Текст книги "Пустой мир 3. Короны королей (СИ)"

Автор книги: thelordofthedark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 66 страниц)

– И это все? – она, освободившись от его руки, отступила на шаг. – Последнее, зачем я тебе нужна? Что изменилось?

– В тебе ничего, – честно ответил Эдвард, тяжело вздохнув. – Я ошибался. Ошибался с самого начала, но теперь все станет на свои места. Ты выполнишь свою роль, которая и была твоей с самого начала. Смотри на меня! – впервые повысил он голос на женщину, снова опустившую взгляд. Миривиль подняла на него полные слез глаза, и Эдвард, тщетно пытаясь оставаться спокойным, закончил: – Ты выполнишь то, что я тебе скажу. Ты вновь обручишься, и твой муж станет новым тоскарийским феодалом.

– Новым? – она уцепилась за случайно брошенное слово, снова опустив взгляд. – Значит, больше никого…

– Идет война, – просто ответил Эдвард, взяв ее за подбородок и снова заставив смотреть себя, – она не бывает без жертв. Мы не всегда можем решать, кого терять… Ты последняя из своего рода.

– И теперь ты отсылаешь меня? – спросила графиня, положив руку ему на грудь, – После всего, что между нами было, ты отсылаешь меня? Эдвард, я ведь…

– Молчи, – попросил он треснувшим голосом, – сейчас просто молчи. Я никогда не думал, что мне придется делать подобное, но сейчас настали смутные времена, требующие от нас непростых решений. Ты по праву крови передашь титул тоскарийского графа Стивки, я об этом позабочусь…

– Ему? Этому наемнику? – леди Миривиль отшатнулась, глядя на барона расширившимися от страха и неверия глазами. – Ты хоть знаешь, кто это?! Это не человек! Животное! Мой отец держал его при себе как бешеного пса, и сам боялся, а ты привел его с собой и хочешь сделать его новым графом?! Эдвард, ты не посмеешь так поступить!

– Посмею, – упавшим голосом добавил тристанский барон, устало потерев лоб рукой, – потому что это необходимо. Если Тоскарии не дать нового графа, то ее ждет то же самое, что сейчас творится в Гористарском графстве. Будет снова война, новые разрушения. Рейнсвальд уже устал от этого.

– Почему именно он? – с отчаянием в голосе спросила Миривиль. – Почему именно этот человек, а не кто-то другой?! Эдвард, это ужасный человек! Кто угодно, но только не он! Я не пойду за него! Ни за что! – она ударила его кулачком по груди, снова и снова, не в силах сдержать свои чувства. Он позволил ей колотить себя по плечам, выплеснуть весь свой страх и возмущение, пока не почувствовал, что зарождающаяся истерика отпустила, потом резко перехватил занесенную для удара руку, без труда отведя в сторону и больше не отпуская.

– Ты сделаешь так, как я тебе скажу, – сказал Эдвард, сжав пальцы чуть крепче, так что женщина тихо охнула от боли, – ты не будешь больше кричать и сопротивляться, а смиренно примешь это решение. Это будет лишь фиктивный брак, можешь не бояться. Я не позволю ему прикоснуться к тебе. Тоскарийское графство снова найдет своего феодала, но на самом деле будет делать лишь то, что я скажу.

– Пусти… больно… – попросила графиня, и он тут же ослабил хватку. На тонкой бледной коже запястья уже появились темные следы синяков там, где пальцы сжимались крепче всего. Она схватилась за руку, глядя на него испуганными глазами. – Эдвард, почему ты так поступаешь?

– Потому что другого пути у нас нет. Нам всем порой приходится творить ужасные вещи для того, чтобы остаться честным человеком, – сказал Эдвард, отстраняя ее рукой. Повысив голос, барон велел: – Стивки, войди!

Створки дверей с тихим шипением разошлись в стороны, и в зал вошел наемник, сложив руки за спиной. За ним попытались пройти и его подчиненные, но их остановили тристанские гвардейцы, позволив пройти только одному командору. Створки дверей за его спиной сразу же сомкнулись.

– Сейчас я припоминаю, почему никогда не любил работать с рейнсвальдскими феодалами, – вместо приветствия сказал наемник, с вызовом посмотрев на тристанского барона. – Они слишком самодовольны и считают, остальные люди не в праве иметь мнение, не совпадающее с их собственным.

– Оставь свое наблюдение при себе, – ответил ему Эдвард. – Никто из нас не без недостатков, но мы все же придерживаемся своих правил чести. Как я и обещал, ты станешь тоскарийским графом. Перед тобой леди Миривиль, последняя из благородного тоскарийского рода. Став ее мужем, ты получишь титул дворянина и регента графства до тех пор, пока ваш наследник не сможет сам принять правление.

– Мы знакомы с миледи, я был ей представлен, – ответил наемник, поклонившись графине. – Прежде не раз встречались в тоскарийском дворце. Хотя признаюсь, что тогда меня не удостоили даже взглядом, – широко улыбнувшись, добавил он. – Человек неблагородный во дворце всегда считался недостойным внимания, не так ли, графиня?

– У Небес на каждого из нас свой план, нам не дано знать о нем, равно как не дано делать подсказки, – женщина холодно посмотрела на наемника, не желая показывать ему свое смятение, – мы ограничены настоящим, однако даже его часто воспринимаем не таким, каково оно на самом деле, и нам остается только следовать по этому пути.

– В Екидехии ваш брак оформить не получится, – добавил Эдвард, прерывая этот обмен любезностями, в любой момент готовый перерасти в колкости, – Заключение подобного союз требует тщательной подготовки, в отличие от женитьбы простых людей. Потребуется согласие вассалов и их признание. Зная тебя, Стивки, я не думаю, что в данном случае возникнут какие-нибудь проблемы. Я немедленно отправлю своих людей в Тоскарию со всеми нужными сведениями, а вы… пока узнайте друг друга несколько лучше. Долго задерживаться здесь мы не собираемся.

Когда они вышли, Эдвард присел на край разбитого тактического стола, пытаясь определиться, насколько правильно он поступил. Он слишком хорошо знал наемника, чтобы ожидать от него благородства по отношению к женщине, но и чувства самого барона к графине были сложными даже для его собственного понимания. Сложно было нащупать тонкую грань между общепринятыми и собственными принципами. Он дал слово Стивки, что тот станет дворянином, и, по большому счету, сдержал данное обещание. Только стоило ли данное слово другого предательства? Эдвард устало протер лицо ладонями, заставляя себя просто об этом не думать. Он боялся запутаться во всем этом еще сильнее. И, что самое главное, боялся поддаться желанию немедленно вернуть Миривиль обратно. Платить за доверие Стивки приходилось дорогой ценой.

У тристанского барона здесь было и много других проблем, а дела на линии фронта торопили и не позволяли задерживаться. Максимум, что он мог сейчас себе позволить, были сутки свободного времени на развалинах Екидехии для перегруппировки войск и установления хотя бы первичных связей с остатками гористарских вассалов, еще не знавших о разгроме краткосрочного бунта Де Мордера. Оставлять столь неспокойный феод в тылу, когда шла война с Саальтом, Эдвард не мог себе позволить. Поэтому сразу же, как только остатки крепости были окончательно зачищены, в основные города графства были отправлены сообщения с кратким изложением всего произошедшего и основными требованиями, выдвинутыми тристанским бароном.

После событий в Екидехии графство оказалось обезглавленным. Лишившись дворянской семьи, теперь оно лишилось и практически всех вассалов, способных контролировать хотя бы его отдельные территории. Механизм управления был еще в состоянии некоторое время работать по инерции, опираясь лишь на личную инициативу губернаторов и наместников, но уже в ближайшее время вся система контроля территорий должны была рухнуть под собственным весом, лишившись последних опор. Единственным шансом избежать подобного был полный, пусть и насильственный, захват контроля извне, чему и служили первые приказы тристанского барона. Он не знал, кто им последует, и насколько вообще велика вероятность, что кто-то вообще станет подчиняться им, но за спиной барона стояла боевая машина тристанского бароната, за время постоянных войн превратившаяся в безотказный механизм, способный перемолоть практически любого противника. Истощенный внутренними распрями Гористарский феод уже не мог выставить что-либо против закаленных тристанских полков. Армии, которые когда-то вел в бой Михаэль, были раздроблены на небольшие, конфликтующие друг с другом отряды, банды дезертиров, ведущих собственные войны или же отказавшиеся от любой другой власти части под командованием талантливых командиров, пытавшихся удержать в мире хотя бы маленький кусочек подконтрольной земли. Сила оружия в такие моменты была убедительнее всяких дипломатических решений, и сейчас тристанский барон собирался использовать именно ее, грубо, но эффективно.

***

На время пребывания в Екидехии будущей чете тоскарийского графа выделили отдельное помещение, где они могли познакомиться и узнать друг друга ближе. Они знали друг друга и прежде, но раньше это были лишь короткие встречи при дворе, когда Стивки только был принят на службу тоскарийским графом, став его офицером.

Тогда он и был представлен дочери графа, на этом их знакомство и закончилось. После они ни разу друг с другом даже не разговаривали, только на званых вечерах иногда встречаясь взглядами. Бывший саальтский наемник отлично знал свое место, никогда не требуя большего, а леди Миривиль заочно знала, что этот человек представляет собой, потому и не желала даже разговаривать с ним.

В личных покоях командующего гарнизоном Екидехии, находившихся на центральных уровнях донжона, а потому почти не пострадавших во время обстрела, Стивки и Миривиль могли фактически познакомиться заново, если подобное вообще можно было назвать знакомством.

– Значит, такова гористарская графиня вблизи? – поинтересовался Стивки, не обращая внимания на холодное равнодушие своей будущей супруги, подходя к ней ближе, как только они остались вдвоем. Де Мордер никогда ни в чем себе не отказывал, и убранство гостевой комнаты, в которой они оказались, не уступало в роскоши интерьерам дворянских дворцов. Красочные гобелены на стенах переходили в расписные потолки, поддерживаемые тонкими декоративными колоннами с витой резьбой. Светильники, стилизованные под свечи в изящных канделябрах, наполняли комнату мягким светом. Под ногами пружинил густой меховой ковер, приглушавший звуки, так что даже шаги наемника в армейских сапогах были не слышны. Стивки уже успел снять свой боевой доспех, оставшись только в мундире.

Леди Миривиль не удостоила будущего мужа ответом, стоя спиной и скрестив руки на груди. Она сменила пришедший в негодность наряд на алое атласное платье с глубоким декольте расшитое золотой вязью. Длинные кисти легкой шали, накинутой на плечи, трепетали при каждом ее вздохе, выдавая нервное напряжение.

– Не стоит меня игнорировать! – рявкнул наемник, схватив графиню за руку и резко развернув к себе. – Не знаю, как поступал с тобой тристанский барон, но не думай, что все останется так, как прежде!

– Тебе никогда не стать таким, как тристанский барон! – она попытавшись вырваться, но он держал крепко, – ты всего лишь наемник, не более. Что бы ты ни сделал, какой бы титул тебе не дали, ты ни на шаг не приблизишься к нему! Так и останешься наемником! Человеком без чести и правды, так что не смей сравнивать себя с теми, кто живет такими принципами!

– Гордая? – наемник усмехнулся. – Что ж, это даже интереснее. Хочется услышать, будешь ли ты так же молить о пощаде, как твой отец, или все же окажешься крепче, чем этот бесхребетный трус.

Заломив ей руку, он свободной рукой рванул платье, разрывая на груди. Слабые попытки сопротивляться пресек сразу же, только пригрозив ударить. Стивки был уверен в том, что лишь физическая сила и жестокость может заставить подчиняться, и эта его уверенность распространялась не только на солдат и командование войсками. Ему было без разницы кто перед ним – ребенок, солдат, старик или женщина. Если он что-то не мог получить сразу, то просто брал силой. И бьющаяся под ним женщина, дрожащая от страха и отвращения, была воплощением всего столь ненавистного ему дворянства, этого слоя людей, почему-то решивших, что все остальные ниже их лишь только потому, что не родились в титулованной семье. Он ненавидел их искренне, всей душой, каждый раз заставляя себя сохранять спокойствие, контактируя с ними, вынужденный терпеть высокомерие Эдварда, каждый раз указывающего ему, насколько разным является их положение в иерархии общества.

– Ты ведь была с ним? Да? И каков он? – прохрипел он, сжимая ей горло и глядя, как из глаз катятся крупные слезы. – Он ведь был нежен, так? И все же, просто отдал тебя мне. Думаешь, почему? Потому что использует, как и все остальные. Он ничем не отличается от остальных дворян, для которых люди всего лишь пешки. Пешки, понимаешь?! И ты такая же пешка!

Он вряд ли мог бы сказать точно, что его возбуждало больше. Это красивое, сохранившее юность тело или то, что сейчас он забирает что-то, прежде принадлежавшее тристанскому барону. Для него это был лишь первый шаг на долгом пути. Ведь однажды он заберет у этого гордеца все, и его женщина для начала вполне подходила. Прижав к полу, Стивки смотрел на нее сверху вниз, не позволяя отвернуться, и испытывал извращенное удовольствие от дурманящей разум смеси страха, отвращения и боли, что плескалась в глазах дворянки. В этот момент он был ее господином и мог делать с ней все, что ему вздумается.

Она больше не сопротивлялась, только мелко дрожала как загнанное животное, давясь рвущимися наружу рыданиями, зажмурив глаза и пытаясь не закричать. Чувство собственной беспомощности давило сильнее слов, осознание, что ее просто использовали, сломило быстрее всех угроз. И только лишь твердая убежденность в том, что это рано или поздно все равно должно было случиться, заставляла ее терпеть, закусив губы и сдерживаясь. Дочь благородного дома не могла позволить себе сдаться первому, кто оказался сильнее. Пережить, сохранив себя, можно было и не такое унижение, если остается хотя бы слабая надежда.

***

Эдвард впервые за долгое время остался в одиночестве, используя момент неожиданного короткого затишья, чтобы спокойно посидеть, ни о чем не думая. Но как бы он не старался отвлечься, все равно постоянно прокручивал в голове последние события и натыкался на одни и те же вопросы.

Устроившись в удобном кресле перед камином, он вслушивался в треск настоящего пламени, согревая в руке бокал с вином. Алкоголь расслаблял, немного успокаивал мысли и сердце, но прежнего вкуса Эдвард почти не ощущал. Каждый глоток вина отдавал привкусом крови, почти осязаемо чувствовавшейся во рту. Наблюдая за бесконечной пляской языков пламени, тристанский барон пытался понять, насколько справедливы принятые им решения.

– Я запутался, – тихо прошептал он, ощущая незримое присутствие еще одной души. Изабелла Карийская тихо стояла за спинкой кресла, положив руку ему на плечо, и слушала. Эдвард не требовал большего, достаточно было ее присутствия, с новой силой всколыхнувшего эмоции. Тристанский барон вспоминал те дни, когда мир казался ярче и проще, когда у него была настоящая причина жить, а не эти порожденные внутренней пустотой цели. – Я не понимаю, когда поступаю осознанно и правильно, а когда всего лишь подчиняюсь правилам чужой игры. Мне так тебя не хватает…

Можно ли оправдать предательство данными когда-то клятвами? Можно ли назвать предательством следование собственным правилам, когда нет другого шанса, и ради спасения дорогих тебе людей приходится идти на поступки, противоречащие общепринятым правилам? Можно ли назвать наказанием возмездие за попытки защитить тех, кто тебе дорог? Вопросы, на которые Эдвард не мог дать четких ответов, но даже сейчас продолжавшие крутиться в его голове. Понятия чести и справедливости уже давно обесценились для него еще в те дни, когда увидел равнодушие рейнсвальдских дворян к преступлениям Респира. Куда больше их заботили власть и деньги, а честью они лишь прикрывали собственные подковерные интриги. Тогда он, раздираемый болью потери и ненавистью, замышлял не менее страшные вещи, но внутренние принципы, на которых он вырос, которые вложили в его сознание с того момента, как только научился говорить, оказались гораздо крепче, выдержав испытание и временем, и войной. И вновь эти самые принципы шли в разрез друг с другом, требуя быть честным не только с друзьями, но и с врагами. А с другой стороны, защита собственных интересов и подданных, клятвы мести и верности противоречили этим же принципам справедливости, но оставались не менее важны.

– Я запутался… – прошептал он, повесив голову, – Небо, ну почему все это досталось мне одному… Ведь должно же быть что-то еще в этом мире…

Изабелла устроилась на ковре у его ног, доверчиво положив голову ему колени, и смотрела на огонь. Эдвард коснулся пальцами открытой шеи, откинул капризный светлый локон, провел по щеке, и она улыбнулась. Так светло и тепло улыбаться умела только его Из. Он, не задумываясь, отдал бы все богатства этого мира, чтобы снова увидеть эту улыбку, услышать ее голос, почувствовать тепло ее кожи…

– Господин барон, позвольте войти! – в дверь постучали, прервав его размышления. Наверное, он успел слишком глубоко в них погрузиться, потому что голос прозвучал настолько неожиданно, что он даже вздрогнул.

– Да, разумеется, – Эдвард узнал голос. – Можете входить, я не занят.

Наваждение прошло, он снова был один в кресле у камина с бокалом вина в руке.

В комнату, осторожно прикрыв за собой дверь, вошел остезейский лорд. Он уже успел переодеться в более свободную домашнюю одежду, в отличие от Эдварда, который так и оставался в тесном парадном камзоле, только верхние пуговицы расстегнул и ослабил узел шейного платка.

– Я посчитал, что должен заглянуть к вам, – сказал Линк, подходя ближе, – как человек, смеющий называть себя вашим другом, я не могу не беспокоиться о вашем состоянии. Стивки не тот человек, рядом с которым можно оставлять небезразличных моему сердцу людей.

– Благодарю вас, но боюсь вы недооцениваете его, – ответил Эдвард, сделав глоток из бокала и указав на соседнее кресло. – Прошу вас, давайте хотя бы сейчас забудем об этих надоедливых правилах этикета и просто поговорим, милорд? Присаживайтесь. Если интересно, выпивка на столике в дальнем углу. Надо отдать должное Де Мордеру, вкус у него был неплохой. Во всяком случае оценить стоит…

Барон все так же продолжал смотреть на огонь, пытаясь вернуться к собственным размышлениям, пока Линк, звеня бутылками, выбирал, что стоит попробовать. Наконец, прихватив бокал белого вина, лорд сел в стоявщее рядом кресло, откинулся на спинку и вытянул ноги к камину.

– Боюсь, это ты его недооцениваешь, наемник всегда наемник, друг мой. Ты настолько доверяешь ему? – поинтересовался Линк, посмотрев на своего собеседника с интересом. – Таскать его с собой, да еще и пытаться сделать тоскарийским дворянином? Знаешь, тут ведь только круглый идиот не поймет, зачем ты так поступаешь.

– Знаешь, у меня в детстве была игрушка, – заметил Эдвард, отставив бокал на столик, вспоминая то время, когда ему ненадолго позволяли побыть ребенком под присмотром прислуги и нянечек, – ее привез мне отец из экспедиции, сказал, что купил у странствующего торговца. Ничего подобного я ни раньше, ни позже не видел, но увлекся ей чуть ли не до помешательства. Это был такой многогранник с сотнями подвижных сторон. Передвигая элементы в определенной последовательности, ему можно было придать любую форму. А внутри этой конструкции была еще одна, даже более сложная, чем внешняя, – Эдвард даже пальцы сложил так, словно держал в руках свою игрушку, – секрет был в том, что внешняя, изменчивая и гибкая сторона, отвлекала внимание от внутренней основной структуры. На самом деле, сдвигая всего один элемент внутренней структуры, можно было передвинуть сразу несколько элементов внешней, и с каждым разом изменения только ускорялись, становясь все сложнее и сложнее.

– К чему ты об этом вспоминаешь? – не понял ход его мыслей Линк, что отобразилось на его задумчивом лице. – Что-то задумал?

– Я отвечаю на твой первый вопрос, мой друг, – ответил Эдвард, откидываясь на спинку кресла. – Ты смотришь только на то, что происходит снаружи, но настоящая суть событий от тебя скрыта. Я не могу не признать, что гористарская графиня мне не безразлична, но не стоит смешивать политику с личными предпочитениями.

– Кого ты сейчас пытаешься обмануть, Эдвард? – прямо спросил Линк. – Себя? Или меня? Я знаю тебя далеко не первый день, чтобы так легко тебе поверить. Когда ты теряешь самоконтроль, твои эмоции читаются очень легко.

– В представители Союза специально отбирают самых проницательных, или в Остезее все такие? – попытался отшутиться тристанский барон, но Линк продолжал смотреть на него все тем же придирчивым взглядом. – Ну хорошо, мне все равно не хочется ломать эту комедию слишком долго. В действительности все это было ошибкой… Она слишком напоминала мне Изабеллу. Движениями, манерой разговора, привычками, эмоциями… Я смотрел на Миривиль, а видел Изабеллу. Я даже не знаю, как это можно назвать, самовнушением или самообманом, а может быть это просто мое подсознание сыграло со мной злую шутку. Наверное, я действительно сам себе внушал все это, верил, что смогу снова отыскать ее среди живых людей…

– Но в действительности все оказалось не так? – поинтересовался Линк, глядя как играет вино в бокале. – Хотя я могу тебя понять, Эдвард, тяжело жить одной только памятью…

– Но только память и заставляет меня жить! – резче, чем должен был, ответил тристанский барон, сжав бокал так крепко, что тот треснул. Заметив это, Эдвард разочаровано вздохнул и швырнул бокал вместе с остатками вина прямо в камин. Стекло зазвенело, а пламя на секунду вспыхнуло ярче, одновременно с зашипевшим на раскаленных углях вином. Он прикрыл глаза, собираясь с мыслями, прежде чем объяснил свою эмоциональную вспышку. – Я жестоко ошибался. Я искал Изабеллу среди живых, всего лишь на мгновение поверив, что в этом мире может существовать второй такой человек, но теперь понимаю, что все это глупости! Глупости! Проклятый бред, каким-то образом прокравшийся в мое сознание! Я не должен искать ее среди живых, потому что второй такой просто нет! Я должен ее помнить! Единственное, что мне осталось от любви, это имя и образ. А пытаясь заменить ее, я лишь оскорбляю память о ней… И она… тоскарийская принцесса одновременно так похожа и так отличается… Я не хочу этого! Не должен! – чуть не сорвавшись на крик, Эдвард внезапно успокоился и осел в кресле, уставившись на огонь.

– Так значит, в этом причина? – Линк усмехнулся. – Эдвард, сейчас поступают сообщения, что позиции саальтской армии снова активизировались. Разведчики докладывают о начале выдвижения резервных частей саальтской армии. Кажется, Аллирд все-таки решился на новое наступление…

– Причина не только в этом, – ответил Эдвард, настолько погрузившийся в попытки разобраться в собственных чувствах, что даже не обратил внимания на замечание про саальтскую армию, – Изабелла никогда не пыталась меня использовать. Она никогда не искала никакой выгоды, находясь рядом со мной, понимаешь? Линк, она ведь на самом деле меня любила… А здесь… Я не могу найти слов, чтобы объяснить свои чувства. В любом случае все это необходимо заканчивать. Гористарские вассалы это отлично показали. Даже если я оставлю доверенных лиц… сколько они продержаться без тристанских клинков? Нисколько…

– Тогда что ты будешь делать? – остезейский лорд тоже откинулся на спинку своего кресла, глядя, как осколки стекла медленно плавятся в огне. – Ведь теперь Стивки все равно станет твоими вассалом, как и все Тоскарийское графство. Леди Миривиль станет его женой, а наследник… Да, наследник Гористарского графства все еще жив…

– Я помню о своих клятвах, – сухо ответил Эдвард. – Гораздо лучше, чем многие другие, как убедился сегодня… или уже вчера? – задумчиво посмотрел он на своего друга. – Святое Небо, я со всем этими делами и отсутствием сна окончательно потерял счет времени. Я слишком долго откладывал их, занятый чужими проблемами, защищая это королевство от внешних врагов, хотя уже пора защищать его от себя самого. Аллирд снова начал наступление? – уточнил он, посмотрев на Линка, и тот согласно кивнул. Тристанский барон сцепил пальцы в замок. – Это хорошо. Очень хорошо. Я собираюсь его разбить и наконец-то покончить с этой бессмысленной войной, после чего смогу убраться с этой проклятой земли.

– Так просто? – Линк даже не скрывал своего удивления. – Покинуть Рейнсвальд окончательно? Эдвард, я думаю, Иинан ожидал от тебя гораздо большего. Он верил в тебя, так же, как верил в будущее Рейнсвальда…

– Я не покину королевство окончательно, – отрицательно покачал головой барон, глядя на огонь, – здесь мой баронат, мои вассалы и подданные. Я не имею права их бросить, забыть о клятвах сюзерена. И все же, я перенесу свой двор на Аверию, как можно дальше отсюда. А Иинан… в отличие от меня, он верил в Рейнсвальд. И посмотри, что из этого получилось…

– Так значит, уговаривать тебя бессмысленно? – вздохнул Линк. – Ты твердо убежден в том, что уже не принадлежишь Рейнсвальду…

– Даже не пытайся, друг мой, – отрицательно покачал головой Эдвард, – если я буду и дальше барахтаться в этом болоте под названием рейсвальдская политика, то никогда не найду Респира. А его след сейчас не то, что остыл, он уже вымерз и покрылся льдом! – он разочарованно вздохнул. – И Северед давно не сообщал ничего нового о ходе поисков. Последний раз мы связывались еще до Золотых Ворот, и сейчас снова пустота…

В дверь осторожно постучали, прервав их разговор.

– Господин барон, разрешите войти? – раздался со стороны коридора голос адъютанта тристанского барона.

– Да, входите, – Эдвард развернулся в сторону двери, ожидая пока тот войдет.

– Милорд, – вышколенный офицер поприветствовал гостя. – Господин барон, поступила информация от офицеров систем воздушной безопасности. Они сообщают, что к отбытию все готово, ждут только вашей команды.

– Превосходно. Передайте, что можно начинать эвакуацию. Я сейчас подойду, – ответил Эдвард, прежде чем снова повернулся к Линку. – Что ж, мой друг, Екидехия оказала нам довольно теплый прием, но всему наступает конец. Мы покидаем крепость и возвращаемся на фронт. Ты последуешь за нами или вернешься домой?

– Бессмысленно бежать от войны, которая сама к тебе идет, – пожал плечами Линк, – ситуация в Остезее сейчас стабильна, вассалы спокойны, поэтому остезейскому лорду пора возвращаться к вопросам внешней политики. Я отправлюсь в штаб, чтобы поддержать нового рейнсвальдского короля…

– Дэлай еще не король, – уточнил Эдвард, поднимаясь со своего кресла и поправляя складки мундира, – до церемонии коронации он всего лишь претендент на престол, пусть и единственный, кто имеет право на этот титул.

– В ближайшее время он станет королем, – ответил Линк безразличным тоном, – в столице уже полным ходом идут приготовления к коронации, Дэлай не будет ждать окончательной победы над Саальтом. Возможно, когда мы снова окажемся на линии фронта, нас встретит уже не граф Фларский, а Дэлай Первый.

– Вот тогда мы и будем обращаться к нему Ваше Величество, – ответил Эдвард. – Особой разницы нет, большинство феодалов все равно ждали этого момента как шанс начать историю королевства заново. Нам же остается только согласиться с этим. Пойдешь со мной на посадочную площадку? Нам следует попрощаться с госпожой Миривиль и будущим тоскарийским графом.

– Все еще не могу поверить, что ты действительно собираешься это сделать, – удивленно покачал головой Линк, поднимаясь со своего кресла и вместе с ним выходя из комнаты в коридор.

Помещений, не поврежденных в ходе штурма, оставалось совсем немного, так что, покинув гостевой зал, они сразу же натолкнулись на следы разрушений. Часть потолочных перекрытий коридора обрушилась, кучи керамита засыпали пол с изодранными и обгоревшими коврами, а особо крупные куски даже пробили его насквозь, оставив дыры с истрескавшимися краями, начинавшими осыпаться, стоило подойти к ним слишком близко.

Верхние уровни донжона были повреждены намного сильнее, и в стенах зияли сквозные дыры от попаданий тяжелых зарядов, через которые внутрь с завываниями врывался холодный ветер, несущий с собой ядовитые миазмы открытого неба. Здесь можно было находиться только в защитных масках, фильтровавших воздух перед каждым вдохом. Феодалов встречали расставленные на постах тристанские солдаты, приветствовавшие при приближении и указывавшие, каким путем можно идти дальше, чтобы не наткнуться на тупик обрушенного или засыпанного коридора.

Посадочная площадка была вынесена в отдельную пристройку, по счастью, не обрушившуюся, когда в стену в нескольких метрах от нее угодил заряд из скорострельной корабельной пушки, оставившей дыру в два десятка метров диаметром. Активированная система жизнеобеспечения, подключенная к установленному здесь временному генератору, создавала над самой площадкой купол защитного поля и поддерживала внутри подходящую для дыхания атмосферу.

Возле причала стоял небольшой тристанский шаттл с опущенным трапом и заглушенными двигателями. Охрана, состоявшая из десятка гвардейцев, занимала позиции по периметру, а перед трапом шаттла стояли несколько наемников командора с его личным символом на броне. Соседство с гвардейцами их явно напрягало, поэтому они держали оружие в руках и все время посматривали по сторонам.

– Графиня еще не прибыла? – поинтересовался Эдвард, когда к ним подошел офицер караула. – Ей должны были сообщить.

– Они будут с минуты на минуту, – ответил тот, отдав честь, – вероятно, задержка связана с маршрутом, много коридоров на их пути перекрыто. Вкупе с отключенной лифтовой системой…

– Барон, вы все-таки решили еще раз нас увидеть? – услышал тристанский феодал голос за спиной. Госпожа Миривиль в сопровождении своего будущего мужа появилась в дверях. На ней было другое платье, более соответствующее статусу почти замужней женщины – длинное с тугим корсетом, а накидка скрывала декольте и руки. Поклонившись ей, Эдвард отметил, что графиня словно побледнела, окружавшая ее прежде аура достоинства будто померкла, стала тихой и невыразительной. Для постороннего человека разница была практически незаметна, но он хорошо знал ее характер, знал, какой может быть эта молодая женщина. И неприятно удивился, почувствовав в душе укол ненависти к Стивки, всего лишь за одну ночь сломавшего близкого ему человека. Только усилием воли ему удалось взять свои эмоции под контроль и приветливо улыбнуться наемнику, вошедшему следом.