Текст книги "Пустой мир 3. Короны королей (СИ)"

Автор книги: thelordofthedark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 66 страниц)

– Должен признаться, вы удивили нас, но не буду утомлять вас медицинскими терминами, скажу только, что ваша кровь уникальна. – Врач, закончив с тестами, делал пометки на планшете. – В результате наших анализов выяснилось, что она была искусственным образом изменена. Эта модификация сделала вас способным отлично переносить переливание крови любой группы, и вообще не относящейся к человеческому типу…

– Отец рассказывал, что в младенчестве мне сделали несколько операций для усиления и расширения возможностей организма, – кивнул Эдвард, снова порываясь встать. – Я благодарен вам, но позволить отлеживаться себе не могу. Помогите мне освободиться от всего этого… – к нему все еще были подключены датчики с длинными проводами, уходящими к диагностическим приборам, трубки подачи лекарств и питательных веществ, удерживавшие его на одном месте лучше любых блокираторов.

– Я настоятельно рекомендую вам оставаться в постели, – еще раз попросил доктор, но больше удерживать барона не посмел, – вы еще слишком слабы, чтобы подвергать себя подобным нагрузкам. Я не гарантирую, что ваш организм сейчас сможет выдержать хотя бы кратковременное подключение к системам боевого костюма…

– У меня еще остались дела за пределами фронта, – сухо ответил Эдвард, срывая с себя резинки датчиков. Произошедшее заставило его о многом задуматься, в том числе и о том, что кроме войны с Саальтом у него много дел, требующих пристального внимания и скорейшего разрешения. Война совсем не оставляла времени и сил для того, чтобы следить за переговорами в Гористарском графстве, за событиями в Аверии и поисками Респира. И крепкой надоедливой занозой в его сознании, засел факт существования Вассария, который сумел не только избежать справедливого наказания, но и остаться в ближайшем окружении графа Фларского, играя далеко не последнюю роль в его планах.

Его назначение на должность командующего обороной Золотых Ворот выглядело как публичная оплеуха тристанскому барону, который на этапах планирования сам отобрал кандидатуры нескольких своих генералов, имевших опыт ведения оборонительной войны. Возможно, они справились бы с ситуацией гораздо лучше, но сослагательное наклонение при оценке уже прошедших событий можно использовать только при критическом анализе, и то весьма осторожно.

Эдвард услышал, как зашипел воздушный шлюз, потом быстрые шаги, и за прозрачной перегородкой бокса появился Квенти в полевой форме и с дыхательной маской, висящей на шее. – Господин барон! Вы пришли в себя! – Он прибежал сразу как только узнал, что тристанский барон очнулся. – Вы были без сознания почти тринадцать часов…

– Сколько?! —Эдвард тихо выругался сквозь зубы. – Тринадцать часов… За это время вся армия Саальта могла пересечь хребет! Квенти, мне нужны все последние сводки с фронта… Найдите моих адъютантов и помогите восстановить связь со штабом. Необходимо также связаться с моими офицерами и командованием обороны бароната. У меня точно нет времени здесь отлеживаться! – бросил он в последний раз врачу, но все-таки оперся на его руку, слезая с высокой реанимационной кровати. – Найдите мне какую-нибудь одежду! Я не могу расхаживать по лагерю в одном халате!

Его новая форма уже давно лежала в шкафчике, доставленная одним из его адъютантов, продолжавшим дежурить снаружи в ожидании того момента, когда барон очнется. Кибернетически измененный и усиленный человеческий организм адъютанта не знал усталости и тревоги, и, как только барон вышел, застегивая последние пуговицы на кителе мундира, монотонно зачитал ему подробный отчет о последних событиях на линии фронта и в оперативном тылу. Неприятной новостью для Эдварда стала потеря связи с отрядом, посланным в Екидехию, но это можно было списать на ослабленные системы связи графства, сильно пострадавшие в ходе длительных сражений. Кроме этого, последние несколько дней в секторе бушевала мощная буря, и электромагнитные вспышки могли вызвать помехи в работе беспроводной связи. Особых поводов для беспокойства пока не было, но Эдвард все равно отдал распоряжение подготовить ударную эскадру для возможного рейда к крепости.

– Мой молодой барон, какова ситуация в центральном штабе? – поинтересовался Эдвард, закрывая лицо дыхательной маской и, откинув полог палатки, закрывавший проход в воздушный шлюз, вышел наружу. Разбитый в предгорье полевой лагерь с госпиталем был лишь частью общей системы поддержания находящихся на передовой за хребтом Карратса войск. Он принимал раненых, особо тяжелых отправляя в тыл, остальных возвращая в строй после операций и лечения, доступного в полевых условиях.

– Командование в состоянии легкой эйфории, – пожал плечами карийский феодал. – Первая крупная победа над Саальтом всем придала уверенности. Весморт уже в открытую называет Дэлая «королем-героем», остановившим вторжение, многие феодалы его поддерживают. Все выглядит так, будто это он выиграл это сражение, а не вы. Ваш успех в ущелье почти никто не вспоминает…

– Это меня нисколько не беспокоит, я всего лишь оказался в нужное время и в нужном месте, – отмахнулся Эдвард, – и не жду, что мне будут петь дифирамбы. Феодалы, как всегда, гораздо больше заинтересованы в политическом весе своих заявлений, чем в том, насколько они весомы в реальности. Хотя забывать об этом не стоит. Квенти, а как складывается ситуация в войсках? Как солдаты все восприняли? Мы понесли серьезные потери там…

– Боевой дух высок как никогда, – ответил Квенти, вроде как усмехнувшись, но под маской этого было не различить. – Солдаты, в отличие от командования, отлично понимают, что произошло. Ваше имя сейчас у всех на устах… – он только развел руками, поражаясь такому противоречию. Эдвард кивнул и уточнил информацию у следовавшего чуть позади адъютанта, тут же доложившего, что тристанские офицеры уже получали извещения от гельских вассалов, бывших на оборонительных рубежах у Ворот в момент атаки гвардии, со словами искренней благодарности за спасение их жизней.

– Пора все это заканчивать, – вздохнул Эдвард, сложив руки за спиной и посмотрев темное небо, где сверкали маячки кораблей, двигавшихся либо на линию фронта, либо возвращаясь оттуда, – если Дэлай хочет стать королем за чужой счет, то следует ему напомнить, что у его подданных могут быть собственные интересы в этой войне. Квенти, могу ли я вам полностью доверять?

– Я поддержу вас в любом случае, – Квенти поднял взгляд от земли и удивленно посмотрел на своего собеседника, – хоть не совсем понимаю, почему вы задаете этот вопрос именно сейчас…

– Потому что сейчас я намереваюсь выполнить данную ранее клятву даже против воли будущего короля, – ответил Эдвард. – Оказавшись на грани жизни и смерти, я внезапно понял, что в последнее время занимаюсь только спасением королевства, и почти забыл том, что у меня еще остались невыполненные обещания, за которые предстоит отвечать перед павшими. Я не смогу их исполнить, если умру, и коль скоро мне все-таки позволили выкарабкаться, больше забывать о них не стану. Вассарий Гельский достаточно натворил, вам не кажется? Пора прекратить эту игру в союзников.

Эдвард уже привычным жестом положил руку на эфес своей шпаги, родового клинка, который его гвардейцы вытащили с поля боя вместе с ним. Привычная тяжесть успокаивала и дарила уверенность. По проходу между рядами одинаковых больших герметичных палаток, где они остановились, мимо них проходили солдаты и обслуживающий войсковой персонал, занятый своими делами и не обращающий внимания на двух феодалов, решивших прогуляться на открытом воздухе. Эдвард смотрел сквозь них, сквозь слои толстых изоляционных тканей, сквозь саму темноту, начинавшуюся сразу за границей света мощных прожекторов, вспоминая недавние видения.

Изабелла, в тот момент казавшаяся такой живой и настоящей, никак не выходила у него из головы. Казалось, что он заново ощутил вкус ее губ, тепло рук, но радость, появившаяся в этот момент, омрачилась ощущением страшной и мучительной тоски от понимания того, что это лишь видение. И все же, она напомнила ему, зачем он впервые вынул из ножен эту шпагу, и первую клятву, которую дал когда-то, точно так же валяясь на хирургическом столе и упорно отказываясь умирать.

– Господин… – Квенти был неприятно удивлен ненавистью, чувствовавшейся в последних словах Эдварда, острой и холодной как лед. – Вы собираетесь убить Вассария? Сейчас, в вашем состоянии?

– Убить? – Эдвард отрицательно покачал головой. – Убивать я его не собираюсь, много чести. Я его повешу. Повешу так, как вешают предателей и изменников. Единственный конец, которого этот человек будет достоин. И поэтому я хочу знать, чью сторону вы, карийский барон, примете.

– Я… – Квенти вспомнил слова Дэлая о том, что Эдвард в действительности не так верен короне, как это можно представить, что его интересны порой сильно отличаются от тех, что говорит вслух, и о собственных сомнениях в справедливости подобных поступков. И все же, Вассарий в действительности заслужил такой участи, признав его, граф Фларский едва ли не намеренно поставил Эдварда перед выбором, в котором ни один из вариантов не является полностью законным. А что же сам он мог сделать в таком случае? Остаться стоять в стороне и проглотить то оскорбление, которое Вассарий нанес его дому, повесив отца как клятвопреступника лишь за то, что он отказался встать перед ним на колени? Квенти решился: – Господин, весь Карийский баронат последует за вами! Если потребуется, мы выступим даже против короны.

– Дэлай еще не король, – ответил Эдвард. – А если и станет, то корона короля, надетая на голову, еще не делает человека достойным ее. Подготовьте своих гвардейцев. Возможно, нам они вскорости потребуются. Мои части тоже получат все необходимые приказы в самое ближайшее время.

***

Вассарий, снова принявший командование обороной ущелья, после разговора с фларским графом почти не появлялся в штабе, избегал встреч с вассалами, удвоил охрану и без острой необходимости не покидал свою палатку. Выслушав отчеты своих агентов о положении дел и настроениях в войсках, он принялся мерить шагами помещение, заметно нервничая. Причин для этого у него было более чем достаточно.

Вассалы выдвигали слишком много претензий. Многие были откровенно возмущены тем, что феодал оставил их на поле боя, сам сбежав глубоко в тыл, и не желали слушать оправданий по поводу того, что это было необходимо для разъяснения и уточнения приказов. Он забыл, что у клятвы вассалитета есть обратная сторона. И вассалы обвинили его в нарушении обязательств защищать своих подданных, именно так выглядело его решение покинуть действующие войска, и никакие оправдания не могли убедить их в обратном. Вассария раздражал сам факт, что сейчас ему приходилось оправдываться перед собственными подданными, многие из которых не упускали возможности напомнить ему о тристанском бароне и гвардии, ценой больших жертв спасших и оборону, и их жизни.

Подойдя к столу, он активировал трехмерную карту и остановился, разглядывая расположение войск на хребте. Линия фронта теперь была отодвинута назад, ближе к Кастерфакту, где, как докладывали данные разведки, сходились основные линии коммуникаций противника. Используя частично восстановленную городскую инфраструктуру, саальтские силы в спешном порядке перебрасывали на передовую новые силы, готовясь к ответному удару. Армий Рейнсвальда, сконцентрированных у Золотых Ворот, едва хватало для того, чтобы удерживать новую линию обороны, но именно сейчас наступил наиболее подходящий момент для нового наступления. Если столицу Розмии вернуть под контроль Рейнсвальда, это нанесет серьезный удар по противнику на этом фронте, а может быть изменит ход всей войны. Он понимал, что должен возглавить это наступление, но главный вопрос заключался в том, доверят ли командовать войсками тому, кто не может унять собственных вассалов. Если дело пойдет так и дальше, то его могут даже заставить написать отречение в пользу наследника. И, в чем он был так же уверен, противиться этому претендент на престол, которого уже фактически признали королем, не станет. Скорее, он признает гельского графа виновным в фактической сдаче Ворот, перевалив ответственность за неудачную подготовку на его плечи, и пожертвует им, чтобы сохранить собственное положение. Вассарию нужно было в ближайшее время придумать как избежать такой незавидной участи.

Выстрелы снаружи раздались настолько неожиданно, что гельский граф чуть не подпрыгнул, услышав треск репульсорных пулеметов. Причин, по которой могли начать стрелять сразу за дверьми его палатки, было не так уж и много, и почти все они сводились к тому, что его жизнь стала неожиданно кому-то очень нужна. Ругнувшись, Вассарий схватил лежавший на столе пистолет и убедился, что магазин полон, а батарея заряжена.

– На меня напали! – срывающимся голосом сообщил он, активировав коммуникатор. У входа в его палатку несли караул гвардейцы отряда под командованием офицера, в личной преданности которого Вассарий был уверен. Если они вызовут подмогу, то смогут одолеть любого врага, который осмелился на дерзкий и неожиданный налет. Гельский граф был практически уверен, что это кто-то из его вассалов, решивших воспользоваться подходящим моментом и оспорить его законное место сюзерена. И он, чувствуя, как страх постепенно поднимается из глубины его сознания, мысленно дал себе клятву разобраться с налетчиками, а потом сразу же перевешать всех недовольных. Оппозицию необходимо уничтожать сразу, как только она начинает действовать слишком нагло. Остальные тогда дважды подумают, прежде чем совершать необдуманные поступки. Прежде чем отпустить кнопку вызова, он добавил. – Быстрее! Они решились на открытое нападение! И известите графа Фларского как можно скорее!

Короткая очередь репульсорных зарядов пробила стенку палатки и разбила стоявший с противоположной стороны шкаф с блоками памяти, заставив самого графа охнуть от неожиданности и пригнуться. Он бросился к шлюзу палатки, успев его заблокировать и сорвать со стенки висевшую рядом дыхательную маску. Натянув ее на лицо, он отступил назад, держа вход под прицелом пистолета, но вместо того чтобы пробиваться через двери, солдаты рассекли силовыми клинками ткань ближайшей стенки, просто клочьями упавшей на землю. В открывшийся проход вошло сразу несколько тяжеловооруженных гвардейцев. Полностью заряженный щит первого из них поглотил первые два выстрела, сделанные в его сторону, но потом Вассарий остановился, увидев символику бароната на наплечнике. Это не были его восставшие вассалы. Это была Тристанская гвардия.

– Матерь земная… – Вассарий отступил, все еще целясь в гвардейцев из бесполезного против них пистолета. – Какого демона именно вы?! Эдвард! Этот ублюдок ведь сейчас тоже здесь?!

– Не стоит так кричать, я все отлично слышу, – необычно тихий голос тристанского барона напугал его сильнее, чем если бы Эдвард принялся кричать и угрожать. Стоило только навести пистолет на тристанца, как один из гвардейцев метким выстрелом выбил его из руки, чуть не отстрелив пальцы. Вассарий вскрикнул, схватившись за вывернутое запястье, и бросил полный страха и ненависти взгляд на Эдварда.

– Как ты смеешь нападать на меня?! – прошипел он в сторону барона, отступая назад, но наткнулся на собственный рабочий стол. – Если король об этом узнает, он тебя повесит! Ты же дал слово…

– Я давал слово не тебе, и не перед тобой буду за него отвечать, – оборвал его Эдвард. – Я пришел сюда, чтобы исполнить обещание, данное намного раньше.

Стрельба снаружи неожиданно вспыхнула с новой силой, и Эдвард обернулся на шум. Вассарий обрадовался было, что это подоспел отряд его гвардейцев, но почти так же быстро все снова затихло. Когда тристанский барон снова повернулся, то увидел в глазах своего противника почти животный страх перед неотвратимостью судьбы.

– Взять его! – велел Эдвард своим гвардейцам, не обратив внимания на то, что Вассарий пытался что-то сказать. Он почти не сопротивлялся, когда гвардейцы схватили его и потащили наружу, только вяло упирался ногами, и о чем-то бормотал. Граф еще надеялся, что его призыв о помощи услышали, и сейчас явятся его вассалы и защитят своего сюзерена. Большинство из них тоже разместились в этом лагере, и просто так игнорировать казнь своего сюзерена они не смогут. Вассарию очень хотелось на это надеяться.

Гельские солдаты, услышав шум и стрельбу, действительно вышли из палаток с оружием в руках, но выглядели они скорее удивленными, чем встревоженными или испуганными, увидев тристанских гвардейцев, оцепивших сектор вокруг палатки командующего.

– На вашего сюзерена напали! – закричал Вассарий во весь голос, как только его вывели. – Спасайте его! Это ваш долг!

Некоторые, особенно горячие, даже дернулись к нему, но их остановили товарищи, увидев среди нападавших тристанского барона. Практически все они участвовали в обороне ущелья, многие видели его, лично ведущего тристанские войска на прорыв, и почти все уже знали, что их феодал покинул войска в самый критический момент, спасая собственную жизнь в штабе далеко за линией фронта.

Эдвард шел первым, словно уверенный в том, что никто не станет стрелять, убрав левую руку за спину и глядя только перед собой, а за ним – гвардейцы, тащившие за собой продолжавшего кричать графа. И гельские солдаты, видевшие, на что способен этот человек в бою, расступались перед процессией, пропуская вперед и опуская взгляд. Эта покорность была не проявлением страха, а уважения к человеку, не пожалевшему даже собственной жизни и пошедшим вперед там, где дрогнули все остальные, окончательно сломил Вассария, буквально взвывшего от страха. Он звал на помощь, умолял и угрожал, пытался вырваться из рук гвардейцев, но они тащили его дальше, под молчаливое одобрение солдат, все так же не поднимавших взгляда.

– Вы не смеете! Я дворянин! – кричал гельский граф, пытаясь упираться и тормозить ногами, но сопротивляться силе боевых костюмов он был не в состоянии, так что лишь спотыкался и падал, после чего его волокли дальше. – Ты давал слово, что не сделаешь этого! Нет! Ты не смеешь! А вы! Вы все предатели! Вы предаете свои клятвы! Вы же клялись защищать сюзерена!

– Сюзерен тоже клялся защищать нас, не жалея собственной жизни, – услышал он спокойный голос и даже успел бросить взгляд в ту сторону, где среди солдат, сложив руки на груди, стоял один из его вассалов. Он был в полном боевом снаряжении, но не собирался вступаться за господина, спокойно наблюдая как его волокут мимо, – а вместо этого он сбежал, чтобы мы своими жизнями выиграли ему еще немного времени…

– Нет! Все не так! – Вассарий взвыл и снова повалился на колени, но гвардейцы даже не замедлили шага, таща его дальше, к открытой площадке на окраине лагеря, где были установлены виселицы. Мучительная смерть в петле была позорной казнью для людей, запятнавших свою честь. Виселица ждала насильников и мародеров, убийц беззащитных и лжесвидетелей, дезертиров и клятвопреступников. Всех тех, кому не позволено было умереть от пули или меча, сохранив свое честное имя.

Воинская дисциплина в Рейнсвальдской армии всегда поддерживалась жесткими и авторитарными методами, и потому полевые лагеря всегда оборудовались местом для казни. Оно лишний раз напоминало солдатам, что наказание неотвратимо, независимо от того, кем является преступник и какие прежние заслуги за ним числятся. Сейчас установленные металлические перекладины пустовали, но на одной из них уже висела заготовленная петля, только одним своим видом заставляя Вассария не просто угрожать и возмущаться, а кричать в спину и слезно молить о пощаде идущего впереди Эдварда. Тристанский барон шел, не замедляясь и не отступая ни на шаг в сторону, прямо сквозь растущую толпу гельских солдат, сбегавшихся сюда, стоило им только услышать о происходящем. Среди них были и офицеры, и другие вассалы, но никто не пытался помочь своему графу.

– Я прошу… пожалуйста…я не хочу умирать, – сквозь судорожные всхлипы тянул Вассарий, когда его поднимали по металлическим ступеням на помост. Ему было все равно, как он выглядит и что о нем могут подумать. Ему внезапно с невероятной силой захотелось жить. В любых условиях, пожертвовав ради этого всем – богатством, честью и достоинством, но жить. – Эдвард! Господин… я все сделаю, все расскажу… все, что угодно, но, пожалуйста, не надо…

Даже когда ему на шею накинули петлю, он просил остановиться, обещал, что расскажет все, что знает, что откажется от всех званий и титулов, слезно умолял сохранить ему жизнь. Тристанский барон не отвечал, сложив руки на груди, хладнокровно наблюдал, как гвардеец проверяет узел. А гельские вассалы внимательно наблюдали за происходящим, перешептываясь и что-то живо друг с другом обсуждая.

– Эдвард! – усиленный внешними динамиками голос фларского графа остановил происходящее. Замерли не только гельские солдаты и офицеры, обернувшиеся в ту сторону, откуда прозвучал окрик, но и тристанские гвардейцы. Сам барон впервые повернул голову, а его правая рука легла на эфес шпаги в ожидании продолжения. Сначала, расталкивая солдат, появились тяжеловооруженные мутанты из отряда личной охраны графа, и секундой позже и он сам в полевом мундире и защитной маске, добиравшийся явно в спешке и даже сейчас до конца не отдышавшийся. – Эдвард! Остановись немедленно! Это самосуд! Я не позволю!

Вассарий чуть не заплакал от счастья, когда увидел графа. Дэлай выглядел взбешенным, а громадные хрюкающие злобные твари, вооруженные полуавтоматическими дробовиками, придавали вес его словам. Солдаты шарахались от этих чудищ, хватаясь за оружие, не понимая, чего от них ожидать. Мутанты же, реагируя на поведение своего хозяина, злились и рычали, тыкая оружием в разные стороны, но не открывали огонь без приказа.

– Не позволишь… так же, как когда-то закрыл глаза на Респира, – произнес Эдвард совсем тихо, но Вассарий стоял достаточно близко, чтобы разобрать слова. Все еще держа руку на эфесе шпаги, барон встал на пути графа, когда тот уже поднимался по ступенькам.

– Именем короны! Немедленно останови все это! – возмутился Дэлай, сделав шаг вперед, но тристанский барон не уступил, заставляя графа стоять на ступеньку ниже. – Ты обещал мне, что не станешь делать этого! Остановись или я объявлю тебя клятвопреступником!

Мутанты, по голосу чувствуя на кого направлен гнев их хозяина, нацелили на Эдварда свое оружие, но в тот же миг очутились под прицелами репульсорных пулеметов тристанских гвардейцев. Толпа ахнула и отступила назад, и почти сразу же прозвучали команды готовиться к бою. Гельские вассалы тоже обнажили клинки, но оставалось неясным, на чьей стороне они собирались выступить.

– Я лишь сказал, что однажды вам придется выбирать, – спокойным и совершенно безэмоциональным тоном ответил Эдвард, – между мной и этим человеком. Сейчас этот момент наступил, и я спрошу у вас лишь один раз, чья верность вам дороже. Готовы ли вы принять верность Эдварда Тристанского, барона Тристанского и герцога Аверийского, либо же вы примете верность Вассария Гельского, графа Гельского и бывшего претендента на престол королевства Рейнсвальд?

Дэлай посмотрел на гвардейцев, стоявших позади Эдварда. Их было не меньше, чем его личных телохранителей, и он слышал тихий звук, который издавали заряженные до передела нагнетательные катушки репульсорных пулеметов, уже снятых с предохранителя. Стоило тристанцу сказать хотя бы слово, и гвардейцы открыли бы огонь без малейших раздумий. Такой вариант претендента на престол не устраивал, тристанский барон был ему нужен, чтобы закончить эту войну. Лишиться человека, известного в войсках, получившего столь широкую поддержку среди простых солдат всех феодов, участвовавших в этом сражении, Дэлай просто не мог себе позволить. И потому сейчас должен был отступить, попытавшись сохранить собственное лицо.

– Барон Эдвард Тристанский, – вздохнув, ответил Дэлай, чуть ли не на ходу подбирая подходящие слова, – сегодня вы пошли против воли будущего короля, следуя собственным клятвам. Вы давали эти клятвы перед нашим взором, и в тот день мы были на вашей стороне. Королю не пристало отказываться от того, что было сделано раньше. И потому… сегодня… Именем короны Рейнсвальда мы позволяем вам свершить казнь, – он отступил назад и, повернувшись к гельским вассалам, добавил, говоря о себе в третьем лице, как разрешалось лишь коронованным особам. – Мы знаем, что произошло. Этот человек нарушил клятву сюзерена, оставив своих вассалов без защиты, он покинул поле боя, поставив под угрозу прорыва оборону Золотых Ворот, святыни Рейнсвальда! По законам военного времени за совершенные преступления Вассарий Гельский будет казнен через повешение.

– Нет! Святое Небо, нет! Я не делал этого! Граф! Граф, вы предатель! Вы бросаете меня! После всего, что я для вас сделал! Вы предаете меня! – взвыл Вассарий, дернувшись так, что чуть не сорвался ногами со стойки. Его едва успел поддержать один из гвардейцев, но теперь уже почти обреченный, пленник не пытался сдерживаться, извиваясь, как только можно и продолжая кричать. – Вы называете меня предателем! А сами! Святое Небо! Не таким, как вы, меня судить! Нет! Нет! Я не хочу! Я не согласен! Я все расскажу!

– Тристанский барон, я признаю вашу клятву верности и доверяюсь ей как самому себе, – стараясь перекричать его вопли, сказал Дэлай. – Ведь именно этого вы хотели? Я ответил на ваш вопрос.

– Нет! – фальцетом заорал Вассарий, когда увидел, что Эдвард опять к нему повернулся. – Барон! Я прошу! Ты не понимаешь, что происходит! Тебя используют! Все уже решено! Мне просто хотят заткнуть рот! Я ведь многое знаю! Ну послушай же меня! – взвыл он, связанными руками хватаясь за руку тристанца, но тот просто выдернул ее из слабого и неудобного захвата.

– Хотя бы умри так, как подобает дворянину, – ответил Эдвард, срывая с него дыхательную маску. Почти лишенный кислорода воздух тут же обжег легкие Вассария, так что тот захлопал ртом, пытаясь вздохнуть, но получая лишь горячую массу углекислого газа с примесями. Выпучив глаза, он что-то еще пытался произнести, но Эдвард, глядя прямо на него, выбил стойку из-под ног.

Лишенное опоры тело тут же повисло на моментально затянувшейся петле, но перекинутая веревка уже была натянута, так что перелома шеи не произошло. Вассарий болтался воздухе, дергаясь во все стороны, пока петля все туже затягивалась на его шее. Тристанский барон все так же стоял напротив, пристально глядя ему в глаза и наблюдая, как медленно угасают последние огоньки надежды на спасение. Он видел в медленно стекленеющих глазах обреченность, отчаяние, предсмертный ужас, а также понимание. Вассарий еще видел Эдварда перед собой, пытаясь вымолить прощение, но слова превращались.

– Я хочу, чтобы ты запомнил мое лицо, – прошептал тристанский барон так, чтобы его слышал только повешенный. – Когда окажешься там и будешь держать ответ перед Рокфором, передай ему, что я прошу у него прощения.

Вассарий уже не дергался и не дышал, но Эдвард все же надеялся, что был услышан. Повернувшись, он увидел, что все вокруг так же внимательно смотрят на него, то ли впечатленные его поступком, то ли просто еще чего-то ждущие. Говорить речи у него сейчас не было ни малейшего желания, поэтому, сделав рукой жест гвардейцам следовать за ним, он спустился с помоста, оставив тело Вассария болтаться в петле. Ему пришлось пройти мимо Дэлая Фларского, смерившего тристанца ледяным взглядом.

– Сегодняшний день мог бы многое изменить, – тихо сказал претендент на престол, когда барон проходил мимо. – Ты пошел против воли короля, Эдвард, ради собственных интересов. Мне будет сложно это забыть.

– Я тоже запомню это, – ответил барон, посмотрев на него в ответ, но даже не замедлив шаг. Со стороны могло показаться, будто они лишь обменялись взглядами, и вряд ли кто-то из свидетелей казни смог понять, что с этого момента отношения этих людей уже не будут прежними.

– Сегодня мы казнили изменника и клятвопреступника, – вернулся к прерванной речи Дэлай, посмотрев на гельских вассалов, все так же стоявших в первых рядах и ждущих продолжения.– Этот человек опозорил свой род, но его позор не коснется честного имени достойных дворян, которых мы видим перед собой. Они, несмотря на угрозу их жизни, выполнили свой воинский долг перед феодом и всем королевством. Как будущий король Рейнсвальда мы признаем вину графа Гельского и справедливость его наказания, ни один из его вассалов не будет подвергнут гонениям, и отныне новым графом станет наследник Вассария Гельского…

Солдаты ответили нестройным радостным гулом, приветствуя такое решение, а вассалы, вышедшие вперед, поклонились новому королю, благодаря за великодушие. Их честь и титулы были сохранены, равно как и само

Гесльское графство сохранило целостность и могло больше не бояться обвинений в трусости или недееспособности, а большего им сейчас и не требовалось.

Дэлай же, закончив речь, сразу же забыл обо всех стоявших здесь, внимательно глядя в спину уходящему в сопровождении гвардейцев Эдварду. Солдаты графства почтительно расступались перед ним, и никто даже не пытался возмущаться тем, что тристанский барон фактически лично казнил их прежнего сюзерена, не прислушавшись к словам будущего короля. Больше всего сейчас фларского графа беспокоило то, насколько серьезно барон воспринял последние слова казненного. Уловил ли он в них какой-то скрытый смысл или пропустил мимо ушей как бред приговоренного к смерти, предугадать Дэлай не мог.

***

Глаза Вассария, полные вселенского ужаса, и бледные губы, беззвучно молящие о пощаде, все еще стояли перед его внутренним взором как живые. Избавиться от зрительного образа, застывшего в памяти, мешали попытки проанализировать весь тот словесный поток, что выдал Вассарий в последние секунды своей жизни. Хитросплетения рейнсвальдской политики заставляли больше внимания уделять полутонам и недомолвкам собеседника, нежели тому, что говорят открыто, но гельский граф был настолько запуган, что вряд ли мог думать о чем-то, кроме собственной жизни.

Лагерь тристанских войск находился на другой стороне хребта в одной из полуразрушенных опорных крепостей, захваченных в ходе сражения силами Саальта, но позже отбитую обратно. Отряды тристанских и королевских инженерных войск спешно восстанавливали крепостные стены, а вокруг расположились ряды палаток и временных шатров технических служб и мастерских. Среди войск родного бароната, Эдвард чувствовал себя немного спокойнее, зная, что здесь можно не бояться неожиданного налета соперников, решивших быстро и тайно с ним разобраться. Его личный кабинет находился в одном из верхних ярусов крепостного донжона, на несколько этажей выше штаба тристанского командования, где все еще шел подсчет потерь. Задержаться в своих войсках он мог лишь ненадолго, его внимания требовал штаб объединенного командования, но все же забывать о своих обязанностях сюзерена барон не мог.