Текст книги "Мертвый мир - Живые люди (СИ)"
Автор книги: Полина Гилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 67 (всего у книги 85 страниц)
Однако тем, что он увидел после, являлись шоркающие ноги, исцарапанные и даже переломанные. То стадо, о котором, он ехал предупредить станцию, уже пришло. Только вместо тихого местечка из серого бетона орда тварей найдет сгоревшие надежды, покрытые пеплом разочарования. Биллу ничего не оставалось, кроме как молчать, дожидаясь, когда же Ходячие уйдут, покинут эти леса, слыша новые звуки, идя на них. Ему осталось лишь дождаться этого, дождаться и бежать туда, куда он шел до этого. Говорят, остров посреди озера – не так уж и плохо: ни людей, ни мертвецов. Тишина и пустота – спасение в одиночестве.
Если мертвецы не заметят его, если не учуют и не найдут, он уйдет. Уйдет и двинется на северо запад, к одинокому спасению, к озерам. Может, все же, не только он – серой старик с коротким сроком – выжил. Может спасение не будет одиноким.
Но мысли обо всем этом сейчас ничего не могли принести. Потому что Билл оказался во власти обстоятельств.
***
Проехать на сворованном автомобиле чужаков, разрушивших станцию, удалось не слишком много – бак оказался пробит. Но то расстояние, что преодолели выжившие, было значительным. Хотя, сейчас даже пару минут и несколько метров были значительными. Машина продержалась около пятнадцати-двадцати минут, а после заглохла. Но стоит признать, что такой же километраж на своих двоих группе удалось бы пройти через заметно больший отрезок времени.
До темноты тогда еще оставалось долго, но, желая найти хоть что-то похожее на укрытие или место, где не найдут, Раймонду, Лили, Дарлин и всем остальным пришлось скрыться в очередной полосе леса, окружающей по двум берегам реку Иллинойс, чей зеленый покров был намного темнее и гуще.
Чтобы окончательно оторваться от возможных преследователей – пускай они и покинули место с Хаммером, к которому вел след топлива – группа предприняла попытку оказаться на той стороне быстрого водяного раздела. Это было тяжелой задачей и безумной, если бы время сезона было холодным и ветреным. Но сейчас лето, вещи сохнут быстрее; они выбрались из течения на берег заметно дальше, чем вошли в реку. Это, кажется, тоже было преимуществом. До ближайшего моста через Иллинойс было далеко, а значит, сейчас выжившие продолжают быть выжившими, чьей проблемой являются лишь Ходячие. Почему-то, мертвецы теперь казались не самой великой опасностью.
Решая, что выходить из леса глупо, да и не знали они куда идти, все остались близ источника воды, надеясь хоть на какую-то рыбу – животы связало узлом.
Сейчас же, просидев на одном месте в полном молчании, когда никто не обсуждал ни смерти знакомых, ни появившихся убийц, каждый член группы занимался чем-то своим, думая о том, что было у него в душе. Небо заметно потемнело, после совершенно превращаясь в темно-синий ковер, а звезды появились над головой.
Дарлин сидела на нагретом дневным солнцем камне, когда обитатели и властители ночи заявили о своем присутствие. Мотыльки, кажется, окружали со всех сторон, находя покой на земле, высокой траве, других валунах, вросших в землю, стволах деревьев, в волосах женщин и мертвецов. Джоунс подставила ладонь, словно желая заманить ночного жителя ближе к себе, продолжая смотреть куда-то ввысь чёрного неба. Когда мохнатые лапки и тельце насекомого защекотало бледную, покрытую слоем грязи кожу, девушка удивленно перевела взгляд на мотылька в своей ладони, будто и не верила, что он окажется так близко к ней.
«Если я сожму пальцы, он улетит? Успеет?» – не пугаясь такой мысли, Дарлин, ведомая интересом и любопытством, сомкнула клетку, заключая мотылька в ловушке, где не существовало свободы. Крылья быстро забились внутри кулака, еще больше щекоча, вызывая легкую улыбку. Эти попытки казались Дарлин ее собственными надеждами: такими же тщетными и забавными. – «А если сильнее, если лишу его воздуха, а после и…жизни?»
Но неожиданно осознавая, что происходит у нее в груди, словно чувствуя, как сердце и душа начали покрываться тонкой каменной коркой, от удивления Дарлин распахнула «клетку» мотылька, почти дергаясь куда-то назад. Но было поздно, она слишком поздно ощутила, как холод подбирается к сердцу, бьющемуся все тише, менее живо. Переломанные и смятые крылья мотылька мелко дергались в последних импульсах, а тельце и вовсе скукожилось от внешней силы, от власти другого существа, более великого. Страх к самой себе заставил девушки почти откинуть труп насекомого в сторону, резко поднимаясь с похолодевшего в одно мгновение камня у реки с быстрым течением…
Мотылек опустился на холодную землю, подхватываемый порой потоками ночного воздуха. Дарлин поняла, что это место – могила мотыльков. Такая маловажная и почти незаметная, но болезненная. Ей казалось, что все они сейчас были ночными мотыльками с обломанным крылом. Их жизнь могли отнять так же просто и неожиданно, после оставляя валятся на холодной земле. И никто не позаботиться, никто не поможет и не спасет. Потому что звери заигрались, потеряли границу, желая получить удовольствие.
Словно узнавая о смерти своего друга, своего сородича, все остальные мотыльки с темными крыльями, неожиданно покидают «нижний мир», устремляясь куда-то вверх. Звук их многочисленных крыльев по-прежнему тихий, но в это же время оглушительный. Они стремятся к небу, после вовсе смешиваясь с его темнотой. И лишь один отставший мотылек пролетает совсем близко от лица Дарлин. Словно нуждаясь в помощи, он на мгновение опускается на кончик ее носа, а после быстро покидает лагерь у берега реки, нагоняя тех, кто отправился оплакивать смерть такого же, как они…
Спасенные этим днем, все еще знающие значение слова «живой», – но видевшие и обратное ему-удивленно переглядываются между собой, и только Дарлин знает причину таких событий. Она убеждена, что они-мотыльки. Мотыльки, не нашедшие пока своих могил.
–Мы двинемся на северо-запад, там озера, остались мелкие города. Может, теперь нам повезет больше?
–Может быть…
***
Сумка с оружием, которая была получена взамен человеческой жизни, натерла кожу плеча, постоянно напоминая о своей тяжести. И тяжесть эта не заключалась в весе, она была определена той самой отданной жизнью…
Вершины деревьев, увидеть которые я не могла, смешивались с черным небом – таким же тяжелым и густым, как дым, висевший над станцией тучами.
Внутри все было тихим и пустым, не чувствовалось ни переживания за что-то, ни страха быть пойманной, ни печали. Я, кажется, в одно мгновение забыла имена всех, кого знала, принимая как факт, что они мертвы – так было всегда, так случалось со всеми. Даже моя мать давно мертва, давно обратилась в Ходячего, сожрала парочку соседей и знакомых, а после какой-нибудь ковбой вынес ее мозги, размазывая по грязному асфальту. Кажется, я забыла значение многих слов: “милосердие”, “сочувствие”, “страх”, “волнение”, “грусть”. А знала ли я их определения до этого, знала ли раньше? Когда-нибудь я могла четко сказать, что такое «жизнь»?
Хотя, все это не важно, ничто не имеет значение, потому что я мертва. Я умерла этим утром и, кажется, более не воскресну. Душа растворилась среди холодной крови собственного тела, глаза стали зеркальными, не отражая даже пустоты сознания, кладбище в голове намеренно было закрыто и, возможно, уничтожено. Я забыла мертвецов, о ком обещала хранить воспоминания до смерти. Там были многие, кажется, но я распрощалась с ними…
Я не сдержала обещания, чего мне стоит нарушить еще одно? Однако новый контрактор, договор с которым разорвать не в силах даже Бог, никогда не лжет. Смерть сказала мне, прошептала в том холодном поцелуи на ухо, что умру я лишь тогда, когда сама этого захочу. Но, кажется, я уже умерла. Умерла душой не телом.
–Что стоит увидеть первым: Большой Каньон Аризоны или мертвый Лас-Вегас? А может, море или океан? – этой ночью мысли были заняты лишь выбором достопримечательности, которая определит мое направление. Сколько часов я уже шагала без цели и смысла, ни о чем не думая? –Каньон будет первым.
Комментарий к 7.2.Завтра ничего не было -Могила мотылька
Не знаю, сколько среди моих читателей представителей мужского пола, но будем считать, что это преждевременный подарок на 23(даже если вы не служили).
Дорогие дамы, для вас все впереди-что-то мне подсказывает, что к 8 марта эту работу я не завершу.)
Глава получилась объемной, и времени на нее было потрачено огромное количество. Передавать множество различных взглядов людей на одни и те же вещи довольно тяжкая работа, но надеюсь, получился тот эффект, к которому я стремилась.
Так же мне очень интересно(и будет крайне приятно) узнать ваше мнение по поводу изменений черт персонажей, их поведения(возможно, с первого момента появления в истории). А так же, для меня крайне важен данный вопрос: удается ли передать всю картину происходящего, мысли и переживания.
Пожалуйста, оставляйте свои комментарии и предположения, касательно развития сюжета или, опять же, персонажей. (ну, или хотя бы комментарии)
Так же отдельно хочется поблагодарить Незарегистрированного пользователя, оставившего мне чудесный отзыв в личных сообщениях( мне было дико приятно). Огромное спасибо.
========== 7.3.Завтра ничего не было -Бесконечное путешествие ==========
7 Июня – день, который отмечен в моем календаре черным кругом, словно напоминая, что этим числом лучше ничего не делать. Хотя, я не знаю, доживу ли до следующего года, чтобы встретить эту мрачную дату, вспоминая всех тех, кто пал.
7 Июня – больше года с начала эпидемии – день падения станции; день смерти моей души.
***
14 Июня. Населенный пункт штата Миссури.
Привет, если кто найдет этот клочок бумаги с моим косым и кривым подчерком. Уж простите, последний раз я писала, кажется, в прошлой жизни, это так забавно, вот честно…
Если бумага не размоется дождем или кто-нибудь не попытается вытереть ей зад и, возможно, кровь, – за неимением чего-то другого – я даже не узнаю об этом, но будет забавно. Возможно, к тому моменту я уже буду Ходячим, а может, мое письмо будет последним, что увидите вы… Теперь никогда нельзя расслабляться.
Что ж, ребят, надеюсь, кто-то нашел это, потому что, если нет, то я потратила время напрасно. Хотя спешить мне тоже не куда. Знаете, никогда не верила, что математика действительно пригодится в жизни. Однако же, пригодилась…
Я тут недавно задумала «прогулку», довольно долгую, до Большого Каньона в Аризоне от самого штата Иллинойс. Спешить было некуда, но любопытство и скудные запасы заставили обратиться к числам. Вот так, зная расстояние(1693 мили) и примерную скорость своего продвижения, я узнала, что шагать на своих двоих до Каньона мне придется 554 часа, что равняется двадцати трем дням.
Сейчас, пока я пишу это странное послание тем, кто, возможно, жив среди безумия, не боясь, что кто-то последует за мной, я точно могу сказать, что это пятый день с начала моего путешествия: как я раздобыла припасы и оружие. Хотя, последнее было со мной еще в день поглощения огнем старого дома.
Пожелайте мне удачи; Большой Каньон Аризоны, жди меня!
***
Времени теперь у каждого больше, чем он может представить. Но, однако же, это время может исчезнуть в любой момент – если ты совершишь ошибку. Поэтому все относительно.
Иди я без остановки, днем и ночью, добралась бы до Каньона за двадцать три дня, но путешествие мое продлилось не так долго, да и не до первоначальной цели.
Дни сменялись ночами, рассветы закатами солнца, а леса и поля вокруг оставались прежними, лишь иногда позволяя заметить существенные отличия. Шагать среди высокой травы луга было как-то по-детски весело, – цепляясь руками за «кисточки» сорняков, срывая их и забирая с собой –чувствовалась забавная радость, растекающаяся по всему телу. Порой, не в силах удержаться, я, почти подпрыгивая, пересекала участки поля, ладонью делая козырек, чтобы спасти глаза от яркого летнего солнца. Мое путешествие выпало на июнь, который был слишком жарким для первого месяца лета. Погода менялась, становилась такой, какой была в те времена, когда человечество не начало эволюционировать или вовсе являлось приматами.
Пасмурных дней в июне этого года-который я смело окрестила первым-было намного меньше, я могла пересчитать их на пальцах. Но еще меньше, чем прохладных дней было количество транспортных средств, способных доставить меня хоть немного ближе к цели. Я села на велосипед впервые за долгое время, но и прокатилась на нем лишь немного, потому что стекла, как оказалось, разбросаны повсюду. Впрочем, однажды мне удалось найти какую-то рухлядь, «подбросившую» меня к границе штата Миссури – этот отрезок пути был, наверное, одним из приятных.
Пересекая поля, луга, заброшенные деревни, огибая города, двигаясь, порой, по заброшенным и заваленным песком шоссе, я продолжала идти к Большому Каньону, который посещала несколько раз в прошлом. Однако путь мой прервался в Канзасе, ближе к границе с Миссури, где я провела довольно долгое время.
Дорога была длинной и нудной. Дни в основном радовали погодой и малым количеством Ходячих, но неприятные моменты тоже присутствовали. Местами это были прискорбные времена.
***
25 июня. Штат Канзас, округ близ границ Миссури.
Во время своего путешествия, пересекая границу штата Канзас и Миссури, я встретила людей.
К счастью для меня или для них подонками те не оказались. Впрочем, они были странными. Но их образ жизни мне нравился, у них были правила, ценности и мораль.
Группа людей, что я встретила в довольно волшебном месте, – оно выглядело как-то сказочно – была похожа на древние племена кочевников. Они тоже не сидели на одном месте, позволяя себе самую большую задержку, равную двум дням. Кочевники были убеждены, что, чем больше ты сидишь на одном месте, тем ближе к тебе смерть. Они были достаточно суеверны, хотя вид их говорил об обратном: один предводитель чего стоит.
Я плелась по редкому лесу, который больше походил на странную поляну, несколько лет назад лишь засеянную травой и тонкими деревьями,– все было девственно зеленым –но это впечатление перебивали деревья-гиганты, которые будто «переселили» откуда-то из старых чащ. Часто поправляя рюкзак за спиной, иногда подпрыгивая, чтобы сделать это, я заметила, как лесной мир становится еще реже: деревья превращались в кусты, а впереди виднелась скалистая земля. Я вышла к бирюзовому озеру крохотных размеров, которое, к тому же, находилось в глубокой яме, обнесенной каменным высоким обрывом. Зрелище это было сравнимо с пещерными, кристально чистыми источниками, а светлая водяная гладь казалась ярче, чем голубое летнее небо над головой, без единого облака.
Сейчас я делала то, чего не позволяла себе – да и не думала о подобном – со времен старшей школы, когда та еще работала. Я любовалась пейзажами, отмечала, каким чистым и легким может быть воздух, насколько ярким и обжигающим становятся солнечные лучи к полудню. Я наслаждалась мгновениями и чувствовала себя живой, хотя распрощалась с душой после поцелуя со Смертью.
Когда я глазела на озеро в скалистой «яме», племя кочевников под руководством Сурта, показалось из леса. Впрочем, их неожиданное появление не стало причиной нашего недоверия. Я не сразу это осознала и заметила, но боялась не я их, а они меня. Раньше все было иначе: я всю жизнь сторонилась незнакомцев, сейчас же воспринимала их как старых знакомых, только иногда хмуря брови и делая взгляд суровым. Теперь мне было весело наблюдать за лицами людей, которые встречали рыжую девочку-одиночку в неожиданных местах, делая такие удивленные глаза, будто на лбу у нее красовалась надпись «Опасно!»
Люди, вышедшие из-за деревьев, которые имели конечной целью именно территорию у кристального озера, кажется, более чистого чем небо, не обратили против меня оружие, ничего не сказали. Племя кочевников, с которым они сами себя сравнивали, лишь предложило мне переночевать с ними. Группе этих людей, будто вернувшихся в давние времена, – выглядели он точно так же –было все равно, в большей степени, на тех, кого они встречали, потому что после пути их расходились. Лишь единицы присоединялись к ним, не желая оставаться одинокими. Хотя, племя кочевников редко встречало живых.
Не боясь новых знакомств, относясь теперь к встречам примерно так же, как люди под предводительством Сурта, я знала, что если встреченные путники попытаются сделать то, чего делать не нужно, я смогу справиться. Но люди эти ничего не затевали, им было все равно на новые лица, потому что они забыли даже свой облик: у них не было собственных имен из прошлого, они прошли новое крещение вместе с безумным миром. Теперь этих путников называли именами духов и божественных существ скандинавкой мифологии. Я, правда, не понимала, почему они в таком случае считают себя племенем кочевников. Хотя, в действительности, теперь никто никому ничего не должен объяснять или доказывать – зовись как хочешь, после все равно окажешься в земле.
За месяц одиночества я научилась довольно весело смотреть на вещи вокруг, даже на печальные и страшные. Кто-то во всем искал плюсы, я же – повод для смеха. И это помогало, думаю, так намного легче. Только что-то внутри продолжало тревожиться, а я и не знала, что именно. Казалось, о чем-то я забыла, но вот только о чем не могла понять.
Сказочный лес с невысокими деревьями, иногда перебивающийся гигантскими и старыми стволами, свежий воздух, приходящий со стороны озера и скалистого обрыва, тихие потрескивания сучьев в костре и пока еще еле уловимый запах кролика, что попался в силки кочевого племени. Сидя на земле, заросшей травой, где-то в лесу, чтобы света огня не было видно кому-то там, за пределами сказочного мира, я думала о том, что мне нравится эта компания: молчаливая, тихо передвигающаяся, не привязанная к чему-либо. Кочевники казались свободными.
А все понятие свободы теперь у меня ассоциировалось с Суртой – вождем группы путников, встреченных днем у озера. Искры пламени устремлялись ввысь черного звездного неба, быстро исчезая, давая путь другим, таким же. Смуглый мужчина с широким ртом и печальными глазами, вечно спокойными и молчаливыми, но живыми, на чьей части лица красовалась извивающаяся татуировка, представлялся мне все же скрытным. Его тело вечно скрывала продранная в некоторых местах накидка, позволяющая видеть лишь ноги по колено, обмотанные шнурками, чтобы мертвецам было сложнее дотянуться до кожи, и смуглые кисти рук с длинными пальцами. Сурта не имел волос на голове и лице вообще-это не молодило его, но и не старило. По вожаку племени было трудно сказать, сколько ему лет. Казалось, гадай, сколько хочешь, называй все числа по порядку, все равно не узнаешь правды.
Сейчас же мы сидели рядом с костром: мужчина ломал сухие ветки, подкармливая пламя, я же просто наблюдала за его действиями и иногда за людьми, что медленно и тихо, сливаясь с темнотой ночного леса, куда-то уходили, после возвращаясь. Сурта казался печальным, но стоило ему оказаться рядом с природным источником света, – разведенным без спичек или зажигалок –как какой-то пламень счастья и легкая радость появлялись на лице.
–Я люблю огонь, – замечая мой пристальный взгляд, не поворачиваясь, спокойно отвечает предводитель скитающейся группы людей, вновь отправляя ветки в костер. – Он помогает сохранить свет во тьме. Электричества теперь ведь нет, мы вернулись в каменный век.
–Я когда-то жила в месте, где электричества было так много, что никто не думал о том, что оно иссякнет. – на мои слова мужчина в старой накидке лишь чуть раскрыл глаза в удивлении, после вновь становясь спокойным. Однако на его лице все еще оставался интерес и вопрос. – Сначала это были генераторы, а после электростанция, качающая воду из озера.
Сурта, удовлетворенный моим ответом, кивнул, вновь смотря на огонь, что отражался в его глазах. Мужчина, вероятно, понял, что стало со станцией, но, почему-то, я решила продолжить свой рассказ, помня признание лидера кочевников о любви к опасному пламени:
–Но огонь, который тебе нравится, разрушил это место, изменил его так, что, вернись я туда, не узнала бы ничего…Это очень странно, – на мгновение задумываясь, я почти дернулась, когда в голове что-то щелкнуло, пропуская забытую вещь. Я ошеломленно посмотрела на пламя, что было свидетелем пробуждения чего-то умершего в моей голове. -Я была знакома с человеком, который боялся и ненавидел пламя, а я не понимала его страха. Теперь я понимаю причины, но все еще не сам страх. Для меня огонь не более чем способ выживания-не любимая вещь.
–Понять суть чужих страхов не может никто, потому что каждый по-разному относится к вещам, -игнорируя мои слова об отношении к оранжевым языкам, пляшущим этой ночью на темных трупах ветвей деревьев, Сурта лишь на секунду обращает внимание на человека, чья тень мелькает где-то рядом. – Мы не знаем даже о причинах собственных волнений.
–А у вас есть тревоги, у этой группы они есть?– могло показаться, что я пытаюсь задеть или в чем-то обвинить подобным вопросом, но в действительности, интересовалась я, потому что хотела узнать. Это племя казалось мне свободным, и я хотела убедиться в этом, хотела узнать, в чем скрывается их свобода. Ведь, если человек боится, разве он независим?
–Все это было и в жизни неандертальцев, так почему же боязнь опасных вещей должна отсутствовать у нас?-не понимая причины моего вопроса, имея совершенно отличные от моих взгляды на мир, вопросом отвечает Сурта. В оранжевом свете пламени его кожа кажется еще более смуглой, а татуировка почти что оживает во мраке, когда предводитель сводит брови к переносице или массирует веки.
–И почему же вы живете, подобно этим самым неандертальцам, словно появились из давней древности? Почему не хотите найти кров, какой-либо смысл? Вы похожи на бездомных. – на констатацию данного факта взгляд Сурта четко, но печально отвечал, что весь мир для них – это дом. Впрочем, мне не хватало одного взгляда.
–На станции, где ты жила точно были люди, потому что такое место, с электричеством и запасами воды, не могли не замечать выжившие. Впрочем, как и мертвецы. Однако тот факт, что ты здесь одна, свидетельствует о смерти всех, кто был там. Говорит о разрухе и разрушении того крова, которым ты предлагаешь обзавестись нам. Я прав?
–Да, все до единого погибли. Никто не выжил. – я, кажется, не вспоминала об этом с того самого дня, как был заключён договор с новым контрактором. Я искала во всем повод для улыбки, и падение станции теперь не вызывало во мне чего-то ужасного и безумного. Внутри все было тихо, только отголоски гнева эхом доносились до мозга, о чем-то отчаянно пытаясь напомнить. Уничтожение «дома» я принимала как факт.
–Ты пыталась найти, искала следы?– голос Сурта вновь заставил меня отвлечься от пламени, которое будто показывало моменты из прошлого. Тогда все тоже было таким же оранжевым, охвачено таким же жаром и дымом.
–Нет, я просто знаю, что все мертвы, – протягивая первое слово данной реплики, я с неохотой, но все же оторвала взгляд от костра. Теперь на месте сухих веток остаются лишь угли, заставляя вожака племени вновь забросить новую порцию пищи для огненного питомца.
–Знаешь, или убедила себя в этом? – словно не веря моим словам, снова интересуется Сурта, поправляя накидку с драными дырами, натягивая ее на шею. Со стороны озера, окруженного скалистыми обрывами, доносится легкий, но прохладный ветер.
–Даже если убедила, то это легче. – внутри меня вновь говорит Джейн Макдафф, убеждающая меня когда-то, что знание лучше неведения. Как же она права. От того, что уверена, я не испытываю обманчивых надежд, позволяя себе думать, что у меня есть шанс вернуться к забытому прошлому. Мне легче надо всем смеяться, чем вновь возвращаться к рвущемуся наружу безумию, трясясь за чьи-то жизни.
–Вот поэтому, мы и не сидим на одном месте. – что ж, этот разговор был выигран Суртом. Мужчина, плавно переводя тему, ответил на мой вопрос, касательно их образа жизни и причин подобного. Теперь мне казалось, что в прошлой жизни предводитель был социальным человеком, правда татуировка на его лице, открыто кричащая о революционных мыслях, заставляла отмахиваться от своих предположений.
–Уверена, вы тоже теряли многих,– не веря в то, что в подобном способе выживания все так идеально, утвердительно киваю я, замечая очередную шмыгнувшую куда-то фигуру. Люди группы уже собрались отправиться на покой этой ночью, потому что завтра их ждала новая дорога. Впрочем, к подобному они привыкли.
–Да, но люди погибают малым количеством. Один-два, и это редкость, – не пытаясь расхваливать то, что создал он и его спутники, Сурт еле заметно кивает.– Живя «на улице», не имея даже мыслей о долгой безопасности, неосознанно учишься слышать предостережения самой природы.
Разговор был закончен, вопросы иссякли, как и сучья, которыми можно бы было накормить жадное пламя. Мужчина в накидке поднялся с земли, заросшей травой, говоря, что пойдет собрать веток и палок, оставляя меня одну у костра.
Люди уже ютились у стволов деревьев, – тех, что казались гигантами среди остальных –кто-то прижимался друг к другу, кто-то в гордом одиночестве сидел в стороне, скрываясь капюшоном от надоедливого света пламени, отбрасывающего тени. Были в племени и особые личности, которые не доверяли земле, перебираясь в воздух – они привязывали себя за пояс к стволу дерева, располагаясь на крупных ветках. Было бы у меня время, я бы научилась подобному «трюку», потому что однажды он уже мог мне пригодиться.
Тушка кроликов над огнем все никак не желала темнеть. Понимая, что просто сидеть на одном месте глупо, да и скучно, я поплелась к выходу из леса, в сторону голубого озера – куда, к слову, часто сваливались мертвецы с обрывов – привлекая редкие взгляды людей, пытающихся заснуть. Где-то близко раздавался стрекот цикад.
Здесь у воды, пускай она и была где-то внизу, я чувствовала холод, от которого отвыкла за длинные, теплые летние дни. Я совершенно забыла, что июньские ночи могут быть прохладными. Развязывая рукава бордовой толстовки, что служили одновременно и ремнем, я почти удрученно смотрю на грязную вещицу, потрепанную не столько временем, сколько моим отношением. Она растянута в плечах и груди, выцвела под весенним, а после и летним солнцем, запачкана пятнами, которые не отстирать в нынешних условиях, порвана. Да, последнюю дыру я кое-как зашила, признавая, что уроки в начальной школе по кройке и вышиванию были важными, но вид у толстовки был побитым. Таким затрепанным и убогим, что кровью сердце обливалось, стоило вспомнить, какой вещь была когда-то. Кофта выглядела ужасно, но я все равно знала, что никогда не выброшу ее. Она слишком много со мною прошла.
Натягивая толстовку – уже не такую теплую, как раньше – поверх посеревшей широкой футболки, я уверенно засовываю руки в карман, чувствуя, как кисти устали от вечной напряженности. Неожиданно, в районе живота, что-то мельтешит и копошится, щекоча кожу через майку. Удивленно я оттягиваю «горло» толстовки с капюшоном, а в следующее мгновение что-то врезается в мои губы. Это мотылек, что быстро дергает крыльям, пытаясь подняться в воздух. Я дергаюсь назад от неожиданности, словно это не насекомое, а какой-то ночной монстр, но, не удержав равновесия, валюсь с ног. Мир вокруг, кажется, резко переворачивается вверх тормашками, а после вновь останавливается, позволяя точно ощутить, что теперь я сижу – больно приземлившись задом –на скалистом обрыве, что ведет к реке, упираясь руками за спину.
Ночной житель быстро и часто машет крыльями где-то над моей головой, а после опускается на кончик носа, словно нуждаясь в отдыхе после «побега». Всего на мгновение, но тело пронзает что-то такое родное, что напряженные последние десять дней мышцы расслабляются, и нега растекается по телу. Мотылек, что заставил душу трепетать, а сознание усиленно стараться что-то вспомнить, тут же улетает, но ощущения, что он подарил, остаются со мной. Насекомое словно отдало мне часть чего-то знакомого. В голове мелькает только одна мысль: неужели мотыльки – вестники смерти? Вот только чужой или моей собственной?
Но я резко подскакиваю с каменистой поверхности, – стоит мне почувствовать шевеление извилин мозга –разрушая все попытки сознания вспомнить о прошлом. Мне не нужно все это! Это – мусор! Живи настоящим и не думай о том, что когда-то было, не думай о прошлом. Даже о будущем не думай, потому что все слишком относительно.
***
Я дремала у ствола дерева, что было ближе к костру. Первое время я не могла уснуть, просто наблюдая за искрами, что летели в небо, и голодными языками пламени. Когда я все же покинула реальность,– уступая место иллюзорным бредням, состоящих из воспоминаний-сон быстро кончился, будто не успел даже начаться.
Разлепляя глаза, я осознала, что сейчас предрассветные сумерки. Воздух был прохладным, пах свежестью и какими-то растениями, листья и трава были покрыты ледяными капельками росы – от всего этого кожа стала «гусиной», и захотелось спрятаться где-нибудь в тепле. Впрочем, проснулась я не от утренней прохлады, смешивающейся с легким туманом, парящим в воздухе, блуждающим между молодых и старинных деревьев-смуглый мужчина, утром казавшийся серым, с татуировкой на лице разбудил меня. Он сидел на корточках, толкая меня в плечо, пока не дождался довольно быстрой реакции.
Оглядываясь вокруг, я видела только идущих мимо людей с сумками за плечами, прижимающих ближе к себе редких подростков. Мальчик в темном непромокаемом плащике – будто сейчас была дождливая осень –прошел мимо так медленно, смотря на меня, словно что-то хотел сказать. Но его мать заставила поторопиться, уводя того за руку. Племя кочевников двинулось в путь, их силуэты размывались белым туманом, а от костра, погасшего еще ночью, остались только остывшие угли.
Сурт не сказал ни слова, только убедился, что я больше не сплю, а после поднялся, выпрямляясь во весь рост. Я последовала его действиям, когда предводитель племени, протянул мне рюкзак с припасами, кивнув на прощание.
–Возьми.– я смогла лишь кивнуть в ответ с глубокой благодарность, почти польщенная такой добротой. Мы знакомы один вечер, но… все это заставляет верить, что остались хорошие люди. Хотя, какая разница, если добрые умирают еще быстрее, чем подлые мрази. Сурт в привычной разодранной накидке собирался уходить, когда остановился, поворачиваясь ко мне. -Ты собиралась идти в Каньон, чтобы увидеть его?
–Да, – протирая глаза и чуть откашливаясь, желая вернуть нормальный голос, а не сиплый хрип, ответила я, опуская отданный рюкзак с запасами к стволу дерева, у которого спала, поджав к груди колени.
