Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 67 страниц)

воюют за веру. Готовые к битве, они чужды были той самонадеянности, какою

отличались их враги. Старики удерживали жар молодости. «Кто знает, что будет? —

говорили они:—придет, быть может, час и нам положить голову, порадовать ляхов! На

все воля Божия!» Когда поляки показали охоту вступить в дело, стража, поставленная

над рекою, прибежала в козацкий табор. «Гей! гей! молодцы!—кричал гонец:—паны

опомнились, подступают к реке, вызывают Козаков!» Мгновенно тревога на трубах

раздалась по всему табору. «Спешите, спешите!—восклицали асаулы:—веселите пана

гетмана Хмельницкого!» 2). Табор подвинулся ближе к реке Пилявке.

Кривонос тотчас был отправлен к Константинову в засаду: еслиб поляки вздумали

отступить, то встретили бы на пути Козаков 3). Это было первою причиною неудачи

поляков, ибо Кривонос занял ровное пространство, а поляки стояли между горами 4).

Маленькая речка Пилявка разделяла неприязненные полчища; от неё, по обеим

сторонам, тянулся болотистый луг, очень топкий, особенно в тогдашнее осеннее

дождливое время. Обе стороны соединяла плотина. Хмель-

1)

Stor. delle guer. civ.

2)

Народи, песня.

3)

Ист. о през. бр.

4)

Woyna dora. Ч. I, 28.

224

ницкий, чтоб не позволить полякам пройти через реку, отрядил Козаков за плотину,

где они выкопали шанцы. Козаки нарочно разгрузили болото конями, порыли рвы и

копанки и стали в оборонительное положение.

В понедельник 20-го сентября сражение началось разом в трех пунктах. Самуил

Лащ и князь Корецкий нашли, повыше плотины, брод, пустились в перестрелку с

козацким обозным, храбрым Иваном Чернотою; и поляки и козаки, пешие и конные,

рассеялись по кустарникам и вели рассыпную битву с равным мужеством. Осинский

вступил в дело при плотине и принудил Козаков отступить с противного берега; таким

образом, проход на другой бок реки остался свободным для поляков. Михаил Иордан

нашел другой брод пониже плотины и перешел его. В этот первый день битвы счастье

было на стороне панов. Тогда поляки так ободрились, что уже кричали: «ударим залпом

добывать курятник!» так они называли маленький пилявецкий замок. Только вести,

доставленные пленными русскими, охлаждали их самонадеянность: пленные

показывали, что Хмельницкий дожидается с часу на час хана с страшною силою.

На следующий день, во вторник 21-го сентября, продолжались герцы и уже с

большею удачею для Козаков. Они овладели бродом, через который прошел накануне

Иордан, и укрепили валом опасные места. Но тогда козачество лишилось бойкого

неистового уманского полковника Ганжи. Напившись горелки, выехал он, хвастая, на

герец, убил нескольких шляхтичей, хотевших показать свое рыцарское удальство, и сам

был убит каким-то волохом, «предательски», по выражению летописи х). Козаки рано в

этот день окончили стычки и уклонялись от дальнейших битв. Это лугало поляков:

«верно, враги что-нибудь замышляютъ», говорили в польском лагере.

Вечером вдруг раздался в козацком обозе шум, достигавший до шляхетского лагеря;

били в бубны, трубили в трубы, налили из ружьев и пушек; тысячи голосов крикнули

вдруг: «Алла! Алла!»

«Что это значит?» в страхе спрашивали паны друг друга и задавали себе разные

объяснения.

«Выть может,—говорили одни,–хлопы бегут, устрашившись наших подвиговъ».

«Нет,—возражали другие,—верно козаки недовольны Хмельницким и выбирают

нового предводителя».

Третьи с боязнью догадывались, не пришла ли орда татарская.

Ночь покрыла оба войска; в томительной неизвестности оставались паны; но вот в

среду на рассвете жолнеры дивизии Тышкевича привели в лагерь пленника в

священническом платье; неизвестно, был ли то священник в самом деле, или козак,

одетый таким образом и посланный нарочно Хмельницким. Стали его пытать.

«Я вам всю правду открою,—сказал он;—Хмельницкий так испугался вашей силы,

что хотел-было бежать; но вчера вечером пришло 40.000 татар, да еще и сам хан будет

скоро. Хмельницкий присягнул платить ежегодную дань хану, а потому хан всеми

силами будет вступаться за Козаковъ».

Ист. о ирез. бр.

225

Известие было вымышленное; на помощь козакам, действительно, пришел в

полночь татарский отряд, но только 4.000 человек с Карабчеймурзою н сыном

Хмельницкого.

Через несколько часов после рассвета Хмельницкий, рассчитав, что поляки уже

услышали от попа, чтб следовало им сообщить, пустил всех пришедших татар вперед и

одел еще несколько тысяч Козаков в татарское платье. Они бросились к реке и

закричали диким голосом: «Алла! Алла!» Это заставило поляков поверить, что пленник

говорил истину и привело всех в чрезвычайное смятение. Все схватились за оружие, но

в страшном беспорядке; всякий командовал и никто не слушал команды; каждый бежал

куда хотел, становился как попало и, вдобавок, между начальниками началась ссора,

потому что все видели беспорядок, приписывали его причину один другому, и

оскорбляли через то друг друга.

Козаки, тем временем, перешли через плотину и сделали нападение на польские

шанцы. Поляки, несмотря на беспорядок, вступили с ними в сражение. Первый из

польских полков, завязавший дело, был сендоиирский, йод командою Витовского; за

ним, без приказания, пустился полк воеводства минского. Козаки, командуемые

Чернотою, нарочно побежали назад за плотину; шляхтичи, думая, что враги

обращаются в бегство, перешли за ними за плотину и преследовали их, потешаясь

ролью победителей; но не видя ничего за туманом, наткпулпсь на целый козацкий

корпус и услышали голос Хмельницкого, который кричал на своих воинов: «За виру,

молодци, за виру!» Новые хоругви бросились за перешедшими через реку, и когда

столпились на плотине, козакн ударили на них, смяли, потопили, потоп зашли в тыл

отрезанному от плотины Витовскому, и «тогда поляки—говорит современник *)—

орали землю копьями и устилали все болото прапорами»; два полка, сендомирский и

волынский, погибли совершенно; много знатных панов легло на поле битвы; Витовский

и Оссолинский, племянник канцлера, вытащенные из реки, израненные, едва успели

прискакать к главному своему обозу. Козаки били врагов наповал. Страх и трепет, но

выражению летописца 2), распространился в польском лагере. Уже никто не думал

прогонять мужичья плетьми; хоругви, отправленные в другую сторону, привели в

лагерь двух татар, которые извещали, что хан скоро будет, а с ним войска, как травы в

поле.

В то же время беспокоил поляков с другой стороны Кривонос.

Вечером предводители и знатнейшие паны собрались на совет, но вдали от лагеря, в

поле. Они все раскаявались, зачем вышли из-под Глинян, представляли неудобность'

места под Пилявою по причине болот и яров, и один, славившийся в особенности

благоразумием, доказывал, что самое лучшее, на что следует решиться—уйти из

лагеря; к нему пристали многие; пристал и сам предводитель. Решили отдать

Вишневецкому начальство, а самим удалиться, проводив сначала возы и рыдваны с

пожитками. Приказание было отдано, и с наступлением вечера ни самого Доминика, ни

других знатнейших панов не было в лагере. Под Конецпольским споткнулась

Ч Woyna doni. Ч. I, 36. -) ГИстор. о ирез. бр.

U. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.

15

226

лошадь и он, оставшись пешком, встретил какого-то поселянина, снял с него шапку

и платье, надел на себя, а ему отдал свое и тем избавился от несчастия попасться

хлопам в неволю. Доминик Заславский бежал на двух лошадях, оставивши в добычу

козакам свою карету, все свои сокровища и обоз, в котором было до трех тысяч

наемных нидерландцев; их истребили козаки, овладевшие обозом 1).' Ночыо с 22-го на

23-е сентября распространилась тревожная весть по лагерю, что предводителей уже

нет, и все многочисленное войско, в страхе и беспорядке, покинув имущество,

бросилось в бегство... Утром козаки выехали к реке, чтоб снова вызывать на герцы

поляков, но вызывать было некого: лагерь был пуст; только собаки лаяли!

Тогда Хмельницкий со всеми силами бросился в погоню, и шляхтичи пришли в

ужаснейший беспорядок: от страха кидали оружие; никто не понималъ—кто причиною

бегства; каждый кричал: «стойте!» а сам «токмо-б коня допався, летив без очей, абы

не зостався», говорит русский летописец 2); сжатые в толпе, опн падали от духоты и

давки и попадались в плен, когда, по выражению того же летописца, останавливались,

чтоб отереть с лица пот и приложить платок к бьющемуся сердцу. . Покидали раненых

и больных.

По известиям современников, победителям досталось до ста двадцати тысяч возов с

лошадьми, восемьдесят орудий и на десять миллионов польских злотых, примерно,

всяких драгоценностей 3). Древки с знаменами, узды, щиты, шлемы, серебряные

сосуды, сабли, собольи шубы, блакатные сукна, персидские шали, рукомойники, ванны,

где богатый пан только-что купался, кушанья, варенья, конфеты, пирожные от

прерванного стола—все это лежало в беспорядке по полю. Козацкие предводители

напрасно удерживали русских, подозревая, не думают ли паны соблазнить хлопов;

хлопы с жадностью подбирали драгоценности и лакомства, которых было столько, что

они не знали, что им брать и что оставлять; никто не остался обделенным: за кварту

водки козак отдавал своему базарнику бархатную шубу или серебряный кубок. Четыре

дня пробыли победители в расхищенном лагере; пива, медов, вин было так много, что

при обыкновенном употреблении достало бы им на месяц, говорит современник 4).

Бедные слуги, которых было очень много, беззащитно были избиваемы неверными.

«Такова была, – говорит современник, кара от Бога за высокомерие» 5). «Добре,—

говорили козаки,—добре паны выбрались на весильля, и бепкет на славу задали,

тильки кошту богато положили, сто тысяч скарбу нроцвиндрыли и сирицю 6)

здорожили 7). Очевидец поляк писал, что не-

1)

Акты Южн. и Зап. Росс., Ш, 283.

2)

Истор. о нрез. бр.

3)

Кратк. ист. опис. о Малор., 10.—Stor. delle guerre civile, 34.

4)

Hist. belli cos. polon., 79.

5)

Woyna dom. 4. I, 33.

li) Сырую кожу, из которой делались ремни, на которых козаки уводили пленных

неприятелей.

7) Истор. о през. бр.

227

приятелю пособили особенные какие-то чародейства. «Этому,—говорит он,– есть

несомненные признаки, и оттого такой страх, такая констернация напала на нас, что мы

скакали и бежали во весь дух, крича: гонятся татары!– а от татар, по милости Божией,

никакого нападения не было» 1). Только жадность хлопов к разбросанным богатствам

спасла тогда поляков от гибели, но иного из них было таких, что отдавали свои

дворянские головы йод сабли, или под аркан; в особенности козаки сильно поразили

беглецов под Константиновым, где под поляками обломился мост на Олуче 2).

Доминик, убегая из лагеря, послал Вишневецкому предложение взять команду; но

Вишневецкий отказался: он знал до какой степени беспорядок укоренился в войске,

знал об угрожающей силе врагов и отвечал, что уже поздно. Утром он послал в

главный лагерь узнать, чтб там делается, и получил известие, что все войско бежало, а

козаки захватили лагерь. «Боже мой!—воскликнул князь: —или то Твоя воля наказать

наше отечество этим презренным народом? О, Господи! обрати па них свои перуны, но

покарай и тех, которые причиною этого срама. Пусть и я полоясу свою голову, если

виновен, только спаси отечество!» Он собирал по дороге рассеянных шляхтичей; то

просьбою, то угрозами, то подарками успел он удержать на время некоторых, и

мужественно отбивался от преследовавших его Козаков. Наконец, размышляя, что

может достаться в руки татарам, и он последовал за бегущими.

Разогнанные паны убежали во Львов с такою быстротою, что достигли этого города

в три дня, хотя в спокойное и безопасное время польский пап, по насмешливому

замечанию современника, ехал бы туда целые полгода 3). За военачальниками

появились во Львове полковники, ротмистры, поручики. Все были между собою

несогласны; один другого винил, а себя каждый оправдывал и изображал героем

пилявского дня; все вопили и скорбели о бедствиях отечества, извещали жителей, что

не сегодня-завтра неприятель покажется пред воротами Львова. Испуганные жители

метались во все стороны; кто был похрабрее—тот спешил на вал, думая встречать.

Козаков оружием; многие забирали из своих пожитков то, что было у них поценнее и

торопились уходить из города. Они сгоряча не рассуждали, что за городом им могло

угрожать еще больше опасности, чем в городе. Воители, прибывшие с поля битвы,

сейчас же уезжали из Львова подалее в Польшу: им пример показал сам главнейший

предводитель, '-Доминик Заславский, уехавший немедленно в свой замок Ржешов.

«Хорошо сделал, замечает современник, а то ему могло быть дурно от войска, в

беспорядке сновавшего по Львову».

И Памяти, киевск. коми., I, 8, 302.

2)

См. о иииляв. лораж. вообще.—Истор. о през. бр.—Иетоп. Самов. 12.—

Woyn. dom., I, 28—31.—Armal. Polon. Clira., I, 62—68. —Hist. Jan. Kaz., I, 12—15.—

Pam. do pan. Zygm. Ш, Wlad. IV i Jan. Kaz., II, 16'—21.—Histor. belli cosac. polon., 77—

78,—Hist. ab. exc. Wlad. IV.—Pam. о wojn. kozac. za Chmieln., 21—24.—Кратк. OIIHC. о

K03. малор. nap., 25,– Bell, seyth. cosac., 27.-Истор. о ирез. бр., 23—24.– Stor. delle

guerre civ., 32—35.—Рукой. И. П. Б. разнояз. ист. Р. № 5.—Engel. Gesch. der Ukraine,

150—152.

3)

Relacya Czecbowicza Kron. mmsta Lwowa, 296.

15*

228

Остророг и Вишневецкий остались на несколько дней во Львове. Остророг

подвергался упрекам войска и жителей: «как может,—кричали воины,– оставаться

предводителем такой пан, что убежал от войска!» К нему являлись депутаты от мещан

спрашивать совета: чтб делать. Они получили неутешительный ответ: остается

полозкиться на волю Божию, обороняться, а давать отпор нельзя: нет денег для

содержания военной силы, нет и оружия, покинутого в обозе в добычу неприятелю.

Остается отдаться на милость врага. После такого ответа у мещан было снова собрание

и на нем порешили они защищать до последнего Речь-ИТосполитую и пожертвовать

состоянием на доставление средств ис обороне. Об этом решении известили они

Остророга, находившагося у львовского архиепископа, куда он приехал прямо с

побоища, стыдясь показывать себя на свет божий. Ободряемый мещанами, Остророг

пришел в себя и написал примасу, что, в озкидании нашествия врагов, решается

защищаться во Львове; в то зке время он послал созывать к себе на совет

военачальников, но к нему не поехали. Простые зколнеры все были сильно воорузкепы

против Остророга и не хотели слушать ближайших начальников, когда те показывали

охоту признавать главнокомандующим Остророга. Не так относились к Вишневецкому.

Ииго одного все считали достойным быть полководцем. Сходка военных людей и

обывателей Львова, состоявшаяся в бернардинском монастыре в числе трех тысяч особ,

начала просить его принять начальство пад войском и сделать раснорязкения к защите

Львова. После долгих отговорок, как бы уступая просьбам, князь согласился, лишь бы

это не послузкило к бесчестью Остророга, которого он, принимая предлагаемое

гетманство, приглашал к себе в сотоварищи: этим он избавил его от дальнейших

упреков '). На этой .сходке в бернардинском монастыре назначена была на жителей

контрибуция: ради любви к отечеству, каждый львовянин обязан был, по совести,

объявить о своих и чузких сокровищах; назначенные для того чиновники обирали

зкителей; костелы и монастыри отдавали драгоценные сосуды, кресты; долзкны были

зкертвовать и церкви: все это делалось с тою целью, чтоб снарядить и удерзкать войско

2). Иезуиты дали на 150.000' серебра. Некая пани Слоньонская привезла серебро из

монастыря кармелиток и бросила к ногам Вишневецкого в костеле францискан.

Некоторые купцы, кроме того, чем были обложены, приносили туда зке лишнее из

патриотизма 3). Вишневецкий оставлял во Львове гарнизон, под начальством старого

Христофора Артишевского, отличного артиллериста своего века, который по причине

религиозных несогласий оставил надолго отечество, странствовал по чузким землям,

слузкил голландской республике и завоевал в ИОзкной Америке Рио-Жанейро 4). После

того Вишневецкий, забравши с собою собранные деньги, вместе с войском, над

которым стал избранным начальником, 5-го ноября ушел к Замостыо, а оттуда в

Варшаву под тем благовидным предлогом, что невозможно держаться во Львове и

предавать опасности столицу Варшаву, куда,

1)

Рукон. И. И. Б. раздояз. Ист. F. № 5.

2)

Relacya Czechowicza. Kron. miasta Lw„ 21)7.

3)

Рукон. И. II. Библ. раздояз. F. № 5.

l)

Zbior pam. о clawn. Polsce. Niemcewicz. III.—ffistor. belli cosac. polon., 106.

229

как опасались поляки и как надеялись русские, мог повернуть Хмельницкий с

козацкими и татарскими силами, пользуясь беззащитным в то время положением

шляхетского государства.

Вслед за Вишневецким и другие паны и все военачальники покинули Львов.

Вишневецкий отправил к горожанам ротмистра Цихоцкого с пятидесятые драгунами, с

письмом, в котором извещал о своем отъезде. Затем те из горожан, которые имели

более средств, спешили выбираться с своими семьями и пожитками; иным из них не

посчастливилось: они попали в неволю татарам. Оставшиеся в городе львовяне

жаловались, что паны их обобрали и малодушно покинули на разграбление

неприятелям 1).

Хмельницкий, преследуя врагов, вошел в Константинов и взял его без малейшего

сопротивления. Оттуда он двинулся к Збаражу.

На дороге встретился с ним пан Юрий Немирич. Предки его были русские и

владели большими имениями в Украине. Во время перерождения русского дворянства,

фамилия Немиричей, как и другие, обратилась в католичество; но сам Юрий не

исповедывал уже и католической веры, а был заражен еретическими заблуждениями,

киак говорили тогда в Польше. Немирич принадлежал к тем, которые не только не

признавали святости папы, но осмеливались подвергать сомнению догматы,

признанные, в продолжение веков, существенными основаниями христианской

религии: таких в Польше называли арианами. Выгнанный из маетностей своих в

Украине, он, как и другие, бежал в Польшу, но на сейме в Варшаве его приняли очень

дурно. «Мы,– кричали католики,—много послабления делаем, когда позволяем

сообщаться с нами протестантам; те, по крайней мере, соглашаются с нами в главных

понятиях о Божестве и Св. Троице, но мы ни в каком случае не потерпим безбожников,

подобных пану Немиричу» 2). Немирич, собрав свой отряд вместо того, чтоб идти

против Козаков, пошел через Полесье, а оттуда на Волынь, и близ Збаража соединился

с Хмельницким 3). Вывший в Польше в то время московский гонец Кунаков, называя

его по ошибке Юрием Ермоличем, передавал в Москву носившийся тогда в Польше

слух, что этот пан передал Хмельницкому тайное поручение от королевича Япа

Казимира поддерживать его кандидатуру при выборе короля и обещание удовлетворить

Козаков, если он сделается королем. Кунаков говорил, что пан Юрий, приставши к

Хмельницкому, стал у него «наивысшим писаремъ».

Козаки вступили в Збараж. Этот город был хорошо укреплен, но козаки не нашли в

нем не только воинов, готовых к отпору, но даже ЖИВОЙ души. «Тогда и я, —

признается простодушно современный стихотворец историк,—забрав свои бумажные

ветоши, бежал вслед за другими из Збаража. Что-ж удивительного?.. Ведь и Пиндар

также бежалъ» 4). Только 50 пушек, множество пороха и других запасов взяты были

козаками За недостаткомъ

‘) Rei. Czech. Kron. raiasta. Lw., 298

2)

Annal. Polon. Clim., I, 70.

3)

Pam. о wojn. kozac. za Chmieln., 25.

4)

Woyna dom., I, 36.

') ИИстор. о през. бр. – Летоп. пов. о Мал. Росс., 122.– Кратк. описап. о Мал.

Росс., 10.

230

живых, козаки помстились над мертвыми: разорив костелы, оии выкинули на

поругание остатки прежних панов из родовых могил. Сам Хмельницкий, если верить

польским летописцам, не возбранял им этого, и особенно поругался над телом

конюшего и жены его 1). «И мертвому льву надобно вырвать бороду», говорил он 2).

Выступив из Збаража, Хмельницкий был в недоумении, чтб начать ему и куда идти.

Он созвал раду, на которой как главные представители козачества отличались тогда:

Иван Чорнота, полковник Тыша, опустошитель Польши, полковник переяславский

Лобода, полковник гадячский Вурляй, издавна знаменитый пират на Черном море,

полковник брацлавский Нечай, Калина, Воронченко, Полкожуха, Небаба и другие.

«Что скажет честная рада?—спрашивал предводитель.—Много поживились мы от

врагов наших; пойдем ли в глубь Польши кончать наших недругов, или воротимся в

свою Украину с гостинцами домашним и отдохнем от трудов?»

Все, прежде подачи советов, настаивали, чтоб Хмельницкий принял гетманский

титул. Предводитель отвечал им:

«Не стану именоваться гетманом до тех пор, пока тот, кого изберут королем, сам

пожалует меня этим достоинством; а печать гетманскую и клейноты употреблять

буду».

Когда началась рада, Хмельницкий был того мнения, что лучше всего идти в

Украину, послать на сейм депутатов и дожидаться избрания короля. Тогдашния

обстоятельства внушали ему необходимость пользоваться своими успехами осторожно

и умеренно. Идти в глубину Польши, нанести ей удар в самое сердце—казалось делом

чересчур смелым и небезопасным для козачества по последствиям. Оно неминуемо

повлекло бы за собою вмешательство соседних держав, а Хмельницкий еще не изведал,

как они отнесутся к такому перевороту. Уже он заявлял Москве желание иметь

государем московского самодержца; уже, повидимому, в голове его было намечено то

соединение Украины с московскою Русью, которое последовало чрез шесть лет; уже он

убеждал московского царя вместе с козаками воевать Речь-Поеполитую: но Москва не

дала ему ни малейшей надежды на согласие. Напротив, дружелюбные отношения, в

которых находился тогда, повидимому, московский двор к Польше, скорее вели к тому,

что Москва могла оказать ИИолыпе содействие к укрощению мятежника, тем более

опасного для обеих держав, что он сдружился с крымским ханом. Чтобы ириобресть о

себе доброе мнение царя, Хмельницкий должен был казаться не мятежником и, но

возможности, держаться в пределах законности; он так и повел себя, и пред Москвою

показывал вид, что поднял оружие по самой крайности, единственно за греческую веру

и притом, с позволения короля Владислава, против своевольных панов. Чтоб устоять на

этой законной почве, Хмельницкий должен был приостановить неприязненные

действия на то время, когда в Польше дело шло о выборе нового короля и подождать:

чтб скажет ему будущий государь. Притом же Хмельницкий надеялся, что новый

король, па выбор которого он мог иметь

1)

Рат. о wojn. kozac za Chmieln., 26.

2)

Woyna dom., I, 36.

231

влияние, постарается привязать к себе возрастающую козацкую силу и даст

законную твердость тем требованиям, какие Хмельницкий предъявит; и в этих

соображениях Хмельницкий не хотел идти на Варшаву и опустошать Польшу, которую

должен был почитать своим отечеством; но старшины, а еще более чернь, то-есть

простые козаки, думали не так; в особенности вооружился против предводителя

Чорнота. Всеобщее мнение было таково, чтоб идти на Варшаву и в конец разорить

Польшу. «Пане Хмельницкий, веди на ляхив, ишнчай ляхив!» кричала ожесточенная

толпа х).

Хмельницкий объявил, что поведет их в Польшу. Но он задумал тогда же

обманывать своих Козаков и, утоляя, по возможности, их мщение, не допускать до

вторжения в средину королевства и до больших опустошений. С этою целью он

предложил, что следует наперед очистить всю русскую землю от ляхов, и разослал

своих полковников отрядами на Волынь и в Полесье 2). Такой род войны нравился

козакам. Толпы отправились к Дубну, Кремепцу, Острогу, Луцку разорять костелы,

замки, кончать шляхту и иудеев; а сам Хмельницкий шел ко Львову, под предлогом

преследовать разогнанное войско, покорить своей власти старый русский город и потом

уже идти на Польшу. Независимо от козацкой рады, Хмельницкий окружил себя тогда

шляхтичами, приставшими к козакам; люди более образованные, чем козаки, они,

казалось, лучше могли понимать его. Народ думал, что дело с поляками не должно

кончиться ничем иным, кроме совершенного освобождения Руси от польского

владычества; шляхтичи, хотя и русские, в то время считали возможным, что Русь

может пользоваться независимостью и правами свободной нации не разрывая

окончательно связи с Польшею. Из всех таких советников, кроме Немирича, больше

всех умел убеждать предводителя Иван Выговский, шляхтич русской веры, взятый в

плен при Жовтых Водах. Своею расторопностью, красноречием и здравым умом он

приобрел доверенность Хмельницкого, и его советам в особенности приписывают

поляки ту нерешимость Хмельницкого, которая спасла на этот раз их нацию 3).

Проходя через Броды, Хмельницкий оставил там часть Козаков для осады замка,

очень крепкого, которого никак не могли одолеть, а сам, приблюкаясь ко Львову, послал

вперед с небольшим отрядом Головацкого, шляхтича, вручив ему письмо на имя

городского магистрата.

«Прихолсу к вам,—писал Хмельницкий, – как освободитель русского народа;

прихожу к столичному городу земли червонорусской избавить вас из ляшской неволи;

прихожу по вашему желанию, потому что многие из ваших мещан приглашали меня. У

меня 200.000 войска, кроме многочисленной орды; но это войско идет не на вас, а на

поляков. Поэтому вы лучше всего сделаете, если соединитесь с единоверными вам

козаками и выдадите панов, разбежавшихся из-под Пилявы. Мы утвердим взаимную

нашу любовь взаимными клятвами. Если же пренебрежете нашею приязнью, то

наживете себе беду» 4).

') Истор. о през. бр.—Annal. Polon. Clim., 81.—Histor. pan. Jau. Kaz., 23. a) Истор. о

през. бр.—Woyna dom., I, 36.

3)

Истор. о през. бр.—Histor. panow. Jan. Kaz., I, 23.—Annal. Polon. Clim., I, 81.—

Pam. do pan. Zygm. III, Wlad. IV i Jan. Kaz., II, 29.

4)

Annal. Polon. Clim., I, 82.

232

Львов поступил под власть Польши гораздо прежде Украины и Волыни, а потому

польская стихия здесь была сильнее, чем где-нибудь на Руси. Иезуиты основали здесь

главный притон: ни в одном русском городе не было столько католических монастырей

и костелов; много мещан приняли унию; притом значительная часть городского

народонаселения состояла из иудеев и армян; поэтому и неудивительно, если паны

могли его считать верным для себя убежищем. Город издавна был богатейший в

королевстве; жители занимались промыслами и торговлею: губернатор застращал их, а

особенно иудеев, что козаки приходят разорять их. Испуганные мещане обещали не

сноситься с козаками, а шляхтичи, прибежавшие из околицы, готовились драться; с

ними вместе взялись за оружие бернардины, которых большой монастырь стоял в

оконечности города. Православные хотя чувствовали иначе, но не смели возвысить

голос. Головацкий получил следующий ответ от лица целого города:

«Город Львов не может понять, почему в то время, когда козацкий предводитель

посылает к нам дружелюбные письма, козаки поступают в окрестностях но-

неприятельски. Мы не отвергаем вашей дружбы, если она искренна, но не можем

входить в союз с войском запорожским, пока не окончится избрание короля и все

неудовольствия войска запорожского не прекратятся. Надеемся, что войско

запорожское, которому мы не сделали никакого оскорбления, останется к нам с добрым

расположением. Папы из-под Пилявы хотя приезжали к нам, но уже выехали на сейм; в

городе заперлись мещане и предмещане; в замке оставлен гарнизон Гечи-Посполитой,

над городом и замком начальствует губернаторъ» 1).

Хмельницкий, получив такой ответ, двинулся осаждать город. Передовые отряды

прибыли б-го октября. Гано утром стали появляться группами козаки.,и татары и в

короткое время покрыли как черным облаком высоты, окружающие Львов. С городских

и замковых башен в зрительные трубы можно было их примерно распознавать и

считать. Немного татар замечалось в хорошем вооружении; большая часть их была

одета в коротких тулупах или в белых холстинных одеждах; зато с иным было разом по

десятку лошадей ради добычи: так представлялось осажденным татарское полчище.

Они бросались кучами то в ту, то в иную сторону, ища удобного места прорваться в

предместья. Предмещане отстреливались от них из городских и'замковых башен,

громили их и пушечными выстрелами. Собствепно город Львов в то время был не

велик: в нем считалось 437 таких мест, из которых на каждом мог стоять каменный

дом. Такое место считалось на одпу семью, но обыкновенно два ИЛИ три семейства

занимали один каменный дом в три окна. Все это пространство, занимаемое целым

городом, образовало четвероугольник, обведенный стеною, за которою проведен был

ров, а за рвом насыпан был вал, и напоследок проведена была еще внешняя стена съ'

семнадцатью башнями на небольшом расстоянии от городских строений. Двое ворот

вело в город: первые назывались краковские, вторыя—галицкия. Кроме того, во

внешней стене было еще два меньших выхода, называемые «хвортками» (калитки);

одна называлась иезуитскою, потому

’) Annal. Polon. Clim., I, 82. – Pam, do pan. Zygm. III., Wlad. IY i Jan. Kaz., II, 30.

233

что находилась близ иезуитского костела, другая – босоцкая—близ волоокой

церкви. С полуденной стороны город охранял монастырь бернардинский, с восточной

–кармелитский: оба имели вид сильных крепостей с орудиями в стенах и башнях. На

западной стороне от города тянулось болото, служившее защитой городу, а на северной

стоял нижний замок. Гораздо пространнее и многолюднее самого города были

предместья, расположенные около него. Их было два: краковское и галицкое. Там

промеж холмов и оврагов гнездились летния помещения богатых жителей города, сады,

винокурни, пасеки, разные заведения, а среди них возвышались верхи монастырей,

костелов, церквей, у подножия которых ютились скромные жилища предмещан;

последних числом было больше, чем городских мещан: по известию Целлария,

оставившего полатыни «Описание Польши в половине XYII века», во львовских

предместьях было тогда до 1500 домов. Предместья эти были окаймлены дорогою,

идущею извилинами по горам и ущельям, чтб носило тогда местное топографическое

пазвание «шляхи». Там, где представлялась необходимость, насыпан был вал вышиною

в шесть с половиною локтей и такой же широты. Весь город с предместьями заключал

в себе до 30.000 жителей, а пространство было так обширно, что для охраны его с

предместьями, на случай неприятельского вторжения, нужны были десятки тысяч

военной силы *).

На другой день, в среду, явился под городом козацкий гетман и с ним все козацкое

войско. Попавшиеся в плен полякам показывали под пытками, что козацкой силы с

Хмельницким идет тысяч двести, по сила эта па пути беспрестанно увеличивается

толпами пристающих к козакам русских поселян. Хмельницкий приказал ударить из

пушек; начались стычкп по разным концам Львова. Один отряд Козаков рыл валы у

гончарской улицы, близ монастыря кармелитов босых; другой напирал на галицкую

браму; третьи нападали на бернардинский мопастырь. Осажденные стойко