Текст книги "О, Путник!"

Автор книги: Александр Арбеков

Я рассеянно посмотрел в камин, нахмурился. Да, Звизгун даёт о себе знать. Следует сделать небольшой перерыв. Я встал, прошёлся по залу. Все вскочили вслед за мною со своих мест. Я сделал им знак присесть, а потом печально продолжил:

– Ну, а о ГРАФИНЕ я уж ничего и не говорю. Такая дама, и капуста…Вещи явно несовместные. Увы, увы… Да и вообще, – кому нужен нудный, лысеющий и стареющий литератор, тужащийся родить что-нибудь этакое гениальное и оригинальное, забыв, что этот свет уже давным-давно всё повидал, познал и испытал. И всё давно уже описано, исписано и множество раз переписано… Зачем я ей, – этой роскошной женщине, владелице огромного состояния в виде Горных Жеребцов!? Одна надежда на БУЦЕФАЛА. Возможно, он меня не покинет. О, я совершенно забыл о ЗВЕРЕ! Уж он-то наверняка будет всегда рядом, пёсик мой любимый! В принципе, неплохая получается компания, совсем неплохая… Да, – и ещё ПОСОХ! Мне всегда есть на что опереться в долгом пути по скорбной и бесконечной дороге бытия…

Я горестно покачал головой, плеснул в рюмку Звизгуна, залпом её выпил, подцепил на вилку солёный огурец, с удовольствием им захрустел.

– Сир! Всё? Надеюсь, Вы спустили пар? – ГРАФИНЯ подошла ко мне и нежно обняла. – Что это у Вас за навязчивая идея выращивать именно капусту? Почему, допустим, не помидоры или огурцы? Вот такие маленькие, аппетитные, хрустящие огурчики! А!? Уединимся у меня в замке, так уж и быть, я Вас там пригрею и обласкаю. Разобьём огород и поставим теплицы. Сняли урожай, – часть огурцов засолили, часть замариновали, часть, – сразу же на рынок. Тем жить и будем. Ах, почему же только этим!? Вы правы в том, что ещё неплохой доход принесут нам Горные Жеребцы. У меня их целый табун. Как Вам такие перспективы? Но…

– Что, «но»?

– Но сначала нужно будет переплыть бушующее море, полное пиратов, отвоевать мои земли, перебить всех врагов и восстановить замок. Ну, – это же для Вас сущие пустяки, раз плюнуть! И по поводу стареющего и лысеющего литератора Вы явно погорячились, Бессмертный Вы наш…

Я не выдержал и громко расхохотался. Все облегчённо последовали моему примеру. Я ещё раз плеснул себе в рюмку Звизгуна, строго посмотрел на присутствующих. Они торопливо проделали то же самое.

– За наших любимых, преданных и любящих женщин! Только они спасают нас в самые трудные минуты бытия! Кавалеры пьют стоя! – произнёс я вечный, как этот мир, тост.

Все выпили, захрустели огурцами и капустой, потом стали доедать остатки салатов.

– А скажите-ка мне всё-таки, любезный наш хозяин! А откуда к вам поступила информация о моём намерении завоевать Первый Остров? Она вообще-то строго засекречена, конфиденциальна, так сказать.

– Сир, да ниоткуда и отовсюду! Ведь, извините, и ежу понятно, что начинать надо не с Третьего, а с Первого Острова.

– Так, так… То, что понятно ежу, понятно и любому мало-мальски думающему человеку, – вздохнул я. – Аргументируйте, милейший, – что, всё-таки, понятно в нашей ситуации и ежу?

– Хорошо, Сир. Во-первых, Вы и так являетесь Королём Третьего Острова. Он никуда не денется, вполне может подождать. С ним никогда не поздно разобраться… Это же всем ясно! Во-вторых, Вам необходимо, извините, для сохранения лица, как правильно сказала ГРАФИНЯ, отвоевать её владения. Знаете ли, «Балладу о Великой Любви» никуда не денешь! Она ко многому обязывает!

– Стоп, что за Баллада, почему ничего о ней не знаю? Есть известная всем Поэма, как она там называется?

– «Власть, война и любовь», Ваше Величество, – вдруг подала голос до этого сидевшая тихо Фрейлина. – Но если хотите услышать мою точку зрения, то произведение это, – так себе, довольное слабое, рассчитанное на средние умы, не в обиду ПОЭТУ это будет сказано. А вот «Баллада о Великой Любви», – это нечто… Гениально, потрясающе, пробирает до самого нутра, охренеть и офигеть можно, знаете ли.

– Боже, милая, что за слог!? – искренне удивилась ГРАФИНЯ.

– Ваше Сиятельство, извините, но если уж пошла такая пьянка…

– Боже, прекратите же! Да, о времена, о нравы! – возмущённо и изумлённо произнесла ГРАФИНЯ.

– Дорогая, оставьте Фрейлину в покое! Звизгун, – он на то и ЗВИЗГУН, чтобы после его употребления человек мог по настоящему расслабиться. Ваша подруга права. Откровенность нам всем в эту чудную ночь не повредит. Кстати, замечаете, что все мы сидим за столом практически трезвые? А сколько выпито! Но будьте осторожны, – это всего лишь иллюзия! Есть в состоянии опьянения одна коварная стадия. Я её называю второй. Испытываешь приятную эйфорию, подъём. Тебе кажется, что ты почти трезв, что рассуждаешь умно и логично, и вот именно сейчас, в эти удивительные минуты, рождается истина! Так, в принципе, оно и есть. Иллюзия необычайной раскованности ума в искреннем разговоре, переполненном экстазом, на этой стадии неизбежна, собственно, именно она придаёт ей остроту и шарм. Главное, как можно дольше поддерживать это уникальное состояние и не переходить на несколько иной уровень. Но это уже совсем другая история и тема…

Я встал, сделал всем знак рукой оставаться на своих местах, прошёлся по залу, подошёл к ПОЭТУ.

– Ладно, продолжим. Сударь, и что же это за Баллада? Почему я о ней ничего не знаю? Её написали вы?

– Увы, Сир, увы. Не я… Вещь замечательная. Не спорю… Намного сильнее моей Поэмы. А что Вы от меня хотите!? – вдруг с надрывом воскликнул ПОЭТ, метнув содержимое рюмки с божественным напитком в рот. – Писать на заказ, – себя не уважать! Вы думаете, мне не стыдно за это, так называемое, произведение, за мою Поэму!? Стыдно, ещё как стыдно! Дерьмо! Полное дерьмо! И это после «Моей женщины», – образца любовной лирики, который признан всеми! Стыд какой! Истинные ценители поэзии смеются и издеваются надо мною, как хотят. Извините уж меня, ради Бога! Не оправдал Ваших надежд! Хотите казните, хотите милуйте, – мне всё равно! Пожалуй, пойду повешусь!

ПОЭТ вдруг нервно и безнадёжно всхлипнул, тряхнул кудрями и залпом выпил ещё одну рюмку Звизгуна. Некоторое время мы все снова посидели молча, глядя на пылающий камин. Часть свечей уже отжили свой краткий, предопределённый от рождения срок, но их пока никто менять не спешил. Ну и славно… Хорошие мысли, как и откровенная беседа, чаще всего возникают в полутьме. Самое великое рождается на грани! Свет и тьма, огонь и холод, добро и зло…

Незаметно к столу нереальными тенями проскользнули два официанта, поставили на него несколько салатниц, пузатый и запотевший графин, очевидно, с фирменным напитком, поменяли тарелки и растворились где-то в углу, в полумраке.

– Дружище, – сказал я, обращаясь к ПОЭТУ. – Ну, полноте… Не занимайтесь самобичеванием. А собственно, почему бы и нет? Это мероприятие в принципе полезно, если оно, конечно, не перерастает в клинику. Надеюсь, вешаться всерьёз вы всё-таки не собираетесь? Я вот только что слегка поиздевался над собою и над вами. Ну и славно! Как выразилась ГРАФИНЯ, спустил пар. Вы его тоже спустили… Это хорошо. По моему мнению, Поэма ваша не плоха для вещи, написанной под заказ. Как вы это уже поняли, у меня есть вкус. Плюньте на всяких там рафинированных эстетов, критиканов и ничтожных завистников, внемлите гласу простого народа! Ему ваше произведение искренне понравилось. Об этом факте мне также совершенно искренне доложила Тайная Служба. Да, да! Есть такая организация! Но, Бог с нею, не будем портить аппетит…

Я потыкал вилкой в салат, налил в рюмку Звизгуна, опрокинул её в рот, с удовольствием зажевал солёным грибком.

– Кстати, дружище, вы в курсе, что настоящее искусство, истинно талантливое, предназначено лишь для избранных, для сравнительно немногих ценителей и эстетов, а всё остальное, соответственно, для прочих индивидуумов? Это касается и поэзии, и живописи и музыки, и всего остального. Не в курсе? Жаль, жаль… Вы, очевидно, думаете, что искусство – это фундаментальное и монолитное понятие, этакая глыба, которая не может быть разбита на несколько неравнозначных обломков, каждый из которых представляет свою определённую ценность?

Я снова опрокинул в рот рюмку со Звизгуном, крякнул, захрустел огурцом.

– Вы заблуждаетесь, мой друг! Может, – и ещё как может! Это как очень крупный бриллиант, разрезанный на несколько частей. Пара-тройка из них побольше, пять-шесть поменьше, всё остальное – мелкая пыль. Так и искусство. Оно бывает самым разнообразным по качеству и ассортименту, и предназначается разным потребителям. Что-то имеет первый сорт, что-то – второй или третий. А есть ещё и высший сорт! На всё найдётся свой покупатель. Теперь знайте эту, в общем-то, простую и нехитрую истину, и жить станет значительно легче. Пусть ваша Поэма и не является чем-то выдающимся, но скроена она вполне добротно. На первый сорт потянет. Если кто-то после её прочтения ощутит удовольствие, а может быть даже и настоящий экстаз, то считайте, что ваша великая цель облагораживания этого суетного мира достигнута!

Я встал, подошёл к камину, ощутил его усталое тепло, вдохнул полной грудью горький аромат догорающих поленьев. Потом я вернулся за стол и спросил у печального ПОЭТА:

– А не прочитаете ли вы нам что-нибудь этакое, особенное? Обстановка вполне располагает. Хочется услышать что-нибудь философское, хватит этой набившей оскомину любовной лирики!

– Сир, от лица всех присутствующих здесь дам выражаю самый решительный протест, – весело заявила ГРАФИНЯ. – Как же без любви!?

– Ну, хорошо, – предлагаю золотую середину, – засмеялся я. – Сударь, а есть у вас что-нибудь такое, любовно-философское?

– Конечно есть, Сир. Для Вас и ГРАФИНИ всегда найдётся. Извольте, послушайте вот это.

 
Последнее время я смотрю на деревья всё чаще.
Тайный смысл познаю в их коре и ветвях.
Удивляюсь ветрам, невесомо парящим,
Превращаюсь в дожди, растворяюсь в корнях.
 
 
Ангел мой! Знаю я – ты не терпишь печали,
Но, она с каждым годом сильней и сильней.
То, что будет в конце, то, что было вначале
Размывает поток исчезающих дней.
 
 
Но старуха-хандра нас сгубить не успеет,
Потому что пришёл синеглазый апрель,
И открылись души потаённые двери,
И дурманит любви неиспытанной хмель…
 

Камин почти догорел, стол освещал один единственный канделябр с четырьмя свечами, стоявший в центре. Я подошёл к ПОЭТУ, положил ему руку на плечо.

– Эх, дружище! Мне бы ваши проблемы… Вы молодчина! Великолепно, гениально! Бог с ней, с этой Поэмой. Всякому овощу свои время, место и условия созревания. Я горжусь, что рядом со мною находится такой поэт, как вы. После этого стихотворения и того главного образца любовной лирики, ну, как там его…

– «Моя женщина спит», – раздался мелодичный голос ГРАФИНИ.

– Спасибо, милая… Так вот, после этих двух стихотворений можно в принципе уже больше ничего и не писать. Вполне достаточно написанного… Вернее, писать можно и нужно, ну, чтобы не терять форму. Продолжите, например, эту самую нашу Поэму. Да не вздрагивайте вы так! История Империи только начинается! Нас ждут великие дела! Пишите не торопясь, с толком, с расстановкой, с чувством, и главное – качественно! То, что качественно, конечно не всегда гениально, но чаще всего хотя бы талантливо. Кстати, и гениальное не всегда бывает качественным. Вот где парадокс! Вот где место для дискуссий! Пишите, мой дорогой, пишите. Ваш дар, как и всё на этом свете, нуждается в развитии, в тренировке, в движении, иначе он пропадёт, атрофируются. Лишь дураки уверены, что талант нельзя потерять или просто пропить. Это не так! Пишите, цензора над вами нет, ну, может быть, я или ГРАФИНЯ сделаем вам пару замечаний. И что в этом страшного такого? Договорились?

– Да, Сир, – печально произнёс ПОЭТ.

– Ну и славно!

Я взял в руку рюмку, полюбовался игрой света на гранях хрусталя и произнёс тост:

– За творчество, за любовь!

Все выпили до дна. Усталость – эта вечная подруга алкоголя, как всегда внезапно затопила и поглотила меня. Я обнял ГРАФИНЮ, поцеловал её в висок, с наслаждением вдохнул аромат тяжёлых медных волос, слегка поклонился присутствующим:

– Извините, господа, пора и отдохнуть. Встретимся за завтраком. Хозяин, будьте любезны, подайте утром Империум, он будет очень кстати. ШЕВАЛЬЕ, проверьте посты. Спокойной ночи…

Огонь в камине окончательно потух. Только тонкие струйки дыма поднимались от чернеющих углей вверх, пытаясь, видимо, через дымоход добраться до звёзд. Глупые, – сдались вам эти звёзды! Они там, в своей холодной вышине, и сами, видимо, неприкаянны и одиноки, иначе, зачем и почему они покидают небо и падают на землю?

 
В весенних полях
Молодые травы собираю
Тебе в подношение.
А на рукава неустанно
Падает, падает снег…
 

Если расслабленность и усталость – вечные подруги алкоголя поздним вечером, то опустошённость и вялость – его верные спутницы утром. К завтраку, а, вернее, к обеду, все собрались за столом, будучи явно опустошёнными. Лучше всех выглядел ТРАКТИРЩИК. Ну, конечно, – годы неустанных и упорных тренировок по употреблению спиртного давали о себе знать.

ГРАФИНЮ я еле-еле поднял с кровати. Ночью она упала в неё, как в бездну и заснула таким крепким сном, что все мои слабые попытки вызвать в ней любовный пыл ни к чему не привели. Я, собственно, особо и не старался, так как сам почувствовал глубокую усталость и вскоре погрузился в глухие и тёмные пучины сна, крепко сжимая девушку в своих нежных и крепких объятиях.

«А поутру они проснулись»…

Проснулись мы тяжело, и не утром, – а в полдень. Моя ненаглядная лебёдушка выглядела неважно, была бледна, помята, мрачно смотрела в потолок, морщась от головной боли и осторожно массируя виски. Девушка истово клялась, что больше никогда не возьмёт в рот этот проклятый напиток с таким дурацким названием… Как его там? Звизгун… Какой идиот его придумал!?

Я мягко увёл ГРАФИНЮ от этой весьма щекотливой темы и объяснил, что её состояние проистекает отнюдь не из-за Звизгуна, как такового, а из-за отсутствия культуры пития, а иными словами, из-за чрезмерного употребления этого божественного напитка. Потом я подал ГРАФИНЕ стакан воды и, пытаясь её взбодрить, напомнил ей о надписи на стене в зале трактира.

ЗВИЗГУН, ИМПЕРАТОР, БОГ… Какова, однако, троица! Девушка слегка развеселилась и, то ли от воды, то ли от моей шутки, почувствовала некоторое облегчение. Я, конечно же, тоже испытывал определённое состояние дискомфорта в организме, но, как всегда, сосредоточившись, а потом, расслабившись, очень быстро восстановился.

После вежливого стука в дверь нашей спальни и приглашения к столу мы, не торопясь, оделись и спустились вниз.

ПОЭТ был бледен, как гипсовая статуя, и мрачен, словно полководец, проигравший накануне судьбоносную битву. Он нервно теребил салфетку дрожащими пальцами, тяжело уставившись в пол.

ШЕВАЛЬЕ выглядел чуть получше и посвежее. Правда, его замутнённые глаза, казалось, были почти лишены смысла, но периодически в них вдруг проскакивала лихорадочная искра воспалённого разума. В такие мгновения юноша словно приходил в себя от какого-то потустороннего транса, вздрагивал, и каждый раз удивлённо оглядывался вокруг, словно видел всё впервые.

О крайне плачевном состоянии Фрейлины я даже не буду упоминать. Единственным положительным фактором являлось то, что в моменты прояснения сознания взгляд ШЕВАЛЬЕ обязательно останавливался на девушке, при этом он заметно теплел, а щёчки Фрейлины в такие мгновения заметно розовели. Ну что же, если у них вчера что-то случилось и получилось, то слава Богу!

Некоторое время наша дружная компания сидела молча. Все, кроме меня, с отвращением посматривали на запотевший графин со Звизгуном, стоявший в центре стола.

– Ну что, друзья мои, вижу, что все вы живы и относительно здоровы. Это уже хорошо, – жизнерадостно произнёс я, потирая руки. – А здоровье мы сейчас подправим и поправим. С выпивкой мы вчера, конечно, переборщили, но какова была беседа, а?! Хозяин, как там наш Империум?!

– Ваше Величество, – уже созрел, немного потомился, обрёл подобающую консистенцию!

– Что за Империум, какой Империум? – глухо спросила ГРАФИНЯ. – Я ничего не хочу. Я ничего не буду! Можно мне просто посидеть за столом, и всё? Или ещё лучше, прогуляться по свежему воздуху?

– Дорогая моя, вы совершенно не понимаете, что сейчас из-за своего неведения пытаетесь закрыть дорогу в рай! Но я вам не позволю этого сделать. Хозяин, – подавай! Прямо из печи!

Через несколько мгновений на столе возник закопчённый глиняный казанок с ароматным варевом. Запахло бараниной, чесноком, лавровым листом и другими пряностями. Официанты быстро и аккуратно разлили бульон по глубоким тарелкам, положили в рядом стоявшие чашки с крышками по небольшим кускам дымящейся баранины.

– А теперь, господа, – торжественно произнёс я. – Самый ответственный момент! Тот, кто преодолеет его, испытает истинный экстаз, магическое продвижение к свету и моё личное одобрение! Ну, а тот, кто не рискнёт это сделать, останется в мутной болезненной трясине этого пасмурного дня! Но я настоятельно рекомендую рискнуть.

Я подмигнул ТРАКТИРЩИКУ, он понимающе кивнул головой и шустро разлил по рюмкам Звизгун. Раздался общий протестующий и горестный вздох. Я резко встал и с металлом в голосе произнёс:

– За ИМПЕРИЮ! Виват!

Все тяжело поднялись вслед за мною.

– За ИМПЕРИЮ!!! – услышал я в ответ обречённый и разбалансированный хор унылых голосов.

– А теперь немедленно закусите и быстро попробуйте Империум, пока он не остыл, ну же!

Ложки дружно опустились в тарелки, раздались удивлённо-одобрительные возгласы. Щёки у всех порозовели, на лбах выступила испарина, глаза заблестели. Мои спутники явно начали обретать нужную форму.

ТРАКТИРЩИК был крайне доволен происходящим. Лицо его окрасилось в помидорный цвет, глазки сияли, он постоянно вытирал огромным платком пот, градом катящийся по лбу и по щекам. Скоро все перешли к мясу. Оно было необыкновенным: перчёно-сладким, ароматным и нежно тающим во рту.

– Сир, Вы были абсолютно правы! Империум в данный момент, – именно то, что надо, трапеза замечательная, – проворковала раскрасневшаяся и заметно повеселевшая ГРАФИНЯ. – А как пошёл Звизгун! Только сейчас я, наконец, поняла, почему у него такое чудное и оригинальное название. Гениально, гениально…

– То-то, то-то, моя дорогая! Как я уже неоднократно заявлял: «Со мною поведёшься, ещё и не того наберёшься!».

Все дружно и весело рассмеялись. За столом воцарилась непринуждённая, тёплая, товарищеская обстановка. Потом мы выпили ещё по две неполные рюмки. Они пошли уже как по маслу. На второе был подан «Мундир Фиш», который также получил дружное одобрение всех присутствующих за столом лиц. Селёдка была жирна, пряна и малосольна. Белоснежная картошка, запечённая незадолго до трапезы, густо посыпанная укропом, слегка сдобренная чесноком, рассыпчатая и необыкновенно вкусная, вызывала неимоверное удовольствие. Боже, как просто, как вкусно! Удивительно, превосходно! Что ещё нужно человеку!?

– Шевалье, а где наш Писец? Вы же его вчера, вроде бы, приглашали? – спросил я в конце обеда.

– Сир, Указ о даровании нашему хозяину монополии на производство и реализацию Звизгуна готов. Осталось только его подписать и скрепить печатью.

Я сделал это незамедлительно и вручил Указ пыхтящему от волнения ТРАКТИРЩИКУ, который по этому случаю выразил мне глубочайшую благодарность и признательность. После этого мы сердечно попрощались с ним и отправились в путь.

Чем дальше мы углублялись на юг, тем лучше становилась погода. Степь была похожа на насыщенный всеми цветами, слегка взбитый коктейль. Её зелёно-буро-красно-серо-жёлтая, слегка колышущаяся гладь, чередовалась с огромными проплешинами сжатых полей. Где-то они были абсолютно чёрными, где-то жёлтыми, где-то их поверхность покрывала молодая, сочно-зелёная и девственная трава. Она была задумчива и робка, так как ещё до конца не определилась в своей дальнейшей судьбе между двумя временами года. Лёгкий и тёплый ветер ласкал наши лица, затуманенное небо с неохотой пропускало на землю солнечные лучи, которые были ещё достаточно горячими, чтобы согревать её.

Наконец, впереди показались величественные заснеженные горы. До владений ГРАФА оставалось всего ничего, мы с облегчением вздохнули. Наш путь следовал в направлении Чёрного Ущелья. Его я уже дважды пересекал ранее. Это было единственное место, через которое вела дорога, позволяющая с комфортом миновать горный массив и достичь трёх южных Провинций. Других более-менее пригодных для передвижения путей не существовало. Имелись, конечно, горные тропы, но они были довольно сложны, извилисты и небезопасны.

Дорога поражала своей пустынностью, отсутствием встречных повозок, всадников и пеших людей. Чем ближе мы подъезжали к ущелью, тем тревожнее становилось у меня на душе. Какое-то нехорошее предчувствие всё больше и больше овладевало мною. Я подозвал к себе командира Гвардейцев и приказал ему выслать вперёд десяток разведчиков, а также усилить боковые дозоры. Через некоторое время в мою карету заглянул встревоженный ШЕВАЛЬЕ:

– Ваше Величество! Дозорные привезли человека, Вам стоит на него немедленно взглянуть.

Я торопливо вышел из кареты, подошёл к доставленному мужчине. Он был средних лет, одет, как крестьянин. Но что-то в его облике и во взгляде выдавало несколько иное происхождение. Одежда на нём была во многих местах порвана, ноги и руки покрыты ссадинами с запёкшейся кровью. Мужчина сидел, опираясь на колесо повозки, и жадно пил воду из кувшина. При моём приближении он попытался встать, но это у него не получилось. Я раздражённо махнул рукой, присел около него.

– Кто вы такой, откуда, почему в таком состоянии? – нетерпеливо спросил я.

– Сир, – я секретный посланник! Направляюсь в Столицу по приказу начальника гарнизона из замка ГРАФА. Недавно нас атаковало большое войско. Слава Богу, данное нападение не явилось для нас неожиданностью, так как до этого заблаговременно были предприняты все необходимые меры безопасности. Приближение противника мы обнаружили за пару дней до осады, успели стянуть в цитадель все имеющиеся силы, ещё задолго до этого запаслись провиантом. Нами были сразу же посланы несколько гонцов в Столицу, однако, очевидно, ни один из них не смог преодолеть Чёрное Ущелье. Оно, увы, оказалось заблаговременно заблокировано противником.

– Как это могло случиться? Вы же говорите, что разведка была хорошо организована? – раздражённо спросил я. – Неужели Ущелье не охранялось надлежащим образом?

– Не могу ничего пояснить по этому поводу, Сир! Узнав о блокаде Ущелья, перед непосредственным приближением врага, руководство направило меня и ещё несколько человек на север. Мы были переодеты крестьянами, купцами, пастухами и под покровом ночи отправлены с донесениями к Вам через горы. Вероятно, к данному моменту только я смог их преодолеть. Этому способствовало то, что небольшое поместье моего отца находится в горах, я их знаю с детства, как свои пять пальцев. Я двое суток был в пути, переход оказался довольно тяжёлым, но, слава Богу, у меня всё получилось. На этой стороне купил у пастуха мула, гнал его, сколько мог, но животное оказалось никудышным, пало. Остаток пути преодолевал пешком. На счастье, меня заметил Ваш патруль. Вот и всё… Как я рад видеть Вас, Государь!

– А я как рад! Так вы дворянин?

– Да, Сир. Я – Шевалье, служу у ГРАФА сотником. Мой род хоть и обедневший, но довольно старинный.

– Молодец, ах, какой молодец! – потрепал я воина по плечу. – Вы достойны награды. Попозже напомните мне об этом, не стесняйтесь.

– Рад служить Вам, Сир! – снова попытался приподняться СОТНИК.

– Сидите, сидите… Так как там обстановка в замке, что с Ущельем?

– Замок я покинул буквально за несколько часов до подхода противника. Сначала, насколько это позволял рельеф местности, скакал на лошади, затем спешился. Пока поднимался в горы, никаких признаков чего-то тревожного, ну, типа пожара, в районе замка не видел. А вообще, Сир, Вы же знаете, он – довольно крепкий орешек, взять его будет очень трудно.

– Знаю-то я это, знаю… Ах, сударь, вы не представляете, сколько за всю историю было расколото крепких орешков! Был бы орех, а расколоть его всегда найдётся желающий, знаете, с таким увесистым молотком, или с массивными щипцами. Так, а что всё-таки с Ущельем?

– Чёрное Ущелье заблокировано врагом очень и очень серьёзно. Почти всё оно завалено камнями в два человеческих роста, в середине небольшой проход, он забаррикадирован брёвнами на такую же высоту. Перед ущельем и за ним – многочисленные конные патрули, сам проход охраняют примерно тысяча тяжеловооружённых отборных пехотинцев и, не поверите, – пять-шесть сотен арбалетчиков и лучников! И ни одного конника!? Оборона построена в три эшелона, выкопаны рвы и возведён частокол. Кроме того, имеются потаённые ямы-ловушки с заточенными кольями внизу, сформированы несколько отрядов воинов с толстыми сетями и опоясывающими кнутами.

– Что за кнуты такие? – с интересом спросил я у гонца.

– Сир, ну, это такие длинные прочные кнуты, которыми традиционно пользуются горцы. Кроме обычного своего назначения: пасти скот, захватывать и сбивать его с ног, бороться с волками и барсами, они получили распространение среди горного дворянства, как оригинальный и экзотический спортивный предмет. Мы устраиваем турниры на кнутах каждый год. Именно в поместье моего отца они и происходят. Съезжаются Мастера Кнута со всех трёх южных Провинций, собирается масса зрителей, гостей. Собственно, – эти турниры и являются основным источником доходов нашей семьи. Знаете, три дня весь год кормят…

– Знаю, знаю… – задумчиво произнёс я. – Ну, для чего столько стрелков, и эти ямы, и кнуты, и сети, я прекрасно представляю. Боятся нас с АНТРОМ, прежде всего именно его, готовятся к нашему возможному нападению. ЗВЕРЬ есть ЗВЕРЬ… Интересно, интересно. А скажите, милейший, каково ваше умение владеть этим самым кнутом?

– Я – Первый Мастер Кнута, Государь. И мечом, кроме этого, владею неплохо!

– Ха, ха, ха!!! – рассмеялся я весело и нервно. – Вот и повезло же мне! В моей свите одновременно два Мастера, – меча и кнута! Ау, ау! Присутствуют ли здесь ещё какие-либо мастера!? Ау, ау!?

– Сир, – конечно, присутствует, – неожиданно раздался сухой голос ПОЭТА.

– Ах, да… О вас я и забыл, – стал я вдруг совершенно серьёзным. – Извините, искренне признаю ваше мастерство в стихосложении, а, возможно, вы ещё покажете себя и в прозе. Я намекаю, прежде всего, на Летопись. Истинный поэт, как правило, всегда хорош и как прозаик. Ну что же, Бог любит троицу, вот и славно. Три мастера в одном месте, – это и не много, и не мало. Но, давайте вернёмся к делам нашим насущным. А на землях чьих владений расположено это Чёртово Ущелье? Почему всё-таки проглядели и допустили его захват? И, вообще, откуда эти молодцы с кнутами? С сетями, – понятно, но с кнутами? Получается, что это горцы?

– Получается, что так, Сир, – сзади раздался мелодичный и в тоже время чуть хрипловатый голос ГРАФИНИ. – Извините, ущелье не Чёртовое, а Чёрное. Находится оно на земле этого старого хрыча, – ГЕРЦОГА. Не изменой ли здесь попахивает?

– Возможно, возможно… Ах, ГЕРЦОГ, ГЕРЦОГ! Дайте время, – с ним и со всеми другими разберёмся! – я злобно заскрежетал зубами. – А вы, милочка, если я ничего не путаю, весьма весело танцевали с этим хрычом на одном недавнем памятном балу!

– Так ведь правила приличия диктуют свои законы, Сир! Вы же сами меня этому учили, – фыркнула ГРАФИНЯ.

– Учил-то я, учил, но любое учение требует осмысления и определённой интерпретации! Ладно… Всем молчать! Оставить меня в покое, обеспечить полную тишину, думать буду! – раздражённо произнёс я и быстро направился к карете. – ШЕВАЛЬЕ, за мною! СОТНИКА на носилки и ко мне! И Звизгуна ему сто грамм! И мне тоже! Двести!

И так, обстановка в общем ясна. Меня ждут… Кто ждёт? Конечно же не войска кого-либо из феодалов Второго Острова. Тягаться по отдельности они со мною не рискнут, кишка тонка! Да и нет никакого резона… Есть могущественный Император, которому они принесли присягу, и который не сделает им ничего плохого. Наоборот, ситуация всем на пользу. Мир, покой, тишина, стабильность, крепкая верховная власть, перспективы поживиться военной добычей, получить титулы и награды при бесспорно победоносном покорении двух других Островов.

Возможна какая-то мелкая измена, этакая лёгкая интрига, на всякий случай, не более того. А, скорее всего, просто проморгали вторжение вражеских войск и захват ущелья. Да, – этот факт прискорбен, но ведь произошедшее событие могло быть результатом простой случайности, халатности, отсутствия бдительности, наличия элементарного разгильдяйства!

Император наш великий и непобедимый, солнце наше, вон, уже сидит в славной Столице, все Провинции у его ног! На Первом Острове смута, гражданская война, им не до нас. Третий Остров далеко, да и вообще, – это нечто загадочное и иллюзорное, пока к нам не относящееся. Кстати, Император-то наш является законным Королём этого Острова! С ним он в любом случае немного попозже разберётся. Таким образом, кругом тишь и благодать. Все расслабились, успокоились, потеряли бдительность, а неведомый враг возьмись, да и объявись прямо у самого порога! Да, меня явно опередили. Ну что же, на каждого хорошего Стратега найдётся ещё более лучший Стратег. Век живи, век учись…

– СОТНИК! – выглянул я из кареты.

Тот сидел в походном кресле в двух шагах от меня. При моём появлении он довольно уверенно встал и даже попытался вытянуться в струнку. Раны его были перевязаны, новый камзол, лосины и высокие кожаные сапоги превратили крестьянина в настоящего дворянина. Лицо его после Звизгуна обрело румянец, глаза были полны не печали, как давеча, а энтузиазма и стремления к движению вперёд. Что же, – это похвально, это я люблю и одобряю!

«А может быть стоит продавать Звизгун в аптеках, как общеукрепляющее и психотропное средство?», – про себя подумал я и невесело усмехнулся.

– Скажите мне СОТНИК, а какова численность вражеских войск?

– О, Сир, численность их очень велика! С востока к замку двигались тысяч десять воинов, не менее. Кроме этого, по моим сведениям, тысяч пять высадилось с юга. Да ещё и пираты! Их конница насчитывает тысячи четыре всадников. Представляете!? Вместе с теми, кто охраняет ущелье, получается где-то под двадцать или более тысяч бойцов! Такой концентрации войск наш Остров не видел никогда!

– А откуда у вас все эти сведения?

– Государь, слава Богу, перед вашим отбытием в столицу БАРОН успел организовать более-менее разветвлённую разведывательную сеть во всех Провинциях, поставил во главе её своих доверенных людей. В свою очередь, в посёлках, городах и в замках также имеются агентурные ячейки.