Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 67 страниц)

числе последних был Самуил, сын Калиновского; в деревне Вубновке обломился под

ним мост, прискочили мужики и не дали ему выкарабкаться из воды. рассказывают, что

молодая жена этого пана, не дождавшись своего мужа из-под Батога и не сомневаясь,

что он не был счастливее целого войска, от горести ничего не ела и не пила, и думала

уморить себя. Врачи уговаривали окружавших уверить ее, что Самуил жив и находится

в татарской неволе. Бедная вдова продавала свои драгоценности и раздавала на выкуп

супруга, а добрые люди нарочно поддерживали в ней пустую надежду, чтоб

воспользоваться её богатством.

Старый Хмельницкий, получив в подарок от сына голову Калиновского, отправил

известие брату его, вместе с Потоцким стоявшему с войском за Днепром и, вместе с

тем, в знак поругания, послал ему остриженного коня с веревкою вокруг шеи, свитою

из гривы и хвоста. Подождав, пока козаки без него окончат поражение войска,

Хмельницкий на третий день сражения явился в обоз, показывал вид неудовольствия,

гневался на сына и на Козаков за кровопролитие, обласкал тридцать поляков, взятых в

плен, уверял их, что вся эта бойня сделана своевольными, против его желания и, в

доказательство своей невинности, приказал отыскать труп Калиновского: в кармане его

одежды нашли предостерегательную записку Хмельницкого. Он обдарил шляхтичей и

позволил им свободно отправиться в Польшу. расспросивши татар, козацкий гетман

узнал, что они спасли от разъяренной толпы еще двести пятьдесят шесть человек; он

благодарил их за это человеколюбие, выкупил пленников, отправил их в Чигприн,

приказывал козакам обращаться с ними с почтением и обещал немедленно выпустить,

как скоро получит заплаченные за них деньги. Как победитель, он взял себе всю

артиллерию из пятидесяти семи орудий, а прочее предоставил союзникам; но татары

были этим очень недовольны, потому что не взяли ничего; весь лагерь сделался

добычею пламени. Литовский канцлер в своих записках говорит, что Калиновский

прежде накликал на

32

П. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.

498

себя ненависть Хмельницкого. Он подговорил какого-то козака Бублика свести со

света козацкого гетмана, но убийца не успел совершить поручения, был схвачен н на

пытке показал тайну1).

Хмельницкий надеялся тогда, что господарь, узнав о победе его, согласится на брак,

и потому не пустил более татар в Молдавию. Задержав своего сына при себе, он

написал Лупулу письмо, в котором, по сказанию современника, выражался так:

«Не изволь, вельможный господарь, пренебрегать союзом со мною и отказывать в

своей дочери. Сам услышишь, какое незагладимое поражение нанес я ляхам и убил в

них воинственный дух так, что они теперь не осмелятся воевать и не только примут

такой мир, какой я сам дам им, но униженно будут испрашивать Зборовского договора,

столько раз ими нарушенного. Не хвались своим происхождением и предками: больше

чести сделаться великим своим искусством, чем быть обязанным величием только

рождению и титулам. Притом, если ты не согласишься по доброй воле, то исполнишь

мое желание поневоле».

Война была начата и Хмельницкий хотел воспользоваться временем, пока не

собралось польское войско, чтоб отнять снова Подоль, и потому тотчас из-под

Ладыжина вступил с войсками в подольскую землю и занял Винницу. В то же время,

иоказывая вид будто не имеет никакого намерения делать Польше вред, он послал к

королю письмо и оправдывал себя за разбитие войска.

«Сын мой,—писал он,—шел на свадьбу, как вдруг Калиновский остановил его на

дороге, в противность правам мира, когда и Бог не отнимает земли и воды ни у добрых,

ни у злых. Я предостерегал гетмана и советовал уступить с дороги. Простите, ваше

величество, моих Козаков, если они, как веселым людям свойственно, простерли

слишком далеко свою шалость».

Чтоб не допустить народ до волнения, гетман послал по соседним городам Украины

и Подолии универсал, в котором описывал, как случилось поражение Калиновского, и

выражался так:

«Исполняя данный мною обет Речи-Носполитой, я предостерегал свирепого

Калиновского, но он посмеялся моим убеждениям и завязал сражение, которое, при

Божией помощи, окончилось совершенным поражением поляков, как обыкновенно

бывает с грабителями и разбойниками, нападающими скрытно на путешественников в

дороге» 2).

Хмельницкий, в заключение, приказывал народу не поднимать мятежа, но быть

готовым на случай нападения со стороны поляков 3).

1)

Histor. ab. exc. Wlad. IV, 103—104.—Woyna dora. 4. 3, 69—74.—Annal. Polon.

Clim., I, 321—330.—Histor. belli cosac. polon., 218—221.—Летоп. Величка, I, 106—114,

–Кратк. истор. о бунт. Хмельн., 42.—Кратк. истор. опис. о коз. мая. нар., 66.– Latop.

Jerl., 136—138.—Histor. Jan. Kaz., I, 144—160.—Jak. Michal. Ks. Pam., 654– 656, 659.—

Pam. Albr. Kadz. II, 470.

2)

Истор. о през. бр.

3)

Histor. ab. exc. Wlad. IV, 103 – 104.

499

Татары требовали, чтоб Хмельницкий позволил им ворваться в Польшу загонами;

козаки также советовали идти на Львов, но Хмельницкий не хотел опустошать

червонорусской земли, и без того слишком пострадавшей; а чтоб отвлечь их от этого

предприятия, обещал им добычу в Каменце и решился обратить все силы на эту

важную крепость. Еслиб она была завоевана, он был бы уверен, что Подоль остается в

руках его. Он полагал, что свежий страх бйтогского поражения не даст полякам скоро

опомниться и заставит их отдать крепость, потому и написал к жителям Каменца и к

гарнизону крепости ласковое письмо, в котором просил впустить в крепость сына его

Тимофея, с целью отыскать там личных врагов своих, будто бы ушедших от поражения.

17-го июня город Каменец послал к Хмельницкому ответ, в котором писали, что,

услышавши об истреблении христианского войска в утеху неприятелям св. креста,

принимают это бедствие за кару от Бога, посланную за грехи и высокомерие, но вместе

с тем просили Хмельницкого, как человека крещеного, верующего в искупление

кровию Христовою, прекратить разлитие христианской крови и отступить от города, не

подавшего ему никакой причины к нападению, соображая, что в войне жребий не в

одну сторону падает 1). Хмельницкий двинулся на Каменец, но должен был оставить

свое намерение: из Украины пришли угрожавшие слухи о вторжении польского войска;

говорили даже, будто король вступает в Русскую Землю и хочет огнем и мечом

принудить ее к повиновению. Сверх того, Тимофей просил отца отпустить его в

Молдавию. «Влюбленного юношу,—говорит польский историк,– больше занимала

мысль о браке, чем о взятии крепости; нетерпение терзало его, когда он был столь

близок от Волощины, где находилась его возлюбленная, когда он дышал с нею одним

воздухом и менялся частыми вздохами» 2). Хмельницкий отошел в Украину.

Войско, испугавшее Козаков, находилось действительно позади них, но совсем по

другому побуждению, нежели они предполагали. Врат Калиновского не знал еще о

погибели войска и хотел поспешить на помощь, а между тем, желая выместить обиды

на русском народе, позволял подчиненным делать на пути всякия притеснения и

злодеяния, но войско не успело еще перейти на правый берег, как вдруг разнеслась

громовая весть 3), и сам Калиновский получил от Хмельницкого известие с

остриженным конем 4). Предводители, чтоб спасти жоляеров от мести народа,

бросились с войском, которого было четыре полка 5), за Десну, для того, чтоб

соединиться с литовцами, но толпы вооруженного народа осыпали жолнеров со всех

сторон; тогда войско стремительно поворотило влево, побросало весь багаж и, спасая

единственно жизнь, переправилось чрез Днепръ—пехота на лодках и просто на

бревнах, а конница вплавь—и, как птицы, говорит летописец 6),

1)

Jak. Miclial. Xi§ga Pamietn., 658.

2)

Histor. ab. exc. Wlad. IY, 107.

3)

Летоп. Самов., 20.

*) Истор. о през. бр.

5)

Latop. Jerl., 139.

6)

Annal. Роиоп. Сииш., I, 334.

32*

500

полетело до Паволочи, а оттуда поскорее поспешило убраться на Волынь 4). Однако

это бегство стоило полякам не одних имуществ: некоторые отряды достались на жертву

русским. Предводитель одного из таких отрядов, Домарацкий, со многими панами

стоявший в Прилуках, не успел убежать в. Польшу и, думая прорваться, как видно, в

Литву, бросился к Конотопу, но козаки не дали им далеко уйти: они догнали их у села

Подлипного и, по приказанию прилуцкого полковника Сомка 2), отрубили имголовы 3).

Литовское войско также поспешило уйти из Северщииы с такою жфопасностью и

потерями, как и коронное. В Стародубе и Мигане многие литовцы заплатили жизнью за

право собирать стации и насиловать женщин 4).

Ненависть простого народа обратилась снова на владельцев. В Киеве в то время

проживало множество шляхтичей, боявшихся жить в своих маетностях. Как только

разнеслась весть в городе о батогском поражении, они разбегались в таком страхе, что

покидали на дороге возы с припасами и одеждою и сожигали свои вещи, о чем очень

сожалели, когда пришли в память. Над теми, которые не успели убежать, повторялись

сцены прежних годов; доставалось не только виновным, но и невинным; не уважалась

ни добродетель, ни кротость. Благочестивые люди старались всячески вразумить

необузданный народ, и один современный историк передал любопытное событие,

которое считалось в Украине за явление правосудия Божия. Выл, говорит очевидец, в

Конотопе староста Сосвовский, человек почтенный и благочестивый. Пятеро детей его

возрастали в правилах чистоты и кротости. Даже в кровавую эпоху 1648 года, когда

разъяренные жители предавали смерти всякого, кто только казался им панского рода,

даже и тогда Сосновский не убежал подобно другим и не покинул своего имения.

Свирепое гайдамацство, не щадившее младенцев, не уважавшее ни святыни алтарей,

ни тишины могил, пощадило Сосновшсого; он пережил страшные четыре года в

Украине, любимый русскими. Но в день Пятидесятницы 1652 года пьяная вольница

ворвалась в замок, вытащила семейство, замучила его детей и жену, а потом умертвила

его самого. Спаслись только трое из его семейства. Тела убитых бросили в колодезь,

глубиною до десяти сажен. В день Воздвижения Честного Креста вода вдруг поднялась

до самой оконечности сруба, выбросила тела, совершенно невредимые, и снова

возвратилась в свое место. Народ со страхом смотрел на это чудо, как называет его

летописец, и раскаявался в злодеянии. Тела мучеников похоронены с честью все в

одной могиле,, близ колодца, и надолго осталась об этом память во всей Украине 5).

Гетман, прибыв в Украину, очень радовался, что войско выступило из неё, но вовсе

не показывал с своей стороны поощрения убивать и изгонять шляхтичей; напротив, он

негодовал за мятеж и казнил виновных.

1)

Иет. о през. бр.

2)

Прежний прилуцкий полковник Тимофей Носач получил чин войскового

обозного.

3)

Летоп. Величка, I, 119.

4)

Летои. Самов., 21.

5)

Летоп. Самов., 20

501

«Если я приказывал козацкому товариществу быть наготове вооруженным, на

конях, с запасом живности, это сделано было только на случай вторжения ляховъ»,

писал он к одному из полковников левой стороны. «Но это не значит то, что на меня

выдумывают, будто я, гетман, приказывал умерщвлять шляхту и урядников в Украине и

Северщине; напротив, я всегда и прежде приказывал, и теперь приказываю не

причинять ни малейшего оскорбления панам или изъяна их имуществам. Пехай

кожный з свою тишитъся, нехай кожный свою глядыт: козак своих вольностей, а те,

которые не приняты в список, должны служить панам и платить им десятую копу за то,

что взорали панские ланы и сеяли на них хлеб. А того, что они делают, не годится

теперь делать, и непослушный будет наказан военным судомъ» 1).

Гетман отделял интересы собственно козацкого сословия от интересов поеполитых

людей. Козаки, пользуясь своими вольностями, долженствовали образовать новое

свободное сословие наравне с шляхтою, а панские люди опять должны были служить

панам. Сословие панов увеличивалось, потому что к нему принадлежали уже и

козацкие чиновники, имевшие ранговые поместья. Состояние поеполитых, правда,

делалось легче под покровом гетмана, чем прежде, но тем не менее посполитые были

недовольны и этим; они хотели быть совершенно свободными земледельцами, равными

по правам козачеству. Таким образом, с самого Зборовского мира возник антагонизм

между козаками и поспольством – важнейшая причина неустройств в Украине

впоследствии.

, Господарь, получив известие о поражении Калиновского, увидел, что у него нет

более надежды противостоять Хмельницкому. Он не хотел слишком внезапно сделаться

из союзника врагом Речи-Посполитой и написал королю, что не хочет отдать дочери

своей за Тимоша; но, лишившись помощи, оставлен теперь на произвол неумолимому

Хмельницкому, который, как думали тогда, домогался руки Домны для своего сына

только для того, чтоб низвергнуть Лупула и возвести на господарский престол его зятя.

Молдавские бояре требовали усильно, чтоб он согласился немедля на предложение

козацкого гетмана.

«Неужели из угождения полякам,—говорили они,—которые только обольщают нас

словами, а в беде покидают, неужели мы для них должны опять терять свои имущества

и, забежав в леса, смотреть оттуда на пылающие города и замки наши? Если ты,

господарь, еще долее будешь похлебствовать полякам и наведешь на Молдавию

козацкие полки и дикия татарские орды, то может произойти бунт и отдадут престол

Хмельницкому» 2).

Лупул мог всего надеяться от подданных. Много накопил он серебра и золота, чрез

то некоторые семейства обеднели; некоторые бояре были находимы мертвыми на

постели: подозрение падало на господаря; притом племянник его 3), развратный и

своевольный, с толпою молодежи делал в Яссах бесчинства и позорил боярских жен и

дочерей. Лупул спешил нзба-

1)

Собствен. универ. Хмельницк. (рукоп.).

2)

Истор. о ирез. бр.

3)

Ист. Малор. Марк., I, 315.

502

виться от опасностей и написал к гетману, что он всегда считал честью породниться

с его родом, что ему мешали поляки, а теперь он радуется, что уже нет более

препятствия. Он просил Тимоша на свадьбу, но умолял не водить с собою татар.

«Велдона, богиня войны, не ходит в дружкахъ»,—писал он.—«Неприлично тебе

являться на свадебное торжество с таким множеством невежливых кавалеров. Отпусти

татар, оставь беспокойные козацкия шайки в Украине, уговори отца не приближаться с

войском к Молдавии и приезжайс Богом в сопровождении домашней свиты» ').

Хмельницкий потребовал заложником безопасности сына племянника Лупулова,

который и приехам в Чпгирин. Тогда Тимош, вверенный отцом попечению Выговекого,

отправился на давно-желанный брак с значительным отрядом. В Ямполе, по обычаю

того времени, встретил его поверенный от невесты, «великий дворникъ» волоского

господаря Тома, с шестиупряжною каретою и с обильным запасом съестного и

напитков, чтобы проводить нареченного жениха до Ясс. Он должен был приветствовать

жениха от её имени. На другой день молодой Хмельницкий перешел украинскую

границу и в первом молдавском городе, Сороке, встретил его двоюродный брат

Луиулов с четырьмя тысячами почетной стражи: это был обряд гостеприимства; они

провозкали его с почестями до столицы 2).

Домна Розанда долзкна была предпочесть Вишневецкому молодца с черными

усами, с грубым мужественным лицом и отрывистою козацкою речью. Тимош не имел

тех качеств светского аристократа, которыми мог похвастать его соперник;

воспитанный среди грубой козацкой ватаги, Тимош не знал гостинпого обращения,

зато никто лучше его не умел рубиться саблею никто так метко не попадал в цель из

рузкья и из лука; все изумлялись, когда он садился на степного татарского коня и, как

молния, вертелся на всем скаку 8). Тимош обладал выразкением мужества и

воинственной силы,, а это в тот век пленяло зкешцин больше комплиментов и лести.

Он нравился и матери Розанды. Желая угодить Хмельницкому, теща приготовляла

свадебное пиршество по украинскому обычаю, а невеста в вечер расплетания, косы

приказала себе петь козацкия думы '*).

Когда зкеннх подъехал к Яссам, узке многочисленная толпа народа ожидала его у

ворот города; вышел навстречу гофмаршал, а за ним Лупул с знатнейшими боярами.

Тимош соскочил с коня, припал к ногам тестя и обнял его колени, а господарь поднял и

поцеловал в голову нареченного зятя. Господарь,—говорит летописец 5),–сказал ему

тогда какой-то комплимент, «но дурень Тимошка не умел отвечать на него и стоял как

столбъ», поглядывая на Выговекого, зато писарь не проронил слова и рассыпался в

изъявлениях любви. Потом господарь сел на коня и поехалъ

1)

Annal. Polon. Olim., I, 348.

2)

Histor. ab. exc. Wlad. IY, 121. – Шайноха. Домна Розанда. Русск. игерев. Русск.

Мысль. 1881 г. Июнь, 280.

3)

Иетор. Мал. Марк., I, стр. 317.—Из архид. Павла.

4) Woyna dom. Ч. 2, 77.—Истор. о нрез. бр.—Раш. о wojn. koz. za Chm., 111.

5)

Pam. о wojn. koz. za Chm., 110.

503

позади Тимоша. Жених был одет в атласный жупан кармазинного цвета, а сверх

него накинута была бархатная ферезея. Он был малого роста, со следами оспы на лице,

и в своей фигуре казался каким-то разинею; и платье на нем сидело так, как будто было

не на него скроено. За ним везли повозки, наполненные и подарками, и товарами для

продажи. Толпа повалила за ними с восклицаниями и, при пушечной пальбе, при звоне

колоколов, звуке бубен, труб, барабанов, гости въехали во дворец. Гостя поместили во

дворце с ассистенциею, состоявшею из Выговского, Тетери и еще нескольких лиц;

прочим козацким чинамъ—полковникам, асаулам и сотникамъ—отвели помещения в

городе, назначив к каждому пристава и определив содержание; разместили также

приехавших вслед за женихом козацких свашек и всего им вдоволь отпустили. В тот же

день у господаря был парадный обеденный стол и Тимош, переодетый в другое платье

на польский образец, сидел рядом с будущим тестем и изумил всех своим незнанием

обращения. Все гости ели, пили за здоровье, говорили как обычно за пирами, а Тимош

молчал: ни бе, ни ме—выражается о нем очевидец. После обеда до поздней ночи гости

веселились, играла турецкая музыка, а турки показывали разные фокусы. 31-го августа

совершилось бракосочетание. Свадебное торжество представляло смешение

украинских обычаев с молдавскими; козаки играли роль бояр украинской свадьбы, а

молдавские боярышни были одеты дружками; весь дворец был усыпан розмаринами;

множество знатных и простых пировали па великолепном обеде при звуках

невыносимой, но замечанию современника, сербской и турецкой музыки. Жених

попрежнему долго оставался неразговорчивым; господарь беспрестанно упрашивал его

есть, пить и веселиться, и Тимош, наклонившись к одному из придворных, произпес:

«дьякую очень его милости господарю—всего доволи. Чего-ж бильше треба!» Это

были первые слова, которые пришлось от него услышать. Потом Тимош вдруг

развеселился, послал за своими музыкантами, с ним приехавшими–органистом,

виолончелистом, тремя скрипачами и бубенщиком; они заиграли попольски и Тимош

приказал пуститься в пляс своим козакам, которые лезли в комнаты. Пир продолжался

до часу ночи. Козацкия свашки так нагрузились, что завздорили с молдавскими

боярынями, которые оскорбляли их, выставляя им на вид, что сами они приличнее

умеют вести себя, чем их гостьи. Одна из свашек, Карпинская, говорила: «чи на

блазенетво мы до вас прыихали. Коли вы приличнее насъ—зачем же вашу дочку за

козака отдаете?» Спускаясь с лестницы, она упала, будучи очень тучна и притом пьяна,

после чего ее с трудом довели до кареты. В один из следующих дней после

торжественного обеда и танцев, последовавших за обедом, дарили гостей: господарь,

не считая приданого, дал зятю 2.000 талеров, четырех лошадей с седельным прибором,

два аргамака, а после окончания танцев – кусок златоглаву, за что зять и поклониться

ему не умел. Собственной дочери, новобрачной, господарь подарил 2.000 червонцев,

карету, повозки, нагруженные разными дорогими вещами, Выговскому и полковникам

тканей и денег (писарю 300, полковникам по 150 талеров); асаулов и сотников дарили

деньгами. Тимош отдаривал тестя и тещу мехами, молдавских бояр деньгами, по сту

талеров; это для них не было важным подарком. Из чужих послов был только посол

мультанского (валахского) господаря и тот пред-

504

явил в подарок господарю турецкую лошадь с седельным прибором, а жениху ковер

и кусок златоглава. 6-го сентября господарь с господаршею и с придворными обоего

пола проводили зятя с дочерью за город до того места, где происходила встреча

Тимоша. Новобрачная, прощаясь с матерью, заливалась слезами. Отец, целуя дочь

прощальным поцелуем, старался придать себе веселый вид, но заметно было, что ему

не легко было на душе. Он чуял, что этот вынужденный брак не принесет в будущем

счастья семье его и всему роду *).

Во время бракосочетания сына Хмельницкий пошел за ним с войском и снова

обратился на Каменец, на который, по замечанию поляков, у него был большой

аппетит. Он писал: «Господам региментарам войтам, бурмистрам и всем мещанам

привет от войска запорожского. По воле Божьей мы разгромили польское войско и по

следам бежавших пришли под Каменец; не упрямьтесь, иначе мы, прося Бога, будем

искать способов взять вас, и не отступим, пока Божья воля не совершится. Если же вы

покоритесь, то потерпите меньше вреда; мы, видя ваше смирение, не допустим

кровопролития и отойдем от вас с своим войском. Вы окружены нашими силами; не

надейтесь на польские войска; их много погиблоСегодня же дайте нам решение, чтоб

мы знали вашу волю. Поручаем себя вашей дружбе и желаем всякого благополучия».

Ему отвечали: «Получив от вашей милости известие о погублении вами

христианских войск, к утешению врагов св. креста, мы принимаем с любовью эту

праведную кару, которую Бог ниспослал нам за грехи, гордыню и пороки наши. Но мы

не отчаиваемся в его милосердии, и так как вы искуплены кровью Христа и веруете в

него, то мы просим вашу милость: не посягайте без причины на христианскую кровь н

отступите от города, который вам ничего не сделал. Помните, что Бог справедлив и

милосерд, а жребий войны выпадает неодинаково. Остаемся 'доброжелательны к вам и

к войску запорожскому» 2).

Хмельницкий осадил город и готовился взять его штурмом, но в войске

распространилась моровая болезнь; татары требовали, чтоб им позволили грабить

города и села, и подняли такой ропот, что предводитель мог опасаться междоусобной

войны с козаками. Он в другой раз отступил от Каменца, «и тогда, говорит польский

историк, он сделал престранный поступок: не в силах будучи укротить своевольство

татар, он позволил им пуститься загонами по Украиве и в то же время распустил ию

соседству универсалы, которыми возбуждал Козаков и народ на этих союзниковъ» 3).

Столь же оригинально казалось и то, что Хмельницкий в одно и то же время два

раза просил у короля и Речи-Посполитой прощения и два раза штурмовал крепость

Речи-Посиолитой. На первое письмо, которое Хмельницкий по-

*) Wojna dom. Ч. 2, 77.—Летоп. Велич., I, 118.—Рага, о wojn. koz. za Chm., 110.—

Histor. ab exc. Wlad. IV, 121.—Описание свадьбы, составленное неизвестным по имени

очевидцем у Шайнохи, Домна-Розанда. Русск. перевод. Русск. Мысль. 1881 г. Июнь,

стр. 280. Ссылка на рукопись Библ. Оссолинских Л» 231, стр. 223.

2)

Jak. Michal. Ks. para., 658.

3)

Histor. Polon. ab. exc. Wlad. IV, 107.

505

слал к королю, когда первый раз думал взять Каменец, не было ответа. Сенаторы не

могли подумать ничего, кроме того, что Хмельницкий ругается над бессилием Польши.

Ватогское поражение, бегство жолнеров из Украины, новое изгнание шляхты

произвели сначала панический страх во всем королевстве. «Поляки, говорит русский

летописец 1), ожидали появления несметной армии под Варшавой и собрались бежать в

Данциг и Пруссию: они бы убежали за море, прибавляет летописец, еслиб умели

плавать по морю. Между тем, дворяне русского воеводства страшились, чтоб козаки не

взбунтовали единоверных хлопов, собрали отряды, укрепляли местечки. Король в

таких обстоятельствах назначил чрезвычайный сейм, и 12-го июня оповестил в

универсале, что Польша снова находится в опасности и требует безотлагательного

принятия мер к своему сохранению»3).

Много перемен надобно было сделать на этом сейме; много знатных панов погибло

под Батогом или умерло в короткое время. Место Калиновского занял Потоцкий, один

из родичей старого Николая; в обозные на место сына Калиновского назначен

Чернецкий, вместо Пржиемского – Сапега; в русской земле явились новые воеводы:

Ляндскоронский получил воеводство русское; черниговское отдано было Тышкевичу,

сыну старого Яна. День батогской битвы открыл не одному пану дорогу к почестям и

богатствам; староства убитых в сражении розданы панам, убежавшим из-за Днепра, в

награду за долгое терпение от буйного народа.

Предлагали собрать посполитое рушенье, но депутаты не могли согласиться на это;

прошедший год победа над козаками слишком дорого стоила хозяевам, и притом

польские хлопы, пользуясь выходом помещиков, началп-было подражать украинским.

Сейм дал согласие на посполитое рушенье только в крайнем случае, а до того времени

решил довольствоваться вербункаии; положили собрать в воеводствах пятьдесят тысяч

нового войска, и назначили подать для содержания такого числа воинов. Благородное

юношество краковской академии вызвалось добровольно идти под военные знамена, «в

доказательство, говорит летописец, что это заведение не только просвещает поляков

науками, но способствует и к охранению отечества» 3).

Хмельницкий, услышав о сборе сейма и зная, что дело касается его, послал снова

депутатов в Варшаву, препоручил им оправдать его и целое козачество. Козацкий

предводитель написал несколько писем панам РечиПосполитой, избрал их ходатаями.

Одно из таких писем к мазовецкому воеводе мы приведем для образчика:

«Калиновский погиб, – писал он,—но не от моего сына, потому что гетман напал

на него без всякой причины. Не должен ли был сын мой защищаться против произвола

свирепого тирана? Та война справедлива и богоугодна, когда берут оружие в защиту

себя, когда не остается никакого средства, кроме оружия! Во все продолжение своей

воинской власти Калиновский поступал с козаками бесчеловечно; не вспоминая того,

что делалось давно, нельзя умолчать о недавнем. В несчастное время он напал на

Украину, грабил,

Ч Истор. о црез. бр.

3) Памяти, киевск. коми., II, 3, 19. 3) Annal. Polon. Clim. I, 353—354.

506

предал страну крайнему разорению. Кучами тел человеческих покрыл он поля

берестечские, наполнил трупами болота, степи, леса, запрещал хоронить мертвых,

отдавая на съедение зверям. Код Велою-Церковыо он не хотел мира и требовал

совершенного истребления всех Козаков. Всю прошлую зилу он тиранил самым

ужасным образом простой народ, и собственная моя жизнь была не свободна от его

предательских козней. Неумолимый, необузданный, он не только терзал людей, но

простирал святотатственные руки н на храмы Божии; колокола, которыми народ

созывался на молитву, он переливал на орудия; он похищал все, что только пожелал.

Сын мой шел в Волощину жениться, а он из зависти преградил ему путь и верно бы

лишил жизни, еслиб удалось. Но судьба определила иначе; свадебные факелы,

приготовленные для брачной ночи, осветили убийство и задушили его. своим дымом.

Правда, сын мой поступил легкомысленно; но если Речь-Посполитая простит его, из

уважения к молодости, то он загладит свой поступок; если же будут ему угрожать, то

надобно опасаться, чтоб и он не стал себе искать в другом месте обороны. Сам

неприятель должен сознаться, что Калиновский не имел или рассудка, затрогивая

невинных, или счастья, не одолев вооруженныхъ» 1).

Многие были того мнения, чтоб не отвечать козакам.

«Хмельницкий,—говорили они, – столько раз нарушая присягу, сделался до того

недостойным всякого доверия королевского, что еслиб он приносил жертвы пред

алтарем и, преклоняя колени, клялся именем Бога живого, то и тогда нельзя полагаться

на него» 2).

Но обстоятельства для поляков были до крайности угрожавшие: шведский король

хотел воспользоваться состоянием Польши и напасть на нее войною; царь московский

снова присылал требовать возмездия за пропуски в титулах. В это время некоторые из

благомыслящих членов Речи-Посполцтой возвысили голос, доказывая, что не одно

своевольство Козаков и черни причиною бунтов.

«Мы обвиняем врагов своих, а на себя не оглянемся, – говорили эти сыны

отечества. – Что такое наша Польша? Ад подданных, осужденных на вечную работу

владельцам; дворяне, вместо награды, за труды платят им бесчеловечным обращением,

берут податки с участков земли, с сохи, с дыма, с каждой головы и, наконец,

выдумывают такие поборы, какие только могут взойти на ум. Этого мало. Что остается

бедному человеку после панских поборов для прокормления с женою и детьми, то

заберет у него жолнер; найдет хоругвей десять в одно село; всех надобно поить,

кормить, каждому дай, а кто не захочет или, лучше сказать, не может, у того повернут

все кверху дном; придут еще слуги, возницы и до того оберут несчастного поселянина,

что у него ни крохи не останется! От этого хлопы разбегаются, бунтуют, города и

местечки пустеют, поля остаются незасеянными, прекращаются ремесла,

останавливается торговля, и самые владельцы теряют свои доходы,

Ч Aunal. Polon. Clim., I, 331. 2) Wojna dom. Ч. 3, 79.

507

п в казне вечные недоимки. Жолнер, который приходит защищать жителей от

неприятелей, поступает с ними хуже, чем неприятель» *).

Все эти обстоятельства заставили позвать на сейм козацкпх депутатов. Они явились

с покорным видом, но вместе как невинные, желающие оправдать себя от клеветы. Со

слезами божились они всеми святыми, что Хмельницкий не .знал о батогском

поражении и в доказательство ссылались на письмо его, которым он предостерегал

Калиновского.

«И вы еще плачете,—говорил им с жаром канцлер,—когда, между тел, замышляете

новые козни против короля и Речи-Поспилитой! Кровь христианская, невинно вами

пролитая, как кровь праведного Авеля, вопиет к Богу об отомщении, а вы думаете

притворными слезами омыть столько клятвопреступлений! О, крокодилы, терзающие

человечество! о, народ неверный! накажет тебя Господь карою братоубийцы Каина».

Но после этих нравоучений с ними обращались ласковее; от имени сейма назначены

были коммиссарами Зацвилиховский и Черный, издавна знакомые Хмельницкому. Во

внимание к раскаянию Козаков объявляли всеобщее прощение и забвение батогского

дела, а Хмельницкому и всему долу его обещаны особые большие почести со стороны

Речи-Посполитой, если только он совершенно прекратит союз с татарами и даст в залог

своего сына.

В сентябре Зацвилиховский и Черный прибыли в Чигирин. Не доезжая до

резиденции козацкого гетмана, они были встречены Тимошем, в сопровождении