Текст книги "Богдан Хмельницкий"

ЙИПЯКЙ-:?.ЯИ;Х.~• ,я<1

.

,

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

Ц. и. КОСТОМАРОВА

Исторические иоюграиин н исследования

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ.

Том одиннадцатый.

ИЗДАНИЕ

Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученымъ

(„Литературного Фонда“).

С.-ПЕТЕРБУРГ.

Типография М. М. СТАСЮЛЕВИЧА, Вас. Остр., б лин., 28.

190«.

БОГДАН ХИШЬНИЦШ

Opus aggredior opimum casibus, atrox praeliis, discors seditionibus, ipsa etiam pace

saevum.

Taciti. Histor. L. I. 1.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

.

: л л ллгл. V'

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ.

Безсилие белоцерковского трактата.—Положение Украины.—Переселение в

Московское Государство,—Посольство от Хмельницкого в Москву.—Возмущения в

Украине,– Судная коммиссия над возмутителями.—Казни Мозыры, Гладкого,

Хмелецкого, Турского.—Сватовство.—Письмо Хмельницкого к молдавскому

господарю.—Письмо Лупула к польскому королю.—Польское войско под Батогом.—

Предзнаменования.

Белоцерковский трактат приводил Украину к тому же положению, в каком она

находилась до 1648 года: четырехлетье труды, потеря народа, опустошение Руси не

выкупались ничем. Снова паны возвращались в свои владения; жиды опять могли быть

управителями и арендаторами; жолнерам предоставлялось попрежнему право собирать

с поселян стации и ходить толпами по городам и селам; положение русского народа

могло даже стать хуже, чем было прежде, потому что враги их, выстояв

кровопролитный спор, готовились предать их ужасам мести. Белоцерковский трактат

не оградил также и восточного православия: хотя в нем сказано было, что религия

греческая остается при давних правах, но как эти права были уже попираемы,

следовательно, теперь они могли еще менее иметь силы. Впрочем, каковы бы ни были

права православной религии, они всегда должны были оставаться только на белой

бумаге, пока произвол был сильнее всех письменных постановлений. Белоцерковский

мир мог стать только новым источником раздоров. «Он постановлен был на льду»,

говорит один летописец, выражая тем, что это было следствие обоюдной

необходимости прекратить войну по причине наступающей зимы и

распространившейся заразы. Поляки, заключая его, знали хорошо, что народ русский,

упорно показавший себя в последнюю войну, не удовольствуется им, и один шляхтич,

еще из-под Белой-Церкви, писал в Варшаву: «Надобно опасаться, чтоб хлопы не

выбрали себе другого гетмана, а на то походитъ»х). «Нельзя доверять Хмельницкому,

который действует не всегда сам по себе, но также и по воле безразсудной толпы»,—

говорил Кисель 2).

*) Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 364. a) Памяти, киевсв. комш., III, ч. 3, 3.

Н. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.

31

482

Польское войско удалилось от Белой-Церкви к Виннице, и, по смерти Потоцкого,

Калиновский принял над ним главное начальство. «Под покровительством его паны

стали стекаться в свои имения и увидели,—говорит летописец х),—что надобно снова

готовиться к войне». Поднестране и бужане слышать не хотели ни о каких договорах,

не давали стаций, не думали повиноваться старостам и владельцам и называли себя

попрежнему козаками. Калиновский вешал их, четвертовал, жег медленным огнемъ3),

не спускал и церквам Божиим, по замечанию современников, приказывал снимать

церковные колокола и переливать на пушки, изгонял православных священников 3).

Жолнеры, получив потачку, начали обращаться с хозяевами тех сел, где стояли, как с

собственными рабами, и распоряжались достоянием жителей. Владельцы,

воротившись в имения, заставали свои усадьбы в разорении; голод и недостаток в

стране, где не пахали долго земли, лишал ихъ^возможности извлекать какие-нибудь

доходы; они принялись мучить своих подданных, чтоб выпытать, где спрятаны

сокровища, награбленные в господских домах. «И были слышимы,—говорит летописец

4),—в народе вопль и воздыхание, и горе, и ропот на Хмельницкого.

«Вот к чему привели нас его победы!—говорили хлопы:—мы ожидали себе

свободы, а он опять нас закабалил в рабство!»

И в самом деле, на Хмельницкого, повидимому, не было надежды; он, казалось, был

глух и нем к стонам народа и сам действовал за-одно с панами. Он оказывал явное

недоверие к русским, отдалил от себя Козаков, окружил себя татарами, «и не раз,—

говорит летописец,—угрожала ему гибель от разъяренного хлопства» 6). Вдобавок,

народ русский терпел голод; в особенности Волынь представляла ужасное зрелище:

еще во время прошлогодней войны четверик ржаной муки стоил сто двадцать злотых, и

убогие люди, не успевшие убежать, помирали толпами от голода. Современник

рассказывает, что близ Луцка в одном селе женщина зарезала двух человек и кормилась

их телами, уделяя и другим такой пищи; в другом месте голодная мать умертвила и

сжарила двух собственных детей 6).

В таком положении единственным спасением для русского народа казалось «нтти

свит за очима», но народной пословице. Подольские и брацлавские поселяне

устремились на левый берег Днепра, перешли так называемую Вишневеччину, земли,

занимаемые Прилуцким и Дубенским полками, я поселились в Полтавщине и

Ахтырщине, где по берегам Ворсклы вдруг возникали большие слободы. Но так как и

на этот отдаленный край поляки имели притязание, то южноруссы совершенно

покидали свое отечество и уходили в Московское Государство 7). Еще с начала ХУИИ-

го столетия завелся в Украине

1)

Annal. Роиоп. Сииш., I, 317.

2)

Истор. о през. бр.

3) Истор. о през. бр.—Летоп. Самов., 19.—Annal. Polon. Clim., I, 350.

4)

Истор. о през. бр.

5)

Annal. Polon. Clim., I, 315.

6)

Latop. Jerlicza, 120.

7)

Летоп. Самов., Л9.—Экстр. о слободск. полк. (рук.).

483

обычай переходить на слободы и селиться на привольных степях нынешней

Полтавской губернии. Подвигаясь далее и далее, в царствование царя Михаила

новопоселенцы захватили часть московских владений: появилпсь слободы около

Путивля, Рыльека и Велагорода 1). По следам отцов своих и теперь пустились

украинцы искать нового отечества.

Первый пример к переселению Козаков, а не хлопов, в Московское Государство

подали волынцы. Тотчас после берестечского поражения, тысяча казаков возникшего

тогда Острожского полка, под начальством какого-то Ивана Дзинковского, ожидая

нашествия поляков, гнавшихся за разбитыми силами Хмельницкого, убежали за

границу и просили царя позволить поселиться им на московской земле. В то время

московское правительство обращало особенное внимание на южную границу

государства и старалось заселить пустые берега Дона, Сосны, Оскола, в нынешних

губерниях Воронежской и Курской. Это намерение казалось тем необходимее, что

Московское Государство беспрерывно страдало от набегов крымских варваров. Царь

Алексей Михайлович построил там уже несколько укрепленных городов. Тысячи

козацких семейств из-за Днепра, людей военных, закаленных в брани, были—клад для

государства. Царь не позволил им селиться около Путивля и Велагорода, как они

хотели, а приказал построить им город на берегу Тихой Сосны, названный

Острогожском. Украинцы явились на место жительства в готовые дома, снабженные

даже хлебным зерном для первого обзаведения. Царь даровал им право удержать все

прежнее козачье устройство: чины полковника, сотников, асаулов, всю организацию

украинского полка. Это был первый Слободский полк 2). Такой благосклонный прием

ободрил и других.

Поднестране и бужане складывали на воловьи возы или сани свое имущество,

сжигали свои хаты и гумны, чтоб не доставались остатки их худобы врагам, и

отправлялись целыми селами искать другой Украины. Напрасно жолнеры заступали им

дороги и казнили, на страх прочим, тех, кто попадался им в руки: украинцы выезжали с

пушками и ружьями, пробивались из старого отечества, покупая кровью новое 3).

Менее чем в полгода на пространстве от Путивля до Острогожска появились многие

слободы, из которых образовались города и богатые местечки: Сумы, Лебедин,

Ахтырка, Велодолье, Короча и пр. Иные подвигались к югу, в глубину степи, по рекам

Донцу, Удам, Харькову, Коломаку. В числе слобод был нынешний Харьков.

Основанный среди болот и лесов в безопасном месте, он сделался полковым городом с

украинским устройством, но не подведомый гетману. Поселения назывались вообще

слободами, отчего эта земля, заселенная новоприбывшими южноруссами, получила

название Слободской Украины, Украины свободной, в противоположность старой

Украине, где жители терпели от поляков 4).

Стрекаясь от поляков, эти переселенцы отрекались и от своего гетмана.

Хмельницкий страшился, чтоб таким образом все украинцы не пере-

*) Якстр. о елободск. полк.

2)

Памяти. Острогож. елободск. полка (рук.).

3)

Annal. Polon. Clim., I, 318.—Летоп. Самов., 19.

*) Экстр. о елободск. полк. (рук.).—Кратк. опис. о коз. мал. нар., 66.

31*

брались на новоселье, оставя его с малым числом на жертву. В то же время, боясь

потерять совершенно и любовь народную, и благосклонность даря,

. гетман послал в Москву посольство, весною 1652 года, с предложением, в котором

была оригинальная мысль переселить всех Козаков на царскую землю. ’

«Пожалей нас, государь православный,—писал Хмельницкий,—умилосердись над

православными Божьими церквами и нашею невинною кровью. Ничего не исполняют

поляки, что с нами постановили: святые Божии церкви,, какие обещали отдать нам из

унии, не отдали, да еще обращают в унитские и те, которые оставались у насОни хотят

искоренить православную' веру в народе нашем, а для того собрали на нас коронные

войска свои;, они ругаются над святынею, мучат христиан православных духовного и

мирского чина и делают такия жестокости, что вашему царскому величеству и слушать

будет жалко. Со слезами просим твое царское величество, не дай, великий государь,

клятвопреступникам . и мучителям разорить нас до конца;, прими нас под свою

крепкую руку».

Алексей Михайлович постоянно показывал вид миролюбия и справедливости и не

хотел нарушить мира с королем; он оставлял исполнение своих, замыслов до времени.

Козацкий посланник Искра получил позволение видеть царские очи, а дьяку

Волошанинову поручено было переговорить с ним. Вот любопытный разговор дьяка с

козаком, переданный потомству.

«Вго царское величество,—говорил дьяк,—будет всегда милостив к. гетману и

станет вас всех держать в своем царском жаловании. Но великий государь не желает

нарушить спокойствия и советует гетману и всему войску запорожскому стоять на том,

на чем помирились с поляками».

«Но король, и сенаторы, и вся Речь-Посполитая,—возразил Искра,– никогда не

хранят слова и всегда нарушают то, в чем клянутся. Поэтому гетману и всему войску

запорожскому нет иного прибежища, кроме царского величества. Просим великого

государя заступиться за насъ».

«Но у ващего гетмана,—сказал дьяк,—большая дружба с ханом: не пойдете вы к

хану, если поляки станут вас сильно притеснять?

«У гетмана,—отвечал Искра,—хоть и была с ханом дружба, да поневоле, потому

что поляки на нас напали, а нам, черкасам, никто не давал помощи. Поэтому мы

призвали хана в помощь. Но хан хотя и подал нам помощь против поляков, однако

татары после того нас же самих разорили. Верить крымскому хану нельзя, потому что

он бусурман, и мы никогда не пойдем к нему, а будем надеяться на одного великого

государя. Если его царское величество не желает нарушить мира с поляками, то пусть

пожалует нас: позволит перейти на порубежные свои земли, около Путивля, и

поселиться на границе литовской».

В этой просьбе видно было невысказанное намерение Хмельницкого: в случае

царского согласия, он мог сделаться вдруг страшным для поляков, и между тем не

только не покинуть Украины, а еще распространить её пределы.

Дьяк сразу понял, чего домогаются козаки и отвечал:

«Хорошо делает гетман со всем войском, что к бусурману не пристает, а ищет

милости царского величества. Пусть переходит гетман со всеми черкасцами в нашу

сторону; есть у его царского величества земли боль-

485

Лия, пространные, 'привольные: пусть селятся по Дону, Медведице, на удобных

местах, а в порубежных городах, на границе Литвы, им селиться не годится, потому

что тогда будет у них с поляками и Литвою большая ссора, и что подале от них и то

лучше безо всякого будет задора. По вечному нашему договору с королем положено

тех не возвращать, кто перейдет из Литвы к нам, а от нас в Литву; поэтому гетман со

всем войском может перейти на земли его царского величества; отдачи не будет; и

станут они жить в милости и чести, и пожалует их государь большим жалованьем и

пространными привольными землями» *).

В это время Выговский располагал гетмана и старшин на сторону царя. Он

сносился с путивльскими воеводами, передавал пм известия и однажды ч т

ѵ ь-было не

поплатился за это жизнью, по случаю нескромности переносчика вестей, который

рассказывал козакам то, что должен был говорить Выговскому от воеводы, или воеводе

от Выговского. Когда к гетману прибыли царские посланцы, Василий Унковский и

подъячий Адрабьев, Выговский имел с ними тайный разговор и передал снимки с

писем польского короля, крымского хана и волошского господаря. Он снимал со стены

образ Спасителя, целовал пред гонцами в знак своей верности и говорил: «пока я здесь,

то, с Божьею помощью, надеюсь удержать гетмана и все запорожское войско, и царя

крымского, и всю крымскую орду от нападения на украинные города его царского

величества, потому что и крымский хан, п Нуреддин, и мурзы, и кто у них есть

владетели—все меня слушают. Знают все, что при Божьей помощи я в войске

запорожском владетель во всяких делах, и гетман, и полковники, и все запорожское

войско меня слушают и почитаютъ». Влияние Выговского на дела известно было

соседям, и потому все обращались к нему с самыми выгодными предложениями.

Ракочи приглашал его оставить гетмана и приехать к нему, обещая полторы тысячи

червонцев в год, начальство над своим войском и несколько городов во владение.

Выговский показывал это письмо царским гонцам и уверял, что предпочитает всему

царскую милость. Впрочем, предусмотрительный писар заранее искал для себя лично

приюта и опоры у царя, еслиб положение его изменилось в Украине.—«Есть здесь

многие,—говорил он тем же гонцам,—которые станут гетмана подговаривать, чтоб он

был под началом у турецкого царя и у крымского, а у меня того и па уме нет, чтоб мне

куда-нибудь помыслить, кроме царского величества; лишь бы великий государь

пожаловал кеня, холопа своего, велел обнадежить своею государскою милостью, велел

•бы ко мне прислать свою государеву грамату за рукою думного дьяка, чтоб ни гетман и

никто о том не ведали, и если его государева милость ко мне •будет, я с отцом своим, и

с братьями, и с иными приятелями, приеду к великому государю, и многие лучшие

люди запорожской земли пойдут за мною к нему, да и о гетмане не думаю, чтоб он

неверным поддался» 2).

Но между тем реестр кончился; реестровые списки внесены в городские книги; все,

которые не вошли в ограниченное число Козаков, должны были

1)

Поли. собр. зак. Росс. Импер., I, 263—266.

2)

Чтения Иыпер. моск. общ. ист. и др. 1858, I, 32.

486

снова работать павам и содержать польских жолнеров. Литовское войско вошло в

Северщину. Часть коронного войска перешла на левый берег Днепра*). Бегство в

Московское Государство стало затруднительно; сам Хмельницкий издал универсал, в

котором запретил переходить на слободы и приказывал служить панам. «Уж теперь,—

писал он,—не годится делать того, чтб делалось прежде, никому не будет пощады, кто

не хочет покориться!»

Но жители не думали о повиновении ни панам, ни жолнерам и нп самому козацкому

гетману. Они зарывали в землю свое имущество, жгли хаты, загоняли скот и завозили

хлеб, овес и сено в укрепленные местечки, куда и сами спрятались с семействами.

«Бедный жолнер,—говорит польский летописец,—должен был кровью добывать

насущный хлебъ». Весною, едва начал сходить снег, уже вся Украина была в огне.

На Заднеприи. по Бугу и Днестру, оставшиеся жители скрывались по лесам и

оврагам, так что поляк не мог ни пройти, ни проехать без вооруженной команды. В

разных местах Украины появились народные предводители, которые или сами