Текст книги "Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Михаил Черненок

Соавторы: Георгий Северский,Николай Коротеев,Анатолий Ромов,Федор Шахмагонов,Эдуард Ростовцев,Гунар Цирулис,Владимир Туболев,Гасан Сеидбейли,Рашит Халилуллин,Николай Пахомов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 74 (всего у книги 195 страниц)

Себе старик мог признаться: если что-то и держало его на этом свете, заставляло бояться смерти, так только тревога за судьбу внучки – как оставишь ее одну в целом мире, ведь кругом одна! Другое дело, когда б нашелся хороший человек, чтоб определилась Вера, тогда и страшиться нечего… Но вот беда: где нынче женихов искать? Суматошное время, маятное…

Еще пуще кряхтя и вздыхая, он склонился над кованым мореного дуба сундуком, открывать который помимо него никто и никогда не смел, долго копался в нем, потом вынул кусок тонкой, выбеленной холстины, захлопнул крышку.

– Ну-ка, – сказал, обращаясь к внучке, – разрежь и подруби… Пара добрых простынь будет.

– Хорошо, – не оборачиваясь, ответила Вера, – сделаю. Потом.

– Потом – суп с котом! – ворчливо и обиженно буркнул старик. – Просят сейчас, так сделай. А не можешь – к соседке пойду. Хоть оно, конечно, и совестно при хозяйке-то в доме…

Боцман был уверен: вид его сейчас соответствует моменту – грозен и непримирим. Но Вера, повернувшись, увидела совсем другое: вконец расстроенный старик стоял перед ней. Она поставила на стол старую зингеровскую машинку с бронзовым сфинксом на боку, взяла ткань и ножницы…

Убедившись, что все идет по задуманному, Терентий Васильевич тихо вышел из комнаты. Боль в пояснице и суставах не унималась, но он улыбался: нужны ему новые простыни, как снег прошлогодний! А все ж, пусть работает внучка: работа – дело святое, она от душевных хворей лучший лекарь… И так, улыбаясь, пошел со двора, решив навестить кого-нибудь из старых приятелей – благо оставались они еще на этой улице!

Тем временем Вера, разрезав полотно, занялась шитьем.

Строчка получалась неровной, нитка под иглой скручивалась, рвалась, и Вера, сердито выдернув холстину из швейной машинки, распорола шов, снова заложила под лапку край ткани… Она старалась не отвлекаться, быть внимательной и терпеливой, но ничего не получалось… И это при том, что в общем-то Вера любила шить: обычно под монотонное стрекотанье машинки так хорошо, так легко и свободно думалось…

Сейчас – иное. Встреча с Юрьевым, все последующее мучило ее. Вспоминая случившееся, она опять, с новой силой испытывала и унижение, и стыд, и гнев. Она не думала о том, какой опасности подвергалась, и, наверное, поэтому страха не было. Но разве не страшнее любой опасности стыд? Господи, как ненавидела она Юрьева!..

Вчера вечером, когда ушли они с Журбой от погони, когда стояли, задыхаясь в чужом дворе, Вера надеялась, что Журба хотя бы спросит ее о Юрьеве, и уже готова была рассказать ему все. И как пыталась вызволить брата из лагеря военнопленных, и как Юрьев обещал ей помочь, но оказался негодяем… Нелегко, непросто было бы Вере рассказывать такое Николаю, но оказалось, что признание ее Журбе и не нужно: он молчал, а это значило, что гнусные слова Юрьева поняты им по-своему и говорить больше не о чем… Вот тогда она и почувствовала этот страшный, испепеляющий и одновременно гневный стыд. Не помня себя, бросилась бежать… Ночью не могла уснуть. «Ну и пусть, – стараясь одолеть обиду, думала Вера. – Пусть воображает, что ему заблагорассудится. Надо забыть о нем!»

Наверху послышались осторожные шаги, скрипнули высохшие половицы: попробуй забудь, если вот он – рядом!

Вера не знала, что Николай, во всех деталях вспоминая происшествие, сразу и навсегда запретил себе строить догадки об ее отношениях с Юрьевым. И что было закономерно: людям открытой и чистой души несвойственна глупая и черная подозрительность. В какой-то степени выручала его и чекистская наука, одна из заповедей которой гласит: не зная всех причин и обстоятельств, преступно делать выводы! И, конечно же, Николай надеялся, что сама Вера сочтет необходимым объяснить ему этот странный случай…

Но вот что мучило сейчас Журбу – собственное его преступное легкомыслие. Он позволил себе расслабиться, потянуться к личному, будто борьба уже кончилась и можно смотреть на мир счастливыми глазами. Нет, до тех пор, пока окружающий мир смотрит на тебя сквозь прицел револьвера, личного быть не должно! Иначе – провал, иначе – не выполнить приказ, иначе – презрение товарищей. В синематограф отправился, развлечений захотелось!

Так говорил себе Николай Журба. Был он сейчас и судьей, и прокурором, и подсудимым в одном лице – только защитнику не было места и этом строгом, взыскательном суде.

Что он мог сделать в том положении, в котором оказался вчера? Как ни стремительно развивались события, он ни на мгновение не забывал, что ввязываться в скандал, привлекать к себе внимание нельзя. Но когда Юрьев уже занес для удара руку, сомнения больше не имели смысла… Страха тогда он не испытывал – страх пришел потом. Обвиняя себя и только себя, Жур-ба подумал: «Если бы его схватили вместе с Верой, обоим была бы уготована одна судьба, и под удар ставился человек, ни в чем его ответственность и право на риск не разделявший…»

Внимание Журбы привлек голос Веры, донесшийся со двора:

– Митя! – восклицала Вера. – Митя! Какая неожиданность… Да, входи же, входи!

Журба выглянул в окно:

У распахнутой калитки стоял высокий, сухощавый парень с черными вьющимися волосами.

– Митя, Митя! Ну какой же ты молодец! – Вера протянула ему руки. Парень, улыбаясь, сжал их.

Они прошли к столу под вишней.

– Как ты тут? – спросил парень. Разглядывая девушку, он по-прежнему улыбался.

– Да как тебе сказать… – Вера тревожно оглянулась на дом.

– Терентий Васильевич отдыхает? – по-своему понял ее гость.

– Деды нет. Но… – и она проговорила что-то совсем тихо.

Журба отошел от окна.

Что-то знакомое почудилось ему в этом парне. На кого-то похож?.. И сразу же вспомнил: Вера и рядом он… Все правильно, они были вместе, когда Николай впервые увидел Веру на симферопольском кладбище.

«У меня есть настоящий и верный друг, – всплыли в памяти слова Веры. – Мы с ним часто спорим, но всегда находим общий язык…»

Вера сказала это несколько дней назад, мельком, и тогда Николай не придал услышанному никакого значения. И вот друг, – а судя по всему, это был именно он, – появился здесь. Куда девалась обычная Верина сдержанность! Она радовалась Мите так открыто и бурно, что невольно напрашивался вопрос: да только ли друг?..

Журба почувствовал вдруг, что ему стало тоскливо.

Он взял с подоконника листок бумаги, посмотрел на только что сделанный им набросок, и усмехнулся, хотя меньше всего на свете хотелось ему сейчас смеяться… Механически раскрыл томик Лермонтова, сунул в пего листок – несколько его рисунков уже лежали здесь.

Когда Журба спустился во двор, Вера и Миш о чем-то тихо разговаривали, склонившись друг к другу

– Здравствуйте, – сухо произнес Николай.

– Здравствуйте, – откликнулся гость.

Издали он казался Журбе моложе. Николай заметил, что вначале Митя глянул па пего без особого интереса, но тут же посмотрел еще раз, и взгляд его стал напряженным, тяжелым.

«Все ясно, – с неприязнью подумал Журба, – ревновать чудак-человек вздумал».

Он испугался вдруг, что Вера захочет их познакомить, и быстро пересек дворик. Уже выходя из калитки, не выдержал и обернулся. Оба смотрели ему вслед: Митя все с тем же напряженным прищуром, Вера вопросительно и с досадой, будто хотела что-то сказать, да так и не успела или не смогла…

После ухода Журбы оживление Веры угасло. Она сдержанно объяснила Мите:

– Его зовут Николай. Он снял у деды комнату перед моим приездом.

Митя осторожно прикрыл теплой ладонью ее руку, мягко и заботливо спросил:

– Ты уверена, что он нам не опасен? Чем занимается этот Николай, кто он?

– Знаешь, мне сначала показалось, что он – типичный обыватель, – задумчиво сказала Вера. – Ну, из тех, кто хотел бы переждать грозу на теплой печке. А потом… В общем, странный человек.

Митя засмеялся:

– Люблю загадки! Разгадывать их люблю – слишком неожиданными бывают ответы! – И быстро, как бы невзначай, спросил: – Откуда он приехал? Надолго?

– Кажется, из Симферополя… – наморщила лоб Вера. – А, впрочем, может, я и ошибаюсь. А надолго ли? Нет, не знаю…

– Ты узнай, – посоветовал Митя. – Для нас осторожность – мать крестная! Чтобы не опасаться, ты должна знать о нем все!

Вера так не думала: по ее мнению, достаточно было знать о степени порядочности любого человека, чтобы определить свое отношение к нему. Но спорить с Митей она не решилась.

– А знаешь, – предложила вставая, – давай-ка пить чай!

Встал и Митя.

– Вера, – тихо сказал он, опустив глаза. – Вера, я хочу просить тебя… Пусть не теперь, не сейчас, но мы должны поговорить серьезно. Я вправе рассчитывать, что ты меня выслушаешь?

– Но, Митя…

– Я хочу, чтобы ты знала, – твердо, уже в глаза ей глядя, произнес Митя. – Ты должна знать, Вера: дороже тебя и ближе у меня никого нет!

– Ну хорошо, Митя, потом… – Вера, смущенная его напором, не знала, что отвечать. – Ты прав – мы поговорим, но, пожалуйста, потом! – Она уже не рада была, что позволила себе втянуться в этот разговор – Сейчас я поставлю самовар! – И быстро, не давая Мите ответить, повернулась уходить.

– Не надо, Вера! Я спешу.

– Но ведь ты, наверное, голоден…

– Мне надо идти. Так знай, Вера, что бы ни случилось, знай – кроме тебя, у меня нет никого!

Митя ушел. Стараясь спрятаться от дум своих, тревог и волнений, Вера опять села за машинку, но так и не притронулась к шитью – трудно было отвлечься от душевной сумятицы…

Взгляд ее остановился на широкой полке, тесно заставленной книгами. С раннего детства они с братом проводили каждое лето у деда. Многие любимые ими книги оставались здесь, и с годами их скопилось немало. В раздумье стояла Вера у полки, старые книги казались ей добрыми друзьями: Майн Рид, Купер, Луи Буссенар… Это – неразлучные спутники детства. Потом было открытие великой простоты Пушкина и пронзительной мудрости Толстого, спокойной прелести аксаковских пейзажей и прозрачной чистоты тургеневских героев…

А где же Лермонтов? Вера еще раз обежала взглядом книжную полку и не нашла двух небольших красных томиков с золотым тиснением на переплете. Они могли быть лишь в комнате наверху, где обычно жил брат…

Вера поднялась в мезонин и возле узенькой низкой двери приостановилась, хотя и знала, что Журбы в комнате нет. Потом решительно толкнула дверь.

Все здесь было как прежде. Тщательно застеленная постель, пустой стол, плотно прикрытый шкаф… И красные томики на тумбочке.

Вера взяла книгу, перелистала. Несколько листков, заложенных меж страницами, выскользнули и, покружившись, легли на пол. Вера подняла их. Карандашные наброски…

Везде была она! Смеющаяся, задумчивая, с книгой в руках под вишней…

Вера растерянно оглянулась, будто кто-то невидимый мог объяснить ей, откуда взялись здесь эти рисунки. И только теперь она заметила еще один лист бумаги. И здесь была она – лицо испуганное, глаза широко раскрыты… А рядом – искривленная ухмылка Юрьева, перечеркнутая жирным крестом. Это можно было нарисовать лишь сегодня. Значит, Журба думал о ней?..

– Господи! – в отчаянии прошептала Вера. – Что же он может думать, если ничего, ну ничего не знает!..

Капитан Савин не любил цивильной одежды. И не без основания: даже прекрасно сшитая светлая тройка сидела на нем мешковато. Зато полковник Туманов, облаченный в великолепно отглаженный бостоновый костюм, чувствовал себя прекрасно и держался с врожденной легкостью аристократа.

На автомобиле они доехали до площади Новосильцова: здесь полковник приказал шоферу остановиться – к конспиративной квартире контрразведки не следовало привлекать внимания.

Туманов и Савин шли мимо католической церкви. На серых каменных ступенях стояли английские военные моряки. Туманов, посмотрев на них, негромко сказал:

– Вчера вечером на дредноуте «Аякс» в Севастополь прибыл верховный комиссар Великобритании де Робек. Мне дали знать из штаба, что он намеревается поехать на Южный берег. Сопровождать де Ро– бека будет личный конвой главнокомандующего, но нашу агентуру тоже надо подключить…

«Да кому нужен этот де Робек», – хотелось сказать Савину. Но он промолчал: в Туманове еще не улегся гнев, вызванный его промахом в деле Астахова, затевать спор было бы неразумно.

Они прошли Католическую улицу и свернули на малолюдную Георгиевскую. Остановились у высоких железных ворот. Савин дважды потянул ручку звонка, и почти сразу угрюмый привратник распахнул калитку.

Одноэтажный особняк стоял в глубине сада. В комнате, куда они вошли, зеркально сверкал начищенный паркет, у стены стоял большой буфет, двухъярусная люстра нависала над квадратным столом, вокруг которого выстроились полукресла с высокими спинками.

– Присядем, Василий Мефодиевич, – сказал Тума-нов, посмотрев на часы. – У нас еще есть время. – Они сели, и полковник продолжал: – Сегодня епископ Ве-ниамин справлялся у меня о Грабовской… И, странное дело, у меня возникло ощущение, будто наш преосвященный и митрополит Шептицкий работают в одной упряжке!..

– Ватикан и православная церковь? – удивился Савин.

– Я не о том. Речь об их мирских делах. Епископ Вениамин ориентируется на Францию, и поэтому поддерживает связи даже с Русским бюро, созданным французской разведкой в Константинополе. А Шептицкий?.. В свое время он был настроен пронемецки, не стеснялся даже встречаться с шефом германской разведки полковником Николаи. А теперь? Я не удивлюсь, если узнаю, что теперь его навещают наши французские коллеги. В общем, время покажет. Однако вернемся к Грабовской. Ее маршрут, продуманный вами, приемлем. Когда отправляете?

– В ближайшие дни.

– Хорошо. – Туманов откинулся на спинку кресла. – Это, конечно, не мадам Лаваль, но пусть она выполнит свое предназначение!..

– Мадам Лаваль? – наморщил лоб Савин. – Я, откровенно говоря, плохо верю в историю этой мадам, бывшей одновременно и наемным убийцей и романтиком… Сюжет для бульварных книжонок!

– Вы совершенно правы, – охотно согласился Туманов. – Но что делать – бульварные книжонки рассчитаны на дилетантов! Я, признаться, ни одной приличной книги о разведчиках еще не читал. Вот постарею и сам возьмусь за перо. Да-да, серьезно! Я напишу книгу.

И она будет без всякой примеси фантазий: факты, только факты!

– И начнете ее с жизнеописания «королевы шпионажа» Мата Хари?

– Мата Хари как таковой не было, – серьезно ответил Туманов. – Ее настоящее имя – Маргарита Зелла, и легенды о ней далеки от действительности. Меня же интересует не вымысел, а факт. Нет, я начну с Сун-Тзу… Читая древние рукописи этого китайского военного историка, видишь, что шпионаж был широко распространен в его стране за пятьсот лет до рождения Христова. Так что, по сравнению с китайцами, англичане, кичащиеся многолетним опытом своей разведки, – младенцы. Нет, я напишу книгу, в которой будет рассказано только о лучших разведчиках мира.

– О чекистах тоже расскажете? – попробовал шутить Савин.

Туманов смотрел на него без тени улыбки, и Савин, уже пожалев о шутке, приготовился выслушать очередную колкость в свой адрес. Но Туманов, к удивлению, заговорил спокойно:

Непростительно в нашей профессии умалять достоинства врага, это ведет к неизбежным ошибкам. Ни одного серьезного труда о разведке и контрразведке невозможно сейчас написать, не упоминая чекистов Дзержинского. Давайте порассуждаем! Дзержинский создавал ЧК на голом месте. Подобной организации в мире еще не было, значит, негде позаимствовать опыт, стиль работы, структуру. Но за два с небольшим года они провели не одну блестящую операцию. Вспомните хотя бы «дело Локкарта»: перед ЧК спасовал даже такой человек, как Сидней Рейли, а был богом английской разведки. Да и мы с вами… Всегда ли единоборство с чекистами заканчивается в нашу пользу? Вот и подумайте: откуда у них такие успехи?

– Я думал об этом, Александр Густавович. И не раз. Однако ответа на вопрос так и не нашел.

– Ответ есть, Василий Мефодиевич. Дзержинский привлек к работе людей, не просто одержимых идеями большевизма, а тех, кто имел ко всему еще и опыт борьбы с жандармской агентурой, опыт подполья. Понимаете? Все, чему в свое время учили нас, эти люди знают достаточно хорошо, но – обратите внимание! – с другой, неведомой нам стороны. И это не все. Хотим мы того или нет, но над нами довлеет груз традиций – как хороших, так и плохих. А сотрудники Дзержинского ими не связаны: ЧК еще лишь создает свои традиции. В общем, смею вас заверить, Василий Мефодиевич, нам есть чему поучиться у этих людей!..

Приоткрылась дверь, и привратник бесцветным голосом доложил:

– Аким здесь.

– Пусть войдет, – кивнул Туманов.

Появился Аким. На мгновение остановился у порога, привыкая к полумраку, прищурил темные глаза. Его смуглое, спокойное лицо оживилось, когда он увидел, что в комнате не только капитан Савин, но и начальник контрразведки.

– Здравствуйте, господа! – негромко сказал Аким. – Я не опоздал?

– Отнюдь! – улыбаясь, Туманов шагнул к нему, пожал руку. – Вы точны по обыкновению! Проходите, садитесь. – Придерживая Акима под руку, прошел вместе с ним к креслам.

«Все-таки надо отдать шефу должное, – невольно отметил Савин, – умеет демонстрировать свое обаяние! Правда, и агент того стоит!..»

Некоторое время Туманов говорил с Акимом о незначительном, спрашивал, не нуждается ли он в чем-нибудь, – это было естественное, общепринятое начало разговора с агентами. Полковник излучал доброжелательность, но Савин все же подмечал в его голосе оттенок глубоко скрытой снисходительности – она появлялась всякий раз, когда полковник обращался к людям необходимым, но малоуважаемым. Впрочем, это не слишком занимало сейчас Савина: он думал об Акиме.

Агентурной работой Савин занимался давно, и кого только ни довелось повидать ему в этой роли: мужчины и женщины, пожилые и совсем юные, великосветские денди и проститутки… Разные характеры отличали известных ему агентов-провокаторов. Как правило, все они начинали одинаково: сломавшись, новоявленные агенты пытались оплатить свою жизнь или свободу как можно меньшей ценой – за этим стояли угрызения совести, желание не перегружать грехами запроданную душу. Потом, позже, все шло обычно по-иному, но это – потом, когда человек уже понимал, что выхода нет и не будет. Иначе получилось с Акимом,

Человек, проходивший теперь в тайных списках контрразведки под этим именем, был задержан случайно. Трудно сказать, чем бы все это кончилось, не попади он на допрос к генералу Климовичу, который не знал тогда ни настоящего имени арестованного, ни роли его в симферопольском подполье.

Климович психологических подходов не признавал: он шел напролом – кричал, запугивал, бил… В данном случае достаточно было окрика: арестованный сразу согласился сотрудничать с контрразведкой. Тут же, назвав несколько явок и паролей, доказал, что это не пустые слова. Ему инсценировали побег, и подпольщики, радуясь его удаче, не знали, что отныне каждый из них, столкнувшись с Акимом, доверившись ему, обрекают себя…

Аким работал хладнокровно, точно и беспощадно. Не ожидая очередных заданий, сам подсказывал их. Глядя на него, капитан Савин хотел понять: что движет этим человеком? Страсть к деньгам, патологическая жестокость?

Словно догадавшись, что мысли Савина обращены к нему, Аким взглянул на капитана в упор и тут же отвел глаза.

– Ну что ж, теперь о наших севастопольских делах, – перешел наконец к главному полковник Тума-нов. – Как вас здесь встретили… товарищи? – Начальник контрразведки усмехнулся.

– Пока все хорошо, – ответил Аким.

– Ну а главное, то, ради чего мы вас вызвали в Севастополь?

– Удивительная у нас работа! – засмеялся Аким. – Бывает, землю под собой роешь, чтобы выяснить какой-то пустяк, под удар себя ставишь, а в итоге – пшик! А на этот раз… В общем, имею удовольствие доложить, что человек, разыскиваемый в связи с известными событиями на большевистской явке в Симферополе, прожинает здесь. Адрес я установил. Зовут его Николай.

– Но почему вы уверены, что это именно тот человек? – спросил Савин. Он все еще не верил в удачу.

– Во-первых, словесный портрет, – отозвался Аким. – Во-вторых… Он появился здесь на следующий день после провала в Симферополе. Согласитесь, что такие совпадения маловероятны.

– Кто хозяин квартиры? – спросил Туманов.

– Хозяин – отставной боцман, он не представляет для нас интереса, – ответил Аким. Скороговоркой добавил: – Вместе с боцманом живет его внучка.

Туманов и Савин переглянулись, как бы сверяя впечатления: им показалось, что агент чего-то не договаривает, и это настораживало.

– Не знаете, почему он остановился именно там? – спросил Савин.

– Боцман был знаком с его отцом. Раньше этот Николай жил в Севастополе. – Какая-то нервная, по– прежнему непонятная торопливость звучала в голосе Акима. – И вот что любопытно. Я сообщал Василию Мефодиевичу, что подпольщики ждут некоего Петровича. Думаю, что ждет этого человека и Николай. Фактов у меня нет, но знаете – интуиция подсказывает…

– Значит, опять Петрович… – медленно проговорил Туманов. – Видимо, он и прочитал шифрованное объявление Николая в Симферополе, согласны, Василий Мефодиевич?

– Вполне возможно. Скорее всего, именно так.

– Да, конечно, так, – как бы подводя черту под своими размышлениями, вздохнул Туманов. – Ваши соображения, капитан?

– Думаю, кому поручить слежку за Николаем. Чтобы и на этот раз не ушел…

Туманов чуть помолчал, посмотрел на Савина.

– А ведь уйдет, Василий Мефодиевич. Опять уйдет, – мягко, даже ласково проговорил он, и тут же в голосе его прозвучали отметающие нотки. – Нет! Никакой слежки!

– Но как же… – удивился Аким, – как мы узнаем?

– А с вашей помощью, – Туманов легко встал, прошелся по комнате. – Подполье – вот единственный ключ! Туда обратился за помощью Николай. И еще не раз обратится! Значит, ваша задача – знать обо всем, что происходит в подполье. Мне нужен Петрович. Я понимаю, как это трудно, но что делать – мне очень, очень нужен Петрович!

Начальник контрразведки подошел к буфету, достал рюмки и бутылку старого шустовского коньяка.

– Выпьем, – едва ли не весело сказал он, разливая коньяк, – выпьем за удачу! И, кроме того, это подкрепит наши силы перед дальнейшим разговором…

Они выпили. Аким поперхнулся, пробормотав извинения, поспешно вышел.

– Положение у него и впрямь не из легких, – произнес Савин.

– Не жалейте его, капитан. Это все-таки мразь. – Осторожно, двумя пальцами, полковник взял рюмку Акима, брезгливо отставил ее на край стола. – Вы думаете, зачем он вышел? Понял, что мы заметили его недоговорки и решил взять тайм-аут – хочет собраться с мыслями.

– Ну, это он напрасно! – покачал головой Са-вин. – Куда он денется?

– Да вот и я так думаю…

За дверью послышались шаги – возвращался Аким.