Текст книги "Славься, Темная Властительница! (СИ)"

Автор книги: ivan_kun

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 84 страниц)

– Нет, – выдала она, приседая в реверансе, – я самый обыкновенный эльф.

– В таком случае, я самый обыкновенный единорог, – ослик поклонился в ответ.

Мерль вспыхнула. Ещё никто со времён становления Мира не оскорблял старого гоблина столь изысканным образом. Издёвка была столь тонкой, что она на какое-то время замолчала. На целых две секунды.

– Вообще-то, я соврала, – заискивающе заявила она. – На самом деле я не эльф, а полуэльф.

– О, понятно. Значит ты полуэльф-полуэльф?

– Ничего не понимаю. Я полуэльф-полугоблин! Хотя честнее будет сказать просто гоблин... И потом, разве ты не должен был ответить, что ты самый обыкновенный осёл?

– А разве гоблины не эльфы? – осведомился длинноухий. – Меня довольно давно держат в ящике, и видно я отстал от жизни, но кажется богиня неудач не сотворила вас как эльфов?

Гоблинша слушала, разинув рот. Осёл говорил странные вещи, поминая предания древнейшей древности словно это было вчера. Да и какая вообще разница, кого сотворила Рааша? Важно, как это творение называют другие. А её называли гоблином, потому что нос в отличие от волос не выпрямишь и в белый цвет не покрасишь. Ей попался крайне редкий экземпляр сумасшедшего говорящего осла.

– Я единорог, – повторило животное.

«Сумасшедшего говорящего осла с манией величия,» – отметила про себя Мерль.

– О боги, ну почему никто не хочет верить в то, что я единорог!? – не выдержал собеседник.

– Наверное потому, что ты выглядишь как осёл.

– Нет, нет, нет! Это ослы выглядят как единороги. Мы появились раньше. Кстати, откуда ты знаешь, на что мы похожи? Ты видела кого-нибудь из нас?

Девушка возложила длань на лицо. Конечно она видела! С каждой третьей картины или герба на неё пялится эта рогоносая образина. А впрочем... Служила она одной престарелой леди. Так у той в каждой комнате висели собственные портреты. Написанные двадцать лет назад. С совершенно посторонней женщины. – У тебя рога нет, – наконец нашлась она.

– Вообще-то, есть.

– А ты покажи!

– А вот и покажу!

– А вот и не пока... – слова застряли в глотке гоблинши, когда пред ней предстал преображённый ишак. О, это был всё тот же серый ослик средней длинноухости, только кисточка хвоста светилась ярким, куда более ярким, чем солнечный, светом. Но самым удивительным был сотканный из такого же сияния рог, выросший прямо на месте белого пятнышка.

– Но... Как?!!! И почему?!

– Сия тайна может подвергнуть опасности в неё посвящённого, а я не хочу желать тебе зла, маленький эльф.

Стоит ли говорить, что уже через секунду Мерль повисла на единороге, умоляя его рассказать? Какие бы опасности не сулила история, она не могла быть опаснее, чем испытание построенного ей намедни гоблиномёта.

Эта история случилась давным-давно. В ту пору, когда эльфы ещё были яростным и агрессивным народом, проживающим свой век в бесчисленных войнах.

– Погоди-ка, ты ведь про орков только что сказал!

– Когда-то эльфы были орками. И вообще, не перебивай меня, полуорк!

Так вот. Войны были излюбленным развлечением богов. Им нравилось, как сражаются бойцы, вся это кровь и многочисленные смерти. Им нравилось, как во славу их приносятся жертвы на поле брани. Но нравилось не всем. Бог света Солар и богиня добра Люмина решили изменить установленный порядок, создав новую, чистую расу, преисполненную добра и благородства. Расу, которая должна была стать для всех примером. И они создали...

– Эльфов!

– Да нет же, они создали единорогов.

Мы стали вершиной творения старого мира. Нас наделили красотой, непреклонностью и упорством, силой и статью, достойной правителей Нового Мира, умением разгонять тьму и повергать зло, умением врачевать раны и отвергать саму смерть.

– Но ты же осёл!!!

– Маленький эльф совсем забыл, когда происходили те события? Старый мир являлся местом суровым и негостеприимным, а тогдашней вершиной творения в нём были орки. И потом, мы именно такие, какими нас задумали Солар и Люмина. Вестники света не должны внушать восхищение, им чужда гордость, а нести они должны радость и веселье. Много лет спустя эльфы извратят заветы богов, впав в гордыню, однако поверь тому, кто говорил с самим Соларом. У него было прекрасное чувство юмора и весьма забавный облик.

Итак, план двух богов начал своё осуществление. В самый кровавый и мрачный, в самый голодный и жестокий год мы были посланы в сотни орочьих племён, неся с собой истинный свет.

Ослик остановил повествование.

– Чего замолчал? Они что, свет не приняли?

– Приняли.

– Тогда почему на Континенте последнего единорога видели несколько эпох назад?

– Потому что они нас съели.

Так получилось. Орки не очень умны, и они сочли божественную гуманитарную помощь как помощь непосредственно пищей. Поверь, выглядело всё это столь же ужасно, сколь и звучало. В ту ночь тысячи костров по всему миру грели котлы, в которых варили божьих посланцев. План творцов провалился, но последствия того пиршества не прошли бесследно. Всё добро, что некогда содержалось в нас, передалось оркам. Они изменились. Преобразились телом, духом и разумом. Возникли эльфы.

Мерль почесала кончик носа. Орки съели единорогов и стали эльфами. Ну что ж, звучит правдоподобно! Но это не объясняет, почему её новый знакомый сидит в ящике!

Вопросы следовали один за другим, перелистывая страницы дня. Юникхорн, именно так звали единорога, поведал ей о своих странствиях. О том, как выжившие дети Солара и Люмины путешествовали по миру, неся с собой свет и надежду. Только с каждым годом их становилось всё меньше. Теперь за ними охотились не ради мяса, а ради ценной в алхимии крови и драгоценных рогов, несущих в себе великую силу. Вскоре к магам и алхимикам присоединились эльфы, которых совсем не прельщала мысль об огласке своей родословной, орки по тем же основаниям, людские дворяне и паладины, у которых единорог на каждом третьем гербе, и которые не хотели менять художественные изображения на подлинные. Единорогов истребили. До последнего. И этим последним посчастливилось оказаться мне. Видишь ли, желая защитить нас от полного вымирания, боги сотворили пророчество, согласно которому после гибели последнего единорога на мир снизойдёт великое бедствие. Боги частенько хитрили с пророчествами, среди них было немало ложных, но тем не менее никто не хотел проверять их подлинность на себе. Меня было решено посадить в ящик. Самые древние аристократические фамилии людей, эльфов и орков создали Общество – организацию, между членами которой передавался ящик и которая хранила великую тайну.

До ночи оставалась всего пара часов. Достаточно, чтобы Мерль поведала новому другу историю своей удивительной жизни. Ещё, как выяснилось, вопреки традиции единороги любят морковку, а не невинных дев. Морковки и сказаний у гоблина оказалось в избытке.

– Слушай, а не хотел бы ты ещё чего-нибудь? Кроме морковки. Ну, трубочку выкурить, например.

– Единороги не курят. Однако есть кое-что, чего мне действительно хотелось бы. Я много лет не видел солнца, не ощущал его теплоты, не наслаждался игрой лучей на зелёной скатерти лугов, не чувствовал ветра в ушах, пробегая по ржаному полю, когда колосья хлеба щекочат пузико.

– Да поняла я, – замахала руками гоблинша. – Освободиться хочешь!

– Да. Но это, увы, невозможно. Клетка заперта, ноги мои в кандалах. Эй, погоди, что ты делаешь?!

Мерль ничего не делала. Замки на клетке она вскрыла ещё во время беседы, просто чтобы занять руки. У кандалов же не было ни шанса. Юникхорн продолжал стоять столбом, а Мерль уже во всю колошматила его пятками по бокам.

– Так мы едем или нет?! – недовольно засопела она.

– Постой, ты желаешь отправится со мной?!

– Разумеется, глупый! Я тоже хочу, чтоб мне рожь пузико почесала.

Самый дерзкий побег в истории Континента взял низкий старт. Эльфийка и единорог отправились в совместное путешествие, преследуемые Обществом. Они скрывались в лесах и городах, совершали налёты на морковные грядки, умело маскировались под гоблина и осла, словом путали следы как могли. Но счастье длилось недолго. С каждым днём погоня всё приближалась. Зачарованные кони нисколько не уступали скакуну Мерль в скорости и неутомимости, и поимка беглецов была вопросом времени.

– Кажется, всё, – Мерль шлёпнулась на траву, держась за отбитый зад. – Приехала. Дальше давай без меня.

– Я никогда не брошу тебя, мой друг, – возразил скакун. Бок его был перебинтован обрывками тряпки – стрелой зацепило. – Страшно представить, что с тобой сделают люди, если поймают.

– О, поверь, им ни за что меня не поймать.

– Мой друг, ты быстра как ветер. Нет, как два ветра. Однако кони людей быстры как три ветра. Тебе не убежать.

– Какой-же ты наивный, – гоблин растянулась на траве. Солнце сочилось сквозь древесные кроны, теплое, с нежным привкусом зелёной листвы. Последнее солнце Мерль было воистину прекрасным. – Прости, что не сказала сразу. Мне тридцать восемь лет, короткий век гоблина подошёл к концу. Я знала это ещё тогда, и что нас схватят знала. Но это были самые счастливые дни в моей жизни. Спасибо и прощай. Хотела бы я, чтоб наше путешествие никогда не кончалось.

Она закрыла глаза. Большие, зелёные и с необычно длинными для гоблина ресницами. Грудь мерно вздымалась и чуткие уши единорога могли слышать звук биения сердца, с каждым разом всё тише, с каждым разом всё реже. Юникхорн приблизился, не понимая ни происходящего, ни самого себя. Совсем недавно ему было всё равно. Его не волновал предавший единорогов мир, ему были безразличны существа, отвергнувшие его братьев и сестёр, и даже собственная жизнь не таила в себе ничего, кроме безразличия. И вот теперь, после всего лишь нескольких дней ему внезапно захотелось чего-то. Скакать вдогонку за гоблиншей, пытаться вырвать из цепких пальцев морковку, слушать рассказы о великих технических проектах. Он посмотрел на своего маленького друга. Зубы обхватили конец бинтов, срывая ткань. Алая струйка потекла по серому меху, скользнула по ноге, красной каплей замерла на кончике копыта.

Девушка проснулась от сильного жара. Всё внутри горело. Первые мысли были о том, что она угодила на сковородку в одном из кругов ада, но сковородка выглядела и пахла травой. Интересно, если в аду такая горячая трава, то какие же здесь сковородки?! И почему он так похож на лес, в котором она умерла? И что здесь делает Юникхорн? Единороги же добрые. В следующее мгновение она уже вскочила, бросаясь к лежащему по деревом ослу, но растянулась на траве. По какой-то непонятной причине ноги отказались ей подчиняться. Мерль попыталась встать ещё раз и снова упала. Прядь волос упала на лицо – чёрных волос. Что с ней случилось? Девушка смотрела на свои руки и не узнавала их. Кожа была гладкая и без мозолей, пальцы тонкие и ровные. Когда же дошло до осмотра других частей тела, Мерль едва не лишилась чувств. Нет, всё выглядело очень красиво, но ощущалось чужим и совершенно не функциональным.

– Ты проснулась? – ослик, вернее единорог подал голос. – Прекрасно.

– Это, это... Ты сделал? – она попробовала себя ущипнуть, но это не очень помогло. Сон не исчезал.

– Нет. Вернее, я просто разбудил ту часть тебя, что дремала всё это время. Ты будешь жить, мой друг. Тебя ждет длинная, счастливая жизнь.

– А как же ты?

– Я потерял слишком много крови и уже не смогу бежать. Не переживай, люди вряд ли покусятся на мою жизнь и сомневаюсь, что будут тебя искать. А если даже найдут, то не узнают. Ну же, тебя ждёт отец, семья. Тебя наконец-то должны принять. Почему ты не двигаешься?

– Потому что не могу! Ты забыл, сколько времени уходит у эльфа, чтобы научиться ходить?!

Единорог выпал в осадок, об этой особенности жителей Бескрайнего Леса он напрочь забыл. К счастью, Мерль, кажется, сохранила гибкость и быстроту гоблинского разума. Спустя несколько минут она уже ходила, правда очень неловко, время от времени теряя равновесие. И разумеется, свежеоформленная эльфийка даже не подумала прислушаться к словам товарища. Едва научившись сносно передвигать ноги, она скрылась в глубине леса, надеясь найти целебные травы. Как выглядели эти целебные травы, Мерль понятия не имела, но они должны были быть. Ах, ну почему дурман-грибы не обладают целебными свойствами?! В них-то новообращённая эльфийка разбиралась превосходно. Очередной листок зажат в кулачке, ещё она нашла немного зелёного мха и веточку сирени, нагнулась за подорожником и в следующий миг подскочила, услышав чей-то свист.

Всадник смотрел на неё сквозь глухое забрало. Первые секунды девушка жутко испугалась, но присмотревшись получше, успокоилась. Воин совсем не походил на гостей хозяина. Вместо единорога на его щите красовался изрыгающий пламя барлог, воронённые доспехи были утыканы шипами, а шлем украшали бараньи рога.

– Боишься, ушастая? – осведомился всадник, заметив, что эльфийку бьёт мелкая дрожь.

– Нет, просто замёрзла, – отозвалась та. Дело в том, что платьице она использовала для перевязи, предварительно выстирав в ручье, и сейчас являла собой классическую обнажённую эльфийку.

– Напрасно не боишься, – воин приосанился, придавая голосу как можно более грозный тон. – Я Адор-Завоеватель! гроза западных земель, губитель людей, покоритель орков, разоритель Золотых островов! Сейчас я и моя армия идём на север, неся с собой огонь, меч и много других разных вещей в обозе.

– Армия? – девушка встрепенулась. – Значит, ты можешь защитить меня и моего ослика?

– Чего?! – Адор едва не поперхнулся. – У тебя что, уши слишком длинные, чтоб их мыть?! Я разоритель! Я никому не помогаю! Я граблю, насилую и убиваю, я сжигаю, пытаю и краду!

Мерль продолжала смотреть на человека в шипастом доспехе, пока внезапная мысль не озарила разум девушки. Эльфийка упала на колени перед Тёмным Властелином, склоняя голову, на глазах выступили слезы и губы прошептали заветное:

– Тогда украдите меня, пожалуйста!

Несколько метров до пропасти, до заветной черты, что подведёт итоги двух жизней, столько переживших вместе. Враги были со всех сторон, войны в шкурах грозили топорами и палицами, оборотни скалили зубы. Юникхорн продолжал бежать навстречу концу, с каждым скачком он всё больше преображался. Вот уже кисточка на хвосте сверкает белым светом, его клочки играют в белоснежной гриве, на острие сверкающего рога. Последний прыжок навстречу усеянной камнями бездне, время остановилось, замерли челюсти Древнего у кончика хвоста, застыли в полёте несколько стрел. Именно тогда холм озарила яркая вспышка словно звезда, родившаяся в чёрной пустоте холодного космоса. А в центре сияния серый ослик расправил два широких крыла, взмывая в небо. Зрелище поистине невероятное, но от того ничуть не менее волшебное. Небесный скакун описал круг над плато, купаясь в лучах вновь озарившего небо солнца, а потом скрылся за бревенчатыми стенами форта, точно и не было его.

Однако он был. И произошедшее оказало самое что ни на есть решающее влияние на ход сражения. Исчезла окутавшая небо тьма, а все, в ком теплилось проклятое наследие, на несколько секунд вернулись в человеческую форму. Вспышка обожгла вампиров, разорвав телепатическую связь с Отверженными, которые бросились туда, откуда голос крови звучал громче всего. Волна когтей и зубов, рогов и шипов накатила на орков, смешавшись о единую, жаждущую смерти массу.

Первое, что сделала Оливия, когда свет вернулся – послала гонца к ларгосскому генералу. Именно он управлял командным органом – машиной, создающей цветной дым – и именно ему предстояло вернуть порядок в разрозненную и подавленную армию. А поторопиться стоило! На них двигались свежие силы Князя, и ни связанные в бою орки, ни отходящая аристократия не смогут прийти на помощь. В довершение всего никуда не исчезло давление справа, остатки столичных частей бежали, и теперь лишь чудо могло их спасти от разгрома. На военном языке чудо зовётся перегруппировкой.

====== Союзники ======

Пропахшая порошками палатка, наполненная стонами раненых, песнопениями младших жрецов и редкими словами заклинаний, приветствовала новоприбывших атмосферой абсолютной безнадёжности. Мерль ураганом ворвалась в лазарет и, бросив больную на стол, потребовала немедленно провести лечение. Санитары лишь развели руками – обширные травмы, сопряжённые с удалением внутренних органов методом их вырывания голыми руками, не входили в список возможностей современной медицины. Прикомандированная элементалистка повторила жест, разведя руки ещё шире. У неё не хватит сил вырастить новое сердце воздушному магу. И вообще ни у кого на Континете не хватит. Так что тут работа не для врача, а для некроманта. Некромант, однако, оказался не менее категоричен. Не скрывая довольной ухмылки, Клаус заявил, что он возможно и мог бы приживить почтенному трупу новое сердце, но оно должно принадлежать чародею близкого по силе уровня, принадлежащего к той же стихии, что и Торвальд. Таких на Континенте было трое, они были далеко и обладали достаточным опытом и могуществом, чтобы не делиться содержимым своих грудных клеток. Здесь нужна не магия, здесь необходимо чудо.

Все обратили взгляды на стоящего в проходе единорога, растерянно топорщащего крылья. Животное не привыкло к столь пристальному вниманию. Захотелось стать простым ослом.

– Ну же, Юникхорн! Ты ведь говорил, что наделён силой врачевать и воскрешать! – взмолилась девушка. А вслед за ней синхронно повернулись в его сторону раненые.

– Понимаешь, тут существует небольшая тонкость. У нас, единорогов, присутствует разделение ролей по половому признаку. Самцы разгоняют тьму и повергают зло, а врачевание прерогатива самок.

– Да как тебе не стыдно?! Она же защищала тебя!– Мерль сорвалась на крик. – Если ты не спасёшь Миз, я здесь и сейчас из тебя самку сделаю!

Единорог тряхнул гривой. В его подруге говорили эмоции, не достойные девушки и тем паче светлого эльфа. Он бы, возможно, и помог ей, но воскрешения правда не по его части, особенно воскрешения тёмных созданий. Вот если бы требовалось повергнуть зло!

– А вот и требуется! – Мерль впилась взглядом в ухмыляющегося Клауса.

– Что ты имеешь в виду? – удивился министр здравоохранения.

– То, что у меня тут имеется очень агрессивный единорог, и если ты не спасёшь Миз, я применю его по прямому назначению!

Подобная наглость заставила подскочить даже немёртвого. Угрожать ему? Да эта рыжая хоть представляет, на что он способен?! Причём угрожали ему ни чем иным, как редким алхимическим суповым набором. Только набор этот уже разрушил чары Адэт, а ему пришлось недавно изрядно потратить силы: какой-то умник дал приказ оставить форт, и для элементарной самозащиты некроманту пришлось поднять полсотни скелетов. С другой стороны, он ведь всё равно не способен помочь. Или нет?

– Я мог бы приживить ей обычное человеческое сердце, – наконец изрёк мальчик. – Правда, обычное сердце в теле мага вроде нашей королевы протянет едва ли дольше часа.

– Сделай это! Сделай сейчас же!

– Ты не поняла. Это лишь отсрочит кончину. Она даже в сознание не вернётся, настоящее сердце ведь уничтожено. К тому же сердце, которое я израсходую, может спасти кому-то целую жизнь. А ты ведь никогда не согласишься на такое.

– Я сказала немедленно! – недовольный ропот раненых стих после того, как эльфийка пообещала здесь и сейчас избавить их от страданий. – Тащи сюда все сердца, что у тебя есть.

Потоки тугих трубок отходили от голема плоти к грудной клетке девушки, частично заштопанной, но все ещё производящей ужасное впечатление. У Брома было сорок два добрых сердца, как сказал некогда Клаус, и все они были реквизированы остроухой пленницей в пользу королевской казны. Увы, подобный жест не принёс желаемых результатов. Некромант оказался прав, и душа Торвальд по-прежнему скиталась где-то в мире мёртвых. Перед ними же было тело, требующее постоянной смены донорских органов и некое количество магического концентрата для поддержания хотя бы малой толики жизни. Некоторое время колдун с интересом разглядывал результат своей работы, но потом внезапно выскочил наружу, сославшись на неотложные дела, связанные с массовыми убийствами, и попросил сидеть тихо до его возвращения.

Мерль же сидела у изголовья кровати похитительницы не в силах отпустить её руку, теплую, живую и вместе с тем совершенно бесчувственную. Почему мир так несправедлив? Почему забирает самых лучших Тёмных Властелинов в цвете лет?

– Она бы не одобрила, если бы узнала, что жизнь её продляется за счёт жизней её подданных, – попытался вразумить свою протеже ослик.

– Очень даже одобрила бы! – огрызнулась Мерль. – А ты, ты просто ревнуешь! Раньше я была только с тобой, а потом появилась Миз, вот ты и обиделся. Миз поправится! Обязательно! Судьба не может сложиться так!

– Судьба с самого начала вела её по сей тропе. Помнишь ли ты Угум-сарай? Помнишь предсказание орочьей шаманки Цин-Хош? Разве не говорила она, что Мизори будет править до той поры, пока сердце её не разобьётся?

Слова оркессы, словно белая пелена, окутали сознание эльфийки.

Смотри, видишь черепа? Они означают смерть. Да не пугайся ты так, не обязательно твою. Но черепов много, я бы сказала, слишком. А вот тут у нас сердца. Сердца означают мир и любовь. Эй, не раскатывай губу, не обязательно твою. Их не меньше, чем черепов. Идём дальше: весы – знак выбора. Думаю, объяснять не нужно, что это значит. И, наконец, разбитое сердце. Здесь, милочка, уже не просто, смотри, куда косточка легла. В центр, меж сердец и черепов, и поверх весов. А значит это, что если сердечко разобьётся, не поможет уже никакой выбор.

Не один год она возвращалась к тому злополучному предсказанию, не один год пыталась его забыть, и вот когда это почти удалось, судьба их настигла.

– Но оно же не разбилось, – девушка засмеялась сквозь слёзы. – Его вырвали и раздавили. Не считается!

– Это всего лишь литературный оборот, которым так славятся орки, – вздохнул Юникхорн. – Сердца не бьются, мой друг, они умирают...

Дюраль стоял перед воротами форта, люди за его спиной были подобны своре раззадоренных собак, брызжущих пеной, готовых в любой момент сорваться с привязи и принести хозяину палочку. Бесспорно, эльфа огорчал тот факт, что по пути они не встретили сопротивления. Он недополучил часть порции резни, однако пришло время наверстать упущенное. Его ждал жаркий бой не на жизнь, а на смерть, бой, в котором дроу сможет кромсать врагов направо и налево, стоя по колено в крови и кишках, со слезами вспоминая далёкую, вернее, глубокую родину.

Ворота скрипнули, распахнули широкие створы. Но вместо воинственных криков, стены щитов и леса копий вторженцев встретили два десятка пустых глазниц, бесстрастно черневших из-под ржавых шлемов.

Скелеты! О великая Хиларет, как он ненавидел скелетов! Удовольствие от схватки с ними сродни удовольствию от поединка с соломенным чучелом. С той лишь разницей, что случаи смертей от рук чучела на Континенте весьма редки.

Воины за спиной тёмного эльфа недовольно перешёптывались. Первая Ударная была одной из лучших армий Князя, их не напугать ожившими костями, но отсутствие у нежити карманов, которые затем можно обчистить, не могло не подорвать боевой дух.

Схватка оказалась кровавой, но скоротечной. Как и предполагал фон Пельтон, нежить была не простой, а поднятой из тел воинов. Даже наличие численного перевеса не позволило одолеть их без потерь: пятеро солдат были убиты, четверо ранены. Зато теперь их ожидает настоящая битва!

Форт оказался безлюден. Не было ни патрулей, ни стражников, точно кто-то намеренно решил оставить эльфа без сражения. Неужели несколько десятков перерезанных им гоблинов станут всей добычей воина? Красные глаза ещё раз оглядели внутренний двор в поисках признаков жизни и наткнулись на большой шатёр, отмеченный анкхом исцеления.

Раненые! Ну конечно же! Добыча не самая бойкая, но и не самая скучная. Их можно убивать на время, издеваться, унижать, заставить сражаться друг с другом костылями и утками, в конце концов! Да, Дюраль был большим экспертом по части раненых. Поманив бойцов за собой, он двинулся к палатке. Оставалось пройти совсем немного, как полог её отогнулся, и на свет явился мальчик, не без усилий протащивший вслед за собой ветвистую палку. Путаясь в полах чёрной рясы и с перевернутым анкхом на шее, он чинно прошествовал вперёд. Взмах руки, и прямо перед ним из земли показались несколько десятков черепов и лес пик.

– Долгих лет жизни, – сложив руки на груди, мальчик качнул головой. – Что привело дитя возлюбленной богини к этому скромному шатру?

– Долгих лет смерти, – к удивлению солдат, Карнаж ответил на поклон. – Необычайно приятно встретить адепта великой Хиларет. Мы прибыли устроить кровавую резню сих беззащитных людей в Её честь и своё удовольствие.

– Не хотел бы вас огорчить, но это мои раненые, коих я как министр здравоохранения планирую сохранить для смерти более медленной и более полезной. Так что дитя богини может топать отсюда, – уголками губ улыбнулся Клаус.

– Дитя богини, между прочим, привёл с собой девять десятков, а у тебя только четыре, – оскалился Карнаж. – Может тебе стоит топать?

– Здесь на стенах ещё немало гоблинов, почтенный, и так же немало стреломётов. Я щёлкну пальцами, и вы превратитесь в подушечки для иголок.

– Ты бы почаще смотрел на эти свои стены. Гоблины валяются с перерезанными глотками.

– И что с того?

Мальчик прошептал слова заклинания. Нечто неуловимое словно коснулось посоха, казалось, что вот-вот что-то случится, и оно случилось – сгорбленные силуэты замелькали на стенах. Одни со сломанными шеями, другие с проломанными черепами. Карнаж не соврал, он действительно расправился с вислоухими часовыми, да только ни в чьей смерти нельзя быть уверенным наверняка, когда рядом находится некромант.

– Итак, на чём мы остановились? – теперь уже лич улыбался во весь рот. – Мой коллега по тёмной стороне желал откланяться?

Дроу промолчал. В числе смертоубийственных машин, установленных на башенках, была пара баллист, заряженных целыми охапками стрел. От такого даже шустрому эльфу не увернуться. Кивнув головой чернокнижнику, генерал столь же бессловестно развернулся, направляясь к выходу, увлекая за собой людей. Лишь у ворот сотник отряда осмелился задать вопрос.

– Мы что, так и уйдём? Нарушим приказ Князя?

– Мы не уйдём, – сказал фон Пельтон. А в качестве дополнительного пояснения чиркнул по горлу подручного одним из мечей. Голова сотника покатилась по траве. – Только мне позволено удалиться.

Стоило ему пересечь порог, как двери громыхнули за его спиной, лязгнули стальные засовы и крики, смешанные с трелями стрел, заполнили тишину.

Еле выжил. Некромант, судя по всему, был не очень силён. Достаточно могущественен, чтобы расправится с сотней воинов, заняв выгодную позицию, но имеющий сомнения в своих шансах, если на стороне врага имеется тёмный эльф, укомплектованный магическим оружием. Чего его коллега по тёмному служению не знал, так это того, что отряд перед этим совершил марш по отвесной скале. Солдаты были вымотаны, способны на отвлекающий манёвр, на резкий набег в тыл, но никак не на полноценный бой, особенно с неутомимой нежитью. К тому же если несколько недель назад тебя едва не убила молоденькая элементалистка, то на что можно рассчитывать, имея дело с личем?

С другой стороны, эльф сделал всё возможное. Сражался отчаянно, до последнего солдата, был ранен. Дюрадь пока не решил, сколько раз и куда, но в наличии ранений не сомневался. Князь получит свои объяснения, тёмный владыка ещё поблагодарит его за сохранение столь ценной жизни.

Они смотрели друг на друга как на добычу. Маг в теле мальчика и девять десятков вооружённых до зубов мужчин и женщин. Про скелетов сказать сложно, смотрели они на кого-то или нет. Пустые глазницы полнились белым пламенем духовной магии, столь же бесчувственным, как и лишённые мяса кости. В этом главная опасность немёртвого воина: если обычный солдат в качестве основной задачи ставит себе выживание, то нежить – убийство врага. Скелеты и зомби будут драться, не взирая на раны, до тех пор, покуда им не проломят череп. Знали ли это солдаты Первой Ударной? Знали. Но знали они и иное. Теперь, когда командир их бросил, надеяться можно лишь на себя. Против них бессмертные враги, но они управляются вполне себе смертным магом. Карнаж убивал таких, Князь убивал, смогут и они. Вместе с залпами первых стрел, с яростными криками они бросились на мальчишку в рясе.

Дождь из стали и дерева ударил в людей. Обстрел шёл с высоты, тяжёлые дротики пронзали воинов насквозь, простые стрелы пробивали куртки и кольчуги, вязли в теле, но солдаты продолжали бежать. Несколько из них успели натянуть луки, ответив своими выстрелами дерзкому колдуну, но большинство стрел угодили в поднятые скелетами щиты, лишь одна достигла цели, попав магу колено. Должна была грянуть рукопашная, но когда живые уже должны были сойтись с мёртвыми, что-то изменилось. Кости взмыли вверх, в один миг складываясь в стенку. Покрытая фрагментами брони и щитов преграда ощетинилась десятками рук, копий и мечей.

Порой мечты сбываются. В своей жизни Клаус не раз участвовал в драках, и всё же это были скорее небольшие заварушки, совсем не достойные титула Тёмного Героя, коим любил именовать себя некромант. Слишком уж прагматичен он был для масштабных сражений. Хотя одна худощавая девчонка предпочла бы слово «труслив». И вот, подвиг нашёл своего героя. Маг обязательно расскажет о нём лет через тридцать-сорок, заменив северян на паладинов и умолчав о защите раненых. А пока что...

Кости повиновались движению рук и словам заклинания. Они были словно единым организмом, и организм этот управлялся разумом некроманта. Создавались причудливые конструкции, абстрактные щупальца, утыканные стальными когтями, рассекали людей, вырастали из земли острые копья, отсечённые фаланги пальцев лезли в рот или пытались выдавить глаза. Черепа перетекали по поверхности стены подобно волнам, уходя от ударов. Люди сражались достойно. Невзирая на раны, они продолжали пытаться достать его, обрубали костяные щупальца, дробили в крошево черепа, в порыве отчаяния пытались рассечь стену мечами. С каждой минутой их становилась всё меньше, теплая кровь лилась на белые кости, отрубленные конечности украшали траву. В пылу сражения северяне порой забывали о цели, обрушивая ярость на бесчувственную нежить, лишь нескольким удавалось подойти к самому колдуну, но почти каждый раз ему удавалось скрыться. Фрагменты стены переносили своего повелителя с тем же расчётом и осторожностью, с коей наносили удары, маг буквально танцевал в окружении жизни и смерти. Порой одновременно несколько человек бросались на него, и тогда кости превращались в клетку, надёжно защищая своего хозяина. Последних воинов он убил лично, посохом, проломив череп одному, а второго пронзив острыми ветками. Деревянная оболочка Ткача обломилась в нескольких местах, обнажив нутро из серебристого металла. На прощанье умирающий враг вогнал в череп мальчика клевец, но секунды торжества на его лице быстро сменились разочарованием. Маг не придал никакого значения данному моменту. Отключив все человеческие чувства перед боем, он кажется даже не заметил торчащего в глазнице оружия.