Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 67 страниц)

религии. Хмельницкий, может быть, начал войну с тем только, чтоб отомстить за

самого себя, возвратить права своему козацкому сословию, охранить церковь и

облегчить участь народа; но кроткими полумерами народ не мог довольствоваться. Уже

поздно было удерживать внезапно разнузданную массу, хотя бы этого захотел и сам

Хмельницкий!

Среди всеобщего брожения, среди советов, что делать дальше, разнеслась весть, что

короля нет в живых. Скоро козаки принесли известие верное: схватили посланного от

брацлавского воеводы Киселя к севскому воеводе Московского Государства с письмом,

из которого козацкий предводитель узнал, что Владислава нет на свете 8). Он скончался

в Мерече от каменной болезни, как говорили поляки. На Руси составилось мнение, что

его

‘) Рукоп. И. П. Библ. разнояз. F. № 5.

2)

Истор. о през. бр.

3)

Летоп. Ве дичка, I, 76.

4)

Летоп. Велич., I, 74—76.

5)

Dyar. Bogus. Maszkiewieza, в Zbiorze pam. о dawn. Polsce, t. Y, 68.

6)

Летоп. Велич., I, 72.

т) Памяти, киевск. коми., I, 3, 26.

8)

Истор. о през. бр.

175

отравили. Это развязало руки Хмельницкому; совесть его успокоивалась тем, что он

теперь не будет сражаться против короля, своего благодетеля, в случае, еслиб

последний принял сторону панов в этой борьбе русского простого народа с польскою

аристократиею. Временное правительство должно было находиться в руках дворянства;

неизвестно было, кто будет королем и в какие отношения поставит себя новый государь

к козакам. Хмельницкому представилось удобное время заставить польскую

аристократию глубоко почувствовать тяжесть мщения русского народа и силу его.

Поэтому он, с шестидесятые козаками, разослал списки зазывного универсала ко всем

южноруссан, обитающим по обеим сторонам Днепра, извещал, что война поднята не

против короля и приглашал всех, умеющих владеть оружием, прибывать, во всем

вооружении, на добрых конях, под Белую-Церковь. Этот универсал неизвестен в

подлинном виде: тот, который обыкновенно выдается за сочиненный Хмельницким,

очевидно подделка или искажение подлинника ’). Народ был слишком подготовлен к

восстанию ненавистью к римскому католичеству и лядскому панству; а некоторые ради

одной надежды на грабеж спешили в Белую-Церковь.

Но сам-Хмельницкий не прочь был от дипломатического примирения с поляками на

выгодных условиях. В половине июня он отправил в Варшаву депутацию из четырех

старшин: Вешняка, Мозыри, Богдарбута и писаря Нетрашенка, с извинительным

письмом к королю, как бы не зная еще о его смерти.

«Смиренно повергаем к стопам вашего величества нашу верность, подданство и

козацкую нашу службу,—писал Хмельницкий; – хоть мы уж и наскучили своими

беспрестанными жалобами вашей королевской милости о нестерпимых обидах, какие

нам делают господа старосты и помещики украинские, но негде нам искать обороны:

только на Господа Бога, да на милосердие вашего. величества полагаем надежду. Вот

уж сколько лет они делают нам, по своему произволу, нестерпимые обиды и поругания:

хутора, луга, сеножати наши, пашни, ставы, мельницы отнимают, берут с пчел

десятины, хоть бы и в маетностях вашей королевской милости, и которому что ни

понравится у нас, у Козаков, тотчас берут силою, и нас самих безвинно обдирают, бьют,

тиранят, в тюрьмы сажают, до смерти забивают за наши имущества, и много у нас

теперь в товариществе раненых и искалеченных: все они это наделали; а паны

полковники наши, их рукодайные слуги, вместо того, чтоб нас оборонять от таких бед и

напастей, еще сами им против нас помогают; даже и жиды, надеясь на господ старост,

делают нам тягости, так что и в турецкой неволе христианство не переносит таких бед,

какие причиняются нам, подножкам вашей королевской милости. Мы сами знаем, что

такия обиды делаются в противность вашей милости, но они нам кричат: «Мы вам

дадим короля! А что, сякие-такие сыны, помогает вам король?» Наконец, после этого

мы уже не могли более терпеть такого незаслуженного мучения; не стало сил жить в

домах своих и, побросавши жен и детей, принуждена была часть войска бежать куда-

нибудь,

г) Иет. Велич., I, 80—89.– Ист. о през. бр.~Лет. пов. о Мал.Росс., 109—115.– Крат.

опис. о козац. малор. нар., 14—19.

176

унося головы с душами. II ушли мы в Запорожье, где предки наши издавна

привыкли служить верноподданнически Короне Польской и вашей королевской

милости. Но паны считают нас не слугами королевскими, а собственными

невольниками. Сам Бог свидетель, что мы, будучи верными подданными, не сделали

никакого своеволия. Но пан каштелян краковский, о котором мы не думаем, чтоб он

добра желал вашей королевской милости, но совету других панов, мучивших нас,

преследовал нас и в Запорожье, начал опустошать Украину, чтоб нас выкоренить всех и

даже имя козацкое с земли согнать. Ноневоле, когда паны пошли на нас с большими

войсками, должны мы были просить помощи у хана крымского, а тот нам пособил,

вспоминая, что и мы ему пособляли против неприятелей. По Божьей воле случилось

так, что при сухих дровах досталось и сырым. Кто этому причиною – Господь Бог

рассудит, а мы, как прежде были верными подданными вашей королевской милости,

так и теперь готовы жертвовать жизнью за честь вашего величества» х).

Вместе с этою просьбою посланцы Хмельницкого получили инструкцию сообщить

королю изложение оскорблений, которые козацкое сословие терпит в Украине.

«1) Паны державцы и украинские урядники обходятся с нами не так, как с

рыцарями, а как с рабами и еще хуже. 2) Отнимают у нас хутора, сеножати, луга, нивы,

пруды и мельницы; что пану понравится, тб пан у козака и отнимет, сажают нас в

тюрьмы, мучат, убивают и много нашего товарищества от них раненых и

искалеченных. 3) Собирают с нас, живущих в имениях его королевского величества,

десятины с пчел и поволовщины, наравне с мещанами. 4) Не дозволяют козацким

сыновьям содержать у себя старых отцов и матерей. 5) Не оставляют на местах

козацких вдов, не только на три года, но даже на один год, хотя бы у них были сыновья

на службе, берут с них подати как с мещанок, и грабят их без милосердия. 6) Наши

полковники не только не защищают нас, но помогают нас утеснять. Кому из них

понравится у козака—либо конь, либо оружие, либо что-нибудь другое, тот себе и берет

под видом покупки, платя чтб хочет, а то и даром; если же козак не отдаст —

промышляй тогда бедняк о себе самом! 7) Забирают у нас волов, коров, сено и хлеб. 8)

Не пускают на Днепр и на Запорожье ловить зверей п рыб, накладывают на каждого

козака повинность ловить лисиц, а кто лисицы не поймает, у того самопал отнимут;

посылают ловить рыбу и возить ее полковнику на своих подводах, а у кого лошади нет,

тот вези как знаешь. 9) Случится, Бог даст козаку поймать яссыр, – старых или малых

татарчат, с чего бы козак мог одеваться,—все у него отымают и трудиться ему не зачем!

Что ни попадется козаку: заяц, стадо, лошади, скот, изо-всего, что есть лучшего,

полковники, вместе с жолнерами, берут себе, а нам, бедным козакам, брак остается. 10)

Если взведут на козака вину, сейчас его в тюрьму—выкупай бедняга душу свою, а что,

кроме того, гоняют нас на работу и к подводам, так и описать трудно! 11) Была воля его

величества короля нашего, чтобы мы шли на море, и на постройки

1)

Памяти, киевек. коми., I, 3, 126—132.—Истор. о през. бр.

177

судов дали нам деньги и назначили прибавить нам к нашему войску еще

6.000

человек, а мы, имея из своей среды старших, обещали не принимать

сверх того числа никого; с шестью тысячами нельзя нам служить его величеству

королю и Речи-Посполитой. 12) Просим выплатить нам через комиссию жалованье,

которого мы уже не получаем пять лет. 13) Просим усерднейше за духовенство древней

греческой религии, просим, чтоб она ни в чем не была нарушаема, чтобы все те святые

церкви, которые были насильно обращены к унии – в Люблине, Красноставе, Саноке,

Владимире, во всей Литве и везде оставались в своей древней свободе. 14) Повергаясь

к стопам вашего величества, послы наши нижайше и покорнейше доляшы, от имени

всех нас, просить, чтоб мы могли оставаться при всех наших войсковых льготах,

дарованных и утвержденных привилегиями блаженной памяти наших прежних королей

и ныне благополучно царствующего его величества короля» :).

Таким образом Хмельницкий в одно и то же время и подвигал народ против

поляков, и искал оправдания у польского правительства. Такая обоюдность стала с тех

пор отличительною чертою его действий политических и была причиною многих

успехов и многих неудач. Русские летописцы называют ее благоразумием, поляки —

коварством. Но такие поступки Хмельницкого вытекали из того, что в Речи-

Посиолитой сбились между собою понятия о правительстве и аристократии.

Хмельницкий хотел быть врагом панства, но отнюдь не польской нации и не польского

правительства, а вся польская нация управлялась панами.

Между тем Хмельницкий тогда же, при самом начале своего поприща, вошел в

сношения с московским государем. Положение Украины было таково, что Московское

Государство не могло быть для неё ни то, ни се, ни дружелюбно, ни враждебно. В

начале дела клонились к тому, что оно могло быть для неё скорее враждебно. Затевая

вражду с неверными, Владислав хотел обеспечить свои покушения союзом с

Московским Государством. С этой целью брацлавский воевода Адам Кисель,

православный пан, 'заключил договор, по которому обе державы обязывались помогать

одна другой оружием, в случае, когда неверные нападут на Польшу или на Московское

Государство. Хмельницкий, вступив в побратимство с татарами, тем самым накликал

этот союз против себя. Еще 3-го апреля Кисель извещал московских бояр 2), что

коронное войско, вместе с запорожским, идет добывать своевольного черкашенпна и,

ссылаясь на заключенный договор, просил поймать и доставить в Польшу

Хмельницкого, если этот мятежный козак убежит на Дон во владения московского

государя. Бояре, с своей стороны, сообщали Киселю полученные им вести, что черкасы

хотят поступить в холопство к крымскому царю и давали совет польским панам и

сенаторам не допускать их до этого 3). Кисель благодарил бояр очень чувствительно,

изъявлял полную надежду на успех польского войска против мятежников и заранее

просил царской рати для содействия против Хмельницкого, если та-

*) Рук. И. П. Б. Hist. Poloniae .N» 31.

2)

Акты ЮЛИИ, и Зап. Рое., III, 179.

3)

Там же, 180.

Н. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.

12

178

тары подадут ему помощь *). Вслед затем, когда до Киселя дошла весть, что татары

подали помощь Хмельницкому, Кисель обратился к воеводе севскому, а через

посредство его к воеводе хотмышскому и просил московской помощи 2). Хотмышский

воевода отвечал ему, что он готов идти с ратными людьми ради братской любви их

государей s). Но Хмельницкий успел уничтожить польское войско прежде, чем оно

могло получить московскую помощь. И вот козацкому вождю досталось в руки

дружелюбное письмо севских воевод к Киселю, где они соболезновали о кончине

Владислава, о которой они узнали от новгород-северского полковника Понятовского 4).

Козаки привели посланного с этим письмом стародубца Григория Климова к

Хмельницкому в Мошны, где гетман находился после корсунской битвы. «Незачем тебе

ехать к Адаму, я тебе дам лист к царскому величеству от себя», сказал Хмельницкий.

Он взял от московского человека письмо, распечатал, прочитал и никому не показал, но

видно содержание этого письма заставило Хмельницкого показать перед московским

человеком вид, что козаки не упорно держатся союза с татарами. «Ко мне,—сказал он,-

–присылали листы Иеремия Вишневецкий и Адам Кисель, просят не пускать татар и

сами у меня мира ищут. Так я, по их прошению, велел крымскому мурзе отступить к

Жовтым-Водам, а сам с немногими людьми ухожу к Черкасамъ». Климов должен был

последовать за ним в Черкасы. Там Хмельницкий дал ему грамоту к московскому царю:

в ней он выражался, что козаки умирают за древнюю греческую веру, не зная покоя от

безбожных ариан, что Иисус Христос наконец умилился над обидами людей п

кровавыми слезами сирот; Хмельницкий извещал царя о своих победах и замечал, что

король вероятно получил смерть от безбожных врагов Земли Русской. «Желали бы мы,

–писал он, – самодержца-государя такого в своей земле, как ваша царская

велеможность, православный христианский царю; тогда бы, чаю, исполнилось

предвечное пророчество Христа Бога нашего, что все в руках его святой милости

будем; уверяем ваше царское величество: еслиб на то была воля Божия и твой царский

поспех тотчас наступить на эти государства, немедля, мы, со всем войском

запорожским, готовы услужить вашей царской велеможностн. Отдаемся вам с

нижайшими услугами; если ваше царское величество услышишь, что ляхи съизнова на

нас хотят наступить, поспешайся с своей стороны на них наступить, а мы их с Божьею

помощью возьмем отселе, и да управит Бог из давних лет глаголемое пророчество». 8

июня, вручая эту грамоту Климову, Хмельницкий сказал ему: «Пусть севские воеводы

отпишут его царскому величеству, чтоб государь нас пожаловал денежным жалованьем,

а ему бы, государю, пора наступить на Польшу и Литву; его войско пошло бы к

Смоленску, а я бы с своим войском стал служить государю с другой стороны. Тебя же

когда станут расспрашивать государевы приказные люди... ты тайным делом скажи:

королю смерть учинилась от ляхов; сведали ляхи, что у короля с козакамп ссылка, и

король, послал грамоту прежнему гетману

Ч Акты Южн. и Зап. Росс., III, 185.

2)

Тал же, 190.

3)

Там же, 204.

4)

Там же.

179

запорожскому, чтоб козаки сами стояли за веру христианскую греческого закона, а

он, король, будет им на ляхов помощник. Этот королевский лист достался мне, и я, на

него надеясь, войско собрал п стою на ляховъ» *).

Вслед затем к Хмельницкому привели другого московского посланца с письмом от

хотмышского воеводы князя Волховского к Адаму Киселю. В этом письме Волховской

извещал Киселя, что порубежные московские воеводы готовы оказать помощь полякам

против неприятелей Речи-Посполитой. Прочитав это, Хмельницкий написал

Волховскому такое письмо: «Не надеялся я от его царского величества и от вас,

православных христиан, чтоб вы наступали на веру нашу христианскую, одинаковую с

вашею, и помогали ляхам, а пз письма вашего вижу, что вы, скопись будто против

татар, хотели на нас помогать ляхам. Но Бог, наш Творец могущ, не восхочет того

учинить. Ваша рать к тому времени не поспела, а ныне Господь Бог помог нам своего

неприятеля извоевать, поэтому мы вам даем знать: хотите воевать с нами или хотите

быть нашими приятелями? Если последнее, так прибывайте к нам на помощь, а мы, как

случится, обязаны будем отслужить вам во всякое время». На это письмо Хмельницкий

получил утешительный ответ. Волховской известил его, что верно неприятель

христианской веры наклеветал козакам будто Московское Государство хочет воевать с

козаками. «Не имейте от нас никакого опасения, – писал Волховской, – мы с вами

одной православной христианской веры 2). Через несколько времени козаки поймали

еще одного московского посланца, отправленного от севских воевод к Вишневецкому с

письмом, где также были уверения в готовности помогать полякам против татар. На это

козацкий предводитель написал севским воеводам: «Хотя вы и о татарах говорите, а

подлинно ведаете, что не с татарами, ажно с нами козаками ляхи завоевались, дай же

Боже, чтобы и всякий неприятель нашего войска запорожского так себе шею уломал,

как ныне Бог помог нам ляхов надломить! Мы не желаем того царскому величеству,

чтоб он с ними воевал: дал бы Бог, чтоб он и ляхам и нам был один православный

государь,–чтоб ляхи не помышляли больше наступать на веру нашу н биться с нами!»

3).

В то время, когда козацкие депутаты уехали в Варшаву, явился к Хмельницкому

монах хустского монастыря, Петроний Ляшко, с письмом от Киселя 4). Велеречиво и

дружелюбно пан извещал козацкого предводителя, что он вполне уверен, что

Хмельницкий не враг Речи-Посполитой, удивлялся, как произошло кровопролитие,

выхвалял свою преданность православной вере, просил положиться во всем на него,

обещал ходатайствовать за Козаков, убеждал отослать татар и послать скорее

депутацию к Речи-Посполитой на сейм для примирения и уверял, что во всем свете

одна Речь-Посполитая наслаждается свободою 6).

Хмельницкий созвал раду, на которую стеклось, как писали современ-

*) Акты ИОжн. и Зап. Рос., III, 207, 216—216.

2) Акты ИОжн. и Зап. Рос., Ш, 222—223.

3) Там же, 228.

4) Памяти, киевск. комм., I, 3, 18, 143.—Pam. Jakuba Мисе., 47.

6) Памяти, киевск. коми., I, 3, 142.

m

180

ники, до 70.000 человек. Прочитано было письмо Киселя. Разъяренная толпа не

расположена была слушать о переговорах, но Хмельницкий был в пользу Киселя,

описывал его русским человеком, • искренним и преданным вере; с ним согласились

старшины, также полагавшиеся, если не на возможность примирения, то, по крайней

мере, на добросовестность Киселя. Положили звать самого Киселя для переговоров в

Украину.

«Послушали мы совета вашей милости, нашего старого приятеля,—писал

Хмельницкий, – а сами поудержались и орде приказали воротиться, чтоб не

проливалась больше кровь христианская; но так как мы осиротели по смерти его

королевского величества, то просим вашу милость самим к нам наведаться, чтоб мы

узнали, кого Речь-Посполитая захочет иметь королем, и посоветовались бы с вашею

милостью о том, что нам делать» 1).

Но соглашаясь, повидимому, мириться, Хмельницкий вовсе не удерживал народа,

как писал; напротив, тогда же, ведя переговоры с Киселем, он позволил всем

новоприбывающим хлопам записываться в козаки, разделил их на полки и на сотни,

назначил начальников и разослал по разным сторонам. Хмельницкий дал волю

оставаться мужиком или делаться козаком, кому угодно. Естественно, все хотели быть

козаками. Мужики запирали свои хаты, перековали орала и серпы на мечи и копья и

спешили в войско. Хмельницкий далее не выступал, а дожидался, чтб скажут ему из

Варшавы.

Н Памяти, киевск. коми., I, 3, 142.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Неистовства хлопов.—Истребление панов.—Поругания римско-католической

святыни.– Злодеяния над жидами.—Вовгуревцы.—Взятие Нестервара.—Избиение

жидов и шляхты.– Брак Остапа.–Свирепства восстанцев в Подолии.—Кривонос.—

Иеремия Вишневецкий.—Казни в Погребище и Немирове.—Битва Вишневецкого с

Кривоносом.—Взятие Бара.—Возстание в Волыни.—Поход к Кодаку и взятие его. —

восстание в Литве.

Все лето 1648 года было ужасное время. Когда Хмельницкий вел лениво

переговоры с временным польским правительством, по южнорусской земле кружили

вооруженные отряды, которые назывались загонами. Встарипу это иля давалось

татарским полчищам, но теперь оно означало русских военных охотников,

преимущественно беглых и непокорных владельческих крестьян. Из нескольких

местечек и сел сбирались молодые и старые, только годные к битве мужики,

вооружались, в случае недостатка оружия, косами и дубьем, и стекались к

Хмельницкому, который записывал их по полкам, делил по сотням, назначал

начальников, часто из них же, когда они представляли ему отважную и расторопную

голову. Потом такия толпы отправлялись очищать, как выражались они, Русскую

землю. Иные же вовсе не сносились с своим «батькомъ», а просто составлялась шайка,

выбирали атамана и пускались на грабежи и убийства. Они назывались козаками, хотя

бы, организовавшись в шайки самовольно, и не были записаны в козацкий список 1);

число их увеличивалось чрезвычайно быстро, до того, что скоро они могли разорять не

только помещичьи усадьбы, но укрепленные замки и города. Обыкновенно, как скоро

козацкий загон появлялся в панском местечке и селе, подданные принимали гостей как

избавителей, соединялись с ними и устремлялись на палац или двор своего владельца.

Тогда не было пощады ни старцам, ни грудным младенцам 2): истребляли и домашних

слуг, если они были католики или униты п заранее не пристали к ним, сожигали

панское жилье, а имущество разде-

1)

О том, что случилось в Укр., 8.—Песни народные.

2)

Histor. ab. excess. Wlad., ИУ, 22.—Wojna dom. Ч. I, 14

182

ляли с крестьянами ), вознаграждая их за долговременные поборы и панщины.

Соседние дворяне, едва услышали о корсунском поражении, складывали поспешно на

возы свое имущество и бежали с одними душами, по выражению современного

дневника, из Руси в Польшу, покинув свои замки и укрепленные дворы. Но не часто

удавалось такое бегство: «каждый хлопъ—нам неприятель, каждое русское местечко и

селение–гнездо враговъ», говорит дворянин-современник 2); на каждой тропинке

готовы были встретить беглецов недобрые гости с булатными, обоюдоострыми

саблями, или с дубинами. Нередко толпы дворян, не находя исхода и спасения,

укрывались в укрепленном замке знатного пана 3), имевшего надворное войско, и

поглядывая на зарево горевших кругом их жилищ, готовились, в виду жен и дочерей,

стоять за них до последней капли крови. Но все было напрасно 4). Еслиб козаки сами не

проведали добычи, панские слуги, обыкновенно русские, заранее подведут их, бросят в

ров или в воду висячия гаковницы и широкия смиговницы и, прежде чем паны обнажат

свои кривые сабли, в надежде показать старопольское мужество, их повяжут и отдадут

мстителям земли Русской на самые варварские истязания. Они резали, вешали, топили,

распиливали пополам, вырывали кусками мясо, буравили глаза, или обматывали голову

по переносице тетивою лука, воротили голову и потом спускали лук, так что у жертвы

выскакивали прочь глаза, сдирали с живых кожи, разбивали о стены младенцев,

насиловали женщин; нередко, в виду мужьев, отцов и братьев, по нескольку Козаков

удовлетворяли похоть над несчастною панею и потом убивали ее 5). После кровавых

сцен обыкновенно следовала гулянка: выкатывали из панских погребов бочки с

винами, пили, плясали, пели песни среди пепелищ и трупов 6). Случалось и так, что в

то время, когда козаки лежали мертвецки пьяны, в разоренный замок или местечко

вбегали дворяне с вооруженными толпами и, в свою очередь, терзали их 7). Но удальцы

мало заботились об опасности: для такого народа жизнь была копейка: « Чи умрешь, чи

повиснешь—усе один раз мсити родила!» 8)– говорили они, как до сих пор память о

способе выражения этих истребителей осталась в южнорусских песнях..

Такому же бесчеловечному приговору подвергались и жители городов и местечек,

католики, или униты, или даже православные, но чем-нибудь навлекшие на себя

негодование простолюдина. В то время работники убивали своих хозяев за то, если

когда-нибудь, как случается часто по хозяйству, по замечанию русского летописца,

хозяин ударил или побранил наемщика. Ненависть ко всему польскому простиралась

до того, что гибли православные реме-

1)

Памяти, киевск. коми., I, 3, 192, 4.—Latop. JerL, 65.

-) Памяти, киевск. коми., I, 3, 174.

3)

Истор. о през. бр.

4)

Wojna dom. Ч. I, 16.

ь) Hist. ab. exc. Wlad., IV, 22.—Latop. JerL, 68.—Stor. delle guer. civ., 26, 35. Pamietn.

Jemiolowsk., 4.

6)

Памяти, киевск. комм., I, 3, 192.

7)

Памяти, киевск. комм., I, 3, 208. ь) Народная песня.

183

сленники и торговцы за то единственно, что, следуя тогдашнему обычаю, носили

польское платье, ИЛИ закидывали на польский лад в речах. «Не один молодой франтик,

–говорит летописец,—который подбривал голову и отпускал на верху головы чуирину,

заплатил жизнью за свое щегольство» *).

Духовенство повсюду призывало на брань и старого и малого. «Приспел час,

желанный час!—вопияли священники:—время возвратить свободу и честь нашей веры!

Века проходили, и православная вера терпела постыдное унижение. Нам не давали

даже убежища для молитвы. Все наши приходы, церкви, обители, епархии—в руках

латин и унитов... Латинам дают доходные места, а бедные православные восточного

благочестия страдают в нищете. Жиды для панов лучше вас; жиды управляют их

имениями и попирают бедных христиан. Пора, пора! Ополчитесь за свою жизнь! Бог

благословит вас и поможет вамъ» 2). По показаниям, произнесенным под пыткой

пленными козаками, львовский владыка Арсений Желиборский тайно посылал козакам

порох, пули и свинец; то же делал луцкий владыка Афанасий и, между прочим, прислал

Кривоносу несколько пушек, называемых гаковницами; священники списывались

между собою, сообщали друг другу вести и посредством их во всей Южной Руси знали

чтб происходит в том или другом месте, где находятся козацкия и польские военные

силы и сообразно тому поступали 3).

Римско-католическая святыня предавалась поруганию: костелы грабили и

сожигали; образа католических святых простреливали, рубили, уродовали 4); ксендзы и

монахи были обречены на муки без милосердия и без исключения. Их топили, вешали,

сдирали с них кожи; нередко нападали на них среди богослужения и засекали до

смерти перед алтарем, насиловали монахинь в храмах, топтали ногами святыню и

кормили лошадей, привязавши к алтарям ь). Народная месть преследовала и мертвых:

ожесточенные восстанцы врывались в усыпальницы, извлекали тела и кости и

разбрасывали; остервенение их было до того велико, что, по словам очевидца, многие

снимали с мертвых одежды, надевали на себя и ходили в них без страха 6).

Но всего неумолимее поступали восстанцы с иудеями. Один ускользнувший от

гибели раввин, извещая своих единоверцев за границею о горе, постигшем их братию,

сравнивает эту эпоху с временами знаменитых гонений, каким подвергался в древности

народ Божий. «Свитки закона,–говорит он,– были извлечены из синагог; козаки

плясали на них и пили водку, а потом клали на них иудеев и резали без милосердия;

тысячи младенцев были бросаемы в колодцы и засыпаемы землею».

В Ладыжине, по известию этого современника, козаки собрали несколько тысяч

иудеев, связали их, положили на лугу и стали говорить им:

а«Зачем упорствуете в ваших заблуждениях? Веруйте в нашего Бога, почитайте св.

крест так, чтоб мы были един с вами народ; и вы были бы

*) Летон. Самов., 16.

2) Stor. delle guer. civ., 25.

3) Jakuba Michaf. Ks. Pam., 93.

4) Памяти, киевск. коми., I, 3, 276. Jemiolowsk. Pami^tn., 4.

5) Памяти, киевск. коми., I, 3, 270.—ffist. ab. exc. Wlad., IV, 22. й) Летоиг. Самов., 11.

Pamietn. Jemiolowsk., 4.

184

живы и невредимы; и мы отдали бы вам все ваше добро, и вы были бы так богаты,

как дворяне».

«Но верный народ Божий,—говорит раввин,—возгнушался жизнью в этом мире;

все иудеи возвысили голос к верховному, седящему в вышних на небесах, Богу и

молились: 0, Иегова, Бог наш единый! Тебе всяк час приносим мы себя в жертву!

Помоги, Боже Израилев, пребыть нам в твоей вере!»

Они пели псалмы; козаки еще раз хотели преклонить их и говорили им

угрожающим голосом:

«Вы сами проливаете кровь свою, сами виновны, если мы перебьем вас: зачем

ругаетесь над святою верою нашею?»

Иудеи отвечали:

«Не медлите и делайте сейчас, что хотите делать. Наш Бог есть единый царь неба и

земли: сей Бог да будет нам милостив! вы же только слуги Бога, посланные для

истребления нашего: ибо только подобных злодеев, смерти повинных, избирает

Господь для совершения своего страшного приговора; благочестивый же не совершит

дела проклятия. Вы враги наши и ненавидящие нас, а потому достойные исполнители

суровой кары, и если вы не исполните её, то Бог найдет других себе слугъ—диких

лесных медведей!»

После такой речи козаки начали их резать и истребили всех, не щадя ни ноЛа, ни

старости, ни молодости.

Подобные сцены совершались, говорит современник, в каждом городе и местечке;

не осталось в Русской земле ни одного жида: число зарезанных раввин простирает до

100.000, но, кроме,—говорит он,—погибших от голода и жажды, и потонувших в реках

во время бесполезного бегства, везде, по полям, по горам, лежали тела наших братьев,

ибо гонители их были быстрее орлов небесныхъ» *). «Смекнули зкиды,—говорит

народная дума,—и пустились бежать. Кто до Случи, те потеряли сапоги и онучи; кто до

Прута, тем от Козаков на дороге было круто. Бежит Лейба-жид и живот у него дрожит;

как поглянет на свою школу (синагогу), так и заноет у него жидовское сердце; школа,

говорит, школа каменная! не забрать тебя в пазуху, не спрятать в карман, придется

отдать тебя козакам Хмельницкого на негожее место». По известию украинского

летописца, многие из жидов, от страха, приняли христианство и были пощажены с

своими имуществами; но эти новокрещенцы снова обращались к жидовству, когда

миновала опасность, или если успевали они уйти из Украины. Такое зверство над

иудеями не было следствием одного фанатизма: пред восстанием русского народа

иудеи, будучи арендаторами и управителями панских имений, довели народ до такого

ожесточения своими злоупотреблениями, тиранствами и более всего поруганием над

православными церквами, находившимися в их распоряжении 2).

Таких загонов было без-лич, по выражению летописи. Держались правила: кто не за

них, тот против них, и оттого многие должны были противъ

*) Окружи, посл. раввина, напечатанное в одном из нумеров журнала „Slayische

Jahrbiicber“.

2) Памяти, киевск. комм., I, 2, 99, 79, 89.—Летоп. Саыов., 12.

185

собственной воли браться за оружие 1). Загоны носили названия, по большей части,

по имени своих предводителей и некоторые, по своей многолюдности или по образу

действия, остались в истории и в народной памяти.

Так, вокруг Киева взбунтовавшиеся хлопы избрали себе предводителем Харченка

Гайчуру, и все по имени предводителя назывались гайчуривцами; между ними были

жители берегов Роси и Соби 2). Другой загон в Украине, отличавшийся свирепостью,

был под предводительством Лисенка Вовгури (вероятно, прозванного так за свой

жестокий характер) и назывался вовгуревцами. Их было сначала сто-пятьдесят человек

и потом в ряды их принимались только испытанные по силе и отваге. «Не было случая,

–говорит летописец 3), – чтоб кто-нибудь из них живьем отдался в плен, а врагам от

них тяжко было, кольми паче жидамъ». Поляки так их боялись, что если, бывало,

скажут: «вовгуревцы идутъ», то это было ужаснее целого войска козацкого. Сначала

они выказали себя в северской земле, потом, соединившись с киевским загоном

Харченка, взяли Канев: со всех иудеев посдирали с живых кожи. «Таков их был

козацкий обычай», говорит летописец.

На Подоли свирепствовали загоны Ганжи, Остапа Павлюка, Половьяна

иМорозенка.

Ганжа, тот самый, который преклонил на сторону Хмельницкого реестровых, был

назначен полковником уманским и отправлен против шляхетского ополчения, которое

собиралось на помощь гетману Потоцкому пред корсунским поражением. Ганжа

рассеял шляхтичей и ворвался в подольскую землю, где начал истреблять все, что было

в неприязни с козацким и крестьянским сословиями и русскою верою 4). Хлопы

присоединялись к козакам толпами. Козаки напали на Немиров, где заперлась шляхта с