Текст книги "Мертвый мир - Живые люди (СИ)"

Автор книги: Полина Гилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 85 страниц)

–Ну, Джеймс тоже проходил практику в медицинском центре Святой Елизаветы, поэтому он не совсем доктор, но Алона Белчер признала в нем умелого человека. – кажется, теперь я поняла, как Дарлин выбралась из больницы, родители не успели ее забрать. В то утро, медицинский центр уже был местом скопления мертвецов. – Хотя знаешь, сейчас выбирать не приходиться, медсестра тоже хороший вариант.

–А ты здесь вроде авторитета? – донесся до слуха голос Бенсон, которая решила принять активное участие в разговоре парней, влезая со своими вопросами. Подругу мало интересовало чужое мнение или желание. – Вильям, похоже, ценит тебя.

–Леонарда уважают, сама вспомни, как он был помешан на всех этих штуках, связанных с войной,– замечая мой интерес на вопрос Вэл, пояснила Джули, на что я лишь кивнула, понимая, что она права. Гилсон всегда был таким, интересующимся серьезными и сложными вещами. Порой казалось, что парень может смастерить атомную бомбу своими руками. Холодный расчет, верные решения, рассудительность, самопожертвование, но нет этого уничтожающего логику альтруизма – всё это составляющие Леонарда Гилсона.

–Так, где Дарлин?– всё вокруг словно пыталось отвлечь меня от первоначальной цели, перебивая и мешаясь под ногами. Казалось, что стены, лампы – всё пытается отсрочить встречу с Джоунс, намекая, что идея эта не самая лучшая. Но запретный плод всегда сладок.

–Может, в лазарете, – Джули уже спускалась, когда я окликнула ее снова, продолжая стоять посреди длинной и широкой лестницы, что вела на первый этаж. Леонард собирался показать нам важные пункты для дежурных, забор и познакомить с некоторыми людьми. – Пойдем, я могу показать.

–Не стоит, сама найду, – когда Джули собиралась было подняться обратно, я остановила ее. Мне нужен был короткий миг одиночества, чтобы примириться со странными чувствами и быстро колотящимся сердцем, что царапалось о ребра. Я волновалась, переживала, погибала от незнания и неуверенности, но хотела ее увидеть.

–На втором этаже в левой части супермаркета, это противоположно кабинету Вильяма. Если сейчас пойдешь прямо, поднимаясь по лестнице, то поворачивай только в левую сторону, мимо жилых комнат, – Джули объясняла довольно понятно, а в моей голове складывалась примерная картинка, опирающаяся на уже увиденные объекты в Холвудс. – Там, почти в самом углу, будет дверь, а стеклянные стенки завешены светлыми, прочными шторами. Это лазарет.

–Спасибо. – всё же из Джули получился бы отличный архитектор или картограф –она понятно указала мне дорогу, и пока я продвигалась без затруднений, примерно представляя, каким должен быть следующий шаг.

Я шла спокойно, иногда специально замедляя шаг, хотя внутри всё сгорало от нетерпения. «Квадратные аквариумы» были завешаны разными тряпками, говоря, что каждому человеку нужно уединение или хотя бы его подобие. Люди провожали меня взглядом, порой отвлекаясь от своих занятий – кажется, здесь все друг друга знают.

И все же люди здесь отличались от тех, что жили на станции. Когда я впервые оказалась на базе Билла и остальных, то поняла, что все были смертниками, но они изменились, попытались это сделать. Здесь же люди не были так наивны, как наша община в самом начале. Здесь всем была знакома боль и страх смерти, ужас нового мира. Никто не позволял себе больше надеяться на то, что кто-то прилетит и спасет их, все надеялись на свои силы и друзей.

Лазарет, о котором говорила Джули, оказался впереди, действительно почти в самом углу второго этажа.

–Извините, вы не знаете, где Дарлин? – я оттянула в сторону длинную ткань, что висела в дверном проеме, заглядывая внутрь медицинского уголка Холвудс.

–А ты кто? – на невысоком стуле сидела пожилая женщина в белом халате, а с ее шеи свисал стетоскоп. Стоило ей услышать мой голос, как она оторвалась от небольшого журнала в твердой обложке, куда что-то записывала, возможно, наблюдения за больными.

–А вы? – отвечая на ее строгий голос, схожий с тоном старушки, которая не даст тебе чего-то, что ты просишь, пока не получит ответа на свои вопросы, я зашла в лазарет, не спрашивая разрешения. Женщину в халате это не очень обрадовало, она развернулась ко мне лицом, все еще сидя на стуле.

–Я спросила первой, – откладывая ручку с синим стержнем в сторону, настояла на своем незнакомка, что была наедине с Глори Кук, чья кисть оставалась перебинтована. Пожилая женщина смотрела твердым взглядом с какими-то искорками безразличия.

–Ясно. –я уже догадалась, кто эта женщина, суммируя все слова Джули. Это и есть доктор Белчер, вечно дразнящая своего коллегу, указывающая на то, что тот не закончил медицинской практики. – Вы немного занудны.

–А ты слишком прямолинейна, – выдыхая, будто позволяя мне находиться в лазарете, женщина снова вернулась к заполнению журнала, бросив взгляд на круглый диск настенных часов, стрелки которых тихо тикали.

Повисло неловкое молчание, нарушаемое только звуком царапающего бумагу стержня, да сбивчивым дыханием Глори, губы которой посинели, а веки стали немного темнее. Об этой женщине я не знала ничего, кроме имени, но отчаянно желала, чтобы та поправилась. Люди умирают слишком часто из-за глупостей.

–Дарлин с Джеймсом куда-то сбежали, оставив меня с больной, которая может обратиться, -будто жалуясь, нарушила тишину лазарета, где пахло бьющей в нос чистотой и лекарствами, доктор Белчер, с глухим хлопком закрывая журнал .

–И вы сможете ее обезвредить? – замечая, что пожилой врач мало верит в хороший исход данной ситуации, спросила я, продолжая стоять на одном месте. Я чувствовала себя неуверенно посреди всех этих белых полотен, закрывающих прозрачные стенки старого магазина, будто в какой-то палате психиатра. – Если это потребуется?

–У меня есть скальпель, – находя в моих словах некоторое недоверие к собственной силе и слабости тела, спокойно заметила доктор Белчер, взглядом указывая на небольшой столик, где в металлической емкости, на свежем полотенце, были разложены инструменты. – Не стоит оценивать лишь дряхлые руки, они очень крепкие, много кишок передержали.

–Ладно, извините. – подробности подобного мне узнавать не хотелось, я догадывалась, что в этой комнате погиб не один человек. Скрыться от пожилой женщины и Глори Кук, совершенно не знакомой мне, но все же за которую я переживала, захотелось смертельно, что я и сделала, проходя через светлую занавеску. Но после ударила себя по лбу, понимая, что буду выглядеть нелепо. – А куда они пошли, Джеймс и Дарлин?

–Спроси у кого-нибудь другого про этих голубков, тебе ответят, я не знаю, – честно призналась доктор Белчер, делая вид, что не заметила, как я ушла, а после вернулась обратно со своими расспросами. Не знаю, может, только с незнакомцами она была так строга, холодна и безразлично, но мне показалось, что этот человек любит себя и медицину больше, чем других.

Я кивнула на слова пожилого врача, и поспешила вновь удалиться, теперь думая, кого же мне спросить. Но в голове после ответа Белчер был только один вопрос, который я и озвучила:

–Голубков? – спрашивала я у самой себя, чуть морщась от странного отвращения. Джеймс теперь представлялся мне каким-то седым стариком, одного возраста с доктором Белчер. Я не видела этого человека, но сейчас казалось, что он носит длинную седую бороду и опирается о трость, чтобы не упасть. Я передернула плечами от одного представления, что доктор Габлер может оказаться тем стариком, которого я создала в своей голове.

Снова идя по коридорчикам, очертания которым предавали бывшие стеклянные отделы магазинов, поворачивая, опираясь на интуицию, я почти подбежала к широкой лестнице, чувствуя нетерпение, теперь не столько от встречи с подругой, сколько от встречи с доктором Габлером.

Спуская по ступеням, бегло пересчитывая их все, я чуть замедлилась, оказавшись на первом этаже супермаркета Холвудс. Я сделала несколько неуверенных шагов, оглядываясь по сторонам: и куда мне идти?

Пространство было большим, осталось несколько невысоких стеллажей, которые одиноко стояли посреди первого этажа. Кассы у самого выхода на улицу почти разобрали, а, скорее всего, разломали. Пол был пошарпанным, стены высокими и крепкими, пару окон было у противоположной лестнице стены: все забиты досками, чтобы, в случае прорыва мертвецов, спастись внутри здания. Входная дверь, когда-то была стеклянной и раздвижной, но жители Холвудс понимали, что это опасно, и соорудили несколько преград для Ходячих: решетка была первым слоем защиты, после деревянные ставни, что закрывали, когда шло стадо, а затем по плану Вильяма тварей бы поджигали и расстреливали. Это не было супер планом, – последняя часть безопасного входа, потому что мертвецы могли поджечь все здесь,– но лучше, чем ничего.

Как назло, первый этаж пустовал, я хотела было вернуться наверх, чтобы спросить кого-нибудь о том, что меня интересовало, или выйти наружу, в поисках людей, как знакомая фигура появилась на горизонте, освещаемая теплым светом ламп у высокого потолка первого этажа, который подпирали толстые, квадратные колоны.

–Не нравится мне здесь, – подходя все ближе, оглядывая по сторонам, будто ища подвоха и лжи в стенах и всем остальном, поделился Роб, будто мы успели стать лучшими друзьями. – Старик Билл, я ему, конечно, доверяю, он крутой, хоть я и называю его пердуном, но сейчас он ведет себя беспечно, чертовски беспечно.

–Прекрати, – я устало выдохнула, хотя понимала Роба и его беспокойство. Билл слишком быстро согласился с местными правилами, но у меня здесь, в отличие от скалы, были знакомые, в целости и сохранности. – Если тебе сказали отдать оружие, это не значит, что все слишком плохо. Мы поступили бы так же. Тем более, оружие уже у тебя.

Чуть скривив лицо на мои нравоучения, но уже поостыв, Роб покосился на ножи и другие средства защиты, которые мы взяли на станции перед тем, как отправиться в Оттаву. Тогда мы вооружились до зубов, не зная, чего ожидать от большого города.

–Черт с ним, держи, – протягивая пистолет и чехол с охотничьим ножом, немного затупленным, требующим точки, с каким-то обреченным выдохом, проворчал Роб. – Лучше пусть они будут, мало ли мертвецы прорвутся через ворота или… Люди.

–Тебе его просто так отдали? – принимая оружие и игнорируя последние слова скалы, который заметно утихомирился, видно пара он выпустил достаточно, чтобы стать нормальным человеком, поинтересовалась я, закрепляя чехол на поясе.

–Пришлось припугнуть, – разворачиваясь, будто не желая больше тратить время на болтовню, бросил Роб. Его огромное тело было напряжено, а взгляд внимателен, будто он оказался не за забором, а в ночном лесу. Скала всё еще хотел найти какой-то компромат на Холвудс.

Оставляя мужчину со своими заботами, беспокоясь о собственных, я решила выйти наружу, хоть там и начался снегопад, схожие с которым редко навещают Иллинойс. Я проходила мимо очередной колоны, когда шаги Роба резко прекратились, а хриплый голос заставил обернуться.

–Мелкая, в общем, те фото – не мое дело. – Роб не поворачивался ко мне лицом, я видела только его спину и чуть опущенные усталые плечи. Ему, возможно, было неприятно от всего, что произошло в Оттаве. Он бы хотел признать вину, но сказать больше не мог. Потому что таким он был человеком. Похожим на ледышку, но заботящимся о своих людях.

–Приму за извинения, – я почти улыбнулась, радуясь, что врагами мы не останемся. Роб был сильным не только из-за мускул, признать свою вину не каждый может, унизиться ради друзей, тоже не всем по силам.

–Проваливай, – скала попытался сделать грозный голос, но прозвучали его слова как шутка, чему я лишь улыбнулась еще шире, а после поспешила убраться, пока бы Роб не начал метать в меня что-нибудь.

***

На первом этаже супермаркета Холвудс были не только колоны, стены и окна. Здесь было несколько дверей: в хранилище с припасами, что была заперта, в рабочие зоны, сортир. Одна из дверей вела в оружейную. Я уже собиралась выйти на улицу, где хлопья снега быстро падали на землю, образуя сугробы, но за моей спиной послышалось шарканье, которое чуть не заставило вытащить пистолет.

Я развернулась, готовясь встретить облезшее лицо, покрытое струпьями, с которого свисали куски отмершей кожи, но наткнулась лишь на старика, тащащего за собой два огромных мешка. Заметив меня, пожилой мужчина почти оживился, а его губы тронула легкая и приятная улыбка.

–Доченька, не поможешь мне? – лицо мужчины было красным, то ли от долгой работы под палящим солнцем, то ли от злоупотребления алкоголем. Старичок, чья кожа и изначально, от рождения, не была светлой и бледной, остановился у двери, отпуская мешки с мусором.

–Я? – неуверенная в том, что обращаются ко мне, я повертела головой, оборачиваясь, будто ища кого-то другого. Но там никого не оказалось.

–Ну да, помоги старику? – внешность у незнакомца была приятной, хотя, думаю, все старики выглядят немного мило и жалко из-за глубоких морщин. Однако Билл к этой категории «милашек» не относился. – Руки уже не те, а работать надо, чтобы как-то обозначить время в этом мире.

Этот седой человек казался каким-то знакомым, но и совершенно чужим. Я не могла отделаться от мысли, что кого-то похожего я точно уже встречала, хотя, вероятно, мое сознание просто играло с разумом. Я подошла к старику, беря один из мешков с мусором за конец, собираясь помочь.

–Я тебя раньше не видел, прости, если забыл, – двигаясь позади меня, иногда указывая направление, где находится свалка для всех отходов, как и для мертвецов, извинился седой мужчина, намекая на плохую память.

–Нет, я вас тоже не знаю. – сказала я это, но внутри что-то говорило, что этого старика я уже встречала. Хотя я была уверена, что его лицо лишь кажется знакомым, не более того. Мешок действительно был тяжелым, вероятно, мусор не был легким никогда.

–О, так ты с теми людьми, что пришли к нам, это хорошо, когда остаются хорошие люди, очень хорошо, – переставая следовать позади, седой член общины Холвудс догнал меня, теперь идя вровень. Он улыбался, а его тяжелые веки чуть прикрывали глаза, заставляя думать, что старик щурится.

–А вы встречали плохих? – узнавая нотки отчаяния и сожаления в голосе старика, спросила я, смотря в самые глаза темного цвета, что невозможно было отличить ни радужек, ни зрачков. – Я имею в виду после того, как все началось?

–А вы не встречали?-старик чуть опечалился, тоже смотря мне в глаза. Он лишь дёрнул головой в сторону второго выхода, что вел сразу на заднюю часть территории, обнесенной забором. Замечая на моем лице выражение, отвечающее на его вопрос, седой мужчина кивнул. – Вот и я о том же.

–Вы здесь давно? – спокойно ожидая, пока новый знакомый отыщет нужный ключ от запасного выхода, чья дверь узкая и маленькая, спрашиваю я с тем самым недоверием, что продолжает вырываться наружу. Я вроде и смирилась с тем, что всё может быть лучше, что эти люди не плохие, но пересилить себя не могла. Я чувствовала то же, что в тот раз, придя на станцию, но и сейчас у меня опять не было выхода.

–О, с самого начала, я, так сказать, застал перевоплощение мира, – радуясь то ли находке нужного ключа, то ли моему вопросу, ощущая какой-то своеобразный звездный час для своего рассказа, старик открыл замок, толкая дверь.

–И… Вам здесь нравится? – я почти проклинала себя за этот вопрос, переполненный скептицизмом. Обижать пожилого человека не хотелось, он не казался мне плохим, я даже не могла подумать, что в шкуре овечки прячется волк, по крайней мере, в этом случае. Старик был добрым, его лицо говорило обо всем, искренним и открытым. Он был, может, немного наивным, но справедливым.

–Я понимаю твое недоверие, – седой человек стоял еще внутри помещения, но холодный ветер уже чувствовался кожей рук и щек. Старичок выдохнул, немного мотая головой. От него явно не скрылось мое недоверие и не самые радужные мысли насчет Холвудс. – Многие здесь тоже мало во что верят, но если люди хорошие, почему бы не рискнуть?

–Мы уже много рисковали. – простреленная голова Криса, брошенный Отис, Отец Питер, могилы, пустые и заполненные – всё это всплыло в голове, не позволяя отделаться от последующего чувства печали и скорби. Это всегда приходило, когда вспоминал мертвецов, не тех, что таскалась снаружи, а тех, что сидели внутри.

–Послушай, я попал сюда давно,– будто решая рассказать мне всё, чтобы я поверила и отсеяла опасения, начал говорить старик. Я пыталась скрыть интерес, но собеседник заметил. Он закрыл дверь, говоря тем самым, что рассказ будет достаточно длинным.-Весна, светило солнце, помню как было жарко, что асфальт, кажется, плавился. Мы все помним тот день: сначала спокойствие, а потом шторм на суше. Где-то вдалеке шуршали листья на слабом ветру, всё было красивым, это я помню, а потом город поглотил хаос. Везде кровь, крики, тела, огонь и запах безумия, смешанный с паникой. Я бежал, уже увидев, как жену съедают Ходячие. Я помню, как это было. Я бежал, долго бежал, боялся оглянуться. Помню, как легкие горели огнем. Помню, как слезы перестали катиться по щекам, потому что просто закончились. Помню страх.

– Я бежал и не понимал, а потом упал. Там, на той улице было много людей, очень много, но я лежал. Выстрелы, плачь, дикая жара, и все кинулись бежать. А я лежу, рук, ног не чувствую, сердце бешено стучит, то замирая, будто я уже покойник, то разгоняясь до бешеного ритма. Ну, я и крикнул, что было сил: « Помогите, кто-нибудь! Спасите!», а крик этот так в горле и застрял.

Неожиданно старик замолчал, а дрожь прошлась по всем телу, заставляя напрячься. Мне казалось, что я была там с ним, совсем рядом, что я тоже не чувствовала ни рук, ни ног, что и мой собственный крик застрял в горле. Глаза седого человека чуть заблестели, а он уставился куда-то вверх, будто вспоминая всё, что случилось, будто поддаваясь и чувствуя все снова, опять.

–И вдруг тихо всё стало, страшно. Лежу я один, никого вокруг, да ничего на целые, кажется, километры. Один, одинокий старик, а мимо парни молодые пробегают, судорожно глотая воздух. Они видели меня, но пробежали. Ну, думаю, вот и всё, вот она, могила моя. Отмучился сын Божий, и правильно… Что меня спасать? Эти ребята молодые еще, им жить и жить, а я что? Я свое отжил. Умирать пора.

Старик замолчал, а глубокая печаль тронула его морщинистое лицо. Внутри меня всё сжалось от одного его вида: сердце сковали цепи вины, тело задрожало, губы поджались, а на глаза навернулись слезы. Я почувствовала его одиночество, я была когда-то брошенной и покинутой – когда бежала из «Счастливой долины». Стало больно, очень больно.

–И как вы выжили? – зная конец собственной истории, но не зная, чем закончилась повесть старика, спросила я, чувствуя, что голос дрожит. Такое огромное влияние оказали на меня слова старика, что я не могла просто сохранять безразличие. Было больно, очень больно.

–Вильям помог мне, он вернулся, не струсил, – кивая несколько раз, будто подтверждая собственные слова, ответил старик. Он чуть помолчал. А после, вновь толкая дверь, впуская холод, продолжил.– Я рассказал тебе это не для того, чтобы ты пожалела, или чтобы занять твое время, а для того, чтобы ты поняла: иногда людям можно доверять, не все плохие.

–Я запомню это, – стараясь незаметно вытереть накатившие слезы. Я хватаю мешок, желая скорее отделаться от всего этого. Не хотела я вспоминать того, о чем жалею. Сожаления убивают нас, из-за них мы страдаем.

Холодный ветер ударил в лицо, а снежинки запутались в волосах, медленно начиная таять.

***

Я хотела спросить Джеймса о том, что так давно сидит где-то внутри, желая вырваться наружу, и, когда первое слово вопроса вырвалось из груди, сухой голос заставил обернуться.

Это была она, почти не изменилась, как казалась с первого взгляда. Все тот же силуэт, все то же лицо, все те же попытки что-то исправить. Да, она не изменилась, но мир вокруг нее поменялся, как и вокруг нас всех.

Я не хотела плакать, это было слабостью, но слезы все же покатались по щекам от искреннего удивления. Сколько бы я не заставляла себя держаться за все это время, как только увидела ее и Митча посреди незнакомых людей, сколько бы ни твердила, что нужно смеяться и радоваться, слезы все равно скатились по коже, будто царапая ее солью.

Она стояла чуть дальше, в паре метров, смотрела так, будто пыталась понять, я ли это на самом деле. И мне был знаком этот взгляд, который я забыла -полный странных, смешанных чувств. Уверена, ей хотелось засмеяться, будто обезумевшей старухе, сгибаясь пополам, оттягивая волосы в сторону – ее губы почти скривились в подобии улыбки.

Она стояла неподвижно, и я замерла, только слезы на щеках оставались живыми. Мне казалось все это нечестным: я опять плачу, а она молчит.

Обычно мы вместе молчали, стоило нам встретиться. Когда мы шли навстречу друг другу, – это было раньше – то каждый хотел рассказать все, что произошло, обо всех мелочах. Но стоило нам встретиться, как все диалоги пропадали, мысли улетучивались, и было хорошо от тишины. Вот и сейчас так: ты не думал, что встретишь кого-то, хотя не похоронил его, не хотел хоронить. Вот ты встретил, тебе есть что рассказать,– апокалипсис ведь наступил – но ты просто молчишь, сжимая ладони в кулак.

Мы лишь стояли, а страх за то, какой будет реакция, снова засел внутри, заставляя просто молчать, ни о чем не думая.

Глаза Блэр оставались голубыми, но печальными, будто она снова думала о каких-то проблемах, исправить которые не в силах. Волосы, правда, стали чуть короче, но это не столь важно, кажется.

Первый шаг был за ней – он был небольшим, но она его сделала, пошла навстречу.

Я думала, она не изменилась, но стоило ей подойти ближе, как я поняла, что ошибалась. Ее лицо, выражения и мимика стали менее красноречивы, будто запас эмоций растерялся где-то по дороге. Да и маленьких царапин на коже оставалось приличное множество.

Я стояла на месте, весь мой вид просил о помощи у Джеймса, а она все приближалась. Не смотря на меня, на него, на небо – Блэр никуда не смотрела, ее взгляд был слепым. Когда она оказалась совсем близко, я была уверена, что Джералд пройдет мимо, будто не замечая меня, побежит куда-то далеко, чтобы спрятаться и больше ни о чем не думать.

Но неожиданно меня схватили в охапку, то ли прижимая к себе, то ли прижимаясь ко мне. Стало так странно, что-то внутри задрожало, а слезы, которые начали успокаиваться, вновь брызнули из глаз. Плакала теперь не я одна. Руки рефлекторно, будто не принадлежали мне, взметнулись вверх, хватая за теплую куртку так же, как она сжимала мою одежду, иногда задевая темные волнистые волосы, что на морозе и влаге завивались еще больше.

Снег падал, ветер сдувал в сторону, пар выходил изо рта, но было так тепло, как не бывало даже летом. Сердце боязливо стучало, всхлипы смешались со смехом Блэр, а я больше не боялась реакции, потому что мы снова были вместе.

–Ты ведь не уйдешь как они? – в какой-то момент, сжимая меня еще сильнее, почти до боли, отрешенным и дрожащим голосом спросила Блэр. Сначала я не знала, что ответить, не знала, потому что не относилась ко всему, как она. Не знала, что сказать, вновь жалобно прося помощи у Джеймса, что отошел в сторону. Не знала, а потом поняла – мы живем в другое время, для которого не все были рождены, не все способны выжить в нем.

–Я не умру, – вспоминая, что обещала собственному безумному отражению в кровавых осколках больничного туалета, я покачала головой, чувствуя, что ноги подкашиваются от всего этого. В тот день я дала обещание выжить не только себе, но и собственному безумию. Я бросила вызов миру, и этот вызов заставляет меня дышать и бежать.

Ноги стали ватными, и я потянула Блэр за собой, чуть больно приземляясь на колени в снег, с глухим звуком.

***

–Крис и Джейн погибли.– мы сидели теперь в небольшой комнатке, чьи стеклянные стены были завешаны тряпками, а настольная лампа, что покоилась у тонкого матраса на полу, освещала «квадратный аквариум». – Крис верил, что люди хорошие, прямо как ты, а Джейн умерла из-за своей веры.

–Не все люди плохие, – смотря куда-то в пол, после внезапно поворачиваясь ко мне, выдавила Дарлин, почти обвиняя меня в моем недоверчивом отношении. Я определённо была рада увидеть ее, в тот момент, у самих ворот, я не осознала в полной мере, что темноволосая девушка действительно Джоунс. Стоя в темном коридоре, дожидаясь Билла, помогая краснощёкому старику с выброской мусора, блуждая по всем этим этажам, я думала о том, что делать, встретив ее. Думала, а когда увидела, всё исчезло из головы. Только шок, заставляющий врасти в землю, да удивление, смешанное с неверием, сковали меня по ногам и рукам.

–Ты не первый человек в Холвудс, говорящий мне об этом, – я сдержала смешок, вспоминая старика на первом этаже супермаркета. Сейчас я чувствовала что-то странное. За все эти месяца я мало думала о Дарлин, так было легче, так казалось – ты думал, что если не вспоминать, то боль тоже не придет. Если кого-то я похоронила сразу, не задумываясь, закапывая в землю, то о Джоунс я просто старалась не вспоминать. Разум просил об этом, но мозг отталкивал любые просьбы, желая сохранить рассудок. Я старалась не думать, что Дарлин, вероятнее всего, погибла, старалась игнорировать просьбы разума, и вот теперь она сидит передо мной. Неужели это вознаграждение за надежду?

–Так, может, стоит задуматься? – опять это пытающееся настроить на другую волну выражение лица. Снова Дарлин не довольна тем, как я мыслю. Обычно мы просто делились своим мнением, но порой, когда разногласия были велики, начинали спорить. Споры эти ничем не заканчивались – каждый оставался при своем.

–Обязательно, но чуть позже, – я немного замялась, вспоминая все это, как все было раньше. Стало как-то странно, но не тоскливо. Потому что подруга здесь, подруга, которая понимала большую часть моего бреда. – С кем ты живешь?

–С Вандой Сандерс, – замечая мой взгляд, направленный в сторону еще одного матраса, ответила Дарлин, чуть унывая. – Ей одиннадцать, и она любит фотографировать. Нашла фотоаппарат среди хлама, собранного на третьем этаже, теперь бегает с ним повсюду, делает снимки. У нее даже собственный альбом есть, если разрешит, я тебе покажу, ладно?

–А… Где ее родители? – спрашивать не хотелось, хотя все было однозначно понятно. Я не представляла, что было бы со мной, останься я одна в одиннадцать лет. Этого ребенка или защищает что-то более сильное, или она везучая.– Ты заботишься о ней, потому что они погибли?

–Мы этого не знаем, возможно, они живы. –Дарлин всегда была такой, продолжала надеяться, никого не хоронила. Я уверена, она знала и понимала, что родители Ванды, скорее всего, не выжили, но рядом с девочкой и сама верила в их спасение. Вот только верил ли в это ребенок? – А ты с кем делишь комнату?

–У нас нет комнат. По большей части, это большое помещение, где нет никакой мебели, только матрасы на полу, расположенные так, чтобы никто не мешал другим спать. Хотя, в действительности, все сопят и кряхтят по ночам, некоторые даже разговаривают во сне. Но, как сказала Джули, выбирать не приходится, радуемся и этому.

–То есть, никакого уединения? – подруга искренне удивилась. Да, частной территории у нее хватало, думаю, к подобному я бы быстро привыкла. – Это немного… Неудобно, что ли.

–Я заходила к себе домой. – тоска снова пронзила все тело, будто иглы воткнулись в руки и ноги. На мои слова Дарлин не ответила, видимо, понимая, что я чувствуя. Думаю, она воспользовалась близостью собственного дома, и видела при этом нечто подобное. – Там было слишком пусто, потом у меня начались галлюцинации, наверное, от пыли, а после я встретила мертвого соседа.

–Я тоже возвращалась к себе. Но, знаешь, зайти внутрь у меня сил не хватило, как только я заметила кровавую дорожку на крыльце. Я стояла, а Джеймс зашел, он принес мне фотографию родителей. Я спросила его о том, был ли там кто-то еще, а он ответил, что не было. Но его лицо говорило о совершенно другом. Думаю, мои родители все еще там, в нашем доме. Но, боюсь, сил увидеть этого у меня не хватит.

–Я рада, что не видела свою мать. – Джоунс кивнула на мои слова, поддаваясь печали. Ее плечи опустились, а губы сжались в полоску, немного скривившись. Подруга подтянула к себе одно колено, руками цепляясь за штанину джинсов.

–Я была в твоем доме. Ты не заметила знак? – передернув плечами, будто прогоняя все мысли, говоря самой себе, что погрустить она всегда успеет, неожиданно спросила Дарлин, заставляя меня удивленно на нее уставиться.

–Какой знак? – я судорожно пыталась вспомнить что-нибудь выделяющееся. – Там ничего не было, только пыль везде, даже кукурузные палочки на кухне нетронуты. Может, кто-то забрал твой знак?

–Нет, там был знак, что я жива. Его бы нашла только ты, если я тебя знаю, – подруга посмотрела мне в глаза, будто ожидая, что там что-то появится, и я вдруг вспомню о какой-то мифической весточке. Но я до сих пор не понимала. Дарлин покачала головой, понимая, что я туплю. – Я вырвала это из твоей тетради.

Джоунс залезла под подушку, доставая оттуда небольшой рюкзачок. Недолго порывшись в вещах, что хранились в сумке, которая, в свою очередь, всегда была под рукой, подруга достала помятый и чем-то запачканный клетчатый лист.

–Ну, знаешь, это было тяжело принять за знак, потому что я тоже вырывала листы из своих тетрадей. –на клетчатой бумаге красовался рисунок Дарлин и Митча Стивенсона, который не очень был похож на самого себя. Единственное, что позволяло узнать в человеке на листе Стивенсона, это четкие скулы и прическа. – Если бы от твоих идей зависела чья-то жизнь, то этот человек явно бы умер.

–Да, возможно, я думала, ты помнишь, что рисовала, – задумываясь теперь над своими действиями, которые не были самыми результативными, признала Дарлин. Я действительно заглядывала в тетрадь по алгебре, она и сейчас со мной, я видела вырванные страницы, но и подумать не могла, что подруга оставит метку таким способом. Легче бы было выцарапать на стене послание.

–В следующий раз оставляй знак на стене или потолке, ладно? – я чуть усмехнулась, доставая тетрадь из рюкзака.

–А следующий раз будет? – листая страницы, замечая собственный почерк, спросила Джоунс, чуть потухая. Ни ей, ни мне подобного не хотелось.

–Надеюсь, что нет. Но я рада нашей встрече, безумно.

***

–Я могу дать вам одного доктора, если у вас есть больные, требующие помощи, – смотря на то, как люди загружают вещи в небольшую машину, сложив руки на груди, предложил Вильям. Этот человек действительно делал все для своих людей, он был готов помочь, рассчитывая на взаимную помощь. – Только если вы вернете его обратно.