Текст книги "Мертвый мир - Живые люди (СИ)"
Автор книги: Полина Гилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 78 (всего у книги 85 страниц)
Словно вспоминая о брате, обо всех, чьи смерти хранили развалины Холвудс и станции, не чувствуя, но зная, рука Джина дернулась, вырываясь из-под колена разбушевавшегося, теперь действительно похожего на безумную копию Николаса – которая не может себя контролировать-, впиваясь в веко Митча. Пальцы сами нажимали, стремясь выдавить глазное яблоко, а после вес исчез, позволяя веснушчатому парню вздохнуть глубже, тут же чувствуя, как кровь заставляет почти захлебнуться, струясь то ли из губы, то ли из носа.
Провозившись, ползая и водя руками по бетону, что оказался залит вязкой субстанцией, Джин успевает стать лишь на одно колено в надежде подняться, вновь замечая пятящегося назад Одли, который врезается в ящики, приземляясь на них же, когда ботинок Стивенсона встречается с лицом, а после и ребрами.
–Ты слишком тупой, чтобы понять, что правильно! – Джин чувствует, как синяки остаются на коже. Темнота помещения теперь становится ярким светом, что слепил глаза, заставляя жмуриться и закрывать лицо руками. – Хотя нет, ты знаешь, что мы правы, но ты трус, который не может решиться! Ты что боишься девчонки? С каких пор бабы могут помыкать тобой?
Джин уже не знает, сколько именно ударов почувствовало его тело. Даже в те моменты, когда Стивенсон чуть отходит назад, словно набираясь сил, попутно заглаживая потные волосы с капельками крови, веснушчатый парень ощущает удары. Но в голове только одно: что правы не они, что прав он сам.
–Постой-ка! – ботинок прижимает голову к полу, пачкая одну часть лица в собственной крови. – Ты боишься не Блэр или Билла, ты боишься, что твой братец в тебе разочаруется. – Митч опускается рядом, еле сдерживаясь, чтобы не достать нож и не зарезать бывшего одноклассника, подобно свинье. – Так у меня для тебя новости: он давно разочаровался в тебе. Еще в тот момент, когда стал умнее. Кретин.
Когда все это закончилось, а шаги Митча, эхом отдающиеся или в голове, или в помещении, перенеслись в иную комнату, скрываясь за дверью, Джин Янг точно знал, что все его тело способно пережить подобное избиение, которого он даже не стыдился. В этот момент Джин, напротив, чувствовал гордость, но и ненависть никуда не делась. Его сознание было туманно, но он был уверен: люди на станции не являлись мусором, даже Блэр, относящаяся ко всему посредственно, не позволяла себе подобного. Митч же давно стал сволочью и мразью, убить которую, в какой-то момент, стало одной из важных целей Янга.
–Мне так жаль, Господи, мне так жаль… Джин, прошу…Боже мой… Боже мой, – парень не сразу осознал, что голос Дейва Одли доходит до его сознание, более того, светловолосый вовсе поднял парня, усаживая того спиной к коробкам. Все тело ныло, но глаза открылись, смотря на бывшего одноклассника, который недавно просто стоял в стороне, дрожа. В какой-то момент Джин подумал, что чем-то похож на Одли, но тот начал подобие исповеди, часть из которой Янг пропустил.-Я… Они не были мусором, потому что… Нет, не были. Они все не дожили до этого: Джули, Джейн, Зак, Брина. Понимаешь, не дожили? И им повезло, я бы хотел умереть, потому что жить здесь, вот так, это… Я бы умер, но я просто боюсь, я ничтожество, которое подчиняется, хотя знает, что все это неправильно. Джин спасите меня, потому что иначе, если задержимся, мы все здесь умрем… Все…
Слезы смешивались со слюной, а лицо Одли кривилось, показывая всю его жалкость. Его рот кривился, подобно резиновому кругу, а сам парень порой тряс Джина, словно умоляя его. И видя это, этот момент, когда Дэйв осознал, что всегда был трусом и глупцом, заставил Янга улыбнуться, искренне и широко – насколько позволяли опухшие и разбитые губы-, прежде чем провалиться куда-то в неизведанное. Неизведанное, где часто бывали и Блэр, и Дарлин, и Билл.
***
Я спала долго, не помня и вовсе, как уснула – что и волновало меня на протяжении всего пребывания в месте, воссозданном памятью. Вновь ощутив, как неизвестная субстанция проникает внутрь тела, испытывая страх удушения, я снова оказалась у темного экрана с мелькающими цифрами. Я видела очередные воспоминания, но опять не свои, а старины Билла: его безликая и безымянная мать, фигура рогатого демона-отца и разноцветный мяч, что стремительно катился к водоему в конце улицы, звонко отскакивая от земли.
Я увидела и войну, вернее, собственные представления о подобном, а после перенеслась в мир пансионата, где пахло лекарствами и едким запахом мыла. Там все было чистым, светлым и тихим, а старики играли в шахматы, радуясь таким маленьким победам.
Когда время моего пребывания в этом месте закончилось – на этот раз причиной стал крысиный писк-, я вновь ощутила уже знакомую субстанцию, готовясь к болезненным ощущениям. Но ничего не произошло, только фигура растерянного Джина появилась посреди удаляющейся от меня темной комнаты, а его голос удивленно произносил моё имя. Когда темный тоннель, не имеющий начала, конца и стенок, закончился, я очутилась в знакомой черноте, разделяемой металлическими прутьями клетки.
Крысиные лапки, мокрые и холодные, противно соприкасались с кожей, от чего я почти подскочила, чувствуя отвращение. Отползая в противоположную часть клетки, спиной встречаясь с холодом металла, я услышала довольный смех, издевающийся и насмехающийся, а после хлопок ладоней. В свете тусклых ламп, что качались из стороны в сторону, я заметила двух мужчин, которые прежде встречались мне – они и привели нас с Биллом на это судно в первый раз. Что касалось старика, его здесь не было.
–Где Билл? – когда замок на клетке оказался открыт, поднимаясь с пола, насторожившись, спросила я, смотря на согнувшегося мужчину, который прежде толкал меня в болящее плечо. На его лицо скользнуло раздражение, когда попытавшись схватить меня за локоть, я отошла в другую сторону.
–Закрой рот и иди сюда, дура, – проигрывая в силе, мне все же пришлось выйти, наступая в образовавшуюся лужу, которая оповестила о себе громким шлепком и брызгами. Капли застоявшейся воды попали на штанину второго громилы, который, кажется, был способен порвать человеческое тело подобно бумажному листу. – Не беси меня.
И снова этот толчок с плечо, будто полный надежды на то, что это и теперь принесет мне боль. Но приносило это лишь раздражение. Однако все мысли затмевал страх за отсутствие Билла. Ведь это же Билл, которого невозможно не любить. Человек, который заменил родителей и всех остальных. Ну, как можно не беспокоится о Билле, рассказавшем тебе одному о своей жизни?
Когда в глаза ударил свет наружного мира, я ощутила себя ребенком подземелья. Пускай недавно я была здесь, на причале с кораблями, но почему-то именно сейчас все казалось еще более ярким и светлым, пускай и серым. Туман к вечеру стал гуще, окутывая собой контейнеры и двухэтажное здание-замок, позволяя додумывать картинку. Я думала, что эти люди заставят меня, толкая, идти именно к месту обитания Николаса, однако поторопились мы в ином направлении.
В самом конце причала, где заканчивались контейнеры и расположился поржавевший кран, покоилось судно средних размеров, однако с пугающими рисунками на бортах. Силуэты с рогами, оставленные черным цветом, глаза и простые мазки – все это почему-то замедляло сердцебиение. Совсем недавно я хотела найти Билла, но теперь от одной мысли, что он может быть здесь, все желание пропало. Вернее мне теперь мечталось о том, чтобы старика не было на этом корабле, потому что, зайдя внутрь, я ощутила запах неприятностей, а после разочарования.
Свет в более просторных, чем на «Зоопарке», коридорах был желтым и болезненным, от чего тошнило. Когда после широкой двери, явно ведущей в какое-то важное место – которую мы оставили позади-, меня почти протащили по небольшой лестнице, вталкивая в комнатку, мое сердце и вовсе остыло, прекращая гонять кровь по всему телу. Лицо побледнело, пальцы похолодели, а взгляд стал сухим.
«Просто помни, сегодня или завтра, ты возненавидишь меня», – этот человек стоял передо мной, опершись о панель управления звуками и светом, где было множество кнопок, бегунков, колесиков и отверстия для каких-либо шнуров. Это была комнатка, откуда управляли показом фильмов или световыми эффектами – за небольшим окошком открывался вид на довольно большой зал со сценой, украшенной красными бархатными портьерами, выигрывающими за счет цвета. Ведь кровь на них была незаметна. Свет в зале еще не горел, только луч одной из ламп был направлен куда-то к потолку, к основанию, где крепились бархатные шторы.
–Как настроение, Блэр? – Николас словно оттолкнулся от панели управления звуками, подходя ко мне. Мне хотелось дернуться, когда он положил руку мне на плечо, по-дружески обнимая, но я не могла, мое сердце ведь замерло от страха и настороженности. Только теперь я заметила Тэда Крайтона. – Хочешь увидеть представление, девочкам ведь нравится цирк, как тебе метатели ножей?
Николас, почти впился я мое плечо, сжимая его до боли, заставляя идти вперед, к окну, откуда был виден пока еще темный зал. Когда меня отпустили, попутно угадывая среди огромного количества кнопок нужную, неосознанно я повернулась к Крайтону, словно ища объяснений, подсказки или вовсе защиты. Но лицо его было равнодушно и безжизненно – новая игла воткнулась в сердце, заставляя теперь кровь хоть немного поступать в тело, пускай и непривычным путем. От этого все мои чувства становились более обостренными и сильными, словно кто-то увеличивал болевой порок до максимума, превышая норму.
Я вновь повернулась к стеклу – которое не позволяло сидящим в зале увидеть того, что происходит в небольшой комнатке с проводами и кнопками-, когда луч света блуждал на залу и сидячим местам, словно кого-то выискивая. Остановился он, лишь найдя, видимо, то, что искал – Роб, Раймонд, Бонни, Лили, Барри и остальные, все, кто выжил после падения станции, стояли спиной к одной из стен, настороженно оглядываясь вокруг. Рядом с ними были люди Николаса с оружием, похожие на нацистов, готовящихся к расстрелу.
Когда я вновь вспомнила о Билле, свет полностью исчез, а затем два ярких луча появились на сцене с бархатными портьерами, позволяя всем увидеть Билла и…
–Нет! – руки сковало, ноги отрубили, горло сжало, сердце остановилось. В какой-то момент я дернулась в порыве неосознанных чувств, не зная, чем руководствовалась, когда черноволосый мужчина резко схватил мою руку, выкручивая ее под пугающим углом, дергая назад. Вторая его бледная ладонь, словно собираясь раздавить, опустилась на мою голову, а после меня лбом впечатали в то же самое стекло небольшого окна. Слезы брызнули из глаз. – Остановись!
Красный цвет действительно был кровавым. Деревянные половицы сцены – крепкими. Колесо фортуны, к которому привязывали людей циркачи в своих номерах, оставалось неподвижно. А шаги тварей шаркающими и мучительно быстрыми, словно вирус мутировал. Теперь зала с сидячими местами не было, как и знакомых – теперь там простиралась черная бездна, пропасть. В этот момент для меня существовала лишь сцена, колесо фортуны, и Билл, дергающийся и вырывающийся, привязанный к этому цирковому атрибуту.
–Что ты чувствуешь?-шипение, шарканье, я все это слышу. В какой-то момент время замедляется, и я ощущаю тревожные вдохи знакомых в той черной пропасти, упивающееся моментом ликующее сердцебиение Николаса и собственный…страх.
–Мне страшно. – гнилые зубы впиваются в плечо, забрызгивая кровью болотного цвета жилетку, в нагрудном кармане которой всегда была пачка сигарет. На бортик сцены вскакивает Роб, стремясь спастись, добраться до Билла, но его хватают, лишь позволяя увидеть представление с первого ряда.
Кровавые брызги смешиваются с темными половицами, бархатными шторами, бледной кожей. Билл кричит разрывающим – подобно гнилым пастям мертвецов-криком, а после кашляет кровью, уже не зная, что больнее: паразит, живущий внутри желудка, или ощутимые укусы, вырывающие куски плоти, разрывающие сухожилия.
Кишки вывалились из живота, когда пальца мертвых разорвали кожу и мышцы, будто девственную плеву, оставляя рваные раны. Длинный канат внутренностей вывалился, звонко плюхаясь в лужу крови, принося особую боль в моменты, когда мертвецы наступали на эту толстую веревку, запачканную кровью.
–Он еще чувствует всё это. Посмотри, его глаза открыты,– шептало мое сознание или же Николас. Хотя все это было одинаковым, потому что черноволосый поселился в моей голове, желая найти последнюю частицу безумия, что я скрывала от него.
–Страшно. – в этот момент в лицо Билла впились гнилые зубы, сдирая кожу, обламываясь и застревая в щеке и веке. Живые трупы, что не доходили до седого старика припали к полу, натягивая кишки, пожирая их, а я уже ничего не слышала. Наверное, когда руки Билла прекратили царапать колесо фортуны, обламывая ногти у корня, он умер от шока. Но, кажется, его тело еще долго жевали мертвецы…
«Мы выберемся отсюда, старик. Обязательно выберемся, ты только подожди», – а теперь старая, грязная, разорванная одежда, пустые глаза, безжизненные конечности и кровь. Я поняла, того времени у нас не было никогда. Мертвецы пожирали голову старика, словно нуждаясь в серой жидкости – от лица ничего не осталось, будто мир хотел, чтобы все мы забыли этого человека.
Я видела смерть Билла однажды, когда еще не знала его. С его гибели или же появления всё и началось: бродяга, вышедший на Коламбус-стрит жарким весенним днем, в старой уродливой одежде, разорвавший сухожилия женщины в серой юбке. Я видела смерть Билла, тем бездомным Билл и являлся. Просто тогда я не понимала этого безумного предупреждения, случившегося только через полтора года с начала эпидемии.
Я ничего не помню. Все исчезло, кроме этого: «Если бы я могла, я бы отдала этому человеку всё. Потому что это Билл. Это ведь Билл, и не любить его просто невозможно. Он заменил родителей, указал путь, поддерживал и дарил заботу. Это ведь Билл, о чьей седой бороде не стоит шутить. Это ведь просто мертвый Билл, с которого все началось».
========== 8.3.Милый друг – Воспламенение ==========
Звуки капающей воды, от которых круги расходятся по лужам на полу. Шлёпанье крысиных лап, суетливое и немного пугающее. Привычное покачивание одиноких ламп желтого болезненного цвета из стороны в сторону. Тихий и печальный скрип деревянных досок, по которым будто бродят призраки. Ничего из этого уже не существовало.
Меня пронзило всеми известными миру звуками и дуновениями в одно мгновение, вырывая части воспоминаний, заставляя трястись в углу клетки, спиной до боли вжимаясь в металлические прутья. Я не слышала ничего, кроме собственных стучащих зубов, а широко открытыми безумными глазами с узкими зрачками ничего не видела – темнота поглотила пространство, ввергая меня в пучину.
Не было ни боли, ни угнетения или разочарования. Только страх, страх, с которым я никогда не была знакома раньше. Сейчас же он предстал передо мной в своем истинном обличие. Что-то безликое, бестелесное, но липкое и ощутимо ужасное кружило вокруг моей души – эти корявые лапы с острыми ногтями, словно играя на струнах расстроенной арфы, нависали над моим сердцем, в любой момент собираясь сжать его в кулак, раздавливая и обращая в пыль. Но разве мое сердце уже не было уничтожено? Разве в груди, за ребрами еще что-то осталось?
Конечно, осталось. Иначе я бы не чувствовала всего этого, оттягивая рыжие волосы в сторону, словно желая снять скальп, надеясь на спасение. Я не чувствовала ног и рук, не ощущала присутствия собственных мыслей или разума – во всем моем теле поселился король ужасов, во мне поселилась смерть. Она рылась среди органов, желая найти путь к голове, к сознанию, чтобы окончательно уничтожить меня.
Я ничего не помнила, и это спасало меня какое-то время, однако что-то внутри все знало, все видело и все чувствовало. Это что-то стремилось сдержать неизвестное, но двери с навесным замком трещали, пропуская воспоминания, подобно рушащейся на глазах дамбе.
И только один голос, немного сиплый, кажется, прокуренный насквозь, с привычной насмешкой и заботой. Один лишь голос, заставляющий кричать от теперь появившейся боли. Кричать и биться в агонии, словно организм из последних сил, включая все резервные возможности, борется со смертью.
Я не чувствовала, когда неуправляемая голова сталкивалась с металлическими прутьями, почти рассекая кожу на лбу. Не чувствовала боли от красных полос на шее и горле, оставленных ногтями – я будто пыталась дотронуться руками до крика, вырывающегося из груди, где страх ждал подходящего момента для моей смерти. Я не замечала, как царапаю пол клетки, все больше пачкаясь в сырой соломе и грязной воде. Я не знала даже о том, что сама себе заламывала пальцы, кусала губы и прокусывала кожу рук, чувствуя металлический вкус крови. А потом все утихло: не только внутри, но и снаружи. Я стала пустой колбой, в которой совсем недавно провели резкую химическую реакцию: в один момент что-то взорвалось, а после самоуничтожилось.
Я понимала и точно знала теперь лишь то, что лежала на полу клетки, прутья которой рассекали пространство на прямоугольники, смотря куда-то вверх, видя лишь темноту. Где-то близко и одновременно далеко продолжали скрипеть доски, скатываться вниз капли воды, перебегать, шлепая лапами, крысы. В этой темноте только болезненно желтый свет лампы заставлял меня верить, что я все еще на судне. И я проклинала этот свет, проклинала, потому что он заставлял верить и в то, что Билл мертв. Эта лампа превратилась в болезненную, погибающую луну, которой словно не хватало более сил, чтобы освещать мрак этой ночи.
Все иллюминаторы, что были окрашены черным цветом, сейчас слились с этой темнотой, а я лишь вспоминала, каким когда-то было небо. Небо, под которым жил старина Билл. Почему-то мне казалось, будто я никогда не встречу этого же неба вновь, будто его голубизна и белизна облаков навсегда окажется залита малиновым закатом, застывающим, подобно воде переполненного кровью озера Мичиган.
–Мы уплывем отсюда, Билл? –я не знала, мой ли это голос, мои ли это слова и говорила ли я подобное раньше. Теперь уже я не понимала, что происходило со мной в прошлом: собственная жизнь казалась выдуманной историей, которую рассказывал человек драматичный, любящий страдания, переживающий из-за них же. Мне казалось, будто моя жизнь – воплощение детских кошмаров, которым нет места в реальности.
–Не знаю. – я не узнавала собственного голоса, но этот голос… он въелся в извилины воспаленного мозга, пропитывая всё вибрацией и тембром. Эти интонацию и колебания воздуха я просто не смогу спутать с чем-то еще, с чем-то другим, потому что голос мертвого Билла, который обрел прошлое в последние часы собственной жизни, стал слишком родным.
Я спрашивала о том, сможем ли мы уплыть, но человек с белой бородой, о которой не стоило шутить, уже уплыл отсюда, уплыл по синим гладям. Только гладям не водяным, не принадлежащим озеру, – Билл уплыл по небу, словно открывая для себя все секреты детских сказок.
Кто остался у меня, кто еще жив, кто способен бороться? Тэд – предал, подчиняясь страху, находя свой собственный выход. Билл – исчез среди кровавых пятен, сливающихся с бархатными шторами огромной сцены, он утонул в крови. Дарлин – она сломлена и раздавлена. Каждый из нас сломлен и раздавлен.
Нас растоптали, размазали, подобно кишкам старика, натягивая нервы и чувства до предела, заставляя пожирать самих себя, в буквальном смысле. Никто не мог перестать рыдать в голос, проклиная мир, выкрикивая что-то нечленораздельное в тот вечер. Хотя, эти слезы были незаметны, потому что в какой-то момент стали привычными, будто все так и должно быть после смерти Билла. Даже Вэл Бенсон, знающая так мало эмоций, скрывающаяся за бездумьем, рыдала в эту ночь. Слезы не были солеными или щипающими – они были кровавыми, полными мести.
В тот момент, утыкаясь лбом в холодное стекло, чувствуя дрожь, я поняла, что сама ведь уже умерла. Поняла, что меня ведь нет. Тогда всё исчезло, и сердце упало куда-то вниз, проходя все известные границы и миры, отдаляясь от тела. Моё сердце, кажется, оторвалось от того, что его держало. Грудь стала невыносимо тяжелой, а после, неожиданно, легкой и пустой. Тот же страх окутал сознание на мгновение, и только ладонь черноволосого дьявола заставляла видеть реку крови, берущую истоки в теле Билла, но не имеющую конца. Красный ковер или же лента струился в неизвестность, в темноту, куда не доставали лучи двух белых ламп, делающие лицо старика еще более бледным.
В той комнатке, где было так много кнопок, колесиков и бегунков – в какой-то момент мне показалось, что все это управляет моими чувствами-, творилось безумие после того представления. Это было настоящее, неподдельное и неповторимое безрассудство, потому что все части сумасшествия, разбросанные когда-то по вселенной, были наконец собраны Николасом.
Когда веко Билла, откуда не торчал осколок гнилого зуба, закрылось, я всё еще чувствовала ладонь дьявола, словно оклеймившую меня, на собственном затылке. Лбом я утыкалась в стекло, но в моем сознании этого окна не существовало – в один момент исчезло всё, кроме меня самой, мертвого Билла и Николаса, который пожалел о том, что оказался так близко к моему безумию. Оно превратилось в неконтролируемый поток психоза, криков и вспышек, обрушившихся на дьявола одним ударом.
Когда меня схватили, отходя от неожиданности, люди, которых я выбросила из собственной Вселенной, я, кажется, кусала убийц, сжимая кожу зубами всё сильнее. Я чувствовала, как вены перекатываются внутри, под покровом, и мне хотелось видеть их кровь. Мне была необходима их кровь, ее вид.
Когда меня оттаскивали дальше от стекла, где лучи всё еще освещали мертвых тварей, жующих остатки чего-то, что было когда-то Биллом, я сломала нос одному из громил, тому самому, кто вечно пихал меня в плечо. Его кровь хлынула из ноздрей, заставляя мужчину почти захлебнуться, а я ликовала, понимая, что кладбище моего сознания вновь открыто. Я когда-то уничтожила его собственными силами, распрощалась с трупами, но все вновь оказалось воссоздано. Как считал Билл: любому предмету нужно время для перерождения.
На меня, действительно чувствуя холодный и липкий ужас, наставили оружие, угрожая и что-то крича, но я даже не заметила. Даже не почувствовала, повалив Николаса на пол, как пуля прошла по касательной у левого плеча – это роднило меня, в какой-то степени, с Биллом. Я чувствовала гордость, когда заехала черноволосому дьяволу по лицу, рассекая костяшками губу, оставляя красное пятно. А он смеялся. Смеялся, заливаясь искренностью, словно радуясь открытию такого сумасшествия.
Я сумела ударить лишь раз, пачкая Николаса собственной кровью, которая вскоре смешалась с его, а после меня вновь оттянули. Теперь же смеялась я, с каждым новым ударом всё тише и незаметнее. Носки тяжелых ботинок били по ребрам, заставляя кости трещать, как сухари, животу и всему, что попадалось на пути. Но я не чувствовала боли, лишь смотря в то окно, где свет погас, скрывая кровавое представление. Кажется, даже через звуконепроницаемость этого помещения я услышала крик Роба, вопящий обо всех моих чувствах. То, что осталось от Билла, обратилось, но не могло даже двигаться, клацая зубами, а удары по моему опустошенному телу прекратились.
Я снова лежала, находясь в вакууме собственной Вселенной, словно укутывающей от реальности, чувствуя нервные импульсы всего тела, думая о смерти, когда взгляд, туманный и нечеткий, наткнулся на знакомые ботинки Тэда Крайтона. Теперь же я точно ощутила -когда все в теле смолкло-, что не могу пошевелиться.
–Почему, Тэд?.. тебе надоело быть героем? – когда-то, словно тысячу лет назад или же в прошлой жизни, Крайтон спас меня от бродяги, который был простым предупреждением. Он размозжил его голову так, как сейчас лицо Билла разорвали мертвецы.– Зачем ты спасал меня тогда? Стой ты в стороне, просто смотря, как сделал сейчас, я бы не увидела всего этого. Если бы ты поступил в тот раз так же, я бы не знала Билла, мне бы не было так больно… Я бы попросту не умирала каждый день, вынужденная возрождаться по утрам. Зачем, Тэд Крайтон, ты так издеваешься над моей жизнью?
Туманность стала непреодолимой, а нить собственных мыслей, спутавшихся в клубок, слишком непонятной, вынуждая темноту найти выход. Ботинки Тэда двинулись, словно не имея хозяина, в мою сторону, а я чувствовала холод, словно сама умерла. Мне мечталось в тот момент лишь о черном пространстве с экраном, показывающим воспоминания. Может, там бы я вновь увидела Билла? Может, поняла бы наконец, кто писал мою судьбу?
Темнота и холод. Пустота и король страха. Тэд и Николас. Моя кровь и кровь Билла. Бродяга и старик. Это были великолепные дуэты, которыми я бы могла восхищаться, находясь по ту сторону. Но, как жаль, что я еще жива, что мне придется бороться и мстить. Вот только месть эта… Имеет ли она конечные точки или же продолжается вечность?
Только в момент, когда сознание совсем угасло, не давая ужаснуться последней мысли, я была готова все изменить: « В какой-то степени, Тэд Крайтон, размозживший голову бродяги в прошлом, является убийцей Билла в настоящем».
***
Дни бывают разными – это я знал еще из прошлой жизни, когда работал в официальной компании, встречая различных людей, похожих или совершенно необычных, даже пугающих своей странностью. Понимание того, что произошедшее никогда не повторится, пришло ко мне еще в первые месяцы полученной должности, и каждый день я, кажется, узнавал что-то новое.
Нового было много, огромное количество, и первое время я восхищался всему, что представало передо мной: великому, малому, незначительному или величественному. Каждая вещь, каждое событие воспринимались мной как нечто особенное. Но через некоторое время я разочаровался.
И разочарование было больнейшим, однако и самым поучительным уроком прожитой жизни: в итоге вещи предстают перед нами таковыми, какими мы хотим их видеть. Например, милый и отзывчивый паренек на самом деле оказался аферистом, а женщина с длинным и кривым носом, чья внешность лишь отталкивала, – почти святой.
Я знал, что дни различаются между собой, что ночь служит какой-то чертой, разграничивающей время, но, оказалось, я даже не догадывался о том, что люди способны так сильно меняться. Вспоминая о Тэде Крайтоне, который был теперь где-то рядом, но и одновременно далеко, я не мог принять простейшей истины, мне не хотелось. Но все вокруг почти кричало об этом: «Предатель!»
Человек, казавшийся пустым и молчаливым, оказался героем в крепком теле с тяжелым взглядом. Тэд не был одним из тех, кто убегал, заметив опасность. Да, он долго привыкал к вещам, нехарактерным для него даже в прошлой жизни, но ради своего окружения боролся с привычками. Он рисковал, жертвовал и принимал самые сложные решения. Когда, казалось, всё потеряно и надежды нет, Тэд Крайтон просто поднимался, не обращая внимания на раны, вывихи и переломы. Казалось, даже если его ноги откажут, он поползет. Порой я чувствовал себя ужасно, зная, что из-за нерешительности или страха, как и все остальные, возлагаю тяжелейшие решения на темноволосого мужчину, но ничего не мог поделать.
..Ничего не мог поделать так же, как и со своим нежеланием верить в то, что Крайтон предал нас. Но даже Блэр поверила в это. Даже Билл осознал это, умирая.
***
–Я не верю, что Тэд стал таким, – голос Раймонда Купера звучал тихо от угнетения, каким переполнялось в этот момент все его сознание. От одной мысли, что все они сейчас вынуждены подчиняться, понимая, что в ином случае погибнут, становилось тошно от собственной слабости. Они должны были восстать, разорвать этих людей на части, но в действительности лишь перекладывали мешки, делая всю работу за убийц члена семьи.
–Ты как преданная собака, брошенная любимым хозяином. –Вэл Бенсон ненавидела Блэр с того самого момента, как ощутила забытые, но привычные чувства, свидетельствующие о новой эмоции, что в скором должна была добавиться в ее закрытую коллекцию. Еще в тот момент, стоя спиной к стене, Бенсон поняла, что дрожит от страха вовсе не за свою жизнь – причиной был старина Билл. – Я ненавижу Крайтона, потому что он ничего не сделал, когда Билла убивали. Ни это ли прямое доказательство того, что Тэд никогда не был нашей семьей?
–У него должны быть причины, я уверен, он пытался что-то сделать, но…– оправдывая бывшего друга, наверное, для себя в первую очередь, резко и взволнованно заговорил Купер, но закончить начатую мысль, которая вовсе не имела убедительного финала, ему не дали.
–Если будет свободная минутка, загляни к Блэр, – с сарказмом и отвращением почти выплюнула Вэл, жалея, что ее сил не хватает на то, чтобы избить заполненными мешками Раймонда. Мужчина раздражал ее в этот момент, а само раздражение было вызвано ужасным и бушующим отчаянием. – Может, она расскажет тебе что-нибудь, если сумеет.
–О чем ты? – в какой-то момент по спине мужчины пробежал холодок, стоило мысли об очередной смерти закрасться в голову, но Раймонд оттолкнул ее, не желая думать об ужасах. – Джералд ведь не умерла, Николас не мог убить и ее?
–Блэр не умерла, – с силой пиная мешок, прорычала Бенсон, теперь из-подо лба смотря на Купера, – Если бы это было так, Николас уже давился бы собственным дерьмом. В этом я тебе клянусь. – огонь, кажется, самой преисподней на мгновение мелькнул в глазах девушки, а после она вновь вцепилась в тяжелый мешок. – Но, просто вспомни день, когда пал Холвудс, помнишь ее лицо, будто она видит кого-то рядом с собой? – Раймонд лишь еле заметно кивнул, невольно вспоминая о жителях супермаркета. – Так теперь она говорит с Биллом, словно он сидит рядом с ней.
Какое-то время Раймонд и Вэл перетаскивали мешки в тишине, думая о своем, о схожем, вспоминая и чувствуя гнев с разочарованием. Эмоции перемешивались, а Бенсон отчаянно прогоняла их, не желая стать похожей на Дарлин, в то время как Купер же полностью отдался раздумьям.
–И все же, Тэд не мог с нами так поступить, – словно последняя надежд говорила за мужчину, звуча тихо, но звонко. Она отражалась, кажется, от стен помещения, от полок, от всего, что здесь было. Она отскакивала даже от чувств Раймонда, и он действительно не мог поверить в предательство, потому что не знал его вкуса прежде. Вернее, не понимал.
–Так смешно, что плакать хочется, – пропитанный насмешкой и какой-то иронией голос заставил Купера резко обернуться, дергаясь при этом, как заведенная кукла. Джо Миллер подпирал одну из высоких полок неподалеку, почти скалясь, упиваясь чувствами мужчины, вызванными предательством. – Ты вовсе не знаешь Крайтона, если считаешь его настолько святым.
