Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 67 страниц)

невозможно. Число же всех убитых, утопленных и умерщвленных другими видами

смерти в Немирове простиралось до шести тысячъ». Резню эту Ганновер помещает

прежде тульчинской и говорит, что спасшиеся от смерти в Немирове бежали в Тульчин.

Страница 192, строка 6. О походе Вишневецкого к Немирову Ганновер (стр. 46—47)

говорит, что, узнав о случившемся в Немирове, князь отправился туда во главе 3.000

человек, чтобы отомстить козакам. «Князь клялся, что не успокоится, пока не умоет ног

своих в крови Козаков, разоривших также множество его поместий за Днепром и

выгнавших его из собственных владений. Подойдя близко к Немирову, он снарядил

туда несколько сот воинов, которые убили множество русских горожан. Козаки

ухитрились. Они отправили оставшихся в живых горожан к князю с просьбою, чтоб он

прислал несколько сот воинов для охранения будто города от Козаков и татар, обещая

ему сражаться вместе с ними всеми силами против врагов и дав клятву служить ему

впредь верно и честно. Князю понравилось это предложение и он послал к ним

знатных панов с шестью стами воинов. Горожане приняли их с великою почестью, но

спустя несколько дней послали сказать козакам: спешите сюда ночью, мы вам отворим

ворота. Так н было сделано—и все паны были убиты в кроватях. Затем они еще дали

козакам большие деньги, чтоб остались охранять город от вторичного нападения панов,

на что козаки и согласились. Узнав об этом несчастий, князь Вишневецкий ужаснулся и

больше уже не посылал своего войска в Немиров, положив выместить свой гнев на

козаках в других местахъ».

Страница 193, строка 30. О взятии Полонного Ганновер (стр. 49) рассказывает так:

«Во вторник 1-го числа месяца ава (август) прибыли татары и русские, чтоб осадить

Полонное л направили боевые снаряды против города, в коем находились паны и

евреп. Но стрельцы начали стрелять из крепости и не давали нм приблизиться к городу,

так как в нем было

41*

644

около двух тысяч шляхетского войска; евреев же было 12.000 душ, между которыми

были люди отважные, да и сам город был сильно укреплен двойною крепостью и

окружен водою. Требовалось охранять только ту сторону крепости, два ближайших

пункта которой населяли русские. Паны поставили свое войско, состоявшее из хлопов,

с той стороны, где преимущественно потребовалось бдительное охранение; но именно

эти хранители города сделались его губителями, так как эти хлопы были православные,

известные под именем гайдуков, которые впоследствии также присоединились к

бунтовщикам. В среду 2-го ава неприятели овладели обоими пунктами, которые

охранялись православными, и тогда последние, вместе с жителями этих пунктов,

примкнули к ним, чтобы воевать против укрепленного города, в коем находились паны

и евреи. Битва продолжалась весь день в среду; в четверг же неприятели сделали

воззвание к польским хлопам, стоявшим на крепости. «Ведь мы кровные братья, зачем

же вы помогаете панам против нас! Иие лучше ли вам служить нам, нежели служить

иноверцам?» И действительно, хлопы немедленно же изменили. Показывая вид, что

сражаются против Козаков, они дали им между тем возможность приставить лестницы

к крепости и овладеть ею в тот же четверг, так что в один момент очутились несколько

тысяч русских с обнаженными мечами среди города и начали избивать народ. Когда

паны и евреи увидели, что бедствие обрушилось над ними и город взят, то паны

всадники бежали на другую сторону, а бедные евреи, числом до десяти тысяч душ,

которых стражники не пускали бежать, были избиты. Они пали под ножем неприятеля

без сопротивления, так что если какой-нибудь козак врывался в дом, в котором

находились даже несколько сот евреев, они не сопротивлялись ему и он один избивал

всехъ». Далее Ганновер повествует о гибели в Полонном ученого богослова Самсона из

Острополя, к которому ежедневно являлся ангел учитель. Он проповедовал в синагоге

покаяние, но оно не помогло. Когда неприятели ворвались в город, они в синагоге

избили всех «великих ученых, одетых в саваны и талесы и усердно молившихся».

Несколько сот душ оставленных в живых изменили своей религии, а несколько сот

было взято в плен татарами. Далее (страница 56 – 58) Ганновер повествует о

паническом страхе, напавшем на всех евреев в окрестности:. «Мы не были

обезопасены со стороны местных жителей православныхъ—и так весь народ пустился

в бегство. Кто имел лошадь и повозку—воспользовался ими, а неимевшие, хотя были у

них средства и они могли бы купить таковые, не хотели терять времени и, взяв своих

жен и детей, бежали пешком, оставив все свое имущество на произвол судьбы; даже те,

у которых были экипажи, но имели большой багаж, состоявший из товара, книг и

других движимостей, оставляли их по дороге у хозяев корчем, дабы им легче было

бежать. И в эту субботу хазон тянулись в три ряда лошади и повозки во всю ширину

дороги беспрерывною вереницею на пространстве семи миль от Острога до Дубна, а

пешеходцев было бесчисленное множество. В два часа пополудни догнали нас три

всадника: один еврей по имени Моисей Цореф (золотых дел мастер из Острога), а с

ним и два шляхтича, и сказали нам: «зачем вы идете так медленно? Ведь неприятель

идет вслед за вами. И мы с трудом успели увернуться от него». Вдруг сделалась

страшная суматоха. Каждый сбросил с своего воза серебренную и золотую посуду,

платье,.

645

книги, подушки и перины, дабы можно было удобнее ускорить бегство и избавить

семейство от опасности. Таким образом на открытом поле валялось серебро, золото и

платье, н не было еврея, который мог бы подобрать все это! Некоторые бросили

положительно все: лошадей, повозки, все пожитки и даже жен и бежали укрываться в

леса. Многие, женщины п мужчины, водившие детей своих за руки, в суматохе бросили

их из рук вон и бежали в леса и пещеры. Тогда исполнились слова Моисея: «вы

убежите, не будучи преследуемы», ибо все это известие было ложное: за нами вовсе не

гнались ни неприятели, ни татары. Испуг, однакоже, был так велик во весь день

субботы хазон, что каждому из нас чудилось, будто за ним гонятся козаки. В

воскресенье, после субботы хазон, мы узнали сущность дела, и с того дня и на будущее

время каждый бежал уже не торопясь. Бродили мы с места на место в лесах и деревнях,

да валялись под открытым небом, но и там мы не нашли спокойствия душевного: то

грабят, то топчут, то ругают и позорят нас. Над нами исполнилось проклятие Моисеево:

«между этими народами не успокоишься и не найдешь отдыха для ног своих; жизнь

твоя будет висеть на волоске, будешь трепетать ночью и днем, не будучи уверен в своей

жизни» (Второзаконие, • глава XXYIII, стих 65). В самом деле, каждую ночь, которую

нам приходилось проводить в домах православных, мы опасались, чтоб они нас не

убили, так как все без исключения взбунтовались, а встав утром живыми, мы читали

молитву: благословен еси Господь, воскресающий мертвыхъ».

Страница 19В, строка 31-я. Ганновер говорит (стр. 61), что «неприятели ворвались

во вторник 9-го ава в Старо-Константинов и было избито

3.000

евреев, а богатство их разграблено».

Страница 196, строка 8-я. О взятии Заслава и Острога Ганновер (стран. 59) говорит:

«По взятии Полонного, распорядившись в нем по-своему, неприятели отправились в

Заславль, где разграбили все имущество еврейской общины и избили около 200 душ, не

имевших возможности убежать по причине болезни. Некоторые надеялись на своих

друзей православных, полагая, что те их спасут; спрятались они в леса, пока не минет

несчастье. Пробыв там долгое время, умирая от голода и жажды, они предпочитали

скорую смерть мучительной жизни. Они решились отправиться в город и умереть там,

ибо лучше быть убитым мечем, нежели умереть от голода (Плач Иеремии, глава IV,

стих 9-й). Как только они пришли в город, то были схвачены неприятелями, которые

собирались убить их, но те упрашивали их, чтоб быть умерщвленными на кладбище.

Евреи вошли в кладбищенский дом, где они были убиты, а потом варвары сожгли дом

вместе с трупами. Таким образом они были казнены двумя родами смерти—избиением

и сожжением. О Заславских ксендзов содрали кожу за-живо; тела князей,

похороненных там испокон века, выбросили из гробниц, как гадину, а их серебренные

и золотые гробы ограбили, костелы разорили. Опустошили также синагогу, которую

обратили в конюшню. Точно так же они поступили в Остроге, где избили около

шестисот оставшихся там душъ>^.

Страница 198, строка 19-я. О восстании в Литве Ганновер говорит (страница 67):

«В Гомеле было избито несколько тысяч евреев, прославивших имя божие; оттуда

неприятели отправились в Стародуб, где совершили

646

тоже большую резню над евреями. В Чернигове, Брагине и Влодове, куда собралось

множество евреев, было также убито всевозможными жестокими смертями около

десяти тысян душ, и в других больших литовских городах были истреблены тысячи и

десятки тысяч евреев. Да отомстит Бог за их кровь! Жители же городов Слуцка и

Брест-Литовска бежали частию в Великую Польшу, а частию в Данциг,

переправившись через Вислу. Бедный же народ, оставшийся в Бресте и Пинске, был

умерщвлен, прославляя имя Божие. На открытом поле от Пинска гнались неприятели

за евреями и, настигнув их, совершили большую резню». Ганновер описывает взятие

Пинска литвинами так: «Князь Радзивилл узнал, что жители Пинска взбунтовались и

пустили злодеев в город; он с несколькими тысячами поляков осадил город и поджег

его со всех четырех сторон, а злодеи, желавшие бежать водою на лодках, утонули;

некоторые же сгорели или были убиты. Жителям Слуцка тоже удалось отомстить

русским: они послали к последним, чтоб те пришли к ним, так как у них имеется много

евреев и панов, которых предадут в их руки; на самом же деле евреев вовсе там не

было, ибо все успели давно убежать. Неприятели не могли представить себе, чтоб

местные жители воевали против них. Между тем, когда они приблизились к городским

воротам, горожане начали стрелять со стены крепости и из ворот, и произвели в них

большой урон, так что они принуждены были бежать; из города пустились за ними в

погоню и разбили их на-голову».

Страница 195, строка ЗО-я. У Ганновера (стран. 69) говорится: «Хмель со всем

своим войском и татарами отправился для покорения украинских городов в Польше, а

некоторых из своих он послал покорить Бар, ибо в этом укрепленном городе было

большое скопление панов и евреев. Но стрельцы, стрелявшие из крепости, метали в

них свои стрелы и не дали приблизиться к ней, так что неприятелям пришлось

осаждать город продолжительное время. Но местные русские жители придумали вот

чтб. Они вырыли подземный ход, и злодеи через него вошли в город и начали убивать

народ. Евреи и паны убежали в сильную крепость, которую они успели еще более

укрепить; в ней же не было православных. Неприятель осаждал эту крепость довольно

значительное время, устроил против нее большие валы и стрелял в осажденных из

пушек, которые по-немецки называются Raderbiichsen, пока не завладел крепостью и

избил всех евреев и панов, находившихся, в ней всевозможными смертями, разграбив

их богатства». Но Ганновер число избитых в Баре евреев простирает только до двух

тысяч.

Страница 231, строка 14-я. Ганновер (стр. 70) о покушении Козаков взять Дубно

рассказывает так:

«Это была сильная крепость, подобно

которой не было во всем Польском королевстве, город же был во владении

фельдмаршала князя Доминика. Когда князья и паны убежали с поля сражения.

остались в Дубно несколько сот евреев, надеявшихся найти убежище в крепости Но

когда злодеи приблизились к городу, один вельможа с восьмидесятые отважными

воинами упомянутого князя вошли в крепость, заперли ее накрепко и усилили её

оборонительные средства, но не впустили туда ни одного из евреев, вследствие чего

последние были истреблены перед крепостью в числе тысячи душъ».

647

Страница 231, строка 31-я. У Ганновера (страница 71) говорится: «Город Броды

принадлежал хорунжему, бывшему заклятым врагом Хмеля, который теперь в свою

очередь старался погубить хорунжого и опустошить его владения, в особенности эту

резиденцию его, которую он действительно разорил и сжег. Евреи же и паны, в числе

нескольких тысяч, убежали в сильную местную крепость, имевшую двойную стену и

окруженную водой. Долгое время неприятели осаждали крепость и не могли

приблизиться к стенам её, вследствие стрельбы из ружей, которая причиняла им

громадный урон. Однакож, страх овладел осажденными по причине свирепствовавшей

заразы: «на улице меч избивал, а в домах ужасъ» (Второзаконие, глава 32, стих 25). От

этой заразы умерло около тысячи душ евреев. Вообще, внутри тех укрепленных мест,

которые были осаждены врагами, распространилась опустоши.тельная эпидемия».

Страница 238, строка 14 Ганновер (стр. 73) прибавляет, что тогда с депутатами был

отправлен к Хмельницкому и еврей Рабишимон, львовский штадлан (катальный

ходатай по делам).

Страница 241, строка 36 я. В это время, по известию Ганновера (стран. 76),

произошли козацкия нападения на разные червонорусские города. Те, которые были

хорошо укреплены, как Каменец-Подольск, Ясловица, Вучач, Комарна, Бельз, съумели

защититься от Козаков; зато в этих местах свирепствовали повальные болезни и

сильный голод. Но не так отделался от них Норол. «В нем собрались десятками тысяч

евреи и несколько тысяч панов; там же не было ни одного русского. Евреи,

находившиеся в городе, сначала намеревались бежать, но владелец города не пустил их,

приободрив их следующими словами: «Станем дружно против неприятелей п будем

сражаться, но примеру укрепленных городовъ»; но когда город был уже осажден,

неприятели заявили желание войти в соглашение, на что евреи и были готовы. Но

владелец города не согласился, вследствие чего они вступили в трехдневный бой с

неприятелями и убивали последних во множестве. Потом злодей Хмель подослал

против них еще чрезвычайно многочисленное вспомогательное войско, и город был

взят 17-го хешвана (октябрь). Прежде всего они убили владельца города, Лаща, содрав

с него кожу заживо и измучив его всевозможным образом, затем умертвили более

12.000 евреев разными жестокими способами, а многие евреи утонули. Несколько же

сот заперлись в синагоге, но неприятели разломали двери, убили укрывшихся евреев, а

потом сожгли синагогу вместе с трупами. Резни подобно норольсисой не было нигде во

всех польских областях. Татары забрали многих в плен, а все три населенных центра

города были сожжены и превращены в пепел, как Содом. Одна женщина, оставшаяся в

живых среди убитых, рассказала мне, что подобно ей остались несколько сот женщин и

детей, а также небольшое число мужчин, кои пять дней не имели никакой пищи и

пользовались человеческим мясом: отрезав от трупов куски, они жарили их на огне.

Несколько же тысяч трупов были съедены собаками и свиньями. Что же до остальных

трупов, то из Перемышля послали людей, которые, взявши с собой на несколько сот

золотых полотна для саванов, предали эти трупы земле». Во.время стоянки

Хмельницкого под Замостьем, по сказанию Ганновера (стр. 78—79), козаки

рассыпались в окрестных городах и «совершали

648

большую резню: в Томашеве, в Щебреднше, Турбине, Грубешове, Торногроде,

Белгории (Вилгорай), Гории (Горае), Кринице и Краснике, избивали тысячи .и десятки

тысяч евреев. Также на Волыни, во Владимире-Волынске, Луцке, Кременце и их

окрестностях убили они несколько тысяч. В Кременце один татарин взял нож

еврейского резника и вырезал несколько сот еврейских мальчиков, спрашивая каждый

раз товарища: «кошер или трефъ»—и получив ответ, что «трефъ», бросал труп собакам.

Затем он брал другого мальчика, резал его и объявлял: «вот этот кошер!»—почему он и

исследовал внутренность, как евреи обыкновенно поступают с козлятами и овечками, и

носил его на шесте по всем улицам, выкрикивая притом: «кому угодпо купить козлят и

овечек?!» Возле Быхова злодеи также настигли несколько сот повозок с евреями и

избили всех; то же самое сделали они и в других местах, так , что нет возмояшости все

описывать. Разорили они более семисот обществ, вообще все местности до реки

Вислы».

Страница 250, строка 37. По словам Ганновера (стр. 82), «письмо от короля застало

Хмельницкого на пути к Люблину, в расстоянии четырех миль от города. Он с

радостью принял королевское послание и немедленно возвратился восвояси... Однакож,

во время пребывания врага под Люблином, город был накрепко заперт и никого не

впустили и не выпустили, так что в городе распространился мор, отчего и вымерло

более десяти тысяч евреев. Точно так же между убежавшими за Вислу евреями зараза

свирепствовала во всех местностях, где они поселились. Они ночью бросали своих

покойников на кладбища, дабы христиане не замечали этого и не злорадствовали. Это

не был обыкновенный мор, а болезнь, называвшаяся «хумъ» (тиф) и появившаяся

вследствие тягостей переезда и постоянного страха. Многие из бедняков, которых

христиане не впустили в свои дома, валялись по улицам и умирали от холода и голода.

Один другому не оказывал помощи, так что от упомянутой болезни вымерло более ста

тысяч душ. Еврейский народ тогда сильно обеднел; оставшиеся не расхищенными

золотые й серебренные вещи продавались за полцены, а толковая и прочая одежда

отдавалась за треть стоимости. Книги же, за неимением покупателей, лишились всякой

ценности, ибо наука была в полном пренебрежении».

Страница 271, строка 9. Ганновер (стр. 85) рассказывает, что «в полночь, 19-го

адара (март) после того, как острожские мятежники послали к козакам, находившимся

около города, чтоб они немедля прибыли к ним, козаки тысячами вторглись в Острог и

избили всех панов и евреев в постелях, так что успели бежать только трое евреев и

один польский военачальник с 80 воинами, за которыми козаки, оставив город,

пустились в погоню, так что вследствие этого обстоятельства из города вышло

несколько тысяч Козаков. Но паны скоро обратились лицом к преследовавшим их и

успели убить большую часть их... Отправился воевода Фирлей в Острог, где отомстил

горожанам и учинил строгую расправу».

Страница 327, строка 9. Ганновер на странице 92 говорит: «По дороге татары

выместили свой гнев на дозаках тех городов и селений, которые продолжали еще

мятежничать против короля. Некоторые говорят, что сам король дал им право

опустошать те местности, в которых были отчаянные бунтовщики. Таким образом они

созкгли Острог, Заславль, Кре-

649

менец, Вазилию (Базадию) и Саганов, с их окрестностями до Каменец-Подольска.

Вообще они опустошили и сожгли все местности на пространстве двадцати квадратных

миль, а жившие там русские отчасти были перебиты п тысячами были взяты татарами

в плен; остались же в живых лишь те, которые скрывались в лесах и кустарниках. Эти

несчастные сами сознавали, что заслужили такую кару».

Страница 343, строка 20. Ганновер на стр. 92 говорит: «После праздника кущей

5410 года возвратились в свои земли и поместья польские паны, а также жалкие

остатки осиротелых евреев, но зти последние находились в крайней нищете, потому

что везде была страшная дороговизна и не было никаких источников для пропитания,

так как бедняки русские сами умирали тысячами с голода и не столько за недостатком

продуктов, сколько за недостатком денег, ибо татары и козаки ограбили все их деньги и

имущества. Из богатых русских некоторые беясали за Днепр к козакам, боясь мести

панов, а некоторые, хотя имели деньги, закопали их в землю, чтобы паны не отняли их,

и притворялись бедными»... (Стр. 94): «В местах, где жили козаки, 'была оживленная и

выгодная торговля, ибо все обогатились награбленным еврейским и панским добром;

но ни один пан или еврей не мог проникнуть туда, пока не состоялось особое

соглашение с ними. В это время польским королем был обнародован по всему

королевству эдикт, в силу которого всякий переменивший религию свою против воли,

мог открыто к ней возвратиться. Таким образом насильно окрещенные евреи

возвратились в лоно иудейства. В местах, где евреи имели право жить, они публично

перешли в иудейство, но окрещенные, жившие на козацких землях, где евреям

запрещено было селиться, должны были убежать оттуда, ежели хотели исповедовать

религию предков. Женщины же, вышедшие замуж за Козаков, также ушли в еврейские

селения. Таким образом несколько сот насильно окрещенных сделались опять евреями.

Во всех местах, где взрослые евреи были перебиты, оставшиеся в живых их мальчики и

девочки были окрещены; их-то евреи отняли силою у христиан, написали для каждого

талисман, на котором по наведении надлежащих справок обозначено было

происхождение ребенка и повесили ему на шею... Затем установлен был навсегда пост

во всей Польше, на 20-й день месяца сиван (июнь) именно в тот день, в который

произошла резня в городе Немирове». (Этот пост, по замечанию переводчика,

соблюдается и ныне набожными евреями в России и в Галиции).

Страница 391, строка 19. У Ганновера на стр. 98 говорится: «Евреям пришлось

испить четыре чаши горечи (намек на известные четыре чаши вина, которые обязан

был каждый еврей испивать при трапезе первого пасхального вечера): они были избиты

сотнями и взяты в плен, так что последние бедствия заставляли забыть первые. Евреи в

четвертый раз бежали до Львова».

Страница 508, строка 40. Ганновер по иоводу этой смертности говорит (стр. 101):

«В Кракове и в других еврейских общинах въ

продолжение лета 5412 года (1652) вымерло более 120.000 душ. Вообще до

настоящего дня война, голод и чума господствуют во всех польских областях и день ото

дня несчастие все возрастает. Свершилось над нами проклятие Моисея: «всякую

болезнь и всякую язву, даже и не написанную в сей книге Завета, Господь наведет на

тебя и останется вас немного и рассеет тебя Гос-

650

под по всем народам, от одного края земли до другого» (Второзаконие, глава 28,

стих 61, 62). Можем ли мы отрицать нашу виновность, когда грехи наши

свидетельствуют против нас! Всевышний уличил рабов своих в прегрешениях, а суд

Его правдивъ».

Сочинение Ганновера, как сказание очевидца событий, представляет много

драгоценных и верных черт, но им пользоваться молено с осторолсностью. Автор, не

будучи в состоянии стать личным свидетелем всех событий, о которых передает

известия, естественно должен был руководиться слухами и писал с голоса других. В

его рассказе есть явные неверности в том, что касается политических и военных

событий того времени; более достоверности собственно в том, что относится до судьбы

евреев, но и тут заметно, например, что число умерщвленных козаками в разных

городах и местечках показывается не то, которое встречаем в других источниках, и

даже в сочинениях тогдашних еврейских раввинов.

Впрочем, замечательно, что этот еврей, как мы выше привели слова его, признает

своих единоверцев заслужившими суд Божий, постигший их. Мы не знаем, однако, в

чем собственно разумеет он грехи израильтян, за которые постиг их тогда Божий суд:

сознает ли он те угнетения, которые терпел от пих южнорусский народ, или, может

быть, только частные уклонения от строгости обрядового еврейского закона.

НАРОДНЫЕ ПЕСНИ

ОБ ЭПОХЕ

БОГДАНА ХМЕЛЬНИЦКОГО.

Хмельницкий и Барабаш.

Д У М А.

(1647).

Як из день—годыны,

Счиналыся велики войны на Украини,

Оттоди-ж то не могли обибрати,

За виру християньску одностойно стати;

Тильки обибрався Барабаш та Хмельныцький Та Клиша (Иляш) Билоцерковський.

Отходи вони од своих рук листы писали,

До кроля Владислава посилали.

Тоди-ж кроль Владислав листы читае,

Назад одсылае,

У городи Черкаськом Барабаша гетьманом постановляе:

Будь ты, Барабаш, у городи Черкаському гетьманом,

А ты, Клиша, у городи Билои-Церкви полковнычим,

А ты, Хмельныцький, у городи Чигрини хоть писарем вийсковыяъГ Оттоди-ж

небагато Барабаш, гетьман молодый, гетьмановав, Тильки пивтора года.

Тоди-ж то Хмельныцький добре дбав,

Кумом до себе гетьмана молодого Барабаша зазывав,

А ще дорогими напитками его витав И стыха словами промовляв:

«Эй пане куме, пане Барабашу, пане гетьмане молодый,

Чи пе могли-б мы у двох королевських листив прочитаты, Козакам козацьки

порядки подаваты,

За виру християньску одностайно статы?»

Оттоди-зк то Барабаш, гетьман молодый,

Стыха словами промовляе:

– Эй пане куме, пане Хмельныцький, пане писарю вийськовый:

654

На що нал з тобою королевськи листы у двох читаты,

На що нал козакам козацьки порядки даваты?

Ни не лучче вам из ляхами, мостивыми панами,

З успокоем хлиб-силь по вик вичный уживаты?—

Оттоди-ж то Хмельныцький на кума свого Барабаша Велике пересердие мае,

Ще красчими напитками витае.

Оттоди-то Барабаш, гетьман молодый,

Як у кума свого Хмельныцького дорогого напитку напывсь,

Так у его и спать повалывсь.

Оттоди-то Хмельнвдький добре дбав,

Из правой руки из мезинного пальца щирозлотый перстень изняв, Из ливои кишени

ключи выйлав,

З пид пояса шовковый платок высмыкав,

На слугу свого повирного добре кликав – покликав:

«Эй слуго ты мий, поваренный Хмельныцького!

Велю я тоби добре дбати,

На доброго коня сидати,

До города Черкаського до пани Барабашевои прибуваты,

Кралевсыш листы до рук добре прыйматы».

Оттоди-то слуга, повиренный Хмельныцького, добре дбав,

На доброго коня сидав,

До города Черкаського скорым часом пилною годыною прибував, До пани

Барабашевои у двир уизжав,

У сины увийшов, шличок из себе знимав,

У свитлицю увийшовъ—нызький поклон послав,

Тыи значки на скамьи покладав,

А щестыха словами проновляв:

«Эй пани, каже, ты пани Барабашева, гетьманова молодая!

Ужеж тепер твий пан Барабаш, гетьман молодый,

На славний Украини з Хмельныцьким велики бенкеты всчинають; Велилы воны

тоби сии значки до рук прыйматы,

А мини листы королевськи оддаты;

Чи не могли-б воны из кумом своим Хмельныцьким У двох прочитаты,

И козакам козацьки порядки даваты?»

Оттоди-ж то пани Барабашева, гетьманова,

Удариться об полы руками,

Обильлется дрибними слизами,

Промовыть стыха словами:

«Эй не з горя–биды моему пану Барабашу Охотилось на славний Украини З

кумом своим Хмельныцьким Велика бенкеты всчинаты!

Нащоб им кралевськи листы у-двох чптаты,

Не луччеб им из ляхами

З упокоем хлиб-силь вичны часы уживаты?

655

А тепер нехай не зарикаеться Барабаш, гетьман молодый,

На славний Украини огнив та тернив изгашаты Тилом своим пансъким комарив

годуваты Од кума свого Хмельныцького!»

Оттоди-ж то пани молодая Барабашевая Стыха словами, иромовляе:

«Эй слуго, повиренный Хмельныцького,

Не могу я тоби листы кралевськии до рук йодаты,

А велю я тоби до ворит отхождаты,

Кралевськи листы у шкатули из земли выйматы».

Оттоди-то слуга повиренный Хмельныцького Як си слова зачував,

Так скорым часом пилною годыною до ворит одхождав,

Шкатулу з земли з кралевсысимы листами выймав,

Сам на доброго коня сидав,

Скорым часом пилною годыною до города Чигрина прибував,

Своему пану Хмельныцькому кралевськи листы до рук добре оддавав. Оттоди-то

Барабаш, гетьман молодый, од сна уставае,

Кролевськи листы у кума свого Хмельныцького зоглядав;

Тогди-й напитку дорогого не поиивае,

А тильки з двора тихо зъизжае,

Та на старосту свого Крачевського М кличе, добре покликае:

«Эй старосто, каже, ты мий старосто Крачевеькый!

Колиб ты добре дбав,

Кума мого Хмельныцького живцем узяв,

Ляхам, мостывим панам, до рук подав,

Щоб нас моглы ляхи, мостывыи пани, за билозорив почитаты». Оттоди-то

Хмельныцький як си слова зачував,

Так на кума свого Барабаша велике пересердие мав,

Сам на доброго коня сидав,

Слугу свого повиренного з собою забрав.

Оттоди-то припало ему з правой руки Чотыры полковныки:

Первый полисовныче Максыме Олшанський,

А другый полковныче Мартыне Полтавський,

Третий полковныче Иван Вогуне,

А четвертый Матвий Бороховичу.

Оттоди-то воны на славну Украину прибувалы,

Королевськи листы читали,

Козакам козацьки порядки давалы.

Тоди-то у святый день у божественный у вовторнык,

Хмельныцький козакив до сходу' сонця пробуждае И стыха словами иромовляе:

Ч Ииричевский илп Кречовский переяславский полковник, выпустивший Хмельнпц

кого из-под ареста.

656

«Эй козаки, даты, друзи, молодца!

Прошу я вас, добре дбайте,

Од сна уставайте,

.Руськый очинаш читайте,

На лядськи табури наижджайте,

Лядськи табури на три части розбивайте,

Ляхив, мостывых панив, у пень рубайте,

Кров их лядську у поли з жовтым писком лишайте,

Виры своей християнськои у поругу вични часы не подайте! Оттбди-ж то козаки,

друзи-молодци, добре дбали,

Од сна уставали,

Руськый очинаш читали,

На лядськии табури наижджалы,

Лядськии табури на три части розбивали,

Ляхив, мостывых панив, у пень рубали,

Кров их лядську у поли з жовтим писком мишали,

Виры своей християнськои у поругу вични часы не подали. Оттоди-то Барабаш,

гетьман молодый, конем поижджае,

Плаче рыдае,

И стыха словами промовляе:

«Эй пане куме, пане Хмельиыцький, пане пысарю вийськовый!

На щоб тоби кралевськи листы у пани Барабашевои вызволяты? На щоб тоби

козакам козацьки порядки даваты?

Не лучче-б тоби з нами из ляхами,

З мостывыми панами,

Хлиб-силь з успокоем уживаты?»

Оттоди-то Хмельиыцький Стыха словами промовляе:

«Эй пане куме, пане Барабашу, пане гетьмане молодый!

Як будет ты мени сими словамы докоряты,

Не зарикаюсь я тоби самому с нлич головку, як галку, зняты, Жону твою и дитей у

полон живцем забраты,

Турському салтану у подарунку одослаты».

Оттоди-то Хмельиыцький як си слова зговорыв,

Так гаразд добре и учиныв:

Куму свойму Барабашеви, гетьману молодому,

З нлич головку як галку зняв,

Жону його и дитей живцем забрав,

Турському салтану у подарунку одослав.

С того-ж-то часу Хмельиыцький гетьмановати став.

Оттфгди-ж то козаки, диты, друзи молодци.

Стыха словами промовлялы:

«Эй гетьмане Хмельиыцький,

Батю наш, Зинов Вогдане Чигирыньський!

Дай Боже, щоб мы за твоею головою пили да гулялы,

Виры своей христыянськои у поругу вичны часы не подавалы!» ' Господи, утверды

люду царського,

657

Народу христыянського Всим слушащнм,

Всим православным христыянам Пошли, Волю, много лит!

(Метл., стр. 386).

Вариант той же думы.

Гей з день годыны счинылыся велики воины на Украини Нихто ж не мог

обибратыся,

За виру христыянську достойно-праведно статы;

Тильки миг обибратыся

Барабаш да Хмелныцький, да Клиша билоцерковський.

Тогди був Барабаш у городи Черкасысому гетьманом,

А пан Хмелныцький у городи Чигирини полковнычим,

А Клиша билоцерковський в Билий Церкви писарем вийськовым. Тогди пан

Барабаш не багацько гетьманував.

Да висе пан Хмелныцький до себе кумом зазывав,

А ще дорогими напиткамы витае И стыха словами промовляв:

«Эй куме, калю, куме!

Чи не могли бы мы з тобою королевських лыстив прочитаты, А козакам козацьких

порядкив подаваты,

За виру христыянську достойно праведно статы?»

Да вже тогди пан Барабаш, гетьман молодый,