Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 67 страниц)

расправлялись с жолнерами, они ворвались в местечко со всех сторон и зажгли его в

нескольких местах. Козаисп воротились в город, спотыкаясь на груды трупов, а

вытиснутое войско снова пришло в порядок и обратилось на них в тыл. В местечке

сделалось страшное смятение. Среди пылавших строений козаки резались отчаянно,

отбиваясь от врагов, наступивших на них отовсюду; наконец стали уходить в замок.

Брат Нечая, Матвей, пал в глазах его; полковник, исстреленный, изрубленный, еще

отмахивался саблею; поляки силились взять его живьем и не взяли; только полковничья

булава его да породистый конь достались Пясочиискому; сам Нечай, умиравший, был

отнесен в замок и скончался, заповедав козакам передать последний поклон

осиротевшей матери.

Начальство над козацким отрядом после .Нечая приняли сотники: Гавратынский,

приставший к козацкой стороне шляхтич, Кривенко красносельский, Степко и другие.

Три дня они мужественно защищались: враги напрасно предлагали им помилование; на

четвертые сутки, не видя ни откуда спасения, козаки ночью вырвались из замка, но

утром поляки догнали их на озере, покрытом тогда льдом. Почти все старшины

Брацлавского полка погибли в сече; только сотники Гавратынский, Тышко и полковой

писарь Жадкевич были схвачены; первый был расстрелян.

Заняв замок, поляки вошли в церковь и нашли в ней мертвое тело Нечая; попы в

черных ризах отпевали козацкого рыцаря. Народная песня говорит, что русские

предлагали полякам окуп за тело Нечая, дабы похоронить его с честыо; но «враэиси

ляхи» (выражается украинская песня) не взяли ни серебра, ни золота, искрошили

рыцаря на мелкие части и пустили ихъ’ по воде; только голова Нечая спаслась от

посрамления: русские как-то унесли ее, предали погребению где-то в церкви

великомученицы Варвары, и произнесли над нею заветное прощание: «Прощай, козаче!

Зажив еси великои славы!»

Местечко сгорело; враги истребили без разбора жителей; их имущество, какое

спаслось от огня, досталось победителям 1).

’) Annal. Polon. Clim., I, 223—225.—Woyna dom. Ч. 2, 11.—Histor. bellicosae, polon.,

127—128.—Histor. delle guer. civ., 237—242,—Народные песни. – Jak. Michalowsk.

Xiega Pamietn., 606, 621,—Дневн. Освец. Еиевск. Стар. 1882 г. Февр., 372.

384

Эхо поражение показалось для русских дурным предзнаменованием. Козаки,

подобно татарам и полякам, верили, что первый успех или неуспех служит

предзнаменованием счастливого или несчастного окончания войны. Убийственное

предчувствие распространилось в народе с вестью о погибели брацлавского

полковника. Говорилп, что в Киеве перед тем появилась кровь на главных воротах 1).

Кисель, находясь тогда в своей Гуще, все еще надеялся, авось либо можно

дипломатическим искусством остановить кровопролитие, и был поражен известием о

судьбе Нечая. Он обратился к митрополиту, убеждал его употребить пастырские

увещания над Хмельницким, писал к Калиновскому, просил его приостановить

дальнейшие военные действия, снестись и объясниться с козацкии гетманом. По этому

совету Калиновский писал к Хмельницкому, что разбитие Нечая не должно считаться

началом войны, что Нечай—своевольный бунтовщик, начал войну без позволения

своего гетмана; Калиновский припоминал, что Нечай еще прежде был непослушен

Хмельницкому и поднимал хлопов против панов. У Калиновского в этом случае не

было нимало искренности; он хотел поставить своего врага в бездействие, чтобы тем

временем нанести ему удар. Но Хмельницкий не был из тех, которых можно

прельстить и обмануть такими письмами. Когда митрополит, по просьбе Киселя, стал

его увещавать, Хмельницкий письменно отвечал ему, что он не подал повода к

нарушению мира и ожидал коммиссии, как вдруг поляки первые начали кровь лить. «Я

согласен,'—выражался он,—и теперь ждать коммиссии, но пусть польское войско

отступит от линии и не делает нападений. Я дитя той же орлицы, у которой

оттоманские руки общипали золотые перышки: они скоро отростут, если только

поссорившиеся братья, окончив вражду взаимным прощением друг другу, обнимутся

по-дружески» 2). Отзываясь так чувствительно, Хмельницкий был уверен, что война

неизбежна, и, яселая возвратить к себе прежнее доверие народа, выдал универсал, в

котором приказывал всем вооружиться поголовно за свободу русской земли и позволил

истреблять всякие остатки панские и католические в землях русских 3). Он разослал

своих агентов и в Польшу—волновать тамошних простолюдинов, уверяя их, будто

козаки воюют не за одну Русь, а вообще за весь простой народ Речи-Посполитой *).

В то же время он послал к хану, убеждая его прибыть с ордою, как возможно скорее.

«Польского войска не более тридцати тысяч,—писал он,—оно состоит из

новобранцев и находится под командою Потоцкого и Калиновского, которые недавно

испытали татарский плен и теперь не осмелятся показать лица перед ордою; те же,

которые выдержали збаражскую осаду, уже погибли от трудов и нищеты. Теперь самое

благоприятное время для войны. Король объявляет сбор посполитого рушенья; но

вашему ханскому величеству известно, как медленно и трусливо поляки собираются на

войну. Если орда успеетъ

Н Histor. ab. exc. Wlad. IV, 72.

2)

Jak. Midi. Ks. Pam., 634.

3)

Histor. belli cosac. polon., 129.

4)

Histor. ab. exc. Wlad. IV, 73.

385

придти до прибытия посполитого рушенья, то наше взаимное войско будет так

велико, что десяти человекам придется бить одного, а если они один раз проиграют, то

уже больше не поправятся. Все Королевство Польское, от Днестра до отдаленных

северных пределов, отдадим под власть повелителя оттомановъ» *).

Замечая недоброжелательство к себе хана, Хмельницкий еще раз отправил в

Константинополь с полковником Ждановнчем и при нем с переводчиком греком

Павлом просьбу, чтоб турецкое правительство принудило своего данника выступить

поскорее на поляков, не теряя драгоценного времени. Это козацкое посольство было

принято самым радушным образом в Стамбуле. В марте великий визирь Мелек-Ахмет-

паша послал именем падишаха повеление крымскому хану и его братьям салтанам

помогать всеми силами Хмельницкому, как вассалу турецкой империи и, отпуская

послов козацких, отправил разом с ними знакомого Хмельницкому Осман-чауша с

дарами от падишаха. Вторично отправляя Османа, визирь напоминал гетману, чтоб

козаки помнили присягу, данную Оттоманской Порте и сохраняли ее свято. Один из

влиятельных турецких вельмож, Ректаш-Ага, писал Хмельницкому, что в Стамбуле все

радуются союзу Козаков с турками и знатнейшие сановники при дворе падишаха денно

и нощно прославляют подвиги Богдана Хмельницкого. Кроме султанского повеления

хану крымскому, дано приказание белогородским беглербегам и очаковскому

Арамадан-бею помогать своими силами козакам в их войне с Польшею. Ислам-Гирей

хотя не смел ослушаться падишаха, но сам нерасположен был тогда начинать войны

против поляков, надеявшись еще недавно в союзе с поляками и козаками громить

Москву. Хмельницкий, однако, уже в марте сильно беспокоился насчет искренности

хана и писал об этом крымским мурзам. Перекопский бей Субангазы (от февр. 14)

успокоивал письменно козацкого гетмана и уверял, что все крымские беи, мурзы и аги

желают оставаться в союзе и дружбе с козаками 2).

Сколько поражение Нечая опечалило русских, столько же обрадовало поляков. «Вот

несомненные признаки дальнейших побед и успехов!» говорили в Польше.

Калиновский, предлагая в своем письме к Хмельницкому мир, в то же время писал в

Польшу, что он намерен очистить от мятежников подольскую землю, а потом пойти в

средину Украины 3). Письмо его произвело восторг в Варшаве. Служили

благодарственные молебны, при дворе отправлялись балы и праздники 4), носились

между шляхтичами утешительные известия; когда после того не приходило долго вести

от войска—это приписывалось быстрым его успехам. «Теперь,—говорили поляки,—

они, конечно, уже подле Чигирина, а может быть и далее, гонят врага в степи к Дону».

Другие даже начинали роптать за собирание податей и объявление посполитого

рушенья. «Нас только пугают,—говорили они,—для того, чтоб выманить деньги. Мы

пойдем в посполитое рушенье да проходимся до Вислы

f) Histor. belli cosac. polon., 129. —Woyna dom. 4. 2, 12—13.

2)

Рук. Арх. Пностр. Дел.

3)

Pam. о wojn. kozac. za Chmieln., 78.

4)

Histor. belli cosac. polon., 133.

H. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.

25

386

или Сана, а оттуда назад разойдемся, ничего не сделав, потому что войско и без нас

размечет в прах хлоповъ» ’). Сам король, так неотступно спешивший на войну,

дожидался несомненной вести о новых победах и отправился на богомолье в

Журавицы, на границу Литвы, где была икона Божией Матери, которой приписывали

чудодейственную силу 2).

Усилив свое войско новыми отрядами, прибывшими из главного лагеря под

Каменцем, Калиновский начал опустошать страну между Бугом и Днестром. Богатое

местечко Мурахва сдалось без сопротивления. Пораженный под Ворошиловкою

банановской сотни сотник Шпаченко ушел с исозаками, а мещане и сошедшиеся из

окрестных сел хлопы хотели-было защищаться в замке, но на другой день принесли

повинную и выдали одного из своей среды, как зачинщика бунта. Жолнеры не убивали

жителей, но ограбили их. Такую же участь имели многолюдный город Шаргород и

местечко Черниевцы 3). Мещане заранее выслали к польному гетману изъявление

покорности. 3-го марта войско двинулось к местечку Стене, откуда приезжало к

польному гетману двое депутатов от мещан с изъявлением покорности и готовности

впустить польское войско. Но услышав, что в Ямполе на Днестре собиралась ярмарка,

поляки рассчитали, что там будет чем поживиться. Калиновский распустил слух, что

идет в Виннице, и послал на Ямполь из двух полков отряд под начальством

Ляндскоронского. Жители Ямиоля не ожидали нападения, веря ложным слухам об

удалении польского войска в противную сторону. Вдруг утром, на самом рассвете,

когда большая часть спала и только лавочники раскладывали свои товары, явились

неожиданно новые гости, приносившие, по выражению современника, вместо товаров,

раны и убийства. Зазвонили в колокола, схватились за оружие, но уже было поздно:

большее войско вторглось в город вслед за передовыми. Приезжие бросились бежать,

покинув свои товары, и столпились на мосту; мост обломился, и все попадали в реку.

Поляки окружили город, ограбили его совершенно, наполнив множество возов

разными произведениями и в том числе венгерскими винами: купцы привозили их в

предположении распродать на свадьбе Тимоша, которая, как думали, будет здесь

справляться. Когда уже более нечего было брать, поляки зажгли город и начали

умерщвлять всех жителей без разбора, не щадя ни стариков, ни женщин, ни младенцев.

Тогда погибло более десяти тысяч народа всяких наций – русских, волохов, венгерцев

и ни одной живой души не оставили жолнеры 4).

Между тем, сам Калиновский приступил к городку Стене (Стина, Сцяны) и там

поляки встретили совсем не такой прием, как обнадеживали их приезжавшие оттуда

депутаты от мещан. Из окружавших город Стену хуторов выбежали хлопы, с

самопалами, луками и другим оружием, стреляли, произносили угрозы и в насмешку

над врагами показывали им кукиши и

Ч Woyna dom. Ч. 2, 15.

2)

Bel. scyth. cos., И25.

3)

Annal. Polon. Clim., I, 225. – Histor. belli cosac. polon., 130. – Woyna dom.

4. 2, 13.

4)

Annal. Polon. Clim., I, 225. – Pam. do pan. Zygm. Ш, Wlad. IV i Jan. Kaz.,

II, 156.

выставляли задния части тела. То были обычные приемы задора. С большим трудом

поляки, однако, наперли на них, вогнали в город и овладели хуторами. Сам городок

разделялся на две части: одна находилась на неприступной горе, другая лежала у

подошвы горы. На горе засел храбрый козадкий сотник, которого одни историки

называют Калюшем *), а другие—Александренком 2). Калиновский послал к нему

предложение сдаться и заплатить окуп.

«У меня нет денег,—отвечал козак,—есть люди и оружие: будем сражаться до

последних сил!»

Калиновский ударил на низменный город. После первого сопротивления жители

убежали на гору; поляки хотели взять верхний город – козаки храбро отразили их; три

дня приступали враги на утесистую скалу и три дня напрасно теряли людей 3) Наконец

козаки согласились дать окуп и обещали четыре тысячи злотых, но когда польный

гетман согласился, они заплатили только тысячу злотых. Польный гетман

удовлетворился только тем, что принял от них присягу, и отпустил прибывших к нему

посланцами хлопов с принесенными деньгами 4). Оттуда поляки двинулись под

Винницу, которая недавно из сотни Кальницкого полка сделана была полковым

городом 6). Винницким полковником был Иван Богун. У него было только три тысячи

Козаков. Он «упремудрилъ» ляхов, говорит украинская летопись. Прежде всего он

отправил к Хмельницкому просить помощи, а сам составил план задержать поляков

под Винницею, пока подойдет войско от Хмельницкого. Польный гетман остановился

на дороге в Сутиске и оттуда 10-го марта отпустил брацлавского воеводу

Ляндскоронского с передовым отрядом к Виннице. Как только поляки подходили к

Виннице, Богун оставил в винницком замке гарнизон, а сам вышел на встречу врагам и

после первой стычки обратился в бегство, перешел реку и заперся в монастыре,

который находился вблизи Винницы и омывался со всех сторон водою. Поляки

заметили, что у неприятеля войско не сильно, и думали, что на Козаков напал страх;

они обратились прямо на монастырь, и никому не вошло в голову, зачем по льду

раскидана солома. Богун приказал заранее прорубить на Буге лед и когда утренний

мороз подернул воду тонкою корой, набросать соломы. Две польские хоругви —

Киселя и Мелешки е) ступили на эти места и стремглав пошли на дно. В числе

нескольких сот утонувших был Юрий, брат Киселя, едва спасшийся прошлый год от

виселицы в доме Хмельницкого. Отважный Ляндскоронский едва выкарабкался из

проруби и поднят был своими на льду, сильно избитый прикладами козацких

самопалов 7).

Взбешонный этою хитростью, Калиновский к вечеру в тот же день прибыл к

Виннице и решился во что бы то ни стало взять Богуна. Онъ

1)

Annal. Polon. Clim., I.

2)

Histor. belli cosac. polon., 130.

3)

Annal. Polon. Clim., I, 225.'

4)

Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Февр., 374.

6) Histor. belli cosac. polon., 11.

6)

Дпевн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г: Февр., 377.

7)

Annal. Polon. Clim., I, 228.—Pam. doipan. Zygm. III, Wlad. IV i Jan. Kaz., II,

157.—Ист. о през. бр.– Histor. belli, cosac.' р’Й^вд^ИЗИ.

Wtjf/

25*

388

отправил своего сына, коронного обозного, за Буг наблюдать, чтоб не явилось

неожиданно свежее козацкое войско, и разузнать, где находится козадкий гетман 1), а

сам приказал брать Винницу. Богуну не нужно было упорно охранять город: он

старался только задержать поляков от похода далее в Украину. Козаки дали сильный

отпор, стоивший полякам много людей, затем в полночь зажгли город во многих местах

и ушли в монастырь.

Все усилия поляков взять приступом замок были напрасны 2). Через два дня (во

вторник) козаки послали к Калиновскому предложение заплатить ему окуп в 4000

волов и 5 бочек меда. Калиновский потребовал, чтоб они выдали пушки, знамена и

своего предводителя Богуна. Козаки отвечали, что они лучше погибнут, чем станут

выдавать кого-нибудь из своих старшин. Остановились с обеих сторон на том, что

козаки выдадут полякам отнятые у них знамена и возвратят лошадей, захваченных во

время приключения па прорубях. Они просили также, чтоб войско польское очистило

поле перед монастырем для свободного выхода Козаков. Поляки согласились и

распололсились в городе по улицам, но Калиновский замыслил устроить козакам

засаду, и когда они станут выходить, то окружить их со всех сторон и принудить отдать

и своих старшин и орудия. Богун догадался о хитрости и потребовал обмена

заложников с обеих сторон. Поляки и на то согласились. Но после того Богун

потребовал, чтоб Калиновский с своим войском отступил от Винницы за милю.

Калиновский, видя, что замысел его не удается, не согласился. «Иначе мы будем

обороняться хотя бы нам всем пришлось тут погибнуть», объявили козаки.

Возобновили бой. Поляки, сколько ни усиливались, ничего не могли сделать, бросали в

козацкий стан бомбы, но козаки их счастливо тушили. Поляки потеряли не мало своих

людей и выбились из сил, не расседлывая лошадей, не покидая ни на миг оружия 3).

Богун с изумительною для врагов деятельностью и быстротою не только отражал

удачно приступы жолнеров, но и беспокоил их отважными выходками. Современники

рассказывают, что в одну ночь козацкий полковник сделал вылазку с тремя стами

Козаков на другую сторону Буга для узнания, нейдет ли к нему вспомогательное

войско; этот отряд вступил в битву с поляками; последние узнали Богуна, потому что

лучи месяца ярко играли на его блестящем панцыре. Враги устремились на него. Уже

хорунжий Рогальский ударил его рукояткою своего знамени, а другие жолнеры хватали

его за руки, но Богун, необычайно сильный, одним встряхом Повалил на землю своих

преследователей и поскакал во весь дух, отмахиваясь саблею от толпы гонителей, как

вдруг, в жару битвы, попал в одну из тех продушин, в которые прежде так хитро

спровадил врагов. Но борзый конь его счастливо выкарабкался из воды на лед и донес

своего мокрого и обмерзлого седока в монастырь. Поляки думали, что это

приключение отобьет у него охоту к таким смелым выходкам, но, к удивлению их, на

другой лсе день Богун снова показался на своем буланом коне.

«Каково здоровье?»—кричали ему насмешливо поляки.

*) Hist. belli cosac. polon., 132.

2)

Woyna dom. 4. 2, 14.

3)

Дневн. Освециыа. Киевск. Стар. 1882 г. Февр., 378.

389

«Вчера поляки отомстили мне такою же банею, какою я их угостилъ», отвечал

Богун.

«Так-то,—замечает современник,—храбрецы в одно и то же время и сражаются и

весело разговаривают между собою» J).

Так проходили дни, как вдруг 20 марта возвращается обозный коронный молодой

Калиновский и приносит отцу угрожающую весть: он дошел только до Липовца и там

нежданно напали на него козаки. То были козаки Полтавского полка. Обозный

Калиновский едва мог привести в порядок свой отряд; жолнеры должны были

покинуть своих расседланных лошадей и поспешать назад к Виннице, к польскому

стану. Но козаки, преследуя их, поразили отряд, сопровождавший обоз их. Тем не

менее, однако, молодой Калиновский привел-таки двух схваченных Козаков, а те на

сделанном им допросе показали, что Хмельницкий уже выступил из Белой-Церкви и

идет с своим войском на встречу польскому войску. За ушедшими из-под Липовца

поляками погнался умацский полковник Иосиф Глух с десятью тысячами Козаков и

должен был не сегодня-завтра явиться под Винницею 2). Это навело панический страх,

подобный, по замечанию летописцев, тому, который овладел поляками под Пилявою.

«Бежать! бежать!—кричали предводители: – нас застигнет мартовская распутица,

переправы будут невозможны; притом наше войско будет во всем нуждаться в

неприятельской земле».

Вольный гетман увидел необходимость, в виду ожидаемого появления козацких сил

на помощь осажденным в Виннице, перейти с своим вой1 ском в какую-нибудь иную

местность, более удобную для продовольствия, но в последний раз хотел попытаться

уничтожить упорного Богуна и начал снова приступ пред солнечным восходом. Но чрез

несколько часов появился Глух со своим отрядом. Козаки, чтобы поразить слух

неприятеля, произвели большой крик и беспрепятственно расположились в части

города, носившем название «нового миста», отделенного от другой части, где стояли

поляки, одним мостом. Враги находились друг от друга на расстоянии одного выстрела

из лука 3). Тотчас было дано приказание как можно скорее уходить и побросать даже

все возы, которые были полны со времени разорения Ямполя. Но некоторые хоругви до

того прониклись страхом, что побежали, не слушая команды, сами не зная куда *).

Гетман и начальники, желая их удержать, поспешили за ними и оставили на время

лагерь и большую часть войска без дисциплины. Ляндскоронский с пехотою защищал в

городе мост, через который пройти порывались козаки, приведенные Глухом. Но в это

время служители, пользуясь сумятицею, бросились на возы и начали самовольно

выбирать из них чтб кому хотелось; хозяева вступались за свою добычу; началась

драка... в то же время нные жолнеры спали мертвецки пьяны, .а другие начали

тревожно будить их; про-

1)

Annal. Polon. Clim., 229.– Раш. do pan. Zygm. III, Wlad. IV i Jan. Kaz., II, 155.

3)

Histor. belii cosac. polon., 152.

3)

Диевн. Освецима. Киевск. Стар. 1882 г. Февр., 379.

4)

Pam. do pan. Jan. Kaz., II, 159.

390

снувнггоися представилось, что на них наступают козаки: они схватились за ружья

и начали палить по своим.

Так прошел день. Прошла ночь. На рассвете Богун сделал вылазку, и поляки

бросились в рассыпную, кидая не только возы, но даже пушки и оружие... х). «Словно,

говорит современник 2), боязливый человек увидит в лесу несколько волков и ему

представляется огромная стая, между тем как число их невелико: так точно бежали и

мы; и нашим глазам представлялись ужасные химеры; в самом же деле не было

большой опасности. Возвращавшийся из подъезда Димитрий Вишневецкий привел в

порядок несколько отрядов и спас по крайней мере часть артиллерии». Впрочем,

поляки не ушли бы от совершенного поражения, еслиб козаки не бросились на

оставленные возы и тем не дали возможности передним уйти далеко. Задние не

избежали так легко беды. «Такое смятение произошло, – говорит очевидец, – что

походило на пилявское дело. Одни из наших бежали в ворота, а другие лезли прямо

через вал, те верхом, те пешие... если бы сам Бог нас не оборонил, мы все пропали бы

тогда!» Одни козаки, стоя па валах, проводили бегущего неприятеля насмешливыми

криками: «цыганы, побегушки, безмозглые ляхи, пилявчики! Утикайте дальше за

Вислу. Тут не ваше дило». Но другие гнались за ними по пятам, а тут были не только

те, которые прогнали поляков из Винницы, но еще и новые козацкия силы, присланные

Хмельницким с асаулом генеральным Демком и с Чигиринским полковником Ильяшом

Богачем, и всего, как говорили, погналось тогда за поляками Козаков тысяч до ста и

татар до тридцати тысяч. Пока жолнеры добежали 24-го марта до Вара, то оставили

более тысячи раненых своих собратий, и потеряли не только все награбленное ими у

подолян, но и все собственные пожитки: в Варе у них не было ни белья, ни платья и

притом их утомляли непрестанные караулы: «по три дня и по три ночи приходилось

нам,—говорит Мястковский,—стоять настороже, не разводя огня, и мы поморозили

себе носы, руки и ноги» 3). Вину неудачи поляков под Винницею современник

приписывает безладице и постоянным ссорам между польным гетманом и брацлавским

воеводою Ляндскоронским. Еще после дела в Красном польный гетман сердился на

Ляндскоронского за то, что тот присвоил себе пернач Нечая. Польный гетман хотел

взять эту вещь себе и обругал брацлавского воеводу, когда тот не отдавал ее. С той

поры во все время похода до Винницы паны эти делали друг другу неприятности. В

Шарогроде брацлавский воевода подвергался упрекам от польного гетмана, будто

возбуждает против него подчиненных, а брацлавский воевода сказал, что, напротив, он

убеждал жолнеров повиноваться предводителю. Калиновский показал ему кукиш и

произнес: ваши увещания имели столько веса, как вот это! Стыдно и позорно, —

замечает по этому поводу современник, – вождям дозволять себе такия

школьнические выходки. После того в Прилуках какой-то поручик, которому

брацлавский воевода делал выговор за упущения по службе,

1) Истор. о през. бр.—Woynadom. Ч. 2, 14—15.—Annal. Polon. Clim., I, 230.– Летоп.

пов. о Маж. Росс., 77.

2)

Woyna dom. Ч. II, 15.

3)

Jak. Micbal. Ks. Pam., 625.—Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Февр., 386.

391

был так дерзок, что сказал воеводе: «тебе приличнее быть козьим пастухом, чем

сенатором!» Оскорбленный воевода обратился с жалобою к польному гетману, а тот с

ирониею произнес: «где бреют, там и бьют!» Калиновский постоянно перед всеми

старался выставить Ляндскоронского виновным за неосторожность под Винницею, где

на прорубях погибло не мало заслуженных товарищей, и такое мнение расходилось в

польском обществе к ущербу чести Ляндскоронского 1). Из Бара жолнеры в начале

апреля поспешили в Каменец, и там Калиновский расположил их по окрестностям 2).

С тех пор войско стояло под Каменцем и уже не осмеливалось выступать из лагеря.

Оно находилось в бедном положении. Наступила Пасха, а для жолнеров, говорит

современник, была она настоящею иудейскою пасхою в пустыне. За неимением хлеба,

они поневоле ели хлебы в роде опресноков, без соли и с горечью, потому что зти хлебы

печены были из лебеды 3). Угрожавшие вести тревожили их: господарь Лупул писал,

что Хмельницкий намеревается грянуть на них с сильным войском, чтоб не допустить

до соединения с королем 4). Предводители посылали к королю известия, вовсе

непохожия на прежния, описывали свое бедствие, и умоляли о скорейшей помощи 5). И

вот в Варшаве внезапно разочаровались поляки в своих блестящих надеждах на счет

удивительных побед кварцяного войска. «Те, которые сочиняли небывалые события, —

говорит летописец,—теперь первые опустили руки 6); а охотники до таинственного со

вздохом разносили вести, что в Варшаве, на кладбище казнимых преступников, у

мертвеца из уха пролилось много крови, а другой мертвец из могилы просунул руку. —

Это пророчит большие беды Польше», говорили тогда 7).

1)

Дневник Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Февр., 881.

2)

Кратк. опис. о жоз. малор. нар., 45.—Woyna dom. Ч. 2, 15.– Истор. о през. бр.

–Hist. ab. exc. Wlad. IY, 72.—Акты Южн. и Зап. Росс., III, 454.

3)

Ilist. belli cosac. polon., 132.

4)

Woyna dom. 4. 2, 16.

5)

Histor. belli cosac. polon., 133.

6)

Woyna dom., 15—16.

T) Stor. delle guer. civ., 244.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.

Ополчение в Польше-Папский легат.—Коринфский митрополит Иосаф в Украине.

– Выступление короля из Люблина в Сокалу.—Планы Хмельницкого.—Неудачная

осада Каменца.—Битва под Купчинцами,– Хмельницкий под Збаражем.—Семейная

драма у Хмельницкого.—Положение лагерей козацкого и польского.—Татарский мурза.

–Поляки идут к Верестечку.—Прибытие хана к Хмельницкому.—Планы

Хмельницкого.—Поляки идут к Дубну.—Вишневецкий предупреждает опасность.—

Возвращение поляков.—Переправа польского лагеря через Стырь.—Появление

татарско-козацкого войска,—Первые стычки.—Гнев хана. -Ночь перед битвою.

Король получил в Журавице донесение из Каменца и, как будто пробудившись от

сна, по выражению недоброжелательного к нему историка *), побежал в Варшаву. Он

недолго оставался в столице и в половине апреля выехал в Люблин с королевою,

сенаторами, окруженный всем двором и многими знатными особами обоего пола, с

десятью тысячами новоприбывшего из Германии войска. По' приезде в Люблин,

двадцатого апреля, он выдал третьи вици на посполитое рушенье. «Сообразно

сеймовой конституции,—писал король,—оповещаем сими третьими и последними

вицами всех обывателей Речи-Посполитой, что мы лично идем для укрощения

своевольных мятежников, которые, соединившись с неверными, покушаются

искоренить не только всю шляхетскую кровь, свободу вольности и самое имя польское,

но даже и святую католическую веру, всегда процветавшую в нашем королевстве, и

ниспровергнуть костелы, посвященные имени Божию. Местом сбора для всех,

подлежащих посполитому рушенью, назначаем Константинов на пятое число месяца

июня и желаем, чтобы никто, под страхом наказания по закону, не уклонялся от этого

служения Речи-Посполитой, но каждый спешил бы в указанное место, с охотою и

готовностью, как подобает защитникам Христовой веры, чести Речи-Посполитой,

свободы и вольности» 2).

Дорогой гость посетил короля в Люблине. Это был снова Иоанн де-

*) Histor. belli cosac. polon., 133.

2)

Jak. Micbal. Ks. Pam., 611.

393

Торрес, епископ адрианопольский, легат папы Иннокентия X, приезжавший в

Польшу прежде при Владиславе. Папа не прислал денег, которых просили поляки; он

отговаривался тем, что римская казна истощена; зато он прислал всем полякам,

идущим на брань, свое первосвященническое благословение и полное отпущение всех

грехов, королю в подарок мантию и освященный меч, украшенный жемчугом и

драгоценными камнями, а королеве золотую розу. Во время утреннего богослужения

легат вручил Яну Казимиру и его супруге эти дары и от имени св. отца торжественно

провозгласил польского короля защитником св. веры. Внимание папы обрадовало

поляков. Несколько дней прошло в религиозных церемониях, напоминавших времена

крестовых походов. Король обнародовал, что сам святой отец благословляет

ополчающихся на брань и повелевал творить в храмах торжественные моления о

ниспослании счастливого окончания войны, предпринятой за честь

римскокатолической религии. Религиозный характер войны возбуждал в поляках отвагу

и мужество; шляхтичи выходили с уверенностью в победе, потому что в Риме будут

молиться за них; шли на смерть с надеждою очиститься от грехов участием в таком

святом деле и приобресть мученический венец на небе х).

Польша восстала. Шляхтичи не только выходили сами, но выбирали из своих

подданных крепких и рослых вооружали их и брали с собою на войну 2).

И у Козаков также было религиозное возбуждение. Ближайший архипастырь

Хмельницкого киевский митрополит вовсе не показывал сочувствия к козацкому делу.

Происходя из шляхетского звания, Сильвестр Коссов не мог до такой степени разорвать

узы крови, привязывавшие его к шляхетской породе, чтобы всецело перейти на

хлопскую сторону. Он, подобно Адаму Киселю, был поставлен в истинно-фальшивое

положение неудачного примирителя польского дворянства с русским мужичеством. По

настоянию Киселя митрополит писал к Хмельницкому, убеждал не проливать крови, не

раздирать внутренностей общего отечества, а Хмельницкий отвечал ему, что не с его

стороны, и не от Козаков последовало возобновление войны, а дали к этому повод

поляки, истребивши в Красном Нечая со многими людьми русскими. Козацкий гетман

иопрежнему уверял, что готов ожидать коммиссии и вступить в мирные переговоры, но

с тем, чтоб войска польские подальше отступили от черты границы козацкой земли. На

самом деле Хмельницкий был уже далек от того, чтоб начинать снова бесплодные

толки с коммиссарами. Когда козацкий гетман, двигаясь на походе, был ожидаем в

Погребыще, Кисель отправил к нему посланца с письмом, в котором, по обыкновению,

убеждал его приостановить неприятельские действия. Хмельницкий не отписал, ему, а

приказал изустно посланцу передать киевскому воеводе такую речь: «пан воевода

манют меня коммиссиего и мирим, а брата своего посылает воевать вместе с

Калиновским и Ляндскоронским. Брат его убит, мне жаль его; он был настоящий