Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 67 страниц)

320

перейти все в другие места. Все-русские школы, существующие издавна, должны

оставаться в целости.

«11) Козаки не имеют права шинковать горелкою, но могут для себя курить вино и

продавать оптом. Шинки с медом и пивом остаются на прежних основаниях.

«12) Все изложенные статьи будут утверждены на сейме, а теперь, предав все

забвению, да пребывает согласие и любовь между живущими в Украине и между

войсками его королевского величества и войском запорожскимъ» 1).

Написанный и утвержденный печатью трактат был отправлен к королю, откуда

возвратился с подписью Joarmes Casimirus rex. В четверг вечером, уже в сумерках,

киевский воевода и коронный канцлер съехались с Хмельницким в поле, сидя верхом

на лошадях, и там Хмельницкий произнес присягу королю со слов воеводы 2).

После этого предводитель восстания сказал:

«Да позволит же его королевское величество упасть к ногам его!»

Паны были довольны таким желанием; но козаки, не доверяя полякам ни на волос,

кричали:

«Не пустим нашего батька, щоб вы его не задилы. Пусть кто-нибудь из знатных

панов останется у нас в закладе, а без того гетман не пойдет к королю».

Один из присутствовавших при заключении договора, Любомирский, вызвался

остаться на несколько часов у Козаков, и тогда козаки отпустили гетмана.

В пятницу, 10-го августа (20-го и. ст.), утром Хмельницкий, в сопровождении сотни

знатнейших Козаков, прибыл в польский лагерь вместе с своим сыном Тимофеем. Его

подвели к шатру; по некоторым известиям, паны уверяли короля, что он явится с

трусливым и униженным видом, сложа на грудь руки, переводя дыхание. Паны

обманулись 3).

Хмельницкий вошел бодро, с уважением к особе государя, но и с чувством

собственного достоинства. Преклонив одно колено, он сказал:

«Много уже лет, напяснейший и могущественнейший государь, всемилостивейший

отец подданных своих, много уже лет свирепая и коварная ненависть почти всех

польских панов обращена была на нас, верных слуг твоих. Всеми возможными

средствами они топтали привилегии наших старшин, считали Козаков запорожских не

войском величества твоего, а своими рабами. Священники наши были для них хуже

мухаммедан; захватив в государстве власть, при блаженной памяти короле Владиславе

ГѴ, они не давали нам вознести свободный голос на сейме; насилия, убийства,

крайния, оскорбления всякого рода мы претерпевали от них безнаказанно. Прости

смелости моей речи, государь милостивый: мы не обманывали благосклонного твоего

слуха представлением причин, вынудивших нас защищать жизнь свою. Терпение

*) Собр. госуд. гр. и дог., III, № 143, стр. 450—454. – Рук. И. П. Б. № 90 разнояз. F.

X» 5.

2)

Staroz. polskie, I, 265.

3)

Histor. ab. exc. Wlad. IV, 50.

321

наше потерялось: мы принуждены были заключить союз с чужеземцами и

употребить их помощь против шляхетства. Как . осуждать нас за это, когда мы

защищали жизнь свою и имущества, чтб свойственно всякому животному? Скот, если

его мучат, бодается! У меня в мысли никогда не было поднимать оружия против вашего

величества, государя нашего милосердого и неповинного в страданиях наших. Мы

восстали против тех только, которые презирали Козаков, как пресмыкающихся,

угнетали нас, как самых последних рабовъ» :).

Хмельницкий произносил эту речь с жаром.

Король, сохраняя важность своей особы, молчал 2), только ласково протянул руку;

Хмельницкий поцеловал ее с почтением. Тогда литовский подканцлер Сапега отвечал

ему от лица короля:

«Что было и кто в том виноватъ—того невозможно разобрать, даже н вспоминать об

этом более не будем. Его величество, наияснейший король не хочет раздражать никого;

его монаршая милость, как врачевство, все исцеляет; подобно солнцу, освещающему и

добрых и злых, добрый монарх благодетельствует своим подданным, и кротким и

строптивым, и прощает виновного, если он загладит свой поступок верностью и

трудами на пользу отечества» 3).

Вышедши, Хмельницкий повидался с канцлером и), но в чем состояла их беседа—

неизвестно. По другим известиям, также современным, передаваемым лицами, близко

стоявшими к событиям, Хмельницкий иначе держал себя перед королем. Он упал к

ногам государя, заливаясь слезами; произносил долгия речи, но в кратких словах

выразил свое смирение: «не так думал я приветствовать ваше величество!—сказал он:

–но что сталось, то сталось; прости, милостивый король». Король отвечал ему:

«довольно тебе быть нашим неприятелем. Мы допускаем тебя к нашей милости и

отпускаем все вины тебе и всему войску запорожскому. Вознаградите за все нам и

Речи-Посполитой верною службою своею. Уведи свое войско прочь немедленно!»

Хмельницкий сказал: «Горазд, милостивый королю!» Король'вышел, а сенаторы

потребовали, чтоб Хмельницкий присягнул на верность королю и Речи-Носполитой.

Хмельницкий соглашался, но с тем, чтоб и король с своей стороны утвердил договор

присягою. Сенаторы убедили его отступиться от этого домогательства, так как

окончательное утверждение договора принадлежит не королю, а сейму, н если бы сейм

не утвердил договора, то этот договор не имел бы обязательной силы и для противной

стороны. Хмельницкий, сидя с сенаторами, присягнул в верности королю и Речи-

Посполитой. Это была уже последняя, окончательная присяга с его стороны. Тогда,

наконец, подканцлер Сапега произнес речь, изложенную выше.

Московский дьяк Кунаков, описывая это событие сходно с последним описанием,

передаваемым поляками, прибавляет, будто в это время разом с Хмельницким посещал

короля Яна Казимира и крымский • хан с ассистенцией» в триста человек, а польский

король встречал и провожал его съ

1)

Histor. ab. exc. Wlad. IV, 51.

2)

Bell, zcyth. cosac., 71.

3)

Истор. о ирез. бр.

4)

Annal. Polon. Сииш., I, 149.

H. КОСТОМАРОВ, кн. IV.

21

322

большим почетом. Но вероятно Кунаков получил здесь неверное известие, потому

что если бы действительно хан посещал короля, то не было бы необходимости полякам

утаивать этого в своих известиях. Вероятнее другое известие, что взаимные

любезности между польским королем и крымским ханом ограничились тогда

прибавкою в подарок коней один другому *).

На другой день враждебные войска разошлись. Поляки с королем отправились ко

Львову, Хмельницкий и хан к Збаражу.

Уже девятая неделя наступила с тех пор, как панское войско стало под Збаражем, и

седьмая с тех пор, как оно вступило в битву с неприятелем. 29-го июля (8-го августа н.

с.) в полдень поляки с удивлением заметили, что козацкий табор подвигается к старому

Збаражу. Под замком против той части обоза, где стоял Вишневецкий, явились

разбитыми шатры для предводителей-союзников, для Хмельницкого и крымского хана.

Вслед затем четверо суток лил неустанный дождь как из ведра и неприязненные

действия с обеих сторон прекратились. 3-го августа (13-го н. с.) поляки заметили, что у

неприятеля началась необычная суетня. Козаки, сидевшие на своих окопах поблизости

к польским окопам, с криком сообщили своим врагам, что к войску запорожскому

пришли на помощь донцы. Но поляки не поверили этому и между ними

распространилась иная весть, что ожидаемая осажденными королевская помощь уже

приблизилась к местечку Заложичам за три мили от Збаража, и Хмельницкий двигается

туда, чтоб не допустить королевского войска до переправы через реку. Эта весть до того

обрадовала поляков, что они стали бить в литавры и играть на трубах, а козаки,

услышав, что неприятели их с чего-то вдруг развеселились, стали учащать пальбу по их

обозу. Вскоре, однако, эта пальба утихла и поляки заметили, что таборы

неприятельские .становились малолюднее: то было время, когда козаки уходили к

Зборову с Хмельницким, и значительная часть татарской орды пошла туда же с своим

ханом. Под Збаражем остались только хлопы и часть орды; они продолжали беспокоить

осажденных: врывались через польские окопы в обоз, били жолнеров цепами и

дубинами, хватали железными крюками их возы, метали в польский обоз зажженные

мазницы с дегтем и охапки зажженной соломы, а потом, утомившись, рассаживались

на польских окопах перед рядом связанных вместе возов, служившим полякам

внутреннею обороною, и ругались над бессилием врагов. «Вот, ляхи, приходит конец

вам и мы будем продавать вас татарам по три гроша за голову! Поспешите-ка лучше, да

заранее поклонитесь нашему пану Хмельницкому, чтоб он помиловал вас!» 6-го

августа (16-го н. с.) козаки у себя торжествовали победу над королем и, поймавши

одного польского пахолка. всучили ему для передачи предводителям напоказ письмо,

писанное Хмельницким к обозному Чорноте, которому он поручил начальствовать над

оставленною под Збаражем воинскою силою. Гетман козацкий извещал, что он

разгромил короля и приведет пленными пятьсот панов. Он приказывал стеречь

осажденных под Збаражем, чтоб они неразбежались. Это привело поляков почти до

отчаяния, между тем в козацком таборе раз-

*) List. Miastk. do Krolewicza Karola. Kubala, I, 182.—Pamietn. Albr. Radziw., II, 384.

–Staroz. polskie, I, '266.–Акты ИОжн. и Зап. России, т. III, 397, 413.

323

давались радостные клики, песни и восклицания, и это подтверждало

справедливость рокового известия. В это-то время Вишневецкий приказал слуге своему

Шваржевскому пустить стрелу с прикрепленною к ней записочкою, будто от польского

шляхтича, находящагося в козацком войске. На другой день люди Вишневецкого

поймали козацких языков, которые показывали, что Хмельницкий осадил короля, но

из-под Зборова привозят в стан под Збараж много раненых Козаков. Из этого поляки

заключали, что козакам не удается под Зборовом с королевским войском. Должно быть

и это все было тогда подделано Вишневецким с целью поддержать дух и смелость в

войске: пленные под пытками могли говорить все, что хотелось победителям от них

слышать *). В последние дни поляки были доведены до такого истощения, что уже для

утоления голода недоставало у них и самой скверной пищи. Еще дватри дня—и обоз

пропал бы сам собою. Вдруг, 9-го августа (19-го н. ст.), прибезкали из-под Зборова

козаки и закричали: «Эй, панове, слухайте! уже хан трактуе з королем!» Паны думали,

что это только козацкия насмешки, как вот 11-го августа (21-го н. ст.) приблизился

татарский мурза и, подъехав к окопам, закричал чрез переводчика:

«Радуйтесь, ляхи, я вам привез веселую новость: король ваш с ханом побратался, а

хлопы будут вашими подданными, как были прежде, исключая тех, которых

Хмельницкий возьмет себе в реестр, до 40.000 молодцов. Не стреляйте но козакамъ».

Вишневецкий приказал его с честыо ввести в обоз и угощать, а между тел

остерегался, нет ли тут хитрости. «Будем ждать вести от нашего государя», говорили

поляки татарину.

В это время козаки поставили близ пруда четыре пушки и гнали своих людей к валу.

Часа в три пополудни завязалась перестрелка, скоро, однако, прекратившаяся по

причине дождя. Это полякам внушило еще более подозрения.

Вечером прибыл в обоз пан Ромашкевич, поляк, и извещал, что мир действительно

заключен, но и ему не поверили, тем более, что он не умел объяснить в чем состоят

условия мира, а только сообщил, что отправленные королем коммиссары задержаны у

Хмельницкого и приедут в польский обоз на другой день. Наконец, пришло письмо от

Хмельницкого; козацкий предводитель извещал о последовавшем под Зборовом мире и

выражался так: «ваши милости обещали сто тысяч крымскому хану; изготовьте их и

царь отступитъ».

Это письмо произвело чрезвычайное негодование: «мы ничего никогда не

1-) Jak. Michalowsk. Xiega pamietn., 463—465.—Diar. oblezenia pod Zbarazem. Kubala.

I, 157, 168—174.—Остается неразрешенным относительно стрелы с запискою—то ли

это событие, о котором выше было рассказано, или подобное в другой раз повторилось.

Возможность допустить последнее располагает то, что в дневнике Збаражской осады,

напечатанном в книге Михаловского, приводимое брошенное со стрелою письмо

оканчивается словами: „вот уже третий раз предостерегаю ваших мплостей“. В том же

дневнике под 20-м числом августа сообщается, что тогда была найдена в обозе такая же

записочка, написанная неразборчиво карандашом. Должно быть, подобный прием для

поддержания духа и в польском войске практиковался несколько раз.

21*

324

обещали хану,—кричали предводители,—мы были готовы все полечь с оружием в

руках, а не поддаваться: мы не будем откупаться».

В таком смысле послан ответ Хмельницкому. Козацкий гетман сильно рассердился

*); но вот вслед затем в окопы вопили королевские посланцы, Ожга писарь львовской

земли и ротмистр Минор, и вручили начальникам письмо короля, разные пожалования

староетвами и копию Зборовского трактата. Спасенное войско было в невыразимой

радости; но Вишневецкому, хотя также получившему староство, и его отважной партии

не понравилось, когда, читая письмо короля, они были поражены следующими

словами:

«По силе договора с ханом, збаражское войско должно заплатить часть суммы для

окупа хану, и потому необходимо, чтоб кто-нибудь из важных панов согласился, до

уплаты этой суммы, идти заложником в ханское войско, подобно как и мы отправили

заложником Донгофа, потому что они с пустыми руками не отойдут от Збаража».

«А чтоб вы этого не дождали!—закричал Иеремия и его приверженцы:– сами

платите, когда обещали! Король и комнисеары не смели давать за нас обещаний: мы

будем защищаться, пока в руках будет оружие!»

Тогда находившийся в козацко-татарском обозе заложником Донгоф прислал

некоего Ольшанского требовать, чтоб сумма, которую хочет хан, была непременно

заплачена. «Иначе, – говорил Ольшанский, – пан Донгоф сокальский староста

пропалъ» 2). «Кто его отдал в заложники, тот пусть и выкупаетъ», сказал на это

белзский воевода.

Но другие удерживали такую бесполезную вспышку. Они говорили: «можем ли мы

иметь хоть какую-нибудь надежду на защиту? Мы яри последнем изды,хании. Иначе и

быть не может: победитель дает права и толкует их как ему угодно».

Издыхающее войско роптало; жолнеры просились, чтоб их скорее выпустили, а

между тем козаки перед самым обозом расставили столы со съестными припасами.

Молодой Потоцкий, но не того герба, к которому принадлежал взятый в плен под

Корсуном гетман, вызвался идти в заложники 3).

Татары отступили немедленно по получении заложников. И тогда сбылось

предсказание осажденных поляков, которые говорили, что десятины будут собирать с

русских их дикие союзники. Мурзы, неповиновавшиеся хану и считавшие для себя

законом свою прихоть, забирали по городам и селам ясен и дочерей тех самых

молодцов, с которыми вместе издевались над поляками. Одна польская летопись

говорит, что в местечке Ляховцах татары погнали пленных до пятнадцати тысяч 4).

Сами русские, своевольные «левенцы», пошли’ ватагами опустошать свое отечество и

обижать своих братьев 5).

По отходе татар отворились польские окопы, и чахлые, бледные поляки

*) Jak. МисЬаИ., 169.

2)

Jak. МисЬаИ. Ks. pam., 469.

Зи Pam. о wojn. kozac. za Chm., 68. – Histor. belli cosac. polon,, 110.– Histor pan. Jan.

Kaz., I, 87.– Истор. о през. бр.– Kubala, I, 161.

*) Pam. о -wojn. kozac. za Chm., 68.– Stor. delle guer. civ., 166.

5)

Летоп. Самов., 15.

325

выползли из своих нор. По известию одного из современников 1). десять тысяч

жолнеров было заключено в окопах при начале осады: из них теперь осталось только

3.000, слуг погибло более чем на половину, а из шестидесяти тысяч лошадей едва

осталось в живых три тысячи. Почти никто из них не в силах был идти прямо:

дуновение ветра, по выражению летописцев, сваливало их с ног; у кого был конь, тот

держался за хвост коня; иные поддерживали друг друга и падали от изнеможения.

Хлопы променивали им свои припасы на битые талеры и не забывали колоть их

горькими насмешками. Сам гетман разъезжал с гордостью между шляхтичами, которые

с восторгом увидали, в первый раз после долгого томления, хлеб и чистую воду.

Выли из русских такие, которые не смотрели на свежий мир и, накормив

бессильных врагов своих, продавали их татарам 2). С своей стороны и поляки мало

были расположены считать Козаков друзьями. Один польский отряд, на дороге, в селе

Дергах, напал на толпу левенцов и перебил их, беззащитных и пьяных 3).

Наконец, когда поляки разошлись, Хмельницкий с своим победным войском

отступил в Украину на покой, в славе и чести.

«Що? багато пропало ляхив?»'—спрашивали Козаков родные.

«ИЦо пид Збаражем,– выражались тогда,–то нехай той зличить, кому там

лучилось бути, а що пид Зборовом, там де наибилыний панъ—той мусив головою

наложити, а що слуги и вийсько грошове, то добре воны тямитымуть весильля

Зборове» 4).

Во все время збаражской осады на Волыни и в Литве происходили отдельные битвы

русского народа с неприятелями, столь же кровопролитные, но не столь счастливые для

него. Несколько загонов, отделившись от войска,, отправились на Волынь. Там город

Острог, доставшийся в руки Козаков, опять перешел к полякам. Множество народа, по

известию одного современника до 20.000, сбежалось в этот город, укрываясь от

бродивших татарских и козацких загонов. Три козацких отряда под начальством

Небабы, Донца и Головацкого, подступили к нему и увидели, что поляки уже успели

поправить и возобновить укрепления. «Мы не враги вам,—послали в город сказать

козаки, – пустите нас купить кое-что на рынке». Жители доверились, начали впускать

Козаков и продавать им пиво, мед, водку, хлеб и разное съестное. Но так как у ворот

стояла стража, то козакам это не понравилось, они бросились на нее и прогнали.

Гарнизон ударил тревогу; все козаки и татары подоспели к своим на помощь и дело

дошло до ожесточенной резни: вырезали мшшество жителей, других татары погнали в

плен, так что погибло тогда, как говорят, до 20.000 человек. Весь город был превращен

в пепел. Только двести человек мещан заперлись в палац: они дали храбрый етпор, а

потом выговорили себе свободный выступ, за известную сумму 6).

*) Stor. delle guer. civ., 164.

2)

Истор. о през. бр.– Летоиг. малор.

3)

Истор. о през. бр.

*) Истор. о през. бр.

s) Stor. delle guer. civ., 148.

326

Заславль, находившийся также после изгнания Донца в руках поляков, сдался

добровольно. Православные сами позвали Козаков и впустили их в город, предавая им

на жертву католиков и лендов. Козаки овладели Заславлем ночью, перебили католиков,

а над лендами потешались несколько времени: они их запихали в топленые печи и

медленно мучили жаром. Православные вместе с гостами потешались местью над

врагами, но потом и сами расплатились за свою дружбу с ними. Татары их ограбили,

вымучивали у них деньги, многих замучили, других угоняли в плен и делали над ними

разные неистовства ‘).

Тайное условие в договоре татар с поляками развязывало татарам руки, и как только

хан с главною ордою отступил от Зборова, татары отступили от неё и производили в

крае Речи-Посполитой ужасные опустошения; они оправдывали себя тем, что так

поступают вместо платы, которую должен выплатить побежденный польский король.

После отхода из-под Збаража, они рассевались загонами и хватали в полон и мирных

жителей и возвращавшихся с войны воинов. Другие пустились загонами по Волыни и

Червоной Руси 2). «Мое местечко Олыка,—пишет в своих записках Альбрехт

Радзивилл,—выдерлсало два нападения; ночью с одной стороны вторгались в него

татары, с другой—козаки, и от обоих отбились мещане; но другое местечко напрасно

оборонялось в течение нескольких дней; мещане, обманутые присягою Козаков,

впустили их, а за козаками ворвались татары, перебили много народа, других взяли в

полон татары и угнали в неволю». То же делалось по иным волынским городам и

окрестным селениям; разорены были: Колки, Полонное, Деражне, Тучин, окрестности

Луцка. Тотчас после Зборовского дела татары нападали на Злочев и на Белый Камень и

забирали яссыр, но под Топоровом поляки отбили у них яссыр. ИПляхта люблинского

воеводства и земли хелмской, составлявшая посполитое рушенье и возвращавшаяся с

войны, могла бы дать отпор и остановить разлив татарских загонов, но она ушла за Буг

3). Пострадали города Бельз, Сокал, Грубешов. Везде татары, при пособии Козаков,

забирали пленников, угоняли стада и уходили с ними в Крым 4). Современники

заметили, что когда татары удалялись, то за ними летела тучами саранча, которая перед

тем опустошала тамошния поля и вместе с татарами исчезла. Ханскому войску,

возвращавшемуся в отечество, Хмельницкий придал трех полковников провожать его

до Бара й далее. Московские посыльные для доставления вестей узнали, что татары на

возвратном пути взяли и разорили пятнадцать городов с их уездами 5). В подольских

городах еще до своего похода под Збаралс Хмельницкий расставил по два человека

Козаков и татар, как бы в качестве наблюдателей, а после Зборовского дела татары

вторгнулись в эти городки при содействии Козаков, которые обманули жителей,

сказавши, что приходят для покупки хлеба и живности; за ними вторглись татары—и

так погибло и взято в плен множество народа, угнано скота, разо-

Ч Stor. delle guer. civ., 150.

2)

Акты ИОжн. и Зап. Росс., Ш, 347.

3)

Pamietn. Albr. Radzhv., П, 385.

*) Jak. Michalowsk. Xiega Pamietn., 434. 5) Pam. Albr. Radz., П* 385.

327

рено и сожжено много дворов в Межибожье, Ямполе и других городах, которых

насчитывают до семидесяти. Бедные жители не предвидели беды своей н не ожидали

такого нашествия, а татары и козаки твердили, что все это делается с ведома гетмана

Хмельницкого и с дозволения польского короля, который, вместо платы татарам, отдал

им на разграбление семьдесят городов. Но и с своими союзниками поступали татары не

лучше и забирали в яссыр многих из тех южноруссов, которые с НИМИ ХОДИЛИ в

загонах и им содействовали *).

Военные действия в Литве начались очень рано в 1649 году. Оставленное

Радзивиллом на зимовых квартирах, на левой стороне Припети, литовское войско было

по неосторожности покинуто хорунжим Воловичем, который отлучился для

поправления здоровья. Узнав об этом, Хмельницкий послал туда Илью Голоту, какого-

то предводителя украинских хлопов. Сначала отряд его простирался только до десяти

тысяч; но едва в Литве разнесся слух, что гетман украинский прислал новые силы на

помощь русской земле, народ сыпнул со всех сторон к нему и число Козаков

увеличилось. Они напали на зимовые квартиры литовцев, и, пользуясь их

беспечностью, множество перебили, а остальные, покинув свои походные имущества,

разбежались; города за Нрипетыо поднялись; составлялись загоны; шляхта покидала

дома свои и замерзала толпами по дорогам.

Узнав о поражении литовцев, Винцентий Гонсевский набрал наскоро несколько

отрядов немецкой пехоты, начал заворачивать бегущих жолнеров и нечаянно напал на

Голоту, который, вовсе не ожидав неприятеля, распустил три части своего свежого

войска и оставался только с 7.000 пехоты. Не в силах меряться с Гонсевским, козаки

побежали в непроходимые болота 2) и заперлись на одном острове Припети, разрубив

за собою лед на реке; Гонсевский пошел по следам спрятавшихся русских и открыл их

убежище. Козаки защищались отчаянно и почти все были перетоплены и побиты,

вместе с своим предводителем Голотою, храбрым и кровожадным, как называют его

поляки.

Радзивилл с главным корпусом литовского войска стал близ Речицы. Тогда разнесся

слух, что литовцы хотят с силами войти в Украину в то время, когда Хмельницкий с

козаками воевал на Волыни. В самом деле Радзивилл имел эту мысль, но другие

удержали его, представив, что такое предприятие опасно: дорога шла между лесов и

болот, народ в восстании– литовское войско внезапно могло быть атаковано и сзади, и

спереди, и с боков, в каком-нибудь неудобном проходе 3). Хмельницкий послал против

литовцев свежий десятитысячный отряд под начальством Стецька Подобайла,

молодого, отважного козака, который, по сказанию летописцев, был готов лететь в

огонь, сломя голову 4). Хмельницкий, готовя вслед за ним другое, сильнейшее войско,

приказал ему только удерживать вторжение Радзивилла.

Н Акты Южн. и Зап. Росс., Ш, 342, 347, 350.

2)

Hist. belli cos. polon., 117.

3)

De rebus, gest. contra cosac., 37.

4)

Histor. pan. Jan. Kaz., I, 92.– Истор. о през. бр.

328

Подобайло выбрал место между Днепром и Божью, при устье последней,

окруженное непроходимыми болотами; а в тех местах, где местность представляла

возможность к переходу, тотчас вырыл рвы и насыпал валы 1). Город Лоев, на

противоположной стороне, был им сожжен, чтоб не дать в нем утвердиться неприятелю

2). Услышав об этом, Радзивилл решился уничтожить его прежде чем явится

сильнейшее войско. Он оставил в Речице гарнизон, а остальное войско повел на

Подобайла. Конница и артиллерия шли сухопутно, Гонсевский с пехотою и частью

оружия плыл на лодках. Два отряда посланы были в стороны: один, под начальством

Комаровского, к Припети, другой, под начальством Павловича, к Речице, для

наблюдения над свежими неприятельскими силами, которые должны были появиться в

помощь Подобайлу 3). Литовский историк, постоянно уменьшающий число своих и

увеличивающий число русских, простирает число воинов в этих отрядах только до

тысячи человек в каждом *).

Гонсевский занял удобное место, приказал сделать вал в уровень с

неприятельскими окопами и палить в табор Подобайла 5).

Между тем, новое войско уже вступило в Белоруссию из Украины. Хмельницкий

послал туда Кречовского, своего бывшего избавителя, которого любил как задушевного

друга. С ним было тридцать тысяч русских. Одно имя его, по замечанию

современников, могло собрать под его знамена огромное войско 6). Природный

русский, Кречовский служил Хмельницкому не из выгод, не из приязни, а из любви к

Руси. Переправившись через Припеть, он рассеял отряд Мирского. Этот успех

послужил к тому, что к нему начали стекаться хлопы. Услышав от пленных жолнеров,

что город Речица готов принять Козаков 7), Кречовский распустил слух, что идет на

Речицу, а между тем решился стремительно атаковать Радзивилла. От быстроты

зависел успех. Для предупреждения опасности он разослал недавно приставших к нему

хлопов по сторонам для наблюдения, а сам бросился на обоз Радзивилла 8).

По козаки испортили дело: они рассеялись с лошадьми по пастбищу и тем дали о

себе знать литовскому войску, потом завязали с передовыми постами битву и таким

образом позволили неприятелям собраться и не попасться врасплох.

Завязалась жестокая сеча. Радзивилл, заметив, что левое крыло русского войска

отделилось, послал на него конницу под начальством Ходорковского, Неверовского с

гусарами и Гонсевского. Левое крыло козацкое попятилось в лес. Тут Кречовский, видя,

что литовская конница отделилась отъ

1и De rebus, gest. contra cosac., 39.

–) Ibid. – ffistor. bell. cosac. polon., 117.– Кратк. опис. о коз. ыалор. нар., 38.

3) De rebus, gest. contra cosac., 39—40.—Bell, scytb. cosac., 87.

4) De rebus, gest. contra cosac., 40.

5)

Ibid.

6)

Bell, scyth. cosac., 86.

7)

Histor. pan. Jan. Kaz., I, 93.

8)

Bell, scytb. cosac., 86—87.—Кратк. опис. о козац. мал. нар., 38.

329

лагеря, стремительно выдвинул правое крыло своего войска и начал перерезывать

обратный путь неприятельской коннице. Тогда левое крыло, примкнутое к лесу,

спешилось и в свою очередь ударило на литовцев. Литовское войско, окруженное

неприятелем, пришло в беспорядок. Оно было бы неминуемо разбито наголову, еслиб

литовцам не явилась неожиданная помощь.

Отряды, посланные для разведывания о неприятеле, под начальством Комаровского

и Павловича, возвращались тогда в лагерь и были так недалеко, что слышали

выстрелы. Они внезапно ударили сзади на русских. Изумленные неожиданностью,

козаки смешались, и в то время, когда появившиеся в тылу отряды напали на правое

крыло войска Кречовского, Радзивилл ударил всеми силами на левое. Кречовский

бросился в лес, спустился в глубокую долину, окопался валом, а между тем послал к

Подобайлу, чтоб он поспешил к нему на помощь 1). Этот успех дорого стоил литовцам:

много было убитых, много раненых и, в числе последних, Гонсевский: пуля попала ему

в ногу, другая в грудь, но панцырь спас его.

Меясду. тем Радзивиллу донесли, что Подобайло готов броситься на него с тыла.

Радзивилл, оставив для удержания Кречовского немецкую пехоту, бросился сам на

Подобайла. Подобайло получил заранее об этом весть и плыл Днепром на чайках, на

помощь Кречовскому, по известию некоторых с 12.000, по другимъ—с 15.000, а по

инымъ—с 9.000 Козаков. Козаки пристали к берегу, сделали из дерна вал, чтоб закрыть

себя от неприятельских наблюдений при высадке, и готовились напасть на Радзивилла

с тыла; но Радзивилл предупредил их и напал стремительно в то время, когда козаки не

успели высадиться и потому не были готовы к бою. Видя, что им невозможно

удержаться на берегу, они бросились назад в чайки, и многие летели прямо в воду.

«Словно плавающие утки, говорит современник, они выставляли из воды головы,

которые беспрестанно слетали от литовских пуль». Сам Подобайло с частью воинов

успел, однако, прорваться и спешил соединиться с Кречовским; но предводители

немецкой пехоты, Тизенгаузен, Нольд и Вехмаи, пресекли ему дорогу и рассеяли

Козаков. Предводитель их оставил поле войны.

Тем временем Кречовский, огородившись в лесу валом, возами и дани телами

убитых, отражал удачно немецкую пехоту и не выходил из лагеря, дожидаясь

Подобайла; но, к ужасу своему, он услышал, что к нему приближается не Подобайло, а

Радзивилл, который со всем войском, перешедши болотистые леса, заходит на него с

другой стороны. Поражение Подобайла лишило его надежды. Он искал смерти,

вырвавшись с кучкою смелых из укрепленного табора, бросился на передовой

литовский отряд и был сильно ранен. Козаки положили на воз своего предводителя и

ночью оставили табор, но на рассвете наткнулись на войско Радзивилла и разбежались.

Полумертвого Кречовского, лежавшего на возу, литовцы привезли в лагерь. Он так был

храбр, так внушал к себе уважение, что литовские паны, окружая его, ласкали его; сам

Радзивилл изъявлял сожаление и просил, чтоб он не боялся; но русин бросил на них

презрительный взгляд, отворотился и началъ

9 De reb. gest. contra cosac., 44,—Bell, scyth. cosac., 86—87.

330

биться головою о дерево, и так испустил несчастный дух свой, по выражению

польского современного историка J).

Это было в августе. Казалось, все было кончено; но мятеж, по выражению

польского летописца, словно гидра, у которой если отрубишь голову, то сейчас

выростает другая 2). Едва кончил Радзивилл кровопролитную войну с Кречовским, над

которым победа стоила литовцам дорого, как услышал, будто 60.000 Козаков

переправляются через Припеть, и снова начал устраивать к бою свое утомленное

войско. Но в это время уже заключен был зборовский мир и литовцы избавились от

новых опасностей. На дороге Радзивилл получил от короля письмо, в котором ему