Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 67 страниц)

в лагере 6). Взошло солнце; они все еще ни о чем не знали, потому что табор был очень

велик, да притом утренний туман закрывал вид. Только те, которые ночевали ближе к

переправе, продолжали переходить толпами. Было около десяти часов: хлопы стали

завтракать 7). Это был день св, апостолов Петра и Павла 8), надобно было разговляться.

Со стороны поляков не было ни малейшего нападения 9). Вдруг кто-то посреди

толпы крикнул резким голосом: «Братци! уже ни едного полковника немае в табори,

поутикалы уси!»

По всей массе пробежал внезапный страх, раздался крик нескольких тысяч голосов,

перепугавший поляков, и в минуту весь оставшийся табор пришел в крайнее смятение

10). Кто держал ложку с горячим кулишом, кто наливал чарку горелки для бодрости,

другой заряжал ружье, иные дер-

Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 327.

2)

Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Ноябрь, 338.

3)

Истор. о през. бр,—Star. Pol., I. Wojna z koz, i tat., 326.

4)

Annal. Polon. Clim., I, 265.

5)

Истор. о през. бр. – Annal. Polon. Clim., I, 265. – Woyna dom. 4. 2, 42. —

Дневн. Освец. Киевсв. Стар. 1882 г. Ноябрь, 339.

6)

Annal. Polon. Clim., I, 266.

7)

Star. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 328. s) Истор. о през. бр.

3) Star. Pols., I. Woyna z koz. i tat., 328.

10) Bell, scyth. cosac., 188. – Star. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 328. —Нетоп. Самов., 17.

–Stor. delle guer. civ., 263.

426

жали пленных шляхтичей, готовясь, может быть, живьем зарывать их в землю,—все

было покинуто. «Словно воробьи,—говорит поэт очевидец 1),– когда вырвутся из сети

и мечутся во все стороны, и бросаются толпами на блестящие окна», – так все

бросились в рассыпную с отчаянными криками: «пропали мы!» ища перехода. «Сюда!

Сюда!»—кричали передние козаки и вели их на плотины, но хлопы в таком множестве

натолпились, что плотины разгрузли и они начали тонуть 2). Напрасно Богун, с другого

берега подъехавши к ним, уверял, что он никогда в мыслях не имел бросать их на

произвол судьбы 3), и уговаривал переходить в порядке; напрасно козаки кричали им

«стойте! стойте! тише!» Хлопы, не поспев на плотину, бросились в разные стороны,

толкались, стучали лбами друг о друга, по выражению очевидцев и, в испуге, стремглав

летели в воду *). Поляки несколько времени смотрели на своих неприятелей и не могли

понять, что это значит. Некоторые думали, что неприятель задумал хитрость, что

козаки притворным бегством хотят завлечь поляков в табор 5). Они разуверились только

тогда, как в польский лагерь прибежали пленные шляхтичи, чудесно спасшиеся от

мучительной смерти. «Непостижимо!—говорили тогда поляки:—мы на них вовсе не

нападали; вдруг неприятель с криком бросается, пи с того, ни с сего. Больше ничему

нельзя приписать этого, как особенному промыслу Божию» 6).

Со всех сторон повалили поляки в козанкий табор и с жадностью подбирали все,

что им попадалось на глаза: на рожнах жарились большие куски говядины, на треногах

стояли горшки с борщем, киселем или козацкою соломахою 7).

«О, Господи Боже!

–восклицали жолнеры,—как Ты мило

серд! мы уже страдали голодом, а Ты нам, ни оттуда, ни отсюда, послал столько

хлеба, муки, каши, мяса!» Б таборе было много овец и быков и много стояло лошадей,

совсем оседланных, так что жолнерам стоило сесть на них и гнаться за козаками.

Двадцать восемь пушек досталось победителям; ружей и пороха было столько, по

замечанию современников, что ими можно было снабдить все польское войско.

Козачесгво потеряло и те знаки, которые слулсили для него залогом уважения к его

мужеству и доблестям. Это были два знамени: одно, пожалованное Владиславом, когда

он предпринимал войну против неверных и втайне думал восстановить значение

короля посредством русского народа; другое, присланное Хмельницкому в Переяславль

Яном Казимиром 8). Митрополит Иосафъ—двойственное лицо в этой кровавой эпохе,

проповедник крестового похода православных против католичества и вместе

пропагатор соединения Украины с мусульманскою державою, главная,

1)

Odmiana sfery niest. kozac.

2)

Bell, scyth. cosac., 189. – Staroz. Pols., I. Woyna z koz. i tat., 328.

3)

Летоп. пов. о Мал. Pocc., 88.

4)

Star. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 328.—Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г.

Ноябрь, 339.—Bell, scytk. cosac., 189.—Odm. sf. niest. kozac.

5)

Woyna dom. 4. 2, 42,—Pam. о wojn. kozac. za Chm., 90.

6)

Star. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 328.

7)

Woyna dom. 4. 2, 42.– Bell, scyth. cosac., 129.

8)

Bell, scyth. cosac., 195. – Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 327—329,– Pam.

о wojn. kozac. za Chm.

427

по замечанию поляков, причина упорства осажденных русских в последнее время,

–не достался врагам па жестокия мучения, которые ожидали бы его, по сознанию

самих поляков х). Последний раз он выдержал себя и, представ в архиерейской мантии

иред растерянными толпами, хотел остановить их и пал с освященным мечом в руке,

освятив его, по замечанию историков, своею кровью и): какой-то шляхтич заколол его

3). Поляки принесли к королю его облачение: красную бархатную митру, окаймленную

золотыми бляхами крестообразной формы, евангелие в золотой оправе, две чаши,

трикирии, крест из яшмы, омофор драгоценной работы, жезл литой из серебра, и

освященный меч. Все эти вещи вместе со взятыми в шатре Богуна козацкими

знаменами, пожалованными от польских королей, положены были у подножия алтаря,

устроенного в шатре перед образом Богоматери, которого чудодейственной силе

приписывалась победа, одержанная над схизматиками и мусульманами. Ян Казимир

приказал похоронить архиерея в близкой русской церкви со всем его облачением.

Вместе с тем Вишневецкий привел к королю турецкого посла, находившагося при

Хмельницком, одетого очень нарядно, с привезенными им для Хмельницкого саблею и

кинжалом в дорогой оправе. Его вытащили из болота. Жолнеры разграбили шатер

Хмельницкого, взяли шкатулку, в которой было множество писем, и тридцать тысяч

талеров, хранившихся в двух сундуках и предназначавшихся в уплату Орде. Деньги

достались полякам, кто успел подхватить их: одному товарищу досталось суммою на

1.500 червонных злотых, другим, на несколько сот и даже только на несколько

десятков. Один захватил и присвоил себе бархатную мантию Хмельницкого, подбитую

соболями. Письма и печать войска запорожского принесли к королю 4). Поглядывая на

кипы бумаг, заключавших переписку с турецким правительством, молдавским

господарем, трансильванским князем и агентами в Польше, паны говорили в шутку:

«теперь будет что читать!» 5). Однако, некоторые письма были написаны условною

азбукою.

Среди раненых и убитых поляки отыскали несколько своих несчастных собратий:

одни были облуплены, как скотины на бойне, у иных были отсечены руки и ноги,

другие еще дышали в страшных мучениях; по трупам некоторых поляки видели, что

козаки употребляли всякия варварства, какие придумывало ожесточение °). Это

возбудило свирепство воинов; они гонялись за русскими, хватали и терзали их. В

таборе было много женщин, которые пришли в лагерь разделять труды и опасности со

своими мужьями и братьями. Никому не было пощады, даже раненым и чуть живым.

«Наши, – говорит современник, – были похожи на разъяренных охотничьих собак,

которые,

!) Bell, scyth. cos., 194.

2)

Pam. о wojn. kozac. za Chm., 91.—Иегор. о през. бр.

3)

Кратк. опис. о коз. мадор. нар., 66.—Bell, scyth. kosac., 144.

4) Annal. Polon. Clim., I, 266.—Кратк. опис. о коз. мая. нар., 66.—Истор. о през. бр,—

Woyna dom. Ч. 2, 42.—Летоп. пов. о коз. мая. нар., I, 88—89.

5)

Staroz. Pols., I. Woyna z koz. i tat., 329.

6)

Annal. Polon. Clim., 1, 266.

428

преследуя зверя, пронюхают его во всякой яме, во всяком кусте» *). Напрасно

хлопы кричали: милостивый панове ляхи, на Бога гляньте, будем вирни: мы не козаки,

а мужики з черни!— «Нет пощады тем, которые пили шляхетскую кровь и грабили

костелы!» 2)—кричали поляки. Жолнеры вытаскивали бессильных врагов из-под возов,

из болот, и мучили без сострадания, отплачивая за своих. Отличились тогда перед

другими в истреблении Козаков шляхтичи ополчения плоцкого воеводства 3). Русские,

спасаясь от врагов, толпами сами бросались в воду и скорою смертью избавлялись от

мучений.

Триста молодцов не посрамили тогда козацкой славы, как говорилось в тот век в

Украине. Они засели на небольшом острове, на реке Стыри, и оборонялись целый день;

сколько ни подходили к ним шляхтичи, козаки ловко палили по ним и метко задевали

их косами, коль скоро какой-нибудь отважный бросался через воду. После неудачных

попыток над храбрецами, долго начальники не могли вызвать на них охотников.

Потоцкий послал депутата к этим отчаянным, для которых не существовал страх

смерти 4).

«Пан краковский, – говорил депутат, – удивляется вашей храбрости и, жалея

таких мужественных воинов, дарует вам жизнь, если вы сдадитесь».

«Скажите пану краковскому,—отвечали козаки,—чтоб он так не думал о козаках.

Нет, ляхи, не проведете нас обещаниями; нам жизнь недорога, а милостями врагов

гнушаемся мы!»

Они показали множество серебра и золота, которое унесли с собою из табора.

«Смотрите,– продолжали они, – как мало значит для нас добро мирское».

Драгоценности полетели в воду в глазах изумленных поляков.

«Знайте,—прибавили козаки,—что свобода для козака всего дороже».

Потоцкий послал на них две хоругви. Сам король прибежал смотреть на это редкое

зрелище. Они обняли друг друга, прочитали молитву и бросились на поляков; каждый

из них не прежде расставался с жизнью, как убив врага и сказав ободрительное слово

товарищу. Целая сотня полка Радзивиллова погибла прежде, чем перебили

неустрашимых русских. Оставался только один из храбрых; он вскочил в лодку и начал

отмахиваться косою. Четырнадцать пуль запустили в него, он был еще жив и держался!

Не знаю, замечает современник, не попадали ли в него стрелки, или пули его не брали.

Один жолнер бросился на него также с косою и попятился назад. Король приказал

сказать козаку, что удивляется его храбрости и дарует ему жизнь.

«Я гнушаюсь жизнью, – отвечал воин, – хочу умереть, как истинный козак!»

*) Woyna domowa. Ч. 2, 42.

2)

Odmiana sfery niestat. kozac.

3)

Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Ноябрь, 340.

4)

Bell, scyth. cosac., 191.

429

Один мазовшанин из цехановецкого повета вошел по шею в воду, ударил его косою,

потом заколол копьем *).

«Каждый может видеть, – говорили тогда поляки, – что Бог лелеет счастие и

благосостояние польского народа. Кто может сказать: мы победители неприятеля? Сам

Бог низложил его!»

*) Bell, scyth. cosac., 193. – Летоп. пов. о Мая. Росс., 58.– Кратк. ист. опис. о коз.

мал. нар., 55.—Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Ноябрь, 340.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.

Напирский.–Поляки преследуют Козаков. – Король уезжает в Варшаву.—

Польское войско идет в Украину. – Дела в Украине. – Поражение Небабы.—Занятие

Чернигова.—Радзивилл вступает в Киев.—Хмельницкий у хана.—Хмельницкий в

Паволоки.—Свидание с полковниками.—Судьба жены Хмельницкого.—Митрополит

назаретский.—Третья женитьба Хмельницкого.—Козацкий лагерь на Масловом Броде

–Повсеместное восстание русских. – Смерть Вишневецкого. – Разорение Трилис. —

Киевский пожар.—Неудача Козаков под Киевом.—Письмо Хмельницкого к Потоцкому.

Почти в это время всеобщей радости пришли в войско вести, довершившие

победоносное торжество польского короля. Хмельницкий, объявляя войну, разбудил и

поселян Червоной Руси. В этой части Русской Земли, присоединенной к Польше еще в

XIY веке, более угасала национальность, изглаживались воспоминания о временах

князя Ярослава и короля Данила. Посещение Хмельницким Львова, в 1648 году, а в

особенности воззвания Нечая, который в своем полку считал множество хлопов из

воеводства русского, сделали червоно-руссов участниками борьбы русского народа с

Польшею. Но по соседству дух восстания, надежда на освобождение народа от власти

панов проникли и в польское население. Хмельницкий рассылал своих агентов по всем

краям Речи-Посполитой. Некто Стасенко, называвший себя полковником

Хмельницкого, разослал толпу возмутителей, поджигавшую народ в разных краях.

Появилось множество неизвестных бродяг, нищих, прикидывавшихся калеками и при

первой возможности оказывавшихся здоровыми и дюжими; онп возбуждали народ

против владельцев, уверяли, что сам король желает народ освободить и что он заодно с

Хмельницким против панства, которое и королю враждебно; они поджигали города и

замки и научали других то же делать; составлялись удалые дружины, готовые

истреблять панов и жидов, а руководителем всех был какой-то поп из Цешанова.

восстание перешло и к ближайшим соседям южноруссов польским горцам,

называемым горалями, жителями пространства от Кракова на юг до угорской границы.

И туда Хмельницкий разослал свои универсалы и обнадеживал помощью Ракочи. На

челе восстания явился тогда Напирский, пройдоха, сорви-голова, промотавшийся

шляхтич, думавший поправить свое положение среди все-

общего замешательства: так описывают его современники 1). По свидетельству

другого современника 2) это был Симон Взовский, побочный сын короля Владислава

IY. В младенчестве он был отдан на попечение в дом Косток, знатной древней

фамилии, уважаемой в Речи-Посполитой по кровной связи предков с св. Станиславом,

считаемым патроном поляков. Потом в юности взят он был пажем к королеве Ренате,

воспитывался во дворце и, при своих отличных способностях, получил блестящее

образование; в двадцать лет от роду владел многими иностранными языками. После

смерти Владислава он удалился из дворца, шатался неизвестно где, а в 1651 году

явился в окрестностях Кракова, неся с собою универсалы Хмельницкого,

возбуждавшие хлопов против своих панов, храня их втайне до той поры, когда нужным

найдет объявить их. Он выдавал себя за принадлежащего к фамилии Косток и

назывался Александром Львом Костною из Штернберга. Его аристократические

манеры и знание языков не подавали повода сомневаться в его родовитости. Это был

молодой человек очень красивый, статный, хотя ростом невысокий, с черными

усиками, с маленькой остроконечной бородкой, с прекрасными курчавыми волосами,

умный, вкрадчивый, необыкновенно привлекательный. Он подружился в городке

Новом Торге с тамошним подстаростою Здановичем, добродушным старичком

провинциалом н уверил его, что король Ян Казимир поручил ему вербовать людей в

войско. Старик полюбил его как родного сына. Чрез него познакомился он и сошелся с

одним школьным сельским учителем в селе Пциме, Мартином Радоцким, который до

фанатизма был проникнут идеями анабаптистов, оставивших когда-то следы своего

учения в этом крае. Проходимец так подделался к этому фанатику, что тот признал в

нем посланника неба, который с согласия королевского приносит народу мир Христов и

свободу. Нашлась у Радоцкого королевская грамата на вербовку войска, так

называемый приповедный лист, данный год тому назад какому-то Напирскому. Мартин

искусно подделал подобный документ на пмя Александра Льва Костки-Напирского и

утвердил его печатью, снятою с предыдущей граматы; с зтим поддельным документом

начал Костка-Напирский свою вербовку. В этом крае, прилегавшем к Карпатам, жили

так называемые солтысы, люди, имевшие подобие с козаками: то были свободные

земледельцы, обязанные только военною службою государству, народ своевольный и

буйный, занимавшийся разбоями и постоянно поддерживавший в ианских хлопах

ненависть к панам. Напирекий подружился с одним из солтысов из Старого Дунайца,

Станиславом Лентовскпм, имевшим большое влияние на всю свою братию и

прозванным маршалком солтысов. В соумышленин с ним и с Мартином Радоцким

Наппрский распустил воззвание к народу, чтобы все собрались под начальство Костки

против жидов и шляхты, так как жиды замучили Христа, а шляхта замыслила поднять

бунт против короля. Обещалась народу вольность, раздел шляхетских лесов, грунтов и

полей, и помощь козацкая от Богдана Хмельницкого. Все приставшие к этому

предприятию должны были убрать свои хаты

Ч Bel. scyth. cosac., 207.—Annal. Polon. Clim., I, 244.

2)

Kubala, I, 327. Ссылка на рукоп. Библ. Оссолинскпх Л» 189. (Описание

возмущения Напирского, сделанное Голанским, райцею гор. Казимира под Краковом).

432

зеленью, чтобы, проходя через такое село, где это встретят, прочие соумышленники

знали, что там их соучастники и не причиняли им никакого зла, а в походе венок,

привешенный к зеленой сосновой ветви, должен быть знаком для взаимного обознания

*). По известию другого источника, таким знаком был зеленый снурок, носимый

каждым из ополчения, п пламя угрожало тому селу, где не хотели видеть этого знака 2).

Напирский надеялся на Хмельницкого: тогда еще никто не предвидел берестечского

поражения; надеялся и на трансильванского князя. Напирский думал воспользоваться

повсеместным отсутствием дворянства, ушедшего в посполитое рушенье.

Предводитель хотел завладеть всеми укрепленными местами, потом взять Краков и

предать столицу в руки Хмельницкого в то время, когда шляхтичи будут отстаивать

права свои на Волыни. Для удобнейшего исполнения замысла, и притом, чтоб не

тратить понапрасну людей, Напирский, называя себя Косткою, распустил слух, будто

прислан от Яна Казимира с повелением занять крепости, оставленные без обороны.

Первая крепость, с которой он начал дело, была Чорстын, лежащая на неприступной

горе, на берегу реки Дунайца. Там, вместо старосты, оставался подстароста, жид.

Напирский требовал, чтоб его впустили. Самозванец показывал грамату с подписью

короля, с большою висячею печатью. Жид сначала было-воспротивился, но вскоре

почувствовал, говорит современник, что у него недостало духу. Мятежники заняли

Чорстын 14-го июня.

Напирский поручил Радоцкому и Лентовскому, которых наименовал полковниками,

собирать охотников и приводить к нему в Чорстын. Он распустил еще универсал от

своего имени, в котором, выдавая себя за королевского посланца, предостерегал всех,

чтоб не доверяли никаким другим универсалам, хотя бы с королевскою подписью и с

печатью, потому что король, находясь под страхом от шляхты, поневоле должен

издавать то, что ему прикажут. Отдавая на полный произвол хлопов их владельцев

шляхетской породы, Напирский возбранял трогать костелы и единственное лицо из

всех панов – Здановского, Новоторжского обывателя. 24-е июня было днем,

предназначенным Напирским для своего похода на Краков. Но в этот заранее

намеченный день случилось иное.

Дошла весть до краковского епископа, которому король предоставил тогда надзор за

этим краем. Он отправил шестьдесят драгун и поручил старосте добчицкому Иордану

отобрать занятый замок.

«По какому праву и по чьему приказанию занят Чорстын и что за войско появилось

в Польше?»—написал Напирскому епископ.

«Я Костка, природный дворянин Речи-Посполитой, – отвечал самозванец, – я

прислан от короля для охранения границы от неприятельских нападений. Его

величество беспокоится, что все дворяне вышли из отечества и потому прислал меня».

Иордан но был допущен занять замок и должен был вернуться ни с чем в Краков.

Видевшие Напирского сами не знали, кем следует считать его: тем-ли, за кого себя

выдает, или самозванцем, но уверяли епи-

1)

Дневн. Освец. Киевск. Отар. 1882 г. Сент., 505.

2)

Bell, scvth. cos., 209.

433

скопа, что сами видели королевскую грамату, и рассказали ему приметы нового

чорстынского коменданта.

«Не может быть, – сказал епископ,—я знаю всех Косток, сколько их есть в

Польше. Это не Костка».

Подозрение его оправдалось: в Краков привелн из отряда Напирского покупщиков

пороха и олова; они сознались под пытками, что замок занят приверженцем

Хмельницкого.

Узнал тогда епископ, что сельский люд составляет сходки и утыкает свои хаты

ветвями. Епископ понял, что затевается что-то недоброе для шляхетства. Он послал

отряд своей надворной команды и с ним хоругвь староства Опунцкого, всего около

тысячи человек, под начальством шляхтича Яроцкого, а между тем написал к королю о

случившемся.

К Напирекому в Чорстын не успели еще. собраться скопища народа, возбуждаемого

им против панов. С ним в Чорстыне на первых порах было всего сорок пять горцев и

пять девушек. То был его весь наличный гарнизон. Неожиданно явились под замком

епископские драгуны. Напирский не впал в отчаяние, приказал зажигать натертые

смолою пуки соломы и выставлять их напоказ, чтоб этим сигналом дать знак своим

единомышленникам и побудить их поспешить на выручку, а сам бодро и стойко

оборонялся против драгунов и за скудостью огнестрельных снарядов лил на них со

стен растопленную смолу и метал камни. Прошло так два дня. Ожидаемой выручки не

было. Тогда подначальные, потерявши терпение, стоя на стене замка, закричали, что

готовы выдать Напирского и его товарища Лентовского, если им даруют пощаду и

прощение. Яроцкий сразу на все согласился, опасаясь долго медлить, потому что могла

появиться многолюдная ватага мятежных хлопов, с которою не легко будет

расправиться. Горцы связали Напирского и Лентовского и выдали Яродкому. Тогда же

схва чен был и выдан произведенный Напирским в полковники Чепец. Этот человек

прежде был атаманом разбойничей шайки и пойманный был осужден на смерть в

Новом Торге в то время, когда Напирский проживал у Здановича и выдавал себя за

лицо, которому король поручил вербовать воинов. Напирский упросил городских

райцев освободить от смертной казни Чепца, дюжого молодца, и позволить взять его в

войско. Получивши, таким образом, этого Чепца в свою власть, Напирский сделал его

своим пособником в деле народного возмущения.

На третий день после выдачи Напирского ехали все трое, выданные Яроцкому, в

цепях: толпы народа с любопытством смотрели на них. Горцев, бывших с Напирским в

Чорстыне, выпустили без преследования.

Будучи под стражею в цепях, Напирский казался бодрым и веселым. На пути из

Чорстына в Краков он все пил, играл, шутил и вообще дерзкал себя так, как будто не

было повода озкидать себе чего-нибудь худого. Его ввезли в Краков на телеге в стоячем

положении; руки его были привязаны к водрузкенной на телеге лестнице. На той зке

телеге сидел Лентовский со связанными назад руками, в грязной сорочке. Его грубое

старческое лицо, окаймленное круглою седою бородою, составляло

противоположность с лицом Напирского, цветущим юностью и красотою. Всех их

подвергли допросу и пыткам. Напирского пытали, привязывая ногами к помосту, а ру-

28

Я. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.

434

ками к потолку, п вытягивали суставы, потом прижигали свечами бока и брызгали

горящею серою на грудь.

«Я побочный сын короля Владислава, Симон Взовский,—сказал он,– я помогал

Хмельницкому. Еслибы мне удалось и меня бы не выдали, у меня бы набралось народа

десятки тысяч; я взял бы Краков и освободил бы хлопов от власти панов их и жидовъ».

При нем был найден универсал Хмельницкого, обращенный ко всем хлопам

польского происхождения. Гетман козацкий обещал, после подчинения себе

шляхетской державы польской, всему польскому черному народу свободу от всяких

повинностей и работ в пользу панов; он убеждал довериться ему наравне с

южнорусскими хлопами, отречься от своих панов, восстать против панской и

жидовской власти и, соединяясь в многочисленные, по возможности, отряды,

прибывать к нему для содействия вместе с русским народом заодно.

Напирского приговорили посадить на кол, Лентовского и Чепца—четвертовать, а

Мартину Радоцкому, которого также арестовали и привлекли к суду– отрубить голову.

Приговор был исполнен 28-го июня (нов. ст.) перед полуднем. Хотя Напирский,

следуя. на казнь, был смертельно бледен, но силился казаться равнодушным и

рассматривал по сторонам народные толпы, собравшиеся глядеть на сцену казнн

преступников. Но когда он увидал орудия ожидавшей его казни, все заметили, что ужас

отразился на лице его; однако, он оправился и быстрыми твердыми шагами пошел на

лютую смерть, как будто такого рода смерти он всегда и давно уже ожидал для себя 1).

Когда епископ краковский известил короля, из-под Берестечка отправлены были

отряды мечника Зебржидовского и конюшего коронного Любомирского для укрощения

восстания, но оно было уже укрощено, прежде чем посланные отряды прибыли к своей

цели.

Подобное возмущение сделалось около Познани, в Великой Польше. Туда явилось

шесть русских шляхтичей, православной веры, посланных Хмельницким. Сначала онп

прикидывались пред дворянами, будто бы убежали из родины, спасаясь от народного

восстания, а потом, когда, по случаю отхода шляхетства в посполитое рушенье, число

шляхетского сословия стало редеть в крае, они стали возмущать простой народ,

распускали слухи о победах Козаков, о поражении короля, толковали, что Хмельницкий

восстал за свободу не только русских, но вообще всего простого народа в Польше,

призывали свергнуть иго владельцев и, таким образом, набрали толпу, которая начала

возмущение. Один из эмиссаров, шляхтич серадского воеводства радомского повета,

Кулаковский, был задержан и рассказал о некоем Гржибовском, который,

возвратившись из татарской неволи, с разрешения коронного гетмана собирал

милостыню на уплату татарам за свою свободу. Этот Гржи-

Ч Knbala. Szkice Histor. I. Ссылка на рукопись Библиот. Оссолинск. № 189. рассказ

Голинского. – Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Декабрь, 542.—Bel. scyth. cos., 211

–214,—Pam. do pan. Zvgm. III, Wlad. IV i Jan. Kaz , II, 193, 194.—Annal. Polon. Сииш.,

I, 244, 270—272.—Hist. ab. exc. Wlad. IV, 75.—Stor. delle guer. civ. 254—255.—Woyna

dom. II, 50.

435

бовский в Познани открыл ему, Кулаковскому, что он принадлежит к обществу,

которого цель посылать своих агентов ходить, притворяясь нищими, осведомляться о

состоянии шляхетских дворов и подстрекать хлопов к восстанию, что таких агентов в

Польше есть до двух тысяч и все они под наблюдением полковника Стасенка,

отряженного для этой цели Хмельницким. Кулаковский был подвергнут мукам, а

другие его товарищи, которых по именам назвал Кулаковский пять, собрали толпу

хлопов в лесу у Кроликовец и укрепляли валом свою стоянку под командой

Гржибовского; кроме того, множество сновало их в одежде богомольцев, ксендзов и

даже женщин, все высматривали и при случае производили поджоги х). Но князь

Чарторижский, управлявший тогда познанским епископством, погасил мятеж в самом

начале. Отряд из пятисот всадников, посланных им против мятежников, напал на них:

хлопы пе знали ни военного строя, ни дисциплины, и с первого натиска разбежались.

Четверо из эмиссаров были схвачены и посажены на кол; другие скрылись в лесах. Это

поражение отняло отвагу у других хлопов, которые, по примеру этих, уже были готовы

подпяться. Весть о поражении Хмельницкого под Верестечком погасила всякую

попытку на новые движения; иначе Польшу ожидали бы большие перевороты 2).

После расхищения козацкого табора сам король намеревался идти в Украину со

всеми, и обещал не оставлять войска до тех пор, пока не прибудет в Киев, центр

неприятельской земли.

Вишневецкий и Калиновский были посланы вперед с семью хоругвями, для

преследования бежавших Козаков. Первый отправился к Дубно, а другой—на юг, к

Кременцу 3). Король, посылая эту погоню, обнародовал по Волыни универсал, который

должно было оповестить по приходским церквам городов и сел.

«Желаем смягчить правосудие милосердием,—было сказано в этом универсале,—и

объявляем милость свою русскому народу: мещанам и поселянам, если они не будут

иметь ничего общего с мятежниками, будут ловить хлопов, разбежавшихся из-под

Верестечка, и готовить королевскому войску мосты, а для содержания его—жизненные

припасы» *).

Король отправился по дороге в Кременец: повсюду поляки встречали несчастные

остатки сокрушенной русской силы. Во время бегства потонуло и было побито врагами

двадцать две тысячи русских. Страна вокруг была разорена и опустела; те, которые

успели пробиться из табора, умирали от голода, особенно пешие. Поля были усеяны их

трупами. Когда поляки ехали лесами, лесной гул доносил до них со всех сторон крики

умиравших, которые напрасно пытались поддержать жизнь кореньями и травами.

Слыша топот коней и польскую речь, русские силились бежать, но подламывались их

ноги и, спасаясь от .врагов, они заползали в кусты, как подстреленные птицы, желая, по

крайней мере, умереть не в руках неприятелей. Король приказалъ

*) Днев. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Июнь, 460.

2)

Hist. ab. exc. Wlad. IY, 75.

3)

Раш. о Koniecp.—Star. Pols. I. Wojna z koz. i tat., 328,—Bell, scyth. .cos., 190.

4)

Star. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 330.—Bell, scytli. cos., 198.

28*

436

подбирать их и кормить из сострадания, потому что, как замечает современник, они

были хотя не дворяне, а все-таки подданные, годные для тогоѵ чтоб служить дворянству

*). Но русские с омерзением отворачивались от собственного хлеба, который теперь

предлагали им победители, и разбивали себе головы о пни и камни 2). Такое зрелище

представлялось полякам до самой реки Иквы. Там стекались отряды, посланные в

погоню. Калиновский привел в лагерь толпу пленников, уроженцев левой стороны

Днепра; привязанные за шею к седлам, они бежали как собаки на своре за охотниками.

Поляки стали их обыскивать и нашли только несколько папуш табаку; съестного не

было ничего; зато пороха и пуль у некоторых было довольно.

«Много вас здесь?»—спрашивали их.

«Тысячи наших скитаются по этому лесу, —сказали,—на беду нам, нет здесь и

птиц, да притом редкий в силах зарядить ружье».

«Что-ж вы едите?»—спросили их.

«Катран, холодец (спаржа) и другие зелья, да и того негде достать. Скоро все

пропадем с голода» 3).

Иеремия не привозил пленных; застав под Дубно три тысячи хворых и усталых, он

приказал их добить, не трогаясь жалкою участью врагов 4).

Носиолитые подняли ропот и требовали у коронного гетмана отпуска. «Как?—

кричали шляхтичи:—мы оставили наши семейства, наши дома, в летнее хозяйственное

время, мы давали деньги и сами служили,—и этим недовольны! Хотят нас разорить,

повести в неприятельскую землю и выморить голодом. А между тем в Польше

неспокойно. Кто знает, что теперь делается с нашими женами и детьми?»

Коронный гетман вспылил и начал им выговаривать бранными словами. Тогда

мазовецкий подкоморий заметил ему:

«Пан гетман! извольте обходиться осторожнее с дворянством: вы знаете, ведь это

omnes!»

«Что? как? нас?—закричал Потоцкий.–Барабанщик! бей в литавры! Будем бить

этих omnes изменников!»

Иеремия Вишневецкий схватил его за руку и с трудом успокоил. Эта сцена усилила

волнение шляхтичей.

Они составили генеральное коло (круг), куда должны были сойтись шляхтичи

разных воеводств, составлявших посполитое рушенье. Маршалом (руководителем)

этого сборища избран был подчаший сендомирский Мартин Дембицкий, человек,