Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 67 страниц)

православием, польской народности над русскою 1).

Хмельницкий выступил из Чигирина и шел медленно; охотники со всех сторон

приставали к его войску; он ожидал хана. Ислам-Гирей все еще не получал от поляков

дани, и султанский двор, не допустив Ракочи содействовать козакам (потому что

Ракочи, усилившись, искал бы возможности отрешиться от всякой ленной зависимости

в отношении Турции 2), разрешил войну хану; время было самое удобное потрясти и

ограбить Польшу. В июне крымский хан соединился с Хмельницким на Чорном Шляху

за Животовом. В его ополчении были и крымские горцы, жители роскошного южного

берега, отличные стрелки из лука, в пестрых рубашках, с колчанами за плечами; и

степные ногаи, в вывороченных наверх шерстью тулупах, в огромных меховых шапках,

питавшиеся, как предки их при Батые, кониною, согретою под седлом; и буджацкие

татары, приводившие в изумление своею быстротою и знанием безграничной и

бесприметной степи, способные жить в воде несколько времени, словно рыбы,

сносившие' с удивительным терпением жар и холод и, наконец, отдаленные черкесы

пятигорские—гости новые для украинцев, которые замечали в их выпуклых глазах и

закрученном за ухо чубе что-то родственное; явились, но зову Хмельницкого, и донцы,

связанные с украинскими козаками узами веры и племени и образом жизни. Вся

степная удаль юга России грянула в Украину, почуяв, что Польской Короне угрожает

гибель и для всех будет пожива1. Турецкий визирь прислал к Хмельницкому, по

данному обещанию, шесть тысяч румелийцев. Выли в козацком войске даже цыгане.

Это войско было столь велико, что, по выражению польского историка, подобного

Европа не видывала со времен Тамерлана 3).

Ч Latop. Jerl., 97.

2)

Stor. delle guer. civ., 104.

3)

Belli scyth. cosac., 36.

277

Никто не просил жалованья вперед; каждый без торга шел пробовать счастья. Мало

было порядка и устройства, зато сильная охота к битвам н к поживе. Когда поляки

услышали, что на них идет такая армия и уже приближается к Волыни, то, по словам

русского летописца, такой страх напал на них, что они думали тогда же о бегстве, и

самые храбрейшие, которые, сидя за вином в корчмах, разбивали Александров

Македонских, побледнели и опустили руки *).

1)

Нстор. о през. бр.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

Польский лагерь под Збаражем. – Голод.—Подвиги Вишневецкого.—

Стомпковский.– Поход короля.—Посполитое рушенье.—Назначение нового козацкого

гетмана.—Зборов-

ское сражение.

Стоя под Константиновом, польские предводители собрали совет. Было два мнения

относительно избрания места для встречи неприятеля. Одни, представителем которых

был Остророг, советовали стать ближе к Каменцу, чтоб защищать зту важную крепость,

да и самим иметь из неё продовольствие: притом носились слухи, что Хмельницкий

направляет путь на Каменец. Другие говорили: «Неблагоразумно покидать Волынь,

когда она взбунтовалась; неприятельская сила ударит на нее, в надежде найти

союзников в здешнем простом народе. Когда мы будем беречь Каменец, козаки, через

Волынь, вторгнутся в средину государства». А между тем, трусы разбегались, под

предлогом неполучения жалованья. Оставалось решиться на что-нибудь. Решили, по

совету Фирлея, стать под крепким городом Збаражем. В пользу этого располагала

надежда соединиться с Вишневецким, который тогда стоял под этим городом. Славное

имя его возбуждало бодрость, а польское войско находилось в беспорядке 1).

Невнимание, оказанное князю на сейме, лишение региментарского достоинства,

невыгодное о нем мнение короля и придворной партии оскорбили до крайности

честолюбивого князя. В порывах негодования он зарекался не вступать более в дело и

отправился из Варшавы в одно из своих имений в Червовой Руси, чтоб проводить

время подле своей любезной Гризельды. Дружина собралась около своего

предводителя; подчиненные разделяли огорчение военачальника и также положили

оружие. Но разнеслись ужасающие вести об ополчении Козаков, о нашествии хана с

ордами. Опасность грозила всякому пану; Вишневецкому более всего. Вишневецкий

собрал своих удалых воинов, тех вишневцев, которых малая горсть, в начале восстания,

одна подвизалась против бичей шляхетского звания.

) Памяти, киевск. коми., I, 3, 436—443.—Hist. Jan. Kaz., I, 50.

279

«Что будем делать, друзья,—говорил он,—уходить ли нам? прятаться ли? И на то ли

мы так славно подвизались, когда все бежало? Полетим, друзья, снова!»

С отважною дружиною отправился он по дороге в Украину и собирал себе

товарищей. Пристал к нему племянник его, Димитрий, подражатель и любимец

воинственного дяди; соединился с ним Александр Конещюльский, его прежде

жестокий соперник, но столько же, как и он, гонимый козацким предводителем.

Стекалась к нему шляхта, ободряемая его именем.

«Все старания киевского воеводы к укрощению мятежа оказались напрасными;

поднимается страшная буря, наступают роковые времена! – писал Иеремия

Вишневецкий в своем зазывном универсале к шляхте.—Из любви к отечеству мы

пробуждаемся от глубокого сна зависти, сближаемся с народом и извещаем вас о своей

готовности к услугам ваших милостей. Уже король выдал, как говорят, два раза вици на

посполитое рушенье, о третьих еще не слышно, но отечество в крайнем положении:

надобно спешить! Прошу вас, господа, сияющие мужеством и советом, беритесь за

оружие, других уговаривайте и поспешайте ко мне к 18 июня!» 1).

Дошедши до селения Шимковцы, паны стали обозом: воины переходили туда из

лагеря трех предводителей; в лагере от этого сделался такой беспорядок, который

заставлял опасаться повторения пилявской комедии. Не время было играть

честолюбием: Вишневецкий стал замечать, что раздвоение войска послужит к выгоде

неприятеля и начал исподоволь стараться соединиться с главным войском. Для

честолюбивого магната стыдно казалось самому набиваться с услугами: ему хотелось,

чтоб соперники сами прислали просить его помощи и через то выказали, как мало они

способны к войне без Вишневецкого.

Чрез несколько дней пире того как Иеремия расположился обозом, жолнеры

привели связанного русина.

«Что ты видел, что знаешь?» спрашивали паны.

«Хмельницкий уже в Камени Чолганском; я сам видел его собственными глазами»,

отвечал пленник.

«Отправьте его к предводителямъ», сказал князь.

Как нарочно Остророг только-что воротился тогда в лагерь с четырьмя реестровыми

козаками: они подтвердили показание русипа, присланного Вишневецким, да сверх

того прибавили, что Хмельницкий намерен пресечь им обратный путь и не допустить

идущих к ним из Люблина партий 2).

От этих известий боязнь так усилилась в войске, что многие жолнеры, не слушая

предводителей, нустились-было бежать. Чтоб успокоить волнение, предводители

решили отправить поскорее посольство к Вишневецкому и упросить его прибыть в

обоз; они надеялись, что присутствие его остановит смятение. Ляндскоронский сам

отправился к нему и явился с покорным видом.

«Мы все знаем, – говорил Ляндскоронский со слезами, по замечанию летописи,—

что обидели тебя, отважнейшего, достойнейшего воителя, но мы все

Ч Akty hist. pols. od г. 1648 po 1660. —Рук. И. П. Б.

-) Рат. о wojn. kozac. za Ckniieln., 34—35.—Woyna doni., I, 54—56. Истор. о през. бр.

280

жалеем, и все войско наше жалеет, что король обошел тебя. Князь! покажи пример

великодушие: прости свои оскорбления, если не для нас, то для Бога и спасения

отечества».

От таких слов Иеремия расчувствовался и заплакал, однако начал отказываться.

«Какую пользу могу принесть вам?—говорил он:—продовольствия у меня нет;

пороха и оружия мало. Что сделает моя малая горсть при долгом обложении в обозе?

Впрочем, если здесь нападут на нас, то мы покажем себя».

Ляндскоронский продолжал его уговаривать, представлял близость неприятеля,

вспоминал, как злится на него Хмельницкий.

«Если идет дело о начальстве, – прибавил он, – Фирлей уступает его тебе».

Честолюбие князя было удовлетворено.

«Нет,—отвечал он,—я не хочу отнимать у почтенного старика этой чести, которая,

по всем правам, возложена на него королем и Речыо-Посполитою. Долг сына отечества

– жертвовать общей пользе собоюЯ готов служить под командою Фирлея, и завтра

соединяюсь с вами.

Ляндскоронский прибыл с радостною для всех вестью *).

На другой день Вишневецкий и Конецпольский подвинули свой стан и сами

приехали в главный обоз, при всеобщих восклицаниях обрадованного войска. Уже

многие хоругви готовились к бегству и верпо бы побежали, еслиб не прибыл

Вишневецкий; но к нему все питали неограниченное доверие; при нем стали уверены и

в самих себе 2).

Собрался военный совет. рассуждали снова о выборе места для встречи с

неприятелем. Иеремия пристал к тем, которые почитали удобнейшим Збараж. Он

лежал в крае лесистом и многоводном: во все стороны в его окрестностях находились

озера и болота, служившие защитою против наступающего неприятеля, особенно

привыкшего ходить в поход с лошадьми, как делалось у татар. Самый город Збараж

был окружен с трех сторон водою: на западной и восточной стороне было два пруда,

которые соединялись между собою рекою Гнезною, извилисто протекавшей с южной

стороны. Северная сторона была открыта, искусственно защищалась рвом и

деревянными огорожами и плетнями. Туда, посреди оврагов и зарослей, шла дорога, в

местечко Заложницы,—дорога, составлявшая единственный открытый вход в это

пространство. На восток от города за рекою Гнезною стоял укрепленный замок князей

Збаражских. Поляки расположились под городом па полуденной стороне его и решили

окопать лагерь валом 3). Исполнение этого дела поручено инженеру Пршиемскому и

иностранцам; по работы производились несогласно и неправильно: каждый из

начальников хотел удобнее занять для себя место, и потому вал, в котором должен был

заключаться

*) Hist. pan. Jan. Kaz., I. 60,—Раш. о wojn. kozac. za Chmieln., 36,—Woyna dom , 56.

–Stor. delle guer. civ., 122—123.

2)

Woyna dom., 57.—Истор. о през. бр.

3)

Dyar. wojn. р. Zbaraz. Starol pols., I, 250. – Anual. Polon. Clim., I, 119,—

Stor. delle guer. civ., 142,—Kubala., I, 108.

281

лагерь, проведен был на далекое расстояние, на целую милю; притом рассчитывали,

что должны придти свежия силы и для помещения их нужно было заранее оставить

место.

8-го июля н. ст., а по старому 28-го июня, неприятеля ожидали каждую минуту, а

окоп еще не был готов. В пятницу 29-го июня (9-го июля н. ст.) выслан был подъезд,

под начальством Сераковского; но только что он упустил из глаз свой обоз, как увидел

огромпую татарскую силу. Поляки, не вступая в сражение, обратились назад,

неприятели бросились вслед за ними и разбили их на голову. Сераковский едва успел

спастись и прибежал в обоз с вестью, что, может быть, завтра утром вся

неприятельская армия явится к Збаражу И). Окопы не были готовы.

Одно к другому. И без того, но выражению летописцев, сильпо бились сердца у

папов, а тут, для ббльшего страха, молния разбила древко у знамени, которое стояло

при шатре главного предводители; и это произошло очень странно: день был светлый и

безоблачный; вдруг над шатром Фирлея набежало облако и из него полетел удар. Это

показалось для всех дурным предзнаменованием. «Неложным пророчеством беды было

для них это явление» 2), говорит русский летописец. Те, которые были недавно в

Варшаве, рассказывали, что раз уже было подобное предостережение. «Недаром, —

говорили они, – тотчас после коронации короля загорелся дворец, неизвестно отчего».

Поляки были очень недовольны бракосочетанием короля с невесткою, вдовою

Владислава, которое совершилось тотчас после коронации. «Такой союз не

благословляется небом; нередко гнев Божий поражает всю страну за преступление

властителя», толковали тогда в Польше. Ксендзы объясняли, что это сделалось с

разрешения папы. «Что разрешает наместпик апостольский, то уже не грех,—говорили

они. Не за брак короля паказывает нас Бог, а за то, что мы вошли в сношения с

еретиками». От такого толкования в войске возникло волнение против Фирлея и

реформатских проповедников и увеличивало беспорядок 3).

Вдруг завидели поляки пыль; потом показались люди, послышались дикие голоса и

они увидели передовое татарское полчище. Заметив, что войска еще не соединились с

главным обозом, татары летели, чтоб отбить стан Вишневецкого, находившийся не в

дальнем расстоянии от главного лагеря; они неслись с жаром: успех или неуспех на

первых порах считался у них верным предзнаменованием счастливого или несчастного

окончания войны. Поляки в обозе испугались; но Вишневецкий с храбрейшими

бросился на неприятеля и, после упорной сшибки, в которой отличились литовские

татары, сражаясь против своих единоплеменников, неприятель отступил. Вишневцы

вошли в обоз *).

Все принялись кончать поскорее окопы. Опасность была слишком близка; папы

забыли свою спесь; засучив бархатные рукава своих кунтушей, они

1)

Annal. Polon. Clim., I, 119. – Hist. pan. Jan. Kaz., 1, 54.—ИИст. о през. бр.

2)

Истор. о нрез. бр.—Annal. Polon. Clim., 1, 119.—Histor. panow. Jan. Kaz., I., 55.

–Pami^tn. Jemiolowsk., 12—15.

4 Annal. Polon. Clim., I, 104—132.—Hist. Jan. Kaz., I. 40, G5.

4)

Ibid., I, 119.—Ibid., I, 55—56.

282

взяли в руки заступы и показывали пример прочим. Работали целую ночь, но все-

таки не кончили дела. На одной стороне, где находился пруд, окопов еще не было, да н

в других местах оставались прогалины 1).

30-го июня (10-го июля п. ст.) пачали появляться с утра татары и козаки. Наездники,

разъезжая близ окопов, вызывали охотников помериться силою и удалью. Целый день

впереди окопов происходили подобные герцы. На одном из них был убит Трунет, один

из богатырей ханских 2). К вечеру гуще становились ряды воинов и, наконец, на закате

солнца, на пространстве, сколько глазами окинуть могли поляки, растянулось пред

ними неисчислимое войско; татарских ратников, говорит современник, было более в

этом войске, чем у Тамерлана 3). Прибыл хан с пышностью азиатского владыки,

противоположною простоте его союзника, козацкого вождя. Хмельницкий с знатными

татарами объезжал ряды своих воинов и, поглядывая на польские недоконченные

окопы, гордо покрикивал: «справимо теперь бенкёт ляхам!» Возвратившись к хану, он

говорил, что есть надежда заночевать в польском обозе 4).

Крики, насмешки и похвалки козацкие отзывались в ушах встревоженных

шляхтичей. Польское войско, окружаемое неприятельскою силою, не могло ждать ни

откуда себе подмоги. Ляндскоронский писал в те дни, что надобно признать

сумасшедшим того, кто бы на помочь полякам решился приблизиться к Збаражу с

какими-нибудь сотнями или даже немногими тысячами в виду такого громадного

враждебного полчища 5). Осадное положение не было в духе польской тактики.

«Поляки,—говорили тогда в обозе,—храбро и бодро сражаются на просторе, но не в

силах выдерживать тесноты и непрестанного нападения». Обыкновенно в таких

случаях поляки бежали, сами себя обманывая тем, что это делается с целью избрать

удобнейшее место для сражения; теперь нельзя было думать о бегстве куда-нибудь

далеко; все пути были заняты козаками и татарами.

Предводители ободряли унылых, а особенно Иеремия. В ту самую ночь, когда огни

в появившемся козацком таборе казались издали необозримою громадою светил на

звездном небе и гул сотен тысяч голосов раздавался, производя ужас (29 июня с пяти,

на субб.), князь Иеремея устроил пир в Збаражском замке: там заблистали веселыми

огнями все окна, гремели пушечные выстрелы, когда князь угощал панов, предлагал

тост за короля и шляхетство, и раздавал своим приближенным наставления, какими они

должны были поутру ободрять войско ®).

«Чем в большей мы опасности, тем более для нас славы,'—говорил он,–пусть

ваша маленькая горсть заставит неприятелей завидовать: «ай да поляки!—скажут они:

–неустрашимый народ!» Когда, исполняя поручение

') Diar. wojn. р. Zbaraz. Star. polskie., I, 252.

2)

Pam. о wojn. kozac. za Ckm., 35—Woyn. doni., 57.

3)

Histor. belli cosae. polon., 100.

4)

Histor. pan. Jan. Kaz., 55.

5) Kubala, I, 111. Ссылка на рувоп. библ. Оссолинск. № 225.

6) Kubala, I, 113. Сс. на рук. библ. Осс. № 189.

283

Вишневецкого, его адъютанты разъезжали по обозу и произносили одобрительные

речи, жолнеры отвечали:

«Хорошо показывать храбрость в ноле, теперь иное дело, когда неприятель окружил

нас со всех сторонъ».

«А разве поляки,—говорили ободрители, – только на конях молодцы? Да ведь

тогда коню геройские дела приписать надобно, а не воину. И поле, и валъ—все одной

Виллоны работы. Много чести победить на поле, а еще более славы храбрым рыцарям

защищаться в окопах. Отцы наши в стенах московских два года бились и не поддались;

они же так отличались, овладев чужим; а нам надобно показать то же для вечной славы

народу нашему за спасение родины» 1).

Вечером в субботу духовные обходили обоз с св. дарами; всю ночь с субботы на

воскресенье после того провели жолнеры в молитве 2).

На другой день, в воскресенье, 1-го июля (11-го июля н. ст.), Хмельницкий пустил

татар и Козаков на дивизию Фирлея; он направлял их на те места польского обоза, где

не были еще выведены окопы. Сражение происходило с полудня до сумерек. Сначала

поляки отбили первый напор; но когда Хмельницкий приказал ударить из тридцати

пушек, которых у него было семьдесят, а татары пустили в обоз дождь стрел, поляки

опять начали молиться и ободряли себя религиозными процессиями а).

В понедельник, 2-го июля (12-го июля н. ст.), Хмельницкий послал Козаков

Гадячского полка на правую сторону; там было озеро—и окопы вовсе не деланы.

Полком командовал Вурляй, богатырь; отличался он на Черном море, завоевал Синоп,

задавал страх самому Цареграду. С этой стороны обоз защищала венгерская пехота; она

не выдержала козацкого натиска и обратилась назад. Козаки вторглись в обоз. Тем

временем татары бросились огромною толпою на Фирлея: поляки потеряли дух.

«Нам невозможно сражаться с таким множеством неприятелей, надобно бежать и

запереться в збаражском замке!» кричала толпа.

«Чорт побери!—восклицал Вишневецкий:—разве вам хочется, чтоб козаки

вытаскивали вас за ноги из замка и рубили головы? Да уж если погибать, то лучше в

ноле! Гей, братья! кому из вас со мною умпрать любо? Пойдемте на эту сволочь: утрем

им нос!»

Князь бросился с отважными; инженер Нршиемский заворотил бегущую

венгерскую пехоту. Козаков выгнали из окопов, потом притиснули к пруду: многие

потонули. Погиб Вурляй. Увидев неудачу своих, полковник Морозенко кинулся на

помощь гадячанам, но его смяли, и он сам, пошатнувшись на коне, едва было не

попался в плен. Сеча была отчаянная. Жестоко напирали козаки, упорно стояли поляки,

ободряемые Вишневецким. рассказывают, что долго тогда враги спорили за раненого

дворянина, который, с оторванною ногою, переходил то в руки своих, то в руки

Козаков. Наконец, товарищи отстояли его и отнесли умирать в кругу своих. После

такого неудач-

Ч Annal. Polon. Clim., I, 120—Histor. pan. Jan. Kaz., I, 57.—Раш. do pati. Zygnt. III,

WJad. IV i Jan. Kaz., II, 66.

4 Dyar. wojn. p Zbar. Star. pols., I, 253.

3)

Woyna doni., 58,– Dyar. wojn. p. Zbar., ibid. Kubala, I, 169.

284

ного нападения, говорят польские летописцы, хан был недоволен Хмельницким,

который пред тем говорил ему о возможности скоро заночевать в польском обозе *).

С этих пор Хмельницкий решился обложить поляков, томить беспрерывною

пальбою, морить голодом и довести до крайнего положения 2). Он приказал насыпать

вокруг польского обоза вал выше неприятельского и поставить на него пушки; все

было готово в одну ночь, потому что было кому работать. Утром 3-го июля, во вторник

(13-го июля н. ст.), ударили на поляков из пушек с разных сторон, и «разъяренное

хлопство, – говорит очевидец,—лезло как смола, а татарские стрелы, летая в разных

направлениях, затмевали солнечный светъ» “).

К вечеру прекратилось нападение. 7-го июля (17-го п. с.) козаки и татары учинили

жестокий приступ, напирая па ту часть обоза, где стоял Вишневецкий. Они изготовили

тогда четырнадцать гуляй-городып; вишневцы не только отразили неприятельский

приступ, но овладели всеми гуляй-городынами и сожгли их въ

виду

неприятелей. 8-го июля поляки сообразили, что

ихъ

окопы проведены былислишкомъ широко; у них на лицо набиралось

всей

военной силы только тысяч десять, а в бой разом становилось только не более

шести; стали паны между собою спорить, а после споров и взаимных укоров решили

копать другие окопы внутри прелших. 9-го июля окопы новые были почти готовы; стан

подвинулся в правую сторону к озеру и блилсе к городу Збаражу; левая

сторона,

куда особенно напирали неприятели,

была

покинута. Внутриновых окоповъ

был распололсен ряд телег, связанныхъ

вместе и слулсил своего рода второю обороною. 10-го июля (20-го н. ст.) польское

войско вступило в эти окопы, а лишних лошадей выгнали прочь по совету

Вишневецкого. Но едва только поляки вступили в новые окопы, козаки бросились за

ними, насыпали также окопы еще выше польских, и опять начали палить в польский

обоз. Поляки, лселая закрыться от неприятельской пальбы, беспрестанно повышали

свои окопы, но вслед затем у Козаков пред самым польским обозом выказывался такой

огромный вал, что и собаку можно застрелить с него, говорит очевидец. Таким

образом, днем и ночью козаки не давали покою неприятелю; одни из них повышали

свои окопы и проводили новые их линии, приближаясь к польскому обозу, другие

палили в польский обоз, в котором им видны были все двюкения. Нули летали как

град: пальцем нельзя было сунуть в пустое место, говорит очевидец *). Паны разобрали

свои шатры, отвязали знамена и закрывались от неприятеля, а когда такой род защиты

оказался недостаточным, они принялись окапывать себя и лошадей землею; калсдый

вырывал себе нору и сидел в ней, как крот, по собственному их выралсению; а когда,

наскучив мучительным без-

') Annal. Polon. Clim., I, 222.—Рат. do pan. Zygm. III, Wlad. IV i Jan. Kaz., II, 67.—Jak.

Michalowsk. xiega pami§tn. 450.

J) Истор. о през. бр.—О том, что случ. в Укр., 9.–Кратк. опис. о козац. малор. пар.,

28.

3)

Dyar. wojn. р. Zbaraz. Star. pols., I, 266,—Woyna dom., 69.

“) Dyar. wojn. p. Zbaraz. Star. pols., I, 257—260.—Stor. delle guer. civ., 146. Jak

Michalowsk. xiega pamietn., 460.

285

действием, они выскакивали из своих логовищ па сражение, то вместо неприятелей,

в дыму и туче стрел, били друг друга. В эти дни. по совету Вишневецкого, поляки

начали рыть в средине своего обоза еще теснейшие окопы, уж под городом, и даже в

городе, близ замка; мещане збаражские и хлопы волею-неволею работали вместе с

жолнерами. Оставив у старых окопов по пятнадцати человек из каждой хоругви,

поляки бросились в новые окопы; но не ушли они половину пути, как козаки обратили

в бегство сторожу, погнались за уходящими и перебили множество жолнеров, не

успевших вскочить в новые окопы: козаки овладели покинутыми польскими окопами и

стали тотчас повышать их; чрез три часа козацкие окопы были выше польских и опять

началась утомительная для поляков пальба *)• Козаки, между прочим пускали в

польский обоз из своих пушек зажженные нитяные клубки. Либо они хотели зажечь

обоз, либо думали околдовать поляков, говорит современный дневник, по козацкия

чародейства не вредили полякам: ксендзы разрушали их действия своими

экзорцизмами. Подсылали козаки двух молодцов городских, передавшихся к ним,

поручая поджечь город, но эти поджигатели сами попались в плен. Пытались козаки

навести воду из озера и затопить польский таборъ—и это не удалось 2).

Потом Хмельницкий прибегнул к новому способу: он приказал копать мины, чтобы

подземным путем провести Козаков в средину польского лагеря; но польские инженеры

заблаговременно открыли хитрость; заметив, что вдруг прекратилось нападение с вала,

они стали догадываться, ставили на землю мисы с водою и клали бубны. Догадка

оправдалась: вода в мисах волновалась, а бубны издавали звук на тех местах, под

которыми проводились подкопы. Тогда поляки, в свою очередь, начали рыть

контрмины и достигли до Козаков 3). «Такова-то жестокость человеческая, —

восклицает польский историк,—мало места им было на земле воевать: стали еще и под

землею! Напрасно мудрые ищут ада in centro terrae; в Украине – там настоящий ад

человеческой злобы > *).

20-го июля (30 н. ст.) поляки выкопали себе еще раз внутри своих тогдашних окопов

еще теснейшие, но едва стали вступать в них, как неприятели ударили на них, и в то

время, когда одни жолнеры, не успевши сделать окопы днем, доканчивали их ночыо,

другие целую ночь принуждены были отстреливаться от Козаков. По утру же 21-го

июля козаки под самыми польскими окопами насыпали свои, выше польских, и стали с

них палить в польский обоз и по городу; расстояние от козацких окопов до польских не

превышало тридцати сажен 5). 27-го июля (6 авг. н. с.) после сильного, но неудачного

приступа, козаки насыпали еще пятнадцать высоких шанцев и, так сказать, закопали

поляков со всех сторон; кто только из осажденных высовывал голову, тотчас его и

убивали. К пущей беде, у поляков недоставало пороха и огнестрельное оружие

потрескалось от частой стрельбы;

*) Bell, scyth. cosac., 38—39–Woyna dom., 72.—Dyar. wojn. p. Zbar. Star. pols. I, 268.

Jak. Michal. xi§ga pamigtn., 446, 451, —Stor. delle guer. civ., 147.

2)

Jak. Michal. ks. pam., 452.

3) Bell, scyth. cosac., 42,—Annal. Polon. Olim., 1,128.—Histor. pan. Jan. Kaz., I, 63.

–1) Histor. pan. Jan. Kaz. ibid.

5)

Diar. oblez. Zbaraza Kubala, I, 173.—Staroz. polskie, I. 269.

286

инженеры и пушкари были изувечены или побиты 1). Поляки забирали в городе

бочки, мазницы, обливали врагов смолою и защищались с остервенением обломками

ружей и деревом от возов. Врываясь в окопы, козаки тянули к себе крючьями возы и

хватали воинов 2). «Тогда,—говорит очевидец,– брат не смел подать помощи брату,

священники не могли приготовлять к смерти; не успевали хоронить мертвых, летний

жар, теснота, гниение трупов задушали осажденных и, что всего ужаснее, наступил

губительный голод. Припасы, какие прежде покупали за дорогую цепу, были

потреблены; в городе нельзя было достать ничего ни за какие деньги; паны питались

конским мясом, забыв свои затейливые блюда; шляхтич завяливал свою лошадь и

нередко дрался за нее с товарищем; но скоро такой источник продовольствия

прекратился: много лошадей было заранее прогнано за обоз, остальные были

застрелены, или задохлись в дыму; простые жолнеры, особенно немцы, служившие в

польском войске, питались падалищем, собирали в городских домах кошек, мышей,

собак, а когда и этих животных недоставало, отрывали кожу с возов и обуви, и ели,

разваривая в воде, а иные грызли зубами спеклую землю» 3). «И не один лях,—говорит

украинский летописец,—заплатил мыто головою на лядском базаре, и воды, бедный, не

нанився без кровиой заплаты, но и ту пив с червями и сукровицею из труповъ»: козаки

нарочно бросали трупы убитых в воду 4). Многие предводители оказывали благородное

воздержание; хотя оставалось еще несколько припасов, но, чтоб ободрить унывающих,

они отказывались от них произвольно и ели лошадиное мясо. Старик Фирлей также

хотел приняться за подобный стол, но другие не допустили его до этого, принимая в

уважение его старость.

Лридаючи большего облеженцям утрапенъя 5), козаки и хлопы, отдыхая от

нападений, садились на валы и отпускали над врагами насмешки: «Коли вы, панове,

чинш на Вкраипи одбиратимете? От уже рик тому есть, як ми ще вам ничего не

платили. А може чи не загадаете яисои ианщини? От из быдла доси не брали десятини,

кони ржуть, быдло пошалило, на ярмарок до Вроцлава хоче».

Отважнейшие из панов вступали с НИМИ в разговор.

«Теперь вам пока льгота,– говорили они,– а вот, скоро пойдете на панщину гатить

плотину чрез Днепр. А чинш соберет с вас литовское войско, как придет зимовать в

Украину. Л десятину возьмут татары, как погонят в Крым ваших жен и дочерей °).

«Годи вже вам, панове, удерзкуватись! – кричали хлопы:—тильки дурно кунтуши

покалялы та сорочки подралы, но шанцях лазячи. Во то все наше, тай вы сами есте

яссир татарам голодным. От се вам наробили очкови,

М Annal. роиоп. Сииш., I, 129.—Pam. do pan. Zygm. III,Wlad, IV i Jan. Kaz., II, 74. 2)

Dyar. wojn. p. Zbar. Star. pols., I, 260.—Dyar. oblezenia Zbaraza. Kub., 1,173. :!) Histor. pan.

Jan. Kaz., I, 64—Pam. do pan. Zygm. III, Wlad. IV i Jan. Kaz., I, 21.—Annal. Polon. Clim.,

I, 130.—Stor delle guer. civ, 145. Wojna dom., 70.– Diar. wojn. p. Zbar. Star. pols., I, 260.

') Ист. о през. бр. ) Истор. о през. бр.

") llist. Jan. Kaz., I, 60.

287

та панщини, та пересуди, та сухомелыцини! Вула вал таки гарна музыка: от тепер

так добре вам у дудку загралы козаки» ‘).

При таком несчастном положении несогласия в обозе ие утихали; изнуренные

жолнеры приписывали бедствия свои гневу Божию за то, что в войске находились

реформаты. Один раз закипело сильное негодование на реформатских духовных,

которые, к соблазну католиков, отправляли свои молитвословия в одно время с

религиозными католическими процессиями. Фирлей с трудом спас их от смерти,

отправив поскорей в замок 2).

Челядь, то-есть слуги, которых у польских жолнеров было больше, нежели их

самих, беспрестанно переходила к козакам; были изменники н дворяне, даже знатные;

ведавши то, что замышляют начальники, перебегали к ним и иностранцы.

Хмельницкий ласкал их, особенно последних, потому что между ними были искусные

артиллеристы и инженеры. Не так радушно были приняты збаражские мещане и те

простолюдины, которые ушли в город при начале осады, избегая вербунки в козацкое

войско. Город Збараж с его крепким замком был постоянным предметом козацких

нападений, большею частью не совсем удачных. Мещане и хлопы ревностно помогали

полякам, быть может и поневоле, отбивать Козаков. Но уж пред концом осады, когда

голод сделался невыносим, они с отчаянием хотели зажечь город или сдать

неприятелю; предводители принуждены были их выпустить; несчастные вышли

полузкивые, с толпою польских слуг, и были взяты в плен татарами. Вероятно, козаки

отдали их за участие в войпе против единоверцев 3).

Таково было Изложение дел внутри польского обоза во время этой памятной осады.

Тем не менее Хмельницкий досадовал на её продолжительность и упорство врагов, и

прибирал разные средства заставить поляков сдаться. Один раз он приказал козакам

обвязать головы, как будто турецкими чалмами, а по известиям других, наделал

соломенных чучел, одетых в турецкое платье, посадил на лошадей и думал испугать

поляков появлением нового турецкого войска. Однако, это пе удалось: поляки

рассмотрели в зрительные трубы, что это пе настоящие турки *).

Стесняемые более и более врагами, поляки пытались войти в переговоры с ними;