Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 67 страниц)

какого-нибудь договора, а напомнить, чтобы-, по давнему обычаю, не забыли прислать

вам казны. С Шегинь-Гиреем так случилось: товарищи наши вышли на добычу с Дона,

в то время, как ИПегинь-Гирей поссорился с Калгого, волна принесла наших

товарищей к берегу в Крым голодных и оборванных; Шегинь-Гирей их принял к себе

на службу, а так как они ему послужили честно, то он, показывая любовь к польскому

королю, прислал в Запорожье своих послов просить, чтоб мы не нападали на Крым,

чего мы не хотели делать без воли королевской; но так как Шегинь-Гирей обязывался

утвердить присягою мир от всей орды с владениями его величества короля, то нам

казалось справедливым заключить договор с ним. О святейшем патриархе и о

поставленных им духовных его величество знает, и духовные уже объясняли это дело.

За разных цариков, московских, турецких, волоских и за других неизвестных лиц мы не

чувствуем себя виновными: приход на Запорожье и выход оттуда издавна был всем

свободен. Кто из наших наезжал на шляхетские дворы и оскорблял людей шляхетского

звания, тех считаем виноватыми и готовы чинить над ними правосудие. Что касается до

киевского дела, то мы видим во всей Короне и Великом Княжестве Литовском, на

Белой Руси, на Волыни, на Подоли великое утеснение церквам Божиим: не позволяют

священникамъ

56

нашим отправлять свободно богослужения; выгоняют их из приходов, которые

отдают унитам, и вообще делают великое насилие совести нашим христианам, а

киевский войт, по наущению попа оного, близко нас в Киеве печатал церкви, отнимал

издавна данные приходам доходы и оскорбительными словами бранил нашего

киевского митрополита,—чего не мог терпеть не только он, митрополит, но и

простейший человек, когда идет дело о его совести и о чести. Отдаемся в том на

мудрость ваших милостей. Об убийстве монаха и об оскорблении подвоеводчего не

знаем, а грунт, который мы отобрали, принадлежит издавна церкви Василия».

Коммиссары предложили им условия. Козаки пытались смягчить их, домогались,

чтоб им дозволили жить во всяких местностях, судиться своим судом, ходить на море

на рыбную ловлю, оставить за собою артиллерию, а более всего, говорили они, просим

и молим, чтоб наша греческая вера не терпела утеснений, ибо спокойствие её хранить

присягал король. Но козаки должны были уступить. Те, которые входили в реестр и

должны были оставаться в козацком звании, отступили от громады тех, которые хотели

одинаковых с ними прав, тем более, что поляки не только обещали настоящим козакам

оставить их права, но еще и прибавить им жалованье. Шесть тысяч реестровых

Козаков должны были, попрежнему, составлять военное привилегированное сословие и

получать от государства жалованье: из них тысяча человек, по назначению коронного

гетмана, должна была по очереди находиться в низовьях за порогами, чтоб не

допускать неприятеля к переправам; остальные же, находясь в волостях, должны были,

по требованию коронного гетмана, прибывать к нему на помощь в случае нужды.

Козакам предоставляли заниматься промыслами, торговлею, рыбною и звериною

ловлями, но без ущерба старостам. Запрещалось строго ходить на море и разрывать

мир с Турциею и Крымом, а также нападать и по сухопутью на соседния державы, и

все чайки, какие были у Козаков, следовало сжечь при коммиссарах Речи-Посполитой.

Запрещалось козакам вмешиваться в какие бы то ни было дела, не относящиеся к

войску, заключать с соседними державами договоры и вступать в иностранную службу;

запрещалось присвоивать непринадлежащую к ним юрисдикцию, но дозволялось им

иметь между собою собственный суд. В случае жалоб людей других ведомств на

Козаков, козацкому начальству следовало оказать немедленно правосудие. Тем козакам,

которые жительствовали в панских имениях, дозволялось там жить попрежнему только

в таком случае, когда козак будет послушен пану: в противном случае он должен в

течение двенадцати недель выйти в коронное имение. Войско будет находиться под

властью старшбго, выбранного ими, но утвержденного коронным гетманом, и получать

жалованье, которое полагалось в размере шестидесяти тысяч злотых в год. Затем, все,

называвшие себя козаками, но не вошедшие в реестр шеститысячного числа, должны

подчиниться своим старостам и дедичным панам, и все присвоенные ими в качестве

козацких грунты и всякия имущества должны быть отданы панам; те, которые таким

образом должны быть выписаны из реестра, не будут подвергаться наказаниям от

старост и подстарост за то, что они прежде находились в козаках. Но таким образом

ограждались от наказания за самовольное принятие на себя козацкого звания только те

из бывших в козацком звании и терявших его, которые принад-

57

лежали прямо к коронным имениям; о тех же, которые поступали в козачество из

панских дедичных имений, не упоминалось вовсе в договоре, следовательно, они

предоставлены были произволу владельцев.

В таком смысле был составлен договор б-го ноября 1625 года на урочище

Медвежьих-Лозах, при озере Кураково. Новоизбранный гетман Михаил Дорошенко (за

безграмотностью которого подписался на договоре писарь Савуй Вурчевский)

присягнул на верность и точное исполнение договора; за ним дали присягу и другие

козацкие чины 1).

После этого в Константинополь дано знать чрез посла, что козаки укрощены,

«задорнейшие их беи» уничтожены, чайки сожжены и все присягнули не выходить

более в Черное море а).

По требованию польского посла, падишах приказал хану вызвать своих мурз,

которые с ордами стояли у Килии и готовились разорять русский край. Татарам было

это очень неприятно, потому что они были рады предлогу к грабежу; но козаки скоро

сами вывели их из затруднения. Семьдесят чаек появилось на Черном море; посланные

против них турецкия галеры переловили двадцать пять из них и привели пленников к

«высокому порогу». Татары, находившиеся в Стамбуле, говорили: «когда козаки не

перестают тешиться разбоями, так и нам позвольте делать наезды на ляшскую землю»

3). Восточные известия говорят, что турецкое правительство отказало им: так или

иначе, только в 1626 году огромная толпа татар бросилась в глубину Украины; воевода

киевский, храбрый Стефан Хмелецкий, вместе с Дорошенком разбили ее под Белою-

Церковыо: одиннадцать тысяч легло на месте 4).

Это посещение требовало со стороны Козаков новой отплаты. Случай представился.

Мухаммед-Гнрей был снова свержен и на место его посажен Джапибек-Гирей.

Изгнанник, вместе с братом, опять обратился к козакам. Для Козаков, кроме недавнего

посещения татарами Украины, был еще новый повод вмешаться в это дело: Гассан-

паша, правитель Бессарабии, посадив в Кафе на крымский престол Джанибек-Гирея,

отправился к устыо Днепра и занялся устройством укреплений для преграждения

козакам выхода из Днепра в море 5). Дорошенко отправился в Крым. В его войске было

много из тех, которые, за составлением реестра, остались вне козацкого сословия. Они

нашли мухаммедова соперника приготовленным: знаменитые наездничествами мирзы

и, в числе их, Кентемир, на которого татары смотрели, как на необыкновенного

богатыря, были уже с ним. Упорная битва продолжалась два дня. На первый день

победа явно клонилась на сторону Козаков: «множество татар,—говорит

мусульманский историк,—получили мученические венцы из рук неверныхъ». На

другой день мирзы решились с отчаянием ударить на неприятелей со всех сторон;

закипела страшная битва, победа снова было-склонялась на сторону Козаков; вдруг

татары, защищавшие Мухаммеда, «пораженные,– говорит тот же историк,—ужасною

мыслью, что они соединились с невер-

') Рук. И. П. В. полек. f. Л”» 67. Ч Hammer. V. 71.

3)

Collect, 134.

4)

Lat. Jerlicza, 35.

5)

Collect., 183.

58

ныли на пролитие мусульманской крови, вспомнив, что чрез это они лишатся

благодеяний своей веры и осуждают себя на вечный пламень, покинули союзников и

перешли на сторону Джанибек-Гирея. Мухаммед-Гирей найден был мертвым. Голова

Дорошенка, убитого в битве, была взоткнута на стенах Кафы» х).

Очевидно, что договор на Медвежьих-Лозах мало удовлетворял Козаков, мало и

полякам приносил пользы. Морские походы продолжались своим обычным чередом. В

1629 г. козаки опять посетили Босфор. Несмотря на то, что в 1626 году для удержания

козацких морских набегов турки на узком месте Босфора уже построили укрепление 2)

–замок Буюкдере, козаки все-таки успели пробраться и, по выражению письма,

приписываемого атаману Сирку, «окуривали мушкетным дымом цареградские стены и

обитателям Цареграда задали великий страх и смятение» 3). Они опустошали

побережья Черного моря, взяли и разорили гавани в Килии, Измаиле, Бальчике, Варне,

Сизеболи. Кеенан-паша с сорока галерами следил за ними, когда триста козацких чаек

сидели близ острова Монастыря, и только восемь из них вступили в битву. Семь чаек

были взяты и приведены в Константинополь. Все прочия счастливо избежали

опасности. На следующую весну сам Капудан-паша, главный начальник флота,

бывший до того времени на юге в Средиземном море, явился под Очаковом и поразил

Козаков, вероятно подстерегши их выход в море: взял пятьдесят пять чаек и привел в

Константинополь восемьсот пленных 4).

Начальники приморских стран Турецкой империи, Анатолии и Румелии то и дело

жаловались, что козаки беспрерывно разбойничают; пойманные в плен из них уверяли

турок, будто они пустились на море не по своей охоте, а по приказанию польского

правительства. Эти вести козаки распускали для возбуждения войны между Польшею и

Турцией), чтоб, таким образом, можно самим иметь право на морские экспедиции. И

вот козаки оказались виновными перед своим правительством не только в своеволии,

но в умышленных покушениях поссорить Польшу с Турцией).

Внутри Украины договор на Медвежьих-Лозах не водворил такого порядка, как того

хотелось Польше. С этих пор распространилось в Украине имя «вынисчиковъ»; так

стали называть тех, которые, как и прежде делалось, хотели самовольно сделаться

козаками; имя это возникло теперь оттого, что кураковская коммиссия исключила

(выписала) множество таких из реестров, куда они были вписаны. Таким образом

козачество поделилось на два рода– на реестровых и выписчиков. Первые, в числе

шести тысяч, признавались в козацком звании; вторые хотели быть козаками и сами

себя считали в этом звании, в противность воле правительства. Последних было

несравненно более, чем первых, и никто не в состоянии был уследить за ними: то были,

попрежнему, подданные коронных и дедичных имений, не повиновавшиеся своим

панам, называвшие себя, в противность им, козаками, бежавшие в Оич или

Ч Collect., 186. а) Ilammer. У, 71.

3)

Лет. Величка, 2, 380.

4)

Нашшег. У, 128.

59

составлявшие внутри Украины своевольные купы, нападавшие на дворян. Издавна,

как мы видели, велось это: нисходящее поколение прежних самозванных Козаковъ—

дети, внуки, племянники, все считали себя козаками, тогда как правительство не хотело

их признавать в этом звании. Им теперь особенно было тяжело это непризнание, когда

они или отцы их уже были вписаны в реестр; при Сагайдачном само правительство,

нуждаясь в военной силе, дозволяло быть большему числу Козаков. Бураковская

коммиссия их выгнала, обратила в хлопов. Но хлопы в Украине вообще давно уже

стремились сделаться козаками; теперь это стремление усилилось, после того, как в

массу хлопов возвращаемо было много таких, которые, по своим понятиям, считали за

собою некоторое законное право числиться козаками. Реестровые козаки, смотря по

обстоятельствам, готовы были укрощать их, по приказанию коронного гетмана, 'но

также готовы были, при случае, стать с ними заодно против ляхов, тем более, когда их

соединяла с русским народом религия, требовавшая защиты.

Выписчики, бывшие в Крыму с Дорошенком, по смерти его выбрали из своей среды

гетманом Тараса, которого коронный гетман называл презренным хлопом, вероятно,

оттого, что он не принадлежал к реестровым. Часть реестровых признала его, но

большинство их избрало себе предводителем Грицька Чорного, человека преданного

полякам. Коронный гетман утвердил его 1). Грицько, вместе с Хмелецким, одержал

победу над татарами под Бурштыном 2). Он удерживал своих подчиненных в

повиновении правительству, не пускал на море, не дозволял хлопам причисляться к

козацкому сословию и строго наказывал непослушных. Тарас оставался на Запорожье;

его силы возрастали, беглецы из Украины собирались к нему; он разослал универсал, в

котором, называя себя законным предводителем Козаков, приказывал не повиноваться

Грицьку и не признавать его старшим, потому что Грицько не был избран вольными

голосами, по козацкому обычаю, при армате. С своей стороны, Грицько посылал на

Запорожье свои универсалы, приглашал покориться и обещал всем прощение. Так

продолжалось полгода. Когда доставлено было следуемое козакам жалованье, Грицько

не стал раздавать его, а прежде сделал пересмотр козакам, привел в порядок реестр,

исключил из него тех, которые убежали к Тарасу на Запорожье, и заместил другими, по

его соображениям, надежными. Наконец, Тарас вышел с запорожцами на Украину.

Запорожцы,—доносил коронный гетман,—поступили хитро: обещали привезти армату

и покориться. Грицько доверял им и не принял предосторожностей; его внезапно

схватили, привезли к Тарасу и казнили жестоко: ему сперва отрубили руки, потом

голову. Есть известие, что он принял унию и за то его особенно мучили козаки. Его

приверженцы спаслись бегствомъ– кто в лес, кто в степь, а большинство пристало к

коронному войску. Тогда Тарас оповестил универсалом, что всяк, кто хочет, может

сделаться козаком, и приглашал всех подниматься на ляхов 3).

Угнетения, наносимые православной вере, увеличивались по мере того, как папизм

приобретал новых прозелитов между русскими дворянами; въ

Ч Рук. IT. II. Б. подьск. F. .У: 241.

2)

Lat. Jerlicza, 36.

3)

Рук. И. П. Б. подьск. Г. .Л» 241.

60

имениях панов, переменивших религию, православные храмы подвергались

поруганию; по городам все более и более накоплялись религиозные процессы;

православные, обличаемые унитами и католиками в хулении западной церкви,

томились в темницах. Митрополит Иов, опираясь на равенство прав русского народа с

польским, созывал собор с целью.противодействовать насилию, но против него

гремели ужасные папские грамоты, возбуждавшие верных сынов наместника Петрова,

преследовать непризнающих власти апостольского престола и единства церкви под его

главенством.

В таком положении были церковные дела, когда польские войска, возвратившись с

прусской войны, расположены были в Украине и притом даже на левой стороне

Днепра, где никогда еще не квартировало кварцяное войско. Тогда между русским

народом пошел слух, что польские жолнеры пришли с целью уничтожить

православную веру и истребить весь юлснорусский народ, а отечество его заселить

поляками. Хмельные ясолнеры, в жару ненависти против схизматиков, похвалялись

истребить русских украинцев до пределов московщины. Духовные, сопоставляя

папские граматы с злоупотреблениями жолнеров, квартировавших в Киеве, давали веру

таким похвалкам и призывали православных к защите веры и жизни х). Польские

историки указывают на печерского архимандрита, как на возбудителя народного

восстания: печерским архимандритом был тогда знаменитый Петр Могила 2). Вероятно

и митрополит Иов Борецкий участвовал в этом возбуждении народа: сын его, Стефан

Борецкий, был одним из козацких старшин, поднявших восстание 3). Разбирая,

вероятно, откуда исходят призывы восстания, поляки умертвили в Киеве одного

митрополичьего служку и с ним трех других лиц.

Тарас послал требование, чтоб жолнеры удалились и не занимали квартир

восточнее Белой Церкви. Начальники отписали, что они будут квартировать там, где им

приказано от правительства. Тогда Тарас напал на польские войска, стоявшие близ

Корсуня вместе с реестровыми козаками. Последние, в числе трех тысяч, лишившись

уже своего предводителя, Грицька, пристали к Тарасу. Поляки бежали 4).

Возбуждаемый универсалами Тараса и духовенством, народ восстал и начал

прогонять жолнеров. Их изгнание было для русских тем удобнее, что гетман

Конецишльский, замечая в своем войске дух неповиновения и опасаясь возмущения за

неисправный платеж жалованья, старался предупредить волнения, пока Речь-

Посполитая на сейме не назначит уплаты, и расставил одну хоругвь от другой на

далеком расстоянии так, чтоб не дать им сходиться &). Застигнутые врасплох, иные

поплатились жизнью. Все бежали, покинув свои имущества.

Тарас отправил к коронному гетману посольство и требовал: уничтожить

кураковскую коммиссию, ограничивавшую число Козаков, и выдать Козаков,

приверженцев Грицька, убежавших от войскового суда. Убийство Грицька

Ц Львовск. летоп. Жури. Мии. Нар. Пр. 1838. Апр.

2)

Pam. do pan. Zygm. III, 164.

3)

Львовск. лет. ibid.

J) Рук. И. П. Б. иольск. Г. Л'» 241.

5)

Pam. do pan. Zygm., III, 154.

61

он признавал справедливым делом суда. Само собою разумеется, что коронный

гетман не мог принять таких предложенных ему условий. Готовясь идти на усмирение

русских, Конецнольский послал вперед себя отряд под начальством Самуила Лаща,

коронного стражника (т.-е. блюстителя порядка над пограничными областями) ‘). По

свидетельству современника 2), зтот пан не боялся закона, не стыдился людей, наезжал

на шляхетские имения и дома, разорял, умерщвлял людей, обрезывал им носы и уши,

насильно отдавал девиц и вдов за людей своего войска, составленного из разной

сволочи. Его постигли двести тридцать шесть банниций и тридцать семь инфамий за

разные преступления. Обвинительных приговоров над ним было так много, что он

сделал из них себе одежду и надевал в насмешку над бессилием правосудия. Но он

всегда имел защитника в Копецпольском, который охранял его военными экземптами и

таким образом давал потачку его своевольствам:: кто бы вздумал на него искать судом,

тот должен был отречься жены и детей и спасаться бегством. Зато он был набожен и

для очищения грехов в последних днях масляницы запирался в монастырь для

духовных упражнений. Этот Лащ на первый день Пасхи 1630 года (еще, как кажется,

до разделки Тараса с жолнерами под Корсуном) в местечке Лисянке вырезал поголовно

все население, не разбирая ни пола, ни возраста; жители искали спасения в церкви;

жолнеры врывались и туда и перебили всех без разбора. Другой такой же отряд

перерезал всех жителей в местечке Днмере. По дорогам жолнеры хватали русских и

мучили. Народ толпами бежал к Тарасу и у него набралось несколько десятков тысяч;

но это войско, исключая запорожцев и реестровых, не было хорошо вооружено и

искусно. Тарас переправился с ним на левый берег Днепра и думал заманить за собою

поляков, чтобы потом пресечь им сообщение с правою стороною Днепра.

Самуил Лащ, услышав о переправе Козаков, прибыл в Киев и соединился с отрядом

Потоцкого; они ожидали коронного гетмана; с ними было до двух тысяч реестровых,

неприставших к Тарасу. Конецпольский прибыл только пред троицыным днем.

Впоследствии он доложил сейму, что медленность его происходила оттого, что трудно

было достать подвод и подводчиков. Доминикане (вероятно киевские), во время

литургии, положили на алтаре его саблю, после обедни носили ее с торжеством около

церкви и поднесли предводителю, чтобы поразить ею поганых схизматиков.

Козаки сосредоточили свои силы в Переяславле. Конецпольский отправился

добывать их. Когда он подступил к Переяславлю, Лащ заметил, что один козацкий

отряд пробирается на помощь к своим, и бросился отрезать его; козакп, которых было

до пятисот, дали ему отпор; Лащ, рассудив, что не может одолеть этого отряда, послал

к гетману просить помощи; гетман сам, собрав две тысячи человек отборного войска,

поспешил к нему на помощь; но козаки убежали. Поляки стали их преследовать и

отдалились от своего обоза, а тут, как будто для нрнманкн, наткнулся на них другой

козацкий отряд, также шедший к Переяславлю; в нем было не более двухсот человек.

Поляки окружили его. Русские бросились в сарай, и

1)

Рук. И. П. Б. лольск. F. Л* 241.

2)

Lat. Jerl., 50.

62

там отчаянно стали защищаться, не отдаваясь врагам живыми. Все погибли, кроме

израненного сотника, попавшего в неволю от изнеможения сил. Но в то время, когда

поляки доставляли себе удовольствие истреблять этих двести молодцев, двое гайдуков

из польского лагеря ушли в Переяславль и донесли Тарасу, что в польском лагере нет

коронного гетмана. Козаки высыпали из города. Начальство над поляками принял

Потоцкий. Началась жестокая сеча; две тысячи человек пало с обеих сторон; козаки

успели захватить несколько орудий; в то же время другая часть козацкого войска стала

на перепутьи гетману, и когда Конецпольский, истребив двести человек и услышав гул

битвы, спешил к своему обозу, козаки преградили ему путь и завязали с ним упорную

битву. Битва длилась шесть часов сряду, и прекратилась потому, что пошел сильный

дождь, помешавший обеим сторонам 1).

По свидетельству как русских, так и польских псточников, эта битва стоила

полякам дорого, так что в один день у Конецпольского погибло больше воинов, чем во

время всей прусской войны с Густавом Адольфом, продолжавшейся три года 2). Эта

неудача полководца, который показал себя лучше в войне с знаменитым полководцем

своего времени, чем с восставшим русским народом, зависела от пренебрежения, какое

оказывали поляки к тому роду войн, которые называли хлопскими. Конецпольский взял

с собою против Тараса не все свое войско; он, между прочим, оставил на правой

стороне Днепра одну роту в окопе, другую в селе монастырском; русские напали на них

и истребили; тогда умертвили они и двадцать киевских купцов, которые везли

продовольствие польскому войску, тогда же сожгли близ Киева пятьдесят байдаков и

много лодок, чтоб лишить поляков возможности прибывать на помощь к своему

коронному гетману.

Конец этой войны рассказывается различно. Украинские летописцы говорят, будто

козаки победили поляков, а потом помирились с ними. Польский летописец говорит,

что козаки выдали зачинщиков мятежа и присягнули верно служить Речи-Посполитой и

повиноваться тому старшему, которого даст им коронный гетман. В своей реляции 8),

поданной на сейм, Конецпольский, подробно рассказывая о начале восстания Тараса,

ограничивается несколькими словами об окончании войны. «Несколько недель,–

говорит од,—прошло в беспрестанных битвах, наконец, с божия благословения козаки

увидали свои проступки, просили милосердия и заключили договор на основании

Кураковскаго». Эта неохота гетмана распространяться о своем деле показывает, что ему

не совсем посчастливилось. Современные великорусские собиратели вестей в польских

владениях слыхали, что лучшие козаки были тогда с Конецпольским, и хотя мятежники

сначала имели успех, но потом сменили своего гетмана и признали данного им другого,

Тимоху Орандаренка 4). Что Тарас действительно попался полякам в руки и был казнен,

подтверждает известие, которое в том же году польский посланник Пясочпнский в

Константинополе сообщил о том, что гетман козацкий с своею старшиною казнены

смертью за то, что

Ч Львовск. летоп. Журп. Мин. Нар. Пр. 1838 г. Апр.

2)

Раш. do pan. Zygm. III, 1, 164.

3)

Рук. II. П. Б. 1 № 241.

4)

Дела Арх. Иностр. Дел.

63

осмелились нападать на турецкия области х). Вероятно, восстание Тараса не имело

никакого влияния на судьбу реестровых Козаков: они оставлены были на условиях

кураковской коммиссии. Это понятно, когда восстание Тараса преимущественно было

делом выписчиков, а не реестровых; из последних часть (по известию львовской

летописи, одна треть всего количества реестровых) была с Конецпольским с самого

начала Тарасова восстания, а другая, приставши к выписчиисам и вместе с ними

бывши против Конецпольского, согласилась отступить от своих товарищей.

В апреле 1632 г. скончался король Сигизмунд III. По польскому обычаю, за смертью

короля следовало два сейма: конвокационный и элекцийный (избирательный).

Конвокационный был всегда важен тем, что на нем делался обзор предыдущего

царствования и подавались мнения и требования о разных улучшениях, которые

должны быть поставлены в руководство будущему королю.

Тогда остатки православного дворянства заявили голос в пользу гонимого

восточного исповедания. Они потребовали уничтожения всяких постановлений,

стесняющих свободное богослужение, всех привилегий, выданных одним лицам во

вред другим, всех универсалов, мандатов, интердиктов, запрещающих православным

строить церкви, иметь участие в магистратах, всех секвестраций и отдач на поруки в

религиозных делах, всех запрещений на недвижимые имущества по процессам такого

свойства, прекращения силы декретов, изданных с 1596 года в угоду унитам и во вред

лицам, исповедующим греческую религию, возвращения полной свободы

богослужения восточной церкви, не только для тех, которые в ней твердо пребыли, но и

для тех, которые бы захотели возвратиться в её лоно от унии, предоставляя это право в

равной степени как духовным, так и светским в королевских и панских имениях;

должны быть уничтожены все трибунальские декреты, изданные в последних годах,

начиная с 1627 по 1630 г., клонящиеся к ограничению прав православных относительно

свободы богослужения, крещения, брака, устройства школ и типографий, печатания и

чтения книг, не заключающих ничего оскорбительного против короля и Речи-

Посполитой,—чтоб никто по таким предметам не мог терпеть беспокойств и быть

привлекаем к, суду духовному или светскому под страхом наказаний, н напротив,

чтобы всяк, кто сделает насилие церкви или начнет протест против собраний

православных людей, подвергался наказанию, как нарушитель общественного

спокойствия. Требовали, чтоб за киевским митрополитом было утверждено

посвящение от патриарха сообразно древним обычаям, чтобы все епархии, коллегии,

типографии, госпитали с данными на их содержание фондами, присвоенные унптами,

возвращены были православию; все церкви, которые стояли запечатанными, должны

быть открыты для православного богослужения; православные должны иметь право

строить вновь церкви даже и в местностях, принадлежащих панам римско-

католического исповедания, если там для католиков есть уже костел; все метрики и

публичные церковные акты, захваченные унитами, следовало возвратить

православному духовному ведомству и чтобы вперед, в случаях ссор римского

духовенства с греческим, дело разбиралось не въ

1) Раш. do pan. Zygm. III, 1, 154.

64

Риме, а в трибуналах, смешанным судом; православные ремесленники и купцы в

своих занятиях должны иметь равные права с римскими католиками их звания;

дворянство православной веры не должно быть удаляемо от должностей по поводу

религии. Все это должно быть занесено в присягу будущего короля. Требовалось,

чтобы из Вильна и Люблина были удалены иезуитские коллегии, потому что людям

греческой веры нет возможности приходить в трибунал, когда они там имеют дела:

еслиб их шло пятьдесят человекъ—и тогда иезуитских студентов наберется до тысячи;

от иезуитов-то повсюду происходит беспокойство церквам и людям греческой веры;—

просили, чтоб в Короне и Великом Княжестве Литовском было учреждено по одному

блюстителю церковных прав и имуществ; по общему доверию они могут

ходатайствовать в случае несправедливости и насилий, нанесенных церквам и особам

греческой веры; и так как каждой особе трудно по делам, касающимся религии, иметь

доступ к королю, то должен быть назначен при королевской особе один из

исповедующих греческую веру, который мог бы охранять перед ним дело своей церкви

и своих единоверцев. Для большей крепости всего этого православные домогались,

чтобы духовные сенаторы за свои диоцезии, гетманы за войско и старосты тех

королевских имений, где есть последователи греческой религии, за свои староства

обязаны были присягнуть в соблюдении прав греческой веры и исповедующих ее.

Того же требовали одновременно и диссиденты для себя.

На предложенные пункты паписты отвечали, что они соглашаются на все, чего

только требует сохранение общественного спокойствия, а потому—пусть все

некатолики, неправильно думающие о Святой Троице, не испытывают никаких

гонений, конфискаций имений, тюремных заключений; равным образомъ—пусть

уничтожатся трибунальские декреты, если они противны законам; но они не дозволят

расходящимся с римскою церковью в вере отправлять богослужение в тех королевских

городах, где до настоящего времени его не было. Все духовные, будучи пойманы в

преступлении, должны предаваться духовному суду; там же подвергнутся следствию,

через инквизитора, и министры диссидентов в подобных случаях. Духовные сановники

сената подписались под этим ответом в такой форме: Archiepiscopus или episcopus

(имя) subscribo salvis iuribus religionis et Ecclesiae catholicae et regni.

Православные и диссиденты не могли быть довольны таким ответом и увидели в

нем сильный отпечаток иезуитского искусства—сказать так, чтобы потом можно было

перетолковать сказанное не в том смысле, в каком с первого раза могли понять дело те,

которым говорилось. Православные и диссиденты написали на этот ответ реплику, в

которой таким образом обличали уловки своих противников: «очень дивимся

нерасположению к себе духовных, которые хотят те раны, от которых страдаем мы уже

полвека, залечивать лекарствами—хуже самых ран; притом, они отвечают на просьбы

наши не по пунктам отдельно, а на все разом, так что мы не можем разобрать: чтб мы у

них выпросили и в чем они нам отказали». Диссиденты говорили в своей реплике: «вы,

господа духовные, не упоминаете вовсе о дворянстве греческой веры, но мы не хотим

вовсе от него отделяться в правах на свободу совести. С другой стороны, мы не думаем

отделять от себя и такъ

65

называемых еретиков и считаем несправедливым выражение, что свобода

предоставляется тем, которые думают о Святой Троице правильно: такое различие

можно сделать только в круге религии, а в круге политической свободы это

недостаточно. Если бы мы на это согласились, то потеряли бы наши древние права и

дозволили себе нарушать обязательства отцов наших, веру, честь и совесть; тогда бы

мы сами подали пример нарушения того, чего мы домогаемся от папистов. Допущение

такого рода различий в деле веры повело бы к инквизиции: человеческое коварство

найдет себе лазейку; этак древнюю греческую религию обвинят, что она неправильно

учит о Св. Троице, а кто будет судьею в таком деле, кто будет производить следствие?

Каждому некатолику придется доказывать, что он не еретик, чтоб избегнуть

преследования за ересь. Потом дело ставится так, как будто католики соглашаются на

предоставление свободы разноверцам, единственно на время «ш туровъ» (во время