Текст книги "О, Путник!"

Автор книги: Александр Арбеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 92 страниц)

МАРКИЗ и его воины после моих слов застыли, превратившись в стальные изваяния. Даже их лошади перестали трясти хвостами и фыркать. Пауза явно затягивалась…

– А где же мы ещё должны быть, как не на лошадях? – неожиданно спокойно произнёс МАРКИЗ, – ваше, так называемое, величество! А вы довольно забавный малый. Знаете, о пользе физкультуры мы поговорим попозже, в самых мрачных и глубоких казематах моего замка. Думаю, разговор будет интересным и содержательным. Компанию нам составит ещё один собеседник, – великий физиолог, большой знаток анатомии и различных особенностей человеческого тела. Да, по поводу лошадей! Почему это мы должны покинуть наших бессловесных, но преданных нам боевых товарищей?

– Ну вот, – это же совершенно другое дело! Один покой гораздо лучше тысячи беспокойств. Вы, сударь, вместе со своими людьми должны быть не на лошадях, а рядом с ними, на земле. Покидать их полностью вовсе не обязательно, держите их за уздечки. Вам просто необходимо выразить подобающее мне уважение, и только. Так следует вести себя воспитанным и благородным дворянам в присутствии КОРОЛЯ. Кто же вас воспитывал? Очевидно те же самые лица, которые занимались и воспитанием ГЕРЦОГА? Им должно быть стыдно за вас. Только в положении стоя, отвесив глубокие поклоны, вы можете в полной мере выразить своё почтение, полагающееся моей персоне. Я действительно КОРОЛЬ, не сомневайтесь, я вам могу доказать это в любую секунду. Но есть одна закавыка. Кони… Их следует куда-нибудь отвести от греха подальше. Сами понимаете, АНТР им категорически противопоказан. Он…

– Взять их! Сигнал, сигнал! – снова сорвался на визг МАРКИЗ.

Один из воинов поднёс к губам рог, дважды в него протрубил. В лагере поднялась суматоха, к нам галопом направился большой отряд тяжёлой конницы. Вскоре я уже чётко видел стремительно приближающихся всадников: матовые доспехи, опущенные забрала, копья и мечи в руках. Их было не меньше сотни.

Ну, вот и пришёл черёд ЗВЕРЯ! Этим и должно было всё закончиться. Собственно, при большом желании я мог, конечно, совладать с ситуацией, смягчить её, не доводить до крайности, но мне почему-то этого делать не хотелось. Что-то мне подсказывало, что необходимо второй раз эффектно продемонстрировать свои силы и возможности. Это должно пригодиться мне в будущем.

– Спешиться, отпустить лошадей, всем назад! – крикнул я своим людям и спешившись сам, хлопнул БУЦЕФАЛА по боку.

Он, не теряя грациозности, легко поскакал к нашему лагерю. Ах, какой конь, какой умница, какой красавец!

Далее события происходили, как принято это говорить, – словно при замедленной съёмке. Я увидел в трёх-четырёх десятках шагов от себя стальную конную лаву, дорогу которой преградила жидкая цепочка моих воинов во главе с БАРОНОМ. Он крутил перед собою гигантский меч, который, словно струя холодного пламени, прорезал клубящийся и сгущающийся вокруг мрак. Я вдруг почувствовал какую-то пока неведомую, но страшную опасность, угрожающую мне сверху, с неба.

Я крепко, двумя руками сжал ПОСОХ, собрал все силы в кулак, сконцентрировался и громко закричал:

– ЗВЕРЬ!!!

Небо надо мною вдруг не выдержало копившейся в нём энергии. Оно разродилось ею со страшной силой, выплеснув из своего чрева огромную массу воды. Ураганный ветер расщепил её на миллиарды мелких струй, переплёл хаотично друг с другом, безжалостно вбил в почву, трансформируя её в сплошное месиво. Гигантская ослепляющая молния неожиданно пронзила небо и ударила вниз, в землю, недалеко от меня. Гром мощно встряхнул мироздание. Всё вокруг задрожало, заходило ходуном, земля превратилась вдруг в тёплую смолу, стала сначала уползать из-под ног, а потом вспучиваться и холодно кипеть.

Все события того вечера хаотично переплелись в моей голове. Я потом долго, с помощью соратников, вспоминал и анализировал их.

Помню, как ЗВЕРЬ то ли ещё до удара первой молнии, то ли одновременно с нею, мгновенно материализовался в двух шагах от меня. Шерсть его была вздыблена, она искрилась и пылала, из пасти по огромным клыкам текла слюна и тяжело взбрызгивалась пена, всё пространство вокруг заполнил ужасный страшный вой, воздух сгустился и завибрировал. Кровь застыла в моих жилах, кольчуга вдруг стала нагреваться, бедро обжёг кинжал. Потоки воды с неба с неимоверной бешеной силой продолжали истязать землю, которая неумолимо и покорно расплывалась под ногами.

ПОСОХ в моей руке вдруг раскалился, засветился ярким белым светом. Я перетёк в него, а он в меня, и мы стали единым целым, превратившись в плотный сгусток энергии. В свою очередь с небес полыхнуло нестерпимо ярко и мощно. Время застыло, мир вокруг трансформировался до неузнаваемости. Поток чудовищной энергии обрушился на меня, ослепил, оглушил. Он стал нереально медленно и крайне болезненно разрывать моё тело на мелкие куски. Я даже не успел услышать последующий за молнией мощный, сотрясший землю и небо, звуковой удар. Я просто знал, что он должен быть и, находясь на пике этого сумасшедшего ожидания, корчась от невыносимой боли, наконец-то рассыпался на миллион осколков, которые разлетелись по всей Вселенной в разные стороны.

Последнее, что каким-то непонятным образом запечатлело в памяти моё взорванное сознание, – прекрасное, печальное, неумолимо удаляющееся от меня лицо ГРАФИНИ. Потом я был поглощён чёрной, холодной, ужасной и спасительной тьмой.

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ. (Вторая беседа с Богом)

Эйфелева Башня была почти пуста. В это время с неё исчезают организованные экскурсионные толпы и остаются только одинокие, завороженные и очарованные ею и Парижем посетители, немногочисленные влюблённые парочки и откровенно скучающие гуляки, которые не понимают, для чего собственно они на этом сооружении оказались в столь позднее время. Такие нервные придурки с мрачными лицами были и будут всегда и везде. Их не так уж и много, но именно они – стихийные, беспокойные и сами себе непонятные существа, увы, подчас оказывают заметное влияние на наш мир.

– Почему придурки? – пробормотал БОГ, любуясь ночным Парижем.

– Хватит читать мои мысли! – раздражённо произнёс я, отхлёбывая из карманной фляжки довольно крепкую, вонючую, купленную на последние деньги, текилу.

– Я твои мысли не читаю, я их творю! – возмутился ОН.

– Что за бред! – возмутился я в ответ. – Ты, конечно, сотворил этот мир, а значит и меня, и не только меня одного, но я сам творю свои мысли!

– А что такое мысль? Что ты знаешь о её природе!? – засмеялся мой собеседник.

– Мысль, – это продукт деятельности головного мозга, результат работы миллионов и миллиардов нейронов, соединённых между собой. Белое и серое вещество, нервные волокна, электрические импульсы, передающиеся по ним. Синоптические связи. Левое и правое полушария. Левое, кажется, отвечает за логику, правое за эмоции. Мозг регулирует и определяет работу всего организма. Ну, и так далее, и тому подобное. Я не биолог. Это всё, что я знаю о головном мозге, – сказал я, потом напрягся и задумчиво произнёс. – А может быть это всё только на поверхности, так, видимая часть огромного айсберга? А что там под водой, никому знать не дано. До поры до времени, конечно. Может быть. Возможно, возможно…

– Вот то-то и оно, вот то-то, – одобрительно пробурчал ОН, перехватывая из моих рук фляжку. – Как ты можешь пить эту гадость?

– Всё вокруг гадость: и текила, и виски, и пиво, и Кока-Кола, и Пепси-Кола, и этот непонятный, скучный, туманный ноябрьский Париж, и эти вечные, наглые, суетящиеся негры под башней, и эти отмороженные парижанки на своих мини-машинках и мотороллерах, и эти арабы, сжигающие нас ненавидящими взглядами, и эта грязная Сена, и весь этот фетиш! Кругом всё серо, противно и промозгло. Тьфу!

– О чём это ты? Какой фетиш!? – возмутился БОГ.

– Не надо придуриваться! – я долбанул ногой по металлической конструкции, которая глухо и одобрительно загудела мне в ответ.

– Ты сегодня явно не в настроении.

– Да, и не стесняюсь говорить об этом!

– С какой это стати ты так взъелся на этот чудесный город? – засмеялся ОН.

– Со всех статей! – ответил я. – В чём, собственно, его необыкновенная и уникальная чудесность? Город, как город, ничем не хуже и не лучше многих других.

– Ты уверен?

– Абсолютно и полностью! – воскликнул я. – Дома, как дома, соборы, как соборы, река, как река, асфальт, как асфальт, бетон, как бетон, кирпичи, как кирпичи, магазины, как магазины, кафе, как кафе, фонтаны, как фонтаны, музеи, как музеи… Ничуть не хуже и не лучше, чем в сотне других мест. Бабы в большинстве своём не красивы: то плоские, как сёлёдки, то жирные, как тюлени, а чаще всего вообще ни то, ни сё. Дурны, расчётливы, стервозны, суетливы. Мужики вечно чем-то озабочены, нервны и прячут глаза, при этом умудряясь слащаво улыбаться. Какая любовь, какая романтика?! Кругом эти чёрные, жёлтые, коричневые хари! Сплошная мешанина харь! А этот однообразный и глупый шансон!? А эти напыщенные, заторможенные и тупые полицейские!? Мне не нравится эта страна! Мне не нравится этот желанный для многих, но давно лишённый всякого флёра и смысла, абсолютно выхолощенный город! Ненавижу его!

– О, как, ишь, ты, однако! – хохотнул БОГ.

– Да, именно так! – злобно ответил я.

– Ну, хоть какое-то место во Франции тебе нравится? – иронично усмехнулся мой собеседник.

– Конечно, и ты об этом месте прекрасно осведомлён! – нервно произнёс я. – Ты знаешь, почему мне это место нравится, почему оно мне интересно и очень дорого!

– Ты имеешь в виду Монте-Карло и ту девицу, с которой ты занимался любовью на заднем сиденье экскурсионного автобуса, следующего ночью вдоль Лазурного Берега?

– Да.

– Но это была не Франция, ты в то время находился на территории Княжества Монако.

– Значит, Францию я не люблю вообще, – проворчал я.

– Да, сегодня ты явно не в духе, – усмехнулся ОН, а потом насмешливо продекламировал. – Что послужило этому причиной, Милорд, неужто, ваш РОМАН?

– Да, именно, Король, моей хандре причина он, – раздражённо пробрюзжал я в ответ. – Именно он! Не пишется, мерзавец! Нет этого самого, как его?

– Вдохновения, экстаза, огня?

– Да нет, всё не то!!!

– Может быть просто нет желания? Заела лень? Отсутствуют идеи? – ОН вдруг бесцеремонно выхватил из моих рук фляжку с текилой и сделал из неё большой глоток, поморщился. – Какая гадость! Ну почему не купить качественный напиток? Это же явная подделка!

– На какие шиши? На эту дрянь я потратил последние евро? – огрызнулся я и тут меня озарило. – Чёрт возьми! Нашёл то слово, самое уместное, ясное и понятное!

– Какое слово? – недоумённо поморщился ОН.

– Ну, то, которое объясняет, почему РОМАН не пишется!

– И какое же это слово?

– Нет КУРАЖА! – заметался я по обзорной площадке. – Нет КУРАЖА, понимаешь?!

– Понимаю, – усмехнулся БОГ. – Я сам такой. Без куража – ни куда!

– Пошёл к чёрту! – завопил я. – Не потерплю больше твоих дурацких издевательств! А, завершая нашу содержательную беседу на этой железяке, могу сказать, что мне всё один чёрт, – что Монте-Карло, что Париж, что Венеция, что Берлин, что Милан, что Прага, а тем более Варшава. Мерзкий отвратительный город. Везде мне одинаково скучно, неинтересно и одиноко. К чёрту всё, к чёрту!

– Не упоминай так часто ЧЁРТА по поводу и без оного! – буркнул мой собеседник. – Ты делаешь это и к месту и ни к месту. Всё-таки это мой родственник!

– Вот как!? – искренне удивился я, а потом, не выдержав копившегося внутри меня весь вечер какого-то странного напряжения, заорал. – Мне плевать и на чёрта, и на Париж, и на Эйфелеву башню и на всё другое!!! И даже на Монте-Карло!!! И на Вселенную!!! И на тебя!!! Надоело! В деревню, в глушь, в Саратов! К чёрту всё!!!

– Исполнено! – пророкотал ОН и исчез.

А с ним исчез и Париж. Я, мрачный, стоял на главной площади Саратова. Промозглый мерзкий ветер пронзал меня, как марлю на форточке. Ну, надо же, какой, однако, обидчивый, этот тип!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. «ПОСОХ»

Самое трудное – познать самого себя…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

 
Оборваны корни
Плавучей, плакучей травы.
Так и я бесприютен!
С лёгкой душой поплыву по теченью!
Лишь только услышу: «Плыви!».
 

Мне снился странный сон. Я стою на краю высокого обрыва. Передо мною до горизонта раскинулось море, его штормит. Рядом стоит женщина. Я вижу её чётко, ясно, ощущаю её волнующий запах. Чёрные густые волосы, раскосые тёмные глаза, маленькая, но очень красивая грудь, словно выточенная из мягкого камня. Изящная тонкая талия и стройные ноги.

Совершеннейшая из совершенных, неотделимая от меня, вечная моя любовь. Радость, восторг, грусть, сожаление переполняют меня. Я пытаюсь обнять женщину, но она почему-то смотрит на меня с укоризной, ускользает в сторону, а потом вдруг делает шаг вперёд, к краю обрыва, бросает на меня печальный прощальный взгляд, и я понимаю, что он – последний. Я кричу: «Не надо!». Но ничего уже нельзя изменить. Женщина делает еще один шаг и молча прыгает вниз.

Боже! Я стою в страшном оцепенении, ужас захлёстывает мой разум, я пытаюсь что-то сделать, но ничего не получается. Моя голова, распираемая изнутри какой-то непонятной и злой силой, вот-вот взорвётся! Как тяжело! О, как невыносимо печально и горько!

– Ваше Величество, Ваше Величество!!! – неожиданно вторгся в мой сон или скорее всего в бред женский крик откуда-то извне, безжалостно развеивая волнующие и грустные видения в прах, неся облегчение, сожаление и освобождение.

Я с трудом открыл глаза. Ослепительный солнечный свет резанул по ним, словно остро заточенным лезвием. Я застонал, заморгал, попытался пошевелиться. С третьей попытки это у меня получилось. Я увидел над собою одно из самых совершеннейших и прекраснейших женских лиц из всех, которые мне довелось созерцать доныне. В первое мгновение мне показалось, что та самая женщина из сна чудесным образом последовала за мною в реальность, но потом я то ли с горечью, то ли с радостью, понял, что это совсем не она.

Надо мною склонилась моя милая ГРАФИНЯ. Её распущенные волосы, невесомо парящие в ореоле нестерпимо яркого солнечного света, защекотали мне нос и лоб. Я счастливо и легко засмеялся, чихнул. Как хорошо, всё-таки, жить на этом свете!

– Слава богу, он жив, жив! Будьте здоровы, Сир!

– А как же иначе, Миледи, ведь он бессмертен.

– КХА, КХА, КХА….

Первый голос принадлежал ГРАФИНЕ, второй – ПОЭТУ. Пса ни с кем не спутаешь. Я полежал, приходя в себя. Слабость, сковывающая меня невидимыми и прочными путами, с каждым мгновением стала отступать, и скоро я почувствовал себя намного лучше. Неведомое мною ранее ощущение неожиданного и сладостного прилива сил затопило меня, стало всё больше и больше нарастать. Я приподнялся, сел, опёрся на правую руку, тряхнул головой.

ЗВЕРЬ мгновенно оказался рядом, внимательно и пристально посмотрел на меня, приблизил свою тяжёлую башку к моей голове, глухо и довольно заурчал. Я ласково потрепал его по шее. Он, как всегда в таких случаях, удивленно выпучил янтарные глаза, потоптался на месте, поворчал о чём то о своём, не торопясь, отошёл в сторону и растворился, исчез во влажной траве, окатив её перед этим фонтаном мелких огненных брызг, слетевших с его густой шерсти.

ГРАФИНЯ стояла на коленях рядом со мною. Волосы растрёпаны, глаза мокрые, опухшие от слез, одежда в грязи. Тонкие руки нервно и хаотично мечутся перед моим лицом. Ах, ты моё солнце, радость моя, девочка моя! Я улыбнулся, пристально посмотрел ГРАФИНЕ в глаза. Она замерла. Свободной левой рукой я решительно притянул её к себе и скрепил наши уста страстным и долгим поцелуем. Аллилуйя любви, аллилуйя!!!

Сначала девушка вроде бы сделала какие-то нерешительные, робкие и протестующие движения, но потом расслабилась, замерла, затихла. Её губы были волнующе податливы, сладки, как тысяча бочек самого отборного и целебного весеннего мёда. Мы потерялись во времени и пространстве, вернее, полностью растворились в них. Какая-то полузабытая, скрытая до сего момента, неведомая, бурлящая, кипящая и могучая энергия вдруг стала переполнять меня, рваться наружу. Кровь мощно потекла по жилам, заиграла во мне, как добрая застоявшаяся брага, мышцы наливались силой и постепенно превращались в стальные канаты.

Я с некоторым трудом, но решительно оторвался от только что раскрытых передо мною врат рая, чуть отстранил девушку от себя, встал во весь рост, вдохнул полной грудью густой и чистый, как горный родник, воздух, галантно подал руку ГРАФИНЕ, в растерянности оставшейся сидеть на мокрой земле:

– Душа моя, и долгое ли время вы по мне горевали?

– Почти всю ночь и последующее за ним утро, Сир. Все говорили мне, что Вы мертвы, но я не верила. Я не верила, что всё может так глупо и бездарно закончиться, толком и не начавшись. Я не позволяла никому к Вам прикоснуться. Мне казалось, что Вы должны ещё чуть-чуть полежать, отдохнуть, восстановить силы. Вы понимаете? Я оказалась права! Ну и что, что молния, подумаешь, молния! – навзрыд заплакала девушка.

Я крепко и нежно обнял её, слился с её телом во всепоглощающем объятии. Ах, как хороша, ах, как желанна! Бедная моя, милая моя, любимая моя!!!

Вдруг я услышал невдалеке зычный голос БАРОНА:

– Ваше Величество, Ваше Величество! Слава богу! Вы живы, невероятно, Мой Король!

БАРОН, весёлый и жизнерадостный спешил ко мне. Он, к моему удивлению, в этот раз не нёс на себе тяжёлые и привычные доспехи. Одет он был в просторный серый балахон, простоволос, слегка пьян. Старый воин скользил по грязи, перешагивая через трупы людей и лошадей. Я только сейчас обратил на них внимание. Ими было густо усеяно подножие холма, на котором я стоял, а дальше вокруг лагеря и вблизи замка они встречались значительно реже.

Молодец, ЗВЕРЬ, уничтожил угрожающий мне конный отряд, но не стал продолжать своё кровавое дело, идти дальше, видимо, не решился оставить меня одного. А те другие трупы и слегка шевелящиеся тела вдалеке, – это, видимо, скорбные последствия осады.

БАРОН, тяжело дыша, приближался к нам. Глаза его сияли. Наконец воин оказался рядом. Он, порывисто раскинув руки, бросился ко мне, но потом заколебался, приостановился в нерешительности.

– Ах, дружище, как я рад тебя видеть! – сжал я от всей души его в своих объятиях.

БАРОН вдруг захрипел:

– Ради бога, Сир! Видимо молния сделала Вас ещё более сильным!

– Да что это за молния!? Все о ней толкуют, а я никакого понятия не имею, – нахмурился я.

– Извините, Сир, – вежливо вмешался в разговор скромно и тихо стоявший невдалеке ПОЭТ. – В Вас действительно ударила молния. Это было ужасное и, в то же время, грандиозное зрелище! Я, как естествоиспытатель, получил от него не только и не столько огромное удовольствие, как кое-что другое.

– И что же? – криво улыбнулся я.

– Сир, у меня возникла масса вопросов! Очень интересно, чрезвычайно интересно! О, извините, удовольствие я, конечно, получил не от того, что молния в Вас ударила, а от самого этого удивительного природного явления! Какое было великое и страшное зрелище, какая мощь и сила! Поразительно! А Вы, а ПОСОХ! Невероятно!!!

Поток красноречия ПОЭТА пришлось прервать, так как я увидел недалеко от нас небольшой походный столик, на котором находились кувшин и кружки. Около него стояли складные стулья.

– Давайте помолчим пару минут! – сказал я. – Как говорится, – в ногах правды нет. Присядем. Мне надо срочно промочить горло.

Мы расселись вокруг стола, я жадно сделал несколько больших глотков прямо из кувшина. Там, к моему глубокому разочарованию, оказалась всего-навсего прохладная вода. Ну и то неплохо.

– Так вот, Сир, – с энтузиазмом продолжил свой рассказ Поэт. – После отбытия Вашей делегации забрались мы с ГРАФИНЕЙ на самую высокую повозку и стали наблюдать, как Вы выполняете свою миссию. Зрелище было впечатляющим: небо пронзительно голубое, но постепенно меняющее свой цвет перед неожиданным приближением грозы, Ваши знамёна тяжело развеваются на усиливающемся ветру, доспехи свиты сверкают на солнце, трубачи трубят во всю мощь своих лёгких, смятение и суета в лагере и в замке! И это всё на фоне далёких белоснежных гор! Меня охватил такой подъём! Я ещё подумал, что стоит сразу же и немедленно приступить к созданию Поэмы, так как вдохновение, знаете ли, – это крайне капризная девица со сложным характером, она приходит к нам не так уж и часто. И порой очень быстро уходит…

– Извините, милейший, – мягко, но решительно прервал я ПОЭТА. – Тема для Поэмы и тема для краткого реалистичного рассказа, – это совершенно разные вещи. Нельзя ли несколько конкретизировать ваше увлекательное повествование? Поменьше эмоций, побольше фактов. Да, я действительно заказал вам Поэму, посвящённую нашему путешествию. Произошедшая недавно э…э…э… битва, надеюсь, будет в ней достойно отражена. Но это потом, как-нибудь попозже, в более спокойной обстановке. А сейчас, пожалуйста, к сути вопроса, покороче!

– Да, конечно, конечно, Сир… Так вот, мы некоторое время наблюдали за Вашими переговорами с рыцарем в белом, потом увидели, как к холму приближается конный отряд, очень забеспокоились. Затем разразилась эта ужасная гроза, начался ливень. Ваша свита в десятке шагов от Вас во главе с БАРОНОМ заняла оборону, рядом с Вами внезапно возник АНТР. В это время ударила первая молния, она пронзила землю недалеко от Вас. Разряд и последующий за ним гром были очень мощным, всё вокруг задрожало, загудело, затряслось. Вы стояли с ПОСОХОМ один на холме. Мне даже показалось, что Вас окружает какое-то сияние. ЗВЕРЬ ужасно завыл, воздух как-то странно, зубодробительно завибрировал. Вы мне не поверите, но зубы у меня действительно залязгали, волосы встали дыбом, клянусь, первый раз в моей жизни, это факт, а не аллегория.

– Ну, ну, и что же было дальше? – с жадным интересом спросил я.

– Так вот, Сир, – продолжил ПОЭТ. – Конники в это время уже смяли отряд БАРОНА, но дьявольский вой ЗВЕРЯ внёс в их ряды страшное смятение. Кто-то оказался на земле, кого-то куда-то понесли лошади. Пара-тройка десятков спешившихся воинов попыталась всё-таки добраться до Вас, надо отдать должное их храбрости, но не безрассудству. ЗВЕРЬ молниеносно с ними, идиотами, расправился. Жуткое было зрелище! Латы рвались, как бумага! Головы, руки, ноги отделялись от туловищ, кишки вылетали из разодранных животов, кровь била фонтанами! Вопли, проклятия, стоны! Ужасно, невероятно, грандиозно!

Во время этого довольно реалистичного повествования моего Летописца, точнее, на самом его пике, раздался какой-то булькающий звук. Это бледная, как предрассветная дымка, ГРАФИНЯ пыталась сдержать рвоту.

– О, Ваше Сиятельство, извините! – смутился ПОЭТ.

– А что же было со мною? – нетерпеливо спросил я.

– Как видите, Сир, наша милая дама созерцала события, описанные мною, и может всё подтвердить Ну, а потом она потеряла сознание и упала с повозки, слава Богу, вполне удачно, ничего себе не повредила. Что касается Вас, Сир… В какой-то момент ударила вторая молния. Она была мощнее первой, и у меня вдруг возникло ощущение, что обе они хотели попасть в Вас, или, вернее, кто-то ими хотел попасть именно в Вас, и в никого другого. Последнее предположение конечно нелепо, совершенно фантастично и не выдерживает никакой критики. Кто может управлять молниями? Только Бог! Но ведь его нет!

– Что!? Ах, ты червяк! – пробасил БАРОН и, схватив рассказчика за грудки, вдруг с лёгкостью поднял его над собою и так встряхнул ПОЭТА, что у того громко щёлкнули челюсти.

Неизвестно что бы случилось с новоявленным атеистом, если бы я решительно не пресёк действия БАРОНА. Я быстро перехватил его ручищи, вырвал из них ПОЭТА и поставил его на землю.

– Господа, давайте оставим на потом тему Бога и возможные в связи с этим выяснения отношений. Сейчас меня чрезвычайно интересует рассказ ПОЭТА. Я хочу дослушать его до конца. И так, продолжайте, безбожник вы наш.

Бледный ПОЭТ дрожащими руками поправил свои растрёпанные волнистые кудри и слегка охрипшим голосом продолжил:

– Так вот… Первая молния, если можно так сказать, промахнулась, а вторая попала прямо в Вас, Сир, вернее не в Вас, а в Ваш ПОСОХ. А точнее, она ударила в Вас, но мгновенно как бы перетекла в ПОСОХ. Это трудно сейчас точно и полно описать, объяснить словами, но было примерно так. Всё вокруг поглотила страшная световая вспышка, раздались ужасные грохот и треск, земля как бы стала куда-то уползать из под ног, потом вздыбилась, моя повозка перевернулась, сам я отлетел в сторону, сильно ударился обо что-то головой, потерял сознание. Но перед этим я успел услышать дикий вой АНТРА. Это было ужасно!

ПОЭТ дрожащими руками взял со стола кружку с водой, выпил её одним махом, а потом, успокоившись, продолжил повествование.

– Через некоторое время я очнулся, заполз под какую-то другую тяжёлую повозку, кажется, в ней была казна, и находился там до раннего утра. Передвигаться за её пределами было невозможно, дождь стоял стеной, ветер сбивал с ног, мгла окутала всё вокруг зловещим, мистическим, чёрным покрывалом, рождающим ужас и отчаяние!

– И долго длилось это состояние природы? – задумчиво спросил я.

– Довольно долго, Сир, как я сказал, почти до раннего утра, до начала восхода солнца, – сказал ПОЭТ. – Дождь и ветер, наконец, прекратились, наступил тихий и чистый рассвет. Я отыскал ГРАФИНЮ, мы вместе пошли искать Вас, долго бродили по полю, наконец, нашли. Вы находились в ужасном состоянии: лежали весь в копоти и в грязи в большой чёрной воронке. В руках Вы сжимали ПОСОХ, который был, как ни странно, абсолютно невредимым, чистым и сухим. Под Вами же растеклась лужа крови. В Вас я не обнаружил ни малейших признаков жизни, – ни пульса, ни дыхания. Я несколько раз их проверил, ведь я же ещё в некотором роде и врачеватель. Вы, Сир, уж простите меня, были совершенно мертвы! Абсолютно мертвы! Но всё же каким-то образом воскресли! По этому поводу могу высказать ряд предположений. Во-первых…

– Давайте подождём с предположениями, закончим с фактами, – прервал я рассказчика. – А вообще, всё это чрезвычайно интересно, очень необычно и неожиданно. Теория о моём бессмертии воплощается на практике. Ладно, и что же было дальше?

– Дальше? – вздохнул ПОЭТ. – ГРАФИНЯ всё время была рядом с Вами, твердила, что Вам надо отдохнуть, поспать. Вела себя, извините, как сумасшедшая. Что Вы хотите, женщины… Рядом с Вами также находился АНТР, вернее, ЗВЕРЬ. Сидел спокойно, никого вроде бы и не трогал. Почему-то он на ГРАФИНЮ не обращал никакого внимания. Странно… Ну, Вы понимаете, что несмотря на внешнее спокойствие ЗВЕРЯ к Вам никто приблизиться не посмел. Ближе к полудню ЗВЕРЬ вдруг схватил Вас за рубаху и вытащил из воронки, позволил затем ГРАФИНЕ и мне Вас хоть немного обмыть, или, извините, вернее, помыть. Мы это сделали, привели, простите, Ваше совершенно бездыханное тело в более-менее приличное состояние. А края той воронки вдруг через некоторое время обвалились, стала она по консистенции, извините за выражение, как отхожее место. Странно, непонятно всё это. Получается, что ЗВЕРЬ предвидел данное событие. Как? Каким образом? А молнии? Что это такое, всё-таки, было? Не понятно, абсолютно ничего не понятно!

– Ах, сколько происходит непонятных и странных вещей в этом мире, мой друг! – печально вздохнул я. – Продолжайте же.

– Так вот, Сир, оставались бы Вы в этой воронке, так там бы и погибли, утонули. Но, с другой стороны, Вы и так были долгое время мертвы. Как может утонуть, умереть, извините, мертвец!? Вот что я думаю по этому поводу. Честно говоря, ни в какое бессмертие я никогда не верил. Всё это выдумки, сказки, мифы… Но случай с Вами меня глубоко поразил и заставил задуматься. Неужели бессмертие действительно существует!? Но это противоречит всем известным законам природы! Постойте, постойте, но есть же законы и неизвестные! Только подумайте, а если…

– Хватит думать, пришло время действовать. За вас всех подумаю я! И, вообще, как говорил когда-то один умный и не лишённый чувства юмора человек: «Слухи о моей смерти были сильно преувеличены!», – бесцеремонно и весело прервал я ПОЭТА.

– Как Вы себя чувствуете, Сир? – заботливо спросила ГРАФИНЯ.

– Великолепно, моя дорогая! Превосходно! Эх, сейчас бы дерябнуть рюмочку Можжевеловки! – рассмеялся я.

– Сир, имейте разум! Ну какая сейчас может быть Можжевеловка!? – возмутилась девушка.

– А перенесённый мною стресс!? А посттравматический синдром, а!? – деланно возмутился я и, заминая эту щекотливую тему, обратился к БАРОНУ. – Сударь, а что приключилось с вами?

– Да что приключилось, ничего такого особенного, Сир, – проворчал рыцарь, поморщившись. – Встали мы стеной на Вашу защиту, приняли удар конницы. Но что мы могли сделать? Одиннадцать человек против сотни тяжеловооружённых всадников… Нас, конечно, смяли, вбили в землю, но и мы вели себя достойно. Я лично успел пятерых-семерых конников на месте уложить, клянусь. Спасся только благодаря своим доспехам. Они у меня особые. Этим соплякам повредить их, что пробить мухобойкой стену замка. Эх, славные мастера Первой Горы! Если вас ещё когда-нибудь увижу, расцелую, каналий, достойно награжу. Только бы добраться до моего доброго, старого Высокого Замка, окунуться в Тёмное Озеро и нырнуть в его прозрачные глубины, забраться в горы, съесть пару горстей нашей знаменитой ежевики. Эх! Как всё надоело!

БАРОН взмахнул руками, резко отвернулся, застыл неподвижно.

– Дружище, ну полноте, полноте! Успокойтесь. Однако, какой вы оказывается чувствительный. Да отведаем мы вашей ежевики, да покупаемся не только в Тёмном, но и в сотнях других озёр! Кстати, а как у вас там рыбалка, как охота? – успокаивающе похлопал я по плечу БАРОНА. – Знаете ли, обожаю встретить рассвет с удочкой среди тишины и тумана, когда птицы только начинают несмело петь свои песни. Вода в это время, как жирное парное молоко, воздух, как испарина благородного бальзама. А если ты не один, а с друзьями!? Полянка рядом уже накрыта: легкие закуски, овощные и мясные салаты, но только не рыбные, ни-ни! Прохладные, но ни в коем случае не холодные, красные и белые вина. А возможно, вдруг, совершенно случайно обнаружится запотевшая бутылочка доброго и старого, как этот мир, самогона, конечно, хорошо очищенного, настоянного, ну, хотя бы на ежевике, а может быть и на можжевельнике. Вы же давеча меня этим бальзамом угощали, дружище! Не слушайте тех, кто не рекомендует пить по утрам. Всё это ерунда. Пара-тройка рюмок под достойную закуску с утра на лоне природы придаёт организму хороший тонус и способствует прекрасному настроению. Главное, не продолжать до обеда, сделать перерыв, а уж во время обеда и после, – пожалуйста, но в меру. Как говорится, умеренность – есть лучший пир!