Текст книги "Пустой мир 3. Короны королей (СИ)"

Автор книги: thelordofthedark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 66 страниц)

– Благодарю вас за гостеприимство, – представитель тристанского барона снял треуголку с головы и поклонился еще раз, прежде чем занять место за столом. – Действительно, у моего сюзерена есть к вам предложение, которое вас наверняка заинтересует. Видите ли, дело в том, что…

– Секундочку, – прервал его граф тоскарийский, с сомнением глядя на представителя барона, – Сир де Мольди, скажите, а вы никогда не бывали при Гористарском дворе?

– Вы угадали, – де Мольди вежливо улыбнулся и кивнул головой, – ранее я был связан вассалитетом с Домом Гористаров, но после… – он сделал паузу, подбирая выражение, – после недавних событий мы принесли клятву верности тристанскому барону…

– Что ж, это многое объясняет, – усмехнулся тоскарийский граф, – однако давайте вернемся к цели вашей миссии. Я слушаю вас.

– Как вам известно, в настоящее время ваша дочь, вдова Гористарского графа, леди Миривилль вместе с детьми находится в плену у тристанского барона. Он велел передать, что готов обменять ее жизнь и жизни ее дочерей на ваш отказ от поддержки Розмийского графа и его претензий на престол, а так же вашу клятву верности Фларскому графу как будущему королю.

– Неужели? – услышав столь дерзкое заявление, тоскарийский граф даже замер, не зная, как следует на него реагировать. Сказать, что такие условия наглый шантаж, это ничего не сказать, но не стоило реагировать очень бурно, чтобы не дать послу повод думать, будто мнение тристанского барона вообще имеет хоть какое-то значение. Глубоко вздохнув и собравшись с мыслями, граф продолжил: – Ваш сюзерен, по-моему, слишком много о себе возомнил. Скажите, вам самому не кажется, что обмен неравноценен – вы просите меня отказаться от политического курса, по сути от убеждений, я не говорю уже о силах и средствах в это вложенных, взамен просто предлагая жизнь моей дочери? В то время как у меня есть сын, у феода есть полноправный наследник. Вам и вашему сюзерену должно быть известно, что дочери в наших семьях не имеют права наследовать дворянский титул и состояние, единственное, на что они могут рассчитывать – это удачный брак. Выдав Миривилль замуж за Гористара, я полностью передал ее заботам мужа и больше не принимаю участие в судьбе дочери. Может быть, если бы вы предложили жизнь ее сына и моего внука, наследника Гористарского феода, торг выглядел бы реальнее, но, как я вижу, – усмехнулся феодал, – о его жизни речи даже не идет.

– Однако, все-таки это ваша родная дочь, – напомнил де Мольди, – а не чужой ребенок. К тому же, мой сюзерен просил напомнить о том, что войска Саальта высадились на наших берегах и в настоящий момент рвутся к столице Розмии. Что вы сможете сделать в одиночку, чтобы спасти своего претендента?

– А вот это уже не забота вашего барона, – оскалился Дайрих, когда ему напомнили о неприятной ситуации. – Пусть лучше волнуется о том, что будет делать, когда Аллирд вцепится ему в горло.

– Именно об этом он и заботится, – кивнул де Мольди, – Поскольку всем понятно, в том числе и самому Аллирду, что только объединенный Рейнсвальд сможет оказать ему сопротивление. Сейчас, продолжая противостояние в борьбе за престол, мы только облегчаем ему работу. Поэтому мой сюзерен настоятельно просит вас забыть о наших внутренних противоречиях и подумать об объединении перед лицом общего и грозного врага…

– Заметно, как он смешивает свои личные интересы с общими, – Дайрих пристально посмотрел на посланника, – а почему бы ему в таком случае самому не капитулировать и поддержать моего претендента на престол, и таким образом объединить королевство? Столь опекаемая им идея все равно будет воплощена.

– Простите, но меня не уполномочили обсуждать подобные вопросы, я всего лишь передал вам предложение моего сюзерена, – спокойно ответил де Мольди. – Если вам угодно знать исключительно мое мнение, то думаю, Эдвард Тристанский считает свою позицию достаточно сильной и не пойдет на уступки. Особенно, учитывая ситуацию, сложившуюся на фронте.

– Однако я думаю, вы согласитесь передать ему мои встречные условия, – холодно улыбнулся Дайрих и нажал кнопку вызова прислуги. – Поскольку его предложение для меня неприемлемо.

– В таком случае, я должен передать вам, что в случае отказа жизни леди Миривилль и ее дочерей перестанут иметь ценность для барона, и никто не сможет гарантировать их безопасность в дальнейшем, – на лице представителя тристанского барона не дрогнул ни один мускул. – Своим отказом вы просто подпишете им смертный приговор.

– Думаю, вашему сюзерену уже не впервой убивать детей, – оскалился тоскарийский граф. – У Гористара было немало малолетних наследников, которых убили его люди. Так что передайте ему, что мне весьма интересно, сам ли он перережет горло моей дочери и внучкам, или его смелости хватит только на то, чтобы отдать такой приказ своим подчиненным.

– Вы так просто пожертвуете жизнью своего ребенка? – приподнял одну бровь де Мольди. – Мой сюзерен ждал от вас большего понимания ситуации…

В этот момент в комнату вошла молодая служанка с подносом, на котором стояла бутылка вина и два бокала. Едва слышно цокая сапожками по мягкому ковру, она поставила серебряный поднос на стол и, подчинившись жесту графа, тихо удалилась, оставив господ наедине. Дайрих поднялся и подошел к столу, чтобы налить вина, оказавшись рядом с тристанским представителем.

– Отличное вино, – посмотрев на бутылку и прочитав надпись на сургучной печати, передал ее тристанскому вассалу, чтобы тот тоже оценил. – Карийские виноградники, к моему сожалению, дают куда лучший виноград, чем Тоскарийские, а с королевскими виноделами никто не может сравниться уже очень давно. Может быть, оцените его вместе со мной?

– Если вам так будет угодно, – кивнул тристанец, возвращая ему бутылку. – Разделить с вами подобный напиток честь для меня.

– Ну что вы, это для меня честь принимать у себя представителя тристанского барона, – тоскариец взял с подноса штопор и ловко выкрутил пробку. Увидев вопросительный взгляд посланника, пояснил: – Предпочитаю делать это самостоятельно. Вино не терпит небрежного к себе отношения, и к каждой бутылке необходимо относится как к достоянию, а не как к очередному поводу надраться, простите за выражение. Позвольте ваш бокал… – приняв его у тристанского представителя, он осторожно налил туда немного темно-красной жидкости, тонкий пряный аромат распространился по кабинету. – Вино как кровь. К нему можно прислушаться и услышать биение его сердца. Это не бездарное пойло, подходящее для солдатни, а божественный дар, достойный избранных. Угощая гостя вином, ты оказываешь ему знак внимания, который нельзя переоценить.

С этими словами граф протянул тристанцу бокал, но в последний момент, вместо того, чтобы поставить перед ним на стол, размахнулся и ударил его по лицу. Тонкое стекло разлетелось на мелкие осколки, оставляя длинные и глубокие царапины, так что де Мольди закричал, закрывая руками залитые кровью и вином глаза.

– Вино это кровь, которую можно пить, но нельзя напиться, – повторил граф тоскарийский, отбрасывая оставшуюся в руках ножку бокала и, прежде чем тристанский вассал пришел в себя, ударил его уже сжатой в кулак рукой, повалив на пол. – Пролив вино, ты проливаешь кровь. А за кровь необходимо отвечать, не так ли, мой любезный друг? Ваш сюзерен грозит пролить кровь моего рода, значит, я пролью его кровь. Стража! – вызвал он охранников. Двери тут же распахнулись, и внутрь вошли гвардейцы графа. Указав на поднимавшегося с пола де Мольди, Дайрих приказал: – Отправьте его обратно тристанскому барону. В ящиках. Кусками.

– Что?! – де Мольди испуганно уставился на тоскарийского феодала. – Вы не посмеете так поступить. Я нахожусь под защитой тристанского барона!

– Неужели? – усмехнулся Дайрих, когда охранники подняли его с пола, крепко взяв за руки. – И где твой барон? Где он сейчас? Почему не торопиться тебя защищать? – глядя прямо в глаза тристанцу, прошипел граф. – Потому что твоя жизнь для него значения не имеет, как, собственно, и для меня. Однако своим предложением он оскорбил меня, а убив тебя, я плюну ему в лицо в ответ. Надеюсь, этот гордец отреагирует…

– Надеешься? – сквозь зубы процедил де Мольди. – Он тебя раздавит. Ты же сам ни на что не способен, даже своих детей защитить не можешь. Ты не знаешь реальной силы Тристана, тебе с ним не справиться… – продолжить он не успел, тоскарийский граф снова ударил его в лицо.

– Уберите эту грязь отсюда, – приказал он охранникам, встряхнув кистью, зудевшей от удара, – и выполните мой приказ немедленно.

– Ты не посмеешь! – де Мольди от страха чуть не перешел на визг. – Не посмеешь! Я парламентер…

– Ты труп, – не оборачиваясь, ответил ему Дайрих, возвращаясь к столу и своему бокалу, пока охранники вытаскивали уже не державшегося на ногах тристанского посланника в коридор. Налив вина в бокал, он взял его в ладонь, согревая, немного взболтнул напиток и вдохнул исходивший от него аромат. – Действительно чудесно…

***

– Демоново отродье! Ну почему он настолько тупой?! – краснея от ярости, заорал герцог Хлейта, от души отвесив оплеуху ближайшей наложнице. Девушка вскрикнула и повалилась на пол, но он не обратил на нее никакого внимания. Всего лишь несколько часов назад до герцога дошли известия о том, что Вассарий принял сюзеренитет фларского графа. И если первое известие о поражении флота было просто разочаровывающим, то второе, пришедшее всего лишь час назад, оказалось шокирующим. Вассарий собственноручно расписался в позорном поражении, выбив таким образом почву из-под ног у своего родственника и основного союзника. Теперь хлейтский герцог оказался не у дел окончательно, все вложенные в борьбу средства, все возможные прибыли, все надежды и усилия, в общем, все, что он потратил и надеялся вернуть с лихвой, добравшись до королевского трона, просто рухнуло в Бездну без шансов на возвращение. И что теперь делать, он не представлял вовсе, поскольку куда бы не бросал взгляд, везде ему мерещилась либо виселица с карийским бароном, либо бездонная долговая яма. Не находя иного способа, он вымещал злость на ближайшем окружении, а точнее, на наложницах своего гарема, попавших под горячую руку.

Адъютант, доложивший ему об этом, все так же стоял на месте, посреди мягких ковров, диванов и полупрозрачных балдахинов из тончайшего шелка. Девушки испуганно жались по сторонам, пока их хозяин бесновался, швыряя в стены бутылки, подушки и бокалы. Стоя буквально в чем мать родила, за исключением тонкой тоги, накинутой на плечи, он в бессильной ярости крушил все вокруг.

– Ты! Подойди! – неожиданно ткнул пальцем в девушку, пару лет назад купленную на невольничьем рынке за пределами Рейнсвальда. Работорговля в королевстве была запрещена, и наказание за нее было одним из самых жестоких, но многим феодалам это не мешало заниматься контрабандой невольниц или невольников для личных нужд, в основном для плотских утех. Девушка, не смея поднять на хозяина испуганные глаза, поднялась и подошла к нему, сжавшись от страха, и тут же получила удар наотмашь. Несчастная грохнулась на пол и, прикрывая голову руками, попыталась отползти от мучителя. Герцог медленно подошел к ней и, схватив за волосы, поднял на колени, глядя прямо в глаза. – Ты! Вот ответь мне, ну почему он такой идиот?! Почему?!

– Я не знаю, мой господин! – плача от боли, запищала девушка, не смея сопротивляться. – Прошу вас, не мучайте меня!

– Дура! – рявкнул он, снова бросив ее на пол. – Почему меня окружают только дураки и идиоты?! Почему их вообще столько развелось?! – в ярости рявкнул он и пнул пытавшуюся встать девушку. – Я не разрешал тебе подниматься!

– Простите, но я зайду, – двустворчатые дверь покоев, где бесился Хлейтский герцог, бесшумно отворились и на пороге возник сияющий Де Люми, не без удивления рассматривая интерьер и невольниц, – у вас здесь действительно очень уютное гнездышко, я был бы не против свить себе точно такое же… Дамы, позвольте вас поприветствовать, – добавил он, обращаясь к девушкам, которые с самого момента своего появления здесь не видели других мужчин. Сняв с головы бикорн с вышитым гербом Остезеи, он учтиво поклонился наложницам герцога.

– Как вы посмели сюда войти?! – выдохнул герцог, глядя на представителя Остезейского союза, настолько удивленный таким вторжением, что даже кипевшее в нем бешенство немного улеглось. – Кто вообще вас пропустил?!

– Ваша охрана любезно согласилась нас пропустить, поскольку цель сегодняшнего визита настолько важна, что мы просто не имеем права ждать, пока вы… наиграетесь, – с издевкой сказал остезеец. – Вы позволите присесть?

– Да как вы… Да я вас! – герцог хватал ртом воздух, краснея от гнева при виде столь неучтивого поведения. – Вы и так уже добились всего, чего хотели! Именно вы заставили Вассария вступить в эту заранее проигранную битву!

– Именно по этому поводу я здесь и разговариваю с вами, – любезно улыбнулся Де Люми и присел на один из диванчиков, растолкав горку наваленных на нем бархатных подушек. – Ситуация сложилась весьма неоднозначная, но надеюсь, что вы понимаете, Остезейский Союз не собирается лишаться своих вложений. Особенно, в той ситуации, что сложилась после того, как наш дорогой Гельский граф присягнул на верность Дэлаю Фларскому…

– Я бы удивился, если бы остезейцев беспокоило хоть что-то, кроме денег, – прорычал герцог, с трудом подавляя в себе желание лично врезать кулаком по этой ухмыляющейся холеной физиономии. – А теперь убирайтесь отсюда! Немедленно!

– Для начала я бы посоветовал вам прикрыться, – все так же вежливо улыбаясь, заметил Де Люми, сцепив руки и положив их на колено, – а пока мы с вами приступим к обсуждению, каким именно образом Хлейтское герцогство собирается возвращать долги, за которые вы выступили поручителем. Остезейский банк требует их немедленной выплаты, как бы неприятно и неожиданно для вас это не звучало.

Герцог остановился, моментально успокоившись и сообразив, к чему ведется разговор. Гельское графство окончательно утонуло в долгах перед остезейцами, а доходы, полученные от вторжения в Карию и на других военных фронтах, не покрывали их даже на четверть, не говоря уже о накопившихся процентах. Денег, чтобы возвращать долги, сейчас у него просто не было.

– Мы не договаривались о столь быстром возврате долгов, – прохрипел он, возвращаясь к кровати и подбирая со смятых покрывал свой халат. – В настоящее время мы просто не в состоянии вернуть все долги, нам необходима отсрочка.

– Однако же, – прервал его Де Люми, – вы выступили поручителем в делах Гельского графа, соответственно, взяв на себя обязательства по возвращению долгов в случае, если банк их потребует. Поэтому, я сейчас же жду ваших объяснений…

– Но… – герцог снова попытался возразить, но Де Люми прервал его, подняв руку и не дав договорить.

– Я отлично вас понимаю, герцог, вашу ситуацию и те проблемы, с которыми вы столкнулись, – опять улыбнулся Де Люми, – Однако в связи с последними событиями именно вам предстоит отвечать за взятые вашим родственником обязательства. Поэтому…

– Вы же сами прекрасно понимаете, что у герцогства нет таких денег, чтобы немедленно вернуть все взятые Вассарием кредиты, – снова начал заводиться Хлейтский феодал. – Может быть, лучше поинтересуетесь у него самого, тем более, теперь его, по вашей милости, подмял Фларский граф. Может быть, тогда он и долги его выплатит.

– Наши взаимоотношения с Фларским графством и его феодалом вас не должны касаться, – спокойным тоном ответил остезейский представитель, несколько отвлекшись и поманив пальцем одну из девушек гарема. – Ответьте лучше на мой вопрос, для вашего же блага.

– Вы в моем доме и смеете угрожать мне? – зарычал герцог. – Это переходит всякие границы! Охрана! Охрана! Немедленно вышвырните этого наглеца!

В ответ на его крики в помещение вошли двое солдат Остезейского Союза в панцирной броне, держа в руках импульсные винтовки штурмовых модификаций, при виде которых герцог моментально растерялся, не зная, что еще можно говорить в подобном случае.

– Ваша охрана нас сейчас не должна беспокоить, – ответил Де Люми моментально похолодевшим тоном. – Они заняты сейчас совершенно другими вещами. Вам бы стоило побеспокоиться о собственном положении. Ведь у вас есть герцогство… Его будет вполне достаточно, чтобы окупить долги перед Остезейским банком.

– Что вы хотите? – возмущенно выдохнул герцог. – Вы хотите Хлейт?! Совсем с ума сошли?! Я не отдам вам свой феод, об этом не может быть и речи! Можете убираться прямо сейчас! Никаких переговоров не будет!

– Это не переговоры, – как можно любезнее улыбнулся Де Люми, но этой улыбкой можно было резать мрамор. – Это констатация факта. И видите ли, самое важное, что ваши возражения убеждают меня, что вы сами Союзу больше не пригодитесь… – добавил он, повернувшись к девушке, подошедшей к нему. Жестом велев встать ей рядом с собой на колени, взял ее за подбородок, повернул ее голову влево-вправо, провел рукой по волосам, – и позвольте в конце добавить, что в выборе женщин вы преуспели больше, чем в политике.

– Вы не посмеете, – хельтский герцог отступил на шаг, когда солдаты вскинули винтовки. Даже руку поднял, словно пытался защититься, но в следующий миг его уже снесло автоматическим огнем. Импульсные пули рвали беззащитное тело на куски, отбросив обратно на кровать и превратив в груду окровавленного мяса с торчавшими обломками костей.

– Свидетелей не оставлять, – добавил Де Люми, еще раз похлопав замершую от страха девушку по щеке и встав со своего места. Наложница даже сказать ничего не могла, только глядела на него круглыми от ужаса глазами.

Когда он вышел, солдаты снова открыли огонь, уничтожая всех в гареме, кто мог рассказать о случившемся. Остезейский Союз тоже предпочитал собственные игры и никогда не оставлял случайных свидетелей.

Теперь, после смерти герцога уже никто не мог помешать банкирам прибрать к рукам весь феод. Конечно, еще оставался наследник, сейчас сражавшийся где-то на одном из фронтов, но о его участи Де Люми не беспокоился. За головой последнего из Хлейтского рода уже направился профессиональный убийца, в чьем мастерстве сомневаться не приходилось. Свою работу он должен выполнить так же точно и чисто, как и только что устранили самого герцога.

***

Ангар авианосца, как всегда, больше всего напоминал разворошенный улей, где тысячи рабочих, солдат и служащих бегали из стороны в сторону, хватались то за одно, то за другое, и тут же бросали, чтобы бежать за другим делом. На первый взгляд здесь царил хаос. Люди не сильно отличались в такие моменты от диких пчел, но, если внимательно присмотреться, то можно было увидеть строго организованный порядок и логику в каждом действии. Никто не делал бессмысленных движений, не бежал и не мешал друг другу. У каждого было свое задание, и каждый выполнял свою работу. Тысячи процессов складывались в сотни заданий и разбивались на миллионы действий.

Авианосцы маточного типа были одними из крупнейших кораблей, превосходя по масштабам даже линкоры и супердредноуты, и в их ангарах находились не только эскадрильи бомбардировщиков и перехватчиков, но ждали своего часа даже отделения корветов и эсминцев, готоврые выступить в бой по первому приказанию. Большая часть кораблей находилась во внутренних отсеках, дожидаясь необходимой команды, чтобы мощные погрузчики подняли их со своих мест и доставили к отсекам для вылета, где занимали свои места члены экипажей и пилоты. Позже, проведя предполетную подготовку, люди поднимали машины в воздух и отправлялись на боевые задания.

Сейчас в ангаре проходили последние проверки корабли отделения корветов, готовящиеся в рейд по линиям снабжения тоскарийских войск. С такого расстояния казавшиеся необъятными пятисотметровые корпуса кораблей, похожие на посеребренные сигары, с рядами артиллерийских орудий и башнями главного калибра, они стояли в один ряд с интервалами в двести метров. И среди них был еще один корабль, гораздо меньший по размерам, обычный пассажирский транспорт с гербом Остезейского Союза, уже готовый к вылету. Именно у его трапа стоял Эдвард Тристанский, одетый в парадный мундир своего бароната и уже готовый подняться на борт, но задержавшийся на несколько минут, чтобы раздать последние указания своим подчиненным. Однако была еще одна причина, по которой он не спешил подниматься на борт.

– Ты опять уезжаешь? – леди Миривилль стояла между охранными дроидами выделенными для ее сопровождения. На фоне тяжелых трехметровых боевых машин тоненькая фигурка пленницы в элегантном траурном платье с длинным шлейфом казалась игрушечной. Она держалась со спокойным достоинством, но влажно блестевшие глаза под опущенной вуалью и легкая дрожь пальцев в черных перчатках выдавали ее волнение. – Кажется, вот только снова увидела тебя, а ты опять уезжаешь куда-то…

– Есть вещи и события, ход и порядок которых мы не можем изменить, – ответил Эдвард, жестом отослав Де Семпри, бросившего тяжелый взгляд в сторону вдовы его бывшего сюзерена. По привычке проверяя, как закреплены украшенные белым золотом наручи, он позволил себе улыбнуться. – Мы можем только следовать по тому пути, что сами выбрали, но в наших силах либо задерживаться на каждом шаге, либо стараться пройти его как можно быстрее. Я постараюсь вернуться…

– Вы все так говорите, – ответила молодая женщина, снова опустив глаза, – всегда обещаете вернуться, оставляя нас одних, но не думаете, каково это ждать и понимать, что никак не можешь повлиять на события, изнывая от неизвестности, страшась услышать дурные вести.

– Я вернусь, – Эдвард улыбнулся и, вытянув руку, пальцем коснулся ее подбородка, заставляя поднять голову. – Обязательно вернусь, ведь на этом свете осталось еще очень много вещей, которые мне еще только предстоит попробовать. И Остезейский Союз вряд ли сможет меня остановить.

– Только возвращайся, – в последний момент она успела поймать его руку и сжать в ладони, насколько хватило сил. – Хотя бы ты не ври мне…

– Отведите вдовствующую графиню обратно в ее покои, – велел Эдвард охране, все-таки кивнув девушке на прощание. – И передайте мой приказ – она не должна ни в чем нуждаться.

Больше даже не оглянувшись, тристанский барон поднялся по спущенному трапу на борт транспортника. Корабль такого класса не подходил для дальних перелетов, но мог достаточно быстро добраться до кораблей Остезейского союза под командованием Линка, сгруппированных на другом участке и готовых к отбытию. За те дни, что они провели здесь, занимаясь ремонтом и пополняя численность экипажей и десантных войск, многое изменилось. Известия о разгроме сил Вассария распространялись все дальше и дальше, добравшись, естественно, и до ушей Совета, теперь решавшего, что делать. Правители Остезеи хоть и числились дворянами, но повели себя как настоящие торговцы, пытаясь выжать максимум выгоды из сложившейся ситуации, гораздо больше волнуясь за вложенные средства, чем за свою честь, оскорбленную предательством одного из командиров. Эдвард отлично запомнил, как к графу Фларскому прибыли представители Союза, осторожно прощупывающие почву для переговоров. И отлично помнил свой спор с фларским графом, когда вновь вернулся в Ставку.

– Сколько времени у нас до конца перелета? – активировав панель корабельной связи, поинтересовался он у пилотов.

– Меньше двух часов, господин, – сообщил один из пилотов, – Если не будем переходить на прыжковые двигатели и оставаться на крейсерской скорости. Сами понимаете, здесь разогнаться не получится…

– Не торопитесь, времени дотаточно, – согласился Эдвард, усаживаясь на свободное место. В кают-компании корабля сейчас было пусто, других пассажиров на борту не было, а солдаты его охраны и взятого в качестве дополнительного сопровождения ударного отряда занимались проверкой снаряжения и вооружения, воспользовавшись представившейся возможностью. Покидать свои каюты они не торопились, так что Эдвард оставался в гордом одиночестве, разбавив его только лишь бутылкой коньяка далеко не лучшего качества из корабельных запасов. И все же это было лучше, чем ничего. Налив бокал, он добавил: – Мы никуда не торопимся…

Перед глазами снова всплывал вчерашний разговор с фларским графом, точнее, то возмущение, которое он высказал по поводу недавно принятых решений. Тогда Эдвард в штаб явился сам, без приглашения Дэлая, но не пропустить его не посмели, поэтому первым делом он ворвался в комнату, где претендент вел переговоры со своими ближайшими генералами, просто растолкав охранников.

– Господин граф, может быть, вы соизволите объяснить свое решение лично? – поинтересовался Эдвард с ходу, стараясь вести себя максимально сдержанно, а не выплеснуть разом все накопившееся возмущение. – Например, объяснить присутствие в штабе личности под именем Вассария Гельского? Меня крайне интересует этот вопрос!

Граф остановился, оборвав разговор со своими подчиненными, и внимательно посмотрел на Эдварда, все так же стоявшего в дверях, в парадном мундире, но при оружии. Остальные офицеры, стоявшие в этот момент вокруг голограммной карты, тоже повернулись в сторону барона. Граф, выждал несколько секунд, раздумывая, как отреагировать на такое вторжение, и все же кивнул.

– Оставьте нас одних, продолжим совещание чуть позже, – велел он своим генералам, жестом приказав им покинуть помещение. Дождавшись, когда последний из них пройдет мимо Эдварда и закроет за собой дверь, Дэлай присел на край стола, – Что ж, подобных эмоций с твоей стороны следовало ожидать, мой друг.

– Эмоций? – тристанский барон буквально сплюнул это слово. – И каких же эмоций вы ждали от меня, господин граф, взяв под свою защиту человека, который еще недавно сражался против вас? Человека, который повесил одного из ваших союзников, моего друга, и в конце концов, человека, которого я поклялся убить?

– Может быть, вы сейчас перестанете забросывать меня претензиями, и выслушаете меня, барон? – тоже более холодным тоном заметил фларский граф. – Я понимаю, что вы испытали, когда услышали весть о том, что теперь Вассарий мой вассал, но вы должны смотреть шире, чем только ваши собственные взгляды… Не стоит идти на поводу у собственных эмоций…

– Плевать я хотел на эмоции, – ответил ему Эдвард даже резче, чем хотел, отмахнувшись рукой, – слишком много ошибок уже допущено из-за них. Только от своих клятв я отказываться не намерен! Я поклялся, что этот человек закончит свою жизнь на виселице, так же как Рокфор, и вы были рядом со мной в тот день, когда я сказал эти слова. Однако сейчас вы спокойно делаете его своим вассалом и обещаете таким образом свою защиту. Это даже не плевок в мою сторону, это публичное оскорбление, несмотря на то, что я уже сделал для королевства и для вас лично!

– Мне нужен Вассарий! – ответил ему Дэлай. – Я понимаю, как поступил, но и ты пойми меня, Эдвард! Твоими стараниями мы практически добились союза с остезейцами. Это значит, что больше половины вооруженных сил острова теперь находится под нашим союзом, и фактически под твоим командованием. Не этого ли ты сам хотел, объединить силы Рейнсвальда для того, чтобы дать отпор Саальту, чьи армии сейчас выжигают Розмию? Ты знал, что сейчас Аллирд ведет свои войска к столице этого феода и родовому замку Розмийских графов? Даже если мы выступим сейчас всеми имеющимися силами, то не сможем даже поддержать защитников, просто не успеем… Ты же не хочешь, чтобы все наши прежние усилия пошли прахом?

– И ты пригрел Вассария, рассчитывая на то, что он даст тебе дополнительные силы? – оскалился Эдвард. – Все его силы куплены на остезейские деньги, без них он ничто, а его феод ждет банкротство и, скорее всего, он будет пущен с молотка в уплату долгов. Чем тогда он будет полезен?

– Вассарий это не только феодал, – напомнил граф, – но еще и претендент на престол, его поддерживает немало дворянских родов, под контролем которых весьма значительные силы, сейчас мне необходимые. Если бы я убил его прямо там, то они просто разбежались, запершись в своих замках и дожидаясь собственной участи. А сейчас они сами идут ко мне и заверяют в своей верности. Мы снимаем силы с фронтов, которые теперь уже не имеют значения, ведь обе стороны конфликта уже принадлежат мне. И все они готовятся к отражению экспансии Саальта. Ведь ты сам говорил, что эту войну необходимо заканчивать, раз появился противник, опаснее всех остальных, вместе взятых.

– А что будет с самим Вассарием? – прошипел Эдвард, подходя ближе к голографическому столу, где были выведены карты с участками высадки войск вторжения Саальта. Ситуация там действительно складывалась критическая, передовые отряды противника за день проходили по несколько сотен километров, сметая все еще державшиеся остатки сил розмийских защитников. По докладам своих разведчиков и присылаемых из штаба отчетов тристанский барон представлял ситуацию, но только сейчас впервые смог оценить весь масштаб катастрофы. Вздохнув, Эдвард добавил: – Вы же знаете, что жизнь этого человека должна быть моей. И прерваться должна она от моей руки!

– Забудь ты уже о своей мести! – вздохнул Дэлай. – Я пытаюсь спасти королевство, и ты должен помочь мне в этом, понимаешь?

– В Бездну королевство! – отмахнулся Эдвард. – Я здесь и сейчас не для того, чтобы кто-то поднялся на престол и надел корону старого короля! Я здесь потому, что здесь мои люди! И потому, что я дал клятву умирающему, что не позволю Рейнсвальду рассыпаться в прах!

– Иинан взял с тебя клятву, что ты спасешь королевство? – вздохнул граф Фларский. – Вот что он тебе сказал перед своей смертью. Тебе, кто даже не является претендентом на престол…

– Я не просил его об этом, – согласно кивнул Эдвард. – Единственное, что тогда мне было нужно, так это голова Респира, но я не мог отказать умирающему, поэтому остался здесь…

– Ради кого он просил? – спокойно спросил Дэлай, проигнорировав последнюю фразу, – ради кого он просил спасти Рейнсвальд?

– Ради кого? – Эдвард оскалился, нагнувшись ближе к претенденту на престол. – Или вам больше интересно, для кого спасти королевство?

– Эдвард, не забывайся! Ты клялся в верности! – напомнил граф Фларский. – Ты клялся мне, что словом и делом будешь служить, а не устраивать такие сцены.

– А вы клялись, что будете вознаграждать верных союзников по заслугам, а не плевать на них, – ответил барон. – И если вам еще непонятно, то скажу прямо – однажды вам придется выбирать между мной и этим человеком!

– Ты ставишь мне условия? – Дэлай словно пытался просверлить его взглядом. – Эдвард, ты все меньше становишься похож на того человека чести, которого я знал когда-то. И все больше становишься политиком… – усмехнулся он без какого-либо намека на такую же эмоцию в глазах. Претендент на престол продолжал смотреть прямо и пристально, пытаясь разгадать, что на уме у тристанского барона.