Текст книги "Мертвый мир - Живые люди (СИ)"
Автор книги: Полина Гилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 65 (всего у книги 85 страниц)
–Я не знаю! Я не видела! – Агата не отстает от Роба в громкости своего голоса, только вот он уже срывается, обжигая горло. Кажется, связки вот-вот разорвутся лишая тебя возможности говорить, но это не то, о чем стоит беспокоиться.-Помоги нам, мы должны…!
–Что мы должны? – разозлившись еще больше от незнания женщины, словно действительно виня ее во всех бедах, Роб вновь хватает ее за руку, словно собираясь отдать на растерзание хищникам. Его глаза пылают так же, как и территория станции, как и лес вокруг. – Это место пало! Ты не смогла его удержать! Какого черта вы все еще здесь! Нам конец, нужно проваливать!
–Не смей…! – Агата хотела было ответить, как пуля просвистела совсем близко, пробиваясь через слабое крыло перевернутого и горящего автомобиля.
–Роб! – девичий голос, почти не слышные среди этой какофонии звуков, схожий с писком мыши, заставил мужчину резко обернуться, тут же подлетая к полной девушке с веснушками на лице, которая прижимала к себе ребенка.
–С вами все в порядке?! – то ли убеждая самого себя, то ли действительно спрашивая, истерично кричал Роб, со всей силой прижимая к себе Тони и Бонни. Девушка плакала беззвучно, слезы текли из глаз, попадая на смуглое личико ребенка. Она испугалась, она потеряла дар речи, она не смогла что-либо сделать: люди вокруг продолжали умирать. Бонни не могла поверить, что Тони на ее руках все еще жив. Это казалось ей чудом, самым великим и невозможным. Она была готова разрыдаться в голос, когда Роб заставил ее резко опуститься вниз, чуть ли не прижимаясь к асфальту, горячему от пламени вокруг. – Что бы ни случилось, не выпускай Тони из рук! Дай мне секунду, и мы выберемся из этой преисподней!
Бонни резко закивала, схватывая каждое слово мужчины, говоря, что верит любому его действию и намерению. Она испытывала блаженство и спокойствие посреди этого ужаса, накрывшего станцию, по той простой причине, что скала был здесь, что Тони был цел, что они еще живы.
А люди вокруг все покидали мир живых: молодой парень распрощался со своим сознанием, когда пуля пронзила его печень, женщина со спутанным волосом и безумным взглядом начала остывать, когда подобравшийся ближе чужак проткнул ее живот ножом, так же прощаясь с настоящим; мужчина неподалёку решил, что его жертва не будет напрасной, выбегая из укрытия. Люди теряют рассудок, когда понимают, что все кончено.
–Твари! – громкий командный голос Агаты Дуглас заставил Роба чуть вздрогнуть. Мужчина зацепил взгляд женщины лишь на секунду, тут же все понимая: она собирается сделать то, о чем бы после пожалела.
Словно в замедленной съемке Бонни, прижимая дрожащего ребенка к себе, который лишь хмыкает и скулит, видит, как мучительно медленно, но уверенно Агата поднимается и выпрямляется во весь рост. Кончики ее светлых волос опалены, светлые глаза полны отчаяния, а сам взгляд – взгляд смертника. Что-то словно щелкает в голове женщины-военного, говоря, что самопожертвование – лучший способ расставания с этим миром, с самим собой. Ее фигура словно уже медленно сгорает в огне, когда руки уверенно хватаются за автомат. Бонни, кажется, вздрагивает каждый раз, когда раздается новая очередь выстрелов, отскакивающих или попадающих в цели. Патроны кончились секунду назад, Тони заскулил еще громче, но Дуглас все нажимает на курок с разъярённым лицом, словно способная согнуть оружие пополам. Бонни понимает, что вот-вот, и всё, ответный огонь последует, Агата умрет. Так все и происходит, только последний пункт немного меняется: Роб хватает женщину за талию, практически повалив ее на горящий асфальт, царапая руки и локти.
–Все кончено, у нас нет шанса! – и времени на разговоры тоже. Хватая женщину, все еще не понимающую и не осознающую ничего, поднимая за руку со всей силы Бонни с ребенком, говоря тем самым, что нужно торопиться, скала выталкивает их из укрытия в ту сторону, куда пули не долетают.
Обезглавив очередного мертвеца, следуя, спеша к дыре в заборе, который они строили так долго, над которым мучились, Роб не отпускает руки полной девушки, задыхающейся то ли от дыма, то ли от бега. Неожиданно, словно пробуждаясь, Агата Дуглас резко меняет направление, стоит крику раздаться за спиной.
–Там еще остались люди! –Роб успевает лишь открыть рот на эти слова женщины, когда новый взрыв доносится со станции, а камни и куски плит здания разлетаются в стороны. Нет времени, нет шансов, нет спасения обезумивших. Агата сделала свой выбор: она выбрала смерть в самопожертвовании, словно пытаясь загладить вину, искупить грех.
–Нам нужно бежать! – удобнее перехватывая руку девушки, доверяя Тони ей, скала грубо хрипит, понимая, что до безопасности еще слишком далеко. Мужчина даже не знает, где эта безопасность и существует ли она вообще. Но верить хочется. – Держись позади меня, не отставайте! Мы выберемся и выживем, обещаю! Мы трое!
***
Бронсон Ферт был интеллигентом, он работал головой, а не руками. И эта привычка осталась с ним даже после того, как мир сошел с ума, несколько раз подряд. Даже когда мертвецы восстали, пожирая живых, мужчина в очках с черным от рождения волосом, напоминающим о восточных корнях, продолжил держаться интеллектуальной работы и своих принципов. Наверное, поэтому он не стал сопротивляться, когда станция – место его вечной, кажется, работы-пала.
Бронсон никогда не сражался, не дрался. Он был спокойным тихоней, о котором говорили «странный и необщительный парень». Так было всегда. И сам инженер гидроэлектростанции ничего не имел против, для него все было в порядке, пока он получал работу и возможность решать какие-то задачи, порой слишком сложные.
Все всегда устраивало Бронсона Ферта: его жизнь, взгляды, окружение, судьба, навыки. Но вот только сейчас что-то пошло не так, определенно. Все было привычным и стабильным в жизни темноволосого мужчины до этого момента. Почему же сейчас его колени болят, а тело дрожит от страха.
Совсем, кажется, недавно, когда языка пламени стали набирать силу, а земля задрожала, словно крича от боли, люди бросились во все стороны. Кто-то решил бороться, кто-то убегать, а он сам просто сдался, думая, что это лучший способ. И так бы оно и было, если бы люди, что напали на станцию, были людьми, а не животными, убивающими из-за скуки.
Черноволосого мужчину, отбирая очки, насмешливо растаптывая их тонкие и треснутые стекла ногой, грубо, со всей силы толкнули вниз, заставляя опуститься на колени. Все тело Ферта ныло и болело, но он все еще надеялся на что-то хорошее. Синяки и красные пятна на коже были свидетелями жестокости и избиения ради забавы. Но Бронсон все еще верил.
Звуки вокруг заметно поутихли –вероятно, мужчина прятался слишком долго. Все вокруг превратилось в какое-то кладбище, место смерти и разрухи. Правда, оно горело огнем посреди всего мира, будто фонарь посреди ночи, призывающий к себе мотыльков. Бронсон пока не знал, кто является ночными бабочками: мертвецы или кто-то другой. А если и другой, то кто?
–Отлично, а теперь, пидор, руки за голову, – мужчина, который смотрел на инженера станции свысока, упиваясь его беззащитностью и слабостью, его собственной кровавой работой, бросает это с насмешкой. Весь его вид говорит, что он любит власть, что он любит страдания, что он любит, когда две эти вещи вместе, соединены.
Бронсон послушно выполняет данный приказ, отчетливо понимая, что сопротивление бесполезно, особенно если ты сдался сам, если вышел к подобным людям по собственной воле. Только вот почему же сейчас что-то внутри темноволосого профессора кричало о страхе и о том, что последняя идея была самой глупой и убийственной.
–Поглядите на его лицо, – чуть приближаясь к Ферту, вглядываясь в опухший от удара глаз, хмыкнул незнакомец. Он прождал пару секунд, а после громогласно расхохотался, чуть ли не откидывая голову назад.-Этот парень похож на слепого крота или мышь! Вы только посмотрите! –он не мог остановиться, то подходя ближе, то хватаясь за волосы в порыве безумия, смешанного со смехом. -Детка, скажи мне, ты любишь красный цвет?
–Обожаю, – проводя языком с пирсингом по пухлым губам, искусанным и поцарапанным, сверкая глазами, ответила женщина, к которой и обратился психопат в темных очках, что сейчас благополучно отправились на голову Бронсона. Последний же не понимал совершенно, что происходит. Он чувствовал себя какой-то куклой для игр, но лишь стоял. Стоял на коленях, чувствуя боль в суставах, занеся руки за голову. Тело его болело, и лишь одно радовало: солнце не светило в глаза, этот человек дал свои темные очки.
–Тогда смотри, – хмыкнув, мужчина оскалился, выдерживая паузу. А после выстрел прогремел, смешиваясь с криками темноволосого мужчины, чье колено оказалось прострелено. Пуля осталась где-то в районе чашечки или сустава, причиняя ужасную боль. Кровавая река тут же полилась во все стороны, заставляя женщину истерично рассмеяться, заражая своим смехом и остальных присутствующих, которые так же наслаждались таким представлением. Они стояли, сложив руки на груди, окружив Бронсона, качающегося по земле и орущего, вопящего.
– Ну-ну, не стоит так кричать, это лишь шутка, – прохладные кисти женщины с длинным черным волосом, таким же как у Ферта, коснулись изуродованного лица темного профессора. Она то ли просила его замолчать, то ли пыталась успокоить, но боль была сильнее молодого и прекрасного лица незнакомой женщины, которая, однако, громче всех упивалась его страданиями. – Не кричи так громко…Лучше скули!
И она вновь взорвалась смехом, подскакивая, отталкивая голову Бронсона в сторону. Ее смех был истеричен, схож со смехом ведьмы, и ему подчинялись все вокруг. После, словно желая проверить то, как сильно Ферт предан ей, как готов слушать ее приказы, темноволосая девушка, словно имеющая власть над всем, наступает на ногу мужчине именно там, где кровь проникает из тела. Дикий крик сливается со смехом. Он бьется в агонии и отчаянии, тонет в беспомощности и боли, но им, этим животным, им весело, они счастливы. Ведь они безумцы.
–Мне надоело, он не послушный мальчик, – меняясь в лице за мгновение, позволяя всем увидеть равнодушный взгляд, женщина выдыхает, смотря теперь на мужчину, который позволил Бронсону почувствовать такую прекрасную боль. – Сделай так, чтобы он замолчал.
–Теперь я понимаю, почему Он выбрал тебя командиром этой операции, – в который раз демонстрируя свой оскал, подбирая с земли темные очки, свалившиеся с головы вопящего инженера, мужчина кивает, повинуясь. – Замолкни уже.
Бронсон думал, что та боль была самой страшной, но когда ему отрезали язык, заставляя лишь мычать, захлебываясь собственной кровью, то понял, что все было лишь началом. Но конец пришел так же быстро: мертвецы показались из-за угла, говоря, что скоро мучения закончатся. И мужчина хотел этого.
«Ты будешь просить о смерти?» – загадочно улыбаясь, она тогда спросила его, проводя длинным пальчиком по подбородку, запачканному кровью изо рта. В тот раз он не ответил, не зная, что чувствует, понимая лишь отголоски дикой боли. Но сейчас четко осознавал, что мечтал о смерти, быстрой и безболезненной.
Только теперь, когда зубы разрывали его на части, даря спокойствие, Бронсон Ферт, имеющий за душой лишь работу и интеллект, понимал, что жил неправильно – если бы у него был шанс, он бы прожил другую жизнь, сражаясь и борясь, работая руками и отстаивая свое мнение. Он бы все изменил.
Жаль, что этого шанса более не будет.
***
–Дэйв, ты слышишь меня? – голос приятеля доносился до Одли из далека. Он словно был в нескольких милях от парня, но почему-то видел его лицо перед собой, пускай оно и было чуть смазанным и нечетким. – Давай, ты должен решить прямо сейчас…
–Зачем нам это, Митч? – в горле все пересохло, а голова жутко болела. Кажется, светловолосый парень потерял часть воспоминаний, связанных с настоящим, тем, что происходит вокруг. Цвета сливались и перемешивались, напоминая калейдоскоп, а предметы вокруг крутились, вызывая тошноту. Дэйв Одли чувствовал себя словно беременная женщина, сомнительно понимая свое состояние.
–Я уже объяснял тебе, вспоминай! У нас нет выбора! – Митч крепко держал Дэйва за плечо, порой потряхивая, не давая тому отключится. Последний же прижимался спиной к стене, сидя на грязном полу в луже крови, что осталась от мертвеца.
–Зачем же ты предлагаешь мне выбор, если его нет? – в голове светловолосого начали проноситься вещи, вспомнить которые он бы никогда не смог, находясь в повседневном состоянии. Сейчас, по непонятным причинам, Одли видел в своей голове номера автобусов, такси, даже задачи по алгебре проносились перед его глазами. И это было странным, потому что воспоминания эти были мелочными, маловажными. Или они все же что-то несли за собой?
–Дэйв, сейчас не время философствовать, – Митч начинал выходить из себя, все чаще поглядывая назад. Если они сейчас не выйдут туда, к этим людям, другого шанса не будет никогда. В голове Стивенсона мелькнула идея о том, чтобы избавиться от Одли, но почему-то он заткнул ее, словно наконец-то вспоминая, что такое человечность. – Если мы не сделаем это, то умрем. Ты хочешь жить?
Конечно, Дэйв Одли хотел жить, дышать, пускай даже в этом мире. Естественно он боялся смерти. Но сейчас даже не знал, почему. Так просто было приняло: бояться мрака и неизвестности.
–Я согласен, – отвечая на вопрос Митча, заставляя последнего выдохнуть с облегчением, Дэйв прикрыл глаза, совершенно точно решая, последующие часы не думать о том, правильно ли он поступил. Стивенсон же не дал приятелю отдохнуть, тут же поднимая, чуть придерживая.
–Что ж, к черту все это! – решая, будь, что будет, оба парня шагнули навстречу, кажется, судьбе. Они не знали, что она любит путаницы, что она коварна и даже жестока, но в этот раз им словно улыбалась удача, потому что, заметив ребят, напавшие на станцию не открыли огонь. Они лишь улыбнулись, словно в их больных головах, что-то мелькнуло.
***
Вэл не чувствовала ничего в тот момент, когда буквально заставила Сэм сбежать со станции, забывая при этом об отце девушки. Бенсон просто была рядом с девушкой, когда все это началось, а люди бросились в разные стороны: кто-то двинулся к выходу, кто-то наверх, кто-то в комнаты, желая спрятаться. Вэл же выбрала, кажется, правильный выход, – никогда не понимая логики фильмов ужасов – следуя к запасному выходу из здания станции.
Она столкнулась с Сэм в одном из коридоров, когда та поддалась панике, трясясь от страха и жалости, решая почему-то, что спасти чью-то жизнь – не самая плохая идея, одиноким человеком быть ей не хотелось. Кажется, Бенсон уже во время первого взрыва знала, кто «постучал» в их двери, что произойдет дальше и сколько погибнет людей. Она словно знала это, потому что думала так же, как думали те, кто появился сначала в Холвудс, после выслеживая и станцию.
Наверное, Вэл предугадала появление чужаков на базе еще в тот момент, когда посреди ночи узнала о падении супермаркета. Да, ей казалось, что она знает, чем все закончится. Девушке было забавным наблюдать за тем, как все суетятся, как все мельтешат из стороны в сторону. Не смешным для нее было лишь то, что Блэр считала Кловер живой – после подобных психических расстройств Бенсон сторонилась Джералд, понимая, какие последствия могут быть с безумцем. Однако она упустила важную вещь: теперь все безумцы.
Мы часто боимся мелочей, не замечая шторма, приближающегося и надвигающегося.
–Кевин, шевелись! – переживая за парня, словно боясь потерять хоть кого-то, Сэм вечно оглядывается, протягивая руку одногодке. Ее кисть дрожит, как и голос, срывающийся на крик.
За спинами трех молодых людей, имеющих в арсенале скудные боеприпасы, стонет и шатается стадо, которое не знает, на какой из звуков реагировать, а впереди и по сторонам живая угроза; и никто не знает, чего проще избежать. Но ничего не остается, кроме как действовать.
Они преодолели многие разрушенные части здания, пылающую землю и расщепляющие молекулы взрывы, но ничего и никогда не бывает так гладко. Страхи и беспокойства Сэм сбываются слишком быстро и неожиданно, но неожиданно лишь для девушки, потому что Вэл Бенсон знала о подобном, предугадала и лишь ждала такого момента. Бенсон знала, что выживут единицы, и она хотела оказаться среди этих везунчиков.
Кевин погиб быстро и почти безболезненно – над ним не издевались, ни заставляли страдать, просто пули, одна за другой, пронзили его тело, превращая в решето, через которое пропустили кровавую воду с органами.
Но на этом неудачи в побеги не прекратились.
Вэл нравилось, что Сэм делает все, что ей скажет, что девушка не перечит, понимая, что сама по себе не выживет. Бенсон удовлетворяло и то, что одногодка не старалась всех спасти, как-то помочь – она тоже была эгоистом, беспокоящимся о собственной шкуре, которая теперь была немного запачкана и подпалена.
Скрываясь от толпы мертвецов и чужаков, что загнали в угол, две девушки запрыгнули в машину, практически прижимаясь к полу, пытаясь не дышать. Сердца обеих стучали так, словно готовы были вырваться, вот только Вэл Бенсон, кроме страха, испытывала и некоторое приятное чувство, а Сэм лишь желала пережить этот день. Девушка не думала, что все так произойдет.
–Мой отец…папа, он, -не зная, что и думать, смог ли ее родитель выбраться и спастись, Сэм почти скулит, закрывая собственный рот ладонями, когда рядом раздаются выкрики людей, расчищающих территорию от мертвецов. Жаль, что это не свои, а те, чужие, пришедшие уничтожить. Сэм напрягается всем телом, когда через выбитое окно перевешивается уже мертвый труп, цепляясь облезающей кожей за осколки. Его желтая гниль с гноем и холодная кровь капает вниз, на одежду Сэм, но она беззвучно плачет от отвращения.
–Не думай о тех, кого нет рядом. Думай о том, как нам спастись.– слова Вэл звучат жестоко, и Сэм не очень стремиться их признать и принять. Но все равно кивает, просто не желая стать мишенью или жертвой. Ей действительно хочется жить, но как же папа?
***
Вырываясь из серости и мира тяжелого дыхания и бегства, старик с седой бородой, что казалась теперь черной от грязи и пепла, практически нырнул в лес, ту его часть, что не пылала огнем, скармливая пламени дерево за деревом, сосну за сосной, ветвь за ветвью. Старик будто надеялся, что свежий воздух заставит этот ужасный свист исчезнуть; спасительный ветер ударил в лицо прохладной волной, которая казалась сейчас до ужаса морозной и сильной, будто цунами.
Перескакивая корни и пни, оставшиеся от поваленных грозой стволов деревьев, мужчина, больше похожий теперь на бродягу или старца с глубокими морщинами, выделенными темной грязью, продолжает на что-то надеяться, но при этом вовсе не думая о передышке. Он не может позволить себе такой роскоши, не сейчас, когда животные преследуют его. Однако в голову старика лишь на мгновение забирается сосущая идея, повествующая, заставляющая представить, каким будет местность вокруг бывшего дома – гидроэлектростанции. Хлопья пепла отчетливо представляются Биллу, он видит, как они покрывают руины здания, растворяются в воде озера, злят и дразнят Ходячих.
Кажется, пепел, продолжающий сыпаться откуда-то с неба, из космоса, будто сам дьявол плакал от смеха своими пепельными слезами, теперь покрывал и множество трупов, неподвижных и обгоревших. Трупов, которые когда-то говорили с ним, обвиняли, благодарили и о чем-то просили. Именно в этот раз, именно в это время, убегая от затихающих звуков разрушения и смерти, Билл был почти уверен, что он единственный, кому удалось спастись. Среди всего этого старик вновь познал суть смерти, ее голос и чувства, которые та приносит. Казалось, она, по старой дружбе, решила дать ему еще один шанс. Только он точно будет последним. Это было будто предупреждением, оповещением, письмом, с указанием даты собственного упокоения. Вот только дым, укутавший местность, запачкал тот конверт, переданный смертью, словно стирая цифры и время. Старик мог лишь догадываться, когда же пробьет его час, когда состоится встреча с теми, кто вернулся в землю, откуда и вышел.
Билл все бежал, храня где-то в голове пепельный мир, да письмо от давней подруги. Она с нетерпением ждала их встречи, их воссоединения. Ждала его рассказов и историй, знакомых, которые вскоре тоже отправятся за ним, желая отыскать старика среди огромного количества мертвецов.
***
–Ох, Срань Господня! У тебя настолько злой и мерзкий взгляд, такой лживый, что я не помню, встречал ли когда-нибудь что-то подобное, парень! Ты, блядь, гнилой, полностью прогнивший! Твою мать, посмотри на себя, это же идеально! Мне такие нравятся, – последнюю фразу мужчина добавил чуть тише, словно рассказал секрет, кладя руку на плечо Митча, который пытался вести себя достойно. Но вести себя достойно в такой ситуации…никто не знал, как это, что это значит.
–Бля, если хочешь трахнуть этого сосунка, то не медли, просто возьми его с собой… – мужчина в жилетке резко замолчал, когда лезвие ножа оказалось у его горла, опасно нажимая с заметной силой. – Эй, я же…
–Не смей открывать пасть, когда я говорю. Тебя не касается, кого и где я имею, даже если это будет твоя старуха и на том свете, – мужчина почти рычит, неосознанно сжимая плечо Стивенсона еще сильнее, причиняя боль. Дэйв же, несмотря на то, что клялся себе в том, что не будет думать о правильности предыдущего решения, сейчас жалел и боялся, он понимал, что они с Митчем оказались в таком глубоком дерьме…
–Мы хотим идти с вами, – словно беря всю уверенность и серьезность в руки, грубо, практически настаивая или приказывая, перебил Стивенсон, дергая плечом, сбрасывая с себя чужие руки. Уж подстилкой он быть не собирался, а чтобы тебя приняли, нужно показать характер.
–Ты ведь думаешь, что первое мнение что-то решает? – сощурив глаза, мужчина опасно застыл возле парня. В этот момент внутри Одли, что был почти подвешен в воздухе двумя «крепышами», все сжалось и превратилось в тонкую паутину, разорвать которую можно простым порывом ветра.–Но, парень, подобное не действует на нас, в нашем мире. Я бы проткнул тебе башку, выпустил кишки, подвешивая за них же, но твой взгляд… Черт, он такой гнусный! Это же идеально, черт побери! Ему точно понравится, тебя примут с распростертыми объятиями…
На мгновение задумываясь, меняясь в лице, мужчина чуть отходит назад, заставляя своим поведением Митча напрячься. Но парень не может сейчас показать своей слабости, да почему-то и не хочется: сейчас он на пути к своей цели – избавиться от оков станции и тех, кто был здесь. Митч точно не знает, чего хочет, что его влечет, но эти люди – жестокие и веселые, знающие толк в вещах – кажутся ему тем самым, что он ищет, чего жаждет. Неожиданно мужчина резко оборачивается, смотря на Одли.
–Так, что, вы хотите присоединиться? – Дэйв интенсивно кивает головой, абсолютно точно понимая, что если попробует сказать что-то иное, то от него быстро избавятся. Мужчина вновь задумчиво смотрит вокруг, что-то решая, а после широкая улыбка появляется на его лице, медленно увеличиваясь. – Добро пожаловать…
***
Руки дрожат, но дрожь эта, кажется, не сравнится с бешеными ритмами обезумившего сердца, царапающегося о ребра, желающего перекачать столько крови, сколько сможет. Дарлин не отдавала отчета собственным действиям, однако совершенно точно понимала, что прошлые проблемы и переживания, вгоняющие в состояние угнетенности, схожее со смертью, покинули ее в тот самый момент, когда куски плит разлетелись в стороны с характерным грохотом, находя покой на потрескавшемся асфальте. Воспоминания о погибших и дорогих исчезли из памяти совсем, когда повторный взрыв заставил новые каменные фейерверки окрасить этот день, после опуская осколки в кровавое месиво, оставшееся от живых людей, придавленных валунами.
Чудом или же волей судьбы, играющей в этот раз роль дьявола, Дарлин не погибла, не поселилась на кладбище собственного сознания. Люди, живые и знакомые, по-прежнему окружали ее, борясь, стараясь выжить. Их глаза, как и ее собственные, горели, нет, полыхали отчаянным огнем; они желали спастись, вырваться из дыма и огня.
Сбежать со станции, шанса у которой – как оказалось – теперь не было, удалось лишь по счастливым обстоятельствам. Хотя думать о везении, вспоминая размазанные по асфальту тела, никому не хотелось. Однако же все отвлеклись на мертвецов, пробравшихся через образовавшиеся дыры в когда-то крепком и сплошном заборе, возведенного людьми станции ради безопасности. Воспользовавшись этим, не обращая внимания и не дожидаясь тех, кто имел шанс спастись, счастливчики, оказавшиеся, кажется, не в зоне досягаемости для смерти в этот день, даже не отдавая отчета своим действиям, запрыгнули в какую-то потемневшую от дыма и сажи машину, уверенные в том, что она заведется.
Так и было: все словно желало спасти этих неожиданных выживших, которые даже не заметили, с кем сели в автомобиль. Они чувствовали лишь то, что зверей и монстров здесь не было, словно тонкая душевная связь образовалась между ними за доли секунд, позволяя довериться Тайлеру, что оказался на водительском месте. Темнокожие руки мужчины дрожали, но сказать от чего, вряд ли кто-то мог. Возможно, это был страх, а может, злость и гнев. Хотя, сейчас в голове каждого, сидящего в этой машине, – прижавшегося друг к другу, локтями и коленями упираясь в тело соседа – было множество мыслей и одновременно с тем пустота; также и с чувствами, пронизывающими сердце и мозг.
Не думая о том, что они разрушают, делают еще одну дыру в заборе, – смысла в котором более не было – крохотная, кажется, группа выживших протаранила чернеющие от огня доски, превращая их в щепки, оставляя медленно тлеть, становясь углями. Автомобиль трясся, пересекая просторную территорию у самой станции, -пылающей сейчас огненным шаром-подскакивал, переезжая трупы мертвецов, вилял из стороны в сторону, сбивая Ходячих. Пассажиры же вцепились в спинки сидений, в одежду соседей, в собственную кожу, словно боясь вывалиться из разбитых окон.
Кажется, кто-то заметил беглецов. Кто-то, кто желал смерти каждому, считающему, что милосердие – это важная вещь в новом мире. Тот мужчина, имеющий отношения с Итаном и Томом говорил о станции и связанным с ней милосердием так, будто уничтожал не столько ради веселья и забавы, сколько ради того, чтобы показать: милосердие и доброта – глупости.
В тот момент, когда раздались первые выстрелы, свидетельствующие о преследователях, имеющих лишь одну-единственную цель: убить, в голове каждого выжившего пассажира темной от копоти машины совершенно точно отпечаталась идея того, что они не остановятся ни в коем случае. Однако уже через несколько секунд громкий вопль Дарлин Джоунс заставил Тайлера резко повернуть баранку руля, а людей в машине сжаться друг с другом сильнее.
–Останови! Там Нейл! Он живой! Тайлер, останови машину! – не дожидаясь, когда автомобиль полностью затормозит – он в свою очередь ужасно опасно накренился в сторону, грозясь повалиться набок-темноволосая девушка выскочила наружу, распахивая дверь.
Совсем близко, в паре метров, почти полз мужчина в клетчатой рубашке, прижимаясь к земле толстым пивным животом. Он был запачкан в грязи и крови, как и его одежда, поэтому был похож не то, чтобы на Ходячего, скорее вообще сливался с перевороченной после давнего дождя мокрой землей. Нейл практически утопал в этой грязи, когда подорвался с места, замечая приближающегося человека.
Мужчина думал, что это убийцы, те, кто отнимет его жизнь так же, как сделали со многими друзьями, как сделали с жителями Холвудс. Он подорвался с места в надежде убежать, понимая, как это комично и бессмысленно, – ни пистолета, ни ножа у него не было – но просто так сдаваться не хотелось. Не хотелось умирать как свинье или собаке. Хотелось побороться за собственную жизнь хотя бы однажды, чтобы на том свете – неважно, существует он или нет – было чем гордиться.
Однако каково же было его удивление, когда после почти вцепившихся в его грязную клетчатую рубашку рук не последовало толчка или боли в какой-либо части тела. Он обернулся, не зная, желает увидеть лицо убийцы или спасителя, понимая, что девушка перед ним однажды уже спасала его жизнь. Дарлин потянула его к машине, не давая сориентироваться, заставляя лишь нагибаться к земле, приседая в коленях, чтобы избежать хаотичных выстрелов, однако приближающихся.
Уже сидя в машине, сорвавшейся с места, Нейл понимал и четко осознавал, что она спасла его во второй раз. В машине по-прежнему было тесно, кто-то кричал о том, что автомобиль, преследующий их, совсем близко, кто-то просил Тайлера, рычащего от негодования и напряжения, поторопиться, кто-то скрывал лицо ладонями, не в состоянии смириться с смертью друзей. В тот момент, когда Рикки,-удерживаемая Эммой Хэйз от глупых действий – вцепившаяся в выбитое окно, поняла, что Тэда нет рядом в этой суматохе, еще более резвая автоматная очередь прошлась по скрипевшему корпусу автомобиля, оставляя дыры в заднем колесе.
–Тайлер! – Эмма почти что взвыла, вцепившись ногтями с забившейся грязью в руку Рикки, понимая, что преследователи оказались теперь еще ближе. Однако мертвецы теперь служили естественной преградой: как для группы выживших, так и для чужаков.
После точного выстрела, машина тут же накренилась в сторону, быстро «взорвавшееся» хлопком колесо прочертило глубокий след в мягкой почве, заставляя Леонарда стиснуть зубы, напрягаясь всем телом, чтобы не вылететь со своего места. Раймонд же, почти ступая по головам, осмелился – ведомый яростью и обидой на этот мир-высунуться из-за спинок сидений с облезшей и поцарапанной кожей, открывая ответный огонь. Заднее стекло давно было выбито, а тем, кто перебрался в багажник из салона, пришлось прижаться вниз, чтобы не оказаться в роли куропатки.
–Нам придется бежать! – уже почти раскрывая дверь на ходу, все еще управляя, по сути, неуправляемой машиной, прокричал темнокожий мужчина, не сдерживая рыка, рвущегося из охрипшего горла, все еще свистящего от попадания удушающего дыма в легкие. Тайлер собирался доставить людей в автомобиле – таких же как он: испуганных, но готовых бороться – как можно ближе к лесной черте, где бы им удалось скрыться среди стволов и хвойных лап. Мужчина был уверен, что сделает это. – Давай!
Крика этого всем хватило, чтобы понять: больше времени нет.
За спиной черные столбы дыма, охватывающие когда-то безопасный дом, поднимались в небо, уродуя все картину. Мертвецы отчаянно спешили на любой звук, грохочущий в округе, эхом разносящийся по лесу, а тормоза старой, поржавевшей машины протяжно заскрипели, режа слух. Автомобиль почти поднимал «брызги» земли, рыхля почву, стараясь остановиться перед толстыми стволами деревьев, похожими на лесных стражников.