Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 67 страниц)

курляндцев,– все это сыны одной Речи-Посполитой. Впрочем, мы не подадим повода

к пролитию крови христианской, если ваши желания мира искренни» 1).

Современник рассказывает, что, получив ответ из Замостья, Хмельницкий со

старшинами осматривал ров, который козаки копали для спуска воды из пруда. В это

время ядро, брошенное со стен, чуть было не убило Хмельницкого: с тех пор он

постоянно жил в Лабунях и только павещал табор 3).

Безуспешные переговоры и медленность Хмельницкого породили в толпе Козаков

ропот и даже негодование.

«Наш гетман так распился,—кричал обозный Чорнота,—что ни о чем не думает, и

страх овладел им. Как! мы побрали в неволю гетманов, рассеяли все польское войско,

взяли окуп со Львова, и теперь Замостье, частная крепость одного поляка, не могла бы

выдержать нашей силы; беда только, что пан гетман начал поблажат полякам, ведет с

ними тайные сношения и обманывает войско!»

Хмельницкий знал, говорит летописец, чтб за голова был Чорнота, и приказал

тотчас готовиться к приступу 3).

Гетман открыл нападение тем, что пустил ядра и зажигательные гранаты в город; но

одни не долетали, другие перелетали, а третьи хотя падали на крыши,—не причиняли

большего вреда. Дожидаясь решительного приступа, поляки, с колокольным звоном,

ободряемые священною процессиею с св. дарами, выстроились к бою; но козаки целый

день только играли на трубах, как будто для того, чтоб изнурять врагов беспрестанным

ожиданием 4),

‘) Supplem. ad. Hist. Russ. monum., 181-184. Руиюит. виленская.

2)

Obs. Zamosc.

s) Annal. Polou. Clim., I, 89.—Ilist. pan. Jan. Kaz., I, 36.

*) Obs. Zamosc.

16*

244

Между тем они наломали хворосту для забрасывания рва, наделали соломенных

пуков для зажжения, приготовили из толстых бревен осадную машину на колесах,

называемую по-козацки иуляй-городына, с отверстиями для вставки пушек и ружей и с

корзинами или ящиками, набитыми землею, для закрытия от неприятельских

выстрелов *). К вечеру на северной и на восточной стороне ноявилась сплошная масса

Козаков. Хмельницкий отобрал таких молодцов, которые еще не знали, как управляться

с оружием, потому что до сих пор обращались только с косами да серпами, но зато

более всех шумели против предводителя, – выкатил сначала несколько бочек горелки,

потом загнал всех в гуляй-городыну и запер ее рогатками, а позади поставил старых,

настоящих Козаков, приказывал им подгонять ленивых и трусливых и даже колоть,

если они попятся назад. По бокам поставлена была конница. В одиннадцать часов ночи

поляки отвечали им таким сильным огнем, что русские расстроились; бревна,

сложенные наскоро, рассыпались; хлопы не умели хорошо стрелять и попадали в стены

или на воздух; притом на поляках были нанцыри, а на русских свитки да кожухи!

Покинув разоренное свое орудие, они бросились на задних Козаков, прорвали ряды их

и привели всех в беспорядок. В то же время, когда неопытная и буйная чернь

выставлена была на убой под гуляй-городыню, Чориота с козаками зашел с северной

стороны чрез болото, где стена была ниже, не защищалась башнями и где поляки не

ждали видеть козачества. Сначала с этой стороны дело Козаков шло удачно: они

перешли ров и приставили к стене такия огромные лестницы, что пятьдесят человек

едва могли нести одну, но поляки поспешили туда, где нападал Чориота, и отбили его.

Саму. Чориота лез, «как сорви-голова», говорит польский летописец, но был ранен в

лядвею, упал с лестницы и, не получая в пору пи подкрепления, ни содействия, оставил

приступ. Тогда осажденпые так расхрабрились, что две тысячи человек сделали

вылазку на предместье, где стоял Головацкий с двенадцатью тысячами Козаков; они

напали неожиданно, захватили триста вьючных лошадей и взяли в плен сотника Метлу

2).

С тех пор козаки хотя стояли три недели под Замостьем, но уж не оказывали ни

малейших неприязненных поступков. Они даже перестали роптать на Хмельницкого,

особенно когда посредством гадания (а в гаданиях, по замечанию современников, они

были большие искусники) дознались, что судьба не даст им успеха, сколько бы они ни

трудились. Они пустили что-то огненное, па подобие горящего шара или ракеты, прямо

на город по воздуху, так что осажденные думали, что хотят зажигать город; ракета,

долетев до средины города, протянулась в воздухе на подобие копья, потом начала

сгибаться и, наконец, приняла форму змеи; хвост и голова сблизились, и тогда голова

как будто начала кусать хвост. Видя это, козаки закричали: «годи, теперь, панове

молодци, не наша доля» 3). Какая-то знаменитая их чаровница Ма-

’) Annal. Polon. Clim., I, 89.—Hist. Pan. Jan. Kaz., I, 36.

2) Annal. Polon. Clim., I, 89—90.– Pam. do pan. Zygm. Ш, Wlad. IV i Jan. Kaz., II, 36

–38.– Hist. pan. Jan. Kaz., I, 31. – Hist. ah. exc. Wlad. IV, 25.– Stor. delle guer. civ., 60.

–Engel. Gescli. der Ukraine, 154.

3)

Hist. belli cosac. polon., 90.

245

руша объяснила им, что успеха не будет. С тех пор они уж не воевали 1).

Начальник Замостья, пользуясь бездействием Козаков, послал к Хмельницкому с

просьбою не разорять замка пана Замойского. Этот замок стоял посреди пруда с южной

стороны крепости: комендант предлагал поместить там для охранения козацкий

гарнизон.

Хмельницкий отвечал: «Удивительно, что вы заботитесь о сохранении пустого,

дома более, чем о многолюдном городе, в то время, когда есть средство сойтись с нами,

если только вы не станете пренебрегать своим деломъ».

Получив такой ответ, паны послали спросить, чтб он разумеет?

«Так как нам известно, – писал Хмельницкий, – что владетель Замостья

обращался всегда человеколюбиво с русским народом, так как, притом, приходит пора

снять лагерь, то я соглашаюсь отвести Козаков в Украину, ' если мне дадут небольшую

денежную сумму для удовлетворения татаръ».

На это Мышковский написал: «Мы согласны заплатить папу Хмельницкому

20.000

польских злотых, если козацкий предводитель исполнит следующие

условия: во-первых, оставит в целости замок, о котором уж было говорепо; во-вторых,

запретит козатсам разорять костелы, замки и имения соседних дворянъ—все, что

осталось еще неповрежденным; в-третьих, не будет отдавать в плен побежденных и, в-

четвертых, если, по получении суммы, воротится в Украину».

Хмельницкий согласился на все; но, получив сумму, написал коменданту: «Я не

могу возвратиться в Украину, пока не придут в мой стап козацкие отряды, разосланные

по окрестностям; однако, городу бояться нечего; даже вы получите от нас пользу, если

позволите козакам без оружия подходить к городу и продавать скот и прочее, чтб они

захотят сбыть; я же, с своей стороны, уверяю вас, что всяк может безопасно выходить

из города».

Комендант позволил, и тогда в козацком обозе открылась настоящая ярмарка:

козаки продавали своим неприятелям скот и разные драгоценности: серебряные кубки,

чаши, платья, меха: все это было отнято у панов под Пилявою и продавалось теперь

необыкновенно дешево. Тучный бык стоил талер. Некоторым из поляков даже

понравился такой торг, хотя от него поживлялись только богачи, а бедные час от часу

приходили в скудное положение, особенно оттого, что в Замостье открылся падеж

скота и лошадей 3).

Э Obsidio Zamosc.

2) Hist. belli cosac. polon., 91—93.– Stor. delle guer. civ., 64.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

Избрание Яна Казимира. – Королевское приказание. – Отступление

Хмельницкого в Украину. – Прибытие в Киев. – Патриарх Паисий.

Наконец Хмельницкий узнал, что избрание нового короля кончилось, и кончилось

так, как он хотел. Приступая к Замостыо, козацкий предводитель отправил в Варшаву

Яна Гирю, Гладкого, Сокольницкого и Дмитра Черкасского 0 просить, чтоб к нему

прислали коммиссаров для примирения. Он велел им заявлять, что козаки желают

королем Яна Казимира, и если сейм выберет этого королевича, то Богдан Хмельницкий

будет в его воле. Так должны были говорить козацкие посланцы и в таком смысле

Хмельницкий послал с ними письма некоторым государственным людям. 15-го ноября

он послал на сейм ксендза каноника Гунцель-Мокрского, поручая ему письмо к целому

сейму.

«Бог всемогущий свидетель,—писал он, – что крайняя беда и неволя заставила нас

оскорбить величие Божие и вас, милостивых панов. Всему причиною двое панов.

Первый—коронный хорунжий: он убивал наших товарищей, мучил, сажал на кол,

отнимал нашу собственность, чуть не запрягал нас в ярмо, делал с нами чтб ему

нравилось. Второй панъ—князь Вишневецкий; когда, по разгроме кварцяного войска,

мы хотели воротиться па обычное место на Запорожье, он, не знаем по собственной ли

злобе или по совету других панов, нападал на нас с своим войском, хватал Козаков и

наших духовных, сажал на кол, буравил глаза и мучил их другими способами. Защищая

свою жизнь, мы, рады не рады, должны были двинуться с войсками нашими и давать

ему отпор, потому что с одной стороны паны коммиссары Речи-Посполнтой присылали

нам миролюбивые письма, с другой—на нас шло войско. Преследуя князя

Вишневецкого, мы достигли Замостья, получив верное известие, что князь

Вишневецкий собирается воевать с нами. Эти два пана всему причиною. Они своею

алчностью и необузданностью чуть не до конца разорили землю. Князь Вишневецкий

был у нас в руках за Днепром,

Ч Акты Южн. и Запади. Росс., Ш, 284,

247

но ии его выпустили в целости, надеясь на его дружелюбие. Теперь мы посылаем к

вам его милость ксендза Мокрского, каноника, который засвидетельствует, как я

трудился, желая оставаться попрежнему верным слугою Речи-Носполитой. Просим

отпустить нам невольное прегрешение: сам Бог свидетель, что не мы виною. Просим

не одобрить тех панов, которые всему злу причиною. Если же вы, милостивые паны,

окажете нам какую-нибудь немилость и неблаговоление и не удержите виновников

войны, то мы поймешь это так, что ви не желаете иметь нас своими слугами, а это

причинит нам великую скорбь. Ожидаем ответа чрез того лсе ксендза каноника

Мокрского, а затем остаемся попрежнему верными слугами вашими» 1).

Избирательный сейм не был на этот раз так бурен и мятезкен, как обыкновенно

случалось. Правда, с 6 октября по 17 ноября время проходило напрасно в толках о

средствах защиты, о частных правах и разных формальностях, хотя Кисель еще 10

октября представлял, что единственное средство утишить возникшие междоусобия—

как можно скорее выбрать короля. «У этих хлопов, – говорил он, – ничего не значит

величие республики.– А що то есть Речь-Посполита? мы сами Речь-Посполита, але

король—тб у нас пан!—Хмельницкий в письмах своих ко мне и другим лицам не хочет

и знать, будет ли Речь-Посполитая именовать его гетманом. Он пишется гетманом

войска его королевского величества. Король у них, хлопов, что-то божественное» 2). По

мере того, как узнавали об успехах Хмельницкого, очевидная опасность заставляла

думать о скорейшем избрании главы государства. Сначала входила в силу партии

Ракочи, седмиградского князя. Иеремия Вишневецкий был за него и приводил в

доказательство, что венгерцы во всем похозки на поляков, и в нравах, и в образе жизни,

а потому с ними должны соединиться; одно только препятствовало Ракочи быть

польским королем, он был не католик; но полякам памятен был пример Стефана

Батория и многозначительные слова Сигизмунда III, который говорил, что для польской

короны мозисно сделаться не только католиком, но дазке иезуитом. Эта партия, однако,

не была многочисленна; притом зке тогдашний седмиградский князь Стефан Ракочи в

то самое время умер, оставив наследником сына Георгия. Другая партия хотела

оставить польский престол в роде Вазы, следуя совету духовных, из которых один,

Стефан Вышга, пред самым началом сейма произнес проповедь и привел в ней кстати

текст из книги Царств: «изберите себе царя из сыновей господина вашего, того,

который вам понравится, и посадите его на отцовский тронъ».

Два сына Сигизмунда, Карл и Казимир, оба находившиеся в духовном звании, были

кандидатами. Во время сейма один сидел в Непорентах, а другой в Яблонной, и оба

действовали через панов своих коммиссаров на сейме. Козацкие коммиссары сильно

стояли за Казимира; его стороны дерзкался и Оссолинский. За Казимира старались

посланник императора, французский двор и шведская королева Христина 3). Говорят,

что Оссолинский решил дело: он убедил Карла добровольно отказаться от своих

претензий, представляя ему,

') Акты Южн. и Заиг. Росс., Ш, 286. Рукоп. вшгенская.

*) Jak. МисЬаИ., 238.

3) Stor. delle guer. СИУ., 60—51.—А. Ю. п 3. Р., III, 286.

248

что в противном случае отечество испытает ужасные беспорядки, когда

Хмельницкий готов будет воевать за Казимира. Карл отказался; а Ян Казимир 17

ноября был избран королем, несмотря на то, что, быв королевичем, вступил в

иезуитский орден и получил от папы кардинальскую шапку,—несмотря даже и па то,

что не все желали видеть его королем и многие имели о нем дурное мнение 1). Но у

ляхов, хотя их и большое скопление было в Варшаве, были заячьи уши, говорит

летописец русский: такой страх ими овладел, что как послышат треск сухого дерева,

так готовы без памяти бежать к Гданску, и сквозь сон не один тогда кричал: .

«Хмельницкий идет!» Оттого они все только и думали, как бы примириться с грозным

победителем, и согласились на избрание Яна Казимира преимущественно для того,

чтоб угодить козакам и избавиться от дальнейших разорений 2). Едва только

большинство стало наклоняться в пользу Яна Казимира, паны тотчас послали к

Хмельницкому ксендза Ансельма с известием.

Хмельницкий очень был доволен.

«Того только я и ждал,—сказал он,—чтоб было к кому прибегнуть ' в тяжких

несчастиях своих: настояща беда не з моей причины сталась, а все од дурних старостив

и вид лядскои старшины, котора нам велики шкоды чрез аренды польски робила, да и

того лиха наробила. Я не на кровь всенародную иду, а од настоючих на мене войском ся

бороню» 3).

Немедленно он послал в город известие и так писал:

«Избирательный сейм кончился. Козаки, как дети одного отечества, подавали

голоса свои и ради них поляки согласились избрать Яна Казимира. Но козаки так любят

короля своего, как дети отца; и пока он не будет коронован, войско запорожское не

выйдет из Польши, а будет стоять для охранения особы его величества. Предлагаю

гарнизону в Замостье отворить нам теперь ворота, как согражданам и приятелямъ» 4).

Весть об избрании Яна Казимира очень не понравилась в Замостье: папы видели в

новом короле орудие Оссолинского и антирееиубликанской партии 5); однако, скрьивая

неудовольствие, угостили и одарили козацкого трубача и отослали назад с таким

ответом:

«Мы, находящиеся в Замостье, все благодарим пана Хмельницкого за то, что его

трубач принес нам известие, которого мы чрез почту не могли получить, по причине

военных беспорядков. Но слышали и мы, что Ян Казимир, избранный королем,

двинулся уже к Замостыо для успокоения несогласий паших; прибыв сюда, он узнает,

кто из нас нападает на отечество, а кто его защищаетъ».

Между тем комендант послал Хмельницкому в подарок четыре боченка отличного

вина °).

*) Histor. belli eos. polon., 93.

2)

Истор. о през. бр.

3)

Woyna dom. Ч. I, 41,– Летоп. Мал.

4)

Annal. Polon. Clim., I, 91.

6) Hist. belli cosac. polon., 95.

G) Pam. do pan. Zygm. ITT, Wt. IV i Jan. Kaz., П, 39,– Annal. Polon. Clim. I 1. – Obs.

Zamosc.

249

19-го ноября явился в козацкий табор другой посланник от самого новоизбранного

короля, шляхтич русской веры, Яков Смяровскин. Козаки встретили его с

распущенными знаменами, били в котлы, играли на трубах, стреляли из пушек.

Услыша такое неожиданное смятение в неприятельском обозе, осажденные

испугались-было, особенно когда до них долетали слова: «ой тепера прийшов сирота

до Замостья отворити ворота!» У Козаков было предание о какой-то пушке огромной

величины, которую некогда москвитяне везли в Киев и бросили па дороге: эта пушка в

народе слыла под именем сироты, а потому осажденные подозревали, не получили ли

козаки свежей помощи и не предпринимают ли приступа 1).

Но королевский посланник привез Хмельницкому от имени короля приказание

отступить в Украину и там дожидаться его коммиссаров.

«Я избран польским королем,—писал король,—по единодушному согласию обоих

народов, так как ты сам, Хмельницкий, требовал этого пламенно в нескольких письмах

своих и частных и посланных к сенату. Признай же во мне верховного наместника

великого Бога, не опустошай понеприятельски областей польских и перестань разорять

моих подданных. Отступи от Замостья; я желаю, чтоб это было первым

доказательством твоего послушания. Вспомни, что воин не есть разбойник и грабитель;

ты не варвар, а христианин. Избавь народ от убийств, а себя от бесславия».

«Повинуюсь королевскому приказанию,—сказал козацкий предводитель,– ибо

уверен, что скоро рассудят меня» 2).

Гетман был очень весел, пил с послом за здоровье короля при громе пушек и сказал:

«Вот, еслиб вы еще летом, на конвокации, выбрали короля, не было бы того, чтб

сделалось. Хорошо, что выбрали Яна Казимира, а еслиб выбрали другого, так я пошел

бы в Краков и дал корону тому, кому бы захотелъ» ;|). Он тотчас послал трубача в

Замостье.

«Не подумайте, чтоб с моей стороны была какая-нибудь хитрость.– писал он,—и

приготовляйтесь принять с должного честью посла его величества».

Паны отвечали, что готовы принять его, и чрез несколько часов явился в город

Смяровский.

«Завтра я ухожу с войском,—писал Хмельницкий,—по приказанию его величества,

а потому теперь следует вам веселиться и быть верными своему государю» 4).

Тогда,—говорит современник,—поляки кричали для вида: «многая лета королю Яну

Казимиру», а шопотом приговаривали: «еслиб эти многая лета кончились прежде, чем

он вступит на престол!» Иные толковали тогда же, что «от нового короля нечего ждать

доброго, потому что самое имя его Казимир по-русски означает сокрушителя мира» 5).

) Ilistor. belli cosac. polon, 95.

a) Ilistor. ab. exc. Wlad. IV, 25.—Stor. delle guer. civ., 05. 3) Supplem. ad. bist. Rus.

monum., 186.

') Histor. belli cosac. polon., 95.—Annal. Polon. Clim., I, 92. B) Ilistor. belli cosac. polon.,

96.

250

24-го ноября козаиш отступили, сделав залп из пушек, и паны, освободившись от

засады, вышли смотреть на место козацкого обоза и пели там: «Тебе Бога хвалимъ».

Они удивлялись и поздравляли друг друга с спасением, которое казалось невозможным

при таком большом войске неприятельском. «Тогда,—говорит современник,– поляки

шопотом говорили, что верно Бог послал на Хмельницкого слепоту *), когда с такими

силами он не только не взял столицы и не покрыл пеплом всей Польши, но даже

уклонялся от неприязненных действий». Все поступки Хмельницкаго’'со дня

пилявской битвы казались для многих неразгаданными.

Изумленные татары спрашивали его, что значит такое внезапное отступление от

города, в котором они верно надеялись обедать. «Я подданный короля и слуга короля,—

отвечал Хмельницкий, – и потому повинуюсь его новелению!»

Самое неразгаданное до сих пор обстоятельство в истории этих дней то, что нам

остаются неизвестными причины, побуждавшие Хмельницкого поддорлсивать с таким

напряжением кандидатуру Яна Казимира. Несомненно, что этот король обязан был

достижением престола более всего Богдану Хмельницкому, так как между панами

Речи-Посполптой число его сторонников было тогда невелико. Странно во всяком

случае, что Богдан Хмельницкий, объявивший себя защитником южнорусского народа

и исповедуемой этим народом православной религии, стоял за избрание в короли

бывшего иезуита и кардинала: ничто не подавало Хмельницкому надежды, чтоб такой

король сочувствовал стремлениям православного народа и вождя его. Богдан

Хмельницкий не мог быть настолько прост, чтоб не предвидеть, что такой король

тотчас отнесется к нему неблагосклонно, чтб и случилось скоро. Надобно думать, что

между Хмельницким и Яном Казимиром, до избрания последнего в короли,

существовало, посредственно или непосредственно, что-то тайное, нам теперь

неизвестное. Действительно, ездивший в Варшаву в это время гонцом московского

царя дьяк Григорий Кунаков сообщает, что Ян Казимир, будучи еще только

королевичем, посылал к Хмельницкому какого-то Юрия Брмолича с гранатою и давал

обещание, если его выберут на престол, успокоить возникшую войну, не мстить войску

запорожскому за прежнее и вольности русского народа подкрепить паче прежнего. Этот

Юрий Ирмолич, но словам того же Кунакова, остался в козацком войске. Московский

дьяк, по какому-то слуху, дошедшему до него, прибавляет, что он состоит у Богдана

Хмельницкого писарем паивысшим 2).

Возвращаясь из-под Замостья на Волынь с войском, Хмельницкий встретил повых

послов от короля: то был посланный им ксендз Гунцель-Мокрский и какой-то

присланный пан Гшисовский. «Начиная счастливо наше царствование,—писал король,

–мы, по примеру предков наших, послали вам, как старшему в верноподданном

запорожском войске, булаву и хоругвь, и обещаем вам возвращение древних ваших

рыцарских прав. Что

') Hiat. ab. exc. WI. 1Y, 25.

2)

Акты ИОжн. и Зап. Росс., III, 285. Мы не знаем никакого Юрия Ермолпча в

кругу влиятельных лиц около Хмельницкого. Кунаков переделал в Ермолича Юрия

Немирича.

251

касается междоусобия, которое, к созкалению, продолжалось до сих пор, то мы

сами теперь видим и соглашаемся с вами, что причины его те самые, которые мы

изложили в письме вашем, а запорожское войско невиновато. Вы желаете, чтоб

запорожское войско состояло под властью нашею, независимо от украинских старост:

мы того же хотим и, уразумев от послов ваших ваше справедливое желание, желаем

привести его в действие, чрез комипссаров, как можно лучше. Относительно унии мы

также хотим удовлетворить просьбу вашу надлежащим образом. А от вас желаем, чтоб

вы, видя наше милостивое королевское к вам благорасположение и готовность

успокоить все нашею королевскою властью, возвратились в ваш край, распустили

татар, дабы не было более опустошения нашему королевству, и ожидали к себе

коммиссаров нашихъ».

Хмельницкий был тронут этим письмом. Он видел в нем как бы продолжение

планов Владислава и Оссолинского. Он надеялся и мирного успеха возрождения Руси,

и возвышения королевского достоинства в Польше посредством Козаков. Прибыв в

Острог, гетман приказывал загонам прекратить свои набеги, народу оставлять оружие,

и издал универсал к дворялам. «Желаю,—писал он,—чтоб, сообразно воле и

приказанию его королевского величества, вы не замышляли ничего дурного против

нашей греческой религии и против ваших подданных, но жили с ними в мире и

содержали их в своей милости. А если, сохрани Боже! кто-нибудь, упрямый и злой,

задумает проливать христианскую кровь и мучить убогих людей, то как скоро весть об

этом дойдет до нас, то виновный нарушитель мира и спокойствия, установленного его

королевским величеством, доведет Речь Посполитую до погибели» х).

Ни поляки, ни русские не оставили неприязненных действий. По уходе

Хмельницкого, некто Якуб Роговский, выйдя из Замостья, кинулся на козацкий загон

полковника Калины Воронченка и разогнал его. Русские, с своей стороны, сожгли дом

пана Замойского, стоявший на озере. И во всей Руси не переставало кровопролитие,

несмотря на видимое миролюбие предводителя, который, казалось, спокойно решился

ожидать судьбы своей от воли королевской 3).

Хмельницкий прибыл в первых числах января 1649. года в Киев. При звоне

колоколов, при громе пушек, при радостных восклицаниях многочисленного парода,

предводитель, со всеми старшинами, въехал торжественно в полуразрушенные

ярославовы золотые ворота и у стен св. Софии был приветствуем митрополитом и

духовенством; бурсаки академии и училищ пели ему латинские и украинские стихи.

Козаки, говорит русский летописец,

’) Supplem. ad histor. Iiuss monura., 185—187.

г) Об осаде Замостья и избр. кор. вообш,. см.: Histor. belli cosac. polon., 92– 94.—

Pam. do pan. Zygm. Ш, Wlhd. IV i Jan. Kaz., 11,21—24.—Annal. polon. Clim., I, 89—92.

–Histor. pan. Jan. Kaz., I, 15-19.—Нстор. о през. бр.—Памяти. киевск. комм. I, 3, 307—

311.—Suppi, ad histor. Russ. monum., 184.—Woyna dom., I, 41.—Kp. петор. о бунт.

Хмел., 10.—Летоп. Самов., 12—О малор. нар. и запор., 9.—Кр. опис. о козац. малор.

игар., 36,—Latop. Jerl., 71.—Past. Ilist. plen., 170—192, 316, 240—241,—Engel. Gescli.

der Ukr., 154,

262

заплакали, увидя красоту церквей Божиих столицы св. Владимира на землю

опроверженную и).

Сам гетман стал грустен; что-то странное явилось в его характере: он то постился и

молился, долго лежал ниц перед образами в храме; то советовался с колдуньями,

которых держал при себе три, и, пьяный, пел думы своего сочинения; то был ласков и

ровен в обращении со всеми, то суров и надменен; козачество все прощало ему 2).

В Киеве ожидал его дорогой гость Паисий, иерусалимский патриарх, ехавший в

Москву. От лица всего православного мира на востоке он приносил ему поздравление и

побуждал его на новую войну против ненавистного папизма.

В Литве борьба с русским народом не прекратилась с отступлением Хмельницкого:

с ожесточением резались против панов литовские крестьяне, но неудачно. В декабре

Горкуша, бывший до того времени на Березине, напал на Выхов, дважды хотел взять

его штурмом и дважды был отбит. Он отступил; Ян Пац преследовал его и, догнав у

Поповой горы – замка, который был сборным местом для составления загонов, разбил

наголову. Кривошапка и Микулицкий шли, с своими загонами, на выручку Горкуши,

по, услышав о его несчастий, ушли в Вабиновичи. Пац отправил отряд выгнать их

оттуда. Хлопы разбежались частью в лес, а частью в Стародуб. Милоковский,

Жданович и Горский погнались за ними, имели на дороге несколько стычек, возвратили

нескольких пленных дворян и дворянок, и достигли Стародуба. Стародубовцы просили

пощады, уверяли, что те, которые воевали в Литве, ушли в Мглин, а в Стародубе

остались невинные люди. По уверению литвина современника, шляхетство тогда

пощадило город 3).

Вслед затем Радзивилл напал на Мозырь, бывший в руках Михиснка. Прежде всего

он отправил отряд, под начальством Павловича, на овручскую дорогу, чтобы пресечь

возможность удалиться козакам, а сам повел войска свои на приступ с трех боков.

После упорного боя драгуны разломали палисады, т.-е. тесно соединенные между

собою бревна, с большим усилием овладели валом и ворвались в город. Упорство

русских приводило в изумление неприятелей: они засели в домах и стреляли из них;

город был зажжен; русские продолжали бить врагов среди пылавших строений,

убиваемые падающими на них крышами и стропилами. Сам Михненко был схвачен и

сброшен с башни. Другой предводитель, неизвестный по имени, был счастливее: он

успел выбежать из развалин Мозыря и наткнулся на неприятельский отряд; какой-то

жолнер схватил его, но поскользнулся, и козак, в свою очередь, схватил его и умчал с

собою.

От Мозыря Радзивилл отправился к Бобруйску и неожиданно окружил его. Мещане

просили пощады; русские священники умоляли Радзивилла о милосердии. «Хотя,–

говорит современник,—князь знал хорошо причину такого смирения, однако рассудил,

что истребление мещан будет вредно государству, а мятежа не уничтожит, и обещал

мещанам целость жизни и

*) Истор. о през. бр.

3)

Hist. pan. Jan. Kazi, I, 41.

3) De rebus, gest. contra cos., 18—20.

253

имуществ, если только они все, по одиночке, выйдут за ограду города, выдадут

знамена и начальников возмущения со всеми, кто участвовал в мужичьем восстании».

Они согласились, и тогда народ вышел толпою, дрожа от страха. Упорнейшие

мятежники зажгли башни и, защищаясь, погибли в пламени города, их предавшего;

начальник бросился в воду, но его вытащили, привели к гетману и посадили на кол. Все

зачинщики были, подобно ему, посажены на кол, а другим, кого только обвиняли в

участии в бунте, рубили руки. Таково было положение дел в Литве до конца февраля

1649 г. *)•

!) De rebus, gest. contra cos. Zap., 25—32.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Положение Украины – Сношение с Крымом, Турдиею, Молдавиею,

Трансильваниею Московиею.—Польские коммиссары в Переяславле.

В течение девяти месяцев 1648 года Украина изменилась так, как не изменялась’ в

продолжение веков: польский аристократический порядок рушился, сословия

перемешались и слились в понятии русского козака; связь, соединившая Украину с

Польшею, была, повидимому, разорвана; но переворот оставался неконченным; еще

кипело брожение, и кто мог отгадать, чти> из него выйдет? Соседния державы, которые

находились с Польшею во вражде, искали тогда своих выгод в связи с Украиною.

Крымское царство могло много выиграть от этого переворота. И Московское

Государство и Польша, страны неприязненные между собою, обе испытывали дикую

силу татарских полчищ. Но отвазкиые козаки, стоя на границе и Московского

Государства и Польши, защищали, сами не зпая того, и ту и другую дерзкаву, и не

допускали татар пользоваться раздорами христиан, ибо они постановили мезкду собою

обет охранять веру и не только не допускали мухаммедаи вторгаться в Московию и

Польшу, но еще не давали татарам покоя и в их собственных жилищах. Теперь эти

заклятые враги сами братались с крымцами, искали помощи. Для Крыма была двойная

выгода: старинные враги мирились с татарами и вступали с ними в союз;

следовательно, Крым освобождался от козацких набегов и неразлучных с такими

набегами грабежей; украинцы открывали крымцам путь в Польшу; следовательно, для

самих крымцев был случай позкивляться грабежем.

В подобных отношениях козачество находилось и к Турции. Султаны зкадно

обращали взоры на Европу; Польша всегда была врагом турецкой дерзкавы. Издавна

обе державы спорили мезкду собою за Молдавию, которая переходила под власть то

поляков, то турок. Когда в Европе затевался крестовый поход против турок, Польша,

казалось, была первая держава, готовая пристать к нему. Намерение Владислава,

возбузкдавшего к войне против неверных и своих подданных и чужия державы,

естественно должно было усугубить вражду турок к полякам. Турция, соединясь с

козаками, могла

255

отомстить за все. Притом козаки издавпа были самыми беспокойными врагами

мухамиеданской державы: когда другие христиане угрожали им только

приготовлениями, воззваниями одни к другим, козаки вели с турками беспрерывную

крестовую войну, о какой только мечтали европейцы. Туркам представлялся случай

сделать из отчаянных врагов себе союзников и даже подчинить их своей власти.

Мы видели, что Ислам-Гирей хотя принял участие в козаках, но не решался

формально воевать против поляков. Но когда первое дело было удачно, и Хмельницкий

отослал в Крым пленников, хан послал в Польшу требование, чтоб отдали ему дань за

четыре года сполна—и татары оставят Козаков, а в противном случае, если дань не

будет заплачена в течение сорока дней, поляки должны ожидать его со всею ордою 1).