Текст книги "Славься, Темная Властительница! (СИ)"

Автор книги: ivan_kun

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 84 страниц)

– Ну продолжай. В общем, ты счастливо росла в Бескрайнем Лесу с мамой и папой. О боги, как же я тебя завидую!

– ... – в темноте повисло молчание.

– Мизори, а ты часом не сумасшедшая? Ты хоть представляешь, на что похожа жизнь гоблина среди этих остроухих?!

– Эльфы – светлая раса, они добрые и красивые, – процитировала Мизори записи, прочитанные как-то в дневнике эльфийки. – Разве они не дружелюбны по отношению к представителям других видов?

– Добрые? Да. Красивые? Да. Светлые? Светлее некуда. Но про дружелюбность там кажется не было ни слова. Мизори, посмотри вокруг, на клан Шнобля посмотри – их прогнали из болота. Болота!! А знаешь, что будет, если эльф застукает кого-то чужого в лесу? Скорее всего, ничего. А вот если этот чужой какую ветку сломает или костёр разведёт под деревом, по нему смело можно будет заказывать панихиду. Раса моей мамы, как ты понимаешь, специализируется на ломании чего-нибудь. Эльфы их на арбалетный выстрел к себе не подпускали. И вот среди этих существ нам предлагалось жить. Их и так не прельщал факт, что в их городе поселилась живая пародия в лице моей мамы, но то, что она женилась на одном из них, оскорбляло ещё больше. Всё было настолько плохо, что для проведения обряда бракосочетания и соединения родителям пришлось идти за пределы леса. Когда я родилась, был объявлен официальный траур, спущены флаги, а жители города облачились в чёрное. С взрослением лучше не становилось. Во многом из-за самого взросления. Мы растём в двенадцать раз быстрее эльфов. То есть я уже могла читать, когда мои ровесники только учились ходить. Иметь друзей мне очень хотелось, но при таком раскладе это было даже невозможнее невозможного. Наоборот, каждый день я встречала в глазах окружающих столько ненависти, сколько ни одному из твоих властелинов-предшественников даже не снилось.

– Ненависти?

– Ах, извини. Как я могла забыть, что эльфы не умеют ненавидеть. Правильнее будет назвать это презрением. Самой сильной формой презрения из всех, что только может существовать. Помнишь, ты как-то говорила о том, что маги тщеславны? О том, что вас развращает сила и власть, мысли о том, что вы избраны богами? А теперь представь насколько тщеславны те, кто от рождения идеальны, всеми любимы и обладают бессмертием! Этой спеси ни одна тысяча лет, она впитывается с молоком матери и с каждым новым поколением становится сильнее. С возрастом эльфийская гордыня только крепнет. Наш Диаргонронаниэль, считающий, что перед ним королевские особы ноги раздвигать должны, просто хомячок в сравнении со взрослыми двухсотлетними эльфами, а ведь есть и те, кому больше тысячи лет! Презрение окружало меня на протяжении всей жизни в Бескрайнем Лесу, оно было в каждом слове, в каждом жесте, я буквально дышала презрением. Помню, однажды мне понадобился рычаг для самовзводного арбалета, и я случайно сломала пару веток на священной пихте. Знаешь, что со мной за это сделали?! Ничего! А одного из себе подобных за такое бы изгнали! Теперь понимаешь, на что была похожа моя жизнь?

– Но почему тогда они тебя не... – она хотела сказать убили, но промолчала. Слишком цинично прозвучало бы это слово. Только Мерль даже не думала стесняться.

– Убили? – уточнила эльфийка. – Меня или маму? Хотя не важно. Дело в том, что это было равнозначно убийству и моего отца также. А он в их глазах и так был жертвой. Влюбиться в гоблина – страшная участь, гораздо хуже смерти. Некоторые и правда подумывали избавить его от страданий, но вот беда – он был счастлив с нами, счастлив настолько, что не замечал всего творящегося вокруг бедлама.

– Так погоревал бы и нашел себе другую.

– Нельзя другую, – Мизори почувствовала, как рука зеленоглазой дрогнула. – Смотри, я тебе уже которую тайну рассказываю. Эльфы – клинические однолюбы. Все эти сказки про “жили они долго и счастливо и умерли в один день” – не сказки вовсе. Наша светлость проявляется в любви. Это как война для орков, ненависть для тёмных эльфов, чистота для элоев. Один раз и на всю жизнь. Без разницы, в кого, ни вид, ни пол, ни возраст не имеют значения. Мало того, связь между эльфом и его партнёром настолько сильна, что в случае смерти второго умрет и первый. Если твоим избранником становится эльф, то всё в порядке, но существа других рас не так долговечны. Поэтому мы так редко покидаем пределы анклавов – для молодого эльфа путешествие в иноземные города смертельно опасны. Мы очень скромные и робкие, порой, чтобы открыть кому-то свои чувства, приходится не один год собираться с силами, ведь отказ так болезненен. Я видела одного такого, вернувшегося. Он вёл себя как все, надменно со мной и приветливо с другими, но в его глазах была бесконечная пустота, в нём не осталась ни надежды, ни даже отчаянья, а в один прекрасный момент он умер. Иногда так бывает – бессмертный эльф просто умирает...

– И нет никакой возможности избавиться от этого чувства? Эликсир против любви уже не одно тысячелетие существует.

– Извини. Если выпить его после того, как влюбился, то просто помрёшь. До – тоже не выход. Нельзя избавится от своей сущности, Мизори. Могу только сказать, что вы, люди, большие счастливчики. Вы не несёте на себе отпечатка света или тьмы. И можете хихикать над этими ненормальными «остроухими», у которых с ориентацией проблемы. Вы свободны в своем выборе. У моих родителей такой возможности не было.

Когда мама встретила отца, ей уже перевалило за пятнадцать, а значит и ему и ей было отведено совсем немного времени далеко не самой счастливой жизни. Моё рождение немного успокоило их, был небольшой шанс, что пока я жива, будет жить и папа. И представь себе, получилось – он слёг, но не умер. Процесс смерти для него затянулся на несколько десятилетий. Однако и мой срок уже подходил. Мне было тридцать три. Я скрывала свой возраст как могла, а он, впавший в забытье, даже не замечал. К великому счастью старый гоблин не сильно отличается от молодого, только поседевшие волосы приходилось красить. Конечно, долго подобное продолжаться не могло. Не знаю, был то страх или действительно желание продлить его дни. Я ушла из Бескрайнего Леса, соврала, сказав, что отправилась на поиски лекарства, в тайне надеясь, что незнание и надежда поддержат папу.

– И куда ты отправилась?

– К людям.

– Сочувствую.

– Напрасно. Они ведь понравились мне куда больше гадких остроухих родственничков. Да, презирали, но не задирали нос. Могли пнуть или обозвать. Не молчали, не шептались за спиной, а кой-какие бродяги даже нисходили до того, чтобы подраться со мной за кусок плесневелого хлеба. Эльф бы скорее с голоду издох. В целом жизнь на помойке не так ужасна, как все думают, да и длилась она не долго. Прослышав о том, что я умею читать и писать, меня взяли на работу. Платили гроши, но была бесплатная бумага и чернила. Именно тогда я начертила свой первый чертёж. Тот самый самовзводный арбалет. Есть много моделей самовзводного арбалета, моя в том числе. Этот чертёж я вожу с собой в качестве талисмана, он негодный совсем, тогда большинство моих изобретений ломались, я ведь не знала физики с математикой, не умела рассчитывать нагрузки, а без этого в нашем деле никуда. Путешествуя из города в город я потеряла счёт времени, пока внезапно не осознала, что с момента моего ухода прошло пятнадцать лет.

– Не заметила? – недоверчиво переспросила Торвальд.

– А как заметить? В разных местах разные календари. Или ты имеешь ввиду... А, понятно. Мы не совсем как люди, в этом плане хоть чуточка эльфийского в нас есть. Мы почти не дряхлеем – волосы седеют, кожа морщится, но организм в большинстве своём работает отлажено, как фаланга копейщиков. На размышления меня навело другое – уши стали вроде как тянутся к макушке. Да, Мизори, вот эти самые уши. И не надо их трогать!

– Ты начала меняться? Стала полуэльфом?

– Полуэльфы? Это всё сказки. Нет ни полуэльфов, ни полугномов ни каких-нибудь ещё полу. Этот вопрос был изучен мной очень подробно. Доля более развитого вида в ребёнке – не более десяти процентов. Она не сильно на него влияет и обычно является латентной до самой смерти. Многие когда-то думали, что становясь сильнее полудраконы, например, начинают отращивать крылья и когти. Сила здесь ни при чём, просто умирает основное тело, а организм пытается пробудить те самые латентные качества, стремясь выжить. Удаётся очень редко, но их тоже не назовёшь полуковками, в них ничегошеньки не остается от прежнего родителя. Свой путь полудракон закончит гигантской ящерицей. Мне повезло больше. Когда мои уши... Миз! Ты сумасшедшая ушная фетишистка!!

– Кто-кто?

– Не важно. Слушай мою слезливую историю спокойно.

За десять лет, что ушло на полную перестройку организма, я смогла найти путь к родному городу. Иногда приходилось делать длинные остановки, изменения, происходящие во мне, требовали покоя и большого количества еды. Порой на путешествия просто не было сил. Но я старалась. И я не успела. Папа уже двенадцать лет как погиб. Мне оставалось только поплакать над его деревом.

– А как тебя встретили соплеменники?

– Как обычно. Для эльфов внешность не так важна, как для людей. Гоблин для них навсегда останется гоблином. Но попрощаться с папой мне позволили – уже большое одолжение. Разумеется, о жизни вместе с ними не могло быть и речи.

– И ты вернулась к людям?

– И я вернулась к людям.

Эльфу легко среди людей. Нас любят, уважают, почитают. Есть, правда, разные культы тёмных богов, которые считают, что эльфика – самый лучший кандидат на жертвоприношение. Но это уже совсем другая история.

– Кажется теперь многое проясняется. Эти твои приступы хамоватости, любовь к механизмам. Никак мамочкино наследство.

– А вот и нет! А вот и неправда! Это я технику совсем не за это люблю, а потому, что техника сможет принести Континенту огромную пользу. Только представь, что будет, если машины достигнут хотя бы половины того же могущества, что и магия?! Они смогут во много раз облегчить наш труд. Не будет больше рабства, все будут счастливы!

– Если не будет рабства, то незачем будет брать пленных, – холодно отрезала Мизори. – Одна подруга рассказывала мне, что когда-то давно люди умели создавать летающие машины и корабли, что плавают без парусов. Это и правда дало людям очень много – уничтожило два континента.

– Но Миз, ты вечно бурчишь. Хватит бурчать, Миз. Одежда, сотканная на ткацких станках спасает множество людей от холода, а наша мануфактура скоро начнёт выпускать превосходные арбалеты и кольчуги, которые помогут нам защититься от злых врагов. Ой, я хотела сказать добрых врагов. И вообще, когда ты начнешь меня жалеть?

– Прости, прости... Теперь, послушав тебя, я могу с полной уверенностью сказать, что ты...

– Несчастная маленькая страда...

– Абсолютно долбанутая эльфийка.

– Чего?! Это я-то?!

– Ну хорошо, ты абсолютно долбанутая гномка.

– Не смей меня оскорблять!

– Ладно, ты оркесса.

– Я не зелёная!

– Человек.

– Не подлая!

– Гоблин.

– Не вонючая!

– Эльф.

– Не самодовольная!

– ...

– И не...

– Извини, но для вампира ты недостаточно холодная и волосатости в тебе для оборотня маловато. И вообще я «подлый человек» и сужу исключительно по внешности. Выглядишь эльфом? На ощупь как эльф? Значит эльф!

– Мизори.

– Что?

– Если на то пошло, щупай лучше уши. Только не сильно. И не часто.

– Сколько ж тебе лет, маламут ты этакий?

– Не вежливо такие вещи спрашивать. Девушке столько лет, на сколько она выглядит.

– Ну хорошо, хорошо, девушка, больше не буду тебя ни о чем спрашивать. Даже о том, как тебя занесло в пленницы к Тёмным Властелинам.

– Про первое не буду рассказывать, а вот про второе...

Мизори задумчиво вглядывалась в темноту. Хотя никакой темноты для неё здесь не было. Крохотные молнии в зрачках давали чувствительным глазам те самые крупицы света, коих достаточно для того, чтобы увидеть собеседника. Мерль. Интересно, как её звали раньше? Может Мерль – это обидное прозвище? Эльфийское сокращение? Гоблинское имя? Девушка, что сидела сейчас перед ней, всячески пыталась показать, как тяжело ей было в жизни и, похоже, сама не понимала, в чём её настоящая беда. Мерль, вечная скиталица, больше двух столетий шагающая по Континенту и не находящая своего места. Гоблины – коллективные существа, эльфы – коллективные существа. Зелёные глаза этой девушки никогда не ответят на вопрос о том одиночестве, что её терзало и продолжает терзать по сей день. Она будет говорить о насмешках, презрении, о технике, моде, о чём угодно, но только не о том, что по-настоящему имеет значение. Единственный полуэльф-полугоблин в истории – такому существу просто нет места в мире. Будь на месте Мизори Йохан, он непременно нашёл бы нужные слова, чтобы внести в душу эльфийки хоть немного ясности, Эмми нашла бы добрые слова, чтобы хоть как-нибудь её подбодрить. А что может Мизори? Её талант – делать горячие тела холодными, и уж никак не врачевать души. Что она может сказать?

– Может выпьем? – тихий голос в темноте таил в себе призрак улыбки.

– Алкоголь? По-моему он имел место быть совсем недавно, – настороженно повело ушами зеленоглазое создание.

– Мы же во дворце, а во дворце каждый вечер положено устраивать пиры. Вот и мы устроим пир в честь моей славной победы над добром. Минипир, в честь минипобеды.

– Ваше Величество, – грубый голос из внешнего мира нещадно пошатнул основы только-только устоявшейся идиллии.

– Ульф! – прокричала в ответ королева. – Я же сказала, чтобы меня оставили в покое!!!

– Но Ваше Величество, там убийство!

– Кто-то из дворцовых?

– Нет, но...

– Вот пускай тогда стража этим и занимается. Им за это жалование платят. А мы заняты! У нас дела!

– Минипир! – озвучил своё веское мнение звонкий голосок. – Уйди, главнокомандующий, в свою казарму!

Пожав плечами, Ульфрик развернулся и ушёл. Спорить с долбанутыми на всю голову женщинами у него не было никакого желания.

Диэлю было плохо. Он чувствовал себя оскорблённым и глубоко униженным. А конь, эта проклятая кляча, двигался слишком медленно, позволяя толпе наслаждаться видом поверженного героя.

– Буфу-муфуфу, – изрёк эльф, что в переводе означало «Да поможет мне Люмина». Нет, не в переводе с эльфийского. Дело в том, что говорить сыну Бескрайнего Леса мешал кляп. Так уж получилось, что его всё же удостоили унижения, но совсем не такого унижения, на которое он рассчитывал. Ёрзая на неудобной спине лошади, он едва сдерживал себя, чтобы не расплакаться.

Как можно обойтись с живым существом столь жестоко?! Раздеть, связать и выставить из города! Но самым ужасным было даже не это, а глаза, которыми на него смотрели жители Мизорсбурга, особенно жители женского пола. В эти секунды лишь четвёрка стражников отделяла его от весьма незавидной участи. Уж эти не постесняются надругаться. Да так, что можно будет смело прощаться со всеми видами невинности и жизнью в придачу, потому как взгляды мужей этих самых женщин носили диаметрально противоположный информационный посыл.

Очередной пошлый выкрик и длинноухий боязливо прижался к шее своего скакуна. Нет, деревянная лошадка на колёсиках не сможет спасти его от позора, не перенесёт через высокие стены, с жалобным скрипом продолжает она свой бесславный путь. А взгляды человеческих женщин, что острее стрел...

В груди что-то кольнуло и герой ощутил металлический привкус во рту. Он так и не понял, что произошло. Взгляд юноши помутнел, тело обмякло и съехало в бок, повиснув удерживаемое только веревками. В толпе кто-то вскрикнул.

Арбалет был Его подарком на годовщину. Превосходное оружие, с помощью которого даже слабая женщина сможет защититься. И защитить семью. Она часто брала его в руки, но стрелять в кого-то живого не приходилось ни разу до этого самого дня.

Что она чувствовала?

Покой и умиротворение. Неземную, чарующую лёгкость. Впервые с момента Его смерти женщина испытывала радость. На то, как возятся с трупом стражники, она могла бы смотреть часами. Но нет. Слишком рискованно.

Бросив за окно последний вороватый взгляд, Люсиль принялась разбирать оружие. Сняла она положила в чехол небольшой ворот, плечи, два запасных болта, пузырёк с ядом. Всё прошло на ура. Забросив свёрток в мешок, женщина уже хотела покинуть чердак, как вдруг крышка люка скрипнула и из провала высунулась человеческая голова в шлеме стражника. Арбалет был уже разобран, но даже будь он взведён, Люсиль глубоко сомневалась, что смогла бы убить кого-то, глядя ему в глаза. К тому же, она хорошо знала этот шлем – тусклый, немного ржавый.

Грузное тело без особых усилий протиснулось в лаз. Маленькие глазки с отвращением смотрели на женщину. Он молча приблизился и с размаху ударил её в живот. Покрытые железными бляшками рукавицы тихо звякнули, Люсиль согнулась, хватая ртом воздух, лишённая способности сопротивляться она ощущала, как сильные пальцы сжимают её горло.

– Зачем? – шепчет стражник. Слова его горьки, как пережаренный кофе. – Как ты могла?

Хватка ослабла, и женщина опустилась на пол, она уже забыла, сколько силы в этих пухлых руках.

– Чарли бы меня никогда не ударил! – прошипела убийца.

– Всё верно, но рассказал бы мне. И вот я бы не стал с тобой церемониться! Так поступить с его памятью! Он ведь никогда бы ни нарушил закон! Из-за чего? Из-за мести?! Из-за какой-то там мести его дети будут расти и без матери тоже?! Не смей отворачиваться, когда с тобой говорят!

Они смотрели друг на друга, пока женщина не уткнула взгляд в пол. Гнилые половицы, изъеденные трещинами, казалось вот-вот рассыплются, забирая её вниз, в мир демонов, о котором говорилось в древних легендах.

– Я не могла. Это было нечестно! Он умер! А этот ублюдок…

– Арбалет сожжёшь, – прервал её Шон, – потом выкинешь то, что от него осталось. Выкинешь в реку, туда даже гоблины не сунутся. Придумаешь историю того, где была сегодня. Хотя... Кого я обманываю? Если Её Величество всерьёз возьмется за это дело, тебя ничто уже не спасёт. Так что молись богам, чтобы этого не произошло.

– Спасибо, брат, – слова сорвались сквозь слезы.

– Это слово можешь забыть. Я помогаю тебе только ради племянниц, потому, что они Его дети. А ты мне теперь больше не сестра, – Шон ушёл через тот же люк. Приглушённые слова о том, что стреляли, видимо из другого дома, доносились сквозь прогнивший пол. Женщина сидела в углу, обхватив колени и прижав к груди чехол с арбалетом. Одна наедине со своими мыслями. По щекам Люсиль бежали слезы. Решимость, торжество, покой – всё куда-то испарилось. Всё вытеснил страх – боязнь того, что её рано или поздно найдут, что она будет болтаться на верёвке в центре рыночной площади, что никогда не увидит, как вырастут её девочки. Страшные, страшные мысли о том, что она только что разрушила то немногое, что осталось от её жизни.

Столовая была неотъемлемой частью лаборатории Клауса. Небольшая комната в западном крыле, в которой лич принимал пищу. Здесь, как и в любом из отведённых ему помещений, царил идеальный порядок, за которым следил один из трёх поднятых им скелетов. Скелеты были хорошими работниками – им не нужен был сон или отдых, не нужны были деньги. Даже хартии Астралора, отрицающие рабство, позволяли хозяину нещадно эксплуатировать нежить и вообще делать с ней что душе угодно. Хотя министр здравоохранения имел весьма ограниченную фантазию – нежить у него прислуживала за ужином.

С чинным лицом, насколько это возможно при отсутствии такового, слуга поставил поднос с приборами перед Клаусом. Положил серебряную ложечку, наполнил бокал яблочным компотом. Торт, что был внесён следом, был настоящим произведением кондитерского искусства: море крема, словно снег устилающего коржи из нежного теста, вафельный замок с шоколадной крышей и леденцовым флюгером в виде петуха. Клаус был очень опечален невозможностью препарировать эльфа, бедняга отменил все встречи и решил по старой традиции утопить горе в сладеньком. В конце концов, ради чего он вообще держит живое тело?!

Ложечка осторожно срезала кусочек коржика, и медленно отправила его в рот. На лице забрезжил призрак улыбки. Ещё один кусочек. Глоточек компота. Жизнь, пожалуй, не так уж и плоха, даже если это не совсем жизнь.

– Эй, министр!

Клаус замер с ложкой в руках. Стоило ли смазывать двери, чтоб к нему вот так бесшумно вламывались? Хотя какой безумец будет вламываться в лабораторию некроманта?

– Добрый вечер, Сэр Ульфрик, – мальчик с сожалением посмотрел на торт. – И что же такое случилось, что вы прерываете мою трапезу?

– Тортик? Как, однако, мило, – тело мужчины несколько раз тряхнуло от смеха, но он быстро взял себя в руки. – Убийство. А ты вроде как имеешь все права на трупы.

– Трупов у нас и так хватает, – некромант состроил недовольную рожицу.

– Даже эльфийских? – сощурился Сэр Хайниц.

– Эль... Что?! Его... В смысле, это он? Его убили? Ты доложил об этом королеве? Вряд ли она отдаст мне тело.

– Королеве данное происшествие не интересно, – с показным равнодушием изрёк бывший сотник. – Сказала, чтобы им занималась стража. Так что, светило науки, трупак длинноухого заносить?

– А? О да! Конечно! Ульф, ты герой этого дня. В смысле, Сэр Ульфрик, – лич не мог сдержать восторга. Мёртвый эльф был для него не меньшей радостью, чем для какой-нибудь юной романтичной особы эльф живой. – Как? Как я могу тебя отблагодарить?!

– Э... – главнокомандующий слегка опешил от подобного предложения. Он ведь просто рассчитывал пошутить над великовозрастным мальчишкой, не рассчитывая на награду. – Да вроде всё и так неплохо. О, слушай, а не дашь мне кусочек этого торта? Отнесу моей, она любит…

Эту ночь Клаус провёл в компании мёртвого эльфа, Мизори в компании живого эльфа, а Леди Грета – в обществе вкуснейшего торта.

====== Бал среди ясного неба. Часть первая ======

Серые каменные стены, дрожащий огонь свечей, стук каблуков.

Такт был хорошо известен на всём Континенте, известен преимущественно в среде людей, у эльфов и орков свои танцы, обычно бесконтактные. Дроу тоже не любят прижиматься друг к другу – слишком хорошая возможность свернуть партнёру шею или перерезать глотку. А вот среди людей он прекрасно прижился. Сложилось множество разных ролей и позиций. Более того, у каждого сословия для каждого случая был свой собственный Такт. Королева с королём танцевала не так, как королева с рыцарем, танец придворного мага и Властелина отличался от крестьянской ярмарочной пляски. Такт своего рода правило хорошего тона, неизменная часть любого праздника, а иногда и траура – способ выразить что-то без слов, посекретничать или наоборот, привлечь внимание к событию.

Мизори о танце знала. Один из его подвидов, «придворный маг и правитель», являлся обязательной экзаменационной дисциплиной. Но на предстоящем мероприятии требовался несколько иной уровень, посему Её Величество не без сожалений отказалась от боевых тренировок и части дружеских посиделок во имя нарезания кругов по залу в компании министра по общественным вопросам. Пускай она и относилась к нему с некоторым пренебрежением, в искусстве танца чиновнику было не отказать. Он быстро объяснил девушке партию правителя, рассказал о некоторых обычаях, общих для любого двора, а самое главное – продемонстрировал несколько приёмов недобросовестного танца, а также способы им противодействия.

– Ваше Величество будет находится в обществе людей, её не признавших, – объяснял мужчина. Для большего реализма он одел традиционный для гражданских лиц костюм – самый дорогой из тех, что у него были. Длинные серебристые волосы были убраны и перетянуты несколькими жемчужными нитями. Образ дополняли золотые серьги и набор перстней, которого хватило бы для окольцовки целого курятника, – вас могут толкнуть, поставить подножку, да много чего...

– Ясно, – Мизори кивнула, её руки легли на плечи партнёра – элемент, показывающий власть над объектом. Валиант совершил изящный полуоборот, вывернулся и прижал одну из ладошек девушки к бедру, вторую сжал в руке. Королева недовольно фыркнула.

– Позиция ментора, – пояснил сребровласый. – Ваше Величество, не стоит надувать губки и морщить лобик. Во-первых, это вам не идёт, а во-вторых, любое проявление слабости будет расценено как, простите за тавтологию, проявление слабости. Вы должны оставаться холодны, каковы бы ни были обстоятельства. Я понимаю, сколь это сложно с вашим страстным темпераментом, но вести себя как полновластный монарх можно лишь после получения, я извиняюсь, полной власти.

Колдунья мысленно чертыхнулась. Осторожно, пускай и приложив изрядную силу, попыталась переместить министерские ручонки хотя бы на уровень талии. Рука двигалась тяжело, и властительница в который раз прокляла свой выбор. Валиант не отличался особой субтильностью, да и рост его был ниже от силы на пару сантиметров. И всё же рука шла вверх, пока внезапно сопротивление не прекратилось, кисть дёрнулась и каким-то невероятным образом оказалась у Торвальд за спиной, сама же девушка теперь была прижата к министру чуть больше, чем полностью.

– Прошу простить за дерзость, – заискивающе прошептал аристократ. Его губы были у самого уха и горячее дыхание неприятно распаляло кровь, – позиция довольно щекотливая. Обычно при силовой борьбе руку просто отпускают так, чтобы она влетела в глаз кому-нибудь из соседей. Кстати, у миледи будет шлейф? Лично я порекомендовал бы как можно более короткое платье, желательно без рукавов.

– На мне будут доспехи, как сейчас, – чародейка осторожно переставляла ноги, размышляя над тем, как можно выпутаться из сложившейся ситуации. – Это проблема?

– Вовсе нет, всегда будет парочка военных или просто любителей пощеголять искусным вооружением, вы будете смотреться на их фоне весьма органично. Я бы даже сказал, выигрышно, – руки министра оставили талию девы, как бы невзначай сползая вниз.

– Ещё три сантиметра, и взятки будешь брать зубами, – сказала Торвальд. – Ты, кажется, должен учить меня официальному такту, а не сарельгаадскому.

– Ваше величество очень просвещённая особа.

– Конечно, я довольно много путешествовала. Лучше объясни мне, как выпутаться из такой ситуации.

– Никак, моя госпожа, если вы, конечно, не орк, а ваш партнёр не хлюпик. Руки на плечи оттого и кладутся, чтобы можно было держать дистанцию и вас не сгребли в охапку. Здесь, правда, есть одна хитрость. Придумал не я, но вывернуться порой помогает. Вы берёте ручки партнёра и кладете туда, куда мне только что запретили, делая при этом вид, что попались добровольно. Если партнёр противоположного пола и хорош собой, вам вполне могут поверить. Хотите прорепетировать?

– Спасибо, Валиант, но этим искусством я овладею как-нибудь сама. Ещё раз с самого начала?

– Как вам будет угодно.

Длинные белые свечи превратились в сморщенные огарки, капли воска стекали по резным канделябрам. Время перевалило за полночь, но в большом, некогда роскошном, а теперь сером и бедном зале слышался стук каблуков и кружились в танце двое. До большого ежегодного балла оставалось четыре с половиной недели.

За столом восседал совет Параракса. Как такового официального совета, разумеется, не было, просто были люди, а ещё хорошенькие рыженькие эльфийки, большущие желтоглазые филины и некроманты в теле мальчишек, к советам которых Её Величество Мизори Первая имела обыкновение прислушиваться. Следовала она им гораздо реже, но сейчас сложилась ситуация, из которой никак не вырулить в одиночку. Её ждал бал, и если как девушка она ощущала себя более чем готовой к данному мероприятию, то её позиции как королевы значились куда более шаткими. Королеву делает свита, а у Мизори таковой не было. Костяк аристократии получил праведное возмездие от народного гнева, а те, кто рангом пониже, были рангом пониже, как сказал бы мессир Валиант, который, впрочем, уже застолбил для себя место за счёт должности министра.

– Ну что, начнём? – поправив каштановые волосы, бывшая героиня дружелюбно улыбнулась. – Думаю, вы все станете прекрасной свитой. Или кто-нибудь не согласен?

– Филина брать нельзя, – покачал головой Клаус, – шутка про птичьи мозги почтенного Гуамоколатокинта никогда не выходила из моды в этом государстве.

– Лича брать нельзя, – заявила Мерль, – нежить больше ста лет как вышла из моды в этом государстве.

– Эльфийку брать нельзя, – изрёк Сэр Ульфрик, – слишком болтливая, к тому же велик шанс, что о Её Величестве подумают что-нибудь не то.

– Сэра Ульфрика брать нельзя, – молвил Валиант, – все знают его как бывшего сотника – ни влияния, ни престижа.

– Господина Торблета брать нельзя, – неожиданно для себя заговорила Леди Хайниц, – он нас продаст первому попавшемуся лорду.

– Леди Грету брать нельзя, – после секундного размышления изрек Гуамоколатокинт, – из неё придворная дама ещё хуже, чем из Сэра Ульфрика.

– Королеву брать нельзя. У нее нос слишком курносый, – сквозь зубы прошипела Мизори. – Вы что, издеваетесь!!! Никого нельзя? А кого тогда можно?!

– Осмелюсь предложить вам неплохой вариант, – некромант заискивающе провёл рукой по столу, словно отметая остальных кандидатов. – В моих возможностях создать десяток зомби, обладающих должным уровнем внешности, превосходными манерами и идеально выполняющих приказы. А ведь есть ещё фактор воздействия страхом...

– И тогда соседи решат, что у нашей королевы не осталось людей, – Валиант сцепил пальцы, окинув взглядом коллег в поисках поддержки. – Я вполне могу отобрать из городской аристократии десяток человек, вполне презентабельной внешности с превосходными манерами...

– И не забудьте про фактор воздействия страхом, – закончила за него Торвальд. – Спасибо. Уж лучше зомби. Давайте-ка, милые мои, закопаем топор войны и начнём продуктивное обсуждение. Гуамоко и Валиант, вы двое самые опытные в придворных вопросах, изложите-ка наше положение и где находится выход из этого положения. Только прошу, без сарказма и грубых аллегорий, – поспешила добавить она.

– А положение таково, Моя Королева, что у вас нет двора. Мессир филин не спешил вам его расхваливать видимо потому, что шум и гам мешают почтенным совам спать ночью...

– А ещё чавканье, – нахохлился министр. – Только представьте, что сотня ртов одновременно уминает паштет из киларийских куропаток. Купленных за государственный счет, между прочим.

– Ну-ка цыц! Гуамоко, дай ему договорить.

– Я просто хотел сказать, что двор это прежде всего люди, помогающие управлять страной, а порой даже управляющие ей. И если вы таковых не покажете, то остальные могут подумать, что у вас их либо нет, либо они находятся в оппозиции. И первое и второе, как я понимаю, нас не устраивает?

– Совсем не устраивает. Но полагаться на случайных людей я тоже не могу. Гуамоко, кого из здесь сидящих ты посоветуешь?