хандры – это одновременное ощущение внутри себя нескольких, казалось бы противоречивых и несовместимых друг с другом, чувств: тяжести и лёгкости, печали и радости, света и тьмы, надежды и отчаяния. Вот такой конгломерат. Хандра – это странное, непонятное и тягучее томление души, которое до определённой грани, до некоей черты совершенно неопасно, можно, даже сказать, даже полезно, так как несёт в себе определённый позитив.

Это магическое и мистическое томление души наполнено, хотя и печальными, но жизнеутверждающими мыслями и эмоциями. Хандра всегда таит в себе надежду. Хандра очищает, хандра просветляет! А вот переступать ту самую определённую черту крайне опасно, потому что именно за ней, подчас, нас подстерегает депрессия, которая может закончиться, чёрт знает чем, и привести неизвестно к чему!

Хандру, как совокупность сладкой грусти и светлой надежды, можно сравнить с бабьим летом. Листья осыпаются, паутинки невесомо и неохотно куда-то улетают, небо пока ещё вроде бы тёплое и голубое, но мы понимаем, что за всем этим неотвратимо последуют нудные дожди, мерзкая слякоть, муть, серость, холодные снега, крепкий мороз с пронзительными и беспощадными ветрами.

Но, вместе с тем, мы с нежностью вспоминаем ушедшее лето и бережно лелеем мысль о том, что слякоть, холод и снег через не такое уж продолжительное время пройдут, сгинут в никуда, и придёт прекрасная весна, а потом, не менее прекрасное лето! Хандра подобна слоёному пирогу. Тесто представляет собой его здоровую основу – оптимизм, начинка – это пессимизм, причём теста в правильно приготовленном пироге всегда больше. Вот так, гармонично дополняя друг друга, они, тесто и начинка, успешно и на пользу организму съедаются.

Под влиянием хандры было написано столько гениальных стихов и прозаических произведений, сочинено столько великой музыки, а сколько было совершено безумных поступков! Как я уже упомянул, хандра подобна зарождающейся, страстно ожидаемой, но пока ещё несколько отдалённой любви. Пока её достигнешь, приходится и погрустить, и помаяться в раздумьях, и испытать некоторые сомнения. Всё – впереди, а может быть, и нет!? Всё позади, а может быть, и нет!?

А депрессия – это злобное, вечно брюзжащее существо, потерявшее всё, или почти всё, лишившееся надежды и смысла, а потому совершенно безутешное. Она никогда ещё никому ничего позитивного не приносила. Но, впрочем, следует признать, что надежду и смысл можно обрести вновь и при благоприятном развитии событий, следующих за депрессией. За довольно резким спадом душевного настроения чаще всего всё-таки следует подъём. Если ты, конечно, до этого самого подъёма не повесился, не бросился с моста, не отравился или не застрелился…

Что такое, собственно, – депрессия? Мрачное и больное дитя стресса, а он, как известно, крайне необходим организму! Полное освобождение от него означает только одно – смерть. Самое главное – вовремя вылечить указанное дитя, поднять ему настроение! Ну, и тогда всё будет в порядке!

И так, я пил, бродил туда и сюда по тесной каюте, вернее, метался по ней, как АНТР в клетке! Я думал, фантазировал, размышлял, вспоминал что-то и моментально это забывал, сходил с ума, предавался надежде, а затем отчаянью! Я плакал, блевал, погружался в бездны мутного сна. Потом я снова пил, испытывал необычайно сильный подъём духа, надеялся, смеялся, грустил, негодовал, ненавидел, снова блевал и вновь отдавался в безумные объятия тяжёлого сна.

Я крошил хрустальные бокалы в железных тисках пальцев, разговаривал сам с собою и ещё с кем-то, периодически появляющимся из неведомой мне дотоле параллельной реальности. Опять пил, фантазировал, смеялся и плакал от бессилия, разговаривал сам с собою, блевал, обижался на весь мир и яростно его ненавидел. Снова пил, жалел и презирал себя, вспоминал всю свою никчёмную жизнь, плакал от отчаяния, потом тихо грустил, испытывал непонятную радость, фантазировал, достигал просветления и терял его. Снова пил, и так тупо бродил по бесконечному иллюзорному кругу.

Самое странное и непонятное заключалось в том, что я чётко и абсолютно реально помнил всё об ИСЭ и о нашей с нею прежней жизни. Я, как будто бы вновь переживал все её моменты, от начала знакомства на живописном побережье Суминоэ в районе Осаки и до полного печали, надежды и обречённости прощания в Токио. Зачем и почему мы расстались? Непонятно, не могу вспомнить… А потом я получил от неё письмо о замужестве, и о любви ко мне. Странное письмо… Нет, об этом лучше не вспоминать!

ИСЭ, ИСЭ… Сладостные ночи и радостные дни… Мимолётные расставания, которые превращались в вечность, ожидание новых и скорых встреч, всепоглощающая страсть на грани потери сознания… Ощущение женщины, как продолжения самого себя! Желание, подобное помешательству! Жажда прикосновения друг к другу, которая в тысячу раз сильнее жажды в пустыне. Никогда я не был так счастлив! Никогда! О, Боже!!! ИСЭ, ИСЭ, ИСЭ!!! Любовь ушедшая моя!

Но все события, произошедшие со мною за тот период времени, были как бы запечатаны в нескольких магических капсулах, совершенно изолированных друг от друга, и носили какой-то выборочный характер. Я, допустим, помнил и понимал, что такое – Япония. Красивая, самобытная страна. Расположена на десятках островов. Четыре основных из них: Кюсю, Сикоку, Хонсю, Хоккайдо. Но где находится Япония, почему я оказался в этой стране, с какой целью, чем там занимался, и что случилось после того, как я её покинул? Тьма царила в моей голове. Нет, не тьма, – а полный и безнадёжный мрак!

Я помнил только то, что мне было дозволено помнить с разрешения того, кто, очевидно, контролировал мой разум. Но как это возможно и, главное, – зачем? А может быть, и нет никакого контроля? Бог с ней, с теорией заговора! А если я просто по каким-то естественным причинам забыл почти всё, а теперь постепенно вспоминаю то, что было раньше и происходило со мною в другой, прежней жизни: фрагмент за фрагментом, эпизод за эпизодом… Скорее всего так.

Да, я был на Японских островах, да, я встретил женщину, которую полюбил, а потом совершенно нелепо с нею расстался. С такой женщиной!!! Но я ничего не помнил о том, почему именно мы расстались, и зачем впоследствии она бросила меня. Или я её бросил!? Она вышла замуж… Печально и больно! Что же было дальше!? Как поймать в голове эту проклятую, упорно и слизко ускользающую от меня змею, название которой – моя память!?

Внезапно в мозгу раздался щелчок! Я вспомнил! Я вдруг вспомнил, как приехал на Окинаву, обучался там боевым искусствам в какой-то закрытой секретной школе. Вот откуда у меня такие неплохие навыки владения мечём! Я помнил долгие медитации, неспешные прогулки, созерцание океана, цветущей сакуры и величественной горы Фудзияма, чайные церемонии, философские диспуты и поэтические вечера. Всё это я детально и ясно помнил, но не более того! Чёрт возьми! Почему я оказался в Японии, как я жил до и после неё? Как складывалась моя дальнейшая судьба до того, как я очнулся на Втором Острове? Ах ты, проклятая и мерзкая сука-память! Ненавижу тебя!

Мне нравилась японская культура, особенно, – поэзия. Единственная книга, которую я увёз из Японии, был сборник классических танка, составленный Фудзиварв-но Тэйка, – «Сто стихотворений ста поэтов», с комментариями. Почему-то меня поразила и потому, видимо, запомнилась одна история, изложенная в этой книге.

Так вот… Жил-был когда-то Фудзивара-но Санэката-но асон – знаменитый поэт при дворе Императора Поднебесной. Однажды с другими придворными он отправился полюбоваться цветением вишен. Внезапно пошёл дождь, и никто не знал, на что им решиться. Тогда, по преданию, Санэката воскликнул:

 
Мы к вишням пришли.
Застиг нас ливень внезапный.
Ну что ж, не беда!
Ведь мы промокли до нитки
Под сенью веток цветущих!
 

И он не ушёл из-под деревьев, пока не кончился дождь. При дворе все были восхищены этой историей, лишь Фудзиварап-но Юкимари сказал, что стихи, конечно, – хороши, но Санэката вёл себя, словно шут. Санэкато при первой же встрече сбил с него церемониальным жезлом парадную шапку. Юкинари промолчал, но тишком дал знать обо всём Государю. Санэката был лишён чина и сослан на далёкий северо-восток Хонсю, в Митиноку, где впоследствии и умер.

Два века спустя в этих местах побывал Сайгё, тоже знаменитый поэт. Вот как об этом событии повествуется в его книге стихов «Горная хижина».

«Когда я посетил Митиноку, то увидел высокий могильный холм посреди поля. Спросил я:

– Кто покоится здесь?

– Санэката – асон, – поведали мне.

Стояла зима, смутно белела занесённая инеем трава сусуки, и я помыслил с печалью:

 
Нетленное имя!
Вот всё, что ты на земле
Сберёг и оставил!
Сухие стебли травы —
Единственный памятный дар …».
 

Меня восхитила, растрогала и одновременно развеселила эта чудная история. Ради чего весь сыр-бор!? Боже мой, как подчас смешён и слаб человек! Но, с другой стороны, может быть именно данная глупая история и отображает суть человеческой натуры и подлинную сущность нашего бытия? Кто знает, кто знает… К чему и зачем я это сейчас вспомнил? А что мне ещё было вспоминать!?

И так, на третий день я всё-таки сумел выйти из запоя, достичь определённого просветления уставшего духа и вернуться в нормальную и реальную жизнь. С другой стороны, может быть, именно эти три ирреальных дня и были для меня самыми нормальными за последнее время? Кто знает, кто знает… Как бы-то ни было, а «Одиссей всё-таки вернулся в Итаку!». И что же он там увидел?

Я, никому не объясняя причин своего временного отсутствия, сразу же созвал Военный Совет, внимательно и невозмутимо выслушал всех своих соратников и, конечно же, в первую очередь двух разведчиков, только что вернувшихся в наш лагерь. Картина для нас вырисовывалась довольно оптимистическая.

После гибели Короля Первого Острова и высших представителей знати на Острове некоторое время существовало безвластие. Наследники погибших правителей Провинций вступали в права наследства, встречались друг с другом и своими вассалами, вели переговоры, до поры до времени отсиживались в своих замках, посылали приближённых в Столицу для выяснения ситуации и текущего политического момента. Одним словом, – находились в затяжном и тревожном ожидании. Претендентов на королевский престол не нашлось, и не потому, что его никто не желал, а потому что Король в глазах всех не являлся обычным монархом. Он был помазанником, вернее, даже посланником Божьим на земле, – вечным и бессмертным.

Король, вообще-то, не был просто человеком, в обычном смысле этого слова. Он не являлся представителем какого-либо конкретного дворянского рода, клана, когда-то посаженного на трон своими соратниками или родственниками. Он был послан свыше, существовал сам по себе, не имел наследников, никогда не был женат. Словом, – существо неземного, Божественного порядка, сверхъестественная личность, живущая и управляющая страной веками!

С данным положением вещей на протяжении всей истории Островов были согласны абсолютно все. Это являлось аксиомой, не обсуждалось и не подвергалось ни малейшему сомнению. Сменялись поколения людей, а Короли и их Антры были всё такими же, как и прежде: великими, могучими, мистическими, всепобеждающими и бессмертными. Занять место погибшего Короля никто просто не решился. «Всё это очень хорошо», – мрачно подумал я. – «Что же, – теперь наступил момент истины для меня!».

Но целый ряд вопросов сильно волновал и тревожил меня, не давал покоя. А откуда, собственно, они взялись, – эти Бессмертные? Как всё-таки стали Королями? Почему их постиг такой печальный конец? Почему он наступил по одному и тому же сценарию, в одно и то же время? Почему, как я теперь был почти уверен, погибли сразу и одновременно все три Короля? А может быть всё-таки два? Неужели их ликвидировала та самая могучая и таинственная сила, которая когда-то создала Королей и посадила их на трон? Но зачем и в связи с чем это произошло!? Почему? Что это за сила?

А самый главный, тревожащий и ненавистный мне вопрос, – кем же всё-таки являюсь на самом деле я? Он всё время крутился в моём мозгу, не давал покоя, требовал ответа. Если я, предположим, действительно являюсь Третьим Королём, то почему мне удалось уцелеть и как я оказался на Втором Острове? Почему я был гол? Я вдруг с тревогой вспомнил трёх Ускоренных, спустившихся с небес на галеру. Они же были тоже обнажены!

Чёрт возьми, если я не Король, а всего лишь один из Ускоренных, что ближе к истине, то почему обладаю такими феноменальными способностями, значительно превосходящими способности моих коллег? Почему, всё-таки, мне подчиняется АНТР, который по моей команде скушает сотню таких молодцов и не подавится? Почему именно я кем-то избран для выполнения особой и совершенно непонятной мне миссии, почему именно мне дарованы ПОСОХ и РЕЛИКВИЯ? Эти вопросы уже который день бились, как рыбы о лёд, в моей бедной голове, требуя ответа, но его, увы, всё не было и не было!

Ах, МАГИСТР, МАГИСТР! Где ты, стратег наш великий, кардинал ты наш самый серый!? О, сколько полезных вещей ты мог бы мне рассказать где-нибудь в тёплой и дружеской беседе. Можно было бы засесть в любимом моему сердцу трактире «Тихая прохлада», пообщаться тепло и искренне под пару графинов Звизгуна. А возможно, твои откровения я выслушал бы в ином месте! Ну, допустим, в камере пыток в самом глубоком и сыром подвале Империи! Да, вот до чего я дошёл! Стоп, стоп! Главное, не сойти с ума. Надо, наконец, сосредоточиться на текущих проблемах. Ладно, чёрт с ним, с МАГИСТРОМ… Не покидало меня странное ощущение, что я скоро опять с ним встречусь. Своим предчувствиям с недавних пор я привык верить.

Вернёмся к теме сегодняшнего совещания… И так, что там у нас далее по поводу обстановки в Первом Королевстве? А дальше я узнал от своих соратников, что через пару-тройку недель после разрушения Столицы и гибели Короля объявился некий РЕГЕНТ, который, опираясь на поддержку правителей северных территорий, а потом и двух центральных Провинций, решительно взял власть в свои руки. Первоначально ему оказывалось определённое противодействие и сопротивление со стороны Юга. Произошло несколько небольших сражений, но силы были не равны, и Южные Провинции признали власть РЕГЕНТА.

Возможно, ему не удалось бы захватить её так быстро, если бы не привлечение на свою сторону пиратов! Они полностью блокировали всё южное, западное и восточное побережья, в большом количестве высадились на берег, так что южанам пришлось воевать на два фронта. Это и решило исход войны. Сам факт заключения союза с пиратами, конечно же, вызвал общее возмущение и недовольство в обществе, но открыто выступить против новоявленного Правителя никто пока не решился. Просто-напросто не оказалось в нужном месте и в нужное время решительного лидера. Вот и всё…

Пиратов, как я уже давно понял, ненавидели и боялись все. Уж очень нехороший след они оставили в памяти населения Острова, особенно прибрежных районов, которые достаточно настрадались от набегов морских разбойников. Сколько с ними воевали, сколько били, скольких истребили, какие потери понесли сами, так нет же, выползли изо всех щелей, как, тараканы! Вернее, выплыли, как пиявки! Об этом с негодованием поведал мне бывший раб, а ныне лихой Командир спешно образованного Особого Отряда моей Личной Гвардии – ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ. Уж он-то знал, о чём говорит!

– А поведайте-ка мне, сударь, кто такой всё-таки этот РЕГЕНТ, откуда он взялся? – задумчиво спросил я у Гвардейца.

– Доподлинно мне это не известно, Сир, – ответил тот. – Но ходят слухи, что, якобы, этот тип предъявил Герцогам Центральных Провинций какие-то бумаги, свидетельствующие о его королевском происхождении и о том, что он многие годы являлся главным советником Короля. Как объяснил РЕГЕНТ, он с Королём долгое время скрывали сей факт по целому ряду причин.

– Мне кажется, что вся эта история и яйца выеденного не стоит, – хмыкнула ГРАФИНЯ.

– Почему же, милая…Чего-то она стоит, если её с трудом, но проглотили, переварили и при этом не подавились, – проворчал я. – А вообще, самая захудалая и сомнительная выдумка подчас имеет реальную перспективу превратиться в бесспорную и красивую истину, если она соответствует насущным потребностям времени. Ну, не вам же, сударыня, и не БАРОНУ становиться правителями Королевства в ответственный момент его истории? А ведь кто-то это сделать должен был!? Вот и появился РЕГЕНТ, человек, видимо, достаточно решительный и умный.

– Сир, Вы явно недооцениваете мою личность, – как бы обиделась ГРАФИНЯ и слегка надула губки. – Из меня получился бы великий Правитель: мудрый, справедливый и, главное, красивый.

– Ну, с последним утверждением ни я, ни кто-либо другой в этом мире поспорить вряд ли захочет, – ухмыльнулся я, но потом строго и даже слегка зловеще произнёс. – А что касается того, кто достоин, а кто не достоин быть Правителем, то мне кажется, что этот вопрос с повестки дня уже давно снят и не подлежит обсуждению! Я думаю, что на эту тему довольно скоро я, с так называемым РЕГЕНТОМ, серьёзно поговорю!

– О, ради Бога, извините, извините, Ваше Императорское Величество! – нарочито поспешно раскланялась передо мною девушка.

– То-то, то-то, – устало произнёс я. – Ладно, сегодня я разрешаю обсуждать сложившуюся ситуацию в любых аспектах, почти в любых… Обстановка того требует. Кстати, ГРАФИНЯ, что происходит в вашем Графстве и по соседству с ним?

– Сир, ситуация вкратце такова, – взгляд у девушки мгновенно стал жёстким и сосредоточенным. – После убийства моей семьи и вынужденного моего отбытия на Второй Остров вероломные соседи попытались как можно быстрее воспользоваться результатами своих незаконных действий и к приезду Королевского Комиссара представить их в благоприятном для себя свете. Они, к счастью, сделать это не успели. Не потому, что Комиссар приехал слишком быстро, нет, он явно к нам не торопился. Этому послужила другая причина. Агрессорам было оказано самое серьёзное и решительное сопротивление.

– Уж не хотите ли вы сказать, что победа в войне оказалась за вами? – удивился я. – Насколько я припоминаю ваш недавний рассказ, соседи превосходили вашего бедного батюшку по всем параметрам: и по территории, и по населения, и по численности войск!?

ГРАФИНЯ и оба Шевалье после моих слов переглянулись между собой и улыбнулись.

– Сир, Вы ещё не бывали в нашем благословенном крае и, извините, пока не ведаете, что он собою представляет, – гордо произнёс ШЕВАЛЬЕ.

– А где же я сейчас нахожусь? – усмехнулся я.

– Сир, узкая полоска пляжа между морем и сушей ни о чём не может вам поведать!

– Ну, хорошо! Не был я фактически ещё в вашем Графстве, не отрицаю, но, по рассказам БАРОНА и ГРАФИНИ, составил своё определённое представление о нём.

– И каково это представление, Государь? – иронично улыбнулась девушка.

– Ну, примерно такое, – напрягся я и с самым серьёзным выражением лица, округлив глаза и выпятив губы, произнёс. – Значит так…. Благословенный юг… Море, величественные горы, буйная растительность, солнце, голубое небо, чёрные, звёздные и ясные ночи. Первая Провинция… В центре края возвышается огромная Первая Гора, на которой или под которой сидит группа суровых мастеров во главе с Первым Мастером и куёт самые лучшие в мире мечи и доспехи. Затем, я вижу глубокое Тёмное Озеро в утреннем тумане, около которого сидим мы с БАРОНОМ, – великим и могучим Мастером Меча, истребителем пиратов, Грозой Южного Архипелага. Спасаясь от похмелья, пьём Можжевеловую и Ежевичную Настойки от винокурен Первой Горы. Так, так, так…Что же ещё? Ах, да, и, наконец… Я вижу прелестную ГРАФИНЮ, скачущая во весь опор на почти неукротимом, могучем и злобном Горном Жеребце. В одной руке у неё «Трактат о Душе», в другой – зловещего вида, сверкающий, длинный и узкий кинжал. А на её челе ясно написано: «Покровительница искусств!». Ну, вот, – в принципе, и всё. Такое моё представление о Первой Провинции.

Смеялись все. Искренне, неподдельно, от души… Так, как будто я рассказал самый последний, самый свежий и остроумный анекдот. Ну и хорошо, – пусть народ расслабится. Когда смех затих, я стал серьёзен и обратился к ГРАФИНЕ:

– Ну и чем же таким особенным, кроме всего описанного мною, отличается ваше Графство от других Провинций? Просветите меня, пожалуйста, Миледи.

– Сир, наше Графство действительно небольшое по сравнению с некоторыми другими территориями, но и не такое уж маленькое. А специфика его заключается в том, что на восемьдесят процентов оно состоит из гор. При этом мы имеем довольно протяжённую береговую морскую линию. Помнится, именно БАРОН как-то Вам рассказывал о знаменитой схватках с пиратами в районе Сонного Ущелья. Таких битв было немало. Именно мой отец постоянно прижучивал этих ублюдков, извините за выражение. Флот у нас небольшой, но это и неважно. На море мы с пиратами почти не воевали. Зачем сражаться на заведомо невыгодных для себя условиях? Действуем мы по-другому. Организовываем несколько грамотных засад с нашими знаменитыми лучниками, позволяем морским бродягам высадиться на берег, и затем расстреливаем их со скал, – быстро, метко и безжалостно. А лучники у нас, я Вам скажу, о-го-го какие ребята! Мастера в своём деле. Не хуже оружейников. Со ста шагов за семь секунд делают из тяжёлого рыцаря дуршлаг! Ребята наши все, как на подбор, – сильные, выносливые, бесстрашные, горцы, одним словом! А как они…

– ГРАФИНЯ, теперь я начал понимать, почему вы так увлеклись покорением Горных Жеребцов и тренировками с кинжалами, – перебил я воительницу и писательницу. – Чувствую, что мне никуда от этих Жеребцов не деться, придётся их покорять, чёрт возьми. Какие они вообще из себя? Наверное, – сущие дьяволы? Вы же знаете, я наездник, так себе. Это счастье, что БУЦЕФАЛ меня пока терпит и до сих пор ещё не убил. Ах, мой верный конь! Где же ты, бедняга, скитаешься, кровиночка ты моя неприкаянная!? – искренняя печаль сковала моё чело и я даже слегка прослезился.

ГРАФИНЯ и ШЕВАЛЬЕ некоторое время почтительно помолчали, а потом весело посмотрели на меня, затем друг на друга, отвернулись к стене, рассмеялись.

– Да что же это такое! Не вижу абсолютно ничего смешного! Что не так на этот раз? – раздражённо спросил я, подозревая какой-то особый подвох, и оказался прав.

– Сир, – произнесла девушка, отойдя от смеха. – Мы не хотели до поры до времени Вам это говорить, хотя Вы и неоднократно интересовались Горными Жеребцами, но, дело в том, что Ваш БУЦЕФАЛ как раз и является самым элитным представителем знаменитой породы Горных Жеребцов!

Тут все присутствующие загоготали так, что в палатку беспокойно заглянули Гвардейцы, бдительно стоявшие на страже. Я сначала было открыл рот с целью произнесения пары гневных тирад в адрес членов совещания, потом безнадёжно махнул рукой и засмеялся громче всех. Вот это да, – вот это сюрприз!!!

Где же всё-таки ты сейчас, – мой славный боевой конь? Как ты поживаешь в рыбацкой деревне на Втором Острове? Пришлось тебя оставить там, прости, дружище! Что же делать?! Ну, ничего, ничего… Даже если никого не признаешь и в руки не дашься, то всё равно не пропадёшь. Степи и поля там необъятные, травы густые и сочные. Надеюсь, прокормишься, не одичаешь! Я вдруг загрустил, занервничал… На душе стало как-то нехорошо, неуютно. Я объявил перерыв.

После него все снова собрались в том же составе. ПОЭТ, как обычно, тихо сидел в углу и что-то записывал в толстую тетрадь. Я подошёл к нему и сказал:

– Сударь, меня озарили две мысли, которые вы должны занести в анналы. Одна из них была высказана очень давно каким-то мифическим арабом, другая, лично мною. С какой начать?

– Извините, Сир, а кто такие арабы? – осторожно спросил ПОЭТ.

– Почти те же, что и турки, но не совсем. Понятно?

– Не понятно, но почту за честь внести Ваши новые мысли в Цитатник. Можно ещё один, последний вопрос?

– Валяйте, хоть два…

– А что такое анналы, Сир?

– Нет, – вы только посмотрите! – обратился я к присутствующим. – Мой Придворный Летописец не знает, что такое «анналы»! Ну-ка, сударыня, самая просвещённая вы наша, просветите второго, не совсем просвещённого индивидуума, по этому поводу! Вы же у нас, как ни как, – автор знаменитого «Трактата о Душе»! – рыкнул я в сторону ГРАФИНИ. – О, – это великое и непревзойдённое творение современности! О, этот истинный шедевр на века!

– Ваше Величество, – ну, сколько можно! – возмущённо взвилась девушка в ответ. – Дался Вам этот Трактат! Сколько ещё времени Вы будете мусолить данную тему!?

– Ладно, – проехали, забыли. Извини, милая. Вернёмся к политике… Так что же происходит сейчас в Первой Провинции? – мгновенно успокоившись, деловито спросил я.

– Сир, – вдруг раздался слегка дрожащий, но решительный голос ПОЭТА, который приподнялся из-за стола. – Мы так ничего и не внесли в анналы.

– Что? Ах, да… – встряхнул я головой. – Так что такое анналы, по вашему мнению? Догадались, надеюсь?

– Сир, я понял… Это то же, что и Летопись. Но, извините…. Если я что-то заношу в Летопись, то я – Летописец. Если я заношу это в анналы, то кем тогда я буду являться?

Все снова дружно рассмеялись. Я – громче всех.

– Ладно, чуть попозже мы занесём упомянутые мною мысли в Летопись, – решительно произнёс я. – А сейчас о главном, то есть, о положении дел на Острове. Работаем слаженно, быстро и эффективно! Надо принимать конкретные решения. ГРАФИНЯ, хватит дуться! На обиженных, как известно, не только воду возят, но, извините, и дерьмо. А проще сказать, говно! Всем сосредоточиться! И так!

– И так, – сказала девушка и задумалась.

Я её не прерывал… Слабое, трепетное, прелестное и ранимое существо, не лишённое интеллекта. Цыпочка моя! Бедненькая моя! Как часто я её обижаю из-за всяких пустяков, чёрт возьми! Нельзя так! Ладно, пусть подумает, сосредоточится, лебёдушка моя ненаглядная…

Существо сосредоточилось и нервно произнесло:

– Сир, а Вы вообще-то читали мой «Трактат»?

– Боже, – это ужасно, – послышался стон ШЕВАЛЬЕ.

– Что ужасно? – взвилась ГРАФИНЯ. – Мой «Трактат»!?

– Ваше Сиятельство! – простонал юноша. – Я, конечно, Ваш вассал и не должен Вам этого говорить, но обсуждение Вашего «Трактата» в данный момент совершенно ни к месту, сейчас решаются судьбы мира, давайте поразмышляем над ними, прошу Вас!

– А вы, ШЕВАЛЬЕ, вообще-то читали мой «Трактат»? – зловещим голосом произнесла ГРАФИНЯ.

– О, о, о!!! – застонал юноша и закатил глаза, а потом вдруг почти незаметно, резким и молниеносным движением выхватил меч из ножен. – Видит Бог, я – Мастер Меча, первый на этих Островах! Я кончаю жизнь самоубийством ради самой прекрасной дамы! Прощайте все!

Я решил слегка размяться и немного проучить юнца. Мгновенно ускорившись, я резво выскочил из своего кресла, как молодой кузнечик из такой же молодой травы. В обычном для себя, но молниеносном для всех прыжке, я достал меч ШЕВАЛЬЕ своим славным ЭКСКАЛИБУРОМ и лихо, как тростиночку, перерубил его на две части, которые глухо и бесславно упали на землю.

Затем я вышел из состояния ускорения, неторопливо и лениво вернулся в своё кресло, снисходительно и с большим удовольствием посмотрел на соратников, застывших в шоке, а потом строго произнёс:

– ШЕВАЛЬЕ, во-первых, вы не Первый Мастер Меча на этих трёх Островах. Сколько вам это повторять!? Откуда эта мания величия!? Вы что, – навсегда зациклились на данной идее и вас конкретно заклинило?! Во-вторых, и это самое главное, – никогда не обнажайте меч в присутствии Императора, если он вам не дал на это соответствующего разрешения. В-третьих, вы явно оторвались от своих корней. Почему у вас нет меча мастеров Первой Горы? Стыдно ходить с такой жалкой железкой! Очень стыдно! Как вы ещё выигрываете турниры? И, в-четвёртых. Ответьте же, наконец, ГРАФИНЕ! Вы читали или не читали этот долбанный «Трактат»!? Это нетленное и бессмертное произведение современности!? Этот шедевр! Отвечайте по порядку! И когда же мы всё-таки перейдём к политике!? Боже мой, – чтобы я ещё хоть раз брал в поход бабу!