355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Костомаров » Богдан Хмельницкий » Текст книги (страница 26)
Богдан Хмельницкий
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 22:21

Текст книги "Богдан Хмельницкий"


Автор книги: Николай Костомаров


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 67 страниц)

ослеплен настоящим; ты омрачен нашими бедами и смотришь только па свое счастье.

Но счастье кому слузкнт, того горше оставляет; оно подобно стеклу прозрачному, но

хрупкому. Поверь, гетман, желание успеха искушает тебя не покидать войны; оставь

гордость и усмотри, чтб из этой войны мозкет выйти. Ты хочешь спасти Украину, но

погубить Польшу; думаешь укрепить веру, а ищешь покровительства турков и татар!

Научись из того, что делалось презкде тебя. Что думают неверные? Они соболезнуют о

тсбе, чтобы после истребить города русские, извести народ русский! Неужели ты

думаешь, что ради восточного православия турки сдружились с тобою? или ради

козацкой славы добывают себе счастья? Если ляхи не помогут тебе своею силою, то

зкивущис около народы вспомнят давния и свезкия вины Козаков, пробудится

ненависть, и придут на вас с оруэкисм. Если поляки, Литва, Русь будут друг друга

1) См. нерсмирныии трактат в Памяти, киевск. коми,, I, 111, G1.

266

губить, то ОИИИ всех нас завоюют. Хорошо быть тебе с многомощным королем,

который и теперь снисходит к тебе; но тяжко будет тебе его мщение, когда он вступится

за оскорбление величества. Милость королевская, как дуга небесная, возвещает мир.

Оставь гнев и надежду на брань; принеси вовремя покорность. Если же ты презришь

моим советом, то найдешь погибель благочестивой веры со всем украинским народом,

и кровь невинных падет на твою душу».

«Нельзя удержаться от меча, – отвечал Хмельницкий,—и до тех пор будем держать

его обнаженным, пока станет жизни и не добьемся вольности: лучше голову положить,

чем в неволю воротиться! Знаю, что фортуна скользка, но справедливость да

торжествует! Короля почитаем как государя, а шляхту и панов ненавидим до смерти, и

не будем им друзьями никогда! Если они перестанут нам делать зло, не трудно

заключить мир; пусть утвердят статьи мои! Если-ж начнут хитрить,–война неизбежна

в ответ на их коварные мирные предложения. Пленников я выдам на коммиссии.

Скажите это королю; кроме написанных условий, ничего не будетъ».

Послы заметили, что у Хмельницкого во время произнесения этой речи

навертывались слезы.

Коммиссары сожалели, что не удалось им освободить пленников, и придумали для

этого иной путь. Они прослышали, чтообозный Чорнота имеет над гетманом силу,

отправились к нему и нашли его лежащим на похмелье. Они просили его

походатайствовать пред гетманом о выдаче пленников. «Не пиду,– сказал Чорнота,—я

хворый: вчора з ним пили цилу ничь, тым и не здужаю. Але я ему не радыв и не поражу

выпущаты пташок з клптки, та колиб я був здоровый, навряд вы сами выйшли-б

видисля!» Воевода выслал коммиссаров, остался с ним наедине и, намекая на то, что

Чорнота прежде имел неудовольствие с гетманом, обнадеживал его булавою. Козак

отвергнул предложение пана и, слава Богу, говорили поляки, что не выявил секрета, а

то-б они все пропали. Однако, по всему видно, что слух об этом распространился по

городу, потому что вечером были расставлены сторожа по валам, и народ утопил

несколько слуг из свиты Киселя, а многие из них от страха перешли к козакам.

16-го числа, собираясь к отъезду, послы отправили к Хмельницкому сказать, что

желают с ним проститься.

Гетман пригласил их к себе.

Воевода, по случаю подагрического припадка, который с ним случился почыо, с

трудом мог стать на ноги; его посадили в сани и повезли во двор, где он не входил в

покой. Хмельницкий приказал запереть двор со всех сторон и позвать пленников.

Пленники явились пред коммиесарами, бледные, с заплаканными глазами.

Хмельницкий подал воеводе условие, написанное 24-го числа и теперь им

подписанное, да, кроме того, два письма—к королю и к Оссолинскому. В заключение,

он подарил воеводе серого коня и шестьсот талеров; Кисель тут ясе отдал их

пленникам. Коммиссары еще раз хотели смягчить Хмельницкого относительно отпуска

пленников; пленники таише присоединили свои просьбы, бросившись к ногам

победителя, но гетман остался непреклонен. Тогда некоторые просили, чтоб их лучше

отдали татарам.

«Нехай Потоцький,–сказал Хмельницкий,– пидожде брата свого: тодп

267

сего кажу посадыты. на пал перед листом, а того в мисти, та й нехай один па

другого дывлються!»—Впрочем, после этой угрозы Хмельницкий не преминул

подтвердить своего обещания отдать пленников па предстоящей коммиссии. -‘Однако,

не знаю,—заметил он,—каково кончится эта коммиссия, если молодцы наши не

согласятся на двадцать или тридцать тысяч реестровых и не удовольствуются своим

удельным княжествомъ».

Прощаясь, Хмельницкий сказал, что причина, заставляющая его отлагать

комииссию, зависит не от него, а от Козаков, потому что он не смеет поступать против

воли рады, хотя и желал бы исполнить волю короля.

Из современной корреспонденции видно, что сам упрямый Вишневецкий, получив

от сейма главное начальство над войском, вызывался на мировую с Хмельницким и

козаками. 20-го января он отправил к козацкому гетману двух посланцев: Миронича и

Вржостовского с ласковым письмом; он радовался, что Хмельницкий обещает

покорность королю, сожалел о прошедшем, обещал с своей стороны стараться, чтобы

все было предано забвению. «Мои предки,—писал он,—были издавна

доброжелательны запорожскому войску; некоторые из них вместе с вали проливали

кровь в битвах против врагов св. креста, расширяя пределы Польской Короны, и я

всегда был готов и теперь готов доказать вам свое расположение, если только вы

останетесь верны Короне; в таком случае я вам обещаю прилеясно стараться у короля,

чтоб вашей милости было отпущено ваше преступление: вы можете надеяться па мое

слово; в дружбе моей не обманетесь. Ваша милость жалуетесь на неприязнь мою к

войску запорожскому, но ведь и я испытал неприязнь вашего войска, когда своевольные

шайки напали на меня под Константиновом, вероятно без .воли своих старших, почему

и я, как водится на войне, дал отпор, но это не изменяет моего расположения к войску

запорожскому, особенно после того, как я узнал, что те, которые на меня нападали,

казнены смертью. Я желаю оставаться в добрых отношениях с их милостию козаками

–пародом рыцарским; пусть только они останутся добрыми подданными единого

отечества и, по примеру своих предков, обратят, вместе со мною, грозную и смелую

руку на неприятелей св. креста» х). Как принял Хмельницкий это послание—

неизвестно, но последствий оно не оказало; оно было составлено чересчур горделиво,

чтобы склонить гордого успехами Хмельницкого к мировой с своими заклятейшими

врагами.

Коммиссары уехали из Переяславля, потеряв несколько человек из своей свиты,

которые передались к козакам. Зато несколько пленников успели уйти с ними.

Когда коммиссары проезжали в Велогородку мимо Киева, не смея заехать туда,

потому что мещане города Киева заранее просили Хмельницкого, чтоб паны их ие

посещали, шляхтичи, католические духовные и евреи, уцелевшие во время смут, желая

убежать в Польшу, явились в Киев, думали пристать к, свите воеводы, и услышав, что

коммиссары едут мимо города, бросились за ними, чтоб их догнать; но русские

преследовали их и, поймав, убивали. Несколько ксендзов и монахов были привезены к

св. Софии; там привязали их, одного к другому спиною, к саням, на морозе. Многих

иудеев огра-

) Рук. Иубл. Библ. Ilist. Pol. F. IV, 30.

268

били и искалечили. Только убеждения митрополита могли подействовать на

ожесточенных киевлян и спасти от смерти остальных. Вслед затем, однако, гетман, для

усмирения беспорядков, не желая нарушить заключенного перемирия, поставил в

Киеве и других городах козацкую стражу, и бедные шляхтичи дышали свободнее, но

все-таки, по замечанию очевидца, страшились ходить по ночам, особенно между

пьяными *).

*) Dyar. Andrzeja Miastkowskiego, в книге Zbidr pam. о dawn. Pols. – Памяти,

кифвск. коми., I, 3, 314—360.—Истор. о нрез. бр.—Annal. Polon. Clim., I, 107—109.—

Ilistor. Jan. Kaz., I, 47.—Pam. do pan . Zygm. ИИ, Wfad. 1У i Jan. Kaz., 11,52—55.—

Летоп.' ловеств. о Мал. Росс., 125—126.– St. delle guer. civ., 44.– Engel. Geach. de Ukr.,

156—157.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Сейм.—Три предводителя.– Поход войска па Волынь.– Стычка с волынскими

загонами.– Ополчение Украины. – Прибытие хапа.

В то время, когда коммиссары находились в Украине, в Кракове, в конце января

1649 года, после торжественного коронования Яна Казимира и присяги на хранение

свободы польского народа, собрался сейм. Главным предметом совещаний была защита

шляхетской нации от восстания Козаков и хлопов '). Но между послами возникло

несогласие: одни требовали нарядить суд над предводителями пилявецкого ополчения;

другие, подкупленные виновными за большие деньги, всеми силами старались

отклонить предложение. Король едва прекратил раздор и положил предать забвению

это дело, по причине обстоятельств большей важности. Определили собрать 30.000

регулярного войска; назначили для поддержки его временной налог; в случае

необходимости сейм заранее дал королю право собрать посиолитое рушенье.

Разсуждали и спорили, кому вручить начальство над войском. Предидущий сейм

назначил региментарем (главнокомандующим) Вишневецкого; но, по многим

обстоятельствам, князь не мог удержать этого достоинства. Ян Казимир не любил его,

быв еще королевичем, а сделавшись королем, еще более стал недоволен им за то, что

он, при избрании, держал сторону Ракочи; князя подозревали даже в тайных

сношениях с венгерцами, ко вреду существующего правления. Придворные не терпели

его; «они, замечает летописец, привыкли платить богатырям неблагодарностью» 2).

Вредило князю и ожесточение против него русских; Хмельницкий и после попыток

Иеремии к примирению ставил главным условием мнра, чтоб не давали ему начальства

над войском. Неприязненные паны называли его виновником смут. Ему становили в

вину, что он писал универсалы к шляхтичам своего воеводства и призывал их к

оружию, когда это было запрещено и походило на поспо-

*) Histor. ab. exc. Wfad. IV, 38. а) Histor. pan. Jan. Kaz., I, 28.

270

литое рушенье, которое мог собирать только король 1). Только горячие католики и

страсгпые рубаки прославляли князя попрежнему. Сначала король предложил избрать

гетмана, но кого ни предлагали, паны не соглашались. Многие домогались булавы себе.

Нашлись бы такие, которые, еслиб против их желания избран был гетман, стали бы

выказывать свое неудовольствие к усугублению бедствий отечества; притом

существовала сильная партия в пользу Потоцкого и Калиновского, которые, по мнению

их приверженцев, отнюдь не должны были терять своих званий. Поэтому король

принял верховное начальство на себя, а в виде его помощников положили избрать

снова трех предводителей. Это были: Фирлей каштелян бельзский в должности

главнокомандующего, Ляндскоронский и ученый Остророг. Фирлей был седой старик,

нечестолюбивый, кроткий человек, о котором говорили в Польше, что он медлил

принимать почести даже и тогда, когда ему предлагали. Фамилия Фирлеев

пользовалась таким добрым мнением, что Сигизмунд Ш называл ее самою

благороднейшею в Польше. Самые преклонные лета его могли внушать уважение;

своевольные паны устыдились бы противиться почтенному старцу. Притом, партия

Потоцкого была уверена, что он добровольно уступит свой сан возвратившемуся из

плена гетману. Все эти обстоятельства руководили сеймом при его избрании. Одио

только многим не нравилось: он был реформатского исповедания 2).

Веспою польское правительство получило от коммиссаров известие о неудаче

коммиссии. «Отечество в опасности,—извещали они,—неприятельское войско

наготове; земля русская поднимается; иноземная помощь приходит к козакам; нет

иадежды на прочный договор. Мы употребляли все, что могла нал внушить любовь к

отечеству и верность королю, но увидели, что Хмельницкий думает уже не о

козачестве, а о независимом владении в русских провинциях, и хочет нахлынуть внутрь

польского государства. Причиною тому какой-то патриарх иерусалимский, который дал

ему титул князя русского и сравнивает его с Константином Великим. Причиною тому

также и посольство Ракочи. Надежды нет. Тугай-бей уже владеет Савранью и

Чечельником. Везде готовят орулсие. Хмельницкий принимает к себе и верующих и

неверующих в Бога, людей всякой нации, всякого поведения, заключает с ними

договоры, дает жаловапье и вооружение. Остается и нам закалять оружие, готовиться к

войне, кому верхом, кому пешком, либо склонять голову под ярмо презренных хлопов

3).

Условия, предложенные Хмельницким, возбудили негодование в сенате, в

особенности требование сорока тысяч реестрового войска казалось ни в каком случае

невозмолшым 4).

Поэтому приказано было предводителям идти с войском на Волынь. Число войска

простиралось, по одним летописцам, до 12.000, по другим до

1)

Stor. delle guer. civ., 120.

2)

Histor. pan. Jan. Kaz., I, 28. – Histor. belli cosac. polon., 97—98.– Korona

pols., II, 160.

3)

Miastk. Zbior. pam. о dawn. Pols., IV, 281.—Памяти, киевск. коми., I, 3, 867

– 371.

4)

Hist. ab, exc. Wlad. IV, 40.—Опис. Мал. Pocc. и Укр., 6.

271

10.000, по третьим до 19.000 х), а по иным только до 9.000 2). Но зато слуг было

гораздо больше чем вдвое против этого числа, ибо под Збаражем после того

насчитывали до 20.000 возов. Слуги рыли годны к битве при случае. Войско должно

было стоять в совершенной готовности к битве, но не заходить в глубину Украины,

согласно требованиям Хмельницкого, и не начинать битв с козаками. Несмотря на то,

что Хмельницкий дал слабую надежду на примирительную коммиссию и заключил

перемирие до троицыной недели, загоны мятежных хлопов завязали неправильную и

кровопролитную войну с начала весны.5 -го марта предводитель загона 1'арасько взял

Острог 3), перерезал четыреста человек мещан, вероятно унитов и иудеев, и прогнал из

имения владетельницу Лнну-Алоизию 4); дочь православного папа, внучка знаменитого

Константина, защитника православия, она приняла католичество: с фанатическою

ревностью преследовала отеческую веру и навлекла на себя ненависть православных.

Другой загон напал на Корец; владетель ого, Самуил Корецкий, едва спасся; замок

разграбили; шляхту и иудеев перебили 5). Полесье взбунтовал Кривоносенко, сын

славного Максима, не менее отца кровожадный. Узнав о его подвигах, Лянскоронский

бросился на него и запер в Острополе; но когда Кривоносенко предложил за себя окуп,

Ляндскоронский согласился, чтоб не раздражить Козаков, пока не кончился срок

перемирию. Из многих тогдашних загонов примечателен загон Донца, овладевшего в

конце мая Заславлем. Говорили, что у него была сестра чаровница, которая умела

предсказывать будущее и чародейственными заклинаниями способствовала успехам

Козаков: если козакам угрожала опасность она советовала избегать битвы; если же им

суждено было победить, она бодро

’) Histor. Panow. Jan. Kaz , 40.—Кратк. истор. опис. Мал. Росс., П.—Пов. о том что

случилось в Украине.—Stor. delle guer. civ. 143—164.

2)

Кратк. опис. о коз. малор. нар., 24,—О ыал. нар. и о запор,, 164 – 169.– По

известиям современника Коховского, состав польского войска был в таком виде: вся

армия разделялась па пять дивизий: Фирлея, Ляпдскоронского, Остророга,

Вишневецкого и Конецпольского; последние две еще пока не соединились с первыми

тремя. Дивизия Фирлея имела четыре гусарские хоругви, принадлежавшие собственно

лично панам, йод управлением доверенных офицеров, называемых поручниками,

восемь хоругвей панцирных, также носивших имена панов, девять хоругвей

драгунских и десять рот конных драгун. В дивизии Ляидскоропского было: пять

гусарских хоругвей знатных панов под управлением их иоручников, девять хоругвей

панцирных, четыре хоругви острожской ординации и при них немецкие рейтары,

восемь хоругвей конных драгун, два полка немецкой пехоты. Третья дивизия Остророга

заключала в себе восемь панских гусарских хоругвей и 600 жолнеров, шесть

панцирных, сем драгунских конных и три хоругви венгерской пехоты. В дивизии

Вишневецкого было три гусарские хоругви: самого Иеремии, племянника его

Димитрия и знаменного с поручниками и 1000 человек избранного рыцарства,

содержимого иа счет князя. Дивизия Конецпольского состояла из одного гусарского

полка, семи кварцшиых хоругвей под командою ротмистров, 300 человек надворного

рыцарства Конецпольского, 400 человек конных драгун и две хоругви венгерской

пехоты.

3)

Annal. Polon. Clim., I, 113.—Памяти, киевск. коми., I, 3, 357.

4)

Когопа pols., VII. Oztrozskieh., 173—194.

5)

Miastkow. Zbior. pam. о dawn. Polsc., IV, 284.—St. delle guer. civ.

272

гарцовала верхом впереди войска. Неприятельское оружие долго ее не брало. Но

когда Фирлей услышал о взятии Заславля и поспешил па выручку города, Донец вышел

ему на встречу, несмотря па предостережение сестры. Чаровница кричала: «Уходи,

уходи! не задержишь брате!» Козаки не послушались её и были рассеяны. Чаровница

была схвачена и казнена вместе с другою колдуньею, по имени Солохою. Последняя

предлагала полякам свое искусство и уверяла, что с её помощью они будут одерживать

победы. Однако, поляки не послушали ее и посадили на кол. «Видно,—говорили они,

–что её чародейство приносит вред тем, кому захочет она помогать, потому что

повредило козакамъ» *).

Главный стан польских войск был под Константиновом. Отряды ходили оттуда во

все стороны по Волыни для укрощения загонов. Таким образом отняты были у Козаков

Звягель, где перебили всех русских, и Вар. Последний город был взят хитростью.

Ляндскоронский отрядил туда триста молодцов пешком и сто пятьдесят драгун. В

сумерки появился под Варом обоз из пивных бочек. Около возов шли драгуны,

переодетые в платье русских хлопов; другие несли на плечах или тащили вязанки дров,

вмешавшись в толпу поселян, которые ничего пе знали. Обоз остановился пред

городом на рассвете. Сторожа не подозревали хитрости и пропустили обоз и людей.

Тогда те, что несли дрова,1 начали бросать их; то был сигнал: поляки начали бить

Козаков. Со всех сторон русские бросились на них с рузкьями, но, неприготовленные к

отпору, были изрублены в куски; спаслись только те, которые успели убежать из города.

Когда весть об этом разнеслась в околотке, загон хлопов, тысяч в пятнадцать, бросился

выручать Бар; но Ляндскоронский послал им на встречу отряд, который, вступив с

ними в битву, положил чуть не половину загона на месте, остальных рассеял 2). Хотя по

смыслу перемирия в Украину пололсено было не вступать, однако поляки столь же

мало наблюдали перемирие, как и русские, потому что не только взяли Вар, но также

нападали на ИИИароград 3) и разорили Гусятин, где произвели бесчеловечное

кровопролитие. Хмельницкий жаловался на эти поступки, как на нарушение мира 4).

Кисель, недавно по смерти Тышкевича получивший от короля звание киевского

воеводы 5), все это время находился в своих волынских местностяхъ—то в Тайкурах, то

в Гуще и переписывался с Хмельницким. Оба притворялись, уверяли один другого в

благорасположении, посылали друг другу комплименты, а между тем тайно один

другому вредили. Хмельницкий, обманывая его надеждою коммиссии, собирал

ополчение, приглашал татар; а Кисель держал подле козацкого гетмана шпиона,

шляхтича Смяровского, который цифрами писал ему обо всем, что делается в Украине;

впрочем, Змяровский скоро поплатился за эти услуги Киселю: козаки открыли

шпионство

Ч Рат. о wojn. Chmieln., 31—32.—Wojna dom. H. I, 48—49.

2) Histor. belli cosac. polon., 99,—Woyna dom. Ч. I, 50.—Stor. delle guer. civ., 117.

3)

Pam. о wojn kozac. za Chmieln., 32.

О Памяти, киевск. коми., I, 3, 388.

s) А. ГОжи. и Зап. Росс., ПТ, 296.

273

и утопили шляхтича *). «От всего сердца,—писал Хмельницкий Киселю,—я желал

видеть вашу милость в добром здоровье и тем радоваться. Я всеми силами стараюсь,

чтоб коммиссия наша могла скорее окончиться так, как угодно вам и как я желаю того

же. Я послал за всеми полковниками, чтоб с ними посоветоваться, где бы найти

удобное и безопасное место для коммиссии». Но когда козака, привезшего эти

комплименты, подвергли, как выражается шляхтич, приятельскому экзамену, тот

сознался, что Хмельницкий собирает не только полковников, но и всех вообще Козаков

и беглых хлопов, и вовсе не для выбора безопасного места для коммиссии; наконец

самому Киселю этот козак советовал поскорее убираться из Гущи, говоря, что

Хмельницкий на него гневается, ибо то письмо, которое еще раз воевода писал в

Москву, попалось в руки козацкого гетмана. Вскоре волохи служившие в отряде

Конецпольского, напали на восемьдесят Козаков и у предводителя их отняли письмо от

Хмельницкого к хану. «Мы надеемся,—писал гетман,—на обещания вашей царской

милости и на слова, которые ваша царская милость сказал и подтвердил, что и до конца

нас, слуг своих, не оставишь... Умилосердись над нами; ожидаем вашу царскую

милость с нетерпением; как начал, так и кончай». После этих доказательств, в конце

мая, Кисель с коммиссарами поспешно убрался из Гущи. Еслиб они промедлили днем,

то цопались бы в руки козакам: едва только они выехали, шестьсот молодцов ворвались

в местечко; вслед затем подобных явилось до полуторы тысячи. Имение Киселя

подверглось участи панских имений 2).

В июне продолжались попрежнему схватки польских отрядов с Волынскими

загонами. Несмотря на то, что в этих сшибках успех был на стороне поляков, восстание

возрастало день-ото-дня. Ожесточение простого народа против владельцев

усиливалось оттого, что последние, пользуясь вступлением польского войска на

Волынь, проходили в свои имения и грабили у крестьян хлеб, скотъ—все, что

находили, и отправляли в Польшу, а самих хлопов подвергали истязаниям и казням;

кроме того польские отряды, ходившие укрощать загоны, вообще наносили жителям

обиды, и оскорбленные увеличивали собою число мятежников 3). Последний из таких

отдельных походов был поход Ляндскоронского к Межибожыо. Он услышал, что

сильный' козацкий отряд напал на этот город, где сидел, запершись, комендант Корф с

немцами. С поля ударил на Козаков Ляндскоронсисий, а из города немцы сделали

вылазку. Козаки отступили. Ляндскоронсисий начал их преследовать, как вдруг,

услышав, что Хмельницкий идет с ордою, воротился к обозу и).

Когда, таким образом, на Волыни русские боролись с польскими панами, в Украине

происходил сбор целого народа на войну. Хмельницкий весною распустил универсалы

по всей Украине, призывая русских оборонять отечество. Он не ошибся, когда

разгоряченный вином говорил, что у него будет двести-триста тысяч. Чигирин, столица

гетмана, ' закипел толпами

1)

Памяти, киевск. коми., 413—429.

2)

Ibid., I, 3, 386, 389, 393, 403, 407.

3)

Histor. belli cosac. polon., 99.

Ч РаШ. о wojn. kozac. za Chmieln., 33. Woyna. dom., 51.

e IO

H. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.

ИО

274

людей всякого рода и звания. Поселянин не рассчитывал дорогого времени:

заброшеп лежал плуг его; орала и серпы перекованы были на оружие... не заботился он,

чтб ему есть и пить, надеясь жить на счет Польши. Пустели хутора, села, города;

покидали ремесленники свои мастерские; кунцы– свои лавки; сапожники, портные,

плотники, винокуры, пивовары, могильники (копатели сторожевых курганов), банники,

всякого рода промышленники бежалив козаки; трудно было по всей Украине нанять

работника; недоставало даже могильщика вырыть могилу для калеки или старого деда.

Даже в тех городах, где было магдебургское право, почтенные бургомистры, райцы,

войты и канцеляристы побросали свои уряды и пошли в козаки, остригши бороды: по

обычаю того времени всяк, кто не служит в войске, должен был носить бороду. «Так-то,

–замечает современник,—дьявол учинил себе смех з людей шашечныхъ». Дух

своеволия усилился с прошлого года, когда многие обогатились грабительством

польских и иудейских имуществ; презрепие п насмешки ожидали того, кто не

участвовал в восстании; поэтому иной нехотя должен был менять весы или

чернильницу на саблю и ружье. Только старики, калеки и женщины оставались дома,

но и то, по большей части, больной или бездетный старик, не желая или стыдясь

оставаться без участия в е

Ѵ ле освобождения отечества, ставил вместо себя наемщика

1).

Хмельницкий разделил их на полки; но под этим разумелся нс правильный отдел

армии, а известный край южно-русской земли: полк заключал к себе города, местечки,

села, и назывался по имени главного, более других значительного, города, где было

правление полка. Полком начальствовал полковник: ему были подведомственныдругие

чиновники. Полки разделялись на сотни: сотня заключала в себе села и хутора и также

носила название по имени какого-нибудь значительного местечка. Сотни делились на

курени, в которых было несколько десятков. Верховное место называлось генеральною

войсковою канцеляриею: там вместе с гетманом были чиновники: обозный (начальник

артиллерии и лагерной постройки), асаул (обер-лойтенант), писарь (государственный

секретарь), хоружий (главный знаменосец); все вместе– все эти чины назывались

енаралъными, или войсковымги; войсковою старшиною. В каждом полку была своя

полковая канцелярия (полковое правление) и полковые старшины: полковые обозные,

асаулы, Писаря, судьи, хоружие. В сотне была сотенная канцелярия и сотенные

старшины: сотник, писарь, хоружий. Таким образом, чиновники сотенные и полковые

отправляли в сотне и в полку те зке обязанности, какие возлагаемы были на

чиновников генеральных с подобными именами в отношении целого козачества.

Куренями начальствовали атаманы. В то время чиновники избирались и отрешались на

радах, то-есть народных собраниях, вольными голосами потом утверждались

гетманами. Такой порядок велся издавна в козацком войске, по в этот год он

распространился на целый народ. Тогда слово «козакъ» переставало иметь значение

исключительно особого военного сословия, а перенеслось на всю массу восставшего

юзкнорусского народонаселения» 2).

На правой стороне Днепра были полки: Чигиринский (гвардия гетмана),

г) Лет, Самов., 14.

2)

Ibid. а

275

Черкасский, Корсунский, Лисянский, Белоцерковский, Цаволоцкий, Уманский,

Калпицкий, Каневский, Животовский (как кажется, одно и то же, что Брацлавский),

Болесянский и Могилевский. Пространство, занимаемое этими полками, обнимало

собою землю, где жил южнорусский народ, нынешния губернии: Киевскую, часть

Минской, Волынскую но Горынь, Подольскую и часть Червоной Руси около Галича до

Надворни; из Червоной Руси мужики бежали в полки Могилевский и Брацлавский. На

всем этом протяжении только Каменец, твердая и неприступная крепость, держался во

власти поляков; другие соседния местечки переходили то в те, то в другие руки. Полк

Полесянский или Овручский простирался на неопределенное пространство по лесам.

На юг козачество занимало степи до Бессарабии или до белогородских татарских

кочевьев. На левой стороне были полки: Переяславский, Нежинский, Черниговский,

Прилуцкий, Ичапский, Дубенский, Ирклеевский, Миргородский, Кронивянский,

Гадячский, Полтавский и Зеньковский. Они занимали пространство нынешней

Полтавской и Черниговской губерний и часть Могилевской по Гомель и Дронов.

Больше всех был полк Черниговский, занимавший пространство до Стародуба с одной,

до Гомеля с другой стороны х); число сотен в каждом из полков было неравно: доходило

до двадцати и более; «що село, то сотникъ», говорит очевидец, а иная сотня имела

человек тысячу. Приблизительно полагают число настоящих Козаков, способных к

войне, до двухсот тысяч, а один говорит простодушно, что русского войска было столь

много, что в поле не помещалось н на карте написать его было трудно. Но с гетманом

были далеко не все; Черниговский и Нежинский полки, с многими отрядами

вооруженных хлопов, которые также иногда являются под именем полков, должны

были сражаться против литовского войска, а иные рассеялись по Белоруссии и внутри

Польши н Литвы грабить замки и дворы, жечь костелы и мучить шляхту и жидов 2).

В Киеве в мае повторились страшные прошлогодния сцены. Со дня

Ч Л'Ьтоиг. Самов., 14—По сказанию Коховского, в этих полках были тогда

начальниками: в Черкасскомъ—Воронченко, в Корсунскомъ—Мороз пли Морозенко, в

Каневскомъ—Кулак, в Белоцерковскомъ—Остап Павлюк, в Брацлавскомъ—Нечан, в

Полесянскомъ—Кривоноеенко, в Переяславскомъ—Лобода, в Черниговскомъ—

ИИебаба, в Гадячскомъ—Бурляц. По другим сведениям известно, что в Нежинском был

Шумейко, в Могилевскомъ—Евстафий Гоголь. Впрочем, невозможно ясно указать не

только тогдашних полковников, но и определить неоспоримо количество полков. Кроме

полков, исчисляемых Самовидцем, Коховский, опуская некоторые, насчитывает еще

Лемовский, Лохвицкий, Ромненский, Остерский; в Памятниках киевской коммиссии

упоминаются еще Брагильский и Звяльский (верно Звягельский), под командою Тыини;

а в исчислении полков, приложенном Маркевичем при его Истории Малороссии,

прибавляются еще полки: Стародубский, Быховский, Обручевский, Туровский,

Сосницкий, Винницкий. Мы имеем верный список полков и полковников 1660 г., но по

нем нельзя заключить о 1649 г.: многие полки тогда исчезли, другие переменили

название; полковники также то были сменены, то убиты, да и вообще порядок

разделения полков при Хмельницком изменялся беспрерывно,—то образовывались

новые полки, то уничтожались, то два полка соединялись в один полк; нередко

изменялись их названия.

2) Летоп. Самов., 14,—Памяти, киевск. коми., I, 446—449.—Iiistor. belli cosac. polon,,

100,—Histor. pan. Jan. Kaz., I, 89.

IS*

276

отъезда коммиссаров шляхтичи и римско-католические духовные находили там

убежище, охраняемые козацкою стражею, но приказанию Хмельницкого; но когда

перемирие окончилось, толпы удальцов, мещан и окрестных поселян, называвшихся

тогда все без различия козаками, собрались в городе с целью докончить врагов. Какой-

то плотник, киевский мещанин, Полегенький, прошлый год бывший в козацком войске,

взял над ними начальство. По его замыслу, удальцы окружили город со всех сторон,

чтоб не дать лсертвам убежать; другие с яростью бегали по улицам; пойманных

умерщвляли с поруганиями и насмешками. Сто тринадцать человек с торжеством

повели на Днепр и сбрасывали с лодок для забавы. Не было пощады ни женам их, ни

грудным младенцам; напрасно некоторые думали укрыться в домах православных:

убийцы провозгласили, что всякий мещанин, укрывший врага, подвергнется смерти,

как изменник; испуганные мещане выталкивали обреченных народному мщению на

улицу. Спаслись только те, которые успели вбежать в русские монастыри. На пороге

вековой святыни Киева угасало неутолимое бешенство ожесточенных мстителей. Зато

не удержала их святыня римскокатолическая: они ограбили и разорили оставшиеся

церкви и монастыри и перебили монахов. Такое неистовство продолжалось три дня, и с

этих кровавых дней Киев навсегда освободился от власти католичества над восточным


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю