Текст книги "Пустой мир 3. Короны королей (СИ)"
Автор книги: thelordofthedark
Жанры:
Постапокалипсис
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 66 страниц)
– А теперь, пока вы мучаетесь сомнениями о взаимных клятвах, чести и прочей шелухе, позвольте мне спасти ваши земли, – Стивки особенно выделил интонацией предпоследнее слово.
Многие розмийские офицеры согласились, что ситуация, складывающаяся на землях графства, гораздо важнее, чем все остальное, поэтому, если у Стивки есть план конкретных действий, которого не было ни у кого из присутствующих, то его следует использовать. Были так же и те, кто отказался, посчитав ниже своего достоинства подчиняться наемнику, даже если он был назначен дворянином, но с такими офицерами бойцы личного отряда Стивки поступали, как и с первым возмутившимся. Всех недовольных солдаты забивали прямо здесь же, а потом вытаскивали за ноги изуродованные тела из зала, оставляя размазанные кровавые следы.
У Стивки действительно был план, согласно которому Розмийские силы, ослабленные длительными осадами крепостей, поражениями и последними отступлениями, еще могли оказать серьезное сопротивление войскам вторжения. Для этого он требовал не распылять силы на защиту находившихся на расстоянии друг от друга крепостей, а просто оставить их без боя, забрав с собой все, что можно, и уничтожив остальное, не оставляя силам Саальта. Тактика выжженной земли абсолютно бесполезна в современных войнах, где линии снабжения армии проходили воздушными путями, а инженерные войска сами могли за несколько дней собрать полноценную железную дорогу, проходящую даже через зараженные радиоактивные территории. Войска на передовой могли автономно действовать месяцами, ведя полноценные боевые действия, флоты сопровождения могли ежедневно доставлять даже блокированным частям и войскам тысячи тонн грузов, начиная от сухпайков и заканчивая тяжелыми боевыми машинами. Однако оставлять миллионы тонн полезных грузов противнику просто так Стивки тоже не собирался.
Были споры, были возмущения и протесты офицеров, но Стивки умел убеждать, а с теми, кто сопротивлялся его решениям слишком упорно, разбирались уже его солдаты, жестко и кроваво. Наемник действовал так, как привык, с одинаковым ожестчением обрушившись и на противника, и на собственных подчиненных. Приказы были четкими и ясными, войска на передовой наконец-то начали получать указания, отличающиеся от тактики глухой обороны, и стали контратаковать при любой возможности, задерживая все еще успешно продвигающиеся силы вторжения. А у них в тылу одна за другой опустошались и оставлялись крепости, города лишались своих гарнизонов и поддержки, когда войска уходили в тыл, к столице, вокруг которой формировались глубоко эшелонированные рубежи обороны.
– Мы бросаем миллионы на смерть! – возмущались офицеры. – Гражданские, старики, дети и женщины, остаются в покинутых городах, потому что ты приказываешь использовать весь имеющийся транспорт для переброски войск и техники в столицу! А Саальт не берет пленных! Никаких!
– Плевать на них, – отвечал Стивки каждый раз, отмахиваясь от праведного гнева розмийцев. Все равно, под прицелом винтовок его бойцов дальше слов не заходило. – Если мы будем защищать эти города, то лишь отсрочим их смерть, поскольку ни один удержать все равно не сможем. Вы слишком распылили силы, пытаясь удержать всю территорию, и Аллирд этим теперь пользуется, нанося концентрированные удары, которые пробивают вашу оборону как штык бумагу. Так что радуйтесь, что за ваши ошибки отвечают своими жизнями они, а не вы сами.
Так что оборона дальних рубежей Розмии, лишенная какой-либо поддержки, рушилась, разваливаясь на части. Для того, чтобы сформировать полноценную оборону столицы, Стивки пожертвовал не только гражданским населением городов, но и передовыми частями, просто перестав их снабжать и посылать подкрепление. Они еще держались некоторое время, но фронт рухнул, как только войска Саальта усилили натиск. Десятки тысяч убитых не казались наемнику высокой ценой за выигранное для подготовки время.
Дороги переполняли беженцы, уходившие из охваченных войной городов вслед за войсками гарнизонов, которым было строго запрещено брать с собой гражданских, кроме членов собственных семей. Миллионы этих беженцев даже никто не защищал, и они подвергались ударам легкой кавалерии и авиации Саальта. Груды тел убитых заполняли обочины трасс, по которым уходили те, кто еще пытался спастись. Были и такие, кто решался остаться и дождаться входившие в города войска Саальта, надеясь на лучшее, но таких встречали истребительные команды с огнеметами. Аллирд оставался верен своему слову, и войска Саальта оставляли после себя только безлюдные развалины. И в итоге далеко не многим спасшимся удалось добраться до рубежей обороны, организованных вокруг розмийской столицы, где их уже принимали и моментально отправляли дальше в тыл, чтобы не мешали войскам.
Стивки продолжал ждать, сдерживая солдат и офицеров, пока опьяненные кровью и вседозволенностью передовые части Саальта рвались вперед, уничтожая все на своем пути, распыляя силы в погонях за караванами беженцев, соперничая друг с другом за количество убитых. Авиация отрывалась от сухопутных сил, танковые части обгоняли пешие полки, уходя далеко вперед практически без поддержки, теряя контакты друг с другом и порой вообще начиная действовать в режиме «свободной охоты». Пожертвовав сотнями тысяч гражданских, новый командующий розмийскими силами, не потеряв ни одного солдата, распылил силы Саальта, после чего нанес быстрый и мощный контрудар, выдвинув вперед бронетанковые части при поддержке гвардейских полков.
Ударные части розмийских сил, полные праведной ярости при виде происходившей бойни, что царила на их родной земле, ударили по потерявшим бдительность саальтским войскам, уничтожая каждого встречного на пути. Не ожидавшие ничего подобного передовые части противника были смяты и отброшены, понеся тяжелые потери. Песчаные и пепельные дюны на дальних рубежах вокруг столицы украсили костры от горящей саальтской бронетехники и сбитых перехватчиков. Солдаты Розмии не щадили никого и не брали пленных, и лишь бойцов истребительных отрядов старались брать живыми, после чего вешали на фонарных столбах, украшая ими целые улицы небольших городков, через какие проезжали.
Наступление сил вторжения впервые приостановилось. Части второго эшелона были вынуждены занять оборонительные позиции, встречая все новых и новых бегущих солдат из разбитых контрударом Стивки войск. Передовые части фактически перестали существовать, там и не сумев организовать достойного сопротивления. Стивки отлично знал изнутри армию Саальта, ее структуры и принципы действия, а потому сразу бил по центрам связи и полевым штабам, находящихся за линией столкновения, но в эти дни практически открытых. Лишившись каких-либо контактов с центром, не получая приказаний и окруженные со всех сторон розмийцами, саальтцы чаще всего сразу начинали отступать к подготовленным рубежам в тылу, а Стивки продолжал наносить удары, не позволяя ни реорганизоваться, ни сосредоточиться, усиливая панику и страх в рядах саальтских военных кровожадным отношением к взятым живыми пленникам. Розмийские солдаты при виде груд трупов гражданских с радостью исполняли приказы, распиная еще живых пленных на бортах боевых машин и насаживая головы убитых на стволы танков. Многие видели в этом справедливую месть, но Стивки рассчитывал только на тот страх, что производили подобные действия на саальтских солдат, многих из которых, как он был уверен, и так мучала совесть за учиненную бойню. Как и у рейнсвальдских дворян, у этих солдат были свои принципы и понятия о чести, которым было не приемлемо убийство беззащитных. Многие шли на это, исполняя волю своего короля, но сейчас, при виде возможного возмездия, их уверенность в собственных силах трещала по швам, и каждый новый слух о рвущихся вперед розмийских силах только еще глубже загонял клинья сомнений в их души.
Стивки в эти дни лично присутствовал на фронте, появляясь на передовой со своим отрядом, участвовал встолкновениях с силами Саальта, каждый раз возглавляя атаки. Солдаты Розмии, до этого роптавшие на новое командование, которое так просто жертвует жизнями тех, кого должно было защищать, всегда встречали его с восторгом, считая, что ход войны изменился.
– Впервые с начала войны силы Аллирда бегут, – заметил генерал Де Теннекс, один из тех розмийских офицеров, которые поняли и приняли план Стивки, согласившись с тем, что без больших потерь и еще больших жертв эту войну выиграть невозможно. Теперь он видел результаты всех предыдущих решений, и наемник мог поклясться, что под тяжелым забралом армейского шлема сейчас играла улыбка, – кажется, они совершенно не готовы к отступлению, все это больше напоминает хаос.
– Бешеный зверь, одуревший от крови, не может убежать, – ответил ему Стивки, перешагивая через мертвые тела саальтских солдат. Бронетанковая колонна, еще несколько часов назад разорявшая небольшой шахтерский городок, разросшийся вокруг железнодорожного узла, попала под удар розмийской авиации и была загнана под перекрестный огонь танковых отрядов Розмии. Остановленные и заблокированные на узкой трассе боевые машины были уничтожены за несколько минут, а все их попытки организовать хоть какое-то сопротивления подавлены артиллерийским огнем. Теперь завалы из тел саальтских солдат покрывали землю вокруг сожженных танков и бронетранспортеров, по-прежнему стоявших одной колонной и лишь местами сползшими на обочины.
– Господин, там еще есть кто-то живой, – сообщил один из телохранителей, указывая на сожженный бронетранспортер, стоявший чуть в стороне от остальных машин. Водитель пытался увести машину из-под огня, на ходу высаживая бойцов, но пробившая дефлекторный щит противотанковая ракета выжгла кабину и превратила пассажирский салон в нагромождение обломков. Разбитый двигатель еще чадил черным раскаленным дымом, так что сложно было представить, чтобы внутри кто-то мог уцелеть, но в этот раз Стивки решил самостоятельно проверить показания датчиков. Жестом приказав генералу следовать за ним, он направился к разбитому остову.
Там действительно оказался еще живой солдат Саальта. Взрывом его выкинуло через распахнутый десантный люк, но ноги остались в салоне, так что далеко уползти он не смог. Система жизнеобеспечения боевого костюма какое-то время поддерживала в нем жизнь, но теперь он медленно умирал на пропитанном собственной кровью сером песке, не в силах отползти даже на несколько метров в сторону. Увидев, что его заметили, солдат зашевелился, пытаясь достать из кобуры пистолет, не видя, что та уже расплавилась вместе с оружием, приварившись к броне.
– Тебе страшно? – спросил Стивки, опускаясь на одно колено рядом с раненым. Забрало шлема саальтца треснуло, поэтому вручную активировав систему аварийного вскрытия доспеха, наемник сорвал его, и увидел молодое бледное лицо залитое кровью. Солдат со страхом и ненавистью исподлобья смотрел на ничего не выражающее забрало шлема своего противника, но в ответ на вопрос все-таки отрицательно покачал головой.
– Просто пристрели его, – посоветовал Де Теннекс, глядя на эту картину, – нечего возиться с саальтскими ублюдками.
– Кажется, приказы здесь отдаю я, – ответил ему Стивки, даже не повернув головы, и снова обратился к раненому: – Скажи, ты знаешь, кто я?
Солдат вновь отрицательно покачал головой, и наемник, отлично зная, что местный воздух заражен и опасен для дыхания, снял шлем, показав свое лицо. Судя по тому, как у бойца округлились глаза, он узнал человека, присевшего перед ним.
– Теперь ты меня узнал? – поинтересовался наемник, и в этот раз саальтец утвердительно кивнул, не отрывая испуганного взгляда от лица своего собеседника. – И теперь ты уже боишься меня, да? Это правильно, но бояться не нужно, я не причиню тебе зла. Ведь ты такой же простой солдат, как и я, просто исполняешь приказы, – раненый утвердительно кивнул, чем вызвал еще одну усмешку. – Однако ты никогда даже не задумывался о том, что эти приказы значат? И никогда не думал о том, что придется отвечать за собственные действия?
– Чего ты хочешь? – хрипло, сплевывая кровь и тяжело дыша отбитыми легкими, все же спросил саальтец, крепко сжав пальцы.
– Я хочу, чтобы ты хотя бы раз за свою никчемную жизнь подумал собственной головой прежде, чем умрешь, – улыбнулся Стивки. – Хотя бы сейчас, перед своей смертью, представь, что же ты сделал. И от этого зависит, как долго ты будешь умирать, солдат.
– Я выполнял приказ… – прохрипел солдат, – но тебе, предателю, этого не понять… Каждый в армии Саальта знает твое имя, и даже если ты сейчас убьешь меня, то найдется тот, кто доберется уже до тебя!
– Ты глуп и наивен, – покачал Стивки головой. – Я хочу, чтобы ты подумал, но ты продолжаешь биться лбом все об ту же стену. Оглянись вокруг и подумай, где все те, ради кого ты убиваешь, выжигаешь и мучаешь. Где все эти князья и офицеры, которые указывают вам куда идти и где умирать? Почему такие, как ты, умирают в собственной крови в глуши и грязи, когда они пьют вино, обсуждая свои возвышенные планы? И главное, ради чего они отправляют вас на смерть?
– Рейнсвальд был нашим врагом всегда, и мы сейчас лишь отвечаем на то, что когда-то эти люди творили на нашей Родине! – прохрипел солдат, сплюнув кровавые ошметки вместе с разбитыми зубами. – Ты же сам знаешь, ты был там, когда эти варвары выжигали наши города!
– Обманутый идиот, – рассмеялся Стивки, – такой же идиот, как и все остальные. Ты думаешь, хоть кого-нибудь из них действительно заботят такие вещи, как простые люди и их благополучие? Вам говорят о Родине и справедливости, и вы даже не пытаетесь понять, что же происходит на самом деле, не так ли? Вся эта война лишь игра дворян, на кону в которой только личные интересы. Вы умираете за справедливость, а на самом деле своими телами строите лестницу королям к власти и богатству. Ты для них лишь расходный материал, пометка в статистике потерь. Никто о тебе никогда не вспомнит, а о твоих близких подумают только тогда, когда понадобится подбросить мяса в мясорубку их личных интересов.
– Врешь! – прохрипел солдат. – Ты просто оправдываешься…
– Я вру? – Стивки усмехнулся, – Тогда почему же я стою на ногах, а ты умираешь? Знаешь, я не буду убивать тебя прямо сейчас. Полежи тут и подумай над моими словами. Смерть за тобой сама придет, и с ней будет уже совсем другой разговор, – с этими словами он похлопал солдата по щеке и отбросил его снятое забрало подальше в сторону.
– Так ты оставишь его в живых? – удивился генерал, когда Стивки прошел мимо, так и не тронув раненого солдата.
– Если я убью его сейчас, то избавлю от мучений, – ответил наемник, – А я не так милостив. Передайте всем отрядам возвращаться к исходной точке, мы уходим.
Контрнаступление розмийских сил не могло продолжаться бесконечно, в итоге натолкнувшись на уже перегруппировавшиеся войска второго эшелона сил вторжения, готовые к удару и численно превосходящие. Как только передовые части столкнулись с организованным сопротивлением, Стивки приказал всем отступать обратно на укрепленные рубежи вокруг столицы. И в этот раз солдаты возвращались победителями, везя с собой десятки саальтских знамен, трофейную технику, снаряжение и оружие, а так же забрав с собой как можно больше беженцев, порой уводя целые караваны спасенных гражданских. Стивки не радовало то, что из-за такого числа взятых с собой людей многие отряды двигались гораздо медленнее, чем было необходимо, но все же в этот раз никаких приказов о том, чтобы бросить гражданских, не было. В этот раз интенданстким отделениям было приказано организовать эвакуацию всех беженцев еще дальше в тыл и подготовить для них лагеря в самой столице, пока на передовой уже фиксировали приближение штурмовых дивизий Саальта.
Взбешенные поражениями, отступлениями и тем, что видели, снова проходя по еще недавно отбитым розмийцами землям, обнаружив тысячи обезглавленных и повешенных саальтских солдат, командиры сил вторжения обрушились на столицу со всей силой. В бой были брошены лучшие части и наиболее подготовленные войска, вложенные в первый же удар, с расчетом с ходу взять город. Однако именно на это Стивки и сделал главную ставку, рассчитывая контрударом больше разозлить противника, чем достигнуть серьезных результатов.
Кастерфакт был отличным местом для обороны, город был окружен высокими скалами, подходы к нему обрывались глубокими пропастями, навигацию в воздухе усложняли мелкие обломки и многочисленная гражданская инфраструктура, которые Стивки намеренно приказал не убирать, а выигранное время на подготовку и вовсе превратило город в неприступную крепость. Штурмовые дивизии в первой волне наткнулись на многоуровневую систему долговременных огневых точек, минных полей и артиллерийских батарей, обстреливающих уже заранее определенные координаты. Части флота Саальта встретили небольшие распределенные группы стянутых сюда чуть ли не со всей Розмии эскадр охранных флотов, отлично знакомых с этой территорией и наносящих быстрые и точные удары, уничтожая корабли противника и отступая прежде, чем тот успевал ответить. Сконцентрировав на главных участках наступления войска, в несколько раз превосходящие по численности силы защитников, удерживающих эти позиции, силы вторжения все же пробили передовые рубежи. Однако с каждым пройденным шагом наступление тормозили быстро увеличивающиеся потери, контрудары противника и точечно вводимые подкрепления, превращавшие схватки за каждое здание и рубеж в продолжительные изнурительные бои.
Стивки сделал ставку на розмийских офицеров, отлично знавших все преимущества и слабости обороны столицы, но именно его стальная воля и несгибаемое желание продолжать держаться, вдохновляли солдат каждый раз, когда он появлялся на передовой. Стивки сам вел своих бойцов в, казалось, обреченные контратаки, не страшась ни пушечного или пулеметного огня, ни рукопашных схваток с лучшими бойцами Саальта. Бешеный напор на местном уровне и гибкая тактика в общем ходе сражения позволили сдержать штурм, постепенно превратв его в резню, в которой истощенные и потерявшиеся части нападавших, израсходовав свои резервы и возможности, постепенно перемалывались защитниками, никого не выпускавшими живым. В трехдневном непрекращающемся сражении погибли лучшие штурмовые дивизии Саальта и передовые части, прошедшие с боями практически от самых колониальных границ королевства.
Аллирд был в бешенстве, потерпев поражение впервые с начала этой кампании. Получив доклад об отступлении, он приказал отрубить головы командующим первым наступлением, а за жизнь Стивки, о котором стало известно как о командире сил защитников, была назначена цена в несколько миллионов марок. Отряды, успевшие отступить от стен Кастерфакта, в полном составе были переведены в штрафные подразделения, а старшие офицеры повешены как трусы. И после этого выжившие снова брошены в атаку в первых рядах второй волны наступления.
– Брат, позволь мне возглавить второе наступление, – просил Редрик, стоя рядом с братом перед тактической картой с изображением розмийской столицы, постоянно уточнявшимся в ходе анализа поступающих с передовой отчетов и данных разведки на глазах обраставшим дополнительными рубежами, укреплениями и фортификациями. Часть из них была отмечена зеленым цветом, как занятая, другая мерцала зеленым – там шли бои – но все же большая часть оставалась однообразного полупрозрачного оттенка голограммного изображения, поскольку на этих участках не появилось еще ни одного саальтского солдата.
– Нет, Редрик, ты нужен мне здесь, – отрицательно покачал головой Аллирд, внимательно глядя на планы столицы. – Я не могу позволить тебе рисковать. Этот Стивки, перебежчик, отлично знает наши тактики и, опираясь на них, подготовил оборону. Слишком рискованно брату короля выходить в бой, дух солдат и так упал за последнее время, а твоя смерть лишь усугубит ситуацию…
– Брат! – Редрик с такой силой сжал кулаки, что даже костяшки покраснели, – Если ты и дальше будешь так безжалостно бросать солдат бой, то ничего не добьешься, кроме еще больших потерь! Нам сейчас необходимо изменить тактику и выбрать наиболее подходящее место для удара, изучив местность и подготовившись. Ты же должен понимать, что это их поле, они знают здесь каждый камень, а мы тычемся всюду как слепые котята!
– На каждого солдата этого предателя я могу выставить пятьдесят своих солдат, – ответил Аллирд. – Все это лишь вопрос времени. Мы можем постоянно менять части, отводя измотанные и заменяя их новыми, а его бойцам придется драться постоянно. Я заставлю их забыть о еде и воде, отдыхе и спокойствии, заставлю пугаться каждой тени и стрелять на каждый звук. Редрик, доведи до каждого командира, что атаки не должны не останавливаться ни на минуту. Уставшие и понесшие потери больше тридцати процентов личного состава части должны отступать с передовых рубежей, а на их место выступать части из второго и третьего эшелонов.
– Ты хочешь залить стены этого города кровью наших солдат? – поинтересовался Редрик, не веря, что его брат может решиться на подобные действия. – Брат, если окружить город, перерезать его коммуникации и связи с тылом, то уже через две недели они сами выбросят белый флаг под артиллерийскими обстрелами и орбитальными ударами. Тем более, если этот город тебе не нужен…
– Редрик, ты много слышал об этом Стивки? – поинтересовался Аллирд, бросив на брата прищуренный взгляд. – Или же просто обошелся информацией о том, что это перебежчик, резавший саальтских князей, имя которого вот уже сколько лет первое в списке охотников за головами?
– Я больше был занят тем, как эффективнее выполнить поставленные тобой задачи, – съязвил младший наследник, – так что, можешь сейчас мне рассказать, чего стоит ждать от этого человека.
– Стивки сражается не потому, что ему приказали, а потому, что одинаково ненавидит как нас, так и рейнсвальдских дворян, – ответил Аллирд, щелкнув на пульте стола, вместо изображения карты боевых действий высветилось обнаруженное в архивах фото наемника. Вместе с ним появились кадры оперативных записей солдатских модулей, видевших этого человека на поле боя. Король показал на наемника, даже с фотографии прожигавшего любого посмотревшего ему в глаза тяжелым взглядом. – Он гораздо умнее, чем можно предположить с первого взгляда. Во всех отчетах написано, что его успехи при наступлении были кратковременными и основывались на факторе неожиданности, но они не видят самого главного. И ты, Редрик, тоже этого не видишь, раз думаешь, что можешь заставить их сдаться.
– И чего же я не вижу? – поинтересовался Редрик, разглядывая лицо Стивки. – Я вижу перед собой предателя и наемника…
– Однако он уже давно не сражается за деньги! – рявкнул Аллирд. – Иначе я его уже купил бы. Этот человек принципиален, и все еще остается одним из тех немногих людей, которых я знаю, готовых кровью отвечать за данные слова. Редрик, напомни мне три самых важных условия, которые надо учитывать, начиная бой. Помнишь, отец нас этому учил?
– Конечно, я помню, – кивнул Редрик, – территория, подготовка и боевой дух. Первое позволяет диктовать бой, второе позволяет вести бой, а третье позволяет его выигрывать. Я помню эти основы не хуже тебя.
– Тогда должен понимать, что сейчас мы проигрываем во всех трех условиях, – ответил король. – Мы ведем бой на чужой земле, дав противнику время подготовиться и, главное, Стивки превосходно мотивировал своих людей… И если первые два условия я еще могу изменить, изучив территорию и подтянув резервы, то сломить дух розмийцев мы не сможем. Стивки гораздо прозорливее, чем может показаться, он хитер и изворотлив как любой наемник. Он позволил нам учинить бойню, а потом показал ее своим солдатам, заодно связав их всех кровавой порукой. Они видели, что мы не щадим никого, и помнят, что сами делали с саальтскими пленниками. Теперь его бойцы знают, что если проиграют, если сдадутся и сложат оружие, то все равно погибнут. Даже не потому, что мы вообще не берем пленных, просто наши солдаты наверняка захотят отомстить за своих товарищей. И он же сам сжег мосты за их спинами, набив столицу беженцами, так что даже самый последний розмийский трус отлично поймет, какая участь их ждет, если наши истребительные отряды войдут в город. Солдаты гарнизона будут зубами грызть наших людей, но ни на шаг не отступят.
– Он обернул твою тактику против тебя, – хмыкнул Редрик, – и не говори, что я не предупреждал об этом.
– А я использую его тактику против него же, – ответил Алллирд, согласно кивнув, – Воспользуемся преимуществами, которые у нас еще есть. Численным и качественным перевесом используемых сил.
– И сколько солдат погибнет? – поинтересовался Редрик, не считая, что имеет право спорить дальше.
– Какая разница, – пожал плечами Аллирд, – гораздо больше меня интересует результат. И еще, Редрик, подготовь своих людей, вы мне вскоре понадобитесь для совсем другой операции. А сейчас ты должен отдохнуть…
– Отдыхать тогда, когда гибнут наши солдаты в бесцельных попытках штурма этого города? – возмутился младший брат. – Тебе не кажется это кощунственным?
– Каждый из нас выполняет свою работу, – ответил Аллирд. – И запомни, я запрещаю тебе появляться на передовой, это приказ. Будь поближе к штабу.
Редрик лишь молча кивнул, хотя и сам отлично представлял, что сейчас происходит во время атак, которые продолжали наваливаться на крепостные стены города одна за другой. Прицельный огонь защитников выкашивал целые подразделения, а тем, кто прорывался, приходилось вступать в отчаянные рукопашные схватки на крепостных стенах, которые стали непреодолимым препятствием. За три дня непрерывных боев удалось захватить лишь внешние рубежи обороны вокруг города, но и они были оставлены защитниками планомерно, без паники и лишних потерь. Однако подступив к крепостным стенам, войска вторжения остановились, не способные больше продвинуться ни на шаг. Вычищенные плато перед городскими стенами были завалены трупами саальтских солдат и остовами сожженной бронетехники, и каждый новый штурм приходилось начинать с того, что солдаты бежали в атаку буквально по телам мертвых товарищей.
И все же младший брат короля вышел из помещений штаба с одной единственной мыслью, продолжавшей крутиться в голове. Столица Розмии должна пасть как можно быстрее, но для этого мало просто бросать солдат на убой.
***
А с другой стороны фронта в это же время похожие мысли крутились в голове у другого человека, сидевшего в разграбленном и разоренном кабинете розмийского графа. Разбитые и выпотрошенные шкафы, откуда были выброшены и растоптаны все собранные здесь произведения искусства и антиквариат, скрипели оборванными дверцами, картины сорваны со стен и разодраны, парадные доспехи сброшены с постаментов и раскиданы, все выглядело так, словно люди специально вымещали свою злобу на всем, что попадалось под руку. А новый владелец кабинета, сидя в кресле с закинутыми на стол ногами, ленивыми движениями забивал в магазин пистолета бронебойные патроны, встававшие на свое место с чуть заметным щелчком.
Первый щелчок. Розмийский граф, покинувший свое место в тот момент, когда был нужнее всего. В переломный момент, когда людям его феода как никогда раньше нужен был их сюзерен, способный объединить их и повести в бой. Для него могло быть только одно прощение – быстрая смерть.
Второй щелчок. Тоскарийский граф, заигравшийся в своих интригах и больше не видевший реальности. Даже вторжение Саальта, способное опустошить Рейнсвальд, для него не более чем неплохая возможность провернуть очередной политический трюк. Он был готов пожертвовать всем и всеми ради собственных корыстных интересов. Для него тоже было единственное прощение – выстрел в голову. Было бы интересно посмотреть на выражение его лица, когда он все же поймет, что титул и богатства на самом деле ничего не значит, и смерть одинаково равно забирает всех.
Третий щелчок. Его наследник, один из немногих людей, к которым можно испытывать уважение. Оставить здесь людей дать последний бой войскам вторжения, который вполне может стать и решающим, а самому отправиться к отцу за войсками. Он мог бы стать действительно хорошим феодалом, но его тянет вниз верность семье, слепая и преданная, пусть даже он и осознает, насколько ошибается старый тоскарийский граф. Если он не сможет избавиться от этого, то для него тоже есть другое освобождение – пуля.
Четвертый щелчок. Саальсткий король Аллирд, возомнивший, что имеет право решать, кому жить, а кому умереть. Человек, устроивший натуральный ад на захваченных землях, поголовно вырезая целые города лишь потому, что уверен в своем предназначении. Достойный наследник прежнего короля, никогда не скупившегося на пролитую кровь. Мясник и деспот, дорвавшийся до власти. Для него должен быть только приговор – смерть. Желательно мучительная.
Пятый щелчок. Конечно, его братец, дуболом и берсерк Редрик, не способный даже самостоятельно вздохнуть лишний раз, не поинтересовавшись о правильности своих действий у брата. Он безопасен только тогда, когда посажен на короткий поводок, в остальное время – бешеная машина войны. Такие люди никогда не изменятся, и потому он тоже должен умереть.
Шестой щелчок…
– Господин! – дверь в кабинет распахнулась и внутрь ворвался запыхавшийся посыльный, – Господин, срочно! Саальт опять идет на штурм! В этот раз их намного больше! Наши войска еще держатся на позициях, но это предел, еще чуть-чуть…
– Я сейчас буду, – тяжело вздохнув и убрав ноги со стола, кивнул Стивки, откладывая магазин в сторону, – Сообщи остальным офицерам, что они срочно нужны мне в штабе командования.
– Есть! – посыльный отдал честь и, круто развернувшись на каблуках, чуть ли не бегом снова выскочил за дверь. Проводив его взглядом, Стивки потянулся и зевнул, вспоминая, когда последний раз спал. Кажется, это было еще даже до контратаки по силам Саальта, но стимуляторы пока помогали ему держаться на ногах. Убедившись, что в кабинете никто не зайдет, он отодвинул один из ящиков стола и вытащил небольшой металлический кейс, от которого ощутимо тянуло холодом. Набрав код, открыл створки и усмехнулся, когда оттуда на него посмотрело перекошенное страхом лицо Ярвика.
– Ну, как считаешь, настало твое время или еще следует немного подождать? – поинтересовался наемник у отрезанной головы, до сих пор открывавшей рот в молчаливом крике боли. Стивки достал из другого ящика бутылку «ударника» и две металлические стопки. Наполнив обе крепким напитком, одну выпил сам, а вторую аккуратно влил в рот Ярвика. – Твое здоровье. Келвин обещал подкрепление в ближайшие дни, но от него до сих пор нет ни единого сообщения, а без них город долго удерживать не получится. Знаешь, я ведь все еще думаю обратиться к твоему первому хозяину, тристанскому барону. Видел его солдат в бою, они впечатляют. Ты сам-то их видел? – конечно, мертвая голова ничего не могла ему ответить, поэтому наемник продолжил разговор сам с собой. Разлив еще по одной стопке, повторил процедуру распития. – Нас слишком мало, чтобы удержать город. Пусть даже мы будем сражаться до последнего, все равно это предсмертная агония. Мне нужны войска… и я хочу уже перестать убивать ради других, – он растянулся в стылой усмешке и влил в рот Ярвику третью стопку «ударника».