Текст книги "Мертвый мир - Живые люди (СИ)"
Автор книги: Полина Гилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 85 страниц)
–Это было бы отлично, – Билл отвлекся на собственные мысли, иногда пропуская что-то важное мимо ушей, но сейчас предложение лидера Холвудс заставило его встрепенуться. – Я не знаю, есть ли у нас больные, простуда или что-то вроде этого, но осмотреть стоит каждого. Кто знает, может, началась уже другая эпидемия.
–Ты, как старик, очень трясешься за здоровье, верно? – доктор Белчер, что недавно говорила с Лили у машины, нагруженной коробками с едой, почти незаметно подошла к седому старику. Билл смерил ее сначала недовольным взглядом, но после понял, что женщина действительно права. В их возрасте начинаешь печься и о такой ерунде.
–Думаю, вы тоже, – отвечая в свойственной для пожилого врача манере, парировал Билл, замечая, что Роб начал рыться в коробках, оставленных в багажнике. Лили поспешила подойти к скале, спрашивая о его занятии, а тот достал помидор и откусил один бок, тут же пачкаясь.
–Я врач, мне свойственна забота о здоровье, своем и чужом. Такая работа, – чуть усмехаясь, Белчер бросила взгляд на Роба. Ей явно не нравился его характер, но вот крепкие плечи и спина, возможно, и зад, приходились по вкусу, недаром она так смотрела на мужчину.
–Я думал отправить Джеймса, он моложе будет, без обид Алона, – вмешался Вильям, отвлекаясь от молодого парня, что подошел к нему, что-то спрашивая и указывая в сторону ворот. Бросив тому «Очистите территорию», лидер Холвудс вернулся к разговору. – Дорога не близкая, а Глори укушена.
–Вот именно, что Джеймс молод, – чуть морщась от звуков выстрелов, что лишь привлекали мертвецов, оставшихся в черте города, Алона Белчер ответила на сомнения Вильяма. – Его совершенно не медицинские идеи могут что-нибудь сделать с этой несчастной, если она проживет еще пару часов. Да и вообще, я хочу увидеть эту гидроэлектростанцию, ты мне запретишь?
–Нет, – быстро соглашаясь, понимая, что спорить с этой женщиной бесполезно так же, как с собственной бабкой, Вильям почти выставил руки вперед, защищаясь от возможных последующих атак. – Позаботьтесь о ней, ладно, доктора сейчас на вес золото?
–Сейчас каждый человек золото. – Биллу не нравилось, когда людей разделяют по их навыкам. Для старика все были важны одинаково, но, несмотря на это, некоторых он оставлял умирать довольно просто, по другим же горевал. Билл сваливал все это на более близкие отношения, но не на значимость личности. – Мы заботимся обо всех одинаково.
На станции людей все же было больше, чем в Холвудс. С самого начала люди бросились из городов, поэтому, наверное, многие пешие путники набредали на когда-то закрытое строение. Община под властью совета состояла из семидесяти четырех членов. На гидроэлектростанции всего девять детей: один дошкольник, все остальные возрастом до одиннадцати лет, молодежь, юноши и девушки, зрелые люди, да старики.
В Холвудс же выжили всего сорок семь человек, но это тоже рекорды. Семеро стариков, включая доктора Белчер, трое подростков – все мальчики, два ребенка – девочка и парнишка.
Я стояла рядом с Дарлин, просто смотря на все, что происходит. Кажется, чувствовали мы и думали об одном и том же, потому что в этом мире давно не было такой приятной суеты. Когда все что-то складывают, как-то, но общаются друг с другом. Это было приятной суетой, которой не хватало. Совсем скоро жители станции и члены Холвудс встретятся, узнают о существовании друг друга, как узнавали раньше племена неандертальцев о себе подобных, и это подарит им надежду. Новый смысл жить, новые впечатления. Кто-то встретит своих знакомых, родных, кто-то окажется у могилы семьи.
–Что между вами с Джеймсом? – будто невзначай, пользуясь рассредоточением внимания подруги, тихо спросила я, делая шаг ближе к Дарлин. На мгновение мне показалось, что Джоунс побледнела, проглатывая ком в горле.
–В смысле? – помедлив с секунду, подруга спокойно повернула голову в мою сторону, пытаясь смотреть в глаза, спрашивая с искренним интересом, будто не понимала, о чем я говорю. -Ничего, он спас меня из больницы, когда всё стало хуже некуда.
–То есть, ты действительно в него влюблена? – игнорируя наигранное безразличие, смешанное с благодарностями доктору Габлеру, продолжала почти настаивать на своем убеждении я. Я расплылась в улыбке, замечая как лицо Дарлин резко поменялось, теперь выражая шок.
–Что? Нет! – подруга вскрикнула так громко, что после моментально осмотрелась вокруг, обвиняя свою эмоциональность. Джоунс тут же начала все отрицать, возвращаясь ко мне, почти махая руками, переходя на писк, протягивая мое имя, прося как бы заткнуться. – Я не люблю Джеймса! Он помог мне, я ему обязана, может, он мне просто нравится?
–Вот оно! – будто подловив Дарлин на лжи, выводя ее на чистую воду, я вскрикнула так же громко, что заставило подругу зажать мне рот ладонью, заставляя отплевываться и пятиться назад. Она огляделась вокруг, убеждаясь, что внимания мы не привлекаем, собираясь меня закопать в снегу.
–Нет, как человек, друг, брат! – прошипела Джоунс, наконец, отпуская мои измученные губы, потрескавшиеся на холоде от сильного ветра. Взгляд ее был угрожающим, предупреждающим, что стоит мне пискнуть хоть что-то еще, она сдерет кожицу с моих губ.
–Да, тебе все нравится как друзья, особенно те, кто тебя спасают и не замечают. Да? – кивая в сторону Митча Стивенсона, что продолжал стоять рядом с Леонардом, спросила я, заговорщицки улыбаясь, всем видом намекая, что подруге я не верю.
–Заткнись, – сдаваясь, буркнула Дарлин, насупившись, как сова зимой в своем дупле. В какой-то момент ее голос стал немного печальным, стоило ей посмотреть на Стивенсона. Да, время не лечит, лишь облегчает боль. Что-то всегда остается, будто осколок, который никому не достать, в ране, которую никому не излечить.
–Все видят это, даже та старая врачиха говорит, что вы – голубки. – желание шутить пропало, а настроение немного потухло, опускаясь на несколько отметок ниже. Может, я редко это показываю, но мне больно, когда страдает Дарлин. Будто страдаю я сама. Хочется защитить, как-то помочь, но я не могу. Не получается, я не знаю, что говорить или делать.
–Алона всегда слишком прямолинейна, как и ты, – находясь в таком же подавленном и задумчивом состоянии, говорит Джоунс то же, что уже кто-то упоминал. Меня во второй раз сравнивают со старухой, это, знаете, не лучший пример для семнадцати летней девушки. Как-то не обнадеживает.
В какой-то момент мы перестали говорить, как происходило всегда. Просто стояли и молчали, наблюдая за суетой. Гари пытался что-то объяснить Робу, тот отмахивался и даже не слушал, а Лили стояла рядом с Барри, наблюдая за людьми у ворот, что расчищали территорию. С крыши супермаркета Холвудс им помогали какие-то стрелки, убирающие особо «живых» мертвецов.
–Я заставлю тебя забыть обо всех Джеймсах в мире, – в моей голове появилась прекрасная идея, которую я решила воплотить, хватая подругу за руку, желая вытащить ее из этого печального омута зимнего дня, переходящего в вечер. -Смотри, Это Билл. Идем.
–Что, куда? – она не пыталась вырвать руки, просто старалась успеть за мной, взглядом рыская вокруг, будто действительно пытаясь понять, какова наша цель.
–Билл, знакомься, это Дарлин, – останавливаясь рядом с седым стариком, резко тормозя, заставляя Джоунс удерживать равновесие на скользком затвердевшем снегу, я окрикиваю члена совета, заставляя того оторваться от всего происходящего. Старик стоял и просто смотрел на все, думая, вероятно, о том, как теперь все изменится.
–О, кажется, ты заступилась за нас при Вильяме, спасибо, – вмиг превращаясь в седого милого дедулю, у которого на полке в стакане хранится вставная челюсть, поприветствовал Билл, протягивая свою руку вперед. – Я Билл.
–Очень приятно, – Дарлин замерла на месте, будто вросла в землю, принимая рукопожатие. Ее глаза как-то блеснули, отображая какие-то резвые мысли, мотающиеся в голове, а рот чуть приоткрылся. Казалось, сейчас она начнет бить ногой землю, пытаясь этим чуть перебить какие-то яркие эмоции и впечатления.
–Здесь безопасно? – вопрос старика заставил ее резко прийти в себя, почти передергивая плечами и головой, прогоняя какое-то странное наваждение. Я знала примерно, о чем думала Дарлин: старик Билл с первого взгляда казался чем-то суровым, мужественным, отважным и справедливым. Казалось бы, все признаки настоящего мужчины были собраны.
–Что? – Джоунс немного опешила от подобного вопроса, все еще смотря на Билла, представляя, вероятно, как бы он выглядел с дробовиком и бутылкой виски в каком-нибудь баре, слушая веселую песенку с гитарным соло. А за грязным окном бы шатались Ходячие.
–В Холвудс безопасно? – думая, что девушка не услышала его, старик переспросил чуть громче, смотря на Дарлин сверху вниз. Билл не был большого роста, но и не стоптался еще к полу, вытирая бы при этом бородой землю.
–Я думала, что Вильям показал вам все? – косясь в сторону лидера Холвудс, будто над чем-то задумываясь, спокойно переспросила подруга, на какое-то время отвлекаясь от старика.
–Да, но ведь жители знают все порой лучше лидера? – хрипловатый голос снова заставил повернуться к своему владельцу. Знаете, наблюдать за этим было забавно. Дарлин немного чувствовала неловкость, а старик беспокоился только о том, правильное ли решение он принял.
–А, ну да, думаю, здесь безопасно. Мы продержались с самого начала. – Джоунс теперь смотрела на все вокруг, будто вспоминая, как строился забор, как вытирались пятна крови, как протыкали головы Ходячих, как снег засыпал трупы.– Были неприятности. Но такое случается.
–Это да. – старик тяжело выдохнул, всем своим видом заставляя кануть в пучину отчаяния и скорби: все теряли. Развеселить подругу мне не удалось, даже собственное настроение теперь исчезло, заставляя просто существовать.
Машина с коробками, где была еда, отданная нам как знак о начале отношений, была почти готова. Мы собирались возвращаться пешком следующим утром, той же дорогой, что пришли к Холвудс, но Вильям сказал, что есть и другие способы. Из города вели несколько мостов и шоссе в сторону станции. Большая их часть была забита брошенными и пустующими автомобилями, откуда слили весь бензин, но одно шоссе оставалось пригодным для движения. Я была рада, когда увидела карту местности – это всегда сокращает время и риск. Нам придется сделать небольшой крюк, чтобы добраться до станции, но времени расчищать другие дороги или мост у нас нет. Агата действительно может сглупить и создать новую группу для поисков, это будет самой печальной историей, если подобное произойдет.
Некоторые люди в Холвудс, узнав, что их родственники сейчас на станции у Заказника, изъявили желание поехать с нами, но мест не было. Билл и Вильям решили, что в следующий раз, когда доктор Белчер вернется обратно, мы попытаемся что-то придумать.
Прощание с Дарлин получилось немного скомканным, потому что Билл всех поторапливал, а Робу не терпелось вернуться к Тони, какое-то бешенство скалы снова начало просыпаться. Бросив подруге что-то вроде «Еще увидимся!», я получила странный взгляд от Вэл, сидящей рядом, а после ворота Холвудс открылись, позволяя небольшой машине выехать на территорию, захваченную мертвецами.
Небо начинало темнеть, а каждый думал о чем-то своем. Кто-то о том, что новые знакомые или давно забытые друзья будут чаще встречаться, что отношения между базами скоро совсем наладятся, кто-то о следующем визите в супермаркет, другие же о своих заботах. А Барри думал о наручных часах, которые немного поцарапались.
–Почему ты так заботишься о них? – будто предпринимая последнюю попытку, заранее зная, что мужчина не ответил на этот вопрос, как не отвечал никогда, нарушил молчание Роб. Его широкие плечи заставляли чуть наклоняться в сторону, если ты не хотел получить синяк на очередной кочке.
Барри молчал, почти сливаясь с Лили. В машине места было мало, но это лучше, чем возвращаться пешком, да и багажник наполнен коробками с припасами. Грех жаловаться на такой конец пешей прогулки в Оттаву. Все оказалось не так страшно, как я ожидала. Кажется, самое время облегченно выдохнуть: подруга жива, наша группа не единственная, люди в Холвудс хорошие, а к нам едет врач, чтобы помочь с возможными проблемами. Скоро все будет хорошо.
– Эти часы, для меня они как души близких и родных людей, – неожиданно, когда все уже забыли, уставившись в окно, Барри заговорил, поглаживая ремешок на запястье.– Когда мои предки перебрались в большой город, насобирав денег, чтобы построить дом и открыть местную забегаловку, то первым, на что потратил сбережения мой старик были эти часы. Он отдал за них многое, мать тогда негодовала, не пускала его в свою постель, но он сказал: «Эти часы я отдам Барри, чтобы он знал, что время не властно над чужими мечтами. Если ты сильный человек, если веришь в себя, то исполнение твоей мечты зависит только от твоих решений и поступков. Мы вот смогли переехать сюда, наши родственники смогли, значит и Барри сможет исполнить свои желание. Значит и дети моего сына смогут понять эту вещь».
Часы хранили в себе ту самую тайну, о которой все мечтали узнать. Слова отца для сына, для внуков. Слова напутствия, полные надежды и пожелания счастья.
========== 5.5.Мертвый лёд – Холвудс(Часть2) ==========
Ночное черное небо затянуто такими же черными тучами. В воздухе пахнет озоном, свежестью и страхом. Снаружи слишком темно, но в здании никто не смеет зажечь потрескавшуюся лампу – всё тот же страх запрещает сделать это. Капли дождя падают на землю, пропитывая почву, а в темном небе гремит гром. Стоит выглянуть в окно, как ты ощущаешь чье-то невидимое присутствие. Когда вспышка молнии, появившаяся где-то вдалеке, разрезает небо, ты видишь очертания металлических огромных машин над землей. Они кажутся большим пятном, имеющим свои контуры и углы – именно их присутствие кажется невидимым, но ощутимым.
Мы прячемся на станции уже много месяцев, может, прошли года, я не знаю. Никто не знает, сколько ему лет, мы лишь ложно угадываем начало нового сезона, когда выпадает снег или становится слишком жарко.
Сначала мир поглотило зловоние, сейчас же темнота. И всегда мы живем одним страхом, дрожью под кожей, скорбью. Хотя, знаете, на смерть я теперь реагирую спокойно, я почти не обращаю внимания.
В мире давно уже опасно: ночью опасно, но днем опаснее всего. Потому что, когда кончается дождь и вспышки молний, теперь завсегдатаи гости ночи, становится светло и невыносимо жарко, что жажда убивает тебя. Когда приходит утро, а полоса солнца, красная от содержания чего-то инородного в воздухе, меняющего погоду, тянется на горизонте, они видят нас, наблюдают.
– Кевин, куда ты идешь? – Блэр почти шипит на темноволосого парня, что уверенно шагает вперед, обливаясь потом. В голове у меня звучит только «Идиот», и появляется желание посоветовать подруге забить на все это: если он хочет, пусть идет, его же выбор.
В лесу еще не так жарко, в лесу будто сохранились прежние законы природы – здесь пахнет зеленью и сосной.
–Нам нужно вернуться обратно! – игнорируя правило о тихом поведении, а лучше, молчании, Кевин вскрикивает, почти размахивая руками. Я наблюдаю за всем этим немного безразлично, потому что плевать я хотела на этого парня, его внешность меня бесит.
–Мы не успеем, рассвет уже начался, дождь заканчивается, – подходя ближе, снова просит его остановиться Блэр. Она каждый раз пытается что-то донести, как-то достучаться, но Форд давно перестал слушать. Он стал совсем тупым. – Сейчас мы скрыты кронами, а там они нас заметят.
После слов подруги неосознанно поворачиваешь голову в сторону светлеющего неба, на облака, пронизанные лучами красного солнца. Там висит эта непонятная штука, появившаяся, кажется, очень давно. Хотя, дни теперь идут по-другому: спишь при солнце над головой, бодрствуешь ночью.
Кевин тоже смотрит в небо, мы все теперь часто смотрим в небо – так говорит порой Блэр, вспоминая что-то, заставляющее ее лицо перекоситься от ужаса. Я знаю, о чем она вспоминает, что мелькает у нее в голове, но я стремительно забросила эти моменты в ящик памяти, откуда они вряд ли когда-то выберутся:
Сначала пришла жара, не было дождя, только солнце над головой, а потом началась затяжная ночь, продлившаяся около трех дней. Ливень все лил, размягчал почву, началась гроза. Стоило выглянуть в окно, а там уже висело это “что-то” .
Темноволосый парень, рвущийся обратно на станцию, до которой нужно перемахнуть поле, лишь слабо кивнул головой, соглашаясь, все же не желая стать мертвым. В лесу мы под крышей из веток, на поле же – как на ладони.
Ножи отсекают тонкие ветки с мокрыми от ночного дождя листьями, сомнительно сухие палки создают каркас для временного убежища. В рюкзаках есть старая одежда, чаще это трикотаж, которую разрезают на тонкие полоски, после используя как веревочки, скручивая и связывая ветки между собой. Все это в полном молчании, потому что тишина – главное правило.
Когда из сучьев, палок и веток создается что-то похожее на «лысый» шалаш, способный рухнуть от одной лишь атаки, всё накрывают листьями и еловыми лапами, засыпая сверху землей – так всё выглядит более реалистично и незаметно.
Я никогда не думала, что подобный шалаш смогу когда-нибудь построить, но сейчас это не приносит радости – всё принимается как факт, как правило, которому нужно следовать, чтобы выжить. И я буду следовать, не обращая внимания на таких как Кевин, который, если верить Блэр, когда-то был веселым и радостным.
Теперь мы сидим в шалаше, через щелки которого проникает дневной свет, становящийся всё ярче и жгучее – снова эта жара, заставляющая задыхаться от примесей в атмосфере. Мы пятеро сидим, чувствуя ложную безопасность и спокойствие, уверяя самих себя в надежде. Сидим и прижимаемся друг к другу, хотя температура тела давно превысила норму, но страх заставляет делать многое.
–Мне надоело так жить. – Кевин снова ноет, заводит тот разговор, который заводит каждый раз, стоит слушателям появиться. Зачем он пошел с нами, зачем вышел со станции, зачем вообще продолжает двигаться, если похож на жидкое дерьмо. Бесит.
–Скажи спасибо, что ты вообще жив, – с привычной для него угрюмостью и агрессией, которую проглатывает раздражение, из-за чего трясутся руки, тихо выдавливает из себя Митч, стараясь по привычке не опираться о стенку шаткого шалаша.
–Не знаю, – сомнительно мотая головой, перебивает Стивенсона Дэйв, который показал себя в давней драке, после которой, правда, Отис, вроде его так звали, откинул коньки. Ну, не из-за повреждений, а просто, по стечению обстоятельств. – Сколько мы еще так протянем?
Теперь в этом мире нет понятия лидер, идеал, мужчина или женщина. Есть только мертвый или живой, глупый, что попался, или умный, раз смог спастись. Дэйв Одли не был слишком умным, но был, вероятно, везучим. Недавно, в похожей ситуации, парень не смог убежать. Но лишь чудом, которое явно оберегало этого сукиного сына, спасся. Правда на его руке теперь остался огромный и ужасный ожог, от которого кожа сморщилась и больше не растягивалась. Они достали его, а этот ожог отпугивал. Он был уродлив, правда Одли обижался и злился, когда я говорила ему об этом.
–Прекратите, только нагнетаете. Нам просто нужно дождаться, когда сядет солнце. – да, по Блэр было видно, что ее раздражают подобные разговоры: о смерти, о жизни, о том, что висит в небе. Хотя, возможно, они больше пугают, потому что легче не думать, а просто бежать, не оглядываясь. Если тебя и схватят, то ты не увидишь, кто и как. Только почувствуешь, что тебе больно.
–А у меня начались месячные. – в шалаше повисло молчание и напряжение, и все посмотрели в мою сторону. Взгляды их спрашивали: « А не больна ли я?», но я просто развеяла эту обстановку страха и раздражения, смешанного с отчаянием. Хотя, я мало понимала, что значит отчаяние. Блэр говорила, что это то чувство, когда нет почти ничего, кроме гнева, боли и неожиданного прилива сил. Чтобы почувствовать отчаяние, нужно потерять всё. Наверное, мы не испытывали отчаяния в полной мере, никто из нас.
На мои слова никто не ответил, только Митч буркнул что-то вроде «поздравляю». У нас впереди еще были долгие часы мучительной тишины, а что делать, как развлечься и занять себя, никто не знал. Кевин копался в земле, Дэйв отдирал кору от дерева, у которого мы соорудили шалаш, а Стивенсон просто сидел и молчал.
–Блэр, как думаешь, сколько нам здесь сидеть? – надоевшая тишина, в которой не было слышно ни птиц, ни зверей, ни насекомых, давила на мозги, а я просто не умела тихо сидеть на одном месте. Вообще, мы давно видели что-то живое, слишком давно. Когда воздух наполнился незнакомым запахом, который, скорее всего, медленно, но верно разрушал наши легкие и внутренние ткани, птицы не смогли летать, да и жить.
–До того момента, как не сядет солнце и не начнется дождь, я ведь говорила уже? –вид подруги был уставшим. Когда-то я встретила ее на станции, осенью, накинулась со спины. Я видела ее волосы, да и только, но этого мне хватило, чтобы быть уверенной в том, что это Блэр. Почему я была уверена? Наверное, потому что просто не зацикливаюсь на той ереси, которую обсуждает постоянно Блэр.
Мне раньше представлялось, что апокалипсис это метеориты, землетрясения, огонь. Когда, знаете, все трясется, и ты думаешь, что, слава Богу, завтра не нужно идти в школу. В действительности всё оказалось иначе. Я не очень разбираюсь во всей фигне про космос, планеты, галактики. Я примерно знаю, что они означают, но термины меня мало интересовали. Теперь же я думаю о тех сумасшедших, которые строили бункеры, запасались едой. Я думаю о них, и хочу себе такой же бункер.
***
–Приготовиться! Все, немедленно вниз! – махая людям, срывая голос, кричал седой старик, давая команду. Он держался за периллы, махая рукой, указывая направление, куда бежать. Все внутри него колотилось, сам он боялся, но ноги продолжали стоять, держа его. – Голову закрыть руками, опуститься на пол! Они близко!
Жители станции, вернее, та часть, что осталась, резко попадали на пол, прижимая к себе детей. Стариков же не осталось совсем – кажется, несколько месяцев назад они совсем исчезли из этих стен. У людей не было нужды кому-то подчиняться, но, что делать, они тоже не знали. Жить хотелось. Для этого нужно было что-то предпринимать.
Билл командовал, что-то кричал, указывал на действия, которые стоит предпринять ради спасения, но сам он не был в них уверен. Жаль, но ни у кого не было книги, повествующей о правилах выживания в такой ситуации. Были книги и про зомби, и про ядерные взрывы, но не было про эти жаркие дни, сменяющиеся дождливыми ночами.
–Отключить все электрические прибор, Бронсон, вырубай насосы! –замечая мигающий свет в соседней комнате, который не был так заметен днем, проорала Агата, почти подлетая к темноволосому мужчине. Его волосы совсем отросли, теперь он был похож на девушку. Хотя, нет, он был похож на худощавое существо с соломой вместо волос. Все здесь были похожи просто на «существо», с глазами, конечностями, да какими-то чувствами.
Стоило мужчине, который потерял свои очки слишком давно, по памяти нажать на какие-то кнопки, потянуть рычаги, как все вокруг заглохло. Вернее, заглохли те звуки, что воспроизводила станция. Но они были несравнимы с приближающейся к зданию какофонией.
Это было похоже на скрежет чего-то металлического, какой-то громкий скрип и хруст, будто ездящий по мозгам. Нагромождение звуков, их наложение друг на друга: что-то будто падало, что-то словно стонало. Люди замерли на полу помещения, желая слиться с бетоном, стараясь не дышать. Они замерли в ожидании.
Землю встряхнуло так сильно, что кто-то подлетел в воздух з завидной силой, после больно вписываясь в пол. Создалось ощущение, что Землю резко крутанули на все триста шестьдесят шесть дней, ускоряя время. Не успели живые закричать, хватаясь за все, что можно, как толчок повторился, от него трескались стены, потолки и полы – камень ломался, будто расходились швы на одежде. Но окна лишь дрожали, опасно начиная хрустеть. Стены покрылись паутинкой трещин, но стекло только тряслось от страха. Земля ходила ходуном.
После этих толчков всё смолкло, даже звук, недавно приближающийся и надвигающийся, исчез.
Стоило кому-то облегченно выдохнуть, как незнакомый громкий звук, который заставлял капилляры лопаться, раздался совсем близко, прямо над головой. Что-то отвратительное и мерзкое будто кричало, прыская во все стороны слизью. Звуковые волны, исходящие от этого инородного крика, разбили окна, а вибрация прошла по телу, ломая детские кости, растирая их в порошок.
–Билл, куда ты? – по щекам Агаты текли слезы. Она кричала, прижимая к себе мальчика, что вопил от боли – его хрупкие кости во всем теле просто будто исчезли, обращаясь в пыль, будто что-то внутри него поджарили, оставляя только пепел. Вибрация будто перемолола их как зерно. – Билл, мне нужна помощь!
–Мать честная… -кто-то отряхивался от осколков, уходя дальше от разбитых окон, кто-то кричал из-за вялого тельца, где не было костей, а Билл просто стоял у окна, почти высунувшись. Глаза старика были расширены от ужаса, которого никогда бы не появилось на лице мужчины в прошлом. – Они решили покончить с нами.
Агата подлетела к разбитому окну, оставляя ребенка, который уже не кричал, умирая со странной мыслью, смотря в потолок – такое не заживет, хотя тётя сказала ему, что всё будет хорошо. Дуглас застыла на месте, видя лишь огромную темную тень, что медленно и опасно начала закрывать землю, падая на станцию.
Она почти на негнущихся ногах подошла к седому старику, раскрывая рот от шока, который парализовал все нервы, конечности, мысли. Он сковал ее тело. Что-то похожее на недавние толчки, но не такое сильное, снова повторилось, а откуда-то сверху посыпались камни, куски стен, огромные плиты, которые по сравнению с кораблем из какого-то прочного и незнакомого человеку материала, нависающим над станцией, казались жалкими песчинками.
Бесконечно огромная, Билл не мог описать ее размеры, потому что такого просто не существовало в этом мире, груда металла или чего-то другого нависала сверху, над станцией, закрывая небо, почти давя на мозги. Корабль этот или машина был угловатым, держался в небе, будто стоял на земле. Билл мог поспорить, что эта штука тянулась на несколько километров, что в длину, что в ширину. До этого старик, да и все остальные, видели этот корабль только издалека, и тогда он тоже казался огромным пятном в небе. А сейчас, видя, нет, чувствуя его над своей головой, старик понял, что собственное существование незначимое, по сравнению с этой машиной, каких не видели люди прежде.
–Это не оружие русских или корейцев… – голос Билла остался неуслышанным.
–О, Господи! – Агата закричала в тот момент, когда знакомая вибрация повторилась, смешиваясь с ее голосом, как и со словами Билла. В этот раз крик чего-то неизвестного, гудящий и утробный, заставил зажать уши так сильно, что ты почти проламывал собственный череп. Но это не помогало. – Нужно бежать, быстрее!
–Куда бежать? !– познавая настоящее отчаяние, захлёбываясь слезами и слюной, проорала бледная женщина с кругами под глазами, прижимающая к себе тело ребенка, чьи кости так же рассыпались от новой волны.– Нам некуда бежать!
–Нам некуда бежать… – будто подтверждая слова матери, потерявшей дочь, заторможено и отсутствуя в этой вселенной, произнес старик. Билл был напуган. Билл был в ужасе. Билл был смирен. Билл был рад такому исходу, когда какой-то огромный металлический кнут резко потянул его вверх, впивая в кожу тысячу шипов, вытаскивая тело старика из разбитого окна.
Агата даже не успела понять, что происходит, когда множество таких же кнутов прорвались через другие окна, пробили стены, потолок, схватывая кричащих и бьющихся в истерике знакомых, оставшихся в живых. Она лишь осела на пол, чувствуя, как слезы навернулись на глаза. Вернее, слез она не чувствовала, а страх давно стал повседневным чувством. Женщина испытывала безумие от того, что щупальца утягивают всех куда-то наверх.
Мать девочки, чьи кости раскрошились, отчаянно держала дочь за руки, когда металлическая клешня схватила ее за нижнюю часть туловища.
–Отпустите мою дочь, чудовища! Прекратите, ей больно! Она умирает! Не-е-е! –неожиданно щупальце дернуло особенно сильно, заставляя и мать проскользить по полу. А после женщину обдало кишками и волной крови, когда тело девочки разорвалось пополам – иглы и шипы вонзились чуть глубже в бескостное тело ребенка, разрезая тем самым ткани.
Женщина выпустила руки дочери, когда упала на пол, плескаясь и захлебываясь кровью собственного дитя. А рядом с ней, чуть в стороне, лежала часть туловища с головой, с застывшими глазами.
Кого-то, кто пытался убежать вглубь помещения, куда-то в сторону лестницы на верхние этажи, щупальца просто протыкали насквозь, изменяя свою форму. Огромные пики торчали из тел, которые издавали последние хрипы и, умоляя теперь о смерти, смотрели на Агату. А после их просто утаскивали.
Когда вокруг никого не осталось, только лужи крови – даже матери, чью дочь разорвало, не было, – все вновь затихло, но тень от корабля, нависающего над крохотной станцией, не исчезла. Агата боялась пошевелиться, но на негнущихся ногах поднялась, чувствуя дрожь, заставляющую корежиться.
Она еще не понимала, что происходит. Женщина успела сделать один шаг в сторону окон, а поле красный дождь, такой густой, будто томатный сок, что наливают из банки, закрыл горизонт. Красные капли падали с неба, их распрыскивал корабль, а после, когда Агата пошатнулась, догадываясь о том, что это за жидкость, начали падать головы. Они были изуродованы, с перекошенными гримасами ужаса, знакомые и неизвестные. Они все падали, разбиваясь о землю с глухим звуком, покрываясь лужами кровавого дождя. А Агата кричала.
***
–Что это был за крик? – Кевин подскочил с земли, почти разрушая шалаш, где прятались пятеро людей. Стоило ему услышать нечеловеческий крик, гудящий где-то совсем рядом, как он начал паниковать, совершенно не соображая.
– Нам нельзя выходить! – хватая парня за руку, Митч Стивенсон заставил его опуститься на землю, почти злобно рыча. Теперь он рычал, когда боялся, каждый раз так делал. – Если они манили нас?
–Я не хочу выходить, иди в жопу! – замечая яростные попытки Кевина Форда выбраться, прокричала Вэл Бенсон, хватая горсть земли, бросая ее в парня. Она не хотела думать о том, что создало этот звук, и насколько тот близок к их шаткому убежищу.
Потом земля задрожала, заставляя сжимать зубы, чтобы не прикусить язык от этой вибрации. Казалось, что кости медленно что-то танцуют внутри, что суставы отделяются от всего. Мозги внутри дрожали как желе, будто расплавляясь. И снова этот звук, только более громкий и ужасный, заставляющий кричать вместе с ним.
