Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 67 страниц)

Каменец, но не взял его. Спустя несколько времени на Каменец напал другой отряд,

под предводительством двух атаманов, Гири и Волка. Но они не только не взяли

крепости, а еще потерпели от вылазки, которую сделал комендант. Зато с досады

удальцы по-гайдамацки опустошили окрестности 3): несколько их было взято в плен и

под пыткою оказалось, что то были карпатские опришки, не имели никаких сношений с

козаками, но, услыхавши об украинском восстании, по ненависти к рабству, собрались

и пошли бить ляхов *).

И на Волыни были другие загоны, свирепствовавшие с равным ожесточением над

врагами православия и Руси. Около Луцка ходил Колодка, разорилъ

*) Истор. о през. бр.—Annal. Роиоп. Сииш.

2) Рукоп. И. И. Б. разнояз. Истор. Г. № 5.

3) Истор. о ирез. бр.—Памяти, киевск. коми., I, 3, 199—201.—Рат. о wojn. kozac. za

Chtnieln., 14.—О том, что случилось в Укр., 8.—Летоп. Велич., I, 99.—Wojn. dom. Ч. I,

24.—Stor. delle guer. civ., 27. Pochod. wojen. si. – Рукой. И. П. Библ. разнояз. Истор. F.

№ б.

4) Рукоп. II. П. Б. разнояз. F. № 5.

13*

196

несколько замков, перебил иудеев х) и, наконец, древний Луцк признал власть

Хмельницкого. Гарнизон, находившийся в этом городе, разбежался, как только

разнеслась весть о приближении Козаков. Козаки умертвили всех, кого считали врагами

и поругались вдоволь над римско-католической святынею 2). Кременец тоже был взят

козаками; шесть недель они осаждали тамошний замок, лежащий на высокой, почти

неприступной скале и, принудив его к сдаче, разорили 3). Города и местечки: Олыка,

Ровно, Клеван, Тайкурьт, Острог, Владимир, Кобрин, Заславль 4) взяты разными

шайками. Но замки в Бродах и Дубне остались невзятыми 5). Не спаслась Гуща,

резиденция Киселя 6), который тщетно восклицал,. что он православный.

«Мы сидим,—писал один современник, живший на Волыни,—с женами и детьми

под страхом нападения день и ночь, каждую минуту. Взрослые обоего пола и дети

толпятся в костелах, ксендзы воссылают молитвы об отвращении гнева Божия. Говорят,

семьдесят Козаков пущено по Волыни возмущать хлопов и мещан. Все мы боимся

греческой религии; можно наверно сказать: кто только принадлежит к этой религии, тот

ожидает Хмельницкого с любовью, как искупителя» 7).

Загоны буйного козачества свирепствовали до самого Бреста; взяли и Брест 8),

умерщвляли везде римско-католических духовных, шляхту, иудеев, унитов; оскверняли

алтари. «Христиане над христианами,—писал Кисель 9),– совершали на Волыни такия

жестокости, каких не делают даже турки ц татары». Злодеяния волынских восстанцев

остались в народной памяти и теперь в дико-фантастическом образе ЦИолудивого

Вуняка: это имя древнего хана половецкого поместило предание в эпохе Хмельницкого.

Говорят, что так назывался начальник одного загона: он, по преданию, был мертвец,

вставший из гроба, имел человеческое лицо, снаружи казался живым существом, но

внутренность его была наполнена гнилыми костями, и это было видно, когда он

раздевался. Он каждый месяц ходил в баню и брал с собою козака, которого потом

убивал, чтоб тот не рассказал, кто он такой... Пришла очередь идти одному козаку,

которого мать была колдунья: она дала сыну пирог, испеченный на молоке груди своей.

Сын предложил чудовищу в бане этот пирог и тот догадался, когда съел его. «Ты ушел

от смерти: я теперь брат твой, потому что мы питались от груди одной матери, но я

погибъ». Названый брат перебежал к полякам, открыл им чтб слышал, и НИолудивый

Буняк погиб в первой стычке. Память о нем до спх пор сохраняется у волынских

поселян. Между Кременцем и Дубном, близ местечка

1)

Рукоп. И. П. Б. разнояз. Г. № б.

2)

Лет. Сам., 12.—Stor delle guer. civil., 36.

3)

Извд. из грод. книг Крем.

4) Лет. Санов., 12.—Памяти, киевск. коми., I, 3, 253.—Рукоп. И, П. Библ. разнояз.

Истор. F. 5.

5)

Latopis. Jerl. 91. Jemiolowsk., 8.

6)

Памяти, киевск. коми., I, 3. 241. т) Рук. И. П. Б. разнояз. F. ,№ 5.

8) О маросс. нар. и запорожц.—De rebus gestis, contra cos., 12. в) Памяти, киевск.

комм., I, 3, 244.

197

Вербы, показывают курган, где будто бы погребен Вуняк. Злые духи гнездятся там,

где только чудовище обитало в жизни. В таких-то фантастических образах перешла к

потомству страшная эпоха восстания Козаков *).

В Червоной Руси восстание народа не могло разыграться так, как в соседнем крае:-

там было средоточие польской военной силы; однако, несмотря на то, и там не могли

удержаться русские люди от участия в борьбе с ляхами. За тридцать верст от самого

Львова, в Камени-Стромиловой взбунтовавшиеся хлопы перебили поляков, замучили

ксендзов, ругались над римскокатолическою святынею. Но польское войско скоро

усмирило мятеж: зачинщики были схвачены и во Львове посажены на кол. «Везде

около Львова,—писал в августе один львовянин,—поляку и жиду опасно проехать по

дороге: стерегут, нападают, убивают, мучат. Вся Русь дышет злобою ко всему

католическому и шляхетскому!» В самом Львове поляки и иудеи трусили, особенно

заметив, что православные делают сходки по церквам и укромным местам, на

предместьях. Оглашено было, чтоб мещане не выезжали из Львова из опасения, чтоб

их не били хлопы 2).

Когда Нодоль, Волынь и западная Украина подвергались смутам и ярости народной,

в левобережной Украине и в Северской Земле поднялся народ. Из ополчений

левобережной Украины наделало больше всего шуму нежпнское ополчение, под

начальством Шумейка. Проходя воорузкенно восточные страны нынешней Полтавской

губернии, еще в мае, они встретили в Рашевке под Гадячем другое ополчение,

подобное нежинскому, собравшееся подавать помощь Хмельницкому, который в то

время еще только шел на Потоцкого. Рашевцы подумали, что это литовское войско идет

на Хмельницкого, бросились на передния сотни незкииского полка и рассеяли их, а

сами, соединясь с другими отрядами своего ополчения, спешили за Днепр. Нежинцы

подумали, что в этой стороне русские держали сторону поляков и начали делать

кривды людям, по выражению летописца; разоряя села, они шли до самого Днепра. В

селе Максимовке нагнали они рашевское ополчение и так разбили, что редкий из него

успел уйти на Днепр. Они узнали уже свою ошибку под Кодаком, который принялись

тотчас осаждать 3).

Кодацкий комендант Гродзицкий напрасно писал к гетману, моля о спасении:

прежде чем письмо могло дойти до Потоцкого, он был уже в плену. Кодак был держан в

осаде несколько недель: наконец, когда исозаки поделали мины, Гродзицкий,

лишенный всякой надежды, сдался и); козаки, вопреки обыкновенному своему зверству,

проводили в целости коменданта со всеми его пожитками и жолнеров, связанных

веревками, в Чигирин, и там уже ограбили; а потом Хмельницкий отпустил

Гродзицкого в Польшу °)-

В Киеве восстали зкители, когда только Хмельницкий одержал корсунскую победу;

мещане выгоняли шляхту, преследовали католических священ-

Ч Gesch. der Ukraine ѵ. Engel, 156.

2)

Рук. II. П. Б. разнояз. F. № 5.

3)

Летоп. Сам., 13.

4)

Паи. киевск. коым., I, 3, 22,—Histor. ае. exc. Wlad., IV; 32.

5)

Летоп. Самов., 13.

198

ников и ожидали Хмельницкого, который должен был ехать в столицу, как

освободитель. Шляхта в Киеве, однако, оставалась долго, скрываясь в стенах

Печерского и других русских монастырей; по временам ободренные тишиною в городе,

дворяне осмеливались свободно ходить по городу, избегая только пьяных скопищ;

вместе с ними выглядывали католические духовные и иудеи и, наконец, все заплатили

дорого за свою смелость. В декабре, ночыо с 11-го по 14-е число, православные

мещане, подстрекаемые некоторыми духовными, врывались в дома, где подозревали

укрытых дворян, многих вытаскивали и топили; между ними погибло и несколько

десятков особ женского пола. После этого шляхтичи опять прятались по монастырям х).

Возстание народное отозвалось и в Белой Руси. „Первый, принесший в Белую Русь

призыв к освобождению, был шляхтич Головацкий, составивший ополчение около

Стародуба, который в июле 1648 года достался во власть Козаков, добровольно

призванных стародубскими православными жителями, п с тех пор остался козацким

городом со всем своим поветомъ2). Головацкий из Стародуба вступил в Белорусский

край, скоро ушел оттуда, но посещение его оставило следы; крестьяне, поджигаемые

воззваниями Хмельницкого, предавали огню и мечу владельческие усадьбы и римско-

католическую святыню. восстание распространилось по Белоруссии с быстротою.

Крестьяне соединились в загон, под начальством Небабы, родом из Корыстышева, ИИ

пустились истреблять неправославных. Разом с ним бушевали другие загоны Напалича,

Хвеська, Михненка, Кривошапки, Горкуши. Города Гомель, Лоев, Врахин сами

отворяли им ворота. Литовский готман лежал при смерти; помощник его был в отлучке.

восстанцы долго не встречали никакого сопротивления; только оршанская шляхта, под

начальством Друцкого Горского, вела с ними партизанскую войну; наконец, польный

гетман Януш Радзивилл послал против них Мирского и польного писаря литовского

Воловича в разные стороны с дружинами некоторых панов. Мирский был разбит

наголову при деревне Горволе на Березине. Волович пошел против Небабы.

Мятежники переправились через Припеть; в то же время ударил нечаянно на них

Волович и загнал в город Пинск. Жители приняли их с радостью, как единоверцев и

единоземцев, перерезали и перетопили всех католиков обоего пола, не исключая и

детей, разорили и ограбили костелы и сами взялись сражаться с козаками против панов.

Напрасно Волович требовал, чтоб мещане выдали бунтовщиков, и угрожал карою не

только им, но женам их и детям. «Они,—говорит польский летописец, – были

схизматики, и потому так отвечали: лучше погибнем, чем выдадим тех, которые ратуют

за веру нашу». Мещане исполнили свое слово. Литвины исполнили свое. Через

несколько времени литвины взяли Пинск штурмом и перетопили почти все

народонаселение столь же варварски, как поступили козаки. Небаба бежал из

пылающего города, но был застигнуть поляками, отчаянно дрался и погиб в сече,

Кривошапка свирепствовал против врагов русской народности на Соже.

Ч Latop'. Jerlicza, 70.

2)

Акты ИО. и 3. Росс., III, 256.

199

Он взял местечко Чириков; вслед затем козаки напали на Могилев, перебили всех

иудеев и католиков, ограбили все лавки и рассеялись по околице, увеличив свои

полчища поселянами. В Мстиславском крае внезапно в разных сторонах вспыхнуло

восстание; крестьяне начали сожигать дворянские усадьбы, но были укрощены

Друцким-Горским *).

9 De rebus contra cosac. gestis.—Epitome de rebus 1648.—Rerum in Magno DucLith.

comment., 1—33.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

Чрезвычайный сейм. – Обвинения против Оссолинского. – Коммиссия. —

бесполезные переговоры. – Ополчение польских войск.—Предводители. – Поход

Хмельницкого на Волынь.—Богатство польского лагеря..—Самонадеянность поляков.

–Совет в польском лагере.—Переговоры с козаками.

Все неистовства народа были известны Хмельницкому. Пользуясь бескоролевьем,

он видел в народном восстании удобный случай проучить панов надолго и исполнить

план свой: ослабить польскую олигархию. Он знал, что переговоры, начатые с сеймом,

не приведут к миру, а потому держал войско наготове и переписывался с ханом, ища в

нем союзника для дальнейших походов в Польшу. Среди приготовления к войне

козацкий предводитель справлял свою свадьбу; по известию одного современника из

Львова (от 22 июля) 1), он женился на Чаплинской, шляхтянке, вдове шляхтича, убитого

во время смятения. Другие правильнее признали ее женою того Чаплинского, который

нанес Хмельницкому обиду и был еще жив.

В июле прибыли козацкие посланники в Варшаву. Примас королевства,

архиепископ гнезненский, Матфей Дубенский, лицо важнейшее после венчанной

особы в Польше, занял, по смерти короля, егс право до избрания нового государя,

оповестил в королевстве о смерти Владислава и об опасности отечества, приглашая

послов Речи-Посполитой явиться к 9-му июня на конвокационный сейм.

Первое дело собранных представителей нации касалось мятежа козацкого.

Положено, по предложению примаса, выставить против Козаков 36.000 войска, которое

должно быть набрано по поветам и воеводствам, насчет провинций, в виде земского

ополчения. Собранные представители, в своем универсале о собрании свежого войска,

сочли нужным требовать, чтоб воеводства, даже и населенные чистыми поляками, при

формировании войск отнюдь не доверяли хлопству, а полагали надежду единственно на

людей благородного происхождения и на чужеземцев 2). Так как не было гетманов, то

положили избрать пред-

*) Рук. И. П. Б. разнояз. Ист. F. № 5.

2)

Supplem. ad. ffistor. Kuss. шопшп., 177.

201

водителями этого ополчения трех знаменитейших панов х): первый был Доминик,

князь Заславский, сендомнрский воевода, из славного русского н православного дома

Острожских, владевший огромными поместьями на Волыни и, по примеру

предковъГТпобивший пышность и забавы, роскошный, изнеженный и потому мало

знакомый с военным делом, да и мало к нему способный 2). Второй был

Конецпольский, хотя пылкий и страстный к подвигам и приключениям до того, что

никогда не сидел на месте, как говорили о нем современники 3), но еще не настолько

опытный, чтоб быть начальником. Третий был Николай Остророг, староста

дрогичинский и рогатннский; он славился дипломатическим искусством и ученостью, а

особенно знанием латинского языка 4). Фамилия его издавна была знаменита по любви

к наукам: говорили, что когда в Польше было мало грамотных людей, то во всем

королевстве только было три экземпляра библии: у короля, у примаса и у Остророгов 5).

Но ученость, говорят современники, не сделала его полководцем. «Странно у нас

делалось,—замечает один современник, —• у древних римлян в обстоятельствах,

подобных нашим, выбирали диктатора с единою властью и венецияне так поступали в

войне с турками, назначив одного славного полководца; и все так же делали. У нас —

наоборотъ» 6). Примас и сенаторы не упоминали о Вишневецком, который только и

ждал, чтоб ему вручили булаву. Этого желало и войско и многие шляхтичи 7). Но как

Иеремия ни славился военными заслугами, как много ни обещали его дарования, его

вообще не любили магнаты; по своему характеру, он не терпел равного себе, показывал

в обхождении высокомерие, раздражался за малейший признак небольшего к себе

уважения, п вообще был хорош только с теми, которые в нем нуждались; сам он ни в

ком не хотел нуждаться, и если показывал иногда пример уступчивости, то не иначе,

как с явным презрением к тем, кому уступал. Все современные польские историки

единогласно называют ошибкою невнимание к воинственному князю, который один

выступил против Козаков, когда все от них бежало.

Распоряжение к войне против Козаков окончилось на сейме прежде, чем козацкие

депутаты допущены к сейму с жалобою от целого войска на самоуправство панов 8) и

поднесли сенаторам оправдательное письмо Хмельницкого.

Оно произвело различные мнения. Жестокие противники козачества советовали не

принимать прошения и объявить решительную войну; миролюбивые магнаты думали

иначе. Надворный коронный маршал Казановский говорил: «Не надобно бранить

Козаков за то, что они поякшались с татарами: можно обратиться за пособиями к

самому аду, лишь бы избавиться от такого рабства и

’) Рук. 11. II. Б. разнояз. F. № 5.

2)

Histor. belli cosac. polon., 71.

3)

Korona Polska. Niesiec., Ш.—0 Koniecpolsk., 583.

4)

Histor belli cosac. polon., 72.

5)

Korona Polska. Niesiec., Ш, 227.

6)

Рук. И. П. Б. разнояз. F. .Л» 5.

7)

Hist. belli cosac. polon., 72.

8)

Histor. ab. excessu Wlad., IY, 16.

202

утеснения, какое они терпели» *). Кисель говорил: «Волка за уши не удержишь,

выражается пословица; но толпу народа можно укротить и повести куда угодно, если

воспользоваться временем и обстоятельствами».

Кисель советовал мирно и кротко разделаться с козаками. Получив от

Хмельницкого ответ на письмо и предложение приехать в Украину, он вызвался быть

коммиссаром, если сейм согласится на перемирие, и войдет с козаками в переговоры.

Начали рассуждать: посылать ли коммиссаров или нет, а между тем примас и

некоторые сенаторы спрашивали частно Козаков:

«Объясните нам, что побудило вас взять оружие против собственного отечества?»

Козацкие депутаты отвечали:

«Козаки взяли оружие по приказанию короля; нам дали деньги для построения чаек,

приказали готовиться к войне, обещали восстановить наша права, а после того тотчас

же паны стали нас жестоко угнетать—так мы, получивши силу, и стали защищаться».

Такое откровенное признание стало известным между послами; тут приехал пан

Собеский, бывший пять дней в плену у Хмельницкого. и отпущенный им. Он

передавал то, что слышал от самого Хмельницкого. «Мы,—говорил Хмельницкий,—

получили деньги от самого короля на постройку чаек, а вслед затем я с товариществом

начал терпеть обиды и оскорбления, а правосудия негде было получить. Набрался бы

целый сундук просьб наших к королю. Король и рад был оказать нам правосудие, да у

вас никто короля не слушает; сам король, поэтому, велел нам добывать вольность

саблею». От Козаков Собеский слышал такого рода рассуждения: «пусть паны станут

простою шляхтою, а король будет один голова над всеми: и вы и мы будем слушать

одного короля 2). Вскипело всеобщее негодование; начали называть Оссолинского

изменником; доказывали, что война козацкая возбуждена им, вместе с покойным

королем, с коварною целью причинить зло республике, унизить панов, соделать

Козаков орудием к возвышению королевской власти и совершению властолюбивых

видов Владислава. Приверженцы Вишневецкого наиболее вооружились против

канцлера: Оссолинский был в давней вражде с Иеремиею, и когда зашла речь о

назначении над войском начальства, он сильно старался устранить от команды князя,

говоря, что следует дать начальство мужу хладнокровному и рассудительному, а не

такой горячей голове, каков был Иеремия. Теперь благоприятели Вишневецкого

доказывали, что его ненависть к князю проистекла оттого, что канцлер тайно желает

успеха козакам, а потому и старается удалить полководца, на которого могло бы

положиться отечество.

«Должно,—кричали они,–прежде всего исследовать судебным порядком, что за

причина междоусобной войны».

Оссолинскому было не в первый раз переносить подобные нападения и не в первый

раз даром слова и содействием множества клиентов отделываться от грозы.

*) Jak. Michai. ks. Pam., 119.

2)

Jak. Midi. ks. Pam., 181.

203

«Эта буря пустых криков,– говорил он,– не заставит меня даже обратить на нее

внимания. Яо враги мои, возводя на меня ложное преступление, хотя не потревожат

моей совести, однако беспокоят отечество – и это мне больно. Все эти клеветы я

приписываю хитрым ковам неприятеля, который хочет посеять между нами несогласие.

Нам следует позаботиться сначала о целости и спасении отечества; а когда избран

будет король, тогда он и рассудит это дело, потому что его особе принадлежит судить

преступление против отечества.

Оссолинский старался выгородить себя и обратить подозрение на одного покойного

короля. «Надобно подвергнуть испытанию козацких пословъ—не получили ли они

какого-нибудь тайного приказания от короля. Моя канцелярия ничего об этом не знает,

но ведь покойный король самого Хмельницкого допускал секретно в свои покои» *).

Чтоб разрешить недоумение, по требованию послов, примас призвал Козаков для

объяснения на сейм. Они сказали, что Хмельницкий ничего им не говорил о сношении

с Оссолинским и не давал об этом им никаких приказаний, отправляя их на сейм; но

что в народе ходят какие-то неясные толки и, в заключение, уверяли, что все козацкое

сословие не думает нарушать верности правительству и Речи-Посполитой.

. Это объяснение несколько успокоило недовольных, и если не изгнало совершенно

подозрения, то, по крайней мере, лишало обвинителей доказательств 2).

Тогда торжествующие Оссолинский и Кисель стали снова убеждать помириться с

козакамй, не доводя до большего кровопролития Речь-Посполитую, тем более, что она

теперь без короля, соседи смотрят на нее враждебными глазами, а козаки день-ото-дня

становятся неистовее. Доказательства подтверждались примерами. Тыша, козацкий

полковник, с сильным загоном проник в Польшу и, недалеко от Варшавы, разорял

дворы и костелы 3). Паны желали, по крайней мере, усыпить врагов своих на малое

время, пока сами соберутся с силою.

Не переменяя решения о сборе войска против Хмельницкого, сейм постановил

послать к козакам коммиссаров для их успокоения. Призвали козацких послов и

вручили им, от имени всего собрания представителей Речи-Посполитой, на письме

ответ такого содержания:

«Нет надобности объяснять вам вашего поступка: вы сами знаете, что поступили

против присяги Богу, против всех христианских обязанностей, когда осмелились

поднять саблю на христиан, соединившись с неверными и пользуясь

малочисленностью и неустройством войска Речи-Посполитой. Хотя, с милостью

Божиею, Речь-Посполитая могла бы отомстить вам, и верно Бог сам благословил бы

нас на то, но, не желая более проливать крови христианской, Речь-Посполитая

склоняется на ваши униженные просьбы: вам назначают коммиссаров из людей

знатных и не отказывают вам в прощении, однако требуют, чтоб вы прежде отпустили

всех пленников, обратили бы внимание на предводителей своевольных шаек, которые

нападают на шляхетские дома,

1)

Pam. Albr. Radz., II, 299.

2)

Clim., I, 45.

3)

Истор. о през. бр.

204

и представили их пред панами-коммиссарами, разорвали бы заключенный с

татарами союз и вперед не имели бы никакого сношения с погаными. Тогда ожидайте

коммиссаровъ» ’).

Послание это было отправлено с дворянином Вольским; вместе с ним послал

письмо к козакам и Оссолинский.

«Я всегда, —писал он,—при жизни блаженной памяти короля, сохранял

доброжелательство и расположение к запорожскому войску; я столько раз похвалял

ваши доблести, добродетели, мужество и славу вашего имени, которую вы приобрели,

столько лет служа королю и Речи-Посполитой; поэтому мне теперь очень прискорбно

слышать, что для вознаграждения своих обид и исков вы прибегнули к таким

средствам, которые для целого христианства не только прискорбны, но и

омерзительны; ибо вы соединились с неверными, да еще с такими, которые всегда

были главными неприятелями вашими и Речи-Посполитой.

. Ближайший путь ваш был обратиться к защите вашего государя и короля,

который был к вам столько милостив и расположен, а не в Крым, не к неверным!

Тогда бы и я, как прежде делал, так и теперь, согласно с моим саном, помог бы вам,

чтоб вы во всем получили удовлетворение н чтоб те были примерно наказаны,

которые не только вас обижали, но и вольность вашу нарушали. Я, без того, в

начале текущего года нарядил из собственной канцелярии коммиссию длии

исследования обид, нанесенных ваии п для вашего удовлетворения. Впрочем, как

вы сами сознаетесь в своем грехе, хотя и называете его певольным, то я буду

стараться за вас на будущем сейме» 2).

Один из современных писателей говорит, что в то время па сейме читано было

письмо крымского хана, от 30-го июня, присланное при письме пленных гетманов к

покойному королю: «По диявольскому наущению,—было сказано в этом письме, —

забывши наше прежнее дружество и побратимство, вы отослали с неуважительным

ответом наших послов, которых я присылал за обычною данью к вашему двору, и

поступили так под тем предлогом, будто наш блистательнейший и могущественнейший

повелитель приказал нам напасть на ваши земли. После того козаки, живущие за рекою

Уши (Днепр), нижайше просили нас оказать им помощь. Снисходя к их молениям, мы

сначала поразили сына вашего военачальника, а потом и самого военачальника со всем

его войском взяли в плен. Козаки увидали драгоценный для себя случай и очень просят

нас, чтоб мы дошли войною до самого трона вашего, но мы, помня священный наш

союз с вами и уваяиая честь нашего падишаха, не согласились на это, задержали войска

наши и воротились в своипределы. Если хотите прежней дружбы и братства, отдайте за

четыре года дань, а козакам возвратите их прежния права и привилегии. Это будет

хорошо и для вас и для отечества. Будем ожидать вашего ответа сорок дней и если в

течение этих сорока дней ваши послы не приедут с даныо, то готовьтесь: Бог даст, мы

пойдем против вас с войском. Это верно. Мы готовы и осенью и зимою, как вы и не

вообралсаете. Прощайте» 3).

J) Памяти, киевск. коми., I, стр. 134—136.

2) Памяти, киевск. комм., I, стр. 137—140.

3)

Рук. И. П. Б. Польск. истор. f. № 33.

205

Ему отвечали, что поляки не состоят в долгу, у татар, что прежде платили татарам

некоторые суммы в награду за услуги, оказываемые РечиПосполитой, но в последнее

время не было случаев, когда бы татары служили полякам, напротив: они делали

разные варварства, вместо того, чтобы охранять Польское государство. Польша не

страшится угроз, и если татары станут нарушать спокойствие подданных Речи-

Посполитой, то найдут такой отпор, который заставит их раскаяться *).

Вслед за Вольским и козацкими депутатами, назначенные коммиссарами для

переговоров с козаками, Кисель, Сельский, Дубравский, Обухович, отправились на

Волынь: они намеревались ехать в Киев и там предполагали начать переговоры. Но,

въехав ,в русскую волынскую землю, они встретили повсеместное восстание:

мятежники бродили около них вооруженными толпами; резиденция Киселя, Гуща,

почти в глазах владельца была разграблена. Комзшссары увидели, что они не могут

ехать спокойно, а должны пробиваться сквозь огонь войны, как в неприятельской

стране. Поэтому Кисель отправил послов к Хмельницкому, чтоб прежде заключить

перемирие и остановить грабителей. Это было в начале августа.

Хмельницкий и козаки в Белой Церкви не получали долгое время известия о

козацких депутатах, отправленных на сейм в Варшаву. Вдруг разнесся слух, что их нет

на свете; потом пришло известие, что поляки собрали уже войско; наконец, Кривонос

извещает Хмельницкого, будто бы поляки посадили на кол козацких послов 2).

Хмельницкий снял обоз, поднял свое ополчение, в котором, по известию

современника, было у него будто бы восемьдесят тысяч 3) одной конницы, и двинулся

на Гончариху 4), а между тем послал к хану просить немедленной помощи. Но при

Гончарихе явились в войске послы козацкие, совершенно невредимые, и Вольский

принес послание от сейма. Слухи были ложные. Хмельницкий остановился.

Вслед затем прибыли и посланцы Киселя с коммиссарским листом, в котором были

предложены требования сейма “).

Эти требования казались слишком невыгодными для русских. Речь-Посполитая,

прежде всего, требовала отдачи взятого у поляков па сражении орузкия и удаления

татар; ничего не говорили о правах Козаков. Очевидно было, что поляки желали только

лишить Козаков союзников и средств к дальнейшей войне. Сверх того, они требовали

казни предводителей загонов °) для того, чтоб отнять у Хмельницкого доверенность к

нему народа, а между тем сами готовились к войне, и тем ясно показывали, что

действуют неискренно.

Козацкая рада была раздражена этими требованиями; возник ропот на

]) Stor. delle guer. civ., 24.

2) Памяти. киевск. комм., I, 3, 158—194.

3) Памяти, киевск. коми., I, 3, 161.

4) Истор. о през. бр.—Памяти, киевск. комм., I, 3, 207.

б) Памяти, киевск. комм., I, 3, 208—209.

в) Histor. ad exces. Wlad., V, 17.—Supplem. ad Histor. Russ. monum., 180.

206

самого Хмельницкого за его медленность. Стали толковать, что паны обманывают

Козаков, а Хмельницкий поддается им *).

Вскоре предводитель согласился с мнением подчиненных и убедился, что поляки

единственно хитрят и желают обмануть его. Уверяя Хмельницкого в своем

благорасположении к козакам, Кисель в то же время, по препоручению сената, писал к

московскому двору, что Хмельницкий, подняв бунт против правительства, навел

басурманов для пролития христианской крови; что козаки ведут войну из страсти к

грабежам и беспорядкам; что этот мятеж будет опасен и для Московского Государства;

что, словом, надлежит Московскому Государству, как и Польше, для собственного

спокойствия подумать о том, каким образом не допустить буйному народу усилиться

для бедствия обеих дерлсав. Это письмо написано было преимущественно оттого, что в

Польше носились слухи, будто козацкий предводитель ищет помощи у москвитян.

Поляки боялись, чтоб московский двор, лишившись не очень давно Смоленска, не

воспользовался расстройством в Речи-Посполитой для выгод своего государства.

Дипломатическая тонкость Киселя не удалась; письмо было перехвачено и

представлено Хмельницкому, и он с укором показывал его отцу Ляшку, посланцу

Киселя, как доказательство двоедушие брацлавского воеводы 2).

«Вижу,—говорил Хмельницкий, – что паны нас коварно хотят обмануть, чтоб

потом мы, попавшись в их сети, подверглись судьбе Павлюка».

Но он не показывал пред панами 'вида, что совершенно считает невозможным

примирение, а начал хитрить с ними так же, как они хитрили с ним. Он продержал

несколько времени посланцев коммиссаров и написал Киселю ласковое письмо, не

упоминая вовсе о перехваченной грамоте к московскому правительству; он в письме

своем уверял в чистоте своих намерений, говорил, что козаки желают быть верными

слугами Речи-Посполитой, и причиною всеобщего народного волнения признавал

Вишневецкого.

Действительно, Кисель, отправляясь на переговоры с Хмельницким, писал к

Вишневецкому, просил не задирать более Козаков и прислал ему копии писем примаса

и канцлера, показывавшие, что правительство рассудило войти с козаками в

объяснения. Вишневецкий отвечал: «эти переговоры могут только возбудить в рабских

сердцах охоту к дальнейшему своеволию. Если после уничтожения кварцяного войска

и плена гетманов Хмельницкий со своею сволочью останется при старинных льготах,

то я не хочу жить в отечестве: лучше нам умереть, чем дозволить властвовать над

собою неверным и негодяямъ» 3).

«Мы,—писал на сейм Хмельницкий,—отступили и татар отпустили, а пан

Вишневецкий безразсудно бросился на нас совсем не по-христиански и не по-

рыцарски, варварски тиранил и мучил христиан, и даже наших священников приказал

сажать на кол. Оно не диво, еслиб подобное делал какой-нибудь простак, как,

например, Кривонос, которому мы не позволяли никаких грабежей и разорения

городов; но эти две особы разнятся между

*) .Иетоп. повести, о Мал. Росс., 65,—Истор. о през. бр.

2)

Памяти, киевск. коми., I, 3, 217.

3)

Jak. Michal. ks. pam., 66.

207

собою». В заключение, он просил коммиссаров прибыть для коммиссии в

Константинов *).

Такое предложение было сделано для того, чтоб поляки, полагаясь на переговоры,

не спешили и оставались в бездействии, он же тем временем соберет к себе рассеянные

отряды, не допустит польское войско придти в Украину, а напротив, сам явится на