Текст книги "Мертвый мир - Живые люди (СИ)"
Автор книги: Полина Гилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 85 страниц)
–Давно я здесь? – следя за Вэл, которая открывала ящики и шуфлятки, будто это был ее дом, спросила я, протирая глаза, стремясь прогнать наваждение. Я следила за спиной Вэл, ожидая, что она превратится в Эйбрамсон.
–Минут десять, – пожимая плечами, подруга лишь повернула голову, приседая у тумбочки. – Что здесь можно было делать так долго?
–Неважно, – мотнула головой я, опасливо поглядывая на улицу, где в соседний дом напротив поплелся Роб-скала. Правда, это было бесполезно, потому что то здание давно пустует, еще с самого начала, с первого дня, когда хозяева покинули его, готовясь к худшему. Что ж, они оказались правы. – Я пойду наверх.
–Кстати, ты назвала меня Кловер, – поворачиваясь ко мне, будто собираясь выяснять отношения со своим парнем, заподозрив того в измене, окликнула меня Вэл, отвлекаясь от полок и всякого барахла. – Не путай нас, мы совершенно разные: Я – Вэл Бенсон, та еще стервозная подруга, Кловер – довольно милая ящерица, отбрасывающая хвост при опасности, теряющая контроль над действиями, и больно кусающаяся.
–Я знаю, – мрачный вид выдавал мое состояние, но Бенсон не была бы собой, если бы заметила подобную мелочь. Они действительно разные: Кловер иногда старается сделать что-то для других, а вот Вэл не понимает, что у других тоже есть чувства. Она и сама-то не очень часто задумывается о том, как назвать то состояние, в котором она находится. Она может быть грустной, но совершенно не понимать этого.
–Ладно, – словно дождавшись чистосердечного признания, ответила подруга, следуя на кухню. -В доме Джина, вернее, в гараже его отца, я искала бензин, но наткнулась на Харлей. Я редко видела их, но поход в Оттаву стоил одного только этого зрелища. Правда, Гари сказал, что бак пробит пулей, и на нем не поездишь теперь.
–Это байк Тэда, -вспоминая, как мужчина возился с Харлеем, пачкая руки и лицо в мазуте, потея насквозь, выдохнула я, поднимаясь по лестнице, доставая теперь нож из чехла. – Он его так и не починил.
–Крайтона? – я иногда рассказывала Вэл о том, как мы с Кловер и Джином выживали. Тэд был частым героем этих историй, наверное, потому, что героем он являлся и в действительности. Самоотверженный, прячущий сострадание за маской холодного безразличия – таким был Крайтон почти всегда, за исключением тех времен, когда настроение мужчины и мысли позволяли ему расслабиться, пропуская немного задиристости и чувства юмора.
Вопрос Вэл я оставила без ответа, делая вид, что не услышала, тут же поворачивая за угол, направляясь в сторону ванной комнаты. Наверху было так же, как и на первом этаже: комки пыли вжились в роль перекати-поле, а неприятный запах настойчиво бил в пос.
Проворачивая круглую ручку ванной комнаты, я вспомнила, как нелепо краснела, боясь зайти и отдать Тэду вещи, вытянутые из запыленных картонных коробок. Тогда я заставила заняться этим Джина, подталкивая в сторону второго этажа. Это было так глупо.
Частички пыли разлетелись в стороны, будто распуганные вороны или старшеклассники, застуканные за какими-то делами, стоило мне открыть дверь, заглядывая внутрь ванной комнаты. Тюбики с шампунем, гелями и крема стояли на грязных полочках, кусок мыла в мыльнице засох и будто скукожился. В корзине для грязного белья торчала белая футболка, посеревшая со временем, запачканная давними пятнами крови – с этой вещи все и началось, в тот момент, когда бродяга вышел из переулка, разрывая сухожилия какой-то женщины.
Отдергивая шторку ванной, чтобы наверняка убедиться в отсутствии мертвецов, я остановилась у самого ящика с зеркалом, подвешенного на стене. Я так давно избегала зеркал, что совершенно забыла, как выгляжу. Было понятно только то, что от той Блэр Джералд, навестившей меня недавно в коридоре дома, не осталось почти ничего. Той размышляющей о сложных вещах девушки уже нет, каждый день отрывал от нее какую-то часть в течении семи месяцев, заставляя превратиться в это пустое существо: волосы спутаны, посечены, кое-как подстрижены, кожа ссохшаяся, с какими-то болезненными темными пятнами на теле, шрамы и мелкие царапины, мелькающие на ладонях и щеках. И даже глаза, когда-то голубые, сейчас не выражали ничего, кроме боли и ненависти. В этом синеющем и холодном, будто Ледовитый океан, взгляде сейчас плескалась тоска, разрывающая, кажется, все тело, ломящая кости, пытающаяся поглотить.
Почти игнорируя собственное уставшее лицо, я с надеждой открыла шкафчик с зеркалом, заглядывая внутрь – здесь ничего не было, кто-то все забрал. Выдыхая, я вышла из ванной, закрывая дверь, слыша, как Вэл копошится на первом этаже, теперь заглядывая в холодильник.
Моя комната всегда была для меня крепостью, куда никто не мог зайти без разрешения. Эта светлая дверь защищала меня от всего, чего я не хотела слышать и видеть. Когда родители ссорились, я закрывалась в комнате, зажимая уши, чтобы не знать об этих криках. Когда приходили ненужные гости, вечно пытающиеся поставить мне в пример какую-то другую девочку, я тоже сидела здесь, рисуя или читая. Когда хотела побыть одинокой, чтобы никто не знал о моем смятении и тревогах, я тоже искала уединения здесь. Если могла раскрыть кому-то секрет, стены комнаты становились единственным свидетелем этой тайны.
Мягкий ковер на полу, чей ворс сейчас был грязным и темным, совершенно отталкивал своим видом. Створки шкафа так и остались открыты, после того, как я в спешке упаковывала вещи. Куча учебников и школьных тетрадей расположились на полу у письменного стола – в тот день я вытрясла их из рюкзака, который сейчас свисал с плеч, почти пустой.
Не удержавшись, я села на корточки у этих исписанных листов, запылившихся за прошедшие месяца. Сдувая слой грязи, проводя ладонью, я открыла одну из тетрадей, понимая, что это алгебра. Я почти улыбнулась, понимая, какая же это ирония – я никогда не разбиралась в этом предмете, а он даже теперь попадается мне под руку. Стало до тоски грустно и смешно.
Пролистав несколько страниц, я наткнулась на рисунки, которыми всегда развлекалась на физике или математике. Здесь были человечки, какие-то девушки, каракули, отдаленно напоминающие комикс. На следующей странице был почерк, похожий на кардиограмму, который я с трудом разбирала – это писала Дарлин на уроках тех учителей, где перешептываться было невозможно. Некоторые листы были выдраны.
Какое-то приятное чувство накатило на меня, поэтому я провела кончиками пальцев по клетчатым листам, будто пытаясь впитать смысл, что крылся в написанных словах или рисунках. Я могла в это поверить, поверить в то, что эти тетради подтверждают, что когда-то все было по-другому. Дом опустел, улицы города тоже, но тетради и учебники лишь покрылись слоем пыли – они остались неизменны. То, что было когда-то записано в них, сохранилось на долгие годы, пока кто-нибудь не сожжет или оставит под дождем. Книги – великое изобретение, листы – хранилище знаний, буквы – способ выражения всего.
Тетрадь с алгеброй перекочевала в мой рюкзак, а собственный выбор заставил меня лишь усмехнуться, потому что я ненавидела точных наук. Оставляя кучу книг на прежнем месте, я подошла к шкафу, стягивая неудобную куртку, в которой ходила весь декабрь. На одной из вешалок, в самом углу шкафа, висел мой пуховик с теплым капюшоном, купленный матерью в прошлом году. Так же, как сменилась на мне куртка, поменялись и ботинки, на более высокие с мехом и крепкими шнурками.
В углу комнаты, на стуле, так и лежала скомканная одежда, выбрасываемая мной из шкафа. Найдя джинсы, пару свитеров и перчатки, я запихнула их в рюкзак, как и старые ботинки, которые оставлять здесь было бы расточительством.
Как-то печально осматривая комнату перед уходом, окидывая все взглядом, я выдохнула и закрыла дверь, чуть хлопая. В комнату матери я сунуться не посмела, у меня не было сил для этого, я не могла побороть страх, боясь, что почувствую призрачный запах ее духов, ее кожи.
–Ну наконец-то, – выглядывая из арки, что вела на кухню, возликовала Вэл, что-то прожевывая. Замечая мой удивленный взгляд, она потрясла пачкой кукурузных палочек, будто намекая, что ее желание, загаданное на Рождество, исполнилось. Это были именно те палочки, что мы украли с Кловер из небольшого магазинчика, охраняемого мертвецом с синими и холодными пальцами. – Ты нашла только одежду?
–Да, – кивая, я спустилась по лестнице, считая ступени. – Здесь мало что осталось, кто-то всё выгреб, как это постоянно делаем мы, но слои пыли говорят лишь о долгом отсутствии любой активности, даже мертвецов. Где остальные, Билл, Роб?
–Старик командовал шевелиться, – запихивая в рот очередную кукурузную палочку, облизывая сладкие пальцы, с набитым ртом ответила Вэл, не собираясь делиться, как и говорила в тот раз. – Он нервничал.
–Пойдем. – в это раз отправилось лишь семь человек. С Рождества прошло не так много, всего десять дней, а Билл скомандовал о новой вылазке. Назначением была Оттава, при упоминании которой все внутри содрогалось от страха и безумной скорби. Старик знал, как это опасно, но он не мог объяснить то, что тянуло его в окружной центр. Наученный горьким опытом, Билл собрал малую группу, решая, что это намного безопаснее и незаметнее.
Роб тогда разрывался, не зная, стоит ли оставлять малыша Тони с теми, кто мог не уследить за ним. Поборовшись со своими мыслями, сомнениями и самыми плохими исходами, которые рисовал разум, через пару часов мужчина-скала согласился идти, отбрасывая всё волнение в сторону. Он долго что-то говорил смуглому мальчишке, держа его на руках, всматриваясь в глаза, но, думаю, Тони мало что понимал из сказанных Робом слов – для ребенка речь нового опекуна была сложна.
Лили начала собираться, даже не оповестив о том, что она согласна. Для женщины теперь любой шанс выйти за забор был сравним с возможностью отомстить за смерть Майкла, найти того, чей палец нажал на курок. Девчонка с ранчо часто не могла заснуть, смотря в потолок, почти не моргая – обстоятельства смерти человека, которого она любила, были совершенно неясными. Судя по всему, Майкл подпустил собственных убийц достаточно близко, потому что следов пуль в автомобиле не было, только тело мужчины было изрешечено свинцом.
Отношения Гари и Сэм заметно ухудшились в последнее время. Девушка негодовала из-за того, что ее отец совершенно не позволяет ей покидать станции, выходить за забор. Его забота и страх за жизнь Сэм казались ей унизительными. Она много раз твердила, что теряет сноровку, что совсем забыла, как предугадывать опасность, но мужчина был непреклонен. Его можно было понять после всех этих смертей, но теперь на станции тоже было страшно находиться – после Отца Питера, каждый боялся, что кто-то новый, такой же безумный, придет на базу.
Вэл Бенсон поплелась в Оттаву по той причине, которая сейчас была в ее руках – пачка кукурузных палочек. Когда, после загаданного желания, сладость так и не появилась у нее перед носом, подруга решила, что нужно помочь Санте исполнить ее мечту. Когда дело касалось таких вот мелочей, Бенсон становилась почти что одержимой, совершенно не замечая за собой подобной глупости. В таких мелких вещах и попытках заключалась вся суть подруги.
Еще был Митч Стивенсон, который последнее время участвовал в жизни станции, как никто другой. Обычно грубый, нелюдимый парень, стал делать многое на базе: общаться с людьми, узнавать, что именно их не устраивает. Порой эти его попытки что-то узнать заканчивались плачевно – дракой с тем же Мэтом, но Агата Дуглас была почти окрылена таким поведением Стивенсона, позволяя ему заменять ее во многих вещах, касающихся совета. Бывший одноклассник стал очень близок с частью местной власти, узнавая многие вещи теперь раньше остальных. Меня удивили такие изменения в Митче, потому что он всегда не признавал кого-то, командующего и указывающего, постоянно сам хотел быть лидером. Он был каким-то древним воином, неспособным преклониться перед царями. Но, как оказалось позже, парень не смирился с властью совета, а сам хотел стать его частью, прорубая себе этим путь к лидерству.
Для каждого Оттава – город, с которым связано что-то особенное. Будь то плохое или хорошее, но оно существует и хранится где-то в глубине самого человека. Некоторые приехали в этот город случайно, кто-то связал свою мечту с этим местом, а другие же были рождены в окружном центре.
Для Лили это место начала новой жизни, после того, как она уехала от родителей, сбегая с их ранчо, где должна была провести остаток жизни, присматривая за лошадьми и коровами. Если бы не ее ранние стремления, желания познать то, чего не знала, Лили бы так и поседела на полях и лугах рядом с рыжим псом, лающим на жуков и бабочек.
Для Барри Оттава значила больше, чем казалось сначала. В этом городе он родился, поэтому редко воспринимал его как что-то великое, но его родственники долго мечтали перебраться сюда из маленькой деревушки где-то на краю штата. Для мужчины лишь со временем это место начало что-то значить. Ведь, в Америке оно как всё происходит? В большинстве случаев люди пересекают штаты, бросают работу, семью, начинают пить, а уж после, когда деньги совершенно перестают попадать в их карманы, блудные сыны возвращаются или же занимаются воровством. Барри понял, как важна для него Оттава, когда осознал, что это воплощение мечты его стариков, близких, родителей. Семья Барри была огромной, напоминала латинские, где много детей, вечный шум на повышенных тонах, мало денег, но все счастливы. Мужчина отчаянно стремился сохранить внутри себя эту гордость за родной город, но ему было тяжело смотреть на то, как мечты его семьи превратились в кладбище.
Роб умер и переродился в Оттаве. Он никогда не устраивал чаепитий с полицейскими, напротив, это были побеги и разбирательства, которых представители закона решались избегать, ибо разговоры скалы были нудными и бесполезными. Однажды суд дал условное за нарушение порядка, о котором Роб мало говорит, местные копы упекли его в тюрьму, где за тебя решат всё: когда мочиться, спать, есть, гулять, дышать, говорить, жить вообще. Когда, остановившись в одном из баров Оттавы, Роб думал о слепой мести, на которую всем будет плевать кроме него, то встретил свою будущую жену, преподнесенную словно судьбой в качестве подарка. После появилась и дочь. В этом же городе мужчина свою семью и потерял, но встретил Рейчел и Тони по пути в окружной центр. Для Роба это место многое значило: потери и обретения будто составляли всю жизнь скалы, стоило ему однажды оказаться в этом городе, узнать, что такое Оттава.
Я знала, что значит родной город для многих, но не знала, что думал об этом Билл. Не знала о том, где он жил, как он жил, местный ли он вообще. Я не знала даже то, сколько этому старику лет. Он был человеком, который неожиданно появляется в жизни многих, заставляет привязаться, его голос всегда звучит поучительно, но расставаться с такими людьми сложно. Очень тяжело выпускать таких мало известных и необычных людей из своей жизни, будто вместе с ними уйдет и часть чего-то важного. О прошлом Билла я могла лишь догадываться – жизнь этого седого человека начиналась для меня в тот момент, когда посреди леса за моей спиной хрустнули сухие ветки.
Для Митча Стивенсона Оттава должна была стать началом нового приключения, дорогой в будущее, открывающей множество перспектив. Этот город был детской группой для малышей, где их развивали, давали начальные знания, дальше тебе стоило бы сделать важный выбор: куда следовать теперь. Бывший старшеклассник не собирался сидеть здесь всю жизнь, он и так часто проезжал несколько штатов на выходных, чтобы развлечься с друзьями, не в состоянии усидеть на месте. Для Митча Оттава была как точка отправления куда-то далеко, где жизненный путь бы только начинался, но в итоге этот город стал для нас всех точкой отправления в новый безумный мир с мертвыми.
Пожалуй, Вэл Бенсон была единственной, кто пошел сюда только из-за пачки кукурузных палочек. Для подруги места не означали ничего – так было всегда. Вэл лишь иногда расстраивалась, если шёл дождь, мешая каким-то ее планам. Она не думала о своем окружении, о том, что значит быть другом, что значит родной город. Для нее значимость имело лишь то, что она понимала. Дом для Бенсон был местом для сна, постель всего лишь вещью, семья пустым звуком – привязанности Вэл не знала. Как и ласки, которою делятся с тобою родители. Плохими людьми не рождаются, не рождаются и безразличными животными, живущими с инстинктами – их создает общество, на которое, в итоге, эти дикари и бросаются в темноте ночи.
– У нас еще есть время? – выходя на крыльцо собственного дома, в этот раз оставляя дверь открытой, понимая, что все эти старания что-то сохранить напрасны, спросила я у Бенсон, остановившейся позади. Теперь у нас всех нет домов, крыши, собственной комнаты. Мы все бездомны. – Старик сам ведь не показал носа на улице.
–Зачем тебе? – меланхолично протянула подруга, шаря рукой в пачке с палочками, довольно хрустя, будто дразня. Вэл словно чувствовала превосходство и что-то похожее на радость от исполнения желания. Может, это было совпадением, может, и нет. – Хочешь вернуться обратно в дом и поваляться на своей кровати? Или что-то забыла?
–Ни то, ни другое, – отрицательно покачав головой, я спустилась со ступеней, оставляя Вэл смотреть на падающие снежинки, тут же таящие от прикосновения к чему-либо. Оставляя на снегу следы, отмечая, что эти ботинки с мехом намного теплее, я поплелась к соседнему дому с большой верандой, которой всегда завидовала.
Из дома семьи Янг недавно вышел Гари, который вместе с Вэл и нашли Харлей Тэда в гараже. Мужчина что-то сказал мне вслед, упоминая пустующие комнаты, но я не ответила, заходя через чуть прикрытую дверь гаража, имеющего вход и в дом. Комнаты, коридоры, лестница – всё было таким же пыльным, только на полу в гостиной остались засохшие пятна крови. Кому она принадлежала нам никогда не узнать, потому что ни тел, ни следов здесь не было.
Пошарив по комодам в комнате Джина, натыкаясь на те секреты парня, которые он рассказывал только друзьям-парням, -на журналы с красивыми женщинами на обложках и на диски с фильмами и музыкой, я вытащила альбом с толстыми страницами, где были расположенные в хронологическом порядке фотографии. Детство старшего брата, его дни рождения, какие-то важные моменты жизни, здесь была и я. После появлялись фото Марко, различающиеся, пожалуй, только качеством пленки и локацией на заднем плане. На одном из фото была вся семья: отец, чей взгляд был чуть отведен в сторону, будто нелюдимого человека, красивая мать с длинным темным волосом, спадающим с плеч, прижимающая к себе сыновей, Марко, доверчиво сжимающий край отцовской рубашки, и Джин, который не был любителем фотографироваться.
Я надеялась, что когда-нибудь встречу братьев снова, что они смогли сбежать от мертвецов, избежать их укусов. Если такое произойдет, я думаю, Марко был бы рад иметь хоть какое-то фото своей семьи, еще счастливой и полной. Кажется, со временем всё забывается, но родители это не та вещь, которую стоит стереть из памяти. Марко было всего семь, когда все это началось, если он проживет еще несколько лет в этом безумии, если я встречу его и Джина, то фото матери, растерзанной на их глазах, должно напоминать братьям, что такое семья и человечность.
Гари, заглянувший в дом, позвал меня, говоря, что Билл командует собираться и поторапливаться. Когда я вышла, кто-то еще копошился в одном из домов, а вдалеке уже слышались хрипы и скрип снега, которые и заставили старика дать команду. Мертвецов было немного, чуть больше десятка, но сталкиваться с ними сейчас бесполезно и нелогично, легче было просто уйти. Это отличный шанс не попасть в неприятную или грустную ситуацию.
Несмотря на то что я не была последней, кто вышел на улицу, Роб пристал именно ко мне.
–Ваше Сиятельство быстрее собираться не может? – его лицо было скривлено в подобии почтения, но ухмылка, мелькающая на темных губах, выдавала мужчину с потрохами. Роб был готов склониться в подобие поклона, но это бы помешало ему следить за моей мимикой, искажающейся по мере того, как голос скалы становился более задиристым и насмехающимся – Мы всё понимаем, у Вас важные дела, но наши задницы мерзнут на холоде, пока Вы занимаетесь какой-то херней.
Последнее мужчина почти выплюнул, сдерживаясь от резкой жестикуляции. Его лицо покраснело, то ли от холода, то ли от наигранной злости, перерастающей в бешенство, а вены выступили на части рук, не скрытой длинными рукавами куртки, не сходящейся на широкой груди скалы.
–Извини, я пыталась достать консервы, -голос запыхавшейся и извинившейся Лили заставил Роба на минуту отвлечься от неприятных слов в мой адрес. Я не понимала, как до сих пор сдерживаю себя в руках, если постоянно становлюсь центром всех издевательств и экспериментов скалы . Роб посмотрела на рюкзак Лили, который та застегивала, а после вновь повернулся ко мне. Я хотела было сбежать, отойти в сторону, чтобы не стать мишенью для мужчины-скалы, который последнее время сдерживал свои язвительность и грубость, заботясь о Тони, но не успела, вновь выслушивая насмешки.
–Что, думаешь сейчас, почему я не пристал к ней, что за несправедливость? – указывая на Лили, которая подняла взгляд на мужчину, услышав упоминание своей персоны, вкрадчивым голосом проговорил Роб, будто стараясь вывести меня из себя.– Да, точно, ты так и думаешь! Посмотри на свой взгляд, он так и говорит: «Почему снова я, если она была последней?» Черт побери, она ведь хоть что-то принесла, а ты просто протаскалась по чужому дому!
Билл устало закатил глаза, понимая, что это представление теперь никогда не закончится, если, конечно, мертвецы не станут сигналом для побега – Роб разошелся. Старик даже вмешиваться не хотел, хотя с легкостью мог бы заставить мужчину заткнуться, но только потом бы скала не унимался и доставал бы всех. Наверное, Билл понимал, что ему нужно, как бы это сказать, выпустит пар за все время молчания и сдерживания себя при смуглом мальчишке двух лет, требующего ухода и заботы. Вот только не Билл постоянно становился мишенью и «игрушкой для битья», а как обычно, эта честь досталась мне и в этот раз. По-другому никак.
–Ну-ка, дай сюда! – выплевывая , не умея остановиться и сдержать свои порывы грубости, Роб выхватил у меня из рук фотографию, не понимая уставившись. – Серьезно? Ты зашла в чужой дом ради гребанной фотографии? Может, тебе и зад подтирать, как за младенцем? Ты смотри, а то я ведь могу, мне не сложно. Бедный, несчастный ребенок, обиженный судьбой. Что это за убогие на фото, твои друзья или семейка, забывшая о своей дочурке?
–Пошел нахуй, Роб. – я слушала долго и терпеливо, смирившись с оскорблениями в свой адрес, но мое терпение не безгранично, так же, как и страх к мужчине-скале, который сейчас замер на месте, будто пытаясь понять, что я сказала.
–Слушай, оставь ее в покое, – Гари попытался предотвратить то, о чем говорил взгляд Роба, зло и почти испепеляя смотрящего на меня, но отца Сэм просто грубо оттолкнули в сторону, будто какую-то шавку.
–Повтори, что сказала, – с явной угрозой, граничащей с жаждой смерти и крови, прорычал Роб. Рык этот был почти утробным, шел откуда-то из глубины, заставляя поджилки дрожать. Но злость и внутри меня начинала только разжигаться, подпитываясь отчаянием и тоской по прошлой жизни.
–Пошел нахуй, – каждое слово прозвучало четко, отдельно друг от друга, что почти заставило Роба сорваться с места, хватая меня за шкирки, но в этот раз вмешался Билл. Разговор старика был коротким, он просто ударил Роба в челюсть, словно заставляя очнуться от своей злости и неоправданной ненависти. Билл лишь посмотрел на меня и помотал головой, будто осуждая, но было как-то плевать, потому что ненависть еще плескалась внутри. Роба не касалось то, кто на фотографии, зачем мне это фото, чем я занимаюсь и чем дорожу. Его вообще не касалась я и моя жизнь. Но сейчас все были на стороне мужчины-скалы, будто видя в нем святого из-за ухода за Тони. Я же превратилась в дьявола, который портил и отравлял жизнь, оставаясь виноватым и неправым. Сейчас все резко поддержали отношение Отца Питера к моей персоне, благо священник закопан в земле, иначе бы он окрестил себя инквизитором нового времени, подбрасывая дров в костер.
Билл скомандовал двигаться, поглядывая за наши спины, понимая, что некоторые твари уже заметили живое мясо. Роб бросил в мою сторону какой-то неоднозначный взгляд, а после, перехватив винтовку, поспешил вперёд. Лили лишь положила руку мне на плечо, удобнее перехватывая лямку рюкзака, и зашагала по снегу, стараясь не поскользнуться на возможном льду, скрывающимся под белым покрывалом.
В тех делах, что касались Роба, реакция Митча Стивенсона была однозначной. Парень просто фыркал, выражая и неудовольствие, и некоторое отвращение к его персоне. Не подумайте, что это была неприязнь к более сильному именно из-за его мощи, нет. Митч был рассудительным и взвешивающим решения, просто такие люди как Роб, думающие, что для них не существует закона, бесили не только меня.
–Держи, – Вэл протянула мне фотографию, которую выпустил из рук Роб, стараясь не смотреть в мою сторону. Неуверенно принимая протянутую вещь, я удивленно и почти ошеломленно уставилась на снимок, переворачивая картинкой вверх. Вернее здесь было две фотографии, одна из них с моей семьей. – Я знала, что ты не пойдешь в комнату матери, это было предсказуемо, но я решила, что ты бы хотела иметь что-то вроде напоминания.
–Спасибо, а ты бы хотела? – засовывая фото в карман рюкзака, снова чувствуя это странное ощущение боли и радости, ответила я Бенсон, понимая, что подруга, хоть и кажется той еще стервой, обладает человечностью, которая и заставляла меня общаться с ней в самые странные годы, когда Вэл хотела казаться старше, чем была на самом деле. – Действительно спасибо.
Неожиданно к хрусту снега под ногами примешался еще какой-то звук. Тихий скрип, тоскливый, печальный, подзывающий к себе. Останавливаясь на месте, думая, что слышу этот скрип я одна, я начала вертеть головой в разные стороны, пытаясь найти источник звука.
Это было кресло-качалка, раскачиваемое легким зимним ветром. Клетчатый плед свисал с коленей, а разбитые очки в кривой оправе валялись на скрипучей веранде, проседающей от каждого шага. Ветер, меняющий траекторию падения снежинок, покачивал старика в его излюбленном кресле. Старый сосед, чей мумифицированный, иссохший труп был обтянут морщинистой кожей, прилипшей, кажется, к костям, с редкими выпавшими волосиками на голове, был похож на охранника, отпугивающего остальных, у двери в такой же мертвый дом, как и все в этом городе. Последний раз я видела этого старичка в очках в тот же день, когда покинула город. А я ведь могла его предупредить, попытаться помочь…
–Что-то не так? – проследив за моим взглядом, останавливаясь совсем рядом, спросила Вэл, настороженно осматриваясь по сторонам. – Пойдем, мертвецы проголодались и решили, что самое время для огромного стейка с кровью.
–Знаешь, когда-то я думала, что никогда не уеду из этого города, что буду жить здесь со своей будущей семьей, – смотря на лесную полосу, занесенную снегом, я понимала, что Вэл отдает мало значения моим словам, но что-то просилось наружу. – Думала, что именно у одного из этих огромных деревьев буду стоять, обнимая дочь или сына, смотря на красную полосу заката. Я надеялась, что больше не буду наблюдать закат в одиночестве, как это бывало раньше, если все оставались наедине со своими проблемами, но всё осталось таким же. Теперь мы все в какой-то степени одиноки и одинаково несчастны. И будущее не кажется таким манящим и прекрасным, понимаешь?
–Я мало что поняла, да и не всё слушала, – начиная следовать за группой впереди, оборачиваясь, Вэл бросила взгляд на мертвецов за спинами, чуть скривив лицо в попытке выразить какую-то незнакомую ее мимике эмоцию. – Но у тебя есть друзья, ты не одинока. Если я правильно понимаю значение этого слова.
–Да, у меня есть друзья… – задумываясь, протянула я, слыша приближающиеся стоны и хрипы, будто соглашаясь со словами Бенсон. Но это одиночество было каким-то другим, непонятным, будто это было и не одиночества вовсе. После того, как я увидела эти улицы и дома, собственную комнату и вещи, имеющие когда-то значимость, это незнакомое чувство поселилось внутри, заставляя думать, что оно хочет от меня. – Я не загадала желание на Рождество.
–Что, увидела мой подарок и пожалела о своей недоверчивости? –почти ликуя и радуясь, что я признала ее правоту, ехидно спросила Вэл, удерживаясь, чтобы не сложить руки на груди. – Попробуй загадать теперь, после Рождества-то лишь десять дней прошло?
–Думаешь, есть смысл? –мы чуть ускорились, когда Билл обернулся, махая рукой, как бы подгоняя. Старик ответственно относился ко всему этому, он вообще чаще был серьезным, а Роб только зло бросал взгляды на мертвые дома, будто пытаясь заставить их разрушиться от его невидимой силы.
–В прошлый раз ты говорила так же, попробуй хоть сейчас. – Вэл не избавилась от липких пальцев, которые, забыв о всякой гигиене, облизывала языком, будто кошка вылизывает своих котят, теперь чуть нетерпеливо вытирая их о живот куртки. – Тебе есть что терять?
–Я хочу найти их…
***
–Куда будем двигаться теперь? – Гари явно устал шагать, резко поворачивая по команде Билла, если старик замечал мертвецов. Впрочем, встречалось их намного меньше, чем мы ожидали. Но тратить силы не собирались, мало ли что, вдруг нам придется бежать, а мы уставшие и разбитые.
–Выходить на центральную улицу может быть плохой идеей, -Лили чуть замедлилась, после останавливаясь, заставляя остальных сделать так же. Женщина дала сигнал к кратковременному отдыху и намекнула на то, что время всё обсудить. -Пока что стада мертвецов не попадались, и мы не знаем, где они могут быть, но, Билл, зачем мы вообще пришли сюда.
–Потому что старику, наверняка, приснился сон, где ангелы с сиськами и крыльями советовали ему убить нас всех. – Робу уже было все равно, на кого злиться, благо, он не был слишком громок, чтобы привлечь каких-нибудь тварей, но голос мужчины все же напрягал.
–Отвали, сынок. – Роб хотел было что-то ответить, уже раскрывая рот, чувствуя негодование, но тут же отказался от своего желания, лишь тяжело и зло выдыхая. Мужчина явно понимал, что ведет себя особенно по-идиотски сегодня, но ничего сделать не мог, реальный характер вырывался на свободу.
–Мы перебрались через забаррикадированный мост, значит, у тебя есть какая-то идея, – Лили пыталась мыслить логически, приводя пример с мостом, потому как тот был, наверное, самым опасным участком нашего пути. Мы не видели, что на противоположной стороне баррикад, а быстро вернуться назад было бы проблематично, мы бы остались в ловушке. – Может, сейчас самое время рассказать о ней, Билл.
