Текст книги "Пустой мир 3. Короны королей (СИ)"

Автор книги: thelordofthedark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 66 страниц)

– Я рад, что вы правильно поняли мое послание, барон Тристанский. Надеюсь, мой подарок вам понравился, – из темноты за статуей вышел человек в нестандартной броне, украшенной красным черепом на наплечнике, ростом чуть ниже Эдварда, но ловкие движения выдавали в нем опытного солдата. – Мне рассказывали о вас много и плохого, и хорошего, но все уверяли, что вы человек, чье слово стоит очень дорого. Потому я и хотел встретиться именно с вами, а не с одним из тех, кого вы называете претендентами на королевский престол.

– Вам знакомо мое имя, но мне все еще неизвестно ваше, – отозвался Эдвард, не убирая руку с эфеса. – Назовитесь, прежде чем начинать разговор.

– Думаю, мое имя вам тоже приходилось слышать… – его собеседник остановился, задумавшись, но потом все же потянулся руками к собственному шлему. Щелкнули открытые крепления, и этот человек осторожно поднял забрало, открывая лицо. – Меня называют Стивки, и до недавнего времени я был подданным Тоскарийского графа. Ныне же, можно сказать, нахожусь на вольных хлебах… – он прокашлялся после этой фразы, – воздух здесь не самый чистый, но, думаю, некоторое время мы можем разговаривать с открытыми лицами. Это сделает наш разговор… более откровенным…

– Командор Стивки? – Эдвард вздохнул, искренне удивленный, что подобный человек искал с ним встречи, но, поняв смысл последней фразы, тоже поднял свое забрало. – Да, мне приходилось о тебе слышать, но, признаюсь, я думал, что ты сейчас скрываешься где-нибудь на отдаленных окраинах острова или даже за его пределами. После падения Кастерфакта ты исчез, многие считали тебя погибшим, но я был уверен, что человек с таким опытом выживания, – Эдвард не удержался от ироничной усмешки, – вряд ли останется умирать на поле боя.

– Опытом выживания?! – Стивки усмехнулся. – Что же слышал обо мне барон Тристанский? – он подошел ближе, сложив руки на груди, но все же остановился на расстоянии чуть больше длины тристанского клинка.

– То, что говорят, вспоминая это имя, – ответил Эдвард. – Превосходный командир и тактик, чьи победы достигаются равнодушием к жизням своих солдат, граничащим с безжалостностью. Предатель, перебежчик, убийца и мародер, за чью голову в двух королевствах назначена цена в несколько миллионов, заочно приговоренный к смерти без права на обжалование. Любой подданный королевства при встрече с таким человеком имеет право пристрелить его как бешеную собаку… Но ты до сих пор жив, не благодаря везению или благосклонности богов, а потому что умело подбирал покровителей, и последним стал граф Тоскарийский, чей личный протекторат спас тебя от позорной смерти в петле.

– Думаю, у него на это были свои причины, – ответил Стивки, чуть поклонившись. – Однако сюда я пришел не для того, чтобы обмениваться любезностями, барон. Теперь, когда мы представлены, можем приступить непосредственно к сути дела?

– Так что же хочет человек, лишившийся последней защиты и приговоренный к смерти, – оскалился Эдвард, – Пришел просить пощады? Не думаю, что твоих заслуг перед королевством хватит, чтобы покрыть прегрешения. Они слишком велики, чтобы даже надеяться на снисхождение.

– Если бы молил о пощаде, я скорее обратился бы к вашему сюзерену, он более подходит для подобных вещей, – усмехнулся Стивки, – ведь он настоящий рейнсвальдский дворянин, бесхребетный и лживый, готовый на все ради собственного достатка…

– Контролируй свои слова, перебежчик, – Эдвард внешне оставался совершенно спокойным, – иначе мне придется лишить тебя языка, чтобы научить манерам и уважению.

– Не корчите из себя идеалиста, господин барон, – поспешил отступить Стивки, – вы сами прекрасно понимаете, что в моих словах гораздо больше правды, чем в том, во что вы сами хотите верить. И потому именно к вам я и обратился. Вы единственный дворянин из тех, кого я знаю, способный сдержать данное слово. Я служил человеку, подобному вам, но, как мне стало известно, он погиб. Теперь могу лишь надеяться на то, что смерть его была достойной.

– Келвин Тоскарийский? – вспомнил Эдвард и добавил, когда Стивки кивнул головой. – Я слышал о нем. Мне говорили, что он воспротивился решениям своего отца. Удивительно, что ты их не поддержал, зная твое прошлое.

– Я саальтец по рождению, но не принадлежу ему душой, – сразу ответил Стивки, моментально похолодевшим тоном, – и мне плевать на вашу войну, у меня есть свои конкретные интересы. Не думайте, что я защищал Кастерфакт по доброте душевной, я лишь исполнял данное своему сюзерену слово. И точно так же я собираюсь сдержать свое слово, обращаясь к вам. Собственно, пришел сюда с предложением… – прерванный коротким смешком Эдварда, он вздохнул и закончил фразу: – Я могу принести вам голову нынешнего графа Тоскарийского, избавив от его назойливого присутствия. Вряд ли найдется еще кто-то способный на это…

– И что же ты хочешь в обмен на его голову? – Эдвард усмехнулся, постаравшись скрыть свои истинные мысли. Смерть Тоскарийского графа избавила бы от многих проблем. Лишенные феодала и наследника вассалы выйдут из конфликта, высвободив значительные силы для переброски на борьбу с Саальтом. Исчезнет угроза союза Аллирда с одним из рейнсвальдских дворян, поскольку даже одного подобного примера будет достаточно, чтобы очень многие заколебались в своей уверенности в необходимости сопротивления силам вторжения. А главное, убийство феодала чужими руками позволит избежать тени на собственной репутации как заказчика. Заявление командора звучало очень дерзко и самонадеянно – тристанская разведка и близко не могла подобраться к графу, который постоянно то появлялся, то исчезал на линии фронта, но не похоже, что Стивки бросает слова на ветер. Предложение было слишком заманчивым, чтобы просто так от него отказываться.

– Самую малость, – пожал плечами командор, – я хочу стать одним из вас.

– Что?! – Эдвард ожидал просьбы о помиловании, деньгах, права свободного выхода с территории королевства или чего-нибудь подобного и столь же материального, но подобное условие ему казалось скорее нелепым, чем раздражающим. – Как это понимать? Тебе не кажется, что ты требуешь слишком много за такую сомнительную услугу? Титул за… убийство?

– А что в этом такого ужасного? – Стивки тоже оскалился. – Дворянский титул привилегия избранных, да? Считаете, что лишь те, кого вы сами выбрали из своего же круга, имеют на него право? А наемнику и плебею вроде меня даже думать о таком нельзя? Чего же стоит титул дворянина, если получить его можно, только родившись в нужной семье?

– Дворянский титул может заслужить лишь человек чести, а не тот, кто не задумываясь, предает как своих, так и тех, к кому переметнулся, – ответил Эдвард сухо. – Для королевства будет позором, если человек, подобный тебе, станет его дворянином. Ни чести, ни стыда, ни совести нет в тебе…

– А в тебе?! – рявкнул в ответ Стивки. – А в тебе есть хоть что-то из перечисленного? Или ты полагаешь, что в этой войне… по уши в грязи смог остаться чистым? Мы стоим на одной ступени, сделав все для того, чтобы следовать собственным принципам. А отличаемся лишь тем, что меня за мои принципы назвали предателем, а тебя – героем! Потому что у тебя есть титул, дающий тебе моральное право, а у меня есть лишь моя совесть!

Эдвард уже было хотел сказать, чтобы наемник не смел сравнивать их, но остановился, когда память выплеснула на него поток воспоминаний о том, что он творил с того момента, как лишился Изабеллы. Он сам не раз переступил все мыслимые и немыслимые законы чести, каждый раз оправдываясь лишь тем, что эти жертвы во имя светлой цели, но не мог же он объяснять каждому все мотивы своих поступков. И вскипевшая в груди праведная ярость улеглась так же быстро, как появилась. Зато заработали мысли, на ходу подсказывая нужные идеи и задачи. Решить можно было любые проблемы, всё зависело только от того, чем человек был готов пожертвовать ради этого. А возможно, что и кем-то необходимо пожертвовать для достижения успеха.

– Зачем такому, как ты, титул? – поинтересовался барон, оставив предыдущий выпад своего собеседника без ответа. – Чего ты этим хочешь добиться? Ни для кого не будет секретом, кто ты и как его получил. Даже став дворянином, ты останешься изгоем, которого ждет если не петля, то кинжал в спину.

– Дворянский титул позволит мне стать одним из вас, – озвучил очевидное Стивки. – Позволит мне остаться, не скрываясь от вашего так называемого правосудия. И главное, я не вижу здесь людей, достойных того, чтобы служить им. Мне надоело быть гонимым ветром мусором, так что стать частью системы меня вполне устраивает. А насчет кинжала в спину… – командор хищно усмехнулся, – я и так слишком долго живу при том, что живой мешаю многим. Если есть еще желающие попытать счастья там, где иные уже потерпели фиаско, пусть попробуют. Если одному из них повезет, то не думаю, что буду слишком горевать по этому поводу.

– Только ради этого? – объяснение подходящее, но Эдвард все равно не верил, что мотивы Стивки настолько просты. – И все?

– Разве этого недостаточно? – Стивки развел руками. – Когда человек наконец-то хочет вырваться из замкнутого круга, в который его забросила судьба? Кастерфакт дал обильную пищу для размышлений, так что я пришел к выводам, которые и вынудили меня обратиться к вам с подобной просьбой. Вы сдержите свое слово, в отличие от остальных.

– Ты так уверен? – Эдвард вздохнул и изобразил улыбку. – О дворянах ты мнения невысокого, так почему же считаешь, что я отличаюсь от остальных?

– Когда о вас даже враги говорят, как о человеке, который никогда не отступается от своего слова, что может быть более высокой похвалой? – объяснил Стивки. – Даже Ярвик, который вас боялся и ненавидел всей душой, не смог сказать ничего, что заставило бы усомниться в этом. И не думаю, что вы станете рисковать своими принципами для того, чтобы убить такого, как я, – он пожал плечами, не желая раскрывать истину: он поставил на кон последнее, что у него еще имелось. Собственная жизнь стала разменной монетой в этой игре, но Эдвард это и так понял. Ему было просто интересно, насколько Стивки сам верит в слово феодала.

– Если ты сдержишь свое обещание, то я, тристанский барон, даю слово чести, что сделаю тебя дворянином, – вернув себе серьезный и строгий вид, заявил Эдвард, посмотрев прямо на своего собеседник., – Убей тоскарийского графа и принеси его голову мне. И тогда ты станешь графом Тоскарии.

Вместо ответа Стивки расхохотался, нисколько не стесняясь барона и всей серьезности этой ситуации. Он долго смеялся под удивленным взглядом барона, и даже далеко не сразу успокоился. Смех его звучал дико и уродливо, отражаясь эхом под сводами часовни, будто наемник не смеялся вовсе, а издевался, стараясь внести как можно больше смятения во всех, кто стоит рядом.

– Простите, барон, но то, что вы сказали, звучит весьма цинично, – несколько успокоившись, ответил Стивки. – Занять место человека, которого сам и убью. Хотя я понимаю ход ваших мыслей. Никому и в голову не придет искать кого-то третьего, когда мои намерения и так предельно ясны. Не боитесь отдавать столь мощный феод в мои руки? – последнее уже звучало как провокация, Стивки тоже старался заглянуть чуть дальше, рассчитывая понять скрытый смысл слов Эдварда, если таковой вообще был.

– Не надейся, что это соглашение будет единственным, – ответил тристанский барон, сложив руки на груди. – Если мы договоримся и покинем это место живыми, то ты станешь мне служить. Это условие не обсуждается. Я не стану требовать от тебя клятвы вассалитета, это меня оскорбляет, но любое действие ты отныне будешь согласовывать со мной. С этого момента ты будешь служить только моим интересам, действовать так, как я скажу, думать так, как я скажу, и говорить только то, что я тебе скажу. Если ты нарушишь это условие, я буду считать, что никогда не давал тебе слова.

– С удовольствием, – Стивки даже поклонился, отставив правую руку, словно пародируя принятый в таких случаях жест. – Такой вариант меня полностью устраивает… господин. Что мне надо сделать сейчас? Преклонить колено? Поцеловать руку? Или что там у вас принято? – продолжил юродствовать наемник.

– Достаточно того, что ты меня услышал, – сухо ответил Эдвард, не желая поддерживать эту игру. – А я услышал тебя. Найди способ со мной связаться, когда выполнишь свою часть нашего договора.

Развернувшись и давая понять, что разговор окончен, тристанский барон вышел из часовни, оставив Стивки в одиночестве. Командор намеренно задержался у могилы первого короля Рейнсвальда, проводив своего будущего сюзерена взглядом. Его заинтересовала эпитафия, высеченная на камне и залитая золотом, не стершимся до сих пор. Эрмар в назидание своим потомкам оставил одно из собственных изречений: «Человек остается человеком лишь когда сражается ради других. Поднявший меч ради собственных интересов, ради утоления собственной жажды наживы и собственного эгоизма, превратится в зверя, для которого все лишь пища, а он себе будет казаться богом. И тем ближе будет его поражение, чем сильнее будет его жажда. Помните об этом, глядя на мир, что мы, ваши предки, вам оставляем. Не позвольте нашей мечте пропасть».

– Твоя мечта погибла, старый король, – Стивки остановился и коснулся рукой могильной плиты. – Балом правят жадность и эгоизм, поэтому спи спокойно и никогда не возвращайся в этот мир. Оставь его себе таким, каким запомнил.

Еще некоторое время постояв у могилы, командор задумался о своем, пока не решил, что провел здесь достаточно времени, и тоже не поспешил к выходу, где должны были дожидаться уцелевшие бойцы его личного отряда. Переговоры можно назвать успешными, а последнее выдвинутое феодалом условие Стивки не беспокоило. Если Эдвард считает, что сможет его контролировать, то пусть так оно и остается, сам он собственные ошибки повторять не собирался, только действовать придется осторожнее. А потом…

В этот момент Стивки даже задержался на ступеньках, посмотрев на беспросветное небо над головой, представив, что может случиться дальше. В тех случаях, когда система становится слишком сложной, когда вокруг слишком много дополнительных ветвей, скрытых ходов и возможностей, она гораздо легче принимает и усваивает чужеродные элементы. Пусть это и будет сложно, но он станет ее частью, станет рейнсвальдским дворянином. И когда получит реальную власть, они все пожалеют, что не смогли убить его, пока еще была возможность. Он отомстит за всех, кто был брошен в эту бессмысленную и бесполезную войну.

В небе мелькнула яркая точка, и командор подумал, что это был шаттл барона. Сейчас этот человек должен жить, поэтому мысленно Стивки пожелал ему удачи. Она ему наверняка пригодится.

***

– Так что же случилось с тоскарийским семейством? – в голосе великого князя звучало искреннее любопытство. – После того, как их флот выступил против наших войск в районе Камских верфей, ваше положение при дворе короля сильно пошатнулось. Даже несмотря на то, каких успехов мы смогли достичь под Кастерфактом, благодаря вашим сведениям. Князья предпочитают быстро забывать хорошее, но превосходно помнят обиды… А ваш промах сложно не заметить… – Дель Галиц отвернулся от открывавшегося с крепостной стены пейзажа и снова посмотрел на своего собеседника, стоявшего чуть поодаль и положившего локоть на станину установленного на этой точке лазерного орудия. Эрсор Розмийский слушал его вполуха, занятый своими мыслями, но паузы в речи собеседника не мог не заметить.

– Я уже объяснял его величеству причины, – ответил бывший граф, отвлекшись от своих раздумий. – Наследник графства пошел против воли отца из собственных соображений, в связи с этим граф передает искренние сожаления по поводу произошедшего. Вы же должны понимать, как воспринимают Саальт рейнсвальдские дворяне, и что разногласия по этому поводу могут быть даже внутри семьи. Инцидент исчерпал себя полностью, тем более, что поставленных целей на том направлении ваши силы все равно добились…

– С куда большими потерями, чем рассчитывали изначально, – сухо ответил великий князь, – Аллирд говорит от имени Саальта, но он не Саальт. Волю королевства представляем мы, члены княжеских родов, существовавших еще в те времена, когда о нынешней королевской династии никто даже не слышал. И именно князья будут решать, как и сколько еще продолжаться этой войне, – он понял, что говорит громче, чем подобает, заметив, как изменилось лицо Эрсора, и постарался успокоиться, вернувшись к своему привычному дружескому тону. – Друг мой, поймите, что ваше положение при дворе очень незавидное, вы держитесь на тонкой ниточке благосклонности одного только короля. А его брат, который скоро вернется, постарается эту ниточку оборвать. Поэтому нам нужны гарантии, что ваши друзья поддерживают Саальт, как можно быстрее. И лучше, чтобы они выглядели весомо.

– Письменное подтверждение с подписью? – усмехнулся Эрсор. – Что вы желаете увидеть? Господин, роль перебежчика такова, что он вообще не может давать никаких гарантий, за исключением собственных слов и собственных действий. И, конечно, в условиях войны ни о чем нельзя говорить со стопроцентной уверенностью. Всегда может случиться то, чего никто не ожидает. Этим наша реальность и отличается, так что если ваши друзья в чем-то не уверены, то можете в точности передать им мои слова. Можете еще представить себя на моем месте, и подумать, кого мне выгоднее поддерживать, вас или же искать какие-то тайные соглашения с Рейнсвальдом. С предателями там обходятся весьма жестоким образом.

– В логике вам не откажешь, – признался великий князь, кивнув головой, – И все же, мы сильно рискуем, доверяясь вашим словам. И доверия в свете недавних событий стало гораздо меньше…

– А кто в наше время не рискует? – чуть улыбнулся бывший розмийский граф. – Только, в отличие от вас, на кон я поставил гораздо больше.

– Возможно, вы не знаете всех моих планов, раз допускаете подобное, – Дель Галиц снова повернулся к нему спиной, переключив внимание на огни порта вдалеке. – Вопрос сейчас все же в другом. Наше последующее наступление на Золотые Ворота Рейнсвальда во многом опирается на ту информацию, что вы нам передали. Ее важность бесценна, разведке понадобились бы десятилетия, но вот теперь возникает вопрос… насколько можно ей доверять?

– То есть того, что я поручился жизнью за достоверность этих данных, недостаточно? – Эрсор даже оскорбился. – На Рейнсвальде слово чести считается достаточно веским основанием, чтобы…

– Человек, который предал свой народ, перебежав к врагу, даже зная, что ему грозит в подобном случае, не может рассуждать о чести, – прервал его Дель Галиц жестким тоном, но также быстро смягчился. – Вашей жизни недостаточно. Надо быть уверенным в том, что мы сейчас не отправляем основные силы армии в заранее подготовленную ловушку. Понимаете ли, король весьма важен для всех нас…

– Это касается всех королевств, я полагаю, – пожал плечами Эрсор, но князь остановил его одним жестом, приложив палец к своим губам, призывая к тишине.

– Сильная королевская власть – единственное, что удерживает очень многих князей Саальта от требования восстановления своих утраченных прав, – уточнил Дель Галиц, – Саальт объединили силой, мечом и кровью, поэтому некоторые дворяне считают себя обиженными и обделенными вниманием государя, а другие, наоборот, что внимания к их персонам было слишком много, вы понимаете, о чём я. А есть такие, кто желает, чтобы король и вовсе не вернулся из очередного сражения. Понимаете? Мы очень рискуем, используя непроверенные данные…

– Уверяю вас, данные проверены, я постарался максимально точно воспроизвести все укрепления и крепости Карратского хребта. Эти горы подготовлены к обороне внутренних регионов острова еще в древности, но с тех пор их защитные рубежи только совершенствовались и укреплялись королевской армией. Там в принципе не существует безопасных мест для королевской особы, оказавшейся на линии фронта, если вы это хотите услышать, – настойчивость Дель Галица его уже начинала напрягать. Если он собирается избавиться от короля чужими руками, то становиться крайним в этой авантюре бывший розмийский граф не собирался. Перебежчика, если он все же будет обвинен, никто не пощадит, а надеяться на возможную защиту соратников великого князя – Эрсор не настолько глуп. Они лишь будут стоять в стороне, равнодушно наблюдая за его казнью, если только сами ее не ускорят, чтобы не позволить обвиненному сболтнуть лишнего. Так что Эрсор постарался сделать все, чтобы мнение в его полезности у короля только укрепилось. – Я понимаю важность королевской особы для Саальта, а потому объяснил ему сложившуюся ситуацию. Войска Рейнсвальда будут защищать Золотые Ворота, ведущие к столице, до последнего человека. И настоятельно не советую торопиться в число тех, кто возглавит их штурм. Конечно, это будет весьма почетно, но уверяю, там будет настоящая бойня. Если выживет хотя бы каждый пятый из тех, кого вы пошлете в ущелье, это уже можно будет назвать победой.

– Вы в этом так уверены? – Дель Галиц снова повернулся к нему, но в этот раз в его словах уже звучало сомнение. – Даже сейчас, когда наши успехи в войне неоспоримы, вы все еще считаете, что у Рейнсвальда есть шанс на победу?

– Вы встретите графа Фларского, – подошел к нему Эрсор, опершись плечом на ближайший зубец крепостной стены. – Этот человек при помощи своих союзников в кратчайшие сроки смог добиться невозможного, собрав под своими знаменами недавних противников и большую часть военной силы королевства. Он бросит в этот бой все, что у него есть, ведь он отлично понимает, что это его последняя возможность спасти и королевство, и престол. Победитель получит корону Рейнсвальда, поражение проигравшего станет лишь вопросом времени.

– Корона монарха порой может оказаться слишком тяжелой ношей для одного человека, – заметил Дель Галиц. – Она приносит с собой слишком много обязанностей…

– Только вот шею обычно ломает не сама корона, а другие люди, – заметил Эрсор. – Например те, кто хочет ее примерить самостоятельно…

– Для этого королю и нужны великие князья, – Дель Галиц улыбнулся во весь рот, – чтобы поддержать его в трудные минуты и помочь удержать корону. Тем более, что наследник его слишком мал, чтобы принять корону отца… Сможет ли он вообще выжить…

– Думаю, столь проницательный человек, как вы, сможет защитить наследника короля в случае непредвиденной ситуации? – Эрсор покачал головой, поражаясь теме разговора. – Наверняка те, кто желают зла нашему королю, понимают ценность жизни его сына для Саальта…

– Разумеется, о юном наследнике я позабочусь в случае опасности, – развел руками Дель Галиц. – Сейчас же нам важно, чтобы Его Величество был вне опасности во время сражения за Золотые Ворота и столицу вашего королевства. И он, и его брат наверняка окажутся на самых опасных участках… Они должны личным примером вдохновлять солдат на сражение…

– Если вам дорог ваш король, то постарайтесь, чтобы он не приближался даже на расстояние выстрела к Золотым Воротам, – сухо ответил Эрсор. – Это будет чистое самоубийство. А сейчас прошу простить, но меня в штабе планирования ждет очень много дел. Наступление должно уже вот-вот начаться, но даже командование держат в неведении, когда именно будет нанесен удар.

– О, а вот это определить весьма просто, – Дель Галиц жестом предложил проводить его до дверей, уводящих прочь с крепостной стены. – Как только с Камских верфей вернется младший брат короля, войска наверняка двинутся в бой…

***

Наполовину выгоревший и разоренный Кастерфакт производил сильное впечатление даже на подготовленного человека. Полуразрушенные небоскребы, целые уровни которых были превращены в нагромождение обломков и искореженных каркасов, возвышались над разбитыми на части подвесными улицами. А горы уничтоженной бронетехники и завалы из тел солдат обеих сторон там, где кипели самые жестокие бои, были самым лучшим свидетельством того, как за эти стены держались защитники, сколько у них было связано с этим местом, и чем готовы были ради него пожертвовать.

Именно это Аллирда больше всего и восхищало в людях. Одни были готовы продать родную мать за подходящую цену, а другие способны пожертвовать собственной жизнью за груды камня и щебня. Казалось, человеческие общности можно просчитать, обобщив их по целям и мотивам, но как только дело начинало касаться отдельных представителей, они становились непредсказуемы. Кто бы мог подумать, что именно Стивки, человек без чести и идеалов, а лишь с одними только ему понятными принципами, даст бой там, где сломались даже самые благородные дворяне. А ведь именно так все и произошло.

Задумавшись, Аллирд шел по полуразрушенным залам городской резиденции розмийского феодала, еще недавно пышные и помпезные, но теперь обгоревшие и разбитые многочисленными артиллерийскими обстрелами. Бетонная крошка и мелкие осколки хрустели под подошвами при каждом шаге, а его единственным спутником сейчас, казалось, был только гуляющий среди развалин легкий ветерок, едва заметно трепавший уцелевшие обрывки сожженных гобеленов и облезших обоев.

Саперы совсем недавно закончили проверку этого здания, и Аллирду было интересно, от чего же отказался Эрсор, чтобы спасти собственную жизнь. Саальтский король предполагал, что от много, но даже то, что сохранилось, указывало, как богат был бывший розмийский граф. И он без сожалений бросил все это ради единственной слабой надежды уцелеть в будущей резне.

– Ваше величество, находиться здесь не безопасно, – через несколько залов к нему присоединился Карл Мельдир, один из членов сопровождавшей его свиты, сейчас тоже в большинстве своем разбредшейся по многочисленным залам дворца. Взятый под охрану лейб гвардией, он был едва ли не самым безопасным местом во всем городе, так что хотя бы здесь Аллирд рассчитывал побыть в одиночестве. К сожалению, королю такая возможность выпадала редко. Род Мельдира был одним из самых уважаемых княжеских родов Саальта, и присутствие одного из его членов в королевской свите являлось частью дарованных ему привилегий. Карл был одним из представителей младшей ветви рода, фактически, не имея ничего серьезного, кроме членства в королевской свите. И за эту должность он отчаянно цеплялся, порой даже не понимая, что начинает раздражать государя своим слишком навязчивым вниманием. Вот и сейчас он вознамерился сообщить ему очевидную вещь, которую и так знал каждый, лишь для того, чтобы снова попасться Аллирду на глаза. – На оккупированной территории велика вероятность нападения уцелевших солдат врага или обнаружения случайных мин, а может и неразорвавшихся боеприпасов…

– Я рад, что в моей свите еще остались люди, заботящиеся обо мне как о человеке, – сухо ответил ему Аллирд, в очередной раз напомнив себе, что от поддержки Мельдирского рода во многом зависело его спокойное пребывание на престоле, так что не стоило давать им поводов думать, будто король их не ценит, – И все же, Карл, вы поднялись сюда не только для того, чтобы сообщить и так известные мне вещи? Или я ошибаюсь, и все это лишь проявление вашей заботы о короле?

– Ваше Величество, как всегда, удивляет своей проницательностью, – мельдирский отпрыск поклонился в знак своего восхищения, заодно дав возможность Аллирду скривить секундную гримасу отвращения к этому человеку, которая исчезла, как только Карл выпрямился. – Буквально пару минут назад поступили известия, что ваш брат вернулся, и в настоящее время его шаттл готовится к посадке в гражданском порту Кастерфакта. Говорят, там уже сумели восстановить часть площадок… Прикажете послать за ним?

– Да, обязательно, – рассеянно кивнул Аллирд, засмотревшись на закопченную, но все еще вполне различимую картину на стене, изображавшую неизвестную девушку в кружевном платье. Она ему кого-то напоминала, но он никак не мог поймать убегающую мысль за хвост. – Карл, немедленно отправляйся в порт и лично сопроводи моего брата до розмийского дворца. Я хочу с ним поговорить. И сообщи в штаб, что мы к ним прибудем в самое ближайшее время. К этому моменту все должно быть готово.

– Как вам будет угодно, – его сопровождающий снова поклонился, и чуть ли не вприпрыжку умчался выполнять поручение, еще раз неприятно удивив своего короля. Казалось, выходец из благородного рода, воспитанный с пониманием того, что необходимо уважать свою фамилию, а ведет себя как обычный мальчишка на побегушках без имени и титула. Аллирд даже подумал, что было бы неплохо отправить его на передовую с каким-нибудь поручением, где он почти наверняка поймает пулю. И желательно, чтобы даже не одну.

Король зашел в следующее помещение, наполовину разрушенное попаданием тяжелого снаряда, с первого взгляда признав в нем парадный зал дворца. Самое большое и порой самое важное место во всей резиденции, проходили торжественные встречи, важные церемонии и, естественно, балы. При обороне города здесь разместили полевой госпиталь, который не успели даже толком эвакуировать – большая часть оборудования и коек, залитых кровью, так и осталась на своих местах. Рваные ширмы валялись на полу, сброшенные и растоптанные, вперемешку с длинными полосами грязных использованных бинтов, пустыми ампулами и капсулами биогеля. На некоторых койках все еще лежали тела мертвых солдат с оторванными конечностями или же обожженные до неузнаваемого состояния. Врачи до последнего пытались спасти их жизни, но несчастные были обречены.

Аллирд шел по узкому проходу, заваленному остатками медицинской аппаратуры, перевернутыми койками и даже кусками тел, ампутированными врачами как самый быстрый способ спасти жизнь человеку. Судя по всему, медицинский персонал работал здесь до последнего, пока линия фронта не сдвинулась к госпиталю, а потом экстренно эвакуировался. Саальтский король задержался у стены, где все еще висело полотнище с гербом Розмийского графства, простреленное в нескольких местах, но все еще вполне узнаваемое.

– Без страха и сомнения, – прочитал он родовой девиз, выведенный геральдическим шрифтом, и усмехнулся, прежде чем сорвал полотнище, едва державшееся на поврежденном креплении, – какая пошлость…

Задерживаться во дворце ему больше не хотелось, поэтому, сообщив по внутреннему каналу связи своей свите, что покидает здание, направился к выходу. Там пришлось снова пройти по парадной лестнице, разрушенной в ходе прокатившихся здесь боев, заваленной обломками и кусками сбитых украшений, теперь хрустевших под подошвами. Парадные двери сбиты кумулятивными зарядами, валяясь искореженными кусками металла на полу, а снаружи уже стояли саальтские танки.