Текст книги "О, Путник!"
Автор книги: Александр Арбеков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 92 страниц)
– Рад служить Вам, Ваше Величество! – просиял ШЕВАЛЬЕ.
– Ладно, разговоры о яичнице дополнительно возбудили мой аппетит. Пора, однако, подкрепиться.
Мы подъехали к трактиру поближе. На вывеске было начертано – «ТИХАЯ ПРОХЛАДА». Название мне понравилось. В глубине моего сознания вдруг забрезжили какие-то видения, смутные образы, ассоциации, но этим, как всегда всё и ограничилось.
Трактир оказалась действительно довольно приличным заведением. На вид он казался, как и положено настоящему трактиру, слегка покосившимся, старым, даже, можно сказать, выглядел немного обветшалым и дряхлым, но в этом был некий заданный стиль, своеобразный небрежный шик, шарм. При ближайшем рассмотрении здание представляло собою довольно аккуратное, крепкое и надёжное сооружение с прочными бревенчатыми стенами, крыша его была покрыта красной добротной черепицей.
Внутри – довольно просторное помещение, чистота, порядок, опрятность, уют. Десяток крепких дубовых столов с лавками, пара кабинетов. На стенах с претензией на некий интерьер вперемешку развешены пучки степных трав, какие-то гравюры, рога, шкуры неведомых животных, чучела птиц. В центре зала – небольшой подиум, на котором стоят несколько стульев. К ним прислонены музыкальные инструменты: струнные, барабан, бубны, флейта и ещё что-то, неизвестное мне.
Народ в зале спокойный, благообразный, солидный. В отдельном, полузакрытом от посторонних глаз, кабинете несколько дворян в подобающих их статусу одеждах негромко и сдержанно произносят тосты и также негромко о чём-то разговаривают. За одним из столов в центре, видимо, – купеческая семья, за другим, по соседству, – крестьянская. Одеты все аккуратно, чисто, опрятно, ведут себя спокойно, с достоинством. В воздухе ненавязчиво витает едва уловимый и тонкий аромат полыни, один из моих самых любимых запахов.
Кстати, а какие ещё запахи мне нравятся? Я напрягся. Ландыш, сирень… Черёмуха… Ну, и конечно же, – белая акация… Как они выглядят, где растут, когда цветут? Моя бедная память вроде бы на мгновение услужливо распахнула свои кладовые для ответа на эти нехитрые вопросы, но полки в кладовых в очередной раз, увы, оказались пусты. Опять сплошной обман и разочарование. Ну что за напасть, когда же всё это кончится?! Как мне это надоело!
Мы с ШЕВАЛЬЕ расположились в глубине зала, под высоким и узким витражным окном, напротив входа. Я сразу инстинктивно выбрал это место, не знаю, почему. Собственно, как это почему?! Всё предельно ясно! Сидя около дальней стены, лицом к входной двери, я мог постоянно контролировать ситуацию, складывающуюся в заведении. Именно такое месторасположение даровало мне спокойствие и рождало чувства безопасности и комфорта. Что ещё нужно ПУТНИКУ во время его остановки на привал? Я, не торопясь и внимательно, огляделся вокруг, а потом задумался. Какое-то странное ощущение не покидало меня с того мгновения, как я зашёл в трактир. Всё это когда-то и где-то со мною уже происходило! Всё это я видел в моей непонятной прошлой жизни! Как же мне надоело проклятое беспамятство, как же положить ему конец, чёрт возьми?! Ну сколько же можно надо мною издеваться!?
Из тяжёлых объятий горестных раздумий меня освободил ШЕВАЛЬЕ, который весело и громко обратился к подскочившему к нам чистенькому и весёлому официанту:
– Любезный, что предложите двум благородным господам?
– О, Ваша Честь, выбор блюд у нас невелик, но все они чрезвычайно вкусны, питательны и полезны. Предлагаю салат из свежих овощей под пряным растительным маслом, грибной суп на курином бульоне со сливками, баранину в тушёных помидорах и чесноке, и, наконец, наше фирменное блюдо под названием «Пьяная Свинина», а также, конечно же, жареную в луке и на сливочном масле картошечку в придачу. Кроме этого имеется хрустящая квашеная капуста, мочёные арбузы, солёные помидоры и огурчики, а на десерт – фрукты, сладкая простокваша. Вот, собственно, и всё…
– Ничего себе, – «вот, собственно, и всё». Да вы распахнули перед нами врата рая, милейший! Неплохо, совсем неплохо. Даже великолепно! А что имеется у вас из напитков? – непроизвольно сглатывая слюну, весело и нетерпеливо спросил я, бесцеремонно вмешиваясь в разговор.
– О, Милорд! – официант стал ещё более любезным, и голос его неожиданно приобрёл некоторую торжественность, потеряв оттенок вальяжности и лёгкой снисходительности. – Из напитков могу предложить: светлое и тёмное пиво, сваренные у нас, лёгкие красные и белые вина из винограда «Люкс» Южной Долины, великолепный портвейн марки «То-То».
– Ну что же, остановимся на салате, а также на вашем фирменном блюде, – «Пьяной Свинине», а кроме этого приготовьте картошечку и, прошу вас, не жалейте сливочного масла и лука! Ни в коем случае! А сверху посыпьте её чесночком и, конечно же, – укропчиком. Эти четыре ингредиента чрезвычайно важны! Чрезвычайно! Они во многом определяют её вкус. Кстати, к картошке очень неплохо бы подошла селёдка, знаете, такая жирная, тяжёлая, пряная, но обязательно малосольная. Обязательно! А почему вы не упомянули о наличии у вас селёдки, с ней какие-то проблемы? – с искренним удивлением и недоумением поинтересовался я.
– Милорд, ну вы же знаете политическую ситуацию, – нервно оглядываясь по сторонам, почти прошептал официант. – Пираты, будь они не ладны, перекрыли все поставки. Селёдка в меню равнозначна измене!
– Эх, мне бы ваши проблемы! «Селёдка равнозначна измене»… Фантасмагория какая-то! Милейший, я отношусь к той категории людей, которые находятся выше любой политической и какой-либо иной ситуации и конъюнктуры. Вы до сих пор этого не поняли? Поскребите по сусекам, проведите ревизию погребов, ну что, мне вас учить!?
Официант напрягся, как перед стартом на короткую дистанцию, побагровел.
– Да, и подайте для начала нам вина, пару бутылок. Красного, молодого, под мясо. А вот под картошечку и под селёдочку полагается несколько иной напиток, – усмехнулся я. – Нет ли у вас чего-нибудь такого этакого забористого, крепкого, чистого, прозрачного, холодного, в запотевшем графинчике, ну, вы меня понимаете? Предупреждаю, коньяк я не люблю, от него у меня изжога.
– Понимаю, понимаю… – официант снова перешёл на громкий шёпот. – Но, Милорд, при всём глубоком уважении к вам смею напомнить о запрете домашнего производства крепких спиртных напитков.
– Да что же это такое!? – возмутился я. – А как обстоят дела с крепкими спиртными напитками не домашнего производства?
– Имеется у нас, конечно, акцизная монопольная виноградная настойка, но гадость страшная. Руки бы отбить её производителю! Не советую, – официант скорчил такую гримасу, что у меня полностью пропало желание отведать этой самой акцизной дряни.
– Ну и что же вы можете всё-таки нам сказать по поводу настоящего мужского напитка, чистого, как слеза ангела и холодного, как пять горных ледников? – я пристально и сурово посмотрел на официанта.
– Не знаю, чем Вам и помочь, Милорд, – засуетился и покраснел он.
– Помогать мне не надо, это я вам в случае чего помогу. Милейший, разговоры закончены, пора действовать. Думаю, что вы всё поняли и осознали. Особенно насчёт упомянутого мною крепкого напитка… А для начала в качестве аперитива, пожалуйста, этого, как его, – «То-То», двести грамм. Нет, четыреста. Ну, живее, живее! Время пошло!
– Слушаюсь, Милорд, сей момент! Но, разрешите задать один вопрос?
– Валяйте…
– Вы упомянули о каком-то коньяке. Что это такое?
– Как, вы не знаете, что такое коньяк? – искренне удивился я.
– Нет, Милорд, впервые слышу…
Я поражённо воззрился на официанта. Тот смутился и побагровел.
– Бывает, бывает, – произнёс я задумчиво. – Странно, странно… Ну ладно, идите же. А коньяк, – он и в Африке коньяк…
– Понятно, Милорд! – официант исчез.
Мы с ШЕВАЛЬЕ некоторое время посидели молча, созерцая окружающую нас обстановку. Потом юноша задумчиво и как-то нервно произнёс:
– Сир, разрешите поговорить с Вами откровенно, насколько это возможно?
– Давайте, дерзайте… Перед близким принятием пищи я становлюсь особенно добрым, даже добрее, чем после трапезы.
– Так вот, меня чрезвычайно удивляет Ваше воздействие на людей. Понятно, что Вы Король, но об этом сейчас в данный момент знаю только я один. Человек Вы неординарный, это ясно… Таких, как Вы, вокруг конечно не так много, но, извините, имеются и другие достаточно яркие, умные и оригинальные личности, в том числе и отягощённые титулами и званиями. Но почему, увидев Вас первый раз, ещё до того, как я понял, что Вы Король, мне стало как-то тревожно на душе, и внезапно я ощутил в отношении Вас какие-то непонятные и неосознанные чувства почтения, уважения, страха и даже необъяснимого раболепия? В чём Ваш секрет? Не пойму…
– Не стоит мучаться над разгадыванием этого секрета. Всё очень просто, – усмехнулся я.
– Постойте, постойте! Ну, вот пример! Сидим мы с Вами за одним столом. Я – молодой, красивый, в блестящих доспехах, при гербе, которого здесь ранее я думаю, не видели, но должны чисто интуитивно ценить и почитать его владельца. Рядом со мной Вы, Сир… Одеты весьма скромно, почти как монах. Этот посох! Внешность имеете благородную, но, извините, в общем-то, нередко встречающуюся в нашем сословии. Но почему-то ко мне обратились – «Ваша Честь», заметьте, – не «Ваше Сиятельство», не «Ваша Светлость». А в отношении Вас сразу прозвучало – «Милорд»! Вы же знаете, что такое обращение может быть адресовано только к очень знатным господам! В чём секрет!? Не понимаю! Извините за откровенные и, возможно, несвоевременные мысли.
– Эх, – молодо, зелено. «Мой друг Горацио, есть многое на свете, что неизвестно нашим мудрецам!» – весело и благодушно произнёс я.
– Извините, Сир, а кто такой Горацио? – спросил юноша.
– Кто такой Горацио? – сначала беспечно усмехнулся, а потом тревожно и сосредоточённо задумался я.
Действительно, кто такой Горацио, при чём здесь этот самый Горацио? В памяти вдруг всплыло ещё одно имя. Шекспир… Уильям Шекспир… Кто он такой? Я напрягся, пытаясь как-то зафиксировать, привязать это загадочное имя покрепче к расшатанному стойлу в моём мутном сознании, но у меня ничего не получилось. Вроде бы проясняющийся в голове образ вдруг исчез, растворился, канул в небытие. Я заскрипел зубами, стиснул кулаки, застонал от досады. Впрочем, это состояние длилось недолго.
Я оживился и повеселел, когда увидел, как к нашему столу быстро приближаются две фигуры. Впереди шустро двигался официант. Он держал в руке поднос с графином тёмно-янтарного вина, двумя высокими бокалами, большой тарелкой с фруктами, двумя маленькими тонкостенными голубыми тарелками с вилками и ножами.
За официантом также быстро и на удивление легко для своей комплекции следовал тучный пожилой мужчина с красным пухлым лицом, очевидно, повар, или какой-то распорядитель по кухне, а возможно, и сам хозяин трактира. Они подошли к нам одновременно, остановились, склонились в глубоких почтительных поклонах. Затем официант шустро и изящно расставил приборы, замер в ожидании. Его спутник, пыхтя и отдуваясь, неподвижно воззрился на меня.
– Вы кто такой, сударь? – спросил я небрежно.
– Хозяин этого заведения. Весь к Вашим услугам, Милорд.
– Ну что же, любезный, присядьте-ка за наш стол, прошу вас. В ногах правды нет, – покровительственно и мягко произнёс я, обращаясь к ТРАКТИРЩИКУ.
Тот побагровел и нервно засопел, видимо от неожиданно оказанной ему чести, несколько мгновений поколебался, осторожно присел на скамью напротив нас с ШЕВАЛЬЕ. Последний слегка напрягся, поморщился. Я усмехнулся. Ох, уж, эти дворяне…
– Так значит, вы хозяин этого чудесного заведения? Оно мне очень понравилось, милейший, – продолжил я. – Кстати, не помешал бы нам ещё один бокал!
Перед столом мгновенно возник другой официант. На подносе он держал графин с вином, бокал, тарелку с ножом и вилкой.
– Ай, да пройдоха! – весело засмеялся я, слегка хлопнув ТРАКТИРЩИКА по плечу, от чего тот завалился набок, но весьма быстро восстановил равновесие. – Ценю предусмотрительных людей. Предусмотрительность – верный признак ума!
– Милорд, позвольте выразить Вам глубочайшую признательность за то, что Вы посетили сие скромное пристанище для отягощенных дорогой путников! Какая честь, какая честь! – загудел хозяин. – Не будет ли Вам угодно до начала трапезы оставить свой автограф на нашей памятной доске?
Памятная доска представляла собою тонкий, плоский, идеально отшлифованный кусок белого мрамора в углу трактира рядом с огромным, пока холодным, сумрачным и тихим камином. Мрамор был украшен несколькими чёрными росписями и надписями с указанием дат. Над доской висели парадные портреты, очевидно изображающие лиц, оставивших свои автографы.
– Извините, сударь, но почему вы решили, что именно мой спутник достоин расписаться на доске? У такого человека должны быть определенные заслуги перед обществом, высокий социальный статус. Но вы же его совершенно не знаете!? – нервно и возбуждённо спросил ШЕВАЛЬЕ.
– Ваша Честь, зачем мне его знать? Его знает Небо, и оно ему покровительствует. Этого вполне достаточно…
Юноша некоторое время переваривал данное откровение, потом как-то обречённо и невесело засмеялся.
– Как хорошо и точно сказано! Как тонко подмечено! Да вы, милейший, – настоящий поэт! – довольно улыбнулся я, а потом раздражённо взглянул на ШЕВАЛЬЕ и стальным голосом произнёс. – Мой юный друг! Не кажется ли вам, что ваши странные комплексы препятствуют мне в данный момент и в данном месте в полной мере насладиться Тихой Прохладой, обещанной нашим милым и гостеприимным хозяином? Соблюдайте, пожалуйста, достоинство и приличия! Спокойствие и ещё раз спокойствие!
– О, Ваше Величество, извините меня, прошу прощения! – мой спутник покраснел, вскочил, суетливо и крайне неловко мне поклонился.
Очевидно, указанные слова были произнесены слишком громко. ТРАКТИРЩИК и официанты застыли, как вкопанные. В зале мгновенно воцарилась тишина. Крестьяне, купцы и дворяне сидели за своими столами неподвижно и, находясь в полном недоумении, искоса и с интересом разглядывали меня.
Ах, юный идиот! Почему я сразу не прогнал его?! Ах, моё бедное глупое «ИНКОГНИТО!». О, как недолго в очередной раз я пребывал в данном благостном состоянии!
Я слегка приподнялся:
– Дамы и Господа! Извините, – всё хорошо, не обращайте на нас внимание. Знаете ли, мой юный друг горяч и поспешен. Молодо, зелено, ну и всё такое… Не совсем точно выразил свою мысль, оговорился, бывает, что тут поделаешь!
Я снова сел за стол, с досадой взглянул на потупившегося юношу, нервно указал официанту на графин и бокалы. Они моментально наполнились вином.
ТРАКТИРЩИК почтительно и тихо сидел напротив, официанты куда-то исчезли. Вино было великолепным, таким, каким ему и полагается быть: сложный и насыщенный букет, лёгкая терпкость, тончайший, едва уловимый, но явно доминирующий вкус полыни среди ещё каких-то трав, бодрящий десертный градус.
– Неплохо, неплохо, – небрежно констатировал я, с наслаждением потягивая божественный напиток.
– Милорд, это лучшее вино такого рода из всех вин, существующих на свете. Клянусь Вам! Оно хранится в моей самой потаённой и заветной бочке. Выдержка – десять лет! За последний год я потревожил покой этого вина только дважды, второй раз, – исключительно ради Вас.
– Спасибо за оказанную честь. А ради кого вы потревожили его покой в первый раз?
– О, Милорд, – ради самой прекрасной из женщин, которую я когда-либо видел в своей жизни! Вы, очевидно, слышали о Графине Первой Провинции Первого Острова? Она гостила неподалёку на юге у Графа Третьей Провинции, следовала в Столицу на Королевский Приём, случайно посетила мой трактир. Боже мой, – какая дама, какая красота, какой ум, какая непосредственность, какое обаяние, какие манеры! Эта улыбка, смех, глаза, руки…
Лицо ТРАКТИРЩИКА озарилось такой первозданно-чистой печалью и умилением, что я внезапно растрогался и нервно смахнул со своих глаз невольно набежавшие на них слезы. То же самое, к моему удивлению, сделал и ШЕВАЛЬЕ. Мы все некоторое время грустно помолчали.
– Да, я вас понимаю… Ох, как понимаю! ГРАФИНЯ действительно – само совершенство. Я имею счастье быть знакомым с нею лично. Позвольте произнести тост в её честь.
Мы, несколько нарушая правила употребления аперитива, быстро осушили бокалы сначала за здоровье ГРАФИНИ, потом за её неземную красоту, затем за её ближних и дальних родственников, ну и конечно же – за любовь. После этого мы с недоумением обнаружили, что вино и в бокалах и в графинах иссякло.
ТРАКТИРЩИК попытался, было, восстановить нарушенный баланс между ожидаемым и имеющимся в наличии:
– Человек, вина! Быстро!
Но я мягко прервал его:
– Пока больше никакого вина… Отведаем ваши блюда, оценим их свойства и качество, немного пообщаемся под тот самый запрещённый напиток, если он у вас всё-таки имеется, после чего, в зависимости от степени полученного мною удовольствия, я, возможно, приму решение о выдвижении вашего заведения на Конкурс Лучшего Трактира Трёх Островов.
Лицо хозяина сначала побледнело, потом порозовело, а затем побагровело. Он, как мне показалось, даже абсолютно протрезвел. Хотя, может ли этакий монстр быть пьяным? Я, конечно же, понимал, что несколько переборщил с блефом и раздачей авансов, но, чем чёрт не шутит, а не организовать ли мне действительно где-нибудь и несколько попозже такой конкурс!? Вполне возможно, вполне возможно…
– Милейший, прошу проконтролировать процесс нашей трапезы, – по-прежнему мягко, но строго произнёс я.
– Сию минуту будет исполнено! – ТРАКТИРЩИК вскочил со своего места и быстро исчез.
Я и ШЕВАЛЬЕ некоторое время посидели молча. Наконец юноша тихо проговорил:
– Ваше Величество, прошу еще раз прощения за свою несдержанность… Я подвёл Вас, раскрыв Ваше «ИНКОГНИТО», очень сожалею. Накажите меня, как Вам будет угодно. Что это на меня такое нашло, не пойму!?
– Ничего ШЕВАЛЬЕ, ничего, на первый раз прощаю. Успокойтесь… Сейчас перекусим – и в путь. Но, с другой стороны, стоит ли теперь нам спешить? Куда, зачем? Потерян смысл дальнейшего пути… Столицы нет, Второго Короля нет. Моя миссия закончилась, так почти и не начавшись. Надо подумать, немного подождать, поразмышлять, послушать людей, проанализировать ситуацию.
– Сир, почему-то мне вдруг именно сейчас вспомнился МАГИСТР. До сих пор он, исчезающий в облаке пыли, стоит перед моими глазами. Как это объяснить? Кто он такой?
– Вы знаете, ШЕВАЛЬЕ, на свете действительно есть масса явлений и вещей, которые не подвластны нашему разуму. Но это отнюдь не означает, что они закрыты для познания и понимания. Нет, они являются таковыми лишь на определённом этапе долгого и сложного пути, а потом предстают перед нами в совершенно другом свете. Через некоторое время смотрим мы на них, и думаем, – ах, как же всё понятно и просто, ох, и почему же раньше мы не могли осознать эти, казалось бы, элементарные истины!? Вот так же найдём и объяснение исчезновению нашего МАГИСТРА, дайте время. А вообще-то зря вы о нём упомянули. Как бы не сглазили, тьфу, тьфу, тьфу… – я нервно постучал по столу.
– Извините, Сир. Тьфу, тьфу, тьфу… – вторил мне ШЕВАЛЬЕ.
Я улыбнулся, встал из-за стола, подошёл к камину, задумчиво посмотрел в его холодное чрево. ШЕВАЛЬЕ тут же вскочил вслед за мною и сопровождал мои движения почтительным взглядом. В трактире снова воцарилась абсолютная тишина. Все присутствующие замерли, внимательно и с интересом наблюдали за мной.
– Так вот, мой друг, по поводу истины, – громко продолжил я свои размышления. – За каждым её разгаданным пластом следует другой пласт, и так – до бесконечности. В этом заключается великий и вечный процесс познания. Кстати, не знаю, уместна ли будет здесь такая аналогия, но мне кажется, что истина подобна женщине.
– Женщине? – удивился ШЕВАЛЬЕ.
– Да, да! Вот, мы знакомимся с нею, ухаживаем за нею, сначала трепетно и неуверенно касаемся её нежной и волшебной кожи пальцами, потом более решительно руками и губами, а затем возбуждённо и нетерпеливо сбрасываем с женщины одежды в стремлении увидеть и ощутить её тело и насладиться ею в первозданно-обнажённом виде. Затем, познав даму в этой ипостаси, мы стремимся в полной мере понять её натуру, узнать её характер и желания, докапываемся до её первозданной сути. Вот, наконец, мы всё вроде бы поняли, да нет же, что-то всегда остается за пределами нашего восприятия и разума. А если мы всё-таки познали, наконец, женщину во всех её проявлениях окончательно, или почти окончательно, и нам становится всё ясно, то нами сразу овладевает скука. Мы лихорадочно и нетерпеливо ищем другую даму, еще не познанную и потому загадочную, и так до бесконечности, вернее, до смерти. Познание рождает сначала радость, наслаждение и удовлетворение, потом возникает чувство пресыщения и частенько наступает печаль, затем охватывает нас какое-то беспокойство, появляется стремление к новому познанию, следом идёт само это новое познание, и так далее, и так далее…
– Кто-то познаёт что-то до смерти, Сир, а кто-то до бесконечности, – грустно заметил юноша, прозрачно намекая на моё бессмертие.
– Да, вы правы, мой друг… Но знаете, в вашем возрасте думать о смерти глупо. Молодость всегда кажется бесконечной и в этом её особый смысл и сила! Что там будет через двадцать-тридцать или сорок-пятьдесят лет? А хрен его знает! К тому же, как мы недавно выяснили, слухи о бессмертии нас, Королей, довольно сильно преувеличены. Вот так, мой друг, вот так!
Нашу философскую беседу прервал официант. Он торопливо приблизился к столу с огромным подносом, поставил на него заказанные блюда: салат, пропитанный ароматами овощей и трав, великолепную, в меру пропеченную и сочную свинину, очевидно, ту самую, – «ПЬЯНУЮ», белоснежную, рассыпчатую, посыпанную укропом и чесноком, картошку, жирную селёдку, аккуратно порезанную, освобождённую от костей и покрытую тонким слоем лука под уксусом, и еще что-то не столь существенное, но, очевидно, вкусное.
Ко всему этому были присовокуплены бутылка красного вина и запотевший графинчик с прозрачной, как слеза, жидкостью. Именно она в первую очередь привлекла моё самое пристальное внимание.
Я со стоном вдохнул все ароматы, парящие и царящие над столом, одной рукой поднял хрустальную рюмку с неизвестным напитком, заботливо наполненную непонятно откуда взявшимся хозяином, другой рукой занёс вилку над селёдкой.
– За здоровье, господа!
Мы с ТРАКТИРЩИКОМ выпили, дружно крякнули, закусили салатом. Жидкость была великолепна! Хороший градус, мягкий вкус, непонятные, но чертовски приятные травяные оттенки, неподражаемый аромат. А главное, – идеальная очистка! Слеза горного родника, капля влаги с глубоких небес, растаявший кусочек льда, отколовшийся от самого чистого из всех чистейших ледников! Красота! Великолепно!
ШЕВАЛЬЕ в это время с удовольствием и, не торопясь, осушил бокал красного вина. Я иронично посмотрел на него, хмыкнул, подцепил самый большой и жирный кусок селёдки, изнемогая от предчувствия грядущего наслаждения, поднёс его ко рту, и именно в это сладостное мгновение я услышал треск распахнувшейся двери и громкий неприятный голос, который принадлежал огромному детине, закованному в тяжёлые доспехи, сверху небрежно покрытые серым плащом. Эмблема на плаще была до боли знакома, – красный треугольник в белом круге. Орден Посвящённых, чёрт его подери!!!
– Всем оставаться на своих местах! – громко произнёс вошедший почему-то до боли знакомую мне фразу и скалой застыл на пороге, обводя угрюмым взглядом зал.
– Ну, ШЕВАЛЬЕ, накаркали вы, однако, беду! – с досадой произнёс я, после чего поспешно и уже без ожидаемого экстаза стал жевать селёдку.
Впрочем, она, зараза, даже при отсутствии этого самого экстаза, и при складывающихся обстоятельствах была великолепна, чрезвычайно вкусна, нежно и маслянисто таяла во рту.
Потом я быстро разлил всем ещё по бокалу белой прозрачной жидкости, словно надеясь, что после её чрезмерного употребления, возможно, этот незнакомец куда-нибудь исчезнет. А ведь как славно начинался ужин!? Ведь он мог так плавно и ненавязчиво перейти в завтрак, а потом, возможно, и в долгий, до самого вечера, обед! А потом снова в томный и меланхоличный поздний ужин, сдобренный на всё готовыми юными девами. Эх, какое горькое несчастье – неожиданно потерять ожидаемое впереди сладкое счастье! Как часто самые смелые и вожделённые наши ожидания рождают всего лишь одни разочарования…
