Текст книги "Пустой мир 3. Короны королей (СИ)"

Автор книги: thelordofthedark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 66 страниц)

Еще недавно на этой высоте, с которой отлично просматривались западные городские ворота, разместился патруль Саальта, но для группы Стивки эти солдаты не были достойными противниками. Сильно потерявшие в численности после последних событий, его товарищи все же оставались одними из лучших бойцов известного пространства. Так что сейчас никто не мешал ему думать о своем, глядя на разрушенный и захваченный Кастерфакт, где продолжали бушевать отлично заметные в тепловизор пожары.

– Все вы одинаковые… – сказал он сам себе, – и я должен стать таким же. Стать одним из вас, чтобы понять… понять, как вас можно уничтожить раз и навсегда… Все парни, наша следующая цель Хвост Дракона! Взлетаем! – повернулся он к своим подчиненным, махнув рукой над головой. – У нас еще много работы!

========== Глава 15. Слово феодала ==========

Глава 15. Слово феодала

Путь чести иногда бывает грязным.

Генрих Гейне

– Удачной посадки! – пожелал голос диспетчера по радио, когда транспортный шаттл, гудя двигателями, медленно вылетел из ангара крейсера и, постепенно набирая скорость, устремился к стоящему на горном склоне замку. Екидехия была древней цитаделью, городом-крепостью, построенной на заре колонизации Рейнсвальда человечеством. Тогда горные племена местных аборигенов еще были угрозой колонистам, и Екидехия стала форпостом человечества в этих извилистых и изрезанных ущельями горных отрогах. После того, как племена были уничтожены, а Рейнсвальд окончательно подчинен и зачищен, Екидехия утратила свою прежнюю значимость, оказавшись вдалеке от крупных торговых маршрутов и оживленных скоростных трасс. Выдержавшая несколько налетов и осад крепость с высокими стенами и неприступными бастионами внезапно стала никому не нужна, лишь небольшой гористарский гарнизон, расквартированный здесь, не давал ей окончательно прийти в упадок. С началом гражданской войны и развалом Гористарского феода ситуация резко изменилась. Несколько соперничающих вассалов объявили о своих претензиях на замок и земли вокруг него, но несмотря на множество сломанных вокруг него дипломатических и реальных копий, он так и не перешел под контроль ни одной из армий, де-юре оставшись во владениях Гористара, а де-факто сохранив нейтралитет. Поэтому, когда пришли известия о том, что тристанский барон готов созвать Совет вассалов для церемонии вступления в права нового гористарского графа, местом общей встречи и была назначена эта крепость.

Де Семпри, глядя в иллюминатор шаттла на приближающуюся крепость, хоть и старался выглядеть спокойно, но все же сильно нервничал, вспоминая, каких усилий ему стоило собрать этот Совет. У Гористарских вассалов накопилось слишком много взаимных обид и недоверие достигло той точки, что на это предложение могли согласиться не все. К тому же, ни для кого не было секретом то, что младенец-граф и его мать находятся в тристанском плену, и значит, барон соперничающего феода будет использовать их в первую очередь в своих интересах. И все же, возможность вновь объединить феод, просто забыв обо всех противоречиях и без поиска виновных, была слишком заманчива, чтобы главы фракций не согласились. Однако сейчас самого тристанского барона, которому одному точно известно, что необходимо делать, с ними не было. Он срочно покинул делегацию и отправился к Камским верфям, где неожиданно активизировался саальтский флот. Вместо него представлять тристанский феод остался, сир Де Коль, один из вассалов этого дворянского Дома, представитель древнего рода, служившего ему верой и правдой на протяжении многих поколений, так что нет ничего удивительного в том, что Эдвард ему доверял.

Этот человек – достигший расцвета высокий и мускулистый мужчина, с волевым лицом, на котором самыми заметными чертами были большие усы, переходившие в маленькую бородку, и густые кустистые брови, выжженные излучением до пепельного цвета – оставался строгим и серьезным на протяжении всего перелета, точно следуя оставленным бароном инструкциям. И рядом с ним Де Семпри начинал чувствовать себя неуютно, особенно наблюдая, как внимательно Де Коль следит за графиней и ее ребенком. Его забота больше напоминала обязательную роль вынужденного тюремщика, в ней не чувствовалось тепла и участия, заметных в моменты, когда Эдвард сам разговаривал с леди Миривиль. Де Коль оставался протокольно вежлив и холоден как камень.

Будучи перебежчиком и бывшим гористарским вассалом, Де Семпри не мог не задумываться и о собственном будущем. Если Тристан просто поглотит Гористарский феод, вряд ли Эдвард Тристанский останется лоялен к «новым» вассалам, сохранив их титулы, земли и положение – его собственные вассалы наверняка потребуют раздела захваченных территорий. А если феод станет независимым и обретет былую мощь, то какова вероятность того, что Эдвард не отдаст перебежчиков на откуп новой власти? И как к ним тогда отнесется регентша и временный Совет? В любом случае Де Семпри, размышляя над такими вопросами, все отчетливее понимал, что теряет собственную важность, превращаясь в балласт, который вполне можно сбросить по дороге. И для того, чтобы хоть как-то себя обезопасить и получить уверенность в будущем, во время переговоров с гористарскими вассалами он заключил и несколько отдельных соглашений, которые могли серьезно изменить политическую обстановку не только в феоде, но и, возможно, во всей внутренней политике Рейнсвальда.

– Скоро прибываем, – повернувшись на своем месте, он посмотрел назад, где сидел Де Коль, с бесстрастным выражением лица разглядывая проплывающие за иллюминатором виды крепости, ярко освещенной огнями. Принимая гостей со всех концов феода, крепость вышла из боевого состояния, теперь приветствуя их яркими прожекторами и подсвеченными площадками для посадки продолжавших подлетать челноков.

– Согласен. Проверю, как наши пассажиры, предупрежу ее светлость, – кивнул Де Коль, не изменившись в лице, и встал, одернув полы своего мундира. – Мы должны предстать перед гористарскими вассалами в самом лучшем виде. Недопустимо, чтобы у них возникло подозрение, будто мы относимся к роду их сюзерена с недостаточным уважением.

Вдовствующей графине на корабле была выделена отдельная каюта, чтобы не стеснять ее присутствием других мужчин и вооруженной охраны. Вместе с ней отправились кормилица и няня малолетнего наследника графского титула, личная прислуга, а также несколько ее ближайших фрейлин, выразивших желание разделить нелегкую участь своей госпожи. Дверь в ее каюту охранялась дроидами, подключенными к внутренней системе наблюдения для предотвращения любых неожиданностей. При виде тристанского генерала дроиды вытянулись во фронт и отдали честь, но Де Коль даже не обратил на них внимания, постучавшись в закрытую металлическую дверь.

– Миледи, вы позволите войти? – поинтересовался он, уверенный, что его будет слышно. – Мы в непосредственной близости к замку Екидехии и ожидаем подтверждения посадки. Потому могу ли я узнать…

– Входите, сир, мне нечего скрывать, – вместе с уходящей в сторону дверью раздался голос леди Миривиль, сидевшей с сыном на руках в окружении своих фрейлин и служанок. Де Коль не увидел перед собой ни вдовствующей графини, ни пленницы, ни заложницы ситуации. Он увидел молодую женщину, сияющую спокойствием, одухотворенностью и счастьем материнства. Миривиль играла с сыном – рассказывая простенький стишок, водила пальцем по его ладошке и загибала маленькие пальчики. Когда крохотная ручка сначала полностью исчезала в руке матери, а потом неожиданно появлялась на разжатой ладони, малыш сперва замолкал на секунду, а потом весело смеялся, демонстрируя ямочки на пухлых щечках. Это вызывало у Миривиль такую счастливую улыбку, что Де Коль даже пожалел, что ему пришлось нарушить идиллию. Он, несмотря на всю свою холодность, вполне мог представить состояние матери, надолго разлученной с ребенком, и спешно отогнал мелькнувшую было мысль, что возможность вновь увидеть сына и стала главной причиной того, что она так быстро и легко согласилась на все условия переговоров.

– Прошу меня простить, великодушно. Я лишь хотел удостовериться в том, что вы готовы к выходу, – поклонился Де Коль, заходя в каюту. – Если мне не изменяет память, для вас это будет первый официальный выход в свет после длительного перерыва?

– Как всегда, вы точны и принципиальны, – кивнула леди Миривиль, нехотя отрываясь от ребенка и поднимаясь со своего места, чтобы продемонстрировать траурный наряд, подобающий вдове павшего феодала, – как и все тристанцы. Ребенок в руках няни недовольно пискнул, вывернулся и потянулся к матери, она улыбнулась и сжала крошечную ладошку в руке. – Как видите, я и мои фрейлины подготовились еще на корабле. Каждый из нас чем-то обязан Эдварду Тристанскому, так что все мы стараемся держать данные ему обещания, не так ли?

– Я искренне рад слышать от вас такие слова, госпожа, – Де Коль снова поклонился, приложив руку к сердцу. – Господин барон многого ожидает от этих переговоров, несомненно он оказал мне большую честь, доверив ваше сопровождение. Прошу простить меня за мои сомнения относительно ваших приготовлений, они были продиктованы лишь стремлением соответствовать ожиданиям моего сюзерена. Я не имел возможности видеть вас в момент посадки, но мой визит развеял все сомнения.

– Я тоже рада этому факту, – леди Миривиль, видно, удовлетворившись ответом тристанского вассала, снова вернулась на свое место, поспешив забрать ребенка из рук няньки. Уже готовый расплакаться, он снова разулыбался, оказавшись на руках у матери, – обязательства могут иметь разные причины и желания, но вами, как я вижу, движет лишь желание достойно служить своему сюзерену. Это делает вам честь.

– И снова позвольте поблагодарить вас, госпожа, за такие слова, – сказал Де Коль, разгибаясь. – Я вынужден вас снова покинуть. Смею вас просить соблюдать осторожность при посадке, она может быть не самой мягкой. До недавнего времени здесь шли бои и, боюсь, площадку могли восстановить не полностью.

– А ведь он узнаёт меня, – неожиданно сменив тему разговора, сообщила генералу леди Миривиль, сосредоточив все свое внимание на ребенке, – Хоть мы и не виделись столько времени, он все равно помнит, кто его мама… Разве это не чудо, сир? Казалось бы, его память слишком слаба, чтобы вспомнить меня после такого перерыва, а он ни капли не испугался и сразу принял мать, не сумевшую уберечь его от жестокости этого мира. Видите, как он тянет ручки?

– Дети всегда чудо, госпожа, – согласился Де Коль, задержавшись в проходе. – Жаль только, что наш мир не подходит для таких чудес. И честно сказать, порой мне кажется, что он вообще ни для кого не подходит… – с этими словами тристанский вассал вышел, а дверь снова закрылась сразу за его спиной.

– Наш мир не подходит для тех, кто слаб духом, – тихо, чтобы не слышали даже ее фрейлины, прошептала леди Миривиль, – и для тех, кому нечего защищать. А у меня есть ты, – улыбнулась она малышу, притихшему, словно почувствовавшему настроение матери, – Я провинилась перед тобой тем, что родила тебя наследником титула, но пока я жива, никто не посмеет причинить тебе вред.

***

Шаттл плавно опустился на внутреннюю посадочную площадку, находившуюся в искусственном кратере на месте старой горы. Там древние строители разместили целый порт, проход в который представлял дыру в три километра диаметром, вырытую в скальных породах прямо среди вершин горного хребта. Небольшие корабли и шаттлы спокойно пролетали внутрь, мимо диспетчерских вышек и складов, размещенных на краях воронки, опускаясь ниже, где вдоль стен были выстроены корпуса служебных помещений и подвесные причалы для кораблей, не предназначенных для посадок на поверхность.

Пассажирские шаттлы пролетали еще ниже, к самому дну кратера, где были размещены бетонированные площадки с разметкой для посадки. Там их уже ожидали встречающие делегации с почетными караулами и прислугой, ответственной за наиболее благоприятное пребывание гостей на территории крепости. Вассалы, которые прибывали на Совет, уже сражались друг с другом, одерживали победы и несли поражения, накопив немало взаимных обид, так что встречающей стороне крайне важно было создать наиболее мирную атмосферу. Вино, еда, женщины и, конечно, уважительное отношение к каждому гостю для этого подходили как нельзя лучше.

Однако для леди Миривиль караул был выделен отдельный. Она и ее сын были наиболее важными гостями, без которых сам смысл данного собрания терялся, и поэтому встречал ее нынешний комендант крепости, один из старых вассалов Гористарского графского рода, Эурей Де Мордер. Старый и опытный командующий, он занял крепость почти сразу же после гибели графа, уверенный, что ситуация однажды сложится так, что сюзерен снова вернется. Поэтому он так и не присоединился ни к одной из партий, ожидая каких-либо известий, и давал отпор всем, кто пытался нарушить его нейтралитет. Сир Эурей в парадном мундире со всеми регалиями лично вышел поприветствовать своего малолетнего сюзерена и его мать, снова вернувшихся в феод. Уже пожилой, но крепкий и подтянутый с иссеченным шрамами лицом и кибернетическим имплантом вместо левого глаза, гористарский командующий, стоял у края площадки и, поглаживая длинную аккуратно подстриженную бороду, наблюдал, как медленно садится тристанский шаттл, плавя бетон огнем посадочных двигателей.

Сложив руки за спиной, Де Мордер чуть заметно покачивался на носка на пятку сапог, едва сдерживая нетерпение. Все было рассчитано идеально, каждое слово, каждый жест уже были отработаны и отрепетированы, поскольку гористарский вассал отлично знал, что войну нельзя выиграть одной только силой оружия. Солдатская кровь лишь оплачивала те переговоры, что будут вестись за дипломатическим столом, и Де Мордер отлично подготовил свое поле, чтобы кровь не оказалась пролитой даром.

Трап опустился сразу после выпуска охлаждающих смесей, понизивших температуру вокруг шаттла, и Де Мордер не смог удержаться, чуть скривив уголки губ, когда первыми из шлюза вышли тристанские гвардейцы – элита войск бароната, выделенная для охраны столь важных пленников. Этот факт, указывающий, какое значение придает им тристанский барон, гористарец сразу же отметил, как положительный, но все же видеть на доспехах солдат, охраняющих будущего гористарского графа, герб с изображением грифона, а не пустошного волка для него было неприятно.

Следом спустились еще два тристанских вассала, одного из них Де Мордер знал лишь заочно и надеялся на то, что их личное знакомство не будет долгим. А вторым был Де Сепри, один из тех немногих людей, которых старый генерал ненавидел лично. Перебежчик, один из тех, кто посчитал возможным преклонить колени перед противником, поддавшись страху смерти, покрыв, по мнению Де Мордера, несмываемым позором свое имя. И теперь имевшим наглость вернуться с таким видом, словно одержал какую-то победу. Если бы не достигнутые ранее договоренности, Де Мордер приказал бы бросить его в тюрьму, как и собирался при первой встрече, но важность сведений, которые тот передал, нельзя было оставлять без внимания.

И, наконец, следом за ними спустилась сама вдовствующая графиня в сопровождении фрейлин с маленьким графом на руках. Скорбный траурный наряд вдовы и утепленная накидка с гербом Гористара напомнили Де Мордеру о поражении и гибели сюзерена, но он постарался выкинуть неприятные мысли из головы, сохраняя приветливую улыбку на лице. По старой привычке гористарский командующий сразу же вытянулся во фронт, приложив руку к сердцу, но потом, опомнившись, сам вышел к ним навстречу, оставив своих подчиненных и караул позади. Событие и так выходило за рамки всего, что он помнил из истории Рейнсвальда, поэтому позволил себе пренебречь церемониальными условностями.

– Я искренне рад приветствовать вас снова на родине, графиня, – поклонился гористарец леди Миривиль, – Вас и нашего юного графа, которого мы уже и не надеялись увидеть живым. И рад приветствовать слуг столь благородного человека, ответившего на наши чаяния и страдания, – вежливостью поклонился он тристанским вассалам, отошедшим в сторону, чтобы он мог напрямую говорить с госпожой. – В наши тяжелые времена такой поступок может говорить только о чести и доброй воле человека, его совершившего.

– Барон Эдвард Тристанский отлично понимает, что личные разногласия можно забыть перед лицом общей опасности, сир Де Мордер, – поклонился в ответ Де Коль, не заметив холодных взглядов, которыми обменялись Де Семпри с хозяином крепости, – и надеется, что и гористарские вассалы в ответ проявят такое же благоразумие. Сейчас Рейнсвальду необходима поддержка вассалов, а не их разногласия.

– На это мы все надеемся, – кивнул Де Мордер. – А сейчас прошу следовать за мной. В замке вас сопроводят в предоставленные вам до окончания переговоров покои. Прошу вас, не судите строго. Екидехия всего лишь военная крепость, но мы очень старались соответствовать высокому статусу гостей и сделать ваше пребывание здесь комфортным. Ваша светлость, для вас и юного графа выделены лучшие помещения, вас так же проводят.

– Тристанская охрана будет ее сопровождать, – уточнил Де Коль, сразу посерьезнев, отчего и дежурная улыбка Де Мордера также несколько поблекла. – При всем моем уважении, тристанская гвардия обеспечит наибольшую безопасность юного наследника графского титула.

– Гористарского графа следует охранять гористарским солдатам, – заметил Де Мордер, отметив заодно, что тристанский барон не ошибся, выбрав для сопровождения леди Миривиль достойного человека. Однако даже это не могло изменить сложившуюся ситуацию.

– Переговоры еще не начались, – чуть поклонился Де Коль, но тут же снова распрямился, – а потому мы должны быть уверены в безопасности лиц, которых сопровождаем. Для обеспечения этой безопасности здесь и присутствуют тристанские гвардейцы, – он смотрел на генерала спокойно и твердо, отлично осознавая опасность их нынешнего положения. Вокруг было слишком много гористарских кораблей и солдат, чтобы пытаться продолжать настаивать на своём, но дипломатическая сила тристанского бароната в этих условиях гарантировала его безопасность. Сейчас любая попытка вооруженных действий могла развалить Совет, который и так едва получилось собрать во многом благодаря усилиям послов бароната, окончательно похоронив надежды на восстановления былой гористарской мощи, так что Де Мордеру, очень хорошо это понимающему, оставалось лишь послушно склонить голову.

– За последнее время мы уже не раз нарушили устоявшийся порядок вещей, – согласно кивнул хозяин крепости, – поэтому ничего не изменится, если нарушим его еще раз. Графиня, – он снова повернулся к леди Миривиль, – нашему графу не стоит так долго находиться под открытым небом, которое сегодня особенно злое. Воздушные ловушки, установленные здесь, не могут отсеять все примеси, поэтому я настоятельно прошу вас как можно быстрее проследовать под защиту крыш и стен.

– Думаю, нам всем следует последовать этому совету, – улыбнулась графиня, – и мои стражи тоже с этим согласятся, – добавила она, посмотрев на тристанских вассалов. Те лишь согласно поклонились, после чего вся делегация отправилась на защищенные от рейнсвальдского воздуха уровни порта, где гостям пришлось расстаться. Если тристанцев разместили с остальными прибывшими вассалами Гористара, то для леди Миривиль выделили графские покои в донжоне – самые лучшие апартаменты крепости, изначально предназначенные для того, чтобы там разместился сам феодал, прибывший в Екидехию по какой-либо причине.

Сир Де Мордер лично проводил графиню в ее покои, с надеждой глядя на младенца у нее на руках. Старый командир отлично понимал, как можно поднять боевой дух солдат и присмирить вассалов одним лишь упоминанием того, что новый сюзерен принял титул. Тысячи лет верного служению графскому имени укрепили верность сюзерену в крови каждого благородного, и нужно нечто гораздо большее, чем простая жажда наживы, чтобы заставить их полностью отказаться от данных клятв верности. Во всяком случае, Де Мордер хотел в это верить.

– Госпожа, вы стали для нас лучом надежды, озарившим пустой горизонт, – наконец выдохнул он, когда уже подходили к дверям ее покоев. Тристанские гвардейцы, тяжело вооруженные и потому более медленные, чем два человека в парадных одеяниях, остались чуть позади, следуя вместе со свитой графини, держа в руках снятые с предохранителей штурмовые винтовки. Это скорее просто демонстрация – находясь в сердце вражеских укреплений, гвардейцы могли лишь умереть в бою, но Де Мордер опасался, что у них есть приказ уничтожить графиню и наследника, если ситуация выйдет из-под контроля.

– Сир Де Мордер, вы мудрый человек, не стоит бросаться столь опрометчивыми словами, – без улыбки ответила леди Миривиль, подняв на него взгляд. – Мы все играем в очень опасную игру, поставив на кон собственные жизни.

– Некоторые из нас ведут такие игры с рождения, научившись определять в них подходящие моменты, – ответил Де Мордер, – Эдвард Тристанский, вероятно, утратил контроль над ситуацией, раз решил рискнуть таким образом, оставив юного графа в сердце родного феода. Качнув маятник в одну сторону…

– Будь готов к тому, что потом он качнется в другую, – закончила за него старую поговорку вдовствующая графиня. – Эта фраза имеет два значения, сир, и не стоит забывать о том, что наш противник тоже может иметь собственные планы.

– План барона прост и понятен, – усмехнулся хозяин крепости, но достаточно тихо, чтобы избежать внимания гвардейцев, – заручиться гористарской поддержкой, чтобы получить силы для борьбы с Саальтом. Я вижу в этом жест отчаяния от осознания собственного бессилия. И в такие решающие моменты все может зависеть лишь от пары сказанных слов.

– Осторожнее, генерал, – ответила графиня, – пары слов может оказаться достаточно, чтобы разрушить и собственные планы. Сейчас в вашей крепости слишком много лишних ушей.

– Я бы сказал, что здесь слишком много голов, которые стоит снять с плеч, – вздохнул Де Мордер. – Далеко не всех устраивает ваше возвращение. Равно как и тот факт, что для этого приходится принижаться перед тристанским феодалом, что остается нашим врагом…

– Ваши покои, госпожа, – стоявшие у дверей охранники синхронно вытянулись, когда графиня в сопровождении коменданта крепости подошла к дверям, автоматически открывшимся в этот момент. Де Мордер, так и не договорив, жестом отпустил гористарскую охрану, и на ее место сразу же встали тристанские гвардейцы. Служанки и фрейлины прошли вперед, но графиня задержалась рядом с вассалом, возможно, обдумывая все сказанное.

– Позвольте поблагодарить вас за ваше гостеприимство, сир, – кивнула она хозяину крепости прежде, чем переступить порог. – Здесь мы будем чувствовать себя в полной безопасности.

– Я искренне надеюсь, что это чувство вас больше не покинет, – кивнул Де Мордер и, словно поддавшись эмоциональному порыву, протянул руку к юному графу. Ребенок, весело засмеявшись, схватился за мозолистые пальцы, явно принимая их за какую-то новую игрушку, – и, конечно, я надеюсь, что граф здесь будет счастлив. Жаль только, что он забудет, как когда-то играл в этих залах в самое беззаботное время своей жизни…

– Младенцы счастливы тем, что не понимают происходящего, – теперь действительно искренне улыбнулась леди Миривиль, – но будьте уверены, когда придет время, я ему напомню.

– Время придет, – согласился Де Мордер. – А сейчас отдыхайте. У нас у всех впереди долгие дни.

Графиня, согласно кивнув, зашла внутрь, и двери тотчас за ней закрылись, едва не зацепив краешек платья. Разочарованно вздохнув, она взглядом осмотрела предоставленные ей покои, действительно выполненные в лучших традициях гористарского рода, с роскошной мебелью из настоящего белого дерева, мягкими коврами, кованными светильниками и гобеленами на стенах. Фрейлины и служанки уже отправились подготовить ванную и спальню, так что в приемной она осталась одна. Отвлекло ее только довольное агуканье ребенка, который играл с полупрозрачной пластинкой, непонятно как оказавшейся у него в руках. Забрав новую игрушку у юного графа, Миривиль посмотрела через нее на свет, разобрав написанные мелким почерком слова: «Будьте готовы. Скоро все изменится. Ваш верный слуга».

– Идиот, – еще раз вздохнула вдовствующая графиня и с силой швырнула пластинку в ближайшую стену. От удара та разлетелась на мелкие осколки.

***

В разряженном воздухе высоко над поверхностью острова взрывы и залпы корабельных орудий были слышны гораздо слабее, чем должны быть при нормальном атмосферном давлении. К тому же звук глушили многометровые слои бронирования, переборки внутренних помещений, постоянный гул и шумы самого корабля. Наблюдая воздушное сражение на обзорных мониторах в любом из спектров визора по выбору капитана, можно было подумать, что все происходит в полной тишине. Только команды и отчеты операторов, сигнальные сирены и оповестительные звуки сообщений, наполнявшие капитанский мостик, превращали эту масштабную тишину воздушного сражения в нагромождения грохота, мешавшего сосредоточиться.

– Вражеский линкор уничтожен, у нас есть визуальное подтверждение, вывожу на экраны, – сообщил капитан флагмана, и Эдвард коротко кивнул, глядя, как пылающая громада сверхтяжелого корабля медленно разваливается на две части, переломленная чуть ли не посередине. Десятикилометровый корпус раскололся, выбросив в воздух столбы плазменного пламени вместе с мелкими обломками бронирования, разлетавшимися вокруг. После продолжительной перестрелки бомбардировщикам все-таки удалось найти уязвимое место в его броне и поразить цель управляемыми торпедами, вызвав детонацию одного из вторичных реакторов. Мгновенно перешедшие в свободное состояние несколько тонн раскаленной плазмы буквально разорвали корабль на куски.

Линкор «Гордость стихии» стал еще одной жертвой саальтского флота в этой молниеносной и спонтанной схватке, в хаосе которой невозможно было разобраться на чьей стороне перевес и как именно складывается ситуация. Командованию едва удавалось поддерживать контроль над всеми собственными соединениями, а перемещения и действия противников все еще оставались по большей части вопросами без ответов. Тристанскому барону оставалось лишь надеяться, что враги испытывают те же проблемы с разведкой и анализом всех этих кажущихся хаотическими действий, не подходящих ни под одну из даже самых невероятных стратегий. Компьютеры сходили с ума, пытаясь провести анализ действий кораблей всех сторон конфликта, схлестнувшихся в бою над Камским верфями, так что порой начинало казаться, что здесь вообще никто ничего не понимает, отдав управление боем на откуп богам удачи, резвившимся среди пылающих остовов и дрейфующих в пустоте обломков.

– Вражеские эсминцы по правому курсу! Ведут торпедный огонь по нашим кораблям прикрытия! – доложил один из операторов. – Мощность дефлекторных щитов снижена на тридцать пять процентов. Вероятность повреждений сорок шесть процентов!

– Развернуть носовые башни верхней полусферы и дать залп по ним! – приказал капитан, поскольку более значительных целей для таких орудий в пределах прямой видимости пока не было. Флагман возглавлял группы дредноутов и крейсеров, пробивавшуюся сквозь скопления саальтских сил к тем участкам, которые прикрывали камские корабли, уже истощенные длительным боем и понесшие большие потери, но продолжавшие упорно цепляться за свои позиции над верфями.

Тяжелые башни, оснащенные рельсовыми орудиями крупного калибра и мощными массреактивными установками, оперативно навелись на новые цели, продолжавшие двигаться вдоль правого борта и вести залповый огонь торпедами по небольшим кораблям, прикрывавшим громаду флагмана, стараясь зайти ему в корму, к более уязвимым соплам двигателей. Тяжелый и более неповоротливый линкор так же стал разворачиваться вправо, стараясь не выпустить цели из зоны обстрела носовыми орудиями, но эсминцы были гораздо быстрее. У них был бы шанс выполнить этот маневр, если бы линкор оказался занят боем с не менее крупной целью, но в этот раз они и стали основной мишенью.

Рельсовые и массреактивные заряды, вырвавшиеся из направляющих каналов орудийных установок, разорвали воздух резким гулом освобожденной в один миг энергии, за секунды преодолевая расстояния в сотни километров. В реальности это выглядела как яркая вспышка, пронесшаяся вдаль и оставившая за собой лишь быстро бледнеющий инверсионный след. А в следующий миг в рядах эсминцев воцарился огненный ад. Такие корабли недостаточно мощно бронированы и защищены, чтобы выдержать залп линкора, и потому их просто рвало на части прямыми попаданиями.

Один снаряд пробил эсминец насквозь, силой удара вытянув за собой в выходное отверстие большую часть внутренних переборок и помещений, и лишь после этого сам корабль взорвался. Другому эсминцу массреактивный заряд разнес в клочья двигательный блок, превратив весь корабль в дрейфующий обломок металла, который, к тому же, по инерции от удара начал, разгоняясь, снижаться, рискуя попасть в гравитационное поле острова и рухнуть вниз пылающим метеором. С него начали отстреливаться эвакуационные капсулы, но шанс что их успеют подобрать другие корабли прежде диверсионных эскадрилий истребителей противника оставался крайне малым. В этой войне нарушалось слишком много из общепринятых правил ведения боевых действий, так что уже не оставалось причин не нарушать и оставшиеся.

Всего в итоге одним залпом было уничтожено восемь кораблей, чуть больше половины от всей группы, а оставшиеся поспешили лечь на курс, быстрее всего уводящий из зоны поражения, сразу рассыпавшись и нарушив строй. Опасность с этой стороны на некоторое время была устранена.

– Завершайте маневр и ложитесь на прежний курс, – приказал Эдвард, сложив руки за спиной. – Мне необходимо лично прибыть в Камский замок как можно быстрее. Мы здесь уже третьи сутки, но я понятия не имею, что сейчас происходит на поверхности, за исключением того, как далеко продвинулись наши десантные части. Это в некотором роде раздражает…

– Вероятнее всего, противник смог уничтожить основные камские ретрансляторы, поэтому никак не получается выйти с местными гарнизонами на прямой канал… – начал один из адъютантов, и тут же замолчал, получив гневный взгляд от своего барона и не менее гневную отповедь:

– Вы озвучиваете очевидные вещи, – прошипел Эдвард сквозь зубы, но тут же снова постарался вернуть себе спокойный вид, – а мне нужна более детальная информация и связь, в конце концов. В этом сражении наш флот в долгосрочной перспективе понесет большие потери, но без прямого взаимодействия с камскими войсками перелома ситуации не добиться.